В семидесятые, когда играли мы с Володей Петровым и Валерием Харламовым, картина была куда радужнее. В СССР на высшем уровне отчетливо представляли себе огромную роль хоккея как средства пропаганды советского образа жизни. Я не могу сказать, что все делалось правильно, тем не менее за счет концентрации сил в Москве, особого отношения к сборной страны мы могли быть первыми на мировой арене. Это подчеркивают и наши встречи с профессионалами из НХЛ.
После того как я завершил играть, ЦСКА еще два раза выезжал за океан. И в НХЛ ничего не могли поделать с армейцами. В 1985–1986 годах москвичи поразили североамериканских специалистов, выиграв в пяти матчах из шести. Причем в числе проигравших оказались «Эдмонтон Ойлерз» — лидер НХЛ, титулованный «Монреаль». Их поражения были жестокими — 3:6 и 1:6. И в 1988–1989 годах ЦСКА выиграл серию у клубов НХЛ — 4 победы, ничья и 2 поражения. И в 1989 году в Москве мои одноклубники победили сильнейший по тем временам «Калгари Флеймз» — 2:1. Только под Новый год ЦСКА уступил клубам НХЛ в трех матчах 1:2. Но вышло так из-за того, что у армейцев начались проблемы с составом. Приближался распад СССР и огромный шаг назад ЦСКА.
Тренер — профессия неблагодарная
После того как я завершил играть, ЦСКА еще два раза выезжал за океан. И в НХЛ ничего не могли поделать с армейцами. В 1985–1986 годах москвичи поразили североамериканских специалистов, выиграв в пяти матчах из шести. Причем в числе проигравших оказались «Эдмонтон Ойлерз» — лидер НХЛ, титулованный «Монреаль». Их поражения были жестокими — 3:6 и 1:6. И в 1988–1989 годах ЦСКА выиграл серию у клубов НХЛ — 4 победы, ничья и 2 поражения. И в 1989 году в Москве мои одноклубники победили сильнейший по тем временам «Калгари Флеймз» — 2:1. Только под Новый год ЦСКА уступил клубам НХЛ в трех матчах 1:2. Но вышло так из-за того, что у армейцев начались проблемы с составом. Приближался распад СССР и огромный шаг назад ЦСКА.
Тренер — профессия неблагодарная
В сезоне 1979–1980 годов я был признан лучшим хоккеистом Европы. Несмотря на неудачу на Олимпиаде-80, собирался еще поиграть в сборной и ЦСКА. Но все получилось не так, как планировал.
Вообще в советское время к возрастным хоккеистам относились настороженно, даже если они были лидерами клубов и входили в сборную. Например, если случилось две-три травмы, то тренеры сразу с начальством это дело обсуждали, мол, пора тому или иному мастеру заканчивать. И, конечно, периодически в паспорт заглядывали, невзирая на качество игры, физическое состояние. Естественно, не просто игроков отчисляли, а готовили им замену.
Это вещь, на мой взгляд, небесспорная. Почему в НХЛ полно хоккеистов такого возраста, в котором я был вынужден закончить играть? Там надо показывать максимальный результат сегодня. Поэтому в июле 2005 года хозяева «Детройта» обсуждали варианты годового контракта с 40-летним Стивом Айзермэном. Стороны пришли к соглашению, и этот замечательный хоккеист продолжает играть в своем двадцать третьем сезоне именно за «Детройт», что является рекордом НХЛ. В том же возрасте, что и Айзермэн, и в том же клубе вполне прилично играл Игорь Ларионов, а Сергея Федорова вообще в тридцать шесть ветераном не считали. Правда, в последние два сезона ему пришлось пережить не лучшие времена, долго не складывалась игра после ухода из «Детройта». Но, посмотрите, Сергей весной 2008 года оказался в «Вашингтоне», и выяснилось, что он еще в состоянии играть вполне прилично. Не случайно его в сборную России на чемпионат мира-2008 пригласили. И отыграл он на нем замечательно, лишний раз показав, что нельзя о людях судить только по анкетным данным. Хороший пример и у Сергея Зубова, он в 38 лет остается одним из лучших защитников в НХЛ и, естественно, в «Далласе» на первых ролях. Один из самых последних примеров — капитан «Детройта» шведский защитник Никлас Лидстрем, ему, как говорится, под сорок, но как великолепно он играет! В финальной серии-2008 между «Красными Крыльями» и «Питсбургом» Лидстрем был центральной фигурой в своем клубе, проводил на льду, и по меркам НХЛ, огромное количество времени, в пятом матче, длившемся более 109 минут, отыграл почти час, в решающем — шестом — провел на льду 28 минут из 60 игровых. Согласитесь, здесь комментарии излишни, поскольку вклад Никласа в выигрыш хоккеистами из «Детройта» поистине бесценен. Ну а про Криса Челиоса, которому сейчас под пятьдесят, и говорить не стоит… Таких примеров в НХЛ было и есть множество. Собственно, это для заокеанского хоккея — традиция. К тому же не секрет, что звезды солидного возраста довольно часто делали результаты. В НХЛ, если надо, не стесняются пригласить возрастного игрока на сезон. Или вообще на плей-офф.
Справедливости ради замечу, что и у нас в России сейчас понимают, что надо выигрывать сегодня, приглашают опытных хоккеистов для решения конкретных задач. И те оправдывают надежды. Например, Андрей Коваленко был истинным лидером «Северстали», а в последнем плей-офф чемпионата России великолепно отыграл в ярославском «Локомотиве» Алексей Яшин, названный лучшим в решающих поединках. Увы, в мои времена были, как говорилось выше, иные правила. Я считаю, не слишком справедливые. И я удовлетворен тем, что сейчас все обстоит иначе. Мы живем в профессиональном хоккейном мире, где, как и прежде, первостепенное дело — результат. Однако хозяева клубов ждать не особо хотят, они ждут быстрых побед. И поэтому не стесняются пригласить возрастного хоккеиста на один сезон. Действительно, какой смысл думать, скажем, на пять лет вперед, когда в ходу рыночные отношения, есть широкий спектр агентских услуг, возможность выбора, если, конечно, имеются средства. И ветераны на хоккейном рынке нынче, я подчеркну, в цене.
Действительно, чей вклад в игру того или иного клуба вызывает наибольшее уважение? Не умаляя достоинств хоккеистов, находящихся в расцвете сил, наших современных российских звезд, позволю себе сказать, что это классные хоккеисты с огромной практикой, те, которым за тридцать. Это естественно, с возрастом приходят опыт, умение контролировать себя, понимание игры, такие мастера умеют экономить силы, стараются не делать ничего лишнего. И, в общем, неплохо подготовлены в физическом отношении. Конечно, есть у нас в клубах способные игроки золотого хоккейного возраста, есть неплохая молодежь. Но ветераны точно не доигрывают. При этом надо подчеркнуть, что, безусловно, по сравнению с прошлым ситуация изменилась. Новые методы подготовки, восстановления помогают возрастным хоккеистам находиться в полном порядке.
В мое время с психологической точки зрения расставаться с большим хоккеем было, как известно, далеко не просто. Это этапный период в жизни. Сегодня не все знают, сколь сложным и опасным был этот процесс в советские времена. Сейчас все по-другому. Современные хоккеисты, в отличие от нас, советских, люди более прагматичные, в основном состоятельные, у них не возникает финансовых проблем. Они находят себе место в жизни. Причем далеко не все стремятся стать тренерами, зная, сколь это сложная и трудоемкая работа, требующая, кроме всего прочего, огромных нервных затрат. Есть, конечно, звездные мастера, решившие стать наставниками и работающие с командами мастеров в России. Например, Вячеслав Быков и Андрей Хомутов, бывший энхаэловец Андрей Назаров… Но Александр Могильный, Павел Буре, Алексей Касатонов, Сергей Макаров и многие другие асы не стоят у бортика и игрой не руководят.
Если говорить о выборе профессии после завершения хоккейной карьеры на сегодня, то настоящее положение дел, в целом, можно назвать достаточно благоприятным, поскольку есть главное — возможность выбора, при котором ошибка не имеет решающего значения. Ну, не получилось ничего, скажем, в бизнесе, можно вернуться в хоккей. А если просто затягивается все с перспективами, то есть время подумать основательно, не беспокоясь о том, как содержать семью, поискать новое для себя занятие. Но все равно и теперь, при всех положительных моментах, на мой взгляд, сама перестройка отнимает массу энергии. Ведь меняется образ и ритм жизни. В конце концов, и организму надо перестраиваться.
В Советском Союзе, если говорить просто, у многих ломался не только привычный жизненный уклад. С одной стороны, приятно постоянно находиться вместе с семьей, но рядом по старой памяти были друзья, желающие посидеть в компании с известным человеком. Кто-то привыкал к спиртному. И, если этого и не случалось, то все равно у многих начинались финансовые проблемы, не все жены помогали пережить трудное время — помочь, поддержать, успокоить. Собственно, им самим предстояло справиться с массой проблем, и это требовало прежде всего психологической устойчивости, терпения. Не в последнюю очередь нужна была любовь, которая помогала бы сохранять семьи, находить новое место в жизни и добиваться самодостаточности.
Мне предложили работу тренера в команде мастеров. В подобной ситуации я как бы продолжал жить в привычном ритме. Но так казалось только на первый взгляд. Окунулся в новую для себя сложнейшую работу и понял — надо еще доказать, что готов к роли наставника.
Если кто-то занимает пост главного тренера, то это налагает на человека большую ответственность. Требуется выработать манеру поведения, форму общения с игроками, научиться быть педагогом в полном смысле этого слова. Конечно, хорошо, если ты Мастер, тогда ребята тебе доверяют, с ними легче общаться. Но все равно надо учиться, иначе подопечные поймут, что ты не лучше их, а это самое страшное. Наставник просто обязан идти впереди хоккеистов хотя бы на пару шагов.
Считаю, что у тренера серьезные физические нагрузки. Ведь кроме тренировок, матчей требуется заниматься многими важными вещами. Готовить планы, определять нагрузки, выбирать тактику игры, нельзя было ошибаться в приобретении хоккеистов. Поскольку в мое время поменять того, кто не подошел в состав, было сложно. Это не сейчас — купил десяток хоккеистов, просмотрел их в межсезонье и ненужного игрока выставил на трансфер — на продажу. И почти всегда находятся покупатели.
Наверное, имеет немалое значение и тот факт, что в советские времена тренер был в клубе первым лицом и отвечал за все, вплоть до того, что «выбивал» подопечным квартиры или машины, решал вопросы по премиям. Руководство добровольного спортивного общества или ведомства доверяло ему, в учебно-тренировочный и селекционный процесс не вмешивалось. Пожалуй, я принял все эти условия игры. Причем по ходу новой работы пришлось после распада СССР перестраиваться. Роль тренера изменилась, он стал во многом зависимым человеком, которого при случае можно, что называется, «турнуть». Да и сами взаимоотношения тренера с руководителями и хозяевами клубов сегодня, на мой взгляд, довольно сложные. У тех, кто правит балом, довольно часто находятся советчики, нашептывающие, что, мол, наставник ваш то и это неправильно делает. Так порой зарождается сомнение, которое затем в недоверие перерастает. И как ты ни тужься, что-либо изменить трудно. Причем весьма огорчительно, что в спорных ситуациях профессионал не может доказать свою правоту дилетанту. Согласитесь, унизительно выслушивать претензии, являющиеся в основном плодом воображения. Есть тренеры, которые отвечают на критику резко. Возникает конфликт, заканчивающийся, как правило, отставкой.
В целом мое становление проходило как бы поэтапно. Даже при удачном развитии событий перестройка «игрок — тренер» требует дополнительных усилий. Здесь, независимо от уровня игры, хоккеист должен все переосмыслить, почувствовать, что он в состоянии провести свои задумки в жизнь. Потом, к тренерской профессии, как говорят, должна лежать душа. Необходимо, как в игре, сказать себе — надо — и вступать в новую роль с яростным желанием добиться успеха. Кроме того, в любом случае сам момент завершения карьеры мало у кого проходил безболезненно.
Вообще, тренер и игрок — профессии разные. Хоккеист отработал, скажем, шесть часов и свободен. Тренер занят примерно по двенадцать часов в день. Это неудивительно — надо поработать над планами, посмотреть по видео тот или иной матч, в то время, когда я работал в Питере, и, естественно, впоследствии это отнимало немало времени. Тогда еще не было возможности вырезать какой-то отдельный фрагмент, и оператор крутил весь матч, множество раз «отматывая» пленку назад.
Так вот, переход к новой работе был у меня далеко не безоблачным. Сложными стали сразу несколько периодов. Сначала — непосредственное завершение карьеры. После того как сборная СССР на Олимпиаде 1980 года уступила золотые медали американцам, в ЦСКА после завершения сезона состоялся банкет, посвященный выигрышу нашим клубом первенства страны. Как капитан сборной и ЦСКА, я выступил на нем и высказался откровенно, подчеркнул, что не надо неудачу в США сваливать только на игроков. Не стоит вдаваться в чисто хоккейные подробности, поскольку всегда надо в первую очередь спрашивать с себя. Но в определенной степени сосредоточиться на злополучной игре с американцами нашим хоккеистам мешали. Как правило, в ту пору на Игры ездило немало начальников, и они перед матчем с американцами буквально нашептывали хоккеистам: проворачивайте в пиджаках дырочки для наград. И эти приступы эйфории явно не шли на пользу. До начала Олимпиады советская команда сборную США несколько раз крупно обыграла, казалось, нет у них шансов, но тут и выплыл этот злополучный матч.
Я не сказал на том банкете ничего лишнего, хотел, чтобы не унижали ребят. Но искать справедливость — дело, мягко говоря, неблагодарное. В общем, что называется, попал под «колпак». Мною начали заниматься капитально.
Через некоторое время меня вызвали в Главное политическое управление Министерства обороны СССР — я, член партии, обязан был дать объяснение, почему так выступил на банкете. В этот момент я уже понял многое, почти наверняка знал — меня хотят убрать, но отступать не собирался, заявил, что отвечаю за свои слова и готов повторить все сначала, если потребуется. Рассказал откровенно, что я теперь фигура неугодная и от меня будут избавляться. В ГлавПУРе меня выслушали внимательно, говорят — посмотрим, не надо заранее прогнозы делать.
На мой взгляд, это была лишь отговорка, отсрочка объявления приговора. Я ни на мгновение не сомневался, что информация о том, как со мной поступят, в ГлавПУРе имелась. В общем, стал ждать, как будут разворачиваться события. Понимал, что торопиться «убирать» меня нет смысла. Осенью включили в сборную. Я оставался ее капитаном, участвовал в серии товарищеских матчей в гостях со сборными Финляндии, Швеции и ЧССР. В них не играл из-за травмы Владимир Петров, и звено выглядело так: Борис Михайлов — Валерий Харламов — Владимир Кругов. Семь встреч сборная СССР выиграла и одну завершила вничью. Тройка смотрелась совсем неплохо, регулярно забивала. 12 сентября в самом сложном поединке в Праге Харламов и Кругов забросили по шайбе, сыграли 2:2. А перед этим, когда победили 5:3, мне удалось провести два гола. Чувствовал, что нахожусь в оптимальном состоянии. Но тогда не знал, что эти две шайбы были для меня последними в составе национальной команды.
Начался чемпионат Советского Союза, и Виктор Васильевич Тихонов перестал доверять мне место в составе ЦСКА. Перед важным матчем со «Спартаком» подошел и сказал, чтобы я помогал ему на скамейке — опять не прошел в состав. Тут я пришел к выводу, что больше вообще за ЦСКА не выступлю, не говоря уж о сборной. Естественно, не имея игровой практики, не мог рассчитывать на участие в призе «Известий». Это, собственно, решало практически все. Тем более что незадолго до этого Тихонов подошел и предложил закончить играть, то же самое советовал Валентин Сыч, начальник управления зимних видов Госкомспорта. Причем Валентин Лукич делал это мягко, но дал понять, что вариантов нет. Подчеркнул, что Михайлова, конечно, уважают и намереваются принять участие в его дальнейшей судьбе.
«Борис, — говорил Сыч, — мы решили, что ты должен стать главным тренером молодежной сборной, на носу чемпионат мира, и можешь хоть завтра ехать принимать команду».
Я с предложением Сыча согласился. Оно действительно было довольно лестным. С молодежной сборной было бы интересно работать. Много классных игроков через эти соревнования проходили, те же Игорь Ларионов, Владимир Кругов, Мате Нэслунд и Томми Самуэльссон из Швеции, чехи Владимир Ружичка и Петр Бжиза, Уэйн Гретцки и Майк Гартнер из Канады, в общем, список внушительный можно составить, и по тем годам, и позднее. Взял я имена просто наиболее звездных игроков.
Считал, что молодежная сборная — это, по советским временам, удачное продолжение карьеры, я же оставался в большом хоккее. И не требовалось кардинальной перестройки.
Однако мне не хотелось ничего делать в спешке, я сказал, что приступлю к работе чуть позже, с прицелом на следующий чемпионат мира. Кроме того, я не мог бестактно поступить по отношению к тренерам молодежной сборной. Проще сказать, прийти на «живое место».
В общем, проводили меня из большого хоккея. Я начал готовиться к работе со сборной, написал план, посмотрел конспекты, которые я вел, играя в ЦСКА, наверное, последние лет пять, после беседы с Кулагиным и Колосковым, которые посоветовали мне подумать о выборе профессии. Потом лег в госпиталь, сделал операцию на ноге, восстановился. И отправился в управление хоккея Госкомспорта СССР, как говорится, наниматься на работу. Но, смотрю, его начальник Анатолий Михайлович Кострюков что-то мнется, ни да, ни нет. Ничего путного не говорит Сыч. Я конечно, понял, что меня «отцепили» от сборной. И, скорее всего, предложения делались для того, чтобы я играть закончил. Собственно, на мне это никак не отразилось. Переживать не стал, поскольку знал, что я такой не один. А чуть позже я убедился, что руководители хоккея знали о том, что меня ждет дальше.
Самостоятельно заниматься трудоустройством я, естественно, не мог. Как майор Советской Армии, был обязан явиться к армейскому начальству. Отправился в спорткомитет Министерства обороны. Его председатель — контрадмирал Анатолий Шашков — принял и сразу сказал, что все знает про молодежную сборную, понимает мое состояние. «Но, может, это совсем неплохо, — заметил он, — ты имеешь шанс сразу начать работать с командой мастеров, хорошая будет проверка». Вот это да — подумал я про себя. А Шашков тут же предложил отправиться в Ленинград — возглавить СКА. Казалось, что может быть лучше? Сразу со льда на пост главного тренера высшей лиги. Такого в практике отечественного хоккея почти не случалось. Во всяком случае, помнится, что Борис Майоров меньше чем через год после завершения карьеры принял «Спартак».
Получил я командировку в Ленинград, встретился там с командующим Ленинградским военным округом и начальником СКА. Но не торопился принимать СКА, поскольку на это была веская причина. Сразу сказал, что работать не могу, ибо в команде есть главный тренер — мой друг Игорь Ромишевский. Тянуть в СКА не стали: не хотите соглашаться — не надо, мы в любом случае Ромишевского снимем. Команда выступает неудовлетворительно, ей придется играть в переходном турнире. Так что решайте.
Это меняло дело, я успокоился, потому что не шел на место Ромишевского. Посмотрел две встречи СКА в Москве. Понял, что проблем много, но армейцы были сильнее явных аутсайдеров из уфимского «Салавата Юлаева» и минского «Динамо». Уже в начале переходного турнира приехал на матч СКА со спортклубом имени Урицкого в Казань. Там 1 февраля 1981 года меня и представили как главного тренера.
Надо сказать, что команда по составу была способной решить на тот период задачу остаться в высшей лиге. Так оно и вышло. Из опытных игроков в СКА тогда были вратарь Сергей Черкас, защитники Александр Малюгин, Виктор Кузьмин, Владимир Локотко (он вместе со мной играл в ЦСКА), нападающие Саша Андреев, Владимир Боков, братья Солодухины, Сергей Жуков, Андрей Андреев, Александр Михайлов. Все они отнеслись ко мне с уважением, я не чувствовал себя в СКА инородным телом. И город меня принял хорошо. На встречах в округе, в клубе, в горкоме партии меня поддержали. Сразу выделили квартиру на улице Рубинштейна, служебную машину. Устроила меня и база на Звенигородской улице, в черте города.
Конечно, я отдавал себе отчет в том, что СКА — не ЦСКА, но хотел получить максимально возможный результат. Летом успешно защитил свой план учебно-тренировочного процесса в управлении хоккея, принимали его Анатолий Кострюков и сотрудники комплексной научной группы. Анатолий Михайлович был удовлетворен. «Борис — говорит, — план у тебя сделан грамотно. Теперь надо приобретать практический опыт. Надеюсь, получится. Хорошо, что ты второй раз нашел себя в хоккее». В общем, поддержал.
Да, в СССР существовала такая практика как бы сдавать экзамены — защищать план подготовки к сезону. Тогда был профессиональный тренерский совет, имеющий немалые полномочия, контролирующие функции. На нем вырабатывалось наиболее перспективное направление в подготовительном процессе, на тренировках в ходе сезона, естественно, обращали внимание на то, чтобы работа шла в традиционных рамках советской хоккейной школы. Именно подготовка в межсезонье была фундаментом успеха. Заложив основу, было проще решать задачи ледовой подготовки.
Я понимал все это, видел, как работают многие знаменитые тренеры, но не собирался кого-то копировать, хотя имел планы, как использовать опыт Анатолия Тарасова, Аркадия Чернышева, Константина Локтева, Всеволода Боброва. Но скажу, что манера поведения, подход к работе у меня были собственные. Стремился находить свои пути решения различных задач. Конечно, сложна тренерская профессия. Наставник должен беззаветно любить хоккей, уметь заниматься анализом, подбором стиля игры, тактическими построениями, знать, как точно расставить хоккеистов по позициям, сочетаниям. Естественно, я работал над устранением ошибок, изучал соперников.
Тем не менее поначалу дела складывались далеко не просто. Результаты предсезонной подготовки оказались ниже, чем я запланировал. Были претензии к хоккеистам в смысле организации игры, коллективных действий. Проще сказать, я не мог добиться от игроков заметного роста, нервничал. Происходило это, конечно, от недостатка опыта.
В то время у меня состоялся важный разговор с Валентином Александровичем Быстровым, первым ленинградцем, выступавшим в сборной СССР, заслуженным тренером России. Он сказал: «Борис, ты подходишь к игрокам по привычным для тебя меркам. Но ЦСКА и СКА — не одно и то же. Здесь хоккеисты классом ниже, надо оценивать ребят по возможностям, отношению к делу и с учетом этого строить тренировочный процесс. А вы говорите сейчас на разных языках».
Я проанализировал положение дел. В ЦСКА, например, при атаке двое против одного за три неудачные попытки тренеры нас ругали. В Питере я требовал забросить в подобной ситуации хотя бы одну шайбу с пяти-шести попыток, но и это не всегда получалось. Тем не менее я трагедии из этого уже не делал, смотрел на вещи реально. Но при всем том я все-таки чувствовал, что команда готова прибавить, готовился к тренировкам, которые стал проводить более разнообразно и интенсивно. Претензий со стороны хоккеистов практически не было. Я бы даже сказал, что они стараются помочь мне, уважая как игрока, против которого кто-то из питерцев не раз выступал. Полагаю, и поэтому чемпионат СССР 1981–1982 годов провели мы неплохо. Думаю, что здесь мне здорово помог Владимир Петров. Он решил заканчивать выступления, но я его уговорил стать моим помощником в СКА.
На первом этапе питерские армейцы заняли седьмое место при 12 участниках. В турнире за 5-8-е места также стали седьмыми. Собственно, за исключением ЦСКА, московских «Динамо» и «Спартака», против всех остальных было можно играть.
Считаю, неплохо мы выступили против других команд, стоявших выше. Поделили очки с горьковским «Торпедо», занявшим четвертое место. Один раз обыграли ЦСКА, чемпиона СССР, это был для меня в высшей степени принципиальный матч. Конечно, не случайно так все получалось. Я уже понимал, что при дефиците мастеров нужно сосредоточиться на организации игры. Команда стала более дисциплинированной, научилась играть от обороны, строить контратаки против лидеров, вести активную игру с клубами примерно равными с нами по силам. То есть у меня появилось собственное тренерское кредо. Я не был диктатором, еще с питерских времен старался стать тренером достаточно гибким, умеющим работать на результат, в зависимости от ситуации, и находить контакты с игроками.
Конечно, СКА был командой во всех отношениях со скромными возможностями. Всегда сложно проходил процесс комплектования. В клубе в основном рассчитывали на воспитанников ленинградского хоккея, призывали ребят в армию, но и теряли многих. И в первенстве 1982–1983 годов дела не пошли. В команде не хватало опытного мастера с высоким менталитетом.
Тогда собрались мы с Петровым помочь СКА, так сказать, личным примером. Обратились к председателю спорткомитета Министерства обороны СССР Анатолию Шашкову с просьбой разрешить нам с Петровым играть, чтобы решить задачу сохранения места в высшей лиге. Но он не мог самостоятельно решить этот вопрос. Тогда мы попросили, чтобы нас принял министр обороны СССР Дмитрий Федорович Устинов. Встреча состоялась. Мы объяснили ему ситуацию, говорим — мол, сейчас надо выйти из кризиса, потом будем народ искать. Он понял нас, но принял свое решение. Предложил мне остаться тренером, а Володе рекомендовал играть. С его помощью мы сохранили позиции. А потом потихоньку начали собирать новую команду. Игра стала вырисовываться, костяк появился — Сергей Мыльников, Сергей Жуков, Власов, Всеволод Лавров. В моем третьем сезоне СКА был единственным клубом высшей лиги, обыгравшим ЦСКА. Столичные армейцы шли на рекорд, победили в 39 матчах, оставалось выиграть последний — у скромной команды СКА. Я помню, какие пошли разговоры, что начальство решит этот вопрос в пользу ЦСКА. Мне на этот счет до матча много вопросов задавали — ну как, давят сверху? Давления никакого не было, Тихонов и его команда, наверное, были на все сто процентов уверены в себе. Но мы сдаваться не собирались. Получился увлекательный и напряженный матч. И нам удалось-таки выиграть — 3:1 и лишить ЦСКА рекорда!
Вообще в советское время к возрастным хоккеистам относились настороженно, даже если они были лидерами клубов и входили в сборную. Например, если случилось две-три травмы, то тренеры сразу с начальством это дело обсуждали, мол, пора тому или иному мастеру заканчивать. И, конечно, периодически в паспорт заглядывали, невзирая на качество игры, физическое состояние. Естественно, не просто игроков отчисляли, а готовили им замену.
Это вещь, на мой взгляд, небесспорная. Почему в НХЛ полно хоккеистов такого возраста, в котором я был вынужден закончить играть? Там надо показывать максимальный результат сегодня. Поэтому в июле 2005 года хозяева «Детройта» обсуждали варианты годового контракта с 40-летним Стивом Айзермэном. Стороны пришли к соглашению, и этот замечательный хоккеист продолжает играть в своем двадцать третьем сезоне именно за «Детройт», что является рекордом НХЛ. В том же возрасте, что и Айзермэн, и в том же клубе вполне прилично играл Игорь Ларионов, а Сергея Федорова вообще в тридцать шесть ветераном не считали. Правда, в последние два сезона ему пришлось пережить не лучшие времена, долго не складывалась игра после ухода из «Детройта». Но, посмотрите, Сергей весной 2008 года оказался в «Вашингтоне», и выяснилось, что он еще в состоянии играть вполне прилично. Не случайно его в сборную России на чемпионат мира-2008 пригласили. И отыграл он на нем замечательно, лишний раз показав, что нельзя о людях судить только по анкетным данным. Хороший пример и у Сергея Зубова, он в 38 лет остается одним из лучших защитников в НХЛ и, естественно, в «Далласе» на первых ролях. Один из самых последних примеров — капитан «Детройта» шведский защитник Никлас Лидстрем, ему, как говорится, под сорок, но как великолепно он играет! В финальной серии-2008 между «Красными Крыльями» и «Питсбургом» Лидстрем был центральной фигурой в своем клубе, проводил на льду, и по меркам НХЛ, огромное количество времени, в пятом матче, длившемся более 109 минут, отыграл почти час, в решающем — шестом — провел на льду 28 минут из 60 игровых. Согласитесь, здесь комментарии излишни, поскольку вклад Никласа в выигрыш хоккеистами из «Детройта» поистине бесценен. Ну а про Криса Челиоса, которому сейчас под пятьдесят, и говорить не стоит… Таких примеров в НХЛ было и есть множество. Собственно, это для заокеанского хоккея — традиция. К тому же не секрет, что звезды солидного возраста довольно часто делали результаты. В НХЛ, если надо, не стесняются пригласить возрастного игрока на сезон. Или вообще на плей-офф.
Справедливости ради замечу, что и у нас в России сейчас понимают, что надо выигрывать сегодня, приглашают опытных хоккеистов для решения конкретных задач. И те оправдывают надежды. Например, Андрей Коваленко был истинным лидером «Северстали», а в последнем плей-офф чемпионата России великолепно отыграл в ярославском «Локомотиве» Алексей Яшин, названный лучшим в решающих поединках. Увы, в мои времена были, как говорилось выше, иные правила. Я считаю, не слишком справедливые. И я удовлетворен тем, что сейчас все обстоит иначе. Мы живем в профессиональном хоккейном мире, где, как и прежде, первостепенное дело — результат. Однако хозяева клубов ждать не особо хотят, они ждут быстрых побед. И поэтому не стесняются пригласить возрастного хоккеиста на один сезон. Действительно, какой смысл думать, скажем, на пять лет вперед, когда в ходу рыночные отношения, есть широкий спектр агентских услуг, возможность выбора, если, конечно, имеются средства. И ветераны на хоккейном рынке нынче, я подчеркну, в цене.
В мое время с психологической точки зрения расставаться с большим хоккеем было, как известно, далеко не просто. Это этапный период в жизни. Сегодня не все знают, сколь сложным и опасным был этот процесс в советские времена. Сейчас все по-другому. Современные хоккеисты, в отличие от нас, советских, люди более прагматичные, в основном состоятельные, у них не возникает финансовых проблем. Они находят себе место в жизни. Причем далеко не все стремятся стать тренерами, зная, сколь это сложная и трудоемкая работа, требующая, кроме всего прочего, огромных нервных затрат. Есть, конечно, звездные мастера, решившие стать наставниками и работающие с командами мастеров в России. Например, Вячеслав Быков и Андрей Хомутов, бывший энхаэловец Андрей Назаров… Но Александр Могильный, Павел Буре, Алексей Касатонов, Сергей Макаров и многие другие асы не стоят у бортика и игрой не руководят.
Если говорить о выборе профессии после завершения хоккейной карьеры на сегодня, то настоящее положение дел, в целом, можно назвать достаточно благоприятным, поскольку есть главное — возможность выбора, при котором ошибка не имеет решающего значения. Ну, не получилось ничего, скажем, в бизнесе, можно вернуться в хоккей. А если просто затягивается все с перспективами, то есть время подумать основательно, не беспокоясь о том, как содержать семью, поискать новое для себя занятие. Но все равно и теперь, при всех положительных моментах, на мой взгляд, сама перестройка отнимает массу энергии. Ведь меняется образ и ритм жизни. В конце концов, и организму надо перестраиваться.
В Советском Союзе, если говорить просто, у многих ломался не только привычный жизненный уклад. С одной стороны, приятно постоянно находиться вместе с семьей, но рядом по старой памяти были друзья, желающие посидеть в компании с известным человеком. Кто-то привыкал к спиртному. И, если этого и не случалось, то все равно у многих начинались финансовые проблемы, не все жены помогали пережить трудное время — помочь, поддержать, успокоить. Собственно, им самим предстояло справиться с массой проблем, и это требовало прежде всего психологической устойчивости, терпения. Не в последнюю очередь нужна была любовь, которая помогала бы сохранять семьи, находить новое место в жизни и добиваться самодостаточности.
Мне предложили работу тренера в команде мастеров. В подобной ситуации я как бы продолжал жить в привычном ритме. Но так казалось только на первый взгляд. Окунулся в новую для себя сложнейшую работу и понял — надо еще доказать, что готов к роли наставника.
Если кто-то занимает пост главного тренера, то это налагает на человека большую ответственность. Требуется выработать манеру поведения, форму общения с игроками, научиться быть педагогом в полном смысле этого слова. Конечно, хорошо, если ты Мастер, тогда ребята тебе доверяют, с ними легче общаться. Но все равно надо учиться, иначе подопечные поймут, что ты не лучше их, а это самое страшное. Наставник просто обязан идти впереди хоккеистов хотя бы на пару шагов.
Считаю, что у тренера серьезные физические нагрузки. Ведь кроме тренировок, матчей требуется заниматься многими важными вещами. Готовить планы, определять нагрузки, выбирать тактику игры, нельзя было ошибаться в приобретении хоккеистов. Поскольку в мое время поменять того, кто не подошел в состав, было сложно. Это не сейчас — купил десяток хоккеистов, просмотрел их в межсезонье и ненужного игрока выставил на трансфер — на продажу. И почти всегда находятся покупатели.
Наверное, имеет немалое значение и тот факт, что в советские времена тренер был в клубе первым лицом и отвечал за все, вплоть до того, что «выбивал» подопечным квартиры или машины, решал вопросы по премиям. Руководство добровольного спортивного общества или ведомства доверяло ему, в учебно-тренировочный и селекционный процесс не вмешивалось. Пожалуй, я принял все эти условия игры. Причем по ходу новой работы пришлось после распада СССР перестраиваться. Роль тренера изменилась, он стал во многом зависимым человеком, которого при случае можно, что называется, «турнуть». Да и сами взаимоотношения тренера с руководителями и хозяевами клубов сегодня, на мой взгляд, довольно сложные. У тех, кто правит балом, довольно часто находятся советчики, нашептывающие, что, мол, наставник ваш то и это неправильно делает. Так порой зарождается сомнение, которое затем в недоверие перерастает. И как ты ни тужься, что-либо изменить трудно. Причем весьма огорчительно, что в спорных ситуациях профессионал не может доказать свою правоту дилетанту. Согласитесь, унизительно выслушивать претензии, являющиеся в основном плодом воображения. Есть тренеры, которые отвечают на критику резко. Возникает конфликт, заканчивающийся, как правило, отставкой.
В целом мое становление проходило как бы поэтапно. Даже при удачном развитии событий перестройка «игрок — тренер» требует дополнительных усилий. Здесь, независимо от уровня игры, хоккеист должен все переосмыслить, почувствовать, что он в состоянии провести свои задумки в жизнь. Потом, к тренерской профессии, как говорят, должна лежать душа. Необходимо, как в игре, сказать себе — надо — и вступать в новую роль с яростным желанием добиться успеха. Кроме того, в любом случае сам момент завершения карьеры мало у кого проходил безболезненно.
Вообще, тренер и игрок — профессии разные. Хоккеист отработал, скажем, шесть часов и свободен. Тренер занят примерно по двенадцать часов в день. Это неудивительно — надо поработать над планами, посмотреть по видео тот или иной матч, в то время, когда я работал в Питере, и, естественно, впоследствии это отнимало немало времени. Тогда еще не было возможности вырезать какой-то отдельный фрагмент, и оператор крутил весь матч, множество раз «отматывая» пленку назад.
Так вот, переход к новой работе был у меня далеко не безоблачным. Сложными стали сразу несколько периодов. Сначала — непосредственное завершение карьеры. После того как сборная СССР на Олимпиаде 1980 года уступила золотые медали американцам, в ЦСКА после завершения сезона состоялся банкет, посвященный выигрышу нашим клубом первенства страны. Как капитан сборной и ЦСКА, я выступил на нем и высказался откровенно, подчеркнул, что не надо неудачу в США сваливать только на игроков. Не стоит вдаваться в чисто хоккейные подробности, поскольку всегда надо в первую очередь спрашивать с себя. Но в определенной степени сосредоточиться на злополучной игре с американцами нашим хоккеистам мешали. Как правило, в ту пору на Игры ездило немало начальников, и они перед матчем с американцами буквально нашептывали хоккеистам: проворачивайте в пиджаках дырочки для наград. И эти приступы эйфории явно не шли на пользу. До начала Олимпиады советская команда сборную США несколько раз крупно обыграла, казалось, нет у них шансов, но тут и выплыл этот злополучный матч.
Я не сказал на том банкете ничего лишнего, хотел, чтобы не унижали ребят. Но искать справедливость — дело, мягко говоря, неблагодарное. В общем, что называется, попал под «колпак». Мною начали заниматься капитально.
На мой взгляд, это была лишь отговорка, отсрочка объявления приговора. Я ни на мгновение не сомневался, что информация о том, как со мной поступят, в ГлавПУРе имелась. В общем, стал ждать, как будут разворачиваться события. Понимал, что торопиться «убирать» меня нет смысла. Осенью включили в сборную. Я оставался ее капитаном, участвовал в серии товарищеских матчей в гостях со сборными Финляндии, Швеции и ЧССР. В них не играл из-за травмы Владимир Петров, и звено выглядело так: Борис Михайлов — Валерий Харламов — Владимир Кругов. Семь встреч сборная СССР выиграла и одну завершила вничью. Тройка смотрелась совсем неплохо, регулярно забивала. 12 сентября в самом сложном поединке в Праге Харламов и Кругов забросили по шайбе, сыграли 2:2. А перед этим, когда победили 5:3, мне удалось провести два гола. Чувствовал, что нахожусь в оптимальном состоянии. Но тогда не знал, что эти две шайбы были для меня последними в составе национальной команды.
Начался чемпионат Советского Союза, и Виктор Васильевич Тихонов перестал доверять мне место в составе ЦСКА. Перед важным матчем со «Спартаком» подошел и сказал, чтобы я помогал ему на скамейке — опять не прошел в состав. Тут я пришел к выводу, что больше вообще за ЦСКА не выступлю, не говоря уж о сборной. Естественно, не имея игровой практики, не мог рассчитывать на участие в призе «Известий». Это, собственно, решало практически все. Тем более что незадолго до этого Тихонов подошел и предложил закончить играть, то же самое советовал Валентин Сыч, начальник управления зимних видов Госкомспорта. Причем Валентин Лукич делал это мягко, но дал понять, что вариантов нет. Подчеркнул, что Михайлова, конечно, уважают и намереваются принять участие в его дальнейшей судьбе.
«Борис, — говорил Сыч, — мы решили, что ты должен стать главным тренером молодежной сборной, на носу чемпионат мира, и можешь хоть завтра ехать принимать команду».
Я с предложением Сыча согласился. Оно действительно было довольно лестным. С молодежной сборной было бы интересно работать. Много классных игроков через эти соревнования проходили, те же Игорь Ларионов, Владимир Кругов, Мате Нэслунд и Томми Самуэльссон из Швеции, чехи Владимир Ружичка и Петр Бжиза, Уэйн Гретцки и Майк Гартнер из Канады, в общем, список внушительный можно составить, и по тем годам, и позднее. Взял я имена просто наиболее звездных игроков.
Считал, что молодежная сборная — это, по советским временам, удачное продолжение карьеры, я же оставался в большом хоккее. И не требовалось кардинальной перестройки.
Однако мне не хотелось ничего делать в спешке, я сказал, что приступлю к работе чуть позже, с прицелом на следующий чемпионат мира. Кроме того, я не мог бестактно поступить по отношению к тренерам молодежной сборной. Проще сказать, прийти на «живое место».
В общем, проводили меня из большого хоккея. Я начал готовиться к работе со сборной, написал план, посмотрел конспекты, которые я вел, играя в ЦСКА, наверное, последние лет пять, после беседы с Кулагиным и Колосковым, которые посоветовали мне подумать о выборе профессии. Потом лег в госпиталь, сделал операцию на ноге, восстановился. И отправился в управление хоккея Госкомспорта СССР, как говорится, наниматься на работу. Но, смотрю, его начальник Анатолий Михайлович Кострюков что-то мнется, ни да, ни нет. Ничего путного не говорит Сыч. Я конечно, понял, что меня «отцепили» от сборной. И, скорее всего, предложения делались для того, чтобы я играть закончил. Собственно, на мне это никак не отразилось. Переживать не стал, поскольку знал, что я такой не один. А чуть позже я убедился, что руководители хоккея знали о том, что меня ждет дальше.
Самостоятельно заниматься трудоустройством я, естественно, не мог. Как майор Советской Армии, был обязан явиться к армейскому начальству. Отправился в спорткомитет Министерства обороны. Его председатель — контрадмирал Анатолий Шашков — принял и сразу сказал, что все знает про молодежную сборную, понимает мое состояние. «Но, может, это совсем неплохо, — заметил он, — ты имеешь шанс сразу начать работать с командой мастеров, хорошая будет проверка». Вот это да — подумал я про себя. А Шашков тут же предложил отправиться в Ленинград — возглавить СКА. Казалось, что может быть лучше? Сразу со льда на пост главного тренера высшей лиги. Такого в практике отечественного хоккея почти не случалось. Во всяком случае, помнится, что Борис Майоров меньше чем через год после завершения карьеры принял «Спартак».
Получил я командировку в Ленинград, встретился там с командующим Ленинградским военным округом и начальником СКА. Но не торопился принимать СКА, поскольку на это была веская причина. Сразу сказал, что работать не могу, ибо в команде есть главный тренер — мой друг Игорь Ромишевский. Тянуть в СКА не стали: не хотите соглашаться — не надо, мы в любом случае Ромишевского снимем. Команда выступает неудовлетворительно, ей придется играть в переходном турнире. Так что решайте.
Это меняло дело, я успокоился, потому что не шел на место Ромишевского. Посмотрел две встречи СКА в Москве. Понял, что проблем много, но армейцы были сильнее явных аутсайдеров из уфимского «Салавата Юлаева» и минского «Динамо». Уже в начале переходного турнира приехал на матч СКА со спортклубом имени Урицкого в Казань. Там 1 февраля 1981 года меня и представили как главного тренера.
Надо сказать, что команда по составу была способной решить на тот период задачу остаться в высшей лиге. Так оно и вышло. Из опытных игроков в СКА тогда были вратарь Сергей Черкас, защитники Александр Малюгин, Виктор Кузьмин, Владимир Локотко (он вместе со мной играл в ЦСКА), нападающие Саша Андреев, Владимир Боков, братья Солодухины, Сергей Жуков, Андрей Андреев, Александр Михайлов. Все они отнеслись ко мне с уважением, я не чувствовал себя в СКА инородным телом. И город меня принял хорошо. На встречах в округе, в клубе, в горкоме партии меня поддержали. Сразу выделили квартиру на улице Рубинштейна, служебную машину. Устроила меня и база на Звенигородской улице, в черте города.
Да, в СССР существовала такая практика как бы сдавать экзамены — защищать план подготовки к сезону. Тогда был профессиональный тренерский совет, имеющий немалые полномочия, контролирующие функции. На нем вырабатывалось наиболее перспективное направление в подготовительном процессе, на тренировках в ходе сезона, естественно, обращали внимание на то, чтобы работа шла в традиционных рамках советской хоккейной школы. Именно подготовка в межсезонье была фундаментом успеха. Заложив основу, было проще решать задачи ледовой подготовки.
Я понимал все это, видел, как работают многие знаменитые тренеры, но не собирался кого-то копировать, хотя имел планы, как использовать опыт Анатолия Тарасова, Аркадия Чернышева, Константина Локтева, Всеволода Боброва. Но скажу, что манера поведения, подход к работе у меня были собственные. Стремился находить свои пути решения различных задач. Конечно, сложна тренерская профессия. Наставник должен беззаветно любить хоккей, уметь заниматься анализом, подбором стиля игры, тактическими построениями, знать, как точно расставить хоккеистов по позициям, сочетаниям. Естественно, я работал над устранением ошибок, изучал соперников.
Тем не менее поначалу дела складывались далеко не просто. Результаты предсезонной подготовки оказались ниже, чем я запланировал. Были претензии к хоккеистам в смысле организации игры, коллективных действий. Проще сказать, я не мог добиться от игроков заметного роста, нервничал. Происходило это, конечно, от недостатка опыта.
В то время у меня состоялся важный разговор с Валентином Александровичем Быстровым, первым ленинградцем, выступавшим в сборной СССР, заслуженным тренером России. Он сказал: «Борис, ты подходишь к игрокам по привычным для тебя меркам. Но ЦСКА и СКА — не одно и то же. Здесь хоккеисты классом ниже, надо оценивать ребят по возможностям, отношению к делу и с учетом этого строить тренировочный процесс. А вы говорите сейчас на разных языках».
Я проанализировал положение дел. В ЦСКА, например, при атаке двое против одного за три неудачные попытки тренеры нас ругали. В Питере я требовал забросить в подобной ситуации хотя бы одну шайбу с пяти-шести попыток, но и это не всегда получалось. Тем не менее я трагедии из этого уже не делал, смотрел на вещи реально. Но при всем том я все-таки чувствовал, что команда готова прибавить, готовился к тренировкам, которые стал проводить более разнообразно и интенсивно. Претензий со стороны хоккеистов практически не было. Я бы даже сказал, что они стараются помочь мне, уважая как игрока, против которого кто-то из питерцев не раз выступал. Полагаю, и поэтому чемпионат СССР 1981–1982 годов провели мы неплохо. Думаю, что здесь мне здорово помог Владимир Петров. Он решил заканчивать выступления, но я его уговорил стать моим помощником в СКА.
На первом этапе питерские армейцы заняли седьмое место при 12 участниках. В турнире за 5-8-е места также стали седьмыми. Собственно, за исключением ЦСКА, московских «Динамо» и «Спартака», против всех остальных было можно играть.
Считаю, неплохо мы выступили против других команд, стоявших выше. Поделили очки с горьковским «Торпедо», занявшим четвертое место. Один раз обыграли ЦСКА, чемпиона СССР, это был для меня в высшей степени принципиальный матч. Конечно, не случайно так все получалось. Я уже понимал, что при дефиците мастеров нужно сосредоточиться на организации игры. Команда стала более дисциплинированной, научилась играть от обороны, строить контратаки против лидеров, вести активную игру с клубами примерно равными с нами по силам. То есть у меня появилось собственное тренерское кредо. Я не был диктатором, еще с питерских времен старался стать тренером достаточно гибким, умеющим работать на результат, в зависимости от ситуации, и находить контакты с игроками.
Конечно, СКА был командой во всех отношениях со скромными возможностями. Всегда сложно проходил процесс комплектования. В клубе в основном рассчитывали на воспитанников ленинградского хоккея, призывали ребят в армию, но и теряли многих. И в первенстве 1982–1983 годов дела не пошли. В команде не хватало опытного мастера с высоким менталитетом.
Тогда собрались мы с Петровым помочь СКА, так сказать, личным примером. Обратились к председателю спорткомитета Министерства обороны СССР Анатолию Шашкову с просьбой разрешить нам с Петровым играть, чтобы решить задачу сохранения места в высшей лиге. Но он не мог самостоятельно решить этот вопрос. Тогда мы попросили, чтобы нас принял министр обороны СССР Дмитрий Федорович Устинов. Встреча состоялась. Мы объяснили ему ситуацию, говорим — мол, сейчас надо выйти из кризиса, потом будем народ искать. Он понял нас, но принял свое решение. Предложил мне остаться тренером, а Володе рекомендовал играть. С его помощью мы сохранили позиции. А потом потихоньку начали собирать новую команду. Игра стала вырисовываться, костяк появился — Сергей Мыльников, Сергей Жуков, Власов, Всеволод Лавров. В моем третьем сезоне СКА был единственным клубом высшей лиги, обыгравшим ЦСКА. Столичные армейцы шли на рекорд, победили в 39 матчах, оставалось выиграть последний — у скромной команды СКА. Я помню, какие пошли разговоры, что начальство решит этот вопрос в пользу ЦСКА. Мне на этот счет до матча много вопросов задавали — ну как, давят сверху? Давления никакого не было, Тихонов и его команда, наверное, были на все сто процентов уверены в себе. Но мы сдаваться не собирались. Получился увлекательный и напряженный матч. И нам удалось-таки выиграть — 3:1 и лишить ЦСКА рекорда!