Мы, играя с ним, лишний раз убедились в том, какой великой была альметовская тройка. В ней вообще не было ярко выраженного лидера, каждый выполнял свою работу на высочайшем уровне. И качество Тарасова как тренера проявилось в том, что он сумел из трех звезд, вокруг которых надо было бы строить несколько троек, создать одно мощное звено. Анатолий Владимирович вообще отличался видением человека, спортсмена. Бывало, казалось, несовместимые игроки успешно действовали в единой компании. Причем это относится не только к ЦСКА. Тарасов удачно «подставлял» в различные звенья, например, Мишакова, вместе с Чернышевым они грамотно выбирали, с кем должен сыграть Саша Мальцев. Собственно, с ним и Виктором Якушевым все было несложно. Оба с их талантом вписывались в любые сочетания.
Тарасов так и говорил: «Вам не обязательно ходить по базе в обнимку, но необходимо понимать друг друга на льду». Тем не менее он внимательно следил за нашими взаимоотношениями, зная, как они влияют на саму игру. Вне всякого сомнения, в том, что мы с Володей заиграли, есть немалый вклад Александрова. Ведь с его помощью я забросил в чемпионате 1967–1968 годов 29 шайб, поделил 5-7-е места в споре бомбардиров с Виктором Полупановым и Владимиром Викуловым. В то время они играли вместе с Фирсовым. Это было потрясающее звено! Как и ожидалось, Анатолий Тарасов не ошибся, планируя, что оно заменит тройку Альметова. Собственно, в этом был дар видения игрока Тарасовым.
Анатолий Фирсов был фигурой мирового масштаба. Наши судьбы, если говорить о молодости, в чем-то похожи. Он был старше меня на три года. И значит, росли мы примерно в одно время. Анатолий Васильевич рано окунулся во взрослую жизнь. Отец погиб на войне, матери приходилось воспитывать его, брата и сестру. И в 15 лет Фирсов пошел работать. Рано, в 18 лет, женился. Не до компаний было, когда надо было содержать семью, матери помогать.
Фирсов был и остается в памяти как ярчайшая личность. Причем, став звездой, он оставался требовательным к себе. Я знаю, что он постоянно подходил к Тарасову и просил придумать для него какое-нибудь новое упражнение. И тот, сидя вместе ним над макетом, придумывал какие-то варианты для него и звена в целом.
Анатолия порой трудно было прогнать со льда. Даже на чемпионатах мира он пытался сыграть в своем отрезке подольше. По мнению многих, наиболее ярким получился у него сезон 1966–1967 годов. На чемпионате мира 121 журналист из 122 признали его лучшим игроком. И тогда же он забросил, возможно, одну из самых неожиданных шайб в хоккее. В матче с канадцами Толя, уезжая на смену, от синей линии, прямо от борта, находясь спиной к площадке, подцепил шайбу, и та, как говорят в футболе, «свечой» полетела в сторону ворот Сета Мартина. Тот был закрыт игроками и на всякий случай опустился на колени, но шайба попала в перчатку защитнику Джеку Боунессу, который в прыжке пытался ее перехватить, и опустилась в ворота.
Анатолий многое сделал первым. Он стал играть с загнутым крюком клюшки. В 1963-м освоил прием «клюшка-конек-клюшка», его начали ставить в большинстве четвертым нападающим, наконец, щелчок у него был лучшим в Европе. То, что он Личность, Фирсов доказал еще раз после завершения карьеры. У него не сложилась тренерская деятельность. И Анатолий нашел в себе силы заняться работой с детьми в обычном клубе по месту жительства, затем стал народным депутатом СССР, несколько лет трудился в Швейцарии.
И в жизни Фирсов был человеком ответственным, порядочным, прекрасным семьянином. Он был влюблен в свою жену, не мыслил себя без нее. И когда она умерла, три месяца ежедневно часами просиживал на кладбище. И у него не выдержало сердце.
Безусловно, талантливыми были и его партнеры. Виктор Полупанов — габаритный центрфорвард прекрасно катался на коньках, смело вступал в единоборства. Владимир Викулов отличался высокой техникой, видением площадки, он довольно часто находил нестандартные решения в атаке, и нейтрализовать его было сложно.
Я с огромным уважением относился ко всем хоккеистам. И к своим партнерам тем более. Внимательно следил за их игрой и, что называется, впитал в себя армейский дух. Второй год пребывания в ЦСКА стал для меня особенным. Вскоре после старта чемпионата получил травму Александров. И Тарасов неожиданно вызвал из Чебаркуля Валерия Харламова и Александра Гусева. К Петрову и мне на левый фланг Валерия поставил Анатолий Владимирович на довольно сложный матч в гостях против горьковского «Торпедо». Тройка сыграла успешно, в целом прибавила в движении, стала действовать острее. Единственный гол, принесший ЦСКА победу в Горьком, был на нашем счету. Но это не самое главное. Думается, даже Анатолий Тарасов не ожидал, что с первых же минут игры мы найдем с Валерием общий язык. Потом армейские хоккеисты говорили, что были приятно удивлены тем, что втроем мы играли столь слаженно, как будто давно тренировались и выступали вместе. Безусловно, получалось не все. И как-то в свободное время, поехав на шашлыки в Красногорск, где жил Володя Петров, мы договорились, что пас будут отдавать только вперед, ибо нельзя было тормозить атаку. Конечно, так получалось не всегда. Но мы друг другу не трепали нервы упреками.
Конечно, в памяти отложились взаимоотношения и игра с Володей Петровым и Валерием Харламовым.
Валерий был человеком доступным для всех — отзывчивым, добрым, веселым. Он никогда не спорил с нами, когда заходили разговоры о каких-то моментах, когда что-то не получилось. И в жизни был человеком неординарным, порядочным. Так, однажды он встретил девушку, которую не видел довольно долго, и спросил ее: «Ира, ты где пропадала?» Они ответила, что родила мальчика, назвала Сашей. «И чей же он?» — поинтересовался Валерий. «Твой», — сказала она. Сразу после этого он привез Иру к родителям, потом мы с Таней, познакомившись с Ирой и маленьким Сашей, отправились к Харламовым и сказали: парень — вылитый Валерка. Он действительно был похож на отца. Особенно когда подрос. Саша неплохо начинал играть в ЦСКА, отличался дисциплиной, работоспособностью. Но по большому счету не заиграл. Ну а вскоре после нашего визита к Харламовым Валерий и Ира стали мужем и женой и жили счастливо.
Чтобы в полной мере осознать, как именно сложилась наша тройка, надо поговорить о моих партнерах. Валерий прошел в детстве армейскую школу и имел высокую мотивацию. Тарасов говорил, что Харламов довел до совершенства владение тремя скоростями — передвижения и маневра, реакцией на малейшее изменение ситуации, наконец, скоростью мышления. У него был свой фирменный стиль игры, копировать который было бессмысленно.
Мы с Володей Петровым всегда огорчались, когда его переводили в другие звенья, хотя, например, с Юрием Блиновым, талантливым крайним, играть было совсем неплохо, радовались его возвращению в строй после первой автокатастрофы. Он был мужественным парнем, сумел восстановиться после серьезных травм. Когда Валерий вышел на лед, то даже мы с Володей Петровым, казалось, знавшие его вдоль и поперек, удивились колоссальному стремлению Харламова вернуться к фирменной игре. Он, наверное, мог бы играть долго, не меньше, чем я. Но от его услуг отказались в сборной, не пригласили в 1981 году на розыгрыш Кубка Канады. И вскоре он вместе с женой погиб автокатастрофе. Это было для всех, кто его любил, страшной трагедией.
Владимир Петров — игрок и человек со сложным характером. Он был замечательным игроком, смелым, настырным. Отличался классной силовой борьбой, умел забивать. По жизни его можно отнести к людям, обладающим аналитическим складом ума, прагматичным. Не случайно он успешно занимался общественной деятельностью, был президентом Федерации хоккея России. Затем вернулся к тренерской работе.
Я был неудобным для соперника игроком. Не стесняясь, шел на ворота, крутился на пятачке. Конечно, били меня нещадно, но я лез к воротам, на пятачок. Это соперникам не нравилось, но я не уступал, отвечая жесткостью. Много для крайнего нападающего забивал. Причем часто за счет того, что, находясь на пятачке, старался подправить шайбу, и та, изменив направление полета, оказывалась в воротах, неплохо получалась игра на добиваниях. Я сам никогда не считал заброшенные шайбы, но, конечно, по прессе знал, что вхожу в списки лучших бомбардиров. Если обратиться к статистике, можно выяснить, что ряд наших нападающих почти ни в чем не уступают профессионалам из НХЛ, рекорды которых считаются фантастическими. Очевидно, что с достижениями Марио Лемье, Уэйна Гретцки, Горди Хоу поспорить сложно. К тому же у нас игр меньше, да еще в начале карьеры мои передачи никто не считал. Вот в сезоне 1969–1970 годов забросил 40 шайб в 44 играх. А сколько голевых пасов сделал — не знаю. Если подсчитать все его показатели в основных турнирах, то, по данным пресс-службы СКА (Санкт-Петербург), получается 851 матч, 623 гола и 302 передачи. Это — 925 очков. Не хватает пасов двух сезонов. И еще данных о розыгрышах Кубка СССР. Причем у многих других классных советских нападающих статистика впечатляющая.
Но не всегда дело шло как по маслу. Я долго не мог забросить свою четырехсотую шайбу. Как будто заколдовал кто, игр шесть ничего не получалось. Потом, во встрече с рижским «Динамо», все-таки это удалось. Потом вратарь динамовцев Михаил Василенок говорил: не мог кого-нибудь другого огорчить, теперь меня всю жизнь по этому поводу будут вспоминать.
Я до сих пор считаю, что наши взаимоотношения с Петровым и Харламовым сыграли далеко не последнюю роль в том, что тройка стала ведущей в стране и на мировой арене. И как этого непросто было добиться при потрясающей конкуренции! Ясно, что на тренировках работали в полную силу. Это вообще было свойственно ЦСКА с его победным менталитетом. Было трудно, но я считаю, что требовательность всегда идет на пользу, многим, понимавшим это, она продлевала спортивную жизнь. Мы не были исключением, но по не зависящим от нас причинам мне и Володе пришлось уйти из ЦСКА раньше времени, а Валерий погиб.
Пожалуй, главной причиной взлета тройки, кроме всего прочего, можно считать человеческий фактор. Мы уважали друг друга и, когда кто-то ошибался, никогда не выражали недовольства, разговаривали по делу. Это помогало легче переживать трудности, сохранять нервную энергию, с настроем тренироваться, с желанием — играть.
Однажды Харламов, когда кого-то обыграли с крупным счетом, сказал: какие же мы ненасытные! Забросили одну шайбу — мало, две — мало, три — тоже мало. Он довольно точно охарактеризовал нашу суть. Мы не умели останавливаться, во всех играх стремились побеждать, каждую атаку завершать голом.
Конечно, сложно было беспрерывно выигрывать чемпионаты СССР. Например, нас обходили спартаковцы, имевшие почти всегда два классных звена, «Крылья Советов» под руководством Бориса Кулагина, который взял туда с собой из ЦСКА звено Лебедев — Анисин — Бодунов и сделал его звездным. Тем не менее, мы свои отрезки проигрывали крайне редко.
В сезоне 1968–1969 годов, когда «Спартак» опередил ЦСКА, втроем забросили 100 шайб: 37 — Харламов, 36 — я, 27 — Петров. Этот чемпионат закончился большим скандалом. В последнем матче со «Спартаком» ЦСКА, чтобы стать первым, был обязан только побеждать. Тогда третий период делили на две половинки. На табло тогда отсчитывали игровое время в обратном порядке — от 20 минут. И вот мы сравниваем счет — 2:2. На табло высвечиваются цифры 10.01. Но судьи о чем-то переговорили с арбитрами, следящими за хронометражем. И объявили — шайба не засчитывается, поскольку точное время показало, что половинка периода завершилась. В тот момент Анатолий Тарасов дал нам команду не выходить на лед. Он особо ни с кем не спорил, а просто показывал на табло. Незапланированный перерыв длился, как минимум, минут тридцать. К Анатолию Владимировичу подходили руководители федерации, Спорткомитета СССР, ЦСКА, но он был непреклонен. Лишь после того как пришли из ложи, где находился Леонид Ильич Брежнев, игра продолжилась. И мы, увы, уступили 1:3. Скорее всего потому, что были выбиты из колеи.
В чемпионате 1969–1970 годов ЦСКА сыграл здорово. Не подкачали и мы. Володя стал сильнейшим бомбардиром — 51 шайба, я вторым — 40, в десятку вошел Валерий — 33. Всего забросили 121 шайбу в 48 матчах. К слову, если говорить о призе «Самому результативному игроку», учрежденному газетой «Известия», то мы его выигрывали за 13 сезонов, проведенных мной в ЦСКА, не раз. Что же касается приза «Три бомбардира», учрежденного газетой «Труд», то мы были его обладателями четыре раза, правда, в 1979–1980 годах со мной и Петровым играл юный Владимир Кругов. А однажды, когда к нам Анатолий Тарасов перевел Юрия Блинова, вместе с Анатолием Фирсовым и Владимиром Викуловым этот приз получил Валерий Харламов.
ЦСКА при мне три раза уступал первенство — два раза «Спартаку» и «Крыльям Советов». Кто-то считал, что армейцы выигрывали чемпионаты легко. Да, хоккеисты ЦСКА не раз первенствовали с солидным запасом прочности. В первом сезоне, который я проводил в клубе, ЦСКА финишировал с отрывом от «Спартака» с разницей в 13 очков (82 против 69). И побеждал главных соперников с солидным перевесом в счете. У московского «Динамо» в том же чемпионате выиграли все четыре матча, в одном — 9:2. Конечно, Тарасов гнал команду вперед, поскольку в 1967 году его обыграл Всеволод Бобров, приведший к «золоту» спартаковцев.
Каждый из нас чувствовал, что за победами и золотыми медалями стоит колоссальный труд в учебно-тренировочном процессе. Особенно я хотел бы отметить подготовительный период. Еще с лета закладывалась фундаментальная база, позволявшая играть стабильно. Помню, говорили: для того чтобы обойти ЦСКА, надо не столько с ним на равных играть, сколько не терпеть поражений в поединках с другими клубами. В 1970–1971 годах ЦСКА обогнал московское «Динамо» на семь очков. Тот чемпионат СССР мы играли в пять кругов. Так вот, в трех встречах динамовцы нас переиграли. Но в матчах со СКА (Ленинград) они потеряли пять очков, со «Спартаком» — шесть, а мы — по два. Вот примерно так выявлялся перевес армейцев. Собственно, речь идет о стабильности, психологической устойчивости. Нельзя падать духом, когда какое-то звено твоей команды играет неудачно. Надо выходить на лед и свое отрабатывать по полной программе.
Безусловно, и это я постоянно чувствовал на себе, соперники были опасные. В тех же «Спартаке», московском «Динамо», в горьковском «Торпедо», в воскресенском «Химике» были классные пятерки, да и составы в целом приличные, боевые, с нами всегда настраивались играть по-боевому. И исполнители были.
Если взять «Спартак», то в нем опасность представляло не только первое звено Евгений Зимин (на позиции которого позднее играли Александр Мартынюк и Виктор Шалимов) — Владимир Шадрин — Александр Якушев. В атаке у спартаковцев были еще и Валентин Гуреев, Александр Лобанов (он потом перешел в ЦСКА), Константин Климов, в обороне успешно действовали опытнейший Валерий Кузьмин, Евгений Паладьев, Юрий Ляпкин, Василий Спиридонов, Владимир Кучеренко. Команда была задорная, тактически неординарная, хоккеисты стремились играть в пас. Немало встреч со спартаковцами стали для меня запоминающимися. В 1970 году мы выиграли 8:2, и все шайбы забросило наше звено.
В московском «Динамо» рядом с Александром Мальцевым находились братья Александр и Владимир Голиковы, воспитанник ЦСКА Анатолий Белоножкин, Юрий Чичурин, Юрий Репс, Анатолий Мотовилов, Виктор Шилов, Александр Сакеев, в обороне Валентин Марков, Валерий Васильев, в воротах — Владимир Мышкин. Динамовцы умели классно обороняться, и если сразу им мы не забивали, то получались сложные матчи. С начала семидесятых годов резко прибавили «Крылья Советов». Мне нравилось, как играют в атаке Игорь Дмитриев и Владимир Расько, затем Борис Кулагин пригласил из ЦСКА тройку Юрий Лебедев — Вячеслав Анисин — Александр Бодунов, она стала лидером и в немалой степени способствовала тому, что «Крылышки» стали чемпионами страны. При мне в этой команде играли Сергей Бабинов и Сергей Капустин (оба затем перешли в ЦСКА), Виктор Тюменев, Сергей Котов, Владимир Репнев, в «Крыльях Советов» была прочная оборона и классный вратарь Александр Сидельников, дублер Владислава Третьяка в сборной СССР.
Считалось, что хоккейным центром страны была Москва, в которой были собраны лучшие хоккеисты. С этим нельзя не согласиться. Но нелишне было бы подчеркнуть, что довольно высоким был уровень игры в целом. Да, армейцы забрасывали периферийным командам много шайб, побеждали с крупным счетом. Но легко никогда не было. С одной стороны, были вполне приличные соперники, с другой — их постоянно подстегивали, гнали вперед тренеры.
В моей памяти осталось немало замечательных мастеров из различных клубов. Например, в составе бронзового призера чемпионата СССР 1971 года ленинградского СКА играли мои партнеры по сборной Игорь Щурков и Игорь Григорьев. Там же отлично играли Юрий Глазов, Валентин Панюхин, Вячеслав и Сергей Солодухины, в воротах стоял Владимир Шеповалов, он входил в сборную СССР. В горьковском «Торпедо» лидеров ЦСКА всегда заставляли работать с полной отдачей Владимир Ковин — Александр Скворцов, Юрий Варнаков. Хорошие игроки были в челябинском «Тракторе»: вратари Александр Тыжных, Леонид Герасимов, Геннадий Цыгуров, Николай Макаров, Валерий Белоусов, Николай Бец, Николай Шорин, Петр Природин. Это вообще была быстрая команда. До поры не слишком эластичная, но с приходом в нее Анатолия Кострюкова заиграла в рамках советской школы. Имел собственное лицо и Воскресенский «Химик», в нем все выделяли Юрия Савцилло, Валерия Никитина, Александра Пашкова, Александра Сырцова, Юрия Чичурина, братьев Голиковых.
«Химик» играл от обороны, и взломать ее было непросто. А как резко прибавило к середине семидесятых рижское «Динамо», хорошо помню игру Петра Воробьева, моего помощника в сборной страны в 1993 году, Хелмута Балдериса, Вячеслава Назарова, Владимира Крикунова. И до моего прихода в команду мастеров, а затем и в сборную в СССР было много способных хоккеистов в самых различных командах высшей лиги. И существовала преемственность, с помощью которой постоянно рос интерес к хоккею.
Наверное, закономерно, что многие из названных мною мастеров стали добротными тренерами. А несколько человек добивались высоких результатов. Например, чемпионами делали свои команды Геннадий Цыгуров (тольяттинская «Лада»), Валерий Белоусов (магнитогорский «Металлург» и омский «Авангард»). Все они, а также Крикунов и Дмитриев работали в сборной страны.
Так что непросто было выходить на лед и побеждать все эти клубы. Тем не менее мы, имея более высокую мотивацию, справлялись с ними, мы стояли выше по качеству, были стабильнее. Да и состав был хорош. У нас в ЦСКА, пожалуй, и не было, так сказать, «белых пятен». Все защитники по уровню подходили для сборной, а впереди прекрасно действовали габаритные Александр Волчков и Владимир Попов, которые вполне могли бы не испортить картину в сборной, Александр Лобанов, Владимир Трунов.
На мой взгляд, интереснее всего было играть против «Спартака», который действовал в атакующем ключе, был тактически грамотным, напористым. Пожалуй, и болельщикам матчи ЦСКА — «Спартак» доставляли особое удовольствие. Ни мы, ни они не играли в закрытый хоккей. Поэтому было много азарта, красивых атак, заброшенных шайб.
ЦСКА, как все другие команды, был в мое время в определенной степени семьей. Хоккеисты много времени проводили на сборах. И, естественно, надо было как-то отдыхать, развлекаться. Ребята любили играть на бильярде, лучшими были Володя Викулов и Витя Полупанов. Конечно, в ходу были и карты. Ясно, не по-советски это было — азартные игры, но тренеры понимали, что ребятам необходимо переключаться. Я был сторонником преферанса, в который научился играть еще в «Локомотиве» с помощью Михаила Рыжова.
Находиться долго в отрыве от дома, конечно, трудно. Поэтому игроки сами придумывали себе занятия веселые, азартные, я всегда был в этих забавах одним из наиболее активных участников. Например, на сборах в ГДР, на базе ГСВГ — Группы советских войск в Германии — устраивали по заданию Анатолия Тарасова спартакиаду между звеньями — играли в настольный теннис, в шахматы, в волейбол и футбол и еще — в домино. Все делалось серьезно. Сбрасывались и покупали какие-то сувениры для победителей. Проводили награждение в торжественной обстановке, с юмором. Если на сбоpax у кого были дни рождения, то команда обязательно преподносила юбиляру торт, а наиболее приближенные скрытно выпивали по бокалу шампанского, заперевшись у кого-нибудь в комнате. Все видели и в таких случаях говорили — пошли.
Естественно, немало времени отдавалось общественной работе. Каждую неделю проводилась политинформация. Поэтому волей-неволей приходилось читать газеты, расширять свои знания. Раз в месяц — комсомольское и партийное собрания. И не для галочки. Анатолий Тарасов придавал им большое значение, сам выступал с присущим ему блеском, критиковал, наставлял, призывал, и ведущие игроки так же серьезно разбирались с теми, кто плохо тренировался, играл. Не было каких-то недомолвок, все делалось открыто, поэтому на замечания никто не обижался, не вставал в позу. Может, только Володя Петров спорил, но это в счет не принималось. Все, в том числе и тренеры, знали, что он иначе не может.
Всегда внимательно я слушал разбор игр, который мастерски делал Анатолий Владимирович. Кинооператоров тогда еще не было. Но у него была отличная память, он схватывал все эпизоды, запоминал ошибки. А также, будучи психологом, чувствовал, как именно надо поступать в определенной ситуации — кого-то, как говорится, прилюдно раскритиковать, с кем один на один поговорить.
Кроме тренеров, особая роль в команде принадлежала врачам. Они у нас были как бы семейными. Чуть что, мы или наши жены шли к доктору, обращались по самым разным поводам — советовались по каким-то бытовым вопросам, спрашивали, как от травмы восстановиться, чем лучше простуду лечить, что делать, если детишки прихварывают. Мы все любили Олега Марковича Белаковского. Он был не просто врачом, а человеком, объединяющим команду. Причем не только ЦСКА, но и сборную СССР, в которой работал довольно долго.
Наверное, без тех мастеров, которые окружали меня в ЦСКА, я, возможно, не стал бы известным игроком, а затем тренером. Наблюдая за хоккейными наставниками, я многое запомнил. И потом использовал в работе. Но слепо никого не копировал, у меня были и остаются свои взгляды на игру.
Александр Рагулин был воплощением русского былинного богатыря. Высокий, мощный, он выглядел внушительно, возвышаясь над нами этакой глыбой. Мы звали его уважительно — Александр Павлович, или Палыч. Но характер у него был хороший, с ним было легко общаться, Саша во всех отношениях был коммуникабельным. На льду он прекрасно пользовался внушительными данными. По мнению специалистов, ему иногда недоставало скорости, но зато он хорошо владел клюшкой, был защитником тактически грамотным, с хорошо развитой интуицией.
Владислава Третьяка, вне всякого сомнения, можно назвать явлением в мировом хоккее. Он обладал блестящей реакцией, чувством позиции, его отличала выдержка и стабильность. Вообще о нем можно говорить много. Приведу лишь одно высказывание, которое показывает величие Владислава. Бобби Халл, оценивая мастерство Третьяка, сказал, что считал классными вратарями только канадцев и был уверен, что только в в канадском хоккее их можно воспитать. «Но Третьяк заставил меня изменить точку зрения. Я понял, что далее нашим лучшим вратарям есть чему у него учиться». Третьяк беззаветно любит хоккей. Мы с ним в свое время в ЦСКА устраивали такое соревнование: я бросал после тренировок три буллита, и если два забивал, то Третьяк в раздевалке должен был сказать, что он плохой вратарь. Я в таких случаях несся в раздевалку и кричал: два забил! Потом приходил Владик, говорит — я плохой вратарь, а ребята смеются — мы уже знаем. Он злится — опять меня опередил. Конечно, выигрывал и он, классный же вратарь, и тогда мне приходилось говорить, что я плохой нападающий.
Вратари вообще в хоккее люди особенные. Я всегда следил за ними внимательно, пытался понять, чем они в данный момент дышат, знал их манеру игры, старался использовать это с пользой для себя. Однажды, когда при выходе один на один забросил шайбу Александру Пашкову, игравшему в «Химике», он после игры и говорит: «Борь, ну как угадать, куда ты будешь бросать?» Я отвечаю: бросаю в «домик» — между щитками. Прошло какое-то время. Играем против «Химика», два раза один на один выхожу, все делаю правильно, но забить не могу. После игры говорю Пашкову: ну, ты молодец, а он мне — так ты же сам сказал, что в «домик» бросаешь. Вот такие были истории.
Виктор Кузькин в жизни был весельчаком, все время что-нибудь придумывал. Бывало, подойдет сзади к кому-нибудь из молодых, ударит по печени и говорит: ох, как хорошо! Нам это надоело. И раз мы его прихватили, по-моему, впятером, говорим — не отпустим, пока не даст слово больше нас не лупить. Ну, ему деваться некуда, даю — говорит — слово. А мы — спасибо, Виктор Григорьевич.
Тарасов так и говорил: «Вам не обязательно ходить по базе в обнимку, но необходимо понимать друг друга на льду». Тем не менее он внимательно следил за нашими взаимоотношениями, зная, как они влияют на саму игру. Вне всякого сомнения, в том, что мы с Володей заиграли, есть немалый вклад Александрова. Ведь с его помощью я забросил в чемпионате 1967–1968 годов 29 шайб, поделил 5-7-е места в споре бомбардиров с Виктором Полупановым и Владимиром Викуловым. В то время они играли вместе с Фирсовым. Это было потрясающее звено! Как и ожидалось, Анатолий Тарасов не ошибся, планируя, что оно заменит тройку Альметова. Собственно, в этом был дар видения игрока Тарасовым.
Анатолий Фирсов был фигурой мирового масштаба. Наши судьбы, если говорить о молодости, в чем-то похожи. Он был старше меня на три года. И значит, росли мы примерно в одно время. Анатолий Васильевич рано окунулся во взрослую жизнь. Отец погиб на войне, матери приходилось воспитывать его, брата и сестру. И в 15 лет Фирсов пошел работать. Рано, в 18 лет, женился. Не до компаний было, когда надо было содержать семью, матери помогать.
Фирсов был и остается в памяти как ярчайшая личность. Причем, став звездой, он оставался требовательным к себе. Я знаю, что он постоянно подходил к Тарасову и просил придумать для него какое-нибудь новое упражнение. И тот, сидя вместе ним над макетом, придумывал какие-то варианты для него и звена в целом.
Анатолия порой трудно было прогнать со льда. Даже на чемпионатах мира он пытался сыграть в своем отрезке подольше. По мнению многих, наиболее ярким получился у него сезон 1966–1967 годов. На чемпионате мира 121 журналист из 122 признали его лучшим игроком. И тогда же он забросил, возможно, одну из самых неожиданных шайб в хоккее. В матче с канадцами Толя, уезжая на смену, от синей линии, прямо от борта, находясь спиной к площадке, подцепил шайбу, и та, как говорят в футболе, «свечой» полетела в сторону ворот Сета Мартина. Тот был закрыт игроками и на всякий случай опустился на колени, но шайба попала в перчатку защитнику Джеку Боунессу, который в прыжке пытался ее перехватить, и опустилась в ворота.
Анатолий многое сделал первым. Он стал играть с загнутым крюком клюшки. В 1963-м освоил прием «клюшка-конек-клюшка», его начали ставить в большинстве четвертым нападающим, наконец, щелчок у него был лучшим в Европе. То, что он Личность, Фирсов доказал еще раз после завершения карьеры. У него не сложилась тренерская деятельность. И Анатолий нашел в себе силы заняться работой с детьми в обычном клубе по месту жительства, затем стал народным депутатом СССР, несколько лет трудился в Швейцарии.
И в жизни Фирсов был человеком ответственным, порядочным, прекрасным семьянином. Он был влюблен в свою жену, не мыслил себя без нее. И когда она умерла, три месяца ежедневно часами просиживал на кладбище. И у него не выдержало сердце.
Безусловно, талантливыми были и его партнеры. Виктор Полупанов — габаритный центрфорвард прекрасно катался на коньках, смело вступал в единоборства. Владимир Викулов отличался высокой техникой, видением площадки, он довольно часто находил нестандартные решения в атаке, и нейтрализовать его было сложно.
Я с огромным уважением относился ко всем хоккеистам. И к своим партнерам тем более. Внимательно следил за их игрой и, что называется, впитал в себя армейский дух. Второй год пребывания в ЦСКА стал для меня особенным. Вскоре после старта чемпионата получил травму Александров. И Тарасов неожиданно вызвал из Чебаркуля Валерия Харламова и Александра Гусева. К Петрову и мне на левый фланг Валерия поставил Анатолий Владимирович на довольно сложный матч в гостях против горьковского «Торпедо». Тройка сыграла успешно, в целом прибавила в движении, стала действовать острее. Единственный гол, принесший ЦСКА победу в Горьком, был на нашем счету. Но это не самое главное. Думается, даже Анатолий Тарасов не ожидал, что с первых же минут игры мы найдем с Валерием общий язык. Потом армейские хоккеисты говорили, что были приятно удивлены тем, что втроем мы играли столь слаженно, как будто давно тренировались и выступали вместе. Безусловно, получалось не все. И как-то в свободное время, поехав на шашлыки в Красногорск, где жил Володя Петров, мы договорились, что пас будут отдавать только вперед, ибо нельзя было тормозить атаку. Конечно, так получалось не всегда. Но мы друг другу не трепали нервы упреками.
Конечно, в памяти отложились взаимоотношения и игра с Володей Петровым и Валерием Харламовым.
Валерий был человеком доступным для всех — отзывчивым, добрым, веселым. Он никогда не спорил с нами, когда заходили разговоры о каких-то моментах, когда что-то не получилось. И в жизни был человеком неординарным, порядочным. Так, однажды он встретил девушку, которую не видел довольно долго, и спросил ее: «Ира, ты где пропадала?» Они ответила, что родила мальчика, назвала Сашей. «И чей же он?» — поинтересовался Валерий. «Твой», — сказала она. Сразу после этого он привез Иру к родителям, потом мы с Таней, познакомившись с Ирой и маленьким Сашей, отправились к Харламовым и сказали: парень — вылитый Валерка. Он действительно был похож на отца. Особенно когда подрос. Саша неплохо начинал играть в ЦСКА, отличался дисциплиной, работоспособностью. Но по большому счету не заиграл. Ну а вскоре после нашего визита к Харламовым Валерий и Ира стали мужем и женой и жили счастливо.
Чтобы в полной мере осознать, как именно сложилась наша тройка, надо поговорить о моих партнерах. Валерий прошел в детстве армейскую школу и имел высокую мотивацию. Тарасов говорил, что Харламов довел до совершенства владение тремя скоростями — передвижения и маневра, реакцией на малейшее изменение ситуации, наконец, скоростью мышления. У него был свой фирменный стиль игры, копировать который было бессмысленно.
Мы с Володей Петровым всегда огорчались, когда его переводили в другие звенья, хотя, например, с Юрием Блиновым, талантливым крайним, играть было совсем неплохо, радовались его возвращению в строй после первой автокатастрофы. Он был мужественным парнем, сумел восстановиться после серьезных травм. Когда Валерий вышел на лед, то даже мы с Володей Петровым, казалось, знавшие его вдоль и поперек, удивились колоссальному стремлению Харламова вернуться к фирменной игре. Он, наверное, мог бы играть долго, не меньше, чем я. Но от его услуг отказались в сборной, не пригласили в 1981 году на розыгрыш Кубка Канады. И вскоре он вместе с женой погиб автокатастрофе. Это было для всех, кто его любил, страшной трагедией.
Владимир Петров — игрок и человек со сложным характером. Он был замечательным игроком, смелым, настырным. Отличался классной силовой борьбой, умел забивать. По жизни его можно отнести к людям, обладающим аналитическим складом ума, прагматичным. Не случайно он успешно занимался общественной деятельностью, был президентом Федерации хоккея России. Затем вернулся к тренерской работе.
Я был неудобным для соперника игроком. Не стесняясь, шел на ворота, крутился на пятачке. Конечно, били меня нещадно, но я лез к воротам, на пятачок. Это соперникам не нравилось, но я не уступал, отвечая жесткостью. Много для крайнего нападающего забивал. Причем часто за счет того, что, находясь на пятачке, старался подправить шайбу, и та, изменив направление полета, оказывалась в воротах, неплохо получалась игра на добиваниях. Я сам никогда не считал заброшенные шайбы, но, конечно, по прессе знал, что вхожу в списки лучших бомбардиров. Если обратиться к статистике, можно выяснить, что ряд наших нападающих почти ни в чем не уступают профессионалам из НХЛ, рекорды которых считаются фантастическими. Очевидно, что с достижениями Марио Лемье, Уэйна Гретцки, Горди Хоу поспорить сложно. К тому же у нас игр меньше, да еще в начале карьеры мои передачи никто не считал. Вот в сезоне 1969–1970 годов забросил 40 шайб в 44 играх. А сколько голевых пасов сделал — не знаю. Если подсчитать все его показатели в основных турнирах, то, по данным пресс-службы СКА (Санкт-Петербург), получается 851 матч, 623 гола и 302 передачи. Это — 925 очков. Не хватает пасов двух сезонов. И еще данных о розыгрышах Кубка СССР. Причем у многих других классных советских нападающих статистика впечатляющая.
Но не всегда дело шло как по маслу. Я долго не мог забросить свою четырехсотую шайбу. Как будто заколдовал кто, игр шесть ничего не получалось. Потом, во встрече с рижским «Динамо», все-таки это удалось. Потом вратарь динамовцев Михаил Василенок говорил: не мог кого-нибудь другого огорчить, теперь меня всю жизнь по этому поводу будут вспоминать.
Я до сих пор считаю, что наши взаимоотношения с Петровым и Харламовым сыграли далеко не последнюю роль в том, что тройка стала ведущей в стране и на мировой арене. И как этого непросто было добиться при потрясающей конкуренции! Ясно, что на тренировках работали в полную силу. Это вообще было свойственно ЦСКА с его победным менталитетом. Было трудно, но я считаю, что требовательность всегда идет на пользу, многим, понимавшим это, она продлевала спортивную жизнь. Мы не были исключением, но по не зависящим от нас причинам мне и Володе пришлось уйти из ЦСКА раньше времени, а Валерий погиб.
Пожалуй, главной причиной взлета тройки, кроме всего прочего, можно считать человеческий фактор. Мы уважали друг друга и, когда кто-то ошибался, никогда не выражали недовольства, разговаривали по делу. Это помогало легче переживать трудности, сохранять нервную энергию, с настроем тренироваться, с желанием — играть.
Однажды Харламов, когда кого-то обыграли с крупным счетом, сказал: какие же мы ненасытные! Забросили одну шайбу — мало, две — мало, три — тоже мало. Он довольно точно охарактеризовал нашу суть. Мы не умели останавливаться, во всех играх стремились побеждать, каждую атаку завершать голом.
Конечно, сложно было беспрерывно выигрывать чемпионаты СССР. Например, нас обходили спартаковцы, имевшие почти всегда два классных звена, «Крылья Советов» под руководством Бориса Кулагина, который взял туда с собой из ЦСКА звено Лебедев — Анисин — Бодунов и сделал его звездным. Тем не менее, мы свои отрезки проигрывали крайне редко.
В сезоне 1968–1969 годов, когда «Спартак» опередил ЦСКА, втроем забросили 100 шайб: 37 — Харламов, 36 — я, 27 — Петров. Этот чемпионат закончился большим скандалом. В последнем матче со «Спартаком» ЦСКА, чтобы стать первым, был обязан только побеждать. Тогда третий период делили на две половинки. На табло тогда отсчитывали игровое время в обратном порядке — от 20 минут. И вот мы сравниваем счет — 2:2. На табло высвечиваются цифры 10.01. Но судьи о чем-то переговорили с арбитрами, следящими за хронометражем. И объявили — шайба не засчитывается, поскольку точное время показало, что половинка периода завершилась. В тот момент Анатолий Тарасов дал нам команду не выходить на лед. Он особо ни с кем не спорил, а просто показывал на табло. Незапланированный перерыв длился, как минимум, минут тридцать. К Анатолию Владимировичу подходили руководители федерации, Спорткомитета СССР, ЦСКА, но он был непреклонен. Лишь после того как пришли из ложи, где находился Леонид Ильич Брежнев, игра продолжилась. И мы, увы, уступили 1:3. Скорее всего потому, что были выбиты из колеи.
В чемпионате 1969–1970 годов ЦСКА сыграл здорово. Не подкачали и мы. Володя стал сильнейшим бомбардиром — 51 шайба, я вторым — 40, в десятку вошел Валерий — 33. Всего забросили 121 шайбу в 48 матчах. К слову, если говорить о призе «Самому результативному игроку», учрежденному газетой «Известия», то мы его выигрывали за 13 сезонов, проведенных мной в ЦСКА, не раз. Что же касается приза «Три бомбардира», учрежденного газетой «Труд», то мы были его обладателями четыре раза, правда, в 1979–1980 годах со мной и Петровым играл юный Владимир Кругов. А однажды, когда к нам Анатолий Тарасов перевел Юрия Блинова, вместе с Анатолием Фирсовым и Владимиром Викуловым этот приз получил Валерий Харламов.
ЦСКА при мне три раза уступал первенство — два раза «Спартаку» и «Крыльям Советов». Кто-то считал, что армейцы выигрывали чемпионаты легко. Да, хоккеисты ЦСКА не раз первенствовали с солидным запасом прочности. В первом сезоне, который я проводил в клубе, ЦСКА финишировал с отрывом от «Спартака» с разницей в 13 очков (82 против 69). И побеждал главных соперников с солидным перевесом в счете. У московского «Динамо» в том же чемпионате выиграли все четыре матча, в одном — 9:2. Конечно, Тарасов гнал команду вперед, поскольку в 1967 году его обыграл Всеволод Бобров, приведший к «золоту» спартаковцев.
Каждый из нас чувствовал, что за победами и золотыми медалями стоит колоссальный труд в учебно-тренировочном процессе. Особенно я хотел бы отметить подготовительный период. Еще с лета закладывалась фундаментальная база, позволявшая играть стабильно. Помню, говорили: для того чтобы обойти ЦСКА, надо не столько с ним на равных играть, сколько не терпеть поражений в поединках с другими клубами. В 1970–1971 годах ЦСКА обогнал московское «Динамо» на семь очков. Тот чемпионат СССР мы играли в пять кругов. Так вот, в трех встречах динамовцы нас переиграли. Но в матчах со СКА (Ленинград) они потеряли пять очков, со «Спартаком» — шесть, а мы — по два. Вот примерно так выявлялся перевес армейцев. Собственно, речь идет о стабильности, психологической устойчивости. Нельзя падать духом, когда какое-то звено твоей команды играет неудачно. Надо выходить на лед и свое отрабатывать по полной программе.
Безусловно, и это я постоянно чувствовал на себе, соперники были опасные. В тех же «Спартаке», московском «Динамо», в горьковском «Торпедо», в воскресенском «Химике» были классные пятерки, да и составы в целом приличные, боевые, с нами всегда настраивались играть по-боевому. И исполнители были.
Если взять «Спартак», то в нем опасность представляло не только первое звено Евгений Зимин (на позиции которого позднее играли Александр Мартынюк и Виктор Шалимов) — Владимир Шадрин — Александр Якушев. В атаке у спартаковцев были еще и Валентин Гуреев, Александр Лобанов (он потом перешел в ЦСКА), Константин Климов, в обороне успешно действовали опытнейший Валерий Кузьмин, Евгений Паладьев, Юрий Ляпкин, Василий Спиридонов, Владимир Кучеренко. Команда была задорная, тактически неординарная, хоккеисты стремились играть в пас. Немало встреч со спартаковцами стали для меня запоминающимися. В 1970 году мы выиграли 8:2, и все шайбы забросило наше звено.
В московском «Динамо» рядом с Александром Мальцевым находились братья Александр и Владимир Голиковы, воспитанник ЦСКА Анатолий Белоножкин, Юрий Чичурин, Юрий Репс, Анатолий Мотовилов, Виктор Шилов, Александр Сакеев, в обороне Валентин Марков, Валерий Васильев, в воротах — Владимир Мышкин. Динамовцы умели классно обороняться, и если сразу им мы не забивали, то получались сложные матчи. С начала семидесятых годов резко прибавили «Крылья Советов». Мне нравилось, как играют в атаке Игорь Дмитриев и Владимир Расько, затем Борис Кулагин пригласил из ЦСКА тройку Юрий Лебедев — Вячеслав Анисин — Александр Бодунов, она стала лидером и в немалой степени способствовала тому, что «Крылышки» стали чемпионами страны. При мне в этой команде играли Сергей Бабинов и Сергей Капустин (оба затем перешли в ЦСКА), Виктор Тюменев, Сергей Котов, Владимир Репнев, в «Крыльях Советов» была прочная оборона и классный вратарь Александр Сидельников, дублер Владислава Третьяка в сборной СССР.
Считалось, что хоккейным центром страны была Москва, в которой были собраны лучшие хоккеисты. С этим нельзя не согласиться. Но нелишне было бы подчеркнуть, что довольно высоким был уровень игры в целом. Да, армейцы забрасывали периферийным командам много шайб, побеждали с крупным счетом. Но легко никогда не было. С одной стороны, были вполне приличные соперники, с другой — их постоянно подстегивали, гнали вперед тренеры.
В моей памяти осталось немало замечательных мастеров из различных клубов. Например, в составе бронзового призера чемпионата СССР 1971 года ленинградского СКА играли мои партнеры по сборной Игорь Щурков и Игорь Григорьев. Там же отлично играли Юрий Глазов, Валентин Панюхин, Вячеслав и Сергей Солодухины, в воротах стоял Владимир Шеповалов, он входил в сборную СССР. В горьковском «Торпедо» лидеров ЦСКА всегда заставляли работать с полной отдачей Владимир Ковин — Александр Скворцов, Юрий Варнаков. Хорошие игроки были в челябинском «Тракторе»: вратари Александр Тыжных, Леонид Герасимов, Геннадий Цыгуров, Николай Макаров, Валерий Белоусов, Николай Бец, Николай Шорин, Петр Природин. Это вообще была быстрая команда. До поры не слишком эластичная, но с приходом в нее Анатолия Кострюкова заиграла в рамках советской школы. Имел собственное лицо и Воскресенский «Химик», в нем все выделяли Юрия Савцилло, Валерия Никитина, Александра Пашкова, Александра Сырцова, Юрия Чичурина, братьев Голиковых.
«Химик» играл от обороны, и взломать ее было непросто. А как резко прибавило к середине семидесятых рижское «Динамо», хорошо помню игру Петра Воробьева, моего помощника в сборной страны в 1993 году, Хелмута Балдериса, Вячеслава Назарова, Владимира Крикунова. И до моего прихода в команду мастеров, а затем и в сборную в СССР было много способных хоккеистов в самых различных командах высшей лиги. И существовала преемственность, с помощью которой постоянно рос интерес к хоккею.
Наверное, закономерно, что многие из названных мною мастеров стали добротными тренерами. А несколько человек добивались высоких результатов. Например, чемпионами делали свои команды Геннадий Цыгуров (тольяттинская «Лада»), Валерий Белоусов (магнитогорский «Металлург» и омский «Авангард»). Все они, а также Крикунов и Дмитриев работали в сборной страны.
Так что непросто было выходить на лед и побеждать все эти клубы. Тем не менее мы, имея более высокую мотивацию, справлялись с ними, мы стояли выше по качеству, были стабильнее. Да и состав был хорош. У нас в ЦСКА, пожалуй, и не было, так сказать, «белых пятен». Все защитники по уровню подходили для сборной, а впереди прекрасно действовали габаритные Александр Волчков и Владимир Попов, которые вполне могли бы не испортить картину в сборной, Александр Лобанов, Владимир Трунов.
На мой взгляд, интереснее всего было играть против «Спартака», который действовал в атакующем ключе, был тактически грамотным, напористым. Пожалуй, и болельщикам матчи ЦСКА — «Спартак» доставляли особое удовольствие. Ни мы, ни они не играли в закрытый хоккей. Поэтому было много азарта, красивых атак, заброшенных шайб.
ЦСКА, как все другие команды, был в мое время в определенной степени семьей. Хоккеисты много времени проводили на сборах. И, естественно, надо было как-то отдыхать, развлекаться. Ребята любили играть на бильярде, лучшими были Володя Викулов и Витя Полупанов. Конечно, в ходу были и карты. Ясно, не по-советски это было — азартные игры, но тренеры понимали, что ребятам необходимо переключаться. Я был сторонником преферанса, в который научился играть еще в «Локомотиве» с помощью Михаила Рыжова.
Находиться долго в отрыве от дома, конечно, трудно. Поэтому игроки сами придумывали себе занятия веселые, азартные, я всегда был в этих забавах одним из наиболее активных участников. Например, на сборах в ГДР, на базе ГСВГ — Группы советских войск в Германии — устраивали по заданию Анатолия Тарасова спартакиаду между звеньями — играли в настольный теннис, в шахматы, в волейбол и футбол и еще — в домино. Все делалось серьезно. Сбрасывались и покупали какие-то сувениры для победителей. Проводили награждение в торжественной обстановке, с юмором. Если на сбоpax у кого были дни рождения, то команда обязательно преподносила юбиляру торт, а наиболее приближенные скрытно выпивали по бокалу шампанского, заперевшись у кого-нибудь в комнате. Все видели и в таких случаях говорили — пошли.
Естественно, немало времени отдавалось общественной работе. Каждую неделю проводилась политинформация. Поэтому волей-неволей приходилось читать газеты, расширять свои знания. Раз в месяц — комсомольское и партийное собрания. И не для галочки. Анатолий Тарасов придавал им большое значение, сам выступал с присущим ему блеском, критиковал, наставлял, призывал, и ведущие игроки так же серьезно разбирались с теми, кто плохо тренировался, играл. Не было каких-то недомолвок, все делалось открыто, поэтому на замечания никто не обижался, не вставал в позу. Может, только Володя Петров спорил, но это в счет не принималось. Все, в том числе и тренеры, знали, что он иначе не может.
Всегда внимательно я слушал разбор игр, который мастерски делал Анатолий Владимирович. Кинооператоров тогда еще не было. Но у него была отличная память, он схватывал все эпизоды, запоминал ошибки. А также, будучи психологом, чувствовал, как именно надо поступать в определенной ситуации — кого-то, как говорится, прилюдно раскритиковать, с кем один на один поговорить.
Кроме тренеров, особая роль в команде принадлежала врачам. Они у нас были как бы семейными. Чуть что, мы или наши жены шли к доктору, обращались по самым разным поводам — советовались по каким-то бытовым вопросам, спрашивали, как от травмы восстановиться, чем лучше простуду лечить, что делать, если детишки прихварывают. Мы все любили Олега Марковича Белаковского. Он был не просто врачом, а человеком, объединяющим команду. Причем не только ЦСКА, но и сборную СССР, в которой работал довольно долго.
Наверное, без тех мастеров, которые окружали меня в ЦСКА, я, возможно, не стал бы известным игроком, а затем тренером. Наблюдая за хоккейными наставниками, я многое запомнил. И потом использовал в работе. Но слепо никого не копировал, у меня были и остаются свои взгляды на игру.
Александр Рагулин был воплощением русского былинного богатыря. Высокий, мощный, он выглядел внушительно, возвышаясь над нами этакой глыбой. Мы звали его уважительно — Александр Павлович, или Палыч. Но характер у него был хороший, с ним было легко общаться, Саша во всех отношениях был коммуникабельным. На льду он прекрасно пользовался внушительными данными. По мнению специалистов, ему иногда недоставало скорости, но зато он хорошо владел клюшкой, был защитником тактически грамотным, с хорошо развитой интуицией.
Владислава Третьяка, вне всякого сомнения, можно назвать явлением в мировом хоккее. Он обладал блестящей реакцией, чувством позиции, его отличала выдержка и стабильность. Вообще о нем можно говорить много. Приведу лишь одно высказывание, которое показывает величие Владислава. Бобби Халл, оценивая мастерство Третьяка, сказал, что считал классными вратарями только канадцев и был уверен, что только в в канадском хоккее их можно воспитать. «Но Третьяк заставил меня изменить точку зрения. Я понял, что далее нашим лучшим вратарям есть чему у него учиться». Третьяк беззаветно любит хоккей. Мы с ним в свое время в ЦСКА устраивали такое соревнование: я бросал после тренировок три буллита, и если два забивал, то Третьяк в раздевалке должен был сказать, что он плохой вратарь. Я в таких случаях несся в раздевалку и кричал: два забил! Потом приходил Владик, говорит — я плохой вратарь, а ребята смеются — мы уже знаем. Он злится — опять меня опередил. Конечно, выигрывал и он, классный же вратарь, и тогда мне приходилось говорить, что я плохой нападающий.
Вратари вообще в хоккее люди особенные. Я всегда следил за ними внимательно, пытался понять, чем они в данный момент дышат, знал их манеру игры, старался использовать это с пользой для себя. Однажды, когда при выходе один на один забросил шайбу Александру Пашкову, игравшему в «Химике», он после игры и говорит: «Борь, ну как угадать, куда ты будешь бросать?» Я отвечаю: бросаю в «домик» — между щитками. Прошло какое-то время. Играем против «Химика», два раза один на один выхожу, все делаю правильно, но забить не могу. После игры говорю Пашкову: ну, ты молодец, а он мне — так ты же сам сказал, что в «домик» бросаешь. Вот такие были истории.
Виктор Кузькин в жизни был весельчаком, все время что-нибудь придумывал. Бывало, подойдет сзади к кому-нибудь из молодых, ударит по печени и говорит: ох, как хорошо! Нам это надоело. И раз мы его прихватили, по-моему, впятером, говорим — не отпустим, пока не даст слово больше нас не лупить. Ну, ему деваться некуда, даю — говорит — слово. А мы — спасибо, Виктор Григорьевич.