Сначала я находился в составе команды 1944-го, своего года рождения, получил коньки, чему был неимоверно рад. Показывал их ребятам во дворе и говорил, что играю в хоккей на первенство Москвы. Потом меня перевели в 15 лет во вторую мужскую. Так что довольно рано оказался я во взрослой компании.
Иногда это таит определенные опасности. Существовало даже мнение, что те, кто играет за «мужиков», могут распрощаться с мыслями о команде мастеров. Во-первых, нет регулярных тренировок, поэтому сложно совершенствовать мастерство. Другая проблема — можно пристраститься к курению, алкоголю. Ведь не секрет, что после матчей во многих мужских командах проходил независимо от результата так называемый «разбор игры»: люди скидывались по нескольку рублей, покупали водку, закуску и где-нибудь в укромном уголке на стадионе отмечали событие, причем довольно часто с продолжением. Всегда находились те, кто говорил тебе: молодой, а ты будешь? И были ребята, которым не хотелось отрываться от коллектива, они считали важным почувствовать себя на равных со взрослыми.
Словом, чего тут объяснять, никто не отменял выражения о том, что дурные примеры заразительны. Понятно, не для всех. Но такие случаи, когда парнишка начинал выпивать, пусть не частые, а единичные, действительно имели место.
В шестидесятые-семидесятые годы уже на полных оборотах работали спортивные школы, в них шли ежедневные тренировки. Казалось, пройдя весь цикл, игрок так или иначе мог закрепиться в спорте. Но, конечно, не каждый, взрослых клубов в стране было немного. И для ребят оказаться за чертой команды мастеров было трагедией. По существу, они много лет посвятили обучению хоккею. И те, кто после выпуска из школы оказался не у дел, не попал в высшую, первую или вторую лиги, сталкивались с серьезными трудностями в выборе жизненного пути. Естественно, многие хоккеисты, не сумевшие пробиться в профессионалы, не безграмотны. Среди них были, есть и будут достаточно образованные парни. Но сложен сам период перестройки.
Ведь люди готовились к одному делу, а приходилось выбирать что-то принципиально новое. Наверное, эта проблема есть и сейчас. Плюс еще, так сказать, родительский психологический фактор давит. Проблема, которую я уже затрагивал, серьезная. И о ней нужно поговорить подробнее.
Так вот, многие родители спят и видят в своих чадах будущих звезд НХЛ с миллионными контрактами. Или, на худой конец, звезд российского хоккея, обеспеченных, по нынешним меркам, по полной программе. В принципе в этом навскидку нет ничего негативного. Сегодня, в начале XXI века, многие стали прагматичными. Это, может быть, и неплохо. Но постоянная мысль, что ты непременно обязан оказаться, скажем, за океаном, с одной стороны, максимально стимулирует, а с другой — мешает сосредоточиться на подготовке. Существует риск ошибиться. И стараясь избежать его, парни иногда зацикливаются только на хоккее. А когда мечта рушится, наступает тяжелый психологический стресс, преодолеть который готов не всякий.
Я не говорю о том, что молодые люди идут, что называется, вразнос. Они и в вузы поступают, и работу неплохую находят, однако в занятиях каким-то делом уже нет той, присущей хоккейному отрезку, искренности, самоотдачи. Конечно, со временем проходит все. Адаптацию никто не отменял, и начинает новая сфера деятельности нравиться, ты сам как бы убеждаешь себя в этом. Люди чего-то добиваются в жизни, становятся самодостаточными, состоятельными. Тем не менее в душе остается осадок, что с юношеской мечтой пришлось распрощаться.
И чтобы компенсировать душевный дискомфорт, такие мужики непременно, если у них дети — мальчишки, ведут их в хоккейные школы; не получается у сыновей, делают, с позволения сказать, ставку на внуков. Это, естественно, хорошо. Я верю, что в одном из поколений проявляется умение, заложенное в отцах, дедах. Совсем не обязательно, что предки должны непременно быть игроками команд мастеров. И у звезд наследники не часто попадают в большой хоккей, но единицы достигают уровня родителей. Например, у легендарного Всеволода Михайловича Боброва сын Михаил не стал хоккеистом. Не заиграли дети Виктора Тихонова и Владимира Юрзинова, ставшие затем хоккейными тренерами. Но на этом поприще они не дотянули до уровня отцов, хотя вполне приличные специалисты. А вот внук Виктора Тихонова, его полный тезка, неплохо играет в «Северстали», на него обратили внимание в НХЛ. Из тех, кого я знаю, пожалуй, только сыновья Бориса Александрова, Федора Канарейкина, Николая Дроздецкого неплохо играют в суперлиге, да мой Егор. Во всем мире это есть. Сыновья выдающегося Горди Хоу достигли уровня сборной США, но не стали серьезными профессионалами НХЛ. В 2005 году я видел на чемпионате мира в Вене, как играет за американскую команду Ян Штястны — сын блестящего форварда, в прошлом игрока сборных Чехословакии, Словакии и клуба «Квебек Нордикс» Петера Штястны. Против него я играл не раз и могу точно сказать, что старший Штястны — звезда хоккея, а его парень просто крепкий игрок, не рядовой, но до папы недотягивает. Но вот дочь Петера — Кристина — унаследовала спортивные качества отца, его менталитет. Она еще в 2005 году, в 14 лет, стала одной из лучших теннисисток США среди сверстниц. И говорят, вскоре может раскрыться. Вот как иногда проявляются наследственные качества. Не в виде спорта, а в способностях, заложенных, если хотите, генетически. Эта девочка, наверное, родилась игроком.
Я верю в судьбу. Считаю, что не случайно в моем детстве рядом оказался Евгений Мишаков, впоследствии заслуженный мастер спорта, хоккеист ЦСКА и сборной СССР. Он был человеком неравнодушным. Его волновали не только собственные дела, проблемы. Женя, по возможности, всегда был готов помочь, подсказать, направить дело в нужное русло. Эти его прекрасные человеческие качества имели прямое отношение и ко мне. Ведь Мишаков, собственно, сделал все от него зависящее, чтобы я вышел на международный хоккейный уровень.
Я с удовольствием играл в хоккей, менять клуб не собирался, даже не думал об этом. Но однажды я поехал на стадион на Ново-Рязанской улице на матч против мужской команды «Локомотива», где выступали Мишаков, способный хоккеист Василий Адарчев, раскрывшийся позднее в ленинградском СКА. Понравился тренеру железнодорожников, и тот пригласил меня и еще нескольких ребят из дворовой команды — Петю Конова и Толю Шитикова — в клуб железнодорожников.
Мы понимали, что если хотим научиться играть по-настоящему, то отказываться нельзя. С первых дней пребывания в «Локомотиве» я убедился в этом. Так состоялся выход на новый уровень, куда более качественный и профессиональный, чем детский клубный московский хоккей, хотя и ему надо отдать должное как важному этапу в движении вверх по вертикали.
В первом же сезоне сыграл в первенстве СССР среди молодежных команд, матчи которого проходили на катке с искусственным льдом в Сокольниках. «Локомотив» занял четвертое место из шести участников. И это было неплохо. В молодежном советском хоккее доминировали воспитанники столичных армейцев и спартаковцев, сильной считалась школа «Крыльев Советов». И против меня играли многие способные хоккеисты — спартаковец Виктор Ярославцев, ставший позднее чемпионом мира, в «Крыльях Советов» — Валентин Панюхин, впоследствии один из лучших в ленинградском СКА. Собственно, и в «Локомотиве» были талантливые ребята: Саша Пашков — олимпийский чемпион 1972 года, классный вратарь, Борис Штанько, затем тренер ЦСКА. А на пути к финалу мы, железнодорожники, остановили армейцев, за которых выступали Владимир Расько, Николай Морозов — известный хоккейный судья, Александр Сафронов, Николай Подкопаев, которые затем попали в различные команды высшей лиги.
На этом первенстве ко мне подошел знаменитый в прошлом армейский игрок и тренер Владимир Елизаров и пригласил в ЦСКА — играть за молодежную команду. «Тебе предоставляется шанс не просто поиграть за молодежную команду, — сказал он. — Не исключено, что на тебя обратят внимание в команде мастеров. В общем, если хочешь, готовься играть как следует. Сможечь сосредоточиться на подготовке — тебе же будут платить стипендию».
Для меня это было важно. К тому времени умер отец — Петр Тимофеевич, мама — Мария Лукьяновна продолжала работать на фабрике «Дукат» и тащила на себе весь дом, четверых братьев — меня, Виктора, Александра и Анатолия. Я помогал, как мог, устроился на работу слесарем 3-го разряда на автодормехбазу № 3 в Коптево. Началась трудовая жизнь, в которой для спорта было не так уж много времени. Ну, кто сейчас поверит, что после этого человек попадает в команду мастеров и становится чемпионом мира и Олимпийских игр? Собственно, и речь об этом в современных условиях не идет, в 12–13 лет, когда раньше только начинали, нынче ребят списывают. Но в прежние времена случаи, подобные моему, имели место. Тот же легендарный Анатолий Фирсов попал в «Спартак», что называется, от станка.
В общем, совмещать хоккей и работу мне становилось все труднее, нелегко было после 8-часового рабочего дня тренироваться. И ЦСКА с предложением Елизарова — это был потрясающий шанс, выход из положения: я мог играть и зарабатывать для семьи деньги. Говорю об этом искренне, ибо семья была для меня самым главным. Сегодня, когда мама и братья ушли, с волнением вспоминаю то время. Память сохранила массу эпизодов, каждый из которых по-своему дорог. Не так давно побывал в своем старом доме, где до недавнего времени жил Евгений Мишаков, вот и его нет. Площадка для хоккея стала лучше, но она пустует.
Я на мгновение закрыл глаза и вспомнил, какие страсти кипели на простенькой «коробке» в пору моего детства. Не сомневаюсь, так было везде. И не в последнюю очередь поэтому сборная СССР была первой в мире. Спорт формировал патриотов родины. И мне совсем не стыдно сказать, что был счастлив, став октябренком, с гордостью носил пионерский галстук, затем были комсомол, партия — это была единая цепочка. Кто-то, наверное, имеет иную точку зрения, скажет, что всех нас дурачили, держали за роботов. Но через это прошли все — и люди, откровенно высказывавшие «крамольные» речи, и те, кто искренне любил страну. Она ведь многих сделала людьми. Это ни для кого не секрет.
Никто не заставлял меня, когда учился в 5-м и 6-м классах, сдавать нормы ГТО, играть в волейбол, выступать за школу в лыжных гонках. Помню, как впервые встал на лыжи и именно пробежал на них дистанцию в 2 км, причем кататься толком не умел, но хотел показать результат. Это говорит о том, что мотивация существует всегда и во всем. Есть два направления — обучение и практика. Я понял это позже, став взрослым.
Был рад, что попал в ЦСКА, в котором, конечно, здорово работали с мальчишками. Относились к нам требовательно, высокими были нагрузки, но это был интересный отрезок. Жаль только, что оказался он коротким. К сожалению, стипендию я не получил, естественно, огорчился, даже растерялся, не знал, как себя вести. Но спрашивать почему — не стал, постеснялся. Естественно, обострились домашние финансовые проблемы. С одной стороны, хотелось играть, но, как говорят, жить на что-то надо. Собственно, выбора у меня не было. К тому же я для себя решил, что в ЦСКА не подхожу. И снова пошел работать. Но ненадолго.
Хоккейная селекция существовала всегда. Причем в СССР она велась на хорошем уровне. Массовых переходов, естественно, не было. И это, между прочим, обеспечивало стабильность клубам, каждому, понятно, по возможностям. Московская школа хоккея была мощной, она на начальном этапе развития снабжала всю страну. Однако способных ребят было много и На периферии, в небольших городках. И столичные клубы получали прекрасных мастеров из глубинки. Достаточно вспомнить Александра Мальцева и Владимира Мышкина, приехавших в столицу из Кирово-Чепецка, омича Виктора Блинова, пензенских воспитанников братьев Голиковых, Василия Первухина, Виктора Жлуктова из Инты, Бориса Александрова из Усть-Каменогорска… Меня, как и их, видели в деле тренеры, работники клубов, они обменивались информацией по молодым игрокам. В общем, весной 1962 года появилась возможность играть в саратовском «Авангарде», команде класса «Б». Тренер Валентин Николаев, работавший в Саратове, приехал в Москву, узнал, что есть такой нападающий Михайлов, переговорил с наставниками молодежной команды «Локомотива» — Владимиром Гороховым и Григорием Мкртычаном, получил необходимую информацию. И сделал мне официальное предложение, рассказал об обстановке в команде, ее задачах, пообещал зарплату — 220 рублей. Все это произвело на меня большое впечатление.
Дело было не только в деньгах. Я почувствовал, что могу закрепиться в большом хоккее. То, что звали в команду низшего дивизиона, не пугало. Главное — игровая практика, возможности для роста. Кроме того, не я же один так начинал. Главное — звали, значит, с какой-то перспективой.
Приехал в Саратов, устроился работать на «почтовый ящик» «Авангард» — оборонное предприятие, тогда ведь все спортсмены были любителями. С этого момента и началась моя профессиональная хоккейная жизнь. Правда, раньше все было гораздо проще, чем сейчас: на питание выдавали талоны, не было углубленного медицинского обследования и так далее. В общем, с хоккеистом не возились, как с писаной торбой. Но отношение к нам было добрым. С жильем все было без проблем: в заводском доме выделили приезжим игрокам этаж, чтобы было веселей, я и еще несколько человек обосновались в трехкомнатной квартире. Жил вместе с москвичами Сергеем Тарасовым, Володей Москвитиным (он затем одно время был тренером тольяттинской «Лады»).
Местных игроков было мало. Они не стремились играть за команду мастеров — в Саратове было несколько предприятий, выступавших за первенство города. Хоккеисты из этих команд получали на производстве более высокую зарплату, и хлопот было меньше. Но с приходом в команду мастеров на пост старшего тренера Анатолия Гаврилина, известного саратовского футболиста и хоккеиста, работавшего с командой производственников на «почтовом ящике», стали у нас появляться многие местные хоккеисты, им помогали опытные Юрий Стрелков и Георгий Голубкин. Способные молодые игроки действительно были нужны.
Сначала я играл на позиции центрального нападающего во втором звене. Но к концу сезона перевели в первую тройку, поскольку ее центральный форвард, по мнению тренера, с обязанностями не справлялся. И на флангах со мной стали играть Юра Малахов и Юра Стрелков.
Сезон получился удачным — саратовцы заняли второе место вслед за спортклубом имени Урицкого из Казани. Тут и федерация хоккея СССР образовала новый класс «А», и «Авангард» оказался в нем вместе с казанцами, рижскими динамовцами.
Осенью того же года приехал из Москвы Саша Кафтан, потом я рассказал тренерам, что есть у меня знакомый голкипер, и привез в Саратов Сашу Куликова, который стал классным вратарем. Знал его еще по «молодежке» «Локомотива». Появился в команде Роберт Дмитриевич Черенков, выступавший за столичное «Динамо» на позиции защитника, первый мастер спорта в Саратове. Он поиграл год и занял пост старшего тренера. Черенков пригласил в команду из столицы Стаса Щеголева, Костю Никифорова, Володю Яковенко, Сашу Сафронова. Конечно, росли и хорошие местные ребята, например Виктор Садомов, он впоследствии немало лет возглавлял саратовский «Кристалл». С приходом Черенкова наша команда стала более сбалансированной, работающей с учетом современных требований. Для меня это было важно. Сейчас я могу сказать, что Саратов стал как бы отправной точкой в моей профессиональной хоккейной жизни. В нем я получил первые уроки бытия команды мастеров, форм общения, подходов к работе.
В конце второго сезона пребывания в Саратове, зимой 1965 года, «Авангард» участвовал в турнире в Кирово-Чепецке. Встретился с мужской командой «Крылья Советов», в которой были только что закончившие играть за мастеров выдающиеся хоккеисты — чемпионы мира Алексей Гурышев, Михаил Бычков, Альфред Кучевский. Я играл в центре — против Гурышева. Он подошел после матча и позвал меня в «Крылья Советов». Это было заманчивое предложение, знаменитая команда! Ее тренировал известный в прошлом защитник Сергей Митин.
Летом, когда нас отпустили в Москву, я приехал на стадион «Красный Октябрь», позанимался вместе с Александром Мартынюком, Зарубиным, Игорем Дмитриевым. После тренировки жду, что будет дальше. Подошел Митин и неожиданно сказал: «Парень ты интересный — приходи через год». В общем, послал меня куда подальше. Приехал я домой на Хорошевку, рассказал все Жене Мишакову, а тот уверенно так говорит: «Не расстраивайся, все равно играть будешь». С надеждой на это я и отправился обратно в Саратов.
Оснований не верить ему не было. Все ребята знали, что Женя честный и справедливый парень, уже хорошо знающий спорт изнутри. Он вообще был нашим хорошевским кумиром. К тому времени Мишаков уже поиграл в футбол за клуб «Локомотив» (Калуга), что мальчишкам казалось огромным достижением. Действительно, он мог стать хорошим футболистом. Но вот как распорядилась судьба! Женю знал тренер Владимир Горохов, живший рядом со станцией метро «Сокол». Он порекомендовал старшему тренеру Николаю Петровичу Морозову, который потом, кстати, был главным в сборной СССР, взять Мишакова в столичный «Локомотив». Тот посмотрел, как Женя играет за дублирующий состав, и сказал: «Паренек, пожалуй, стоящий. Но как я его в «основе» на поле выпущу с такими кривыми ногами?» Может быть, пошутил или не разобрался в способностях Мишакова. Короче говоря, в 1962 году оказался он в хоккейной команде московского «Локомотива», которую тренировал Анатолий Кострюков — известный защитник «Крыльев Советов» сороковых и пятидесятых годов, специалист высокого уровня и человек образованный, культурный. А в 1965-м Мишакова, как говорится, призвали в ЦСКА.
Так вот, Женя не забыл про меня, сказал Анатолию Михайловичу, что есть в Саратове приличный парень Борис Михайлов. Правда, почему-то не назвал позицию, на которой я играл.
Вскоре мы приехали в Москву на матчи против крепкой команды из города Электросталь, Кострюков специально пришел на каток в Сокольниках, посмотреть на то, что я из себя представляю.
За несколько дней до этого заболел Черенков, наш играющий тренер. И я занял его место в обороне. Обе встречи мы проиграли, соперник-то был опытный, в составе было много хороших хоккеистов, прошедших школу московских команд мастеров. Но мне удалось в каждом матче забросить по шайбе, и в целом отыграл я неплохо.
После второго поединка ко мне подошел Анатолий Михайлович. «Борис, — сказал он, — у тебя есть задатки, надо их развивать на уровне высшей лиги. У нас опытная команда. Если есть желание, можешь в Саратове рассчитываться, мы берем тебя в «Локомотив».
Приехал в Саратов, рассказал, что и как. Конечно, Роберт Дмитриевич не хотел меня отпускать, у него же были в отношении меня и команды свои планы. Черенков был честолюбив и мечтал вывести «Авангард» в высшую лигу. Городское начальство вызывало — обещали 2-комнатную квартиру. Я не хотел обижать саратовцев — в конце концов, именно в «Авангарде» заиграл. Но отказаться от приглашения не мог. Кроме всего прочего, хотелось вернуться домой — в Москву.
Гораздо позднее, когда стал тренером, сам прошел через это. Во время работы в ленинградском, а потом санкт-петербургском СКА не раз терял игроков, на которых немало сил истратил. Но куда деваться? Такова была в то время судьба тренера среднего клуба. Собственно, не сладкая у него жизнь и сейчас, но проще найти замену ушедшему, может, не полноценную, но как-то бреши прикрыть. Раньше было сложнее. Каждый переход обсуждался на уровне национальной федерации. И если стороны не договаривались, что называется, полюбовно, то процесс получался сложным. Подключалась местная пресса, обвинявшая того или иного хоккеиста в отсутствии патриотизма, уважения к землякам, к родному городу. Но вот что любопытно, заставить переходить игрока без его желания было сложно. Если дело касалось одного общества, скажем, перехода из свердловского «Спартака» в московский, профсоюзных клубов, то здесь многое решалось методом убеждения руководства центрального совета. Да и вообще, не договорившись с игроком, никто не затеивал истории с переходами, смысла не было. Единственный момент, в котором человек не мог ничего поделать, — призыв в армию.
Я считаю, что способный игрок может уйти, если другой клуб сильнее и в нем у него есть больше шансов добиться высоких результатов. Правда, сейчас престижно играть не там, где команды с традициями, опытные тренеры, а в клубах, где больше платят. И это вполне естественно, так живут хоккеисты во всем мире. Безусловно, обидно, но в профессиональном хоккее дуться на кого-то просто глупо. Надо своими делами заниматься.
В общем, на уговоры саратовцев остаться я не поддался и вернулся в Москву. Пришел на тренировку в «Локомотив», из которого в то время ушли в «Спартак» защитник Владимир Мигунько и нападающий Евгений Зимин, чуть раньше в армию взяли Женю Мишакова.
Когда мы вышли на лед, Анатолий Кострюков неожиданно ставит меня в оборону, видимо, имея в виду, что я смогу заменить Мигунько. Подхожу после тренировки к Анатолию Михайловичу и объясняю — я защитником в Саратове не играл, был центральным нападающим, просто в оборону меня в том матче, который он видел, перевели из-за болезни Черенкова.
Ситуация получилась, на первый взгляд, довольно курьезная. Но мне было совсем не смешно, предположил, что нападающий Кострюкову не нужен, и резонно сказал себе, что дела твои, Боря, плохи. Тем не менее он почти без раздумий сказал: «Ничего страшного. У меня «дыр» полно. В атаке попробуем тебя на правом фланге вместо Жени Зимина». Так с его легкой руки я занял позицию, на которой отыграл пятнадцать лет.
Моими первыми партнерами в «Локомотиве» стали два Александра: Гришин — в центре — и Сафронов. Мне довольно быстро удалось освоиться справа, найти игровые контакты. Я, попав в команду высокого класса, где играли такие мастера, как Виктор Якушев, Виктор Цыплаков, Валентин Козин, Михаил Рыжов, Евгений Палеев, Борис Спиркин, Михаил Ржевцев, Юрий Цицинов, Александр Волков, Станислав Ильин, сразу понял, что ожидает меня более сложная жизнь, чем в Саратове. Железнодорожники однажды были призерами чемпионата СССР, всегда входили в пятерку лучших команд. Учебно-тренировочный процесс был интенсивным, Анатолий Кострюков учитывал все современные требования. Он, находясь на льду, постоянно подсказывал, как вести себя в матчах в различных ситуациях. Особое внимание уделялось игре в большинстве и в меньшинстве, быстрой смене звеньев, технике, броскам. В «Локомотиве» я понял, что такое подготовительный процесс — работа на земле, занятия с отягощениями. Это тяжелый труд. Но тогда я еще не знал, что все это семечки по сравнению с тем, что ждет меня в ЦСКА и в сборной.
Уже закончив играть, я сравнивал тренерское искусство Анатолия Михайловича с методами работы других известных наставников — Анатолия Тарасова, Аркадия Чернышева, Всеволода Боброва, Бориса Кулагина, Виктора Тихонова, Константина Локтева. Так вот, по моему мнению, Анатолий Кострюков — из числа элитных специалистов. Он прекрасно знал все тонкости хоккея, держал игроков на дистанции, обладал даром внушения и убеждения, отличался жесткостью в работе. Не случайно он всегда помогал тренерам сборной, некоторое время возглавлял управление хоккея Госкомспорта.
Попав в «Локомотив», я окунулся в большой хоккей. Первое время находился в восторженном состоянии. Как же, тренировался и играл в Сокольниках, на катке ЦСКА, в лужниковском Дворце спорта, жил на сборах на уютной базе в Баковке. В «Локомотиве» была дружная команда, жаль, что еще в советские времена ее расформировали. Здесь не было каких-то кланов, чинопочитания. Лидеры — Михаил Рыжов, Виктор Якушев, Виктор Цыплаков — и другие опытные игроки не стремились возвысить себя, взаимоотношения были ровными, спокойными.
Конечно, когда дело касалось ошибок в игре, кто-то мог новичка упрекнуть, но делалось это аккуратно, без хамства. Наверное, кроме всего прочего, и поэтому «Локомотив», не имеющий таких возможностей, как ЦСКА, «Спартак», «Динамо», оставался в их компании. Хоккеисты понимали меру ответственности, и никто не трудился спустя рукава. Ко мне это вообще никогда не относилось. Моими лучшими качествами были скорость, жажда борьбы. Зная, что я не филоню, тренеры не считали потерянным время, которое посвящали моему совершенствованию.
В сезоне 1965–1966 годов «Локомотив» занял пятое место, мне присвоили звание «Мастер спорта». Сейчас эта награда, пожалуй, никого не воодушевляет, в хоккее все прагматично, построено на рыночных отношениях. Стимул — деньги. Я же искренне радовался, понимал, что теперь нахожусь в компании известных игроков. И надо трудиться по полной программе. Ведь тогда была конкуренция за места в составах. Конечно, на первых ролях были московские клубы, и заиграть в них могли только способные люди. А вот отношение к москвичам было прохладным. Хоккеисты клубов с периферии на встречи с ними настраивались как на последние в карьере. И дело заключалось не только в хоккее. И болельщики нас, мягко говоря, не жаловали. Сама жизнь в столице качественно отличалась от условий в других городах, на порядок была выше. Для тех, кто жил в СССР, не секрет, что в Москве не было проблем с продуктами, одеждой. И это многих раздражало, хотя мы не были ни в чем виноваты. Вопросы надо было задавать не нам, а руководству страны.
Иногда это таит определенные опасности. Существовало даже мнение, что те, кто играет за «мужиков», могут распрощаться с мыслями о команде мастеров. Во-первых, нет регулярных тренировок, поэтому сложно совершенствовать мастерство. Другая проблема — можно пристраститься к курению, алкоголю. Ведь не секрет, что после матчей во многих мужских командах проходил независимо от результата так называемый «разбор игры»: люди скидывались по нескольку рублей, покупали водку, закуску и где-нибудь в укромном уголке на стадионе отмечали событие, причем довольно часто с продолжением. Всегда находились те, кто говорил тебе: молодой, а ты будешь? И были ребята, которым не хотелось отрываться от коллектива, они считали важным почувствовать себя на равных со взрослыми.
Словом, чего тут объяснять, никто не отменял выражения о том, что дурные примеры заразительны. Понятно, не для всех. Но такие случаи, когда парнишка начинал выпивать, пусть не частые, а единичные, действительно имели место.
В шестидесятые-семидесятые годы уже на полных оборотах работали спортивные школы, в них шли ежедневные тренировки. Казалось, пройдя весь цикл, игрок так или иначе мог закрепиться в спорте. Но, конечно, не каждый, взрослых клубов в стране было немного. И для ребят оказаться за чертой команды мастеров было трагедией. По существу, они много лет посвятили обучению хоккею. И те, кто после выпуска из школы оказался не у дел, не попал в высшую, первую или вторую лиги, сталкивались с серьезными трудностями в выборе жизненного пути. Естественно, многие хоккеисты, не сумевшие пробиться в профессионалы, не безграмотны. Среди них были, есть и будут достаточно образованные парни. Но сложен сам период перестройки.
Ведь люди готовились к одному делу, а приходилось выбирать что-то принципиально новое. Наверное, эта проблема есть и сейчас. Плюс еще, так сказать, родительский психологический фактор давит. Проблема, которую я уже затрагивал, серьезная. И о ней нужно поговорить подробнее.
Так вот, многие родители спят и видят в своих чадах будущих звезд НХЛ с миллионными контрактами. Или, на худой конец, звезд российского хоккея, обеспеченных, по нынешним меркам, по полной программе. В принципе в этом навскидку нет ничего негативного. Сегодня, в начале XXI века, многие стали прагматичными. Это, может быть, и неплохо. Но постоянная мысль, что ты непременно обязан оказаться, скажем, за океаном, с одной стороны, максимально стимулирует, а с другой — мешает сосредоточиться на подготовке. Существует риск ошибиться. И стараясь избежать его, парни иногда зацикливаются только на хоккее. А когда мечта рушится, наступает тяжелый психологический стресс, преодолеть который готов не всякий.
Я не говорю о том, что молодые люди идут, что называется, вразнос. Они и в вузы поступают, и работу неплохую находят, однако в занятиях каким-то делом уже нет той, присущей хоккейному отрезку, искренности, самоотдачи. Конечно, со временем проходит все. Адаптацию никто не отменял, и начинает новая сфера деятельности нравиться, ты сам как бы убеждаешь себя в этом. Люди чего-то добиваются в жизни, становятся самодостаточными, состоятельными. Тем не менее в душе остается осадок, что с юношеской мечтой пришлось распрощаться.
И чтобы компенсировать душевный дискомфорт, такие мужики непременно, если у них дети — мальчишки, ведут их в хоккейные школы; не получается у сыновей, делают, с позволения сказать, ставку на внуков. Это, естественно, хорошо. Я верю, что в одном из поколений проявляется умение, заложенное в отцах, дедах. Совсем не обязательно, что предки должны непременно быть игроками команд мастеров. И у звезд наследники не часто попадают в большой хоккей, но единицы достигают уровня родителей. Например, у легендарного Всеволода Михайловича Боброва сын Михаил не стал хоккеистом. Не заиграли дети Виктора Тихонова и Владимира Юрзинова, ставшие затем хоккейными тренерами. Но на этом поприще они не дотянули до уровня отцов, хотя вполне приличные специалисты. А вот внук Виктора Тихонова, его полный тезка, неплохо играет в «Северстали», на него обратили внимание в НХЛ. Из тех, кого я знаю, пожалуй, только сыновья Бориса Александрова, Федора Канарейкина, Николая Дроздецкого неплохо играют в суперлиге, да мой Егор. Во всем мире это есть. Сыновья выдающегося Горди Хоу достигли уровня сборной США, но не стали серьезными профессионалами НХЛ. В 2005 году я видел на чемпионате мира в Вене, как играет за американскую команду Ян Штястны — сын блестящего форварда, в прошлом игрока сборных Чехословакии, Словакии и клуба «Квебек Нордикс» Петера Штястны. Против него я играл не раз и могу точно сказать, что старший Штястны — звезда хоккея, а его парень просто крепкий игрок, не рядовой, но до папы недотягивает. Но вот дочь Петера — Кристина — унаследовала спортивные качества отца, его менталитет. Она еще в 2005 году, в 14 лет, стала одной из лучших теннисисток США среди сверстниц. И говорят, вскоре может раскрыться. Вот как иногда проявляются наследственные качества. Не в виде спорта, а в способностях, заложенных, если хотите, генетически. Эта девочка, наверное, родилась игроком.
Я верю в судьбу. Считаю, что не случайно в моем детстве рядом оказался Евгений Мишаков, впоследствии заслуженный мастер спорта, хоккеист ЦСКА и сборной СССР. Он был человеком неравнодушным. Его волновали не только собственные дела, проблемы. Женя, по возможности, всегда был готов помочь, подсказать, направить дело в нужное русло. Эти его прекрасные человеческие качества имели прямое отношение и ко мне. Ведь Мишаков, собственно, сделал все от него зависящее, чтобы я вышел на международный хоккейный уровень.
Мы понимали, что если хотим научиться играть по-настоящему, то отказываться нельзя. С первых дней пребывания в «Локомотиве» я убедился в этом. Так состоялся выход на новый уровень, куда более качественный и профессиональный, чем детский клубный московский хоккей, хотя и ему надо отдать должное как важному этапу в движении вверх по вертикали.
В первом же сезоне сыграл в первенстве СССР среди молодежных команд, матчи которого проходили на катке с искусственным льдом в Сокольниках. «Локомотив» занял четвертое место из шести участников. И это было неплохо. В молодежном советском хоккее доминировали воспитанники столичных армейцев и спартаковцев, сильной считалась школа «Крыльев Советов». И против меня играли многие способные хоккеисты — спартаковец Виктор Ярославцев, ставший позднее чемпионом мира, в «Крыльях Советов» — Валентин Панюхин, впоследствии один из лучших в ленинградском СКА. Собственно, и в «Локомотиве» были талантливые ребята: Саша Пашков — олимпийский чемпион 1972 года, классный вратарь, Борис Штанько, затем тренер ЦСКА. А на пути к финалу мы, железнодорожники, остановили армейцев, за которых выступали Владимир Расько, Николай Морозов — известный хоккейный судья, Александр Сафронов, Николай Подкопаев, которые затем попали в различные команды высшей лиги.
На этом первенстве ко мне подошел знаменитый в прошлом армейский игрок и тренер Владимир Елизаров и пригласил в ЦСКА — играть за молодежную команду. «Тебе предоставляется шанс не просто поиграть за молодежную команду, — сказал он. — Не исключено, что на тебя обратят внимание в команде мастеров. В общем, если хочешь, готовься играть как следует. Сможечь сосредоточиться на подготовке — тебе же будут платить стипендию».
Для меня это было важно. К тому времени умер отец — Петр Тимофеевич, мама — Мария Лукьяновна продолжала работать на фабрике «Дукат» и тащила на себе весь дом, четверых братьев — меня, Виктора, Александра и Анатолия. Я помогал, как мог, устроился на работу слесарем 3-го разряда на автодормехбазу № 3 в Коптево. Началась трудовая жизнь, в которой для спорта было не так уж много времени. Ну, кто сейчас поверит, что после этого человек попадает в команду мастеров и становится чемпионом мира и Олимпийских игр? Собственно, и речь об этом в современных условиях не идет, в 12–13 лет, когда раньше только начинали, нынче ребят списывают. Но в прежние времена случаи, подобные моему, имели место. Тот же легендарный Анатолий Фирсов попал в «Спартак», что называется, от станка.
В общем, совмещать хоккей и работу мне становилось все труднее, нелегко было после 8-часового рабочего дня тренироваться. И ЦСКА с предложением Елизарова — это был потрясающий шанс, выход из положения: я мог играть и зарабатывать для семьи деньги. Говорю об этом искренне, ибо семья была для меня самым главным. Сегодня, когда мама и братья ушли, с волнением вспоминаю то время. Память сохранила массу эпизодов, каждый из которых по-своему дорог. Не так давно побывал в своем старом доме, где до недавнего времени жил Евгений Мишаков, вот и его нет. Площадка для хоккея стала лучше, но она пустует.
Я на мгновение закрыл глаза и вспомнил, какие страсти кипели на простенькой «коробке» в пору моего детства. Не сомневаюсь, так было везде. И не в последнюю очередь поэтому сборная СССР была первой в мире. Спорт формировал патриотов родины. И мне совсем не стыдно сказать, что был счастлив, став октябренком, с гордостью носил пионерский галстук, затем были комсомол, партия — это была единая цепочка. Кто-то, наверное, имеет иную точку зрения, скажет, что всех нас дурачили, держали за роботов. Но через это прошли все — и люди, откровенно высказывавшие «крамольные» речи, и те, кто искренне любил страну. Она ведь многих сделала людьми. Это ни для кого не секрет.
Никто не заставлял меня, когда учился в 5-м и 6-м классах, сдавать нормы ГТО, играть в волейбол, выступать за школу в лыжных гонках. Помню, как впервые встал на лыжи и именно пробежал на них дистанцию в 2 км, причем кататься толком не умел, но хотел показать результат. Это говорит о том, что мотивация существует всегда и во всем. Есть два направления — обучение и практика. Я понял это позже, став взрослым.
Был рад, что попал в ЦСКА, в котором, конечно, здорово работали с мальчишками. Относились к нам требовательно, высокими были нагрузки, но это был интересный отрезок. Жаль только, что оказался он коротким. К сожалению, стипендию я не получил, естественно, огорчился, даже растерялся, не знал, как себя вести. Но спрашивать почему — не стал, постеснялся. Естественно, обострились домашние финансовые проблемы. С одной стороны, хотелось играть, но, как говорят, жить на что-то надо. Собственно, выбора у меня не было. К тому же я для себя решил, что в ЦСКА не подхожу. И снова пошел работать. Но ненадолго.
Хоккейная селекция существовала всегда. Причем в СССР она велась на хорошем уровне. Массовых переходов, естественно, не было. И это, между прочим, обеспечивало стабильность клубам, каждому, понятно, по возможностям. Московская школа хоккея была мощной, она на начальном этапе развития снабжала всю страну. Однако способных ребят было много и На периферии, в небольших городках. И столичные клубы получали прекрасных мастеров из глубинки. Достаточно вспомнить Александра Мальцева и Владимира Мышкина, приехавших в столицу из Кирово-Чепецка, омича Виктора Блинова, пензенских воспитанников братьев Голиковых, Василия Первухина, Виктора Жлуктова из Инты, Бориса Александрова из Усть-Каменогорска… Меня, как и их, видели в деле тренеры, работники клубов, они обменивались информацией по молодым игрокам. В общем, весной 1962 года появилась возможность играть в саратовском «Авангарде», команде класса «Б». Тренер Валентин Николаев, работавший в Саратове, приехал в Москву, узнал, что есть такой нападающий Михайлов, переговорил с наставниками молодежной команды «Локомотива» — Владимиром Гороховым и Григорием Мкртычаном, получил необходимую информацию. И сделал мне официальное предложение, рассказал об обстановке в команде, ее задачах, пообещал зарплату — 220 рублей. Все это произвело на меня большое впечатление.
Дело было не только в деньгах. Я почувствовал, что могу закрепиться в большом хоккее. То, что звали в команду низшего дивизиона, не пугало. Главное — игровая практика, возможности для роста. Кроме того, не я же один так начинал. Главное — звали, значит, с какой-то перспективой.
Приехал в Саратов, устроился работать на «почтовый ящик» «Авангард» — оборонное предприятие, тогда ведь все спортсмены были любителями. С этого момента и началась моя профессиональная хоккейная жизнь. Правда, раньше все было гораздо проще, чем сейчас: на питание выдавали талоны, не было углубленного медицинского обследования и так далее. В общем, с хоккеистом не возились, как с писаной торбой. Но отношение к нам было добрым. С жильем все было без проблем: в заводском доме выделили приезжим игрокам этаж, чтобы было веселей, я и еще несколько человек обосновались в трехкомнатной квартире. Жил вместе с москвичами Сергеем Тарасовым, Володей Москвитиным (он затем одно время был тренером тольяттинской «Лады»).
Местных игроков было мало. Они не стремились играть за команду мастеров — в Саратове было несколько предприятий, выступавших за первенство города. Хоккеисты из этих команд получали на производстве более высокую зарплату, и хлопот было меньше. Но с приходом в команду мастеров на пост старшего тренера Анатолия Гаврилина, известного саратовского футболиста и хоккеиста, работавшего с командой производственников на «почтовом ящике», стали у нас появляться многие местные хоккеисты, им помогали опытные Юрий Стрелков и Георгий Голубкин. Способные молодые игроки действительно были нужны.
Сезон получился удачным — саратовцы заняли второе место вслед за спортклубом имени Урицкого из Казани. Тут и федерация хоккея СССР образовала новый класс «А», и «Авангард» оказался в нем вместе с казанцами, рижскими динамовцами.
Осенью того же года приехал из Москвы Саша Кафтан, потом я рассказал тренерам, что есть у меня знакомый голкипер, и привез в Саратов Сашу Куликова, который стал классным вратарем. Знал его еще по «молодежке» «Локомотива». Появился в команде Роберт Дмитриевич Черенков, выступавший за столичное «Динамо» на позиции защитника, первый мастер спорта в Саратове. Он поиграл год и занял пост старшего тренера. Черенков пригласил в команду из столицы Стаса Щеголева, Костю Никифорова, Володю Яковенко, Сашу Сафронова. Конечно, росли и хорошие местные ребята, например Виктор Садомов, он впоследствии немало лет возглавлял саратовский «Кристалл». С приходом Черенкова наша команда стала более сбалансированной, работающей с учетом современных требований. Для меня это было важно. Сейчас я могу сказать, что Саратов стал как бы отправной точкой в моей профессиональной хоккейной жизни. В нем я получил первые уроки бытия команды мастеров, форм общения, подходов к работе.
В конце второго сезона пребывания в Саратове, зимой 1965 года, «Авангард» участвовал в турнире в Кирово-Чепецке. Встретился с мужской командой «Крылья Советов», в которой были только что закончившие играть за мастеров выдающиеся хоккеисты — чемпионы мира Алексей Гурышев, Михаил Бычков, Альфред Кучевский. Я играл в центре — против Гурышева. Он подошел после матча и позвал меня в «Крылья Советов». Это было заманчивое предложение, знаменитая команда! Ее тренировал известный в прошлом защитник Сергей Митин.
Летом, когда нас отпустили в Москву, я приехал на стадион «Красный Октябрь», позанимался вместе с Александром Мартынюком, Зарубиным, Игорем Дмитриевым. После тренировки жду, что будет дальше. Подошел Митин и неожиданно сказал: «Парень ты интересный — приходи через год». В общем, послал меня куда подальше. Приехал я домой на Хорошевку, рассказал все Жене Мишакову, а тот уверенно так говорит: «Не расстраивайся, все равно играть будешь». С надеждой на это я и отправился обратно в Саратов.
Оснований не верить ему не было. Все ребята знали, что Женя честный и справедливый парень, уже хорошо знающий спорт изнутри. Он вообще был нашим хорошевским кумиром. К тому времени Мишаков уже поиграл в футбол за клуб «Локомотив» (Калуга), что мальчишкам казалось огромным достижением. Действительно, он мог стать хорошим футболистом. Но вот как распорядилась судьба! Женю знал тренер Владимир Горохов, живший рядом со станцией метро «Сокол». Он порекомендовал старшему тренеру Николаю Петровичу Морозову, который потом, кстати, был главным в сборной СССР, взять Мишакова в столичный «Локомотив». Тот посмотрел, как Женя играет за дублирующий состав, и сказал: «Паренек, пожалуй, стоящий. Но как я его в «основе» на поле выпущу с такими кривыми ногами?» Может быть, пошутил или не разобрался в способностях Мишакова. Короче говоря, в 1962 году оказался он в хоккейной команде московского «Локомотива», которую тренировал Анатолий Кострюков — известный защитник «Крыльев Советов» сороковых и пятидесятых годов, специалист высокого уровня и человек образованный, культурный. А в 1965-м Мишакова, как говорится, призвали в ЦСКА.
Так вот, Женя не забыл про меня, сказал Анатолию Михайловичу, что есть в Саратове приличный парень Борис Михайлов. Правда, почему-то не назвал позицию, на которой я играл.
Вскоре мы приехали в Москву на матчи против крепкой команды из города Электросталь, Кострюков специально пришел на каток в Сокольниках, посмотреть на то, что я из себя представляю.
За несколько дней до этого заболел Черенков, наш играющий тренер. И я занял его место в обороне. Обе встречи мы проиграли, соперник-то был опытный, в составе было много хороших хоккеистов, прошедших школу московских команд мастеров. Но мне удалось в каждом матче забросить по шайбе, и в целом отыграл я неплохо.
После второго поединка ко мне подошел Анатолий Михайлович. «Борис, — сказал он, — у тебя есть задатки, надо их развивать на уровне высшей лиги. У нас опытная команда. Если есть желание, можешь в Саратове рассчитываться, мы берем тебя в «Локомотив».
Приехал в Саратов, рассказал, что и как. Конечно, Роберт Дмитриевич не хотел меня отпускать, у него же были в отношении меня и команды свои планы. Черенков был честолюбив и мечтал вывести «Авангард» в высшую лигу. Городское начальство вызывало — обещали 2-комнатную квартиру. Я не хотел обижать саратовцев — в конце концов, именно в «Авангарде» заиграл. Но отказаться от приглашения не мог. Кроме всего прочего, хотелось вернуться домой — в Москву.
Я считаю, что способный игрок может уйти, если другой клуб сильнее и в нем у него есть больше шансов добиться высоких результатов. Правда, сейчас престижно играть не там, где команды с традициями, опытные тренеры, а в клубах, где больше платят. И это вполне естественно, так живут хоккеисты во всем мире. Безусловно, обидно, но в профессиональном хоккее дуться на кого-то просто глупо. Надо своими делами заниматься.
В общем, на уговоры саратовцев остаться я не поддался и вернулся в Москву. Пришел на тренировку в «Локомотив», из которого в то время ушли в «Спартак» защитник Владимир Мигунько и нападающий Евгений Зимин, чуть раньше в армию взяли Женю Мишакова.
Когда мы вышли на лед, Анатолий Кострюков неожиданно ставит меня в оборону, видимо, имея в виду, что я смогу заменить Мигунько. Подхожу после тренировки к Анатолию Михайловичу и объясняю — я защитником в Саратове не играл, был центральным нападающим, просто в оборону меня в том матче, который он видел, перевели из-за болезни Черенкова.
Ситуация получилась, на первый взгляд, довольно курьезная. Но мне было совсем не смешно, предположил, что нападающий Кострюкову не нужен, и резонно сказал себе, что дела твои, Боря, плохи. Тем не менее он почти без раздумий сказал: «Ничего страшного. У меня «дыр» полно. В атаке попробуем тебя на правом фланге вместо Жени Зимина». Так с его легкой руки я занял позицию, на которой отыграл пятнадцать лет.
Моими первыми партнерами в «Локомотиве» стали два Александра: Гришин — в центре — и Сафронов. Мне довольно быстро удалось освоиться справа, найти игровые контакты. Я, попав в команду высокого класса, где играли такие мастера, как Виктор Якушев, Виктор Цыплаков, Валентин Козин, Михаил Рыжов, Евгений Палеев, Борис Спиркин, Михаил Ржевцев, Юрий Цицинов, Александр Волков, Станислав Ильин, сразу понял, что ожидает меня более сложная жизнь, чем в Саратове. Железнодорожники однажды были призерами чемпионата СССР, всегда входили в пятерку лучших команд. Учебно-тренировочный процесс был интенсивным, Анатолий Кострюков учитывал все современные требования. Он, находясь на льду, постоянно подсказывал, как вести себя в матчах в различных ситуациях. Особое внимание уделялось игре в большинстве и в меньшинстве, быстрой смене звеньев, технике, броскам. В «Локомотиве» я понял, что такое подготовительный процесс — работа на земле, занятия с отягощениями. Это тяжелый труд. Но тогда я еще не знал, что все это семечки по сравнению с тем, что ждет меня в ЦСКА и в сборной.
Уже закончив играть, я сравнивал тренерское искусство Анатолия Михайловича с методами работы других известных наставников — Анатолия Тарасова, Аркадия Чернышева, Всеволода Боброва, Бориса Кулагина, Виктора Тихонова, Константина Локтева. Так вот, по моему мнению, Анатолий Кострюков — из числа элитных специалистов. Он прекрасно знал все тонкости хоккея, держал игроков на дистанции, обладал даром внушения и убеждения, отличался жесткостью в работе. Не случайно он всегда помогал тренерам сборной, некоторое время возглавлял управление хоккея Госкомспорта.
Попав в «Локомотив», я окунулся в большой хоккей. Первое время находился в восторженном состоянии. Как же, тренировался и играл в Сокольниках, на катке ЦСКА, в лужниковском Дворце спорта, жил на сборах на уютной базе в Баковке. В «Локомотиве» была дружная команда, жаль, что еще в советские времена ее расформировали. Здесь не было каких-то кланов, чинопочитания. Лидеры — Михаил Рыжов, Виктор Якушев, Виктор Цыплаков — и другие опытные игроки не стремились возвысить себя, взаимоотношения были ровными, спокойными.
Конечно, когда дело касалось ошибок в игре, кто-то мог новичка упрекнуть, но делалось это аккуратно, без хамства. Наверное, кроме всего прочего, и поэтому «Локомотив», не имеющий таких возможностей, как ЦСКА, «Спартак», «Динамо», оставался в их компании. Хоккеисты понимали меру ответственности, и никто не трудился спустя рукава. Ко мне это вообще никогда не относилось. Моими лучшими качествами были скорость, жажда борьбы. Зная, что я не филоню, тренеры не считали потерянным время, которое посвящали моему совершенствованию.
В сезоне 1965–1966 годов «Локомотив» занял пятое место, мне присвоили звание «Мастер спорта». Сейчас эта награда, пожалуй, никого не воодушевляет, в хоккее все прагматично, построено на рыночных отношениях. Стимул — деньги. Я же искренне радовался, понимал, что теперь нахожусь в компании известных игроков. И надо трудиться по полной программе. Ведь тогда была конкуренция за места в составах. Конечно, на первых ролях были московские клубы, и заиграть в них могли только способные люди. А вот отношение к москвичам было прохладным. Хоккеисты клубов с периферии на встречи с ними настраивались как на последние в карьере. И дело заключалось не только в хоккее. И болельщики нас, мягко говоря, не жаловали. Сама жизнь в столице качественно отличалась от условий в других городах, на порядок была выше. Для тех, кто жил в СССР, не секрет, что в Москве не было проблем с продуктами, одеждой. И это многих раздражало, хотя мы не были ни в чем виноваты. Вопросы надо было задавать не нам, а руководству страны.