Милевская Людмила. Продается шкаф с любовником

   Короче, я сделала вид, что обиделась, и ушла. А сама решила за ним последить и поднялась на этаж выше.
   Кроликов вынесся чуть ли не следом за мной, бегом спустился вниз и по двору пролетел мимо своей тачки. Понимаете?
   — Пока нет, — призналась Далила.
   Морковкина пояснила:
   — Кроликов шел пистолет выбрасывать, когда я с ним у двери столкнулась. Я ему помешала, потому он был такой злой. Короче, он со двора, я — за ним.
   — А где это происходило?
   — Кроликов тогда жил на Фонтанке. Его родители и сейчас там живут, когда из Москвы приезжают.
   — А точное время вы случайно не помните?
   — Помню, конечно. Был полдень.
   — Почему вы так уверены? — удивилась Далила.
   И Морковкина удивилась:
   — Ну, вы даете! В Петропавловке пушка палила.
   Кстати, Кроликов, когда со двора вышел, далеко не пошел, на берегу Фонтанки остановился и воровато оглянулся. Потом быстро вынул ствол из кармана и плюх его в воду. Утопил. Вот и все. Теперь сами судите, кто убил Машу, — победоносно заключила Марина.
   И Далила подумала: «Молодчина Галина. Как вовремя она подоспела с этой квартирой. Правда, лишила Кроликова Морковкиной, зато помогла восторжествовать справедливости».

Глава 31

   В назначенный час Далила была у подруги. Галина открыла дверь в красной фривольной комбинации и в чулках с красными подвязками.
   — Здрасьте! Семенова, ты еще не готова? — возмутилась Далила.
   — До свидания! Куда мне спешить? Настоящая женщина должна мужчину помучить.
   — Только при условии, что настоящая женщина — это та, которая задумывает испортить свидание, — усмехнулась Далила. — У кого повышается настроение от ожидания? А мужчина от природы агрессор. Ему испортить настроение значительно легче, чем женщине. Хоть и бытует обратное мнение. Так что не искушай своего Кроликова без нужды, — посоветовала она.
   Семенова уточнила:
   — Но первым должен прийти все же он?
   — Несомненно. Одари его радостью видеть твое появление.
   — Одарю! — пообещала Галина, устремляясь к зеркалу. — Я его так одарю!
   Далила заметила:
   — Это звучит как угроза.
   — Правильно, любовь — это бой!
   — Тогда умоляю, не отдаляй начало сражения.
   Семенова возвестила:
   — Не отдалю!
   И все же они опоздали. Кроликов поджидал Галину, не выходя из машины, и собирался уже уезжать.
   Несмотря на то что из его навороченных колонок вырывалась ужасная музыка, он скучал и зверел. Увидев Далилу, озверел окончательно и вместо приветствия грозно спросил у Галины:
   — Ты не одна?
   — Это моя подруга, — стушевалась она.
   А Далила не стушевалась и с легким кокетством осведомилась:
   — Я что, совсем некрасивая?
   Кроликов (уже с интересом) окинул ее типично мужским взглядом и ответил:
   — Да нет.
   — Оценка отличная от остальных, — рассмеялась Далила. — И весьма объективная.
   Он удивился:
   — Объективная?
   — Вы сказали «да нет». В вашей оценке содержатся и все мои минусы, и все мои плюсы. Но все же хотелось бы знать конкретней: «нет» или «да»?
   В глазах Кроликова промелькнула растерянность.
   — Что «нет» или «да»? — спросил он со смущенной усмешкой. — Вы не удивляйтесь, я слегка торможу.
   Мысленно Далила отметила: «Красавец, но не блещет умом, его явно тянет к образованным женщинам. Вполне мог в Машу влюбиться».
   Вслух же произнесла:
   — Повторяю свой вопрос: я что, совсем некрасивая?
   — Да нет, — сказал Кроликов и, рассмеявшись, добавил:
   — Да!
   Сообразив, что и «да» его истинного мнения не выражает, он быстро поправился:
   — Вы очень красивая. Даже слишком.
   Галина подругу красавицей не считала, и ее мнение стояло значительно ближе к истине, чем субъективное мнение Кроликова. Поэтому она мгновенно смекнула, что разговор пошел куда-то совсем не туда.
   «Кажется, комбинашку и чулки на подвязках я зря надевала. Далька с ее психологическими изысками снова дорогу мне перешла. Когда-нибудь я точно ее прибью», — с гневной обеспокоенностью подумала Галина.
   Она не ошиблась, комбинашка с подвязками ей действительно не пригодились. Пока Галина столбенела, соображая, какую кару назначить Далиле и как поступить, Кроликов выпрыгнул из своего безумно навороченного джипа и, рисуясь, пружинистой походкой качка несколько раз обошел подруг. Затем он с игривой улыбочкой вернулся к джипу и, распахнув дверь, загадочно предложил:
   — Покатаемся?
   Галина и рта раскрыть не успела.
   — Покатаемся, — согласилась Далила и добавила:
   — Но сначала мы с вами одни, а Галочка нас подождет.
   — Идет, — не раздумывая, согласился Кроликов.
   — Идиот! — разъярилась Галина. — Вот именно, что идиот! Правильно ты представился! Рада была с тобой познакомиться! До свидания!
   Далила ее осадила:
   — Да ладно тебе, не ревнуй, мы быстро, одна нога туда, другая — сюда.
   — Колесо, — усаживаясь за руль и настраиваясь на приятный лад, поправил ее Кроликов. — У нас колесо.
   Ему хотелось блеснуть остроумием перед милой и образованной дамой.
   Однако немедленно выяснилось, что ничего приятного ему не светит. Едва его джип с ревом сорвался с места, как Далила с безмятежной улыбкой спросила:
   — Гоша, зачем ты Машу убил?
   — Что-о? — взревел Кроликов, нажимая на тормоз.
   — Не тормози, Гоша, не тормози, — попросила она и многозначительно пояснила:
   — Свидетели нам не нужны.
   Нога его сразу упала на газ.
   — Ты кто? — спросил Кроликов.
   Далила его просветила:
   — Я психоаналитик, приятельница Верховского, о покойной Маше книгу пишу.
   Кроликов сказал:
   — А-а! — и успокоился.
   Потом задумался и снова разволновался.
   — Чего вы хотите? — бессмысленно глядя в лобовое стекло, спросил он.
   Далила спокойно ему сообщила:
   — Хочу знать, зачем вы Машу убили.
   — Я ее не убивал! — рявкнул Кроликов.
   — Нет, вы ее убили!
   Он перешел на «ты», пригрозив:
   — Не заткнешься, выкину из джипа, прямо сейчас, на ходу.
   Далила не испугалась.
   — Ай-яй-яй, — издевательски пристыдила его она, — приличный мужчина, сын дипломата, внук большого ученого, а выражаетесь как сапожник.
   — Хорошо, — сказал Кроликов и резко затормозил. — Поговорим.
   — Поговорим, — согласилась Далила, — но ради экономии времени знайте, у меня есть свидетель, который видел, как вы топили «ТТ».
   — Что-о?!
   — Вы топили «ТТ» в Фонтанке, рядом с собственным домом. Это было на следующий день после трагедии. Ровно в полдень вы «уронили» в речку «ТТ».
   Ведь из «ТТ» была Маша застрелена? Не правда ли?
   — Так, — кивнул Кроликов и побледнел. — Дальше что?
   Далила, решив, что не промахнется, попробовала его взять на пушку:
   — Дальше второй свидетель. Он видел вас в тот день, когда Маша погибла.
   Кроликов хмуро спросил:
   — Где видел?
   — В магазине, вы покупали цветы. Кажется, хризантемы. Ведь так?
   Он поправил ее:
   — Розы.
   — Хорошо. Розы были для Маши?
   — Для нее, ну и что?
   «Эх, была не была, — мысленно решилась Далила. — Блефовать так блефовать».
   — Есть третий свидетель, — уверенно сказала она.
   Кроликов зло выплюнул:
   — Что видел?
   — Как вы входили с букетом в квартиру. Время вашего визита совпадает с данными медэксперта: Маша погибла примерно в это же время.
   — Ну и что?
   Далила пожала плечами:
   — Думайте сами. Не правда ли, интересные совпадения: время, «ТТ», цветы. Кстати, я точно уже установила, что Маша застрелена из «ТТ», который вы утопили.
   Кроликов затравленно забегал глазами, рыкнул и вытаращился на Далилу.
   — Как? — с угрозой спросил он. — Как вы это установили, если «ТТ» на дне реки?
   — Очень просто. Наковыряла из дерева пуль и отдала их на баллистическую экспертизу. Экспертиза показала, что Маша была застрелена из того же «ТТ», который вы утопили.
   Кроликов, прищурив глаза, уставился на Далилу:
   — Моя Морковкина мне про вас рассказывала, не соврала, стерва вы еще та. Так, говорите, пишете книгу про Золушку?
   Она подтвердила:
   — Пишу.
   — Хорошая у вас получится книга, — обреченно констатировал он.
   И вдруг яростно ударил ладонями по рулю, взвыв:
   — А-а, черт! Я так и знал!
   — Что вы знали? — немедленно осведомилась Далила.
   — Что крайним в этой истории окажусь. Все не так, как вы думаете. Ствол мне подбросили.
   — Кто подбросил?
   Кроликов гаркнул:
   — Если бы знать!
   И взмолился (по-своему, разумеется):
   — Поймите вы, не мог я Машу убить! Я до сих пор Машку люблю! Иной раз глаза закрою: она! Умная, добрая… Все понимала без слов. Таких, как Машка, я не встречал. Гад буду! Зачем мне ее убивать?
   — Самой хотелось бы знать причину.
   — Да не убивал я ее! Мне без нее плохо живется!
   Поймите, я до сих пор Машку люблю!
   «И этот влюблен до сих пор, — удивилась Далила. — Запуталась я окончательно. Где же мне Принца искать, когда все в эту Золушку влюблены и все на Принцев похожи?»
   — Я с удовольствием вас пойму, — сказала она, — если ваш рассказ покажется мне правдоподобным.
   Кроликов с надеждой спросил:
   — А что для этого нужно?
   — Говорить только правду.
   Он кивнул:
   — Идет. Андрюха наметил Машкин юбилей отмечать вечером в кабаке, а тут вдруг она сама утром звонит, к себе приглашает. Я удивился, но за цветами потопал. Не идти же с пустыми руками…
   Далила прервала рассказ:
   — Нет, так не пойдет. Начните с начала.
   Кроликов удивился:
   — Это как?
   — С того места, когда у вас с Машей начались отношения.
   Он невесело усмехнулся:
   — Да они у нас с того самого места и начались.
   Я был пацан, а Машка новорожденная. Ее привезли из роддома, я с родителями и пошел в гости к Верховским. Когда взрослые отвлеклись, Андрюха мне ради прикола Машку на руки сунул, она тут же на меня сквозь пеленки пустила струю.
   — Вы зашли слишком издали, — улыбнулась Далила. — Я имела в виду не те отношения.
   — А других-то и не было, — развел он руками. — Мы даже не тискались. Пару раз поцеловались, и все.
   Машка не такая была.
   — А какая она была?
   Кроликов, не задумываясь, определил:
   — Настоящая.
   — Это как? — удивилась Далила, слегка его пародируя.
   Вопрос поставил его в тупик. Он долго чесал в затылке, сопел, размышлял и наконец ответил:
   — Ну, человеком она была.
   — Она вас понимала?
   — Еще бы! Как ни одна душа!
   Воцарилось молчание.
   «Ясно, — мысленно заключила Далила. — Все, как я и предполагала: Маша пела ему дифирамбы, вселяла уверенность, которую все остальные (начиная с родителей) разрушали. Не оправдал он ожиданий, не захотел быть умным и образованным».
   Первым нарушил паузу Кроликов — он сказал:
   — Я в Наташку влюбился сперва.
   — Да-да, — очнулась от мыслей Далила, — пожалуйста, расскажите.
   Он продолжил:
   — Наташка мне жару давала: то клеит, то посылает. Измучился с ней. А тут Машка, добрая такая всегда, веселая, с понятиями. У нее был внутренний кодекс. Как меня к ней потянуло!
   — А Наташа как на это смотрела?
   Кроликов свел губы в гузку и поводил ими туда-сюда:
   — А черт ее знает! Наташка обожает только себя, ничего вокруг не замечает.
   — А Маша?
   — Маша вроде слегка меня поощряла. Нет, я ничего с ней не делал, не позволял. Да и она не позволяла. Но все шло к… Короче, сами вы понимаете.
   — Понимаю, — подтвердила Далила. — А потом что случилось?
   Кроликов крякнул, развел руками и, тараща глаза, сообщил:
   — А хрен его знает! Все вроде было нормально, мы даже пару раз целовались, а затем как бабка та отшептала. «Прости, — говорит, — я была не права». В чем не права? Почему? Я не знаю.
   — А потом?
   — А потом у нее с Андреем пошла чехарда. Он жаловался, я стал меньше к ним в гости ходить, а затем это случилось. Вы знаете.
   Далила кивнула:
   — Я знаю. Значит, она вам в тот день позвонила.
   И что говорила?
   — А ничего. Плачет, «приходи!» в трубку кричит.
   И время точное назначила.
   — Точное?
   — Ну да, еще сто раз наказала: «Смотри не подведи, не приди раньше, чтобы был минута в минуту».
   Я ей: «Когда же я подводил?» Ну и пришел.
   Кроликов замолчал, опустив глаза, сосредоточенно разглядывал свои башмаки.
   — Что же дальше? — осторожно спросила Далила.
   — А ничего! Машка мертвая на полу лежала!
   — Как же вы в квартиру попали?
   — Дверь открытой была. Я долго звонил, потом толкнул дверь ногой, она и открылась. Увидел Машку свою на полу, лужу крови…
   Кроликов перевел дыхание и, глядя на башмаки сквозь пелену слез, зло кому-то сказал — кому-то, совсем не Далиле.
   — На столе мой любимый пирог, — сказал он, — я как вспомню, мне пекла, меня поджидала, а какой-то гад пришел и Машку убил. Выходит, она кого-то боялась, потому меня и звала, а я не успел. Я не спас Машку! Не спас! — закричал Кроликов и, с трудом подавив спазм рыдания, заключил:
   — Как добрался до дому, не помню.
   — А Андрей вам обеспечил алиби, — догадалась Далила.
   Он, совсем как ребенок, шмыгнул носом и горестно подтвердил:
   — Да, Андрюха мужик. А я баба. Сдрейфил, не смог Андрюхе сказать, что был в тот день, видел Машку и сбежал, как скотина.
   — А что за история с пистолетом?
   Кроликов, стуча в грудь кулаком, клятвенно сообщил:
   — Вот не поверите, сам ничего не пойму! Какая-то сволочь мне «ТТ» подложила! Всю ночь не спал, Машка то с дыркой во лбу, то пальчиком мне грозит: «Эх, Гоша, не спас ты меня, а я так надеялась». Лишь под утро заснул.
   — И проспали, — продолжила мысль Далила.
   — И проспал. Разбудил меня шеф телефонным звонком. Я вскочил и бежать. Уже в дверях вспомнил про документы, ну шеф оставил мне на хранение, я их в нижний ящик стола подальше затырил. Сунул руку и учуял холодное что-то, вроде оружия. Вытащил и обалдел: Наташкин «ТТ». Кто подложил? Меня с головы до ног аж прошило: какая-то падла хочет подставить меня!
   Далила снова продолжила:
   — И вы сразу избавились от «ТТ».
   — Сразу же, — закивал нервно Кроликов. — А куда мне деваться? Не у себя же бандитский «ТТ» оставлять.
   Уже позже узнал, что из него была застрелена Маша.
   — Почему вы решили, что именно из него?
   — А на кой мне тогда его было подкладывать? Вы мне верите?
   Далила пожала плечами:
   — Если честно, не знаю.
   Кроликов удивился:
   — Но почему вы не верите? Вы только прикиньте, если я убил Машу, то почему не сразу утопил чертов ствол? Почему на другой день? Зачем бы я хранил «ТТ» у себя? Разве это не глупо?
   — Логично, — согласилась Далила. — Но если Машу убили из того пистолета, а утром вас шеф разбудил, значит, подложить «ТТ» могли или ночью…
   Кроликов это предположение тут же отмел, решительно сообщив:
   — Ночью в ту квартиру невозможно зайти. В доме охрана, и я дверь закрывал на засов. Лень было возиться с замками. Родители тогда были в загранке, я жил один и вел себя кое-как. Узнай они, им не понравилось бы.
   Далила вздохнула:
   — Значит, остается тот день, в который погибла Маша. Кто к вам тогда заходил?
   Кроликов призадумался и ответил очень уверенно:
   — В тот день — только Мискин. Андрюхе было не до меня, остальным, видимо, тоже.
   — А Мискин зачем к вам заходил? — поинтересовалась Далила.
   — Да поэтому и заходил, рассказать, что погибла Маша. Он недолго сидел. Повздыхал, выпил пивка и по делам учапал.
   — По каким делам, вы не знаете?
   — А фиг его знает. Мискин дюже у нас деловой, — с теплом отозвался Кроликов. — Деловее его лишь Пашка, муж Наташкин, вы знаете, Замотаев, мой шеф.
   Далила осторожно допустила:
   — А это не Мискин?
   — Что?
   — Вам пистолет подложил.
   — А у него он откуда?
   — Мало ли. Может, взял у Наташи.
   Кроликов яростно замотал головой:
   — Да нет! Борька не мог подложить!
   — И все же вспомните, он не входил в ту комнату, где вы пистолет обнаружили?
   — И вспоминать не хочу! Это не Мискин!
   — Почему вы так уверены?
   — Что бы там ни было, Борька мой друг! — отрезал Кроликов.
   — А вы не запомнили время, когда Мискин к вам заходил?
   Он надолго задумался и сообщил:
   — Запомнил, когда он ушел.
   — Когда же?
   — В два часа дня. На кухне радио пропикало, и начались новости. Борька грустно сказал: "Два часа дня.
   Через пять часов мы должны были все собраться, чтобы поздравить Машеньку, а ее уже нет. Даже не верится". Сказал так и поднялся. И быстро ушел. Вот и все, — с тяжелым вздохом заключил Кроликов.
   Верховский вызвал милицию в три часа дня, следовательно, в три часа дня официально стало известно о гибели Маши. Почему же Мискин узнал об этом раньше?
   Далила поняла, что пора встречаться с Борисом Мискиным.

Глава 32

   Уже дома, сидя в своем кабинете над отчетом детектива Верховского, Далила подумала: "С Борисом Мискиным будет непросто. Во-первых, он ловелас, следовательно, прекрасно улавливает настроение женщины. Бориса провести гораздо сложнее, чем Гошу, который привык думать бицепсами, а не мозгами.
   Во-вторых, против Мискина нет ни улик, ни зацепок. Алиби у него…
   Ха! Алиби! Возможно, и нет у него никакого алиби!
   Раз Верховский всем щедро алиби раздает (то Кроликову, то Хренову), значит, возможно, и Мискина он осчастливил. Разумеется, так и было!"
   Не замечая собственной радости (появилась причина!), Далила позвонила Верховскому.
   — Андрей Викторович, — начала она быстро, с подъемом.
   Он ее сразу узнал и почти нежно остановил:
   — Далила Максимовна, голубушка, можно, просто Андрей.
   Она рассмеялась:
   — Тогда можно просто Далила.
   — Отлично!
   — И я очень рада. А как вы меня узнали?
   — По голосу.
   Выдержав паузу, Верховский добавил:
   — По волшебному голосу.
   Далила сделала вид, что рассердилась:
   — Вы нарочно меня смущаете?
   Он рассмеялся:
   — Нет, это выходит случайно.
   — Зато часто, — упрекнула она.
   Верховский воскликнул:
   — Исправлюсь!
   «Исправится. Значит, уезжать он пока не собирается», — с удовольствием отметила про себя Далила.
   Вслух же она деловито сказала:
   — Звоню вам с целью задать важный вопрос.
   Верховский снова ее оборвал:
   — На все важные вопросы я отвечаю только живьем. Еще не слишком поздно, можем встретиться.
   Далила хотела сказать: «О да!»
   Но вовремя остановила себя, сердито подумав:
   «Что, милочка, давно не рыдала в подушку? Решила всплакнуть?»
   Она сама толком не знала, что восстает у нее внутри против Верховского: какая частичка "я"?
   Может, та, которая за покой отвечает? Или та, которой не хочется отрываться от дел? Или та, которая вечно ждет настоящего принца, здорового, не невротика?
   Да, Верховский Вечный Принц, который стал Королем.
   Да, Верховский явный невротик, преодолевший барьер. Но в любое время он может споткнуться о любое препятствие: мало ли что, не заладился бизнес, пожар, наводнение, конкурент обошел — камней преткновения в этом мире достаточно. Сильная личность выстоит и начнет все сначала, Верховский же мгновенно превратится в Вечного Принца. И вот тогда он станет невыносим: злоба, упреки, нытье, подозрения, ненависть к окружающим.
   Это, пожалуй, похуже, чем было с Козыревым ^[5].
   А Козырев изрядно Далилу помучил. Именно потому, что и он не совсем здоров.
   Но много ли их, совершенно здоровых? Кто не невротик?
   Ответ (против воли) немедленно всплыл в сознании: «Матвей не невротик. В этом смысле он абсолютно здоров».
   И Далила опять повела себя как утопающая: ухватилась за соломинку, грустно подумав: «После разговора с Верховским немедленно Матвею звоню. Пускай придет, заберет свою куртку».
   — Спасибо за предложение, — сдержанно поблагодарила она, — но, к сожалению, сегодня я не свободна. Мой вопрос будет очень коротким.
   Верховский немедленно принял ее правила и любезно воскликнул:
   — Я охотно отвечу.
   Далила спросила:
   — Почему вы скрыли от меня, что предоставили алиби всем друзьям?
   Длинная пауза ей сказала, что Верховский ожидал чего угодно, только не такого вопроса.
   Вообще-то она ценила в людях умение выдерживать паузы, но именно эта пауза насторожила Далилу.
   — Почему вы молчите? — поинтересовалась она.
   — Я думаю.
   — Можно узнать, о чем?
   Верховский вздохнул:
   — Да, конечно. Я думаю, почему вы сердитесь?
   Чем я не угодил?
   — Вовсе нет, не сержусь, — возразила Далила.
   — Тогда почему задаете вопрос, ответ на который знаете. Мои друзья живут полной жизнью. Они молодые мужчины. Ни в чем плохом я их не подозреваю, поэтому предоставил всем алиби. Я где-то читал, что наличие алиби подозрительней, чем его отсутствие.
   — Да," — согласилась она, — готовясь к преступлению, человек первым делом запасается алиби. Но лишь в том случае, если он готовился. Значит, у Бориса Мискина не было алиби? — без всякого перехода спросила она.
   — Не было, — нехотя ответил Верховский.
   Далиле было очевидно: ему неприятно Мискина вспоминать. Почему? Спросить?
   «Вряд ли ответит», — решила она и спросила:
   — Интересно, что он вам сказал? Где Мискин был, когда Машу убили?
   — Где мог быть наш Борька Мискин? — рассмеялся Верховский. — Конечно, у женщины.
   Его «наш» прозвучало фальшиво, значит, уже не такой ему Мискин и «наш».
   — Он был у замужней женщины? — уточнила Далила.
   — Само собой.
   — Спасибо, вы мне помогли.
   Верховский забеспокоился, его выдал тон:
   — Спасибо, и все? Мы разве не встретимся?
   Ответ прозвучал дежурно:
   — Сегодня, к сожалению, нет.
   — А завтра?
   — И завтра.
   — Почему?
   — Я занята. Вы сами меня загрузили, — с легким раздражением пояснила Далила, досадуя на его неожиданную настойчивость.
   Верховский не сдался.
   — Скажите хотя бы, как продвигаются наши дела? — спросил он, прекрасно осознавая, что ей не терпится прекратить разговор.
   И все же она не пошла у него на поводу — разговор был прерван немедленно.
   — Я как раз работаю над отчетом, — сухо сообщила Далила и любезно добавила:
   — Всего вам хорошего.
   Ее поразил этот натиск. Почему Верховский из учтивого и тактичного превратился в напористого и бесцеремонного? Что заставило его изменить поведение?
   Чувства? Желание видеть ее?
   Или нечто другое?
   Из глубин души опять поднялась волна протеста:
   «Хватит о нем!»
   Сделав над собой усилие, Далила позвонила Матвею и грустно спросила:
   — Ты не хочешь свою куртку забрать?
   Он, мгновенно сообразив, что к чему, воскликнул:
   — Немедленно выезжаю!
   После этого Далила переключилась на Мискина и думала только о нем до приезда Матвея.
   Логика ей говорила, что не могла Маша по-настоящему влюбиться в бабника Мискина, даже увлечься им вряд ли могла.
   "Но с другой стороны, — размышляла Далила, — с чего я взяла, что Маша пекла торт для возлюбленного? Меня сбил с толку сон Верховского, но ведь это всего лишь сон. В жизни все могло быть по-другому.
   По-другому и было. Принарядилась Маша потому, что хотела выглядеть неотразимо. Возможно, она, как когда-то и я, поддалась минутной слабости, не устояла.
   Нет, у меня было все по-другому, я Матвея любила, я ему верила.
   А Мискин кобель. И все же Маша забеременела от Мискина. Допустим, это выглядело иначе, не совсем по согласию, допустим, он ее изнасиловал. А потом прощение вымолил, клялся в любви. Маша ему поверила, а он ей изменил с Наташей.
   Чувствуется рука интриганки Морковкиной, она немедленно сообщила. Маша решила поквитаться с сестрой. Узнав, что Наташа встречается с Мискиным, она захотела вывести предателей на чистую воду. Для этого она пригласила всех друзей брата. Мискин первым пришел. Маша не сдержалась, они поскандалили.
   Она пригрозила: "Андрей узнает, что я беременна!
   Узнает при всех, что ты меня изнасиловал! Мой брат тебя не простит!"
   И Мискин выстрелил?
   Вряд ли.
   Маша грозила ему пистолетом сестры? Возможно, хотела выстрелить, он отбирал пистолет…
   И случайно попал прямо в лоб?
   Что-то не вяжется. У Мискина мог быть и другой мотив, о котором пока я не знаю, но знает Верховский.
   Какая кошка пробежала между Верховским и Мискиным? И что заставляет Верховского запинаться, перед тем как произнести имя Мискина? Не в этом ли загвоздка? Надо искать", — заключила Далила.
   Она вполне допускала, что Кроликов сообщил Борису о ее подозрениях — Далила и не просила держать в секрете их разговор.
   «Если знает, так даже лучше», — решила она.
   Но Мискин не знал — разговор с ним вышел очень коротким.
   Борис Мискин был немного не таким, каким представляла его Далила, но вполне укладывался в рамки обычного ловеласа. Красотой Кроликов его действительно Превзошел, но в остальном он уступал другу.
   Холеный и вместе с тем мужественный Мискин был хорошо воспитанным ловеласом: он вежливо и тактично окружал собой любую понравившуюся женщину. А нравились ему многие, если не все.
   Понравилась и Далила. Мискин смотрел на нее такими влюбленными глазами, что ей потребовалось некоторое усилие провести разговор в намеченных Рамках. В мучительных раздумьях у Далилы был составлен сценарий, который Мискин своим донжуанством едва не поломал. Трудно ошеломлять того, кто и так уже ошеломлен, причем вашей же внешностью.
   И все же она устояла, после легкой разминки спросив то, что и собиралась спросить. И именно тем тоном, который был нужен.