Милевская Людмила. Продается шкаф с любовником

   — Вылечил шкаф? — поразилась она. — Шкаф?
   Не ты? Как возможно такое?
   — Да, вылечил шкаф, а не я, — усмехнулась Далила и подробнейше рассказала, как ее антиквар выгодно продал шкаф, и как рад был Мальчик тире Пендраковский, и как он пошел на поправку: перестал видеть галлюцинации и прочее, прочее.
   Тетушка была очень рада и благодарна племяннице. После этого Далила с чистой совестью приступила к рассказу о гибели Маши Верховской и о своих подозрениях. Тетушка по обыкновению слушала племянницу внимательно, не перебивая. Она со смаком жевала свой любимый пирог. Изредка, ахая от удовольствия, она и травяной чаек попивала, и за весь рассказ однажды лишь оживилась, когда Далила смутно упомянула рецепт начинки фирменного пирога Верховских.
   Тут тетушка отставила свой чай в сторону, надела очки и потянулась к тетрадке с рецептами — эта замусоленная реликвия всегда была у нее под рукой.
   — Как-как ты сказала? — глядя на племянницу поверх очков, серьезнейше осведомилась тетушка. — Песочный с абрикосово-ликерной начинкой и все это щедро сдобрено фундуком? Очень интересный рецепт. А нельзя ли узнать его поподробней?
   Далила тетушку огорчила:
   — Нельзя. Бабушка передала рецепт Маше, а Маша, как известно, погибла.
   — И бабушка умерла, — вздохнула тетушка Мара. — А сколько мальчикам тогда было лет?
   — Двенадцать.
   — Ах вот как. — Мара поджала губы и старательно записала в тетрадку рецепт.
   Затем она потянулась к чаю и, улыбнувшись племяннице, попросила ее:
   — Продолжай, деточка, продолжай.
   — А в общем, и нечего уже продолжать, — развела руками Далила. — Я все рассказала.
   Тетушка, закивав головой, пообещала:
   — Я подумаю, деточка, я над этим подумаю. Задачка весьма интересная. А с Вечным Принцем ты, похоже, права. Надо только его безошибочно отыскать. В этой компании он здорово спрятался, но начинка-то какова! Абрикосово-ликерная с фундуком!
   Надо попробовать!
   И далее речь пошла уже только о пироге. Тетушка в красках себе представляла, как она замесит песочное тесто — Мара знает секрет: особая рассыпчатость гарантирована — как его раскатает, как сверху положит начинку…
   — Деточка, а какой же выбрать ликер? — неожиданно заходя в тупик, растерянно спросила она.
   Далила, скрывая скуку, включила фантазию:
   — К абрикосам, думаю, подойдет…
   Тетушке не суждено было узнать ее мнение: в кармане Далилы запрыгал и зажужжал мобильный — перед поездкой к старушке Моцарт был отключен.
   Приложив трубку к уху, Далила с изумлением узнала, что звонит Наташенька Замотаева — любимая подруга Бойцовой.
   — Умоляю вас! — истошно вопила она. — Немедленно приезжайте! Спасайте! Спасайте меня!
   Записав адрес, Далила поехала.
   И поступила, надо сказать, весьма необдуманно.
   Но удачно!

Глава 37

   Что же произошло с Наташенькой Замотаевой?
   Взбодренная советами психоаналитика Далилы Самсоновой и особенно Лизы Бойцовой, Замотаева решила взяться за ум. Поскольку в разумении Елизаветы «взяться за ум» и «заняться бизнесом» — одно и то же, Наташа прельстилась затеей и размечталась: «Ах, как клево самой капусту рубить, а не понтоваться перед жабистым „поедом“!»
   Что в переводе на менее образный, русский, язык означает: «Ах, как хорошо самой на жизнь зарабатывать, а не зависеть от жадного мужа!»
   Всем известно: как бы муж ни был щедр, все равно он ужасный жадина. А все потому, что мужская щедрость усиливает наши женские аппетиты.
   Как только Наташа решила открыть свое дело, сразу вырос (или встал, как кому больше нравится) огромный вопрос: «Как им заняться, бизнесом этим? С чего начинать?»
   В страшной тайне от мужа были опрошены все друзья: от Кроликова до Морковкиной, не исключая Боречки Мискина и Сереженьки Хренова.
   Все в один голос твердили: «Лучше всего развивается тот бизнес, который произрастает на почве стойких желаний самого бизнесмена. И хорошо бы к желаниям иметь еще опыт».
   Вооруженная бездной советов, Наташенька Замотаева поняла, что ее склонность ко лжи и может явиться превосходной почвой для бизнеса. С детских лет она ничего так не любила, как лгать. Хлебом ее не корми, а дай хоть чуточек приврать. Разумеется, с возрастом она поднаторела на этой сомнительной ниве и могла уже похвастаться недюжинным опытом.
   — Может, мне писателем стать? — спросила она у Морковкиной.
   Та искренне поразилась:
   — С каких таких хренов?
   Наташенька пояснила:
   — Я своими ушами слышала, как одна писательница (и между прочим, звезда) во всеуслышание заявляла: «Я бессовестно вру! Поэтому меня все и читают!»
   Морковкина усомнилась:
   — Ну-у, не знаю. Ты видела, сколько та звезда наврала? Километры вранья! Такое вранье, как ни крути, а все же работа. Ты же лентяйка у нас, напрягаться не любишь. Уж прости, тебе (даже с твоей бессовестностью) не наврать столько, сколько эта звезда.
   — Да, велика конкуренция, — согласилась Наташенька, — и работать совсем не хочется. Тем более что Мискин мне говорил: «Бизнес — это не работа, а наслаждение, которое приносит доход».
   — Правильно говорил. Вон Кроликов, он же все равно будет махать кулаками, хоть плати ему, хоть не плати. Твой Замотаев платит ему и Гошей доволен. Ты слышала что-нибудь про карму? — вдруг деловито осведомилась Морковкина.
   — Про карму? Слышала. А что это такое?
   — Карма — это когда рано или поздно каждый пинок находит свою задницу, — просветила подругу Морковкина и компетентно добавила:
   — Если верить индусам, у каждого человека есть эта карма, значит, работы у тебя непочатый край. У меня есть знакомая, так вот она, исправляя чужую карму, прикарманила уйму бабок.
   Наташенька выразила сомнение:
   — Надо, наверное, уметь ее исправлять, эту карму.
   — А что там уметь? Ври себе в наслаждение и карман подставляй: по сто баксов за каждую карму. Скажем, придет к тебе баба, а ты ей с порога: «У вас на носу развод с мужем». Она в ужасе, а ты ей: «Карма у вас такая, но я могу ее быстро исправить». И сразу карман подставляй. Чем тебе не развлечение? — осведомилась Морковкина.
   — Обалдеть! — пришла в восторг Замотаева. — Этот бизнес мне очень подходит!
   И она шустро последовала совету подруги. Первым делом Наташенька сняла меблированную квартиру под офис: трехкомнатную, в жилом секторе, в спальном районе — там намного дешевле.
   Вторым делом она дала объявление: гадаю, снимаю порчу, предсказываю судьбу, делаю приворот, отворот, карму чищу и исправляю, снимаю венец безбрачия и надеваю его на головы ваших лучших подруг, а также оказываю психологическую помощь всех видов. И все это по самым низким расценкам.
   Несколько дней в черном халате, усыпанном золотыми и серебряными звездами, она валялась в спальне офиса на широкой кровати. Кровать была хуже привычного восточного дивана, но зато на ней было не скучно: Наташенька увлеченно на звонки отвечала.
   Правда, пока безрезультатно. Клиенты почему-то валом не повалили, как обещала Морковкина.
   Зато насторожился муж, Замотаев. И нешуточно, надо сказать, насторожился: прислуга ему донесла, что жена повадилась уходить ежедневно из дома. И лишь перед самым приходом его возвращается.
   Павел Замотаев нанял лучшего детектива и приказал ему следить за женой, а если что-то крамольное вдруг откроется, немедленно вызывать!
   Прям-таки срочно!
   Самолично хотел над Наташенькой расправу чинить — супружеским своим кулаком!
   Разумеется, в случае, если жена окажется уличена в безобразной измене. Замотаев был не из тех практичных мужчин, которые, узнав, что супруга им рога наставляет, лишь радуются: «Зато теперь будет чем упираться!»
   Так вот, бдительный детектив свою службу несет: следит за Наташенькой Замотаевой, она — свою: в офисе на кровати валяется, модные журналы листает и по телефону трещит с будущими клиентами.
   Так продолжалось до тех пор, пока детектив не заметил крамолу: в известную нам квартиру вошел мужчина симпатичной еврейской внешности. Причем мужчина вошел почти следом за Наташенькой и не постучал в дверь, а открыл ее своим же ключом, вынутым из кармана.
   Можно представить, как разволновался наш детектив и что он немедленно сделал: разумеется, вызвал супруга Наташеньки, Замотаева Павла.
   Тот яростно гаркнул:
   — Еду!
   И, прихватив Гошу Кроликова, в самом деле поехал — даже помчался.
   А Наташа тем временем, не подозревая о сгущающихся над ее красивой головкой тучах, беззаботно на кровати лежала. Она была в рабочей одежде: в черном со звездами халате — халат, разумеется, с огромным карманом, все, как советовала подруга Морковкина.
   Да, надо еще добавить, что лежала Наташенька босиком. По дороге в офис какой-то болван (она знатно его обругала!) обдал грязью ее чулки. Пришлось их постирать и в ванной повесить.
   По этой причине Наташенька лежала босой. Не зная о приходе симпатичного мужчины еврейской наружности, она журнальчик листала и поедала европейский пористый шоколад в ожидании очередного звонка будущего клиента.
   А симпатичный мужчина еврейской наружности был не кем иным, как Боречкой Розенблюмом — «розовым блюмом», другом Бонда Евгения, единственного племянника Далилы Самсоновой. Вот такие бывают иной раз совпадения.
   Боречка Розенблюм прибыл на Родину и не вошел, а влетел в свою родную квартиру на крыльях любви — уж простите за несвежесть метафоры, но он действительно влетел на этих, широко разрекламированных Бендером крыльях. И квартиру свою Боречка Розенблюм никогда никому не сдавал, потому что эта квартира была нужна ему самому. Особенно в этот счастливый день.
   Чем этот день был счастливым, спросите вы — отвечаю: его «сладкая курочка» наконец-то сдалась!
   Нет, не в том смысле, что она согласилась отдаться — этим, пожалуй, никого уж не удивишь, даже скромного Розенблюма. Все гораздо сложнее — русская «курочка» согласилась стать настоящей еврейской женой. Она решилась принять веру мужа, во всем с ним соглашаться, поучая его на каждом шагу, говорить во сто крат больше мужа, готовить мацу, рыбу фиш и прочее, прочее, прочее.
   Можно представить, какая еврейская жена получится из русской девушки, когда и из еврейских девушек получаются чрезвычайно русские жены.
   Возникает вопрос: как вляпался Розенблюм в такое безмерное счастье?
   Отвечаю: сделала Боречку счастливым его собственная машина, которая то и дело ломается. По этой причине, перед тем как покинуть одну Родину ради другой (Розенблюм уезжал в Израиль), он случайно встретил женщину своей мечты — «сладкую курочку».
   После пятиминутной беседы в метро «курочка» ему отдалась.
   Ну не в метро, конечно, а в квартире Боречки Розенблюма, куда он ее повел уже как свою «сладкую курочку».
   Увы, на следующий день абсолютно счастливый Боречка вынужден был покинуть-таки свою «сладкую курочку», он уехал на Родину.
   Дни разлуки тянулись мучительно — для него, не для «курочки». После долгих месяцев телефонной любви «сладкая курочка» — бывают же чудеса! — согласилась выйти за Боречку замуж.
   Вдруг взяла и согласилась!
   На радостях помутившийся разумом Боречка снова покинул Родину (значительно раньше намеченного).
   И вернулся на Родину. И вот он, сладчайший миг, в его родную квартиру с минуты на минуту должна явиться ненаглядная «курочка» — уже на правах хозяйки.
   При таких обстоятельствах Боречка рысью помчался в ванную — надо же привести себя в надлежащий порядок с дороги. Раздевшись догола, он принял душ, но вместо полотенца обнаружил на вешалке чулки Наташеньки Замотаевой.
   С этими чулками Боречка Розенблюм и потопал в спальню. Изумленно рассматривая на ходу кокетливую находку, он растерянно думал: «Что бы это могло быть? И как попало оно в мою квартиру?»
   После этой святейшей мысли он распахнул дверь собственной спальни и был насквозь пронзен нечеловеческим женским визгом.
   Нельзя не заметить, что для многих мужчин слова «нечеловеческий» и «женский» — синонимы. Если для вас это не так, значит, вы некоторый мужчина или, простите, женщина.
   Так вот, Боречка был насквозь пронзен нечеловеческим женским визгом — визжала Наташенька Замотаева.
   А что еще ей оставалось делать, если на пороге спальни ее офиса нарисовался совершенно голый мужчина симпатичной еврейской наружности?
   Наташенька так неистово и громко визжала, что Боречка вынужден был к ней немедленно присоединиться. Казалось, ничто на свете не может заглушить два этих вопля, собранных воедино таинственной кармой. ан, нет, понапрасну казалось: их легко заглушил стук, вернее, грохот. В дверь кулаками-ногами тарабанили Замотаев и его телохранитель, Кроликов Гоша.
   Парализованные грохотом Наташенька с Боречкой замолчали и мигом оказались во власти сонма вопросов.
   — Вы кто? — спросил Боречка.
   — А вы кто? — ответила Замотаева.
   — Я хозяин квартиры!
   — А я хозяйка!
   Пока они препирались, Замотаев и Кроликов устали в дверь тарабанить и решили обойти дом с другой стороны — вдруг там окажется пожарная лестница?
   Едва они вынеслись из парадного и на сумасшедшей скорости завернули за угол, как в то же парадное впорхнула Марина Морковкина.
   Да-да, Марина Морковкина — не удивляйтесь, а привыкайте. Вас еще много ждет совпадений.

Глава 38

   Марина Морковкина, цокая каблучками, проследовала к квартире Боречки Розенблюма. Вооружившись ключом и поколупавшись им в замочной скважине, она впорхнула в квартиру.
   — Петушок мой ненасытный! Где ты? Пришла я, твоя сладкая курочка! — кокетливо прокричала она, на цыпочках устремляясь к спальне.
   Не могу не заметить, что устремлялась она, времени не теряя: на ходу срывала с себя одежду, которой и без того было мало — только плащ, блузка, юбка. Нижним бельем «сладкая курочка» вообще не обременяла себя.
   Услышав зов Марины Морковкиной, Наташенька с Боречкой насторожились.
   — Немедленно уходите отсюда! — против всех своих правил, грубо приказал непрошеной гостье Боречка, стягивая с кровати одеяло и пытаясь прикрыть им свою наготу.
   — Куда я пойду? — возмутилась Наташенька, срывая с него одеяло. — Это вы уходите отсюда!
   — Нет, вы!
   — Фиг вам, нет, вы!
   И вот в этот напряженный момент на пороге спальни вырастает «сладкая курочка», Наташеньке больше известная как ее подруга Марина Морковкина.
   Теперь взглянем на место событий глазами Морковкиной. Эта «сладкая курочка» (уже в чем ее мать родила) на цыпочках крадется к спальне. Что же она там находит?
   Ее кобель Боречка стоит голый (одни чулки висят на плече женские) перед шалавой Наташкой, которая мало что совершенно босая, так еще и в домашнем халате! В халате с дурацким огромным карманом! Где она только безвкусицу эту взяла, беспросветная дура!
   Ишь, что удумала! Мало ей, наставлять рога козлу Замотаеву, так она еще и за подруг принялась? Ну, да не на ту эта стерва нарвалась!
   — Ах ты сучка! — , закричала Морковкина, цепко запуская свои коготки в прическу Наташеньки Замотаевой.
   — Сама сучка! — закричала та, не оставаясь в долгу.
   — Вы знакомы! — изумленно выдохнул Боречка, снова пытаясь прикрыть свой срам одеялом.
   Но как бы не так. Его «сладкая курочка» одеяло немедленно сорвала, презрительно вопросив у подруги:
   — Как ты с этим дерьмом в кровать, дура, легла?
   — Я не дерьмо, — опять попытался прикрыть себя одеялом Боря.
   На этот раз помешала ему Наташенька Замотаева.
   С криком: «Да я с ним не ложилась!» — она зверски сорвала одеяло и бросила на пол.
   Морковкина изумленно воззрилась на Боречку, огорошив беднягу вопросом:
   — Ты уже стоя любишь?
   Ответить тот не успел. Точнее, ответ его заглушил стук в дверь, даже, пожалуй, грохот.
   — Открой, сука! Открой! Ты здесь! Я это точно знаю! — таким вот неприличным образом вопил ошпаренный ревностью Замотаев.
   — Ха-ха! Муженек наш пришел! — возликовала Морковкина и злорадно Боречке приказала:
   — Немедленно открывай!
   Наташенька Замотаева схватилась за голову и взмолилась:
   — Не открывайте! Не надо! Это мой муж!
   Вновь упакованный в одеяло Боречка, направляясь к двери, удивился:
   — А почему я должен вашего мужа бояться? Мы с вами совсем незнакомы.
   — Вот почему! — воскликнула Наташенька Замотаева, в который раз срывая с него одеяло и обнажая все его мужское достоинство. — Вот почему!
   От глупого действия любимой подруги Марина Морковкина пришла в полный восторг.
   — Правильно! — закричала она. — Пусть этот лох таким и чешет в прихожую! Твоему Замотаеву вид его очень понравится!
   Не имея понятия, о каком лохе идет речь, Боречка Розенблюм поинтересовался у своей «сладкой курочки»:
   — А мне что же делать? Открывать дверь или не открывать?
   — Открывай! Открывай! — и словами, и пинками подсказала ему Морковкина.
   А Наташенька замахала руками:
   — Нет-нет! Не открывай!
   Боречка опять укутался в одеяло и поплелся дверь открывать — тем более что Замотаев яростным ревом требовал примерно того же. Примерно, потому, что он-то уже хотел дверь с петель сорвать, но, если откроют, тоже неплохо.
   Так вот, Боречка поплелся дверь открывать, а Морковкина (в чем мать родила) устремилась за ним — надо же посильней натравить на подругу ее муженька-рогоносца. А Наташенька от отчаяния забилась в шкаф Розенблюма.
   «Сладкая курочка» и ее «петушок ненасытный» были уже в двух шагах от двери, когда Кроликов Гоша, увидев бесплодность стараний шефа, решил ему подмогнуть своим звериным ревом.
   — Натаха! Блин! Открывай! — заорал он. — Мы знаем! Ты здесь! Не откроешь, с дверью зайдем!
   От этого ора Марина Морковкина так затряслась, словно ее подключили к розетке.
   — Не открывай! — панически зашипела она своему «ненасытному петушку». — Ни в коем случае не открывай!
   — Но тогда они дверь мою вынесут, — испугался хозяйственный и еврейски рачительный «петушок», решительно направляя руку к замку.
   Марина Морковкина схватилась за голову и в отчаянии кинулась к шкафу. Распахнув одну из дверец, она увидела Наташеньку Замотаеву, трясущуюся от страха в углу и кутающуюся в свой звездный халат.
   Морковкина плюнула на подругу, сказала ей правду в лицо: «Дура ты!» — и полезла в другую дверь. Там она затряслась от страха совершенно голая: халата ведь не было у нее.
   А Боречка Розенблюм открыть замок не успел: дверь заходила вдруг ходуном и с чудовищным треском начала выползать из коробки, падая на него. Охваченный паникой Боречка бросил свое одеяло и понесся…
   Конечно же, в спальню. Проходя проторенной тропкой, он попытался забиться в свой шкаф, но все места были заняты гостьями. Бедному хозяину квартиры ничего другого не оставалось, как лезть под кровать. И едва он туда протиснулся, как стены его квартиры задрожали уже от крепкого русского мата: обманутый муж делился с миром своими ужасными впечатлениями.
   А Гоша Кроликов впечатлениями не делился. Подбирая с пола одежду, разбросанную его гражданской женой Мариной Морковкиной, он был растерян и непривычно задумчив: "Где я мог эту гадость видеть?
   И запах духов какой-то знакомый? Фу! Ну и вонь!"
   С этими мыслями он и ввалился в спальню, где с диким ревом метался пришпоренный ревностью Замотаев. Гоша Кроликов оказался ловчей: он не стал бестолково бегать по комнате, а проследовал к шкафу и решительно распахнул ближайшую дверцу. И ахнул.
   И злорадно заржал. Во чреве шкафа, свернувшись клубочком, тряслась Наташенька.
   — О сука! Так я и знал! — взревел Замотаев, занося карающий кулак над женой.
   Кроликов повел себя как настоящий мужчина: он кулак перехватил и спокойно сказал взбешенному другу:
   — Пашка, не смей бить слабую женщину.
   А Наташенька неслабо совсем завизжала:
   — Пашенька! Это совсем не то, что ты думаешь!
   И глазами многозначительно указала налево.
   Охваченный нетерпением, Замотаев распахнул левую дверцу и, увидев сиськи-письки Морковкиной, ахнул. И злорадно заржал. И «сладкая курочка» сидела, свернувшись клубком, только халатика на ней не было, что делало ее позу значительно живописней.
   Качок Гоша Кроликов, увидев гражданскую свою жену в немыслимо «живописной» позе, почувствовал себя оскорбленным. Почему-то его это разозлило. С воплем: «Лесбиянка!» — он занес кулак над Морковкиной, но Замотаев на радостях (все же лесбиянка лучше, чем б…дь) повел себя как настоящий мужчина.
   Он повис у Кроликова на руке и призвал:
   — Не смей бить слабую женщину!
   Морковкина завизжала вовсе не слабо:
   — Гошенька! Это не то, что ты думаешь!
   И давай стрелять глазками под кровать.
   Но брутального Гошу трудно отвернуть от намеченной цели. Несмотря на старания Замотаева, его кулак немедленно встретился с глазом Морковкиной.
   И не раз!
   Шеф Замотаев, взбешенный бунтом своего подчиненного, грозно воскликнул:
   — Кроликов! Ты уволен!
   Но Гоше было не до него: он уже лежал на полу и тянул Боречку Розенблюма за ногу из-под кровати.
   И вытянул!
   Совершенно обнаженного Боречку!
   Факт его обнаженности был значительно отягощен чулочками Наташеньки Замотаевой — чулочки таинственным образом продолжали висеть на голом его плече.
   Когда преисполнившийся было доверием Замотаев увидел на плече безобразно раздетого еврея дорогие чулочки своей жены (сам Наташеньке покупал!), он растерянно взвыл:
   — Это что же здесь, групповуха у вас?
   Морковкина пискнула:
   — А тебе что, рогоносец, завидно?
   А Наташенька сдуру добавила масла в огонь, просветив муженька:
   — Пашенька, я не то, что ты думаешь! Я тут работаю! Это мой бизнес!
   — Ах вон оно что! — взревел Замотаев, прощаясь с последней надеждой. — Так ты проститутка?! По вызову?! Убью, сука! Убью!
   И сразу всех обманул: бросился убивать не жену, а ни в чем не повинного Боречку Розенблюма.
   И вот тут-то Боречка всех поразил. От страха в его хлипком теле обнаружились такая сила и мощь, что Замотаев с его горой мышц в два счета был повержен и уложен лицом в грязный пол — сам же поверженный и затоптал пол башмаками.
   Наташенька, увидев, как неудачно повернулись дела, достала из кармана халата мобильный и принялась Бойцовой Лизе звонить: звать ее в свидетели своей чистоты, а заодно и на помощь.
   Замотаев же лежать лицом в пол не захотел и принялся звать на помощь телохранителя — звал, правда, грубо:
   — Кроликов! Сволочь! Какого рожна стоишь? Почему не спасаешь?
   — Я уволен, — злорадно напомнил Кроликов, с удовольствием созерцая милую глазу картину.
   А Боречка Розенблюм по доброте душевной решил утешить поверженного Замотаева.
   — Я незнаком с вашей женой, — сказал он, все же не слезая с его спины. — Я сам был удивлен, когда обнаружил ее здесь, на своей постели.
   — А с кем ты знаком? — прозревая, спросил Кроликов. — С этой?
   Он брезгливо указал на Морковкину. Морковкина, учуяв в воздухе дух керосина, выскочила из шкафа и начала срывать с подруги халат. Халат, который недавно так ругала. Наташенька, разумеется, расставаться с халатом решительно не хотела. Внезапный бой закончился прополкой волос — причем с обеих красивых головок.
   И все же Морковкина не смирилась. Желая хоть что-то у подруги урвать, она схватила ее мобильный.
   С ужасом глядя на потирающего кулаки Кроликова, она вспомнила, что такие же есть только у Джеймса Бонда. Ему-то она и позвонила. Крикнув:
   — Женечка, выручай, я на Блохина, дом два, квартира тринадцать, — Морковкина поступила в полное распоряжение своего гражданского мужа Кроликова.
   Впрочем, много ей не досталось — обозлившийся Кроликов раздавал тумаки сразу всем: шефу, Боречке, Наташеньке и в последнюю очередь своей Морковкиной. Уж ей он всегда успеет.
   Когда Наташенька Замотаева почувствовала на своей белой щечке тяжесть вздувающегося фингала, она уползла подальше от Кроликова и уже с розенблюмовского телефона вызвала для надежности еще и Далилу Самсонову — уж та, стерва, и мертвого уговорит с ее психоштучками.
   Таким образом в качестве подкрепления оказались вызваны силы, способные только усугубить вражду сторон. Первой прибыла Елизавета Бойцова у Кроликов с ходу врезал ей в ухо и сообщил, что она очень вовремя, Наташа с Морковкиной лесбосом уже занялись.
   — Фу! Сейчас я сблюю! — воскликнула Елизавета, приверженка классической сексуальной ориентации.
   Но, поскольку драка не останавливалась, она не выполнила своего обещания. Возбужденная духом войны, Бойцова с отвращением набросилась на Замотаеву и Морковкину и начала бить обеих.
   За этим занятием ее и застал Джеймс Бонд. Увидев, как Елизавета Бойцова расправляется с Мариной Морковкиной, желанной всему его организму, Бонд возмутился и культурно начал дам разнимать. И тут же получил в ухо от Кроликова. И вдогонку под дых от Замотаева.
   Бонд не упал, а удивился:
   — У кого это такой приличный удар?
   Оглянувшись, он с изумлением обнаружил своего лучшего друга, Боречку Розенблюма. Совершенно голый, он дрался как лев сразу со всеми.
   — Борька, — ликуя, воскликнул Бонд, — а ты как здесь оказался?
   — Это же моя квартира! — напомнил Розенблюм, посылая налево-направо удары.
   — Твоя?
   Бонд осмотрелся и усек то, чего по запарке не понял: ведь Морковкина Борькин адрес ему назвала.
   Выходит…
   Евгений прозрел:
   — Марина! Ты же клялась!
   Кроликов сообщил:
   — Она всем клянется!