Страница:
Однако под весом Даниеля кровать прогнулась в центре, и Джоли почувствовала, словно лежит над пропастью, куда неминуемо должна скатиться. Поэтому одной рукой она вцепилась в край кровати, но буквально каждой своей клеточкой ощущала присутствие Даниеля. А когда его рука легла ей на бедро, ее пронзила сладкая дрожь. Джоли зажмурилась, пытаясь совладать с бурей чувств, которую пробудил в ней этот простой жест.
— Твоя жена… — прошептала Джоли, когда снова обрела способность говорить. — Как ее звали?
Даниель убрал руку, и Джоли вздохнула с облегчением и в то же время разочарованием.
— Илзе, — спустя довольно долгое время ответил Даниель.
— Она была очень красивая, — сказала Джоли, чувствуя горечь его утраты и невольно пытаясь хоть как-то утешить его. Она лежала и думала о том, что задолжала этому мужчине каждый новый рассвет, который когда-либо увидит. А она даже не представляла, как с ним расплатиться…
— Я видела ее фотографию в кабинете. Затем последовала новая долгая пауза, прежде чем Даниель сказал:
— Я хочу иметь детей.
Джоли почувствовала, как по щекам ее потекли слезы, и в то же время она не могла не улыбнуться. Ведь она тоже больше всего на свете желала иметь ребенка. Она вдруг забыла о своих страхах и повернулась, чтобы посмотреть на Даниеля. Но в комнате было очень темно.
— От меня? — в волнении прошептала она.
— Ты — моя жена, — напомнил ей невидимый в темноте Даниель, и она разобрала веселые нотки в его низком голосе.
— Но я… ведь меня собирались повесить…
Он молча подвинул ее к себе, и Джоли опьянили теплота и крепость его тела, хотя она все еще боялась. Ее щека покоилась на его волосатой груди, но она даже думать не смела о том, что находится ниже.
— Ты никого не убивала, — внезапно сказал Даниель с уверенностью, от которой у Джоли словно бальзам пролили на душу. А затем он — вот дела! — отвернулся и заснул.
Джоли лежала, свернувшись калачиком, прижавшись к мужу, которого она еще утром даже не знала, прислушивалась к его глубокому и ровному дыханию, и в ней, заполняя всю ее, разгоралось странное невидимое пламя. И, что самое странное, впервые с тех пор, как отец забрал ее с фермы ушедших в мир иной тети Ниссы и дяди Франклина, Джоли почувствовала себя в безопасности. Было ей тогда всего четырнадцать лет, а ее отец только что женился на Гарнет.
Прошло, казалось, совсем мало времени, когда Даниель, слегка толкнув ее локтем, повернулся на постели. Где-то поблизости за темным окном прокукарекал петух. Тут же пробудилась и Джоли. Вспомнив, где она, девушка натянула на голову одеяло, чтобы не видеть, как одевается Даниель.
— Сегодня мы собираемся на весь день в город, — через несколько секунд объявил ей Даниель, сдергивая одеяло, чтобы заглянуть ей в лицо. Джоли не могла быть абсолютно уверенной, но ей показалось, что его глаза искрятся каким-то странным удовольствием.
— Собери нам завтрак через полчаса
С этими словами Даниель повернулся и вышел. Джоли пулей выскочила из теплой постели, наспех сунула ноги в туфли и понеслась вниз по лестнице разжечь печь. Она качала воду в ведра, когда над лесом появился первый золотой лучик солнца. Он позолотил вековые сосны вдали и пшеницу, колосившуюся в поле рядом с фермой. От такой красоты у Джоли перехватило дыхание.
«Благодарю тебя, Господи!» — подумала Джоли, слишком ясно отдавая себе отчет, что могла бы провести ночь в гробу вместо теплой постели Даниеля Бекэма. Только по милости Божией она может вдыхать свежий воздух этого потрясающего утра, любоваться буйным цветением васильков, качать ледяную воду из колодца и ждать наступления нового дня.
Из небольшого сарая рядом с амбаром появился Дотер и приветственно помахал ей шляпой. За ним по пятам шел самый безобразный кот, какого Джоли когда-либо видела. Одно ухо у него было разодрано, правый глаз превратился в узкую щелочку, и было непонятно, видит он им или нет. Зато левый сиял, словно кусок янтаря, переливаясь золотистым цветом.
— Итак, — начала разговор Джоли, испытывая жалость к коту. — Кто же это такой?
— Это Левитикус, — ответил Дотер, польщенный ее интересом. — Его так назвал Дан’л, потому что он знал, что мы с этим котом подружимся.
Джоли взялась за ведра, готовясь переступить через порог кухни, когда Дотер остановил ее.
— Вот, миссис Бекэм, это для вас. — И Дотер шагнул в густую траву, извлек оттуда полную корзину спелых яблок и поставил ее рядом с кухонным порогом. — Дан’л и я раздавили бы их, но вы леди, и вам будет неудобно в юбке лазить по деревьям.
— Спасибо тебе, Дотер, — сказала Джоли, искренне тронутая и довольная тем, что он назвал ее «миссис Бекэм», словно она и взаправду была настоящей женой Даниеля. Ей и в самом деле стало как-то легче на душе от такого неожиданного подарка, и Джоли внесла в кухню корзину с яблоками. Дотер и Левитикус отправились за амбар по каким-то своим делам, а Джоли поставила вскипятить кофе и быстро закончила с остальными мелкими делами, включая и свой туалет.
Пшеница просто сверкала в солнечных лучах, небо было потрясающе синим, когда Джоли выскочила во двор и поспешила в курятник. Напевая себе под нос, повязала фартук и набрала в подол свежих яиц. Затем осторожно, но быстро добежала до кухни, слетала к колодцу и отрезала кусок свинины.
На кухне порезала аккуратными ломтиками горячий хлеб и сунула их в печь, чтобы приготовить тосты. На сковороде уже жарилась яичница с ветчиной.
На пороге появились умытые Даниель и Дотер. Их раскрасневшиеся от ледяной воды лица были обращены к столу. Джоли скоро накрыла на стол и положила на тарелки то, что приготовила, затем уселась с гордым выражением на лице, ожидая похвалы.
Даниель сердито смотрел на одно-единственное яйцо, пару тонких ломтиков ветчины и кусок поджаренного хлеба, которые она предложила ему.
— Да этого же не хватит на зубок даже маленькой собачке Верены Дейли! — проворчал Даниель, и все хорошее настроение Джоли тут же мгновенно испарилось.
ГЛАВА 3
— Твоя жена… — прошептала Джоли, когда снова обрела способность говорить. — Как ее звали?
Даниель убрал руку, и Джоли вздохнула с облегчением и в то же время разочарованием.
— Илзе, — спустя довольно долгое время ответил Даниель.
— Она была очень красивая, — сказала Джоли, чувствуя горечь его утраты и невольно пытаясь хоть как-то утешить его. Она лежала и думала о том, что задолжала этому мужчине каждый новый рассвет, который когда-либо увидит. А она даже не представляла, как с ним расплатиться…
— Я видела ее фотографию в кабинете. Затем последовала новая долгая пауза, прежде чем Даниель сказал:
— Я хочу иметь детей.
Джоли почувствовала, как по щекам ее потекли слезы, и в то же время она не могла не улыбнуться. Ведь она тоже больше всего на свете желала иметь ребенка. Она вдруг забыла о своих страхах и повернулась, чтобы посмотреть на Даниеля. Но в комнате было очень темно.
— От меня? — в волнении прошептала она.
— Ты — моя жена, — напомнил ей невидимый в темноте Даниель, и она разобрала веселые нотки в его низком голосе.
— Но я… ведь меня собирались повесить…
Он молча подвинул ее к себе, и Джоли опьянили теплота и крепость его тела, хотя она все еще боялась. Ее щека покоилась на его волосатой груди, но она даже думать не смела о том, что находится ниже.
— Ты никого не убивала, — внезапно сказал Даниель с уверенностью, от которой у Джоли словно бальзам пролили на душу. А затем он — вот дела! — отвернулся и заснул.
Джоли лежала, свернувшись калачиком, прижавшись к мужу, которого она еще утром даже не знала, прислушивалась к его глубокому и ровному дыханию, и в ней, заполняя всю ее, разгоралось странное невидимое пламя. И, что самое странное, впервые с тех пор, как отец забрал ее с фермы ушедших в мир иной тети Ниссы и дяди Франклина, Джоли почувствовала себя в безопасности. Было ей тогда всего четырнадцать лет, а ее отец только что женился на Гарнет.
Прошло, казалось, совсем мало времени, когда Даниель, слегка толкнув ее локтем, повернулся на постели. Где-то поблизости за темным окном прокукарекал петух. Тут же пробудилась и Джоли. Вспомнив, где она, девушка натянула на голову одеяло, чтобы не видеть, как одевается Даниель.
— Сегодня мы собираемся на весь день в город, — через несколько секунд объявил ей Даниель, сдергивая одеяло, чтобы заглянуть ей в лицо. Джоли не могла быть абсолютно уверенной, но ей показалось, что его глаза искрятся каким-то странным удовольствием.
— Собери нам завтрак через полчаса
С этими словами Даниель повернулся и вышел. Джоли пулей выскочила из теплой постели, наспех сунула ноги в туфли и понеслась вниз по лестнице разжечь печь. Она качала воду в ведра, когда над лесом появился первый золотой лучик солнца. Он позолотил вековые сосны вдали и пшеницу, колосившуюся в поле рядом с фермой. От такой красоты у Джоли перехватило дыхание.
«Благодарю тебя, Господи!» — подумала Джоли, слишком ясно отдавая себе отчет, что могла бы провести ночь в гробу вместо теплой постели Даниеля Бекэма. Только по милости Божией она может вдыхать свежий воздух этого потрясающего утра, любоваться буйным цветением васильков, качать ледяную воду из колодца и ждать наступления нового дня.
Из небольшого сарая рядом с амбаром появился Дотер и приветственно помахал ей шляпой. За ним по пятам шел самый безобразный кот, какого Джоли когда-либо видела. Одно ухо у него было разодрано, правый глаз превратился в узкую щелочку, и было непонятно, видит он им или нет. Зато левый сиял, словно кусок янтаря, переливаясь золотистым цветом.
— Итак, — начала разговор Джоли, испытывая жалость к коту. — Кто же это такой?
— Это Левитикус, — ответил Дотер, польщенный ее интересом. — Его так назвал Дан’л, потому что он знал, что мы с этим котом подружимся.
Джоли взялась за ведра, готовясь переступить через порог кухни, когда Дотер остановил ее.
— Вот, миссис Бекэм, это для вас. — И Дотер шагнул в густую траву, извлек оттуда полную корзину спелых яблок и поставил ее рядом с кухонным порогом. — Дан’л и я раздавили бы их, но вы леди, и вам будет неудобно в юбке лазить по деревьям.
— Спасибо тебе, Дотер, — сказала Джоли, искренне тронутая и довольная тем, что он назвал ее «миссис Бекэм», словно она и взаправду была настоящей женой Даниеля. Ей и в самом деле стало как-то легче на душе от такого неожиданного подарка, и Джоли внесла в кухню корзину с яблоками. Дотер и Левитикус отправились за амбар по каким-то своим делам, а Джоли поставила вскипятить кофе и быстро закончила с остальными мелкими делами, включая и свой туалет.
Пшеница просто сверкала в солнечных лучах, небо было потрясающе синим, когда Джоли выскочила во двор и поспешила в курятник. Напевая себе под нос, повязала фартук и набрала в подол свежих яиц. Затем осторожно, но быстро добежала до кухни, слетала к колодцу и отрезала кусок свинины.
На кухне порезала аккуратными ломтиками горячий хлеб и сунула их в печь, чтобы приготовить тосты. На сковороде уже жарилась яичница с ветчиной.
На пороге появились умытые Даниель и Дотер. Их раскрасневшиеся от ледяной воды лица были обращены к столу. Джоли скоро накрыла на стол и положила на тарелки то, что приготовила, затем уселась с гордым выражением на лице, ожидая похвалы.
Даниель сердито смотрел на одно-единственное яйцо, пару тонких ломтиков ветчины и кусок поджаренного хлеба, которые она предложила ему.
— Да этого же не хватит на зубок даже маленькой собачке Верены Дейли! — проворчал Даниель, и все хорошее настроение Джоли тут же мгновенно испарилось.
ГЛАВА 3
Джоли молча доложила на сковородку свинину и яйца, которые принесла из кладовой, движения ее при этом были порывистыми и злыми. Может быть, Даниель и спас ей жизнь, но это еще не давало ему права обращаться с ней как с рабыней.
— Эй, а ваша одежда выглядит так, словно вы в ней спали! — радостно возопил Дотер, когда Джоли выложила содержимое сковороды на большую деревянную разделочную доску. — Но не только это. Она вам явно мала. Может, вы стали толстеть, как мадам Анстраттер из земельной управы? Она такая толстая, что может заслонить собой запряженную повозку!
— Дотер! — резко оборвал его Даниель, накладывая себе на тарелку изрядную порцию. — Заканчивай с завтраком и принимайся за работу.
Конечно, Дотер не всегда критически относился к тому, что говорил, но уж дураком он точно не был. Поэтому он послушно умолк и уткнулся в тарелку, ковыряя яичницу с ветчиной.
Джоли выскочила на задний двор, где вчера развесила на просушку свои выстиранные вещи и совсем забыла о них. Теперь ее одежда покачивалась на ветру и была почти сухой; оставались непросохшие кое-где из-за густого утреннего тумана места, но, главное, одежда была чистой.
Не желая лишний раз проходить мимо Даниеля, Джоли быстро переоделась тут же за колодцем в свою одежду, а когда она вернулась, за столом уже никого не было. В окошко она увидела, что ее муж целеустремленно идет в конюшню. Дотера нигде не было видно.
Джоли поставила корзину с яблоками на место, затем поспешила на кухню и быстро и тщательно там прибралась. Она как раз наливала горячую воду из бака, когда появился Даниель. Поскольку она уже видела в конюшне запряженный фургон, с появлением Даниеля Джоли догадалась, что пора ехать в город.
— Оставь это на потом, — бросил Даниель. Джоли вспыхнула. Как бы ни была она искренне благодарна этому человеку за все, что он для нее сделал, Джоли в то же время противилась его неоспоримой власти над ней.
— Было бы лучше, если бы в будущем вы обращались со мной повежливее, мистер Бекэм, — решительно заявила она.
— Было бы лучше, если бы ты заткнулась и делала то, что тебе говорят, — невозмутимо ответил Даниель.
Это унижение как огнем опалило душу Джоли. У нее так покраснели щеки, будто их облили керосином и подожгли. Воинственно выпятив подбородок и распрямив плечи, она молча вытерла руки голубым с белыми полосками полотенцем, нахло-бучила на голову свою шапчонку и пошла к открытой двери.
Даниель первым вышел во двор, обернулся к ней и своими большими руками обнял за талию. Джоли крепко зажмурилась, снова ощутив то странное чувство, пробудившееся в самых потаенных местах ее тела и постепенно заполонившее всю ее. Какое-то мгновение она, едва дыша, стояла перед ним, а Даниель тем временем отступил на шаг и сдернул с головы ее мужской котелок. Когда они проходили мимо ухоженного, как, впрочем, и все в поместье Бекэма, сада, он нахлобучил ее верную шляпу на голову пугала и слегка улыбнулся каким-то своим мыслям.
И снова Джоли была глубоко оскорблена, но теперь она воздержалась от каких-либо замечаний. Она ведь почти ничего не знала об этом Даниеле Бекэме, хотя нет, одно она уже успела понять: если он что-либо вбивал себе в голову, то нечего было и думать перечить ему.
Джоли, не дожидаясь помощи, вскарабкалась в фургон и уселась на козлах так прямо, словно аршин проглотила, с независимым видом расправила свою потрепанную коричневую юбку так, как сделала бы это благородная леди, одетая в роскошный бархат. Все, что осталось у Джоли, — это ее честь и достоинство, а уж от них она не намеревалась легко отказаться.
— Это была такая милая шляпа, — без всякого выражения сказала Джоли, не глядя на Даниеля, который водрузил свое мускулистое тело рядом с ней. — Она защищала от солнца мое лицо.
— А теперь будет ворон пугать, — ответил-Даниель и взмахнул вожжами. — Тебе понадобятся несколько подходящих капоров и воскресная шляпка.
Джоли замерла при слове «воскресная», затем, прищурившись, взглянула на Даниеля так, словно собралась изучить его профиль.
— Я не из тех женщин, кто ходит в церковь, — без обиняков сказала она.
Даниель в это время выезжал сквозь главные ворота на проселочную дорогу, и хотя это было не столь уж трудным делом, он, казалось, целиком сосредоточился на нем.
— Может быть, раньше и не ходила, а теперь будешь!
Подумав о том, что ей предстоит высидеть целых три часа в церкви на длиннейшей службе, замаливая свои и, возможно, отцовские грехи, Джоли даже застонала.
— Тогда лучше бы меня повесили!
Громкий смех мужа заставил ее вздрогнуть, хотя она и ожидала подобной реакции.
— Уверен, преподобный Блэкборроу по достоинству оценит твой энтузиазм.
Джоли тяжело вздохнула.
— Полагаю, что он такой же нудный и многоречивый, как все священники, — посетовала с покорностью судьбе. Но сейчас не было никаких оснований не подчиняться Даниелю. Во всяком случае Джоли знала, что в данный момент у нее просто нет выбора.
Даниель снова ухмыльнулся и лихо нахлобучил свою старую потрепанную шляпу, но на Джоли даже не посмотрел и никак не отреагировал на ее замечание.
По обеим сторонам дороги в жарком августовском воздухе колосилась золотая пшеница. Лошади, фыркая и мотая головами, несли фургон вперед. На одном из ухабов Джоли бедром коснулась твердого, как камень, бедра Даниеля и отскочила, сло — вно ее укололи булавкой. Капли пота тут же выступили у нее в ложбинке между грудей, на шее, над верхней губой.
— Сегодня очень жарко, — несколько торопливо заявила Джоли.
— Август… — коротко согласился Даниель.
Вдали показались предместья городка Просперити, на которых Джоли и сосредоточила свое внимание.
— А вы не слишком разговорчивы, мистер Бекэм, а? — рискнула сказать она.
— Да, не слишком, — согласился Даниель, приподнимая шляпу, чтобы рукавом промокнуть выступивший на лбу и бровях пот. Если бы Джоли получше знала своего мужа, то ей следовало бы лихо поддеть его в этот момент локтем под ребро, чтобы ему стало стыдно за то, что он такой неразговорчивый. Бывает, что женщинам просто необходимо поболтать, и сейчас был как раз такой случай.
— А как вы думаете, почему? — продолжила Джоли, но неожиданно ей вспомнилась его согбенная фигура у могилы первой жены, и Джоли тут же задала вопрос по-другому: — Я имею в виду, вы не большой любитель разговаривать?
Даниель издал неопределенный звук, который можно было принять за понукание лошадей, затем некоторое время молча обдумывал ответ.
— Не бери в голову, — сказал наконец он. — И потом, твоей болтовни хватит на нас двоих.
Эти слова немного обожгли Джоли, но не в первый раз ей было выслушивать упреки в болтливости, а кроме того, существовало множество вещей, над которыми ей следовало сейчас подумать. Например, куда она двинется после того, как уйдет с фермы, или на что она будет жить и как?
Тем временем фургон въехал в городок Просперити, и Даниель остановил его прямо перед входом в банк.
— Мне надо подписать кое-какие бумаги, — объявил он Джоли, которая постаралась сама спрыгнуть на землю, не дожидаясь его помощи. — А ты иди в лавку и подбери несколько готовых платьев и несколько ярдов материи. — Его голубые глаза критически окинули ее платье и блузку, которые давным-давно напрашивались на то, чтобы их выбросили на свалку. — Купи себе также гребешок и щетку и не забудь про капоры.
Джоли закусила нижнюю губу, чтобы не сорваться и не ответить, как надо. Она понимала, что многие в городе могли бы назвать Даниеля Бекэма щедрой натурой, но что-то в самой его манере держаться вызывало в ней чувство, которое можно было сравнить с подпрыгивающей крышкой бурно кипящего чайника.
— Да, и постарайся больше ни во что не вляпаться, — грозя пальцем, добавил Даниель.
Джоли резко повернулась на каблуках и пошла наискосок через пыльную улицу, правда, стараясь без особой нужды не шлепать по грязи и лужам, выбирая обходные пути. В лавке пахло табаком и чайным листом, ванилью, опилками, кофе и острым сыром.
Джоли молча проследовала вдоль длинного прилавка вглубь лавки, не глядя по сторонам. Едва она появилась в лавке, как там воцарилась гнетущая тишина: все разом смолкли.
Джоли прошла мимо большой чугунной мельницы для кофе, стеклянной склянки с мятными пластинками, соленых огурцов в бочках и подошла к штукам материи, разложенным на большом длинном столе, стоявшем рядом с печью. Вокруг стола было несколько стульев, очевидно, предназначенных для удобства посетителей. Здесь же на стене были развешаны капоры и дамские шляпки вперемешку с конскими уздечками, на столе громоздились клубки разноцветных лент, катушки с нитками и шнурами.
— Вам что-нибудь угодно? — раздался голос. Это была миссис Крейбрук. Джоли вспомнила эту маленькую седую женщину, которую неоднократно видела во время судебного разбирательства. И во время несостоявшейся казни тоже.
— Мистер Бекэм желает, чтобы я купила платье, несколько капоров и материю, — ответила Джоли, заставляя себя не отводить взгляд от холодных карих глаз миссис Крейбрук. Никто не говорил ей, сколько она должна пробыть в городе, а Джоли не собиралась пресмыкаться перед всякой старой клячей.
Владелица лавки с головы до пят осмотрела Джоли.
— А вы разве шьете? — недоверчиво спросила миссис Крейбрук. Понятно, что было невозможно бросать прямой вызов этой женщине, но хозяйка лавки сделала это таким тоном, который лучше всяких слов говорил об ее неприязни и осуждении Джоли.
Но после того как Джоли постояла под большим деревом с петлей на шее, готовая проститься с этим миром навсегда, ее было нелегко смутить, а уж испугать миссис Джоли Маккиббен Бекэм эта хорохорящаяся курица и подавно не могла.
— Если вам не нужны деньги моего мужа, миссис Крейбрук, то мы можем просто выписать по каталогу те товары, которые нам нужны. И прямо с фирмы, минуя всякие там лавки.
Секунду, которая показалась часом, две женщины стояли, глядя друг на друга, словно два ковбоя, сошедшиеся в последней схватке на пыльной улочке. В конце концов сдалась миссис Крейбрук.
— Все это чепуха: вы никогда не сможете быть уверены, что эти люди пришлют вам именно то, что вы заказывали. Да еще когда-то пришлют! К тому же вы довольно высоки, и придется готовое платье подгонять под вас, чтобы оно закрывало щиколотки. — Прошептав последние слова, миссис Крейбрук облизнула губы и покраснела, а затем снова громким голосом спросила: — А сколько платьев хочет купить Даниель?
— Нисколько, — не могла отказать себе в удовольствии съехидничать Джоли, насмешливо улыбаясь уголками своих ярких губ. — Не думаю, чтобы он стал их носить. Платья нужны мне и уж во всяком случае не меньше трех.
Сквозь пудру, обильно покрывавшую щеки миссис Крейбрук, вспыхнули два алых пятна, а губы плотно сжались в тонкую нитку. Но прежде чем она сумела дать достойный ответ этой нахалке, раздался мелодичный звон колокольчика, висевшего на входной двери, и в лавку вошел Даниель. Сняв шляпу и повесив ее на крючок рядом с дверью, обежал критическим взглядом штуки поплина, ситца, крашеного льна, предлагаемых на продажу.
— Зашел посмотреть, что ты купила хотя бы одно готовое платье, а также удостовериться, что ты не забыла и про ночные рубашки, — только и сказал Даниель, но Джоли поразилась, как просто он мог унизить ее. — Не можешь же ты спать в верхней одежде всю оставшуюся жизнь?
Джоли вспыхнула и отвернулась, чтобы скрыть краску стыда. С трудом сглотнув, протянула руку к большому куску льняной материи из крашеной пряжи в желтую и белую полоску, представляя себя в хорошеньком летнем платье с оборками.
— Я хотела бы взять вот эту материю, — запинаясь, сказала Джоли, затем выбрала муслин цвета сливочного масла и несколько метров кружев из белого хлопка для ночных сорочек. Хотела уже было остановиться на этом, подавленная столь необычной роскошью, свалившейся на нее, но Даниель настоял на том, чтобы Джоли купила еще шесть платьев, а к ним несколько капоров в тон. Он также подобрал ей туфли, чулки с черными лентами для подвязок, туалетное мыло и несколько мятных пластинок для освежения рта.
Вскоре после этого загорелый и щербатый сынишка миссис Крейбрук тащил из лавки в фургон Даниеля Бекэма немыслимых размеров сверток, а престарелая владелица лавки без умолку трещала о будущем урожае. Казалось, что в этой части округа Вашингтон все в сущности зависят от Даниеля и его специальных сельскохозяйственных машин, чтобы собрать свой урожай.
Когда Даниель решил, что пора ехать, он просто похлопал Джоли пальцами по спине и подтолкнул ее к двери. Попрощался с миссис Крейбрук, натянул шляпу и приложил два пальца к полям. Но Джоли вряд ли видела это, поскольку все ее мысли сосредоточились на тяжести его ладони на ее спине и на том, что его пальцы оставят синяки у нее на коже.
На улице на нее нахлынули запахи и звуки маленького западного фермерского города, но едва ли Джоли замечала эти фургоны, лошадей и людей. Она представляла, что будет, если Даниель коснется ее обнаженной плоти, и молилась, чтобы он не заметил охватившую ее дрожь.
Даниель играючи подсадил Джоли в фургон, затем взобрался сам.
— Благодарю вас, — сказала Джоли, когда Даниель поднял тормозной башмак, и повозка тронулась. В ответ он лишь молча пожал плечами и стал разворачиваться, обращая в бегство собак, кудахта-ющих кур и детишек, вертевшихся на дороге.
Джоли подняла глаза на яркое небо, напоминая себе, что должна была бы уже быть мертва, и громко счастливо рассмеялась от того, что осталась жива.
— О, благодарю вас! — сказала она Даниелю и на секунду положила голову ему на плечо,
От него пахло мылом и потом, дорожной пылью, но Джоли вдруг показалось, что это очень приятный запах. Даниель взглянул на Джоли, и она ощутила его могучую фигуру, прижавшуюся к ней. Джоли лизнула ментоловую пластинку, которую он только что ей купил. Он быстро отвел взгляд на дорогу, и — Джоли не могла в этом поклясться — ей показалось, что он слегка отстранился от нее.
— Что-то не так? — На самом деле Джоли не хотелось услышать ответ на этот вопрос, но она не смогла удержаться, чтобы не задать его.
— Все в порядке, — ответил Даниель, и Джоли знала, что он лжет, но в любом случае не могла ничего предпринять. Джоли оставила свое мнение при себе. Несколько раз краем глаза она замечала, что Даниель тайком посматривает на нее.
Когда они возвратились на ферму, их встретил кот Левитикус, гордо задрав хвост на крыше туалета, в то время как Дотер возился у порога на кухню. Солнце сверкало на его блестевших от пота голых спине и плечах, а рядом на высоком шесте болталась майка. Дотер отпиливал деревянную доску, придерживая ее рукой и помогая себе коленом.
Он взглянул на них с радостной ухмылкой, едва Даниель ссадил Джоли с фургона, но улыбка его почти тут же исчезла. Обеспокоенная Джоли обернулась и увидела, как Даниель сердито грозит пареньку.
— Надень рубашку! — приказал Даниель, рывком вытаскивая из фургона сверток с покупками.
Дотер потянулся за майкой и стал натягивать ее, а Джоли, игнорируя мужа, поскольку, по ее мнению, он сказал это слишком резко и грубо, улыбаясь, пошла к молодому наемному работнику. Подойдя поближе, она поняла, что он прибивал ступеньки к высокому порогу, чтобы ей удобнее было подниматься или выходить во двор. Это так тронуло Джоли, что у нее защипало в глазах.
— Какой ты заботливый! — улыбаясь, похвалила Джоли Дотера.
Но Дотер лишь молча кивнул, отводя взор от Джоли и напряженно смотря вслед Даниелю. Тогда Джоли повернулась и поспешила на кухню. Там она нашла Даниеля, который стоял у стола, на котором лежал сверток с покупками. Потрогав крепкую ленту, связывающую сверток, Даниель насупил брови, будто был чем-то очень смущен. Снаружи раздавались звуки молотка: это Дотер закончил пилить доску и теперь прибивал ступени к порогу. Джоли снова про себя поблагодарила его. хотя из-за шума у нее начала болеть голова.
Увидев в раковине выпотрошенного и разделанного цыпленка, Джоли закатала рукава, сняла тазик со стены и принялась готовить обед. Наполнив таз горячей водой и сделав остальные приготовления, обернулась. К ее удивлению, Даниель стоял в той же позе, даже не шелохнувшись. В жизни Джоли довольно часто случались томительные паузы, однако она так и не научилась воспринимать их спокойно, что-то внутри нее заставляло девушку заполнять эти паузы всяческой болтовней.
— Полагаю, мы знаем, что Дотер хочет на обед, — сказала Джоли, кивая на цыпленка, поставила тазик на разделочный столик и принялась мыть руки куском хозяйственного желтого мыла.
Даниель задумчиво посмотрел на Джоли, затем скрестил руки на груди.
— Сшей к воскресенью приличное платье: мы идем в церковь, — резко приказал он. — Используй тот коричневый блестящий материал.
Джоли в который раз напомнила себе, что нищим не приходится выбирать, вытерла руки и принялась за цыпленка, которого следовало разделать.
— Сатин, значит, — со вздохом сказала Джоли.
Ей не нравился этот безвкусный материал фабричного производства, однако Даниель настоял на том, чтобы она купила именно эту ткань. — В нем я буду выглядеть, как мокрая курица.
— Илзе всегда надевала для выхода в церковь приличную одежду, — подчеркнул Даниель. — Свари картошку в соусе и добавь к птице немного зеленых бобов, ветчины и лука.
— «Сшей приличное платье!» — передразнила Джоли, когда Даниель вышел во двор по своим делам. — Сядь в фургон, вылезь из фургона, сделай то, не делай этого и изжарь мне быка на завтрак!..
Через час она закончила стряпню, включая и чистку картофеля, успела нарвать в огороде зеленого гороха, нашпиговать приправами курицу, замесить тесто для хлебцев. Когда все было готово, кухня была полна чада и грязи. Джоли выскочила наружу, чтобы немного отдышаться, она совсем потеряла аппетит, пока занималась стряпней.
Джоли бездумно шла по траве и только когда дошла до заборчика, ограждавшего две аккуратные могилы, осознала, куда она направлялась. Убрав челку, выбившуюся на лоб и мешавшую смотреть, она, тихонько открыв калитку, ступила под тень клена.
Надгробие Илзе было сделано из красивого черно-белого мрамора, поверх лежала маленькая латунная доска, на которой были вырезаны имя, дата рождения и год смерти. Джоли зябко передернула плечами, хотя было жарко, когда подсчитала, что первая миссис Бекэм умерла всего шестнадцать месяцев назад.
Джоли ощутила острую печаль и повернулась к маленькой могилке рядом с могилой Илзе, на которой была установлена небольшая фигура ангелочка, дующего в трубу. Когда Джоли разобрала надпись на плите под ангелочком, глаза ее вдруг наполнились слезами: на могильной плите были начертаны только два слова — «Нашему ребенку».
Джоли съежилась и откинула голову, чтобы глубоко вдохнуть и взять себя в руки. Дети умирают ежедневно, успокаивала она себя, такова жестокая реальность жизни, и если всякий раз останавливаться у детской могилки, чтобы погоревать, то глаза бы не просыхали от слез.
— Дан’л и я запросто съедим всего цыпленка, если вы не поспешите к столу, — раздалось у нее над ухом, и Джоли от неожиданности даже подпрыгнула. Она не слышала, как подошел Дотер. Надеясь, что слезы не оставили следов на лице, Джоли обернулась к своему другу и спросила:
— Отчего умер ребенок Даниеля и Илзе?
Дотер открыл перед ней калитку ограды, затем плотно прикрыл ее.
— Эй, а ваша одежда выглядит так, словно вы в ней спали! — радостно возопил Дотер, когда Джоли выложила содержимое сковороды на большую деревянную разделочную доску. — Но не только это. Она вам явно мала. Может, вы стали толстеть, как мадам Анстраттер из земельной управы? Она такая толстая, что может заслонить собой запряженную повозку!
— Дотер! — резко оборвал его Даниель, накладывая себе на тарелку изрядную порцию. — Заканчивай с завтраком и принимайся за работу.
Конечно, Дотер не всегда критически относился к тому, что говорил, но уж дураком он точно не был. Поэтому он послушно умолк и уткнулся в тарелку, ковыряя яичницу с ветчиной.
Джоли выскочила на задний двор, где вчера развесила на просушку свои выстиранные вещи и совсем забыла о них. Теперь ее одежда покачивалась на ветру и была почти сухой; оставались непросохшие кое-где из-за густого утреннего тумана места, но, главное, одежда была чистой.
Не желая лишний раз проходить мимо Даниеля, Джоли быстро переоделась тут же за колодцем в свою одежду, а когда она вернулась, за столом уже никого не было. В окошко она увидела, что ее муж целеустремленно идет в конюшню. Дотера нигде не было видно.
Джоли поставила корзину с яблоками на место, затем поспешила на кухню и быстро и тщательно там прибралась. Она как раз наливала горячую воду из бака, когда появился Даниель. Поскольку она уже видела в конюшне запряженный фургон, с появлением Даниеля Джоли догадалась, что пора ехать в город.
— Оставь это на потом, — бросил Даниель. Джоли вспыхнула. Как бы ни была она искренне благодарна этому человеку за все, что он для нее сделал, Джоли в то же время противилась его неоспоримой власти над ней.
— Было бы лучше, если бы в будущем вы обращались со мной повежливее, мистер Бекэм, — решительно заявила она.
— Было бы лучше, если бы ты заткнулась и делала то, что тебе говорят, — невозмутимо ответил Даниель.
Это унижение как огнем опалило душу Джоли. У нее так покраснели щеки, будто их облили керосином и подожгли. Воинственно выпятив подбородок и распрямив плечи, она молча вытерла руки голубым с белыми полосками полотенцем, нахло-бучила на голову свою шапчонку и пошла к открытой двери.
Даниель первым вышел во двор, обернулся к ней и своими большими руками обнял за талию. Джоли крепко зажмурилась, снова ощутив то странное чувство, пробудившееся в самых потаенных местах ее тела и постепенно заполонившее всю ее. Какое-то мгновение она, едва дыша, стояла перед ним, а Даниель тем временем отступил на шаг и сдернул с головы ее мужской котелок. Когда они проходили мимо ухоженного, как, впрочем, и все в поместье Бекэма, сада, он нахлобучил ее верную шляпу на голову пугала и слегка улыбнулся каким-то своим мыслям.
И снова Джоли была глубоко оскорблена, но теперь она воздержалась от каких-либо замечаний. Она ведь почти ничего не знала об этом Даниеле Бекэме, хотя нет, одно она уже успела понять: если он что-либо вбивал себе в голову, то нечего было и думать перечить ему.
Джоли, не дожидаясь помощи, вскарабкалась в фургон и уселась на козлах так прямо, словно аршин проглотила, с независимым видом расправила свою потрепанную коричневую юбку так, как сделала бы это благородная леди, одетая в роскошный бархат. Все, что осталось у Джоли, — это ее честь и достоинство, а уж от них она не намеревалась легко отказаться.
— Это была такая милая шляпа, — без всякого выражения сказала Джоли, не глядя на Даниеля, который водрузил свое мускулистое тело рядом с ней. — Она защищала от солнца мое лицо.
— А теперь будет ворон пугать, — ответил-Даниель и взмахнул вожжами. — Тебе понадобятся несколько подходящих капоров и воскресная шляпка.
Джоли замерла при слове «воскресная», затем, прищурившись, взглянула на Даниеля так, словно собралась изучить его профиль.
— Я не из тех женщин, кто ходит в церковь, — без обиняков сказала она.
Даниель в это время выезжал сквозь главные ворота на проселочную дорогу, и хотя это было не столь уж трудным делом, он, казалось, целиком сосредоточился на нем.
— Может быть, раньше и не ходила, а теперь будешь!
Подумав о том, что ей предстоит высидеть целых три часа в церкви на длиннейшей службе, замаливая свои и, возможно, отцовские грехи, Джоли даже застонала.
— Тогда лучше бы меня повесили!
Громкий смех мужа заставил ее вздрогнуть, хотя она и ожидала подобной реакции.
— Уверен, преподобный Блэкборроу по достоинству оценит твой энтузиазм.
Джоли тяжело вздохнула.
— Полагаю, что он такой же нудный и многоречивый, как все священники, — посетовала с покорностью судьбе. Но сейчас не было никаких оснований не подчиняться Даниелю. Во всяком случае Джоли знала, что в данный момент у нее просто нет выбора.
Даниель снова ухмыльнулся и лихо нахлобучил свою старую потрепанную шляпу, но на Джоли даже не посмотрел и никак не отреагировал на ее замечание.
По обеим сторонам дороги в жарком августовском воздухе колосилась золотая пшеница. Лошади, фыркая и мотая головами, несли фургон вперед. На одном из ухабов Джоли бедром коснулась твердого, как камень, бедра Даниеля и отскочила, сло — вно ее укололи булавкой. Капли пота тут же выступили у нее в ложбинке между грудей, на шее, над верхней губой.
— Сегодня очень жарко, — несколько торопливо заявила Джоли.
— Август… — коротко согласился Даниель.
Вдали показались предместья городка Просперити, на которых Джоли и сосредоточила свое внимание.
— А вы не слишком разговорчивы, мистер Бекэм, а? — рискнула сказать она.
— Да, не слишком, — согласился Даниель, приподнимая шляпу, чтобы рукавом промокнуть выступивший на лбу и бровях пот. Если бы Джоли получше знала своего мужа, то ей следовало бы лихо поддеть его в этот момент локтем под ребро, чтобы ему стало стыдно за то, что он такой неразговорчивый. Бывает, что женщинам просто необходимо поболтать, и сейчас был как раз такой случай.
— А как вы думаете, почему? — продолжила Джоли, но неожиданно ей вспомнилась его согбенная фигура у могилы первой жены, и Джоли тут же задала вопрос по-другому: — Я имею в виду, вы не большой любитель разговаривать?
Даниель издал неопределенный звук, который можно было принять за понукание лошадей, затем некоторое время молча обдумывал ответ.
— Не бери в голову, — сказал наконец он. — И потом, твоей болтовни хватит на нас двоих.
Эти слова немного обожгли Джоли, но не в первый раз ей было выслушивать упреки в болтливости, а кроме того, существовало множество вещей, над которыми ей следовало сейчас подумать. Например, куда она двинется после того, как уйдет с фермы, или на что она будет жить и как?
Тем временем фургон въехал в городок Просперити, и Даниель остановил его прямо перед входом в банк.
— Мне надо подписать кое-какие бумаги, — объявил он Джоли, которая постаралась сама спрыгнуть на землю, не дожидаясь его помощи. — А ты иди в лавку и подбери несколько готовых платьев и несколько ярдов материи. — Его голубые глаза критически окинули ее платье и блузку, которые давным-давно напрашивались на то, чтобы их выбросили на свалку. — Купи себе также гребешок и щетку и не забудь про капоры.
Джоли закусила нижнюю губу, чтобы не сорваться и не ответить, как надо. Она понимала, что многие в городе могли бы назвать Даниеля Бекэма щедрой натурой, но что-то в самой его манере держаться вызывало в ней чувство, которое можно было сравнить с подпрыгивающей крышкой бурно кипящего чайника.
— Да, и постарайся больше ни во что не вляпаться, — грозя пальцем, добавил Даниель.
Джоли резко повернулась на каблуках и пошла наискосок через пыльную улицу, правда, стараясь без особой нужды не шлепать по грязи и лужам, выбирая обходные пути. В лавке пахло табаком и чайным листом, ванилью, опилками, кофе и острым сыром.
Джоли молча проследовала вдоль длинного прилавка вглубь лавки, не глядя по сторонам. Едва она появилась в лавке, как там воцарилась гнетущая тишина: все разом смолкли.
Джоли прошла мимо большой чугунной мельницы для кофе, стеклянной склянки с мятными пластинками, соленых огурцов в бочках и подошла к штукам материи, разложенным на большом длинном столе, стоявшем рядом с печью. Вокруг стола было несколько стульев, очевидно, предназначенных для удобства посетителей. Здесь же на стене были развешаны капоры и дамские шляпки вперемешку с конскими уздечками, на столе громоздились клубки разноцветных лент, катушки с нитками и шнурами.
— Вам что-нибудь угодно? — раздался голос. Это была миссис Крейбрук. Джоли вспомнила эту маленькую седую женщину, которую неоднократно видела во время судебного разбирательства. И во время несостоявшейся казни тоже.
— Мистер Бекэм желает, чтобы я купила платье, несколько капоров и материю, — ответила Джоли, заставляя себя не отводить взгляд от холодных карих глаз миссис Крейбрук. Никто не говорил ей, сколько она должна пробыть в городе, а Джоли не собиралась пресмыкаться перед всякой старой клячей.
Владелица лавки с головы до пят осмотрела Джоли.
— А вы разве шьете? — недоверчиво спросила миссис Крейбрук. Понятно, что было невозможно бросать прямой вызов этой женщине, но хозяйка лавки сделала это таким тоном, который лучше всяких слов говорил об ее неприязни и осуждении Джоли.
Но после того как Джоли постояла под большим деревом с петлей на шее, готовая проститься с этим миром навсегда, ее было нелегко смутить, а уж испугать миссис Джоли Маккиббен Бекэм эта хорохорящаяся курица и подавно не могла.
— Если вам не нужны деньги моего мужа, миссис Крейбрук, то мы можем просто выписать по каталогу те товары, которые нам нужны. И прямо с фирмы, минуя всякие там лавки.
Секунду, которая показалась часом, две женщины стояли, глядя друг на друга, словно два ковбоя, сошедшиеся в последней схватке на пыльной улочке. В конце концов сдалась миссис Крейбрук.
— Все это чепуха: вы никогда не сможете быть уверены, что эти люди пришлют вам именно то, что вы заказывали. Да еще когда-то пришлют! К тому же вы довольно высоки, и придется готовое платье подгонять под вас, чтобы оно закрывало щиколотки. — Прошептав последние слова, миссис Крейбрук облизнула губы и покраснела, а затем снова громким голосом спросила: — А сколько платьев хочет купить Даниель?
— Нисколько, — не могла отказать себе в удовольствии съехидничать Джоли, насмешливо улыбаясь уголками своих ярких губ. — Не думаю, чтобы он стал их носить. Платья нужны мне и уж во всяком случае не меньше трех.
Сквозь пудру, обильно покрывавшую щеки миссис Крейбрук, вспыхнули два алых пятна, а губы плотно сжались в тонкую нитку. Но прежде чем она сумела дать достойный ответ этой нахалке, раздался мелодичный звон колокольчика, висевшего на входной двери, и в лавку вошел Даниель. Сняв шляпу и повесив ее на крючок рядом с дверью, обежал критическим взглядом штуки поплина, ситца, крашеного льна, предлагаемых на продажу.
— Зашел посмотреть, что ты купила хотя бы одно готовое платье, а также удостовериться, что ты не забыла и про ночные рубашки, — только и сказал Даниель, но Джоли поразилась, как просто он мог унизить ее. — Не можешь же ты спать в верхней одежде всю оставшуюся жизнь?
Джоли вспыхнула и отвернулась, чтобы скрыть краску стыда. С трудом сглотнув, протянула руку к большому куску льняной материи из крашеной пряжи в желтую и белую полоску, представляя себя в хорошеньком летнем платье с оборками.
— Я хотела бы взять вот эту материю, — запинаясь, сказала Джоли, затем выбрала муслин цвета сливочного масла и несколько метров кружев из белого хлопка для ночных сорочек. Хотела уже было остановиться на этом, подавленная столь необычной роскошью, свалившейся на нее, но Даниель настоял на том, чтобы Джоли купила еще шесть платьев, а к ним несколько капоров в тон. Он также подобрал ей туфли, чулки с черными лентами для подвязок, туалетное мыло и несколько мятных пластинок для освежения рта.
Вскоре после этого загорелый и щербатый сынишка миссис Крейбрук тащил из лавки в фургон Даниеля Бекэма немыслимых размеров сверток, а престарелая владелица лавки без умолку трещала о будущем урожае. Казалось, что в этой части округа Вашингтон все в сущности зависят от Даниеля и его специальных сельскохозяйственных машин, чтобы собрать свой урожай.
Когда Даниель решил, что пора ехать, он просто похлопал Джоли пальцами по спине и подтолкнул ее к двери. Попрощался с миссис Крейбрук, натянул шляпу и приложил два пальца к полям. Но Джоли вряд ли видела это, поскольку все ее мысли сосредоточились на тяжести его ладони на ее спине и на том, что его пальцы оставят синяки у нее на коже.
На улице на нее нахлынули запахи и звуки маленького западного фермерского города, но едва ли Джоли замечала эти фургоны, лошадей и людей. Она представляла, что будет, если Даниель коснется ее обнаженной плоти, и молилась, чтобы он не заметил охватившую ее дрожь.
Даниель играючи подсадил Джоли в фургон, затем взобрался сам.
— Благодарю вас, — сказала Джоли, когда Даниель поднял тормозной башмак, и повозка тронулась. В ответ он лишь молча пожал плечами и стал разворачиваться, обращая в бегство собак, кудахта-ющих кур и детишек, вертевшихся на дороге.
Джоли подняла глаза на яркое небо, напоминая себе, что должна была бы уже быть мертва, и громко счастливо рассмеялась от того, что осталась жива.
— О, благодарю вас! — сказала она Даниелю и на секунду положила голову ему на плечо,
От него пахло мылом и потом, дорожной пылью, но Джоли вдруг показалось, что это очень приятный запах. Даниель взглянул на Джоли, и она ощутила его могучую фигуру, прижавшуюся к ней. Джоли лизнула ментоловую пластинку, которую он только что ей купил. Он быстро отвел взгляд на дорогу, и — Джоли не могла в этом поклясться — ей показалось, что он слегка отстранился от нее.
— Что-то не так? — На самом деле Джоли не хотелось услышать ответ на этот вопрос, но она не смогла удержаться, чтобы не задать его.
— Все в порядке, — ответил Даниель, и Джоли знала, что он лжет, но в любом случае не могла ничего предпринять. Джоли оставила свое мнение при себе. Несколько раз краем глаза она замечала, что Даниель тайком посматривает на нее.
Когда они возвратились на ферму, их встретил кот Левитикус, гордо задрав хвост на крыше туалета, в то время как Дотер возился у порога на кухню. Солнце сверкало на его блестевших от пота голых спине и плечах, а рядом на высоком шесте болталась майка. Дотер отпиливал деревянную доску, придерживая ее рукой и помогая себе коленом.
Он взглянул на них с радостной ухмылкой, едва Даниель ссадил Джоли с фургона, но улыбка его почти тут же исчезла. Обеспокоенная Джоли обернулась и увидела, как Даниель сердито грозит пареньку.
— Надень рубашку! — приказал Даниель, рывком вытаскивая из фургона сверток с покупками.
Дотер потянулся за майкой и стал натягивать ее, а Джоли, игнорируя мужа, поскольку, по ее мнению, он сказал это слишком резко и грубо, улыбаясь, пошла к молодому наемному работнику. Подойдя поближе, она поняла, что он прибивал ступеньки к высокому порогу, чтобы ей удобнее было подниматься или выходить во двор. Это так тронуло Джоли, что у нее защипало в глазах.
— Какой ты заботливый! — улыбаясь, похвалила Джоли Дотера.
Но Дотер лишь молча кивнул, отводя взор от Джоли и напряженно смотря вслед Даниелю. Тогда Джоли повернулась и поспешила на кухню. Там она нашла Даниеля, который стоял у стола, на котором лежал сверток с покупками. Потрогав крепкую ленту, связывающую сверток, Даниель насупил брови, будто был чем-то очень смущен. Снаружи раздавались звуки молотка: это Дотер закончил пилить доску и теперь прибивал ступени к порогу. Джоли снова про себя поблагодарила его. хотя из-за шума у нее начала болеть голова.
Увидев в раковине выпотрошенного и разделанного цыпленка, Джоли закатала рукава, сняла тазик со стены и принялась готовить обед. Наполнив таз горячей водой и сделав остальные приготовления, обернулась. К ее удивлению, Даниель стоял в той же позе, даже не шелохнувшись. В жизни Джоли довольно часто случались томительные паузы, однако она так и не научилась воспринимать их спокойно, что-то внутри нее заставляло девушку заполнять эти паузы всяческой болтовней.
— Полагаю, мы знаем, что Дотер хочет на обед, — сказала Джоли, кивая на цыпленка, поставила тазик на разделочный столик и принялась мыть руки куском хозяйственного желтого мыла.
Даниель задумчиво посмотрел на Джоли, затем скрестил руки на груди.
— Сшей к воскресенью приличное платье: мы идем в церковь, — резко приказал он. — Используй тот коричневый блестящий материал.
Джоли в который раз напомнила себе, что нищим не приходится выбирать, вытерла руки и принялась за цыпленка, которого следовало разделать.
— Сатин, значит, — со вздохом сказала Джоли.
Ей не нравился этот безвкусный материал фабричного производства, однако Даниель настоял на том, чтобы она купила именно эту ткань. — В нем я буду выглядеть, как мокрая курица.
— Илзе всегда надевала для выхода в церковь приличную одежду, — подчеркнул Даниель. — Свари картошку в соусе и добавь к птице немного зеленых бобов, ветчины и лука.
— «Сшей приличное платье!» — передразнила Джоли, когда Даниель вышел во двор по своим делам. — Сядь в фургон, вылезь из фургона, сделай то, не делай этого и изжарь мне быка на завтрак!..
Через час она закончила стряпню, включая и чистку картофеля, успела нарвать в огороде зеленого гороха, нашпиговать приправами курицу, замесить тесто для хлебцев. Когда все было готово, кухня была полна чада и грязи. Джоли выскочила наружу, чтобы немного отдышаться, она совсем потеряла аппетит, пока занималась стряпней.
Джоли бездумно шла по траве и только когда дошла до заборчика, ограждавшего две аккуратные могилы, осознала, куда она направлялась. Убрав челку, выбившуюся на лоб и мешавшую смотреть, она, тихонько открыв калитку, ступила под тень клена.
Надгробие Илзе было сделано из красивого черно-белого мрамора, поверх лежала маленькая латунная доска, на которой были вырезаны имя, дата рождения и год смерти. Джоли зябко передернула плечами, хотя было жарко, когда подсчитала, что первая миссис Бекэм умерла всего шестнадцать месяцев назад.
Джоли ощутила острую печаль и повернулась к маленькой могилке рядом с могилой Илзе, на которой была установлена небольшая фигура ангелочка, дующего в трубу. Когда Джоли разобрала надпись на плите под ангелочком, глаза ее вдруг наполнились слезами: на могильной плите были начертаны только два слова — «Нашему ребенку».
Джоли съежилась и откинула голову, чтобы глубоко вдохнуть и взять себя в руки. Дети умирают ежедневно, успокаивала она себя, такова жестокая реальность жизни, и если всякий раз останавливаться у детской могилки, чтобы погоревать, то глаза бы не просыхали от слез.
— Дан’л и я запросто съедим всего цыпленка, если вы не поспешите к столу, — раздалось у нее над ухом, и Джоли от неожиданности даже подпрыгнула. Она не слышала, как подошел Дотер. Надеясь, что слезы не оставили следов на лице, Джоли обернулась к своему другу и спросила:
— Отчего умер ребенок Даниеля и Илзе?
Дотер открыл перед ней калитку ограды, затем плотно прикрыл ее.