– Угощу я тебя, Сухроб, шашлыком из свежей печенки, и все твои беды покажутся незначительными. Что ты повесил нос? Разве убил кого? Да и в этом случае есть выход – откупиться, запугать, запутать, засадить за себя другого. Можно даже добровольца найти, а с тех пор, как идет афганская война, открылась и реальная возможность бежать за границу в любое время года, ты ведь знаешь, у нас в резерве и такой ход есть, лишь бы были деньги. Надеюсь, ты не промотал пять миллио­нов, что выдал тебе хан Акмаль за спасение своей души? С ни­ми и на Западе не пропадешь, хотя говорят, что не конверти­руемая валюта у нас, не верь, многим нужны наши деревянные рубли.
   Сенатор вдруг улыбнулся, с лица его исчезла тревога, и он, хлопнув водителя по плечу, сказал оживленно:
   – Удивительный ты человек, Артур. Вот побыл с тобой де­сять минут, ни о чем не говорил, и упала тяжесть с души. Ког­да ты рядом, действительно веришь, что безысходных ситуа­ций не бывает. Какой мощный заряд энергии от тебя всегда идет!
   Увидев у обочины мясной ларек с подвешенной под мар­лей тушей, Шубарин остановил машину.
   – Я сейчас. У этого среднего барашка, как учил меня ве­ликий гурман Икрам Махмудович, должна быть замечатель­ная печень, если, конечно, нас уже не опередили.
   Вернулся он быстро, с небольшим свертком, оставалось лишь выбрать чайхану, где жарили шашлыки. Нашлась и чай­хана километров через десять, в приграничном селе между Казахстаном и Узбекистаном, хотя она вряд ли отличалась от других населенных пунктов хоть слева, хоть справа от грани­цы, если не считать того, что здесь уже продавали чимкент­скую водку и знаменитое чимкентское пиво.
   Плутоватого вида шашлычник, приняв из рук Шубарина сверток, прижал правую руку к сердцу и сказал:
   – Садитесь отдыхайте, сейчас подадут чай, и шашлык в самом лучшем виде будет через пятнадцать минут. – Он еще издали от самой дороги приметил мужчин, в которых за вер­сту, как ни скрывай, виделось высокое начальство, на Востоке на этот счет редко ошибаются.
   Пока мыли руки, выбирали айван поуютнее, до них уже доносились от мангала дразнящие запахи шашлыка из пече­ни, шашлычник действительно оказался расторопным, и дело свое знал. К шашлыкам подали не только традиционно мелко нашинкованный лук под винным соусом и приправленный жгуче-красным корейским перцем, но и салат ачик-чучук, по­давая его, молодой плут заговорщически шепнул:
   – Может, водочки отборной подать к таким аппетитным шампурам? – Гости вежливо отказались.
   Все это время ни один из них не попытался нарушить до­говор, не заговорил о деле, хотя оно беспокоило и того и друго­го. Как только перешли на чай, Артур Александрович сказал:
   – Ну вот, теперь можно и проблемы обсудить. Обед преж­де всего, как говорит наш общий друг Файзиев.
   – Арестовали хана Акмаля, – бросил небрежно сотрапез­ник, желая увидеть, какой эффект произведет сообщение на Шубарина.
   Тот внимательно посмотрел на Сенатора, словно его разы­грывали, и усмехнулся.
   – Без твоего ведома, без ведома и согласования в ЦК? – Он хорошо знал, на каком уровне что решается.
   – Представьте себе, да, без моего ведома, без согласова­ния не только с нашим ЦК, но и без разрешения из Москвы. Такие вот, мой друг, разбойничьи времена настали, называет­ся это верховенством закона над идеологией, то бишь над пар­тией.
   – Смотри, как далеко у нас гласность и демократия шаг­нули, – присвистнул Японец, – и кто же такой смельчак? И долго ли ему еще занимать свой пост после такого самоуправ­ства?
   – Некий Хуршид Азизович Камалов, – поддразнивая Шубарина, сказал Сенатор.
   – Ну почему же некий? Камалов – прокурор республики, ты уже с высоты Белого дома никого в грош не ставишь, а зря, на Востоке всякий чин имеет силу, тем более такой… – мягко пожурил тот собеседника.
   – Может, у тебя уже есть ключи к нему? – обрадованно встрепенулся Сенатор.
   – Нет, – сразу отрезал Японец, но, видя опять смятение на лице Сенатора, продолжил: – Но это вовсе не означает, мой дорогой Сухроб, что к нему нельзя подобрать ключи, если, ко­нечно, понадобится. До сих пор я знал только одного прокуро­ра, равнодушного к деньгам.
   – Любопытно, кто же это? Ты мне никогда о нем не гово­рил, – вновь оживился доктор юридических наук.
   – Амирхан Даутович Азларханов, я очень его уважал.
   – Несмотря то что он тебя предал? – спросил крайне удивленный Сенатор.
   – Нет, он меня не предавал, но это совсем другая история, давай вернемся к нашей, нужно ли искать подходы к прокуро­ру Камалову и зачем?
   – Боюсь, что надо. Я сделал одну непростительную ошиб­ку, неправильно среагировал на арест хана Акмаля, и он, ка­жется, намерен сделать из этого выводы и наверняка попыта­ется взять мою жизнь под микроскоп и будет всячески избе­гать посвящать меня в тайны прокуратуры, а я хочу владеть ситуацией в республике постоянно, ты ведь знаешь мои цели, я открылся тебе после тайного визита в Аксай.
   – Да, это серьезная промашка. Не хотел бы я попасть под его прессинг, он сейчас у себя в Прокуратуре организовал от­дел по борьбе с мафией и взял туда людей из КГБ на ключевые посты. – Вдруг его озарила новая идея, и он спросил быст­ро: – А где содержится хан Акмаль, в какой тюрьме?
   Сенатор, понявший ход мыслей собеседника, грустно вздохнул:
   – Хан Акмаль нам уже не по зубам, и передачку ему не организовать ни за какие деньги!
   – Круто Камалов повернул.
   – «Таких, как я, не арестовывают! Я неподсуден!» Старый идиот, я ведь предлагал ему исчезнуть, хоть внутри страны, хоть за рубежом. «Я умру в Турции с тоски», – передразнил Акрамходжаев хана Акмаля. – А в советской тюрьме прожи­вешь до ста лет! – взорвался вдруг Сенатор, но тут же сбавил пыл и ровным голосом спросил: – А теперь-то понятно мое беспокойство?
   – Арест хана Акмаля вызовет тревогу у многих, представ­ляю, какая сейчас паника в республике, ведь он ко всему при­кладывал руку, почти к каждому назначению, и знает такое…
   – И о тебе, и обо мне, черт меня дернул ехать в проклятый Аксай, пропади пропадом его миллионы, – вновь завелся Се­натор, но сразу как-то сник под жестким взглядом собеседни­ка, тот не выносил ни истерик, ни малодушия.
   – Не паникуй прежде времени. Хан Акмаль фигура, он в Москве с такими людьми повязан… тебе даже представить трудно, и им не резон отдавать его в руки правосудия.
   А то, что его в Белокаменную вывезли, может, даже лучше, ближе к своим покровителям будет, а тут его со страху и уб­рать могли, ведь ни для кого не секрет, что преемник Рашидова его ставленник. Время смутное, неясное, непонятно, какая чаша весов перетянет. Бьюсь об заклад, дело его промаринуют лет пять, не меньше, а там как в поговорке у нас на Востоке: или ишак умрет, или арба развалится. Его жизнь на собствен­ном языке завязана, и он это понимает.
   Потом после паузы, что-то обдумывая, спросил:
   – Наверное, у тебя появился какой-то план, раз ты при­гласил меня пообедать? – Шубарин направил разговор в нуж­ное русло:
   – Да, план есть. Я считаю, что тебе следует немедленно вылететь в Москву, поднять свои связи, своих людей и выяс­нить как можно подробнее: что за человек Камалов, кто за ним стоит? В чем его сильные и слабые стороны? Только отыскав ключи к Камалову, приручив его, мы сможем контролировать ход следствия над ханом Акмалем, а в этом заинтересованы многие. Честно говоря, Артур, мы с Салимом давно решили не впутывать тебя ни в политику, ни в уголовные дела, ты чистый финансист и бизнесмен, им и оставайся, а с этим мы и сами справимся, но в Москве у нас ходов нет, выручай. А дальше с Камаловым мы займемся сами с Салимом.
   – Спасибо за доверие, за заботу о моем благополучии, но у меня к этому плану есть существенные дополнения. Следует взять под тщательный контроль его работу в Ташкенте, для этого все цели хороши: активизировать наших людей в Проку­ратуре и милиции, поставить все его разговоры на службе и дома на прослушивание. Если надо будет, приставить к Камалову вплотную Айдына, турка-месхетинца, читающего по гу­бам, задействовать аппаратуру, полученную в подарок от хана Акмаля, – вы должны знать все, о чем он говорит и даже ду­мает, он несет в себе большую угрозу для наших друзей.
   По странному стечению обстоятельств обед в чайхане на Чимкентском тракте закончился минута в минуту, когда Уткур Рашидович, начальник нового отдела по борьбе с мафией, покидал кабинет Камалова, получив задание взять под микро­скоп жизнь Сенатора. 



Часть IV


Катран на Чимкентском тракте


   Новый год в «Лидо»; налог банды Лютого; круглый стол с уча­стием рэкетиров; смерть Ашота на пороге «Лидо»; Коста в смокинге и жилете из кевлара; месть Шубарина за смерть сво­его телохранителя; чешское пиво и израильский автомат «Узи»; телефон прокурора прослушивается на центральной телефон­ной станции; служащий, проигравший в карты; Айдын – чело­век, читающий по губам; смерть на крыше дома; странная пу­ля; прокурор возвращается к смерти Кощея и ночного охранни­ка из Прокуратуры республики; след преступника ведет в Белый дом на берегу Анхора; мафия собирает досье на прокурора Камалова

 
   Ресторан «Лидо» готовился к встрече нового тысяча де­вятьсот восемьдесят восьмого года. С самого раннего утра ра­ботали дизайнеры, художники, осветители, оформители вит­рин, специалисты по автоматике и электронике, акустике и светомузыке. Ожидалось большое музыкальное представле­ние. Икрам Махмудович сумел уговорить известную индий­скую танцовщицу Лали, гастролирующую в Ташкенте, чтобы она в новогоднюю ночь выступила в «Лидо». Уже третий день какие-то серьезные молодые люди монтировали посреди зала удивительной красоты елку, она даже ненаряженная притяги­вала к себе взгляды. Говорят, такую красавицу Файзиев добыл по военному ведомству, доставили ее из Сибири в чреве гиган­тского «Антея».
   Наргиз подъехала к своему заведению в этот день перед самым обедом, утрясала в банках последние финансовые дела преуспевающего ресторана в уходящем году.
   До открытия «Лидо» оставалось двадцать минут, и она ви­дела, как сворачивали работу оформители зала, чтобы продол­жить ее завтра на рассвете и сегодня уже не мешать нормаль­ной работе ресторана. Оглядев сделанное, она подумала про се­бя, как хорошо, когда каждый занят своим делом и никого не нужно подгонять, контролировать, все старались подать товар лицом, чтобы и на следующий год заключить контракт, а впереди еще предстоял бал на Восьмое марта. На оформление за­ла не скупились, все равно каждый посетитель в таких случаях оплачивал особый входной билет, а новогодние балы в «Лидо» давались вплоть до встречи Нового года по старому стилю, и заключительный, тринадцатого января, по размаху не уступал тому, что отмечали в ночь на первое. Большинство столиков заказали уже давно, с осени, но имелся в запасе и резерв, и сегодня столы стояли гораздо плотнее, чем обычно. Ей уже на­мекали, что за столик в новогоднюю ночь запоздавшие гости готовы платить тысячу рублей, возможно, так оно и было, «Лидо» посещали богатые клиенты, но распределением мест в зале ведал Икрам Махмудович, и она не вмешивалась в его де­ла.
   Да могла ли она подозревать его в корысти, если он и был душой «Лидо», как-то он признался, что наконец-то нашел свое место в жизни, хотя уверял, что в Лас-Вегасе у Шубарина имел куда больше и даже содержал свой личный таксопарк из двенадцати машин. Если бы у нее в жизни не было любовника, которому она многим считала себя обязанной, наверное, у нее случился бы роман со своим метрдотелем.
   Осмотрев зал к открытию и оставшись довольной, она по­дошла к старшему смены и, сообщив ему сумму премиально­го фонда, спокойно направилась к себе в кабинет, слыша за спиной восторг, ликование, и не только в зале, но и на кухне, и в заготовительных цехах. В кабинете она прежде всего связа­лась по телефону с Лас-Вегасом, набрала квартиру Георгади, и не ошиблась, Ким тоже находился там, она поздравила своих консультантов, главных стратегов ее айсберга под названием «Лидо» с наступающим Новым годом и поделилась радостью. Старики восприняли успех «Лидо» как собственный, она чув­ствовала, как их распирает от гордости, что сумели обойти все финансовые рогатки Минфина и оставили государство с но­сом. Проговорила она с ними больше получаса и пообещала отослать завтра, с нарочным, корзину с деликатесами к праздничному столу, она знала слабости двух финансистов, подо­бранных когда-то Артуром Александровичем на обочине жиз­ни с нищенской пенсией, никому не нужных с их реальными знаниями экономики. Обрадовала их и тем, что заказала каж­дому по фирменной утке по-пекински, этот кооперативный ресторан «Пекин», который открыли ташкентские уйгуры, вы­ходцы из Синь-цзяня, специализировался на китайской кухне. Поговорив со стариками, в которых она по-настоящему была влюблена и заботилась о них с трогательной нежностью, Наргиз достала документы из банка и решила, не откладывая в долгий ящик, разделить премиальный фонд.
   Проработав час с микрокалькулятором «Касио», поняла, что придется делать два-три варианта денежного расклада и обязательно согласовывать с Файзиевым. Приближалось вре­мя обеда, и Наргиз, отложив дела в сторону, прошла незамет­ной, хорошо задрапированной дизайнером дверью в комнату, прилегающую к ее служебному кабинету. Трудно одним сло­вом определить назначение этой комнаты, сказать, что ее лич­ная, не совсем верно, хотя тут у нее имелась и небольшая ван­ная, и даже гардероб, где хранилась часть ее туалетов, в углу, совсем по-домашнему, стоял японский телевизор «Шарп», по­дарок Шубарина ей на день рождения. Имелся и диван, где она в жару, приняв душ, отдыхала иногда в этой комнате, накрыва­ла столы для гостей, которые не очень хотели, чтобы их видели в основном зале, в общем, просторные, хорошо и со вкусом об­ставленные апартаменты, где Наргиз обычно и обедала.
   Когда, вымыв руки, она вернулась в кабинет, чтобы зака­зать по внутреннему телефону обед, то обнаружила у себя тро­их незнакомых людей. Один, молодой, высокий, с бычьей шеей, стоял у двери, а двое других шумно, с комментариями, рассматривали настенный японский календарь не то с гейша­ми, не то с манекенщицами в пикантных позах.
   – А у вас, оказывается, есть и потайная комната, – сказал, хищно улыбаясь, один из тех, что рассматривал гейш, сзади, видимо из-за модной одежды, он ей показался моложе, на са­мом деле ему уж было под сорок. Лицо нагловатого мужчины ей показалось знакомым, и она вспомнила, что не раз видела его в «Лидо», он всегда сорил деньгами направо и налево. Она подумала, что они зашли насчет билетов на новогодний бал и хотела пройти к столу, но другой, коренастый, тоже с бычьей шеей, отчего Наргиз их тут же внутренне окрестила быками, преградил ей дорогу и показал на диван у стены, где уже разва­лился тот, что постарше.
   – Что вы себе позволяете? – спросила жестко Наргиз, но тут же осеклась под стеклянным холодом пустых глаз, в руке у «быка» поблескивал нож.
   Наргиз одернула костюмчик, кокетливо окинула себя взглядом в зеркале, поправила волосы, все еще лихорадочно подыскивая предлог, чтобы вернуться за стол, была там у нее под столешницей незаметная утопленная кнопка, и стоило ей легонько нажать коленкой, не привлекая внимания, ей при­шли бы на помощь. Среди мужчин официантов работали и бывшие спортсмены, да и вообще лихие парни, Икрам Махмудович когда-то говорил, на кого можно положиться в кризисной ситуации, администрация, в общем, предусматривала подобные инциденты. Но, видя, что за стол вернуться не уда­стся, прошла к дивану и уселась рядом с мужчиной, судя по всему, главным в компании, она уже вполне владела собой и сказала спокойно:
   – И таким пошлым способом вы намерены вырвать у ме­ня стол на новогодний бал?
   Мужчина рядом рассмеялся и, достав пачку «Мальборо», сказал:
   – Чудо баба, нисколько не хуже, если не лучше тех китая­нок или японок, а главное, ничего не боится!
   Наргиз вновь попыталась встать, как бы обидевшись, и попасть за стол, но мужчина схватил ее за руку и усадил на ме­сто.
   – Меня зовут Лютый, Толик Лютый, может быть, слыха­ла, а район, где находится твое «Лидо», моя территория; она перешла мне по наследству, когда убили Джалала, так сход ре­шил, теперь поняла, зачем я пришел?
   – Нет, не поняла. Ну, допустим, ты хозяин территории, а я при чем здесь, ребята?
   – А притом, – начал сидевший рядом Лютый, – навер­ное, в райком, райисполком носишь исправно, по графику, должна и нашу долю отстегнуть.
   – Вам за что? – дерзко спросила Наргиз.
   – А за то, что и им, – ответил спокойно Лютый, – они дают тебе дышать, и мы пока тоже, а то перекроем кислород.
   – Как же вы мне его перекроете, фонды обрежете, спирт­ного лишите?
   – Нет, это по части дневного райкома, а мы для начала ус­троим погром тысяч на двадцать, чтобы месяц ремонтировать, а если не поумнеешь, спалим совсем. Ты последняя в моих владениях не платишь дань, я всех обложил, до последнего ко­оператора.
   – И не стыдно тебе приходить в праздник, портить чело­веку настроение в Новый год, когда у нас главная работа толь­ко начинается? – выпалила Наргиз сердито и искренне, так что Лютый на миг растерялся. Воспользовавшись моментом, Наргиз встала и сказала, не давая опомниться соседу: – Воп­рос серьезный, и платить, наверное, придется. Я слышала, и уйгуры в «Пекине», и евреи в парке Победы кому-то платят, но я не намерена платить одна.
   Я должна поставить в известность и тех, от кого получаю спиртное, продукты, зелень, фрукты, лепешки. Но я не желаю уподобляться вам и портить людям праздник, потерпите, дай­те спокойно закончить новогодние балы, а потом приходите, поговорим всерьез, с гарантиями. Называйте день и топайте, у меня много дел, и я еще не обедала.
   Остановились на встрече вечером, пятнадцатого января, но гости не спешили уходить, и тогда Наргиз открыла без страха сейф, чем окончательно покорила визитеров, и достала две банковские пачки пятирублевок и протянула Лютому со словами:
   – В счет будущей платы, расписки не требую, надеюсь, на праздники хватит.
   Наргиз действительно никого не беспокоила в праздники и лишь третьего января, когда Артур Александрович заехал пообедать, сообщила о визите рэкетиров в «Лидо». Шубарин поблагодарил Наргиз за выдержку, за верное решение, приня­тое ею, и попросил до пятнадцатого числа выделить неболь­шой столик, откуда бы хорошо просматривался проход к ди­ректорскому кабинету, который с завтрашнего вечера будет за­нимать Коста с двумя-тремя приятелями, а место швейцара, опять же до назначенного дня, займет брат Ашота, Карен, хо­рошо ориентирующийся в уголовном мире Ташкента, парад­ная дверь «Лидо» будет связана со столиком Коста сигналом. Уверенность, спокойствие, с каким Артур Александрович вос­принял неприятное сообщение, успокоили ее; как бы она ни храбрилась, визит Лютого не шел у нее из головы, ей было жаль свое детище, в которое вложено столько любви, энергии, сил, надежд.
   Шубарин не стал беспокоить вначале совладельцев ресто­рана, а вечером пригласил к себе домой Коста и Ашота и, вкратце рассказав случай в «Лидо» накануне Нового года, ска­зал телохранителю с укоризной:
   – Ашот, дорогой, мне кажется, ты перестал контролиро­вать ситуацию в городе.
   На что молчаливый, немногословный Ашот буквально взорвался:
   – А кто сейчас в стране что-нибудь контролирует? Как только в прошлом году, в январе, у ресторана «Ереван» Сашка Веселый и Изя Либерман в упор расстреляли из боевых кара­бинов Нарика Каграмяна и Вали за то, что они обложили коо­ператоров непомерной данью, все рухнуло в один час, не зна­ешь, кто теперь в Ташкенте хозяин. Нарик держал всех в узде, и каждый знал свой шесток, и не было в столице неконтроли­руемых преступлений, такого беспредела как нынче. Молодые, словно с цепи сорвались, не хотят признавать никаких авторитетов, живут одним днем, бомбят всех без разбору, нет уваже­ния ни к чину, ни к званию, не придерживаются никаких воровских правил, уже своих кидают как хотят.
   Нарик незадолго до смерти говорил мне, что в Ташкент отовсюду съезжается самая отчаянная шпана, там, в России, им такие богатые грабежи не снились, а тут, по наводке, мень­ше чем за стотысячный куш не согласятся и пачкаться за один заход, а список, кого можно грабануть, всегда можно купить за хорошие деньги у наводчиков, и в милиции есть люди, тор­гующие такими сведениями. На сегодня наш край оказался лакомым куском для жестоких грабителей. Конечно, не мень­ше богатых людей и в Москве, и на Кавказе, особенно в Азер­байджане. Там при Алиеве почище дела проворачивали, чем при Рашидове, по крайней мере золотую саблю и персональ­ный мраморный дворец Шараф Рашидович Брежневу не да­рил.
   Но воровской мир Кавказа гораздо круче, чем у нас в Средней Азии, он на свою территорию чужих не пускает, сам стрижет богатеньких. Но, уверяю вас, Артур Александрович, мы не те люди, чтобы кому-то платить налоги. До сих пор мы всегда справлялись с вашими врагами, вспомните хотя бы ро­стовскую банду, вооруженную до зубов, им не помогли даже их «шмайссеры». Разберемся и с Лютым. Не знаю, сколько у Лю­того людей, но на всякий случай я хотел бы, чтобы Сухроб свел меня с Беспалым, Артемом Парсегяном, я для него не указ, он сам не последняя фигура в Ташкенте, у него есть отличные ре­бята, да и он сам мужик не промах, один на один любого уда­вит, а может, нам и придется схлестнуться с ними баш на баш, не так ли, Коста?
   – Я всегда готов, – отвечал Коста, долго молчавший се­годня.
   – Кстати, Коста, – перебил Шубарин, – с завтрашнего дня ты целыми днями страхуешь Наргиз в «Лидо» и отвозишь ее домой, а план Ашот разработает с Беспалым, хорошо, что он о нем вспомнил.
   Как только Коста вместе с Ашотом уехали, Артур Алексан­дрович позвонил Сенатору и сказал, что он хотел заехать к не­му на чашку чая.
   К пятнице, пятнадцатого числа, они уже знали все о банде рэкетиров, и сколько в ней человек, и на каких машинах разъ­езжают, и даже когда у них «съем» денег. Он как раз приходил­ся на пятнадцатое, и пятница у них выпала напряженная, и Шубарин при утверждении отметил их недальновидность, а точнее, беспечность, не стоило им совмещать столь горячие дела на конец недели. За два часа до начала встречи в «Лидо» к Коста поступило сообщение, что Лютый с компанией, все до одного, объезжают на двух «Жигулях» свои владения и собира­ют дань с кооператоров, мелких фарцовщиков, спекулянтов, с каждого торгового лотка, имеющего нелегальную прибыль. Судя по всему, настроение у банды прекрасное, и дела идут как по маслу, нигде не возникало сопротивления, конфликтов, на­логи платят безропотно и исправно, с большим рвением, чем государству. Видимо, и дело с «Лидо» они считали уже решен­ным. Такая самоуверенность возмутила даже видавшего виды Коста, ему казалось, что хотя бы сегодня, в назначенный день, стоило приглядеться к «Лидо», а вдруг засада, ловушка? Но никого из банды Лютого и ее окружения не появлялось у ре­сторана ни сегодня, ни вчера, на этот счет Ашот и Коста всегда были предусмотрительны, береженого бог бережет. Если бы у банды Лютого не кружилась голова от успехов, и они тщатель­нее готовились к встрече с очаровательной Наргиз, и не счита­ли бы ее только за пикантную женщину, наверное, обнаружи­ли, что на крыше «Лидо» появился высокий, стройный мужчи­на, якобы ремонтирующий антенну, увидели у него в руках не­что похожее на футляр для музыкальных инструментов, что никак по логике не вязалось с ремонтом антенны, и поняли бы, что и на крыше их ждет засада. А за полчаса до того, как они подъехали к ресторану на белых «Жигулях», могли уви­деть, что на стоянку въехали два зеленых «джипа», с форсиро­ванными двигателями, принадлежащие, судя по номерам, час­тным лицам, и заняли удобные позиции в разных концах сто­янки. Конечно, автоматы Калашникова и короткоствольные армейские карабины им вряд ли удалось бы разглядеть. Но внешний вид молодых людей, расположившихся в машинах и почему-то их не покидающих, несмотря на крепчающий к но­чи мороз, навел бы на мысль, что орлы неспроста съехались к столь респектабельному заведению, как «Лидо». Но чего Лю­тый не предусмотрел, того не предусмотрел, и подготовка на подступах к «Лидо» прошла по плану и без особых осложне­ний. Рация, связывавшая Коста с помощниками, работала не­прерывно, и он знал маршрут и настроение банды от точки к точке, сообщили, что из кафе «Салтанат» они вышли уже наве­селе.
   За час до начала операции в «Лидо» съехались основные совладельцы ресторана. Наргиз провела их через свой кабинет в служебную комнату, где по плану уже был накрыт хорошо сервированный стол на шесть персон, но телевизор свой она на всякий случай вынесла оттуда в приемную, главные события должны были разыграться все-таки в закрытом банкетном за­ле. Как ни странно, больше всех волновался, нервничал Икрам Махмудович, и это не осталось не замеченным Шубариным. Подлаживая как профессиональный гангстер пистолет под пиджак, он сказал ему: