Чубайс пытается сохранить остатки лица перед присяжными: «Уважаемый Иван Борисович! Вы хорошо знаете, что энергетику никто не расчленял. Энергетика получила инвестиции в размере более 600 миллиардов рублей. Строятся десятки электростанций на эти деньги».
Миронов горячо: «Вы это скажите ста шестидесяти четырем сиротам!»
Чубайс нахально: «При чем здесь я?! Никакого расчленения не было и быть не могло. Были действия Президента страны, Парламента страны, принявшего соответствующий закон. И мои действия – только исполнение их. А насчет инсценировки – это Ваши домыслы. Я уже объяснял: попробуйте сами так инсценироваться».
Миронов: «Скажите, Вы находились в машине БМВ 17 марта 2005 года, когда произошел взрыв?»
Чубайс: «Да, а Вы не в курсе?»
Миронов: «Я в курсе, что Вы там не находились».
В допрос вступает адвокат Михалкина: «Вопрос относительно покушений, которые были осуществлены на Вас до марта 2005 года. С чем Вы связываете эти покушения?»
Чубайс нехотя: «С тем же, что и здесь».
Михалкина настойчиво: «В связи с Вашей государственной и общественной деятельностью?»
Чубайс отрывисто: «Да».
Михалкина: «Отвечая на вопросы моего подзащитного, Вы неоднократно упоминали о том, что, привожу дословно: «Вы в кустах сидели». Скажите, Вы видели, сколько человек сидели в кустах?»
Чубайс морщится: «Я уже отвечал на этот вопрос. Мне их совсем не было видно, а им меня хорошо было видно. Они для этого в кусты залезли».
Михалкина: «Кто это – они?»
Чубайс: «Те, которых обвиняют в убийстве меня».
Михалкина: «Фамилии, будьте любезны».
Чубайс пятится: «Вы их фамилии хорошо знаете».
Михалкина твердо: «Пожалуйста, для протокола назовите фамилии тех, кто сидел в кустах».
Чубайс срывается в крик: «Я Вам уже сказал, что обвиняемые по данному процессу обвиняются в том, что они сидели в кустах».
Сердобольная судья спасает Чубайса: «Потерпевший говорит: я не видел!»
Михалкина возражает: «Он так не говорит, Ваша честь».
Тем не менее вопрос неумолимо снят.
Михалкина: «Отвечая на вопрос моего подзащитного относительно Ваших взаимоотношений с осужденным Довгием, Вы сказали, что «Вы бы там остались». Поясните, где там он мог остаться, имея в виду Миронова».
Судья как профессиональный спасатель: «Я вопрос о Довгие снимала. Поэтому вопроса нет, и ответа тоже нет».
Тут Михалкина подходит к главному в поисках причин происшествия: «На дату 17 марта 2005 года проводились ли какие-либо проверки деятельности РАО Счетной палатой?»
Чубайс напрягся: «Ну, у нас Счетная палата постоянно проверяла, но на эту дату, по-моему, нет».
У адвоката Михалкиной другие сведения: «Вам известно, что материалы Счетной палаты по результатам проверки РАО, в том числе о злоупотреблении должностных лиц РАО, где упоминалась Ваша фамилия, были направлены в Генеральную прокуратуру 18 марта 2005 года?»
Пантелеева тут как тут со спасательным кругом: «Вопрос снимается в связи с содержащейся в нем информацией, которая не исследовалась в суде. Присяжные заседатели должны оставить ее без внимания».
Подсудимый Александр Найденов: «Анатолий Борисович, у Вас в личном пользовании была автомашина в период февраля – марта 2005 года?»
Чубайс: «Да».
Найденов: «Вы от окружающих этот факт не скрывали?»
Чубайс замельтешил: «Если Вы помните, я на прошлых судах Вам об этом говорил. В материалах дела содержится ответ на этот вопрос. У меня была машина моя личная, не служебная, БМВ». Последние слова он практически проглатывает, и они едва слышны на диктофоне.
Но не в интересах Найденова их замалчивать: «Ваша личная машина была бронезащищенной?»
Чубайс неохотно: «Нет».
Найденов: «Вас можно было разглядеть снаружи?»
Чубайс нехотя: «Ну, конечно, можно. Особенно через лобовое стекло».
Найденов: «Вы по Митькинскому шоссе на личном автомобиле ездили?»
Чубайс выдавливает: «Да-а».
Найденов: «Сами за рулем были?»
Чубайс еле слышен: «Да».
Найденов: «Вы на личной автомашине ездили в сопровождении охраны?»
Чубайсу приходится признаться: «Как правило, нет, хотя бывало и так».
Найденов подходит к кульминации своих вопросов: «Вы сказали, что против Вас работали профессионалы. Что им мешало вычислить Ваш личный автомобиль?»
Чубайс с наигранной бодростью: «Ну, как я знаю, у одного из организаторов покушения по четвергам был библиотечный день. Он только тогда мог с работы уйти. Это – во-первых. А во-вторых, Вы прекрасно понимаете, регулярность нужна. В одно и то же время выезжает человек».
Найденов: «Так если Вас в бронированном БМВ видно не было, а в личном автомобиле видно?»
Чубайс понимает, что прокололся: «Нет-нет, там примерно одинаково плохо видно. А вот то, что наткнулись на мой бронированный автомобиль – это большая ошибка. Не хватило профессионализма. Так же, как и с размером взрывчатки».
Найденов: «Вы можете точно назвать количество пулевых пробоин в двери БМВ, возле которой сидели?»
Чубайс: «Нет, я их не считал. Десятки пробоин».
Найденов: «А как Вы объясните, что согласно экспертному заключению, всего три пробоины пулевых с правого борта БМВ?»
Чубайс спешно ретируется: «Ну, я не специалист. Не отличу пулевые от осколков».
Котеночкина, адвокат Найденова: «Вы сказали, что вашу машину отбросило. Объясните смысловое значение слова отбросило. Как именно отбросило? Ее приподняло в воздух? Как это произошло?»
Чубайс неожиданно смутился: «Ну, мне трудно объяснить, что такое отбросило. Отбросило – это отбросило. Она шла прямо и после сильного удара справа она приподнялась и отодвинулась. Это и есть отбросило».
Все в зале с ужасом представили летающий по воздуху четырехтонный броневик.
Котеночкина воплотила образы в слова: «То есть, машина приподнялась и по воздуху перелетела к краю дороги?»
Судья уловила иронию и обиделась за летающего в броневике Чубайса: «Госпожа Котеночкина! Уважайте суд!»
Адвокат Закалюжный: «Вы можете объяснить, каким образом автомобиль Вербицкого, следовавший впереди вашего автомобиля, находившийся ближе к эпицентру взрыва, не получил ни одного ни осколочного повреждения, ни пулевого – ни одного?»
Чубайс даже глазом не моргнув: «Честно говоря, ответ-то ясен: работали профессионалы, они же убивали не Вербицкого. И взрыв был направлен на мою машину, а не на его».
Пули, науськанные персонально на главного энергетика, перелетавшие через машину Вербицкого и гонявшиеся за машиной Чубайса, трудно давались воображению присутствующих. За весь допрос по залу впервые пробежал короткий смешок.
Закалюжный: «На вопрос государственного обвинителя о расстреле БМВ в гараже, Вы сказали, что это глупость, бессмыслица. Вы можете конкретней ответить на вопрос: известно ли Вам что-либо о расстреле автомашины БМВ, на которой Вы ездили 17 марта 2005 года, в гараже. Было ли такое?»
Чубайс пытается увернуться от ответа: «Да, мне известна эта абсурдная версия, выдуманная обвиняемыми с тем, чтобы отвести от себя вину. А абсурдность ее тем более очевидна: как известно – произошел взрыв и взрывать машину в гараже…».
Закалюжный напоминает: «Я говорил не о взрыве, а об обстреле».
Чубайс с вызовом: «А я говорю о взрыве и о расстреле».
Закалюжный: «Вы все-таки не ответили на вопрос: известно ли Вам, расстреливали БМВ в гараже РАО «ЕЭС» или нет?»
Чубайс вяло, уже без напора: «Ну, конечно же, известно. Это абсурд, выдуманный защитой, он не соответствует действительности».
Закалюжный: «Скажите, Вы всегда давали аналогичные показания на следствии и в суде, в частности об обстоятельствах пересадки из БМВ в автомобиль Лендкрузер?»
Чубайс возвращает себе безмятежный вид: «Да, конечно. Вы имеете в виду простой вопрос: почему об этом мной не было сказано на первом суде, а сказано на втором? Это очень просто: я тогда и сейчас отвечаю только на те вопросы, которые мне задаются. Меня спросили – пересаживался ли я? Я сказал – да. Раньше об этом не спрашивали – я и не сказал, вот и все».
Миронов горячо: «Вы это скажите ста шестидесяти четырем сиротам!»
Чубайс нахально: «При чем здесь я?! Никакого расчленения не было и быть не могло. Были действия Президента страны, Парламента страны, принявшего соответствующий закон. И мои действия – только исполнение их. А насчет инсценировки – это Ваши домыслы. Я уже объяснял: попробуйте сами так инсценироваться».
Миронов: «Скажите, Вы находились в машине БМВ 17 марта 2005 года, когда произошел взрыв?»
Чубайс: «Да, а Вы не в курсе?»
Миронов: «Я в курсе, что Вы там не находились».
В допрос вступает адвокат Михалкина: «Вопрос относительно покушений, которые были осуществлены на Вас до марта 2005 года. С чем Вы связываете эти покушения?»
Чубайс нехотя: «С тем же, что и здесь».
Михалкина настойчиво: «В связи с Вашей государственной и общественной деятельностью?»
Чубайс отрывисто: «Да».
Михалкина: «Отвечая на вопросы моего подзащитного, Вы неоднократно упоминали о том, что, привожу дословно: «Вы в кустах сидели». Скажите, Вы видели, сколько человек сидели в кустах?»
Чубайс морщится: «Я уже отвечал на этот вопрос. Мне их совсем не было видно, а им меня хорошо было видно. Они для этого в кусты залезли».
Михалкина: «Кто это – они?»
Чубайс: «Те, которых обвиняют в убийстве меня».
Михалкина: «Фамилии, будьте любезны».
Чубайс пятится: «Вы их фамилии хорошо знаете».
Михалкина твердо: «Пожалуйста, для протокола назовите фамилии тех, кто сидел в кустах».
Чубайс срывается в крик: «Я Вам уже сказал, что обвиняемые по данному процессу обвиняются в том, что они сидели в кустах».
Сердобольная судья спасает Чубайса: «Потерпевший говорит: я не видел!»
Михалкина возражает: «Он так не говорит, Ваша честь».
Тем не менее вопрос неумолимо снят.
Михалкина: «Отвечая на вопрос моего подзащитного относительно Ваших взаимоотношений с осужденным Довгием, Вы сказали, что «Вы бы там остались». Поясните, где там он мог остаться, имея в виду Миронова».
Судья как профессиональный спасатель: «Я вопрос о Довгие снимала. Поэтому вопроса нет, и ответа тоже нет».
Тут Михалкина подходит к главному в поисках причин происшествия: «На дату 17 марта 2005 года проводились ли какие-либо проверки деятельности РАО Счетной палатой?»
Чубайс напрягся: «Ну, у нас Счетная палата постоянно проверяла, но на эту дату, по-моему, нет».
У адвоката Михалкиной другие сведения: «Вам известно, что материалы Счетной палаты по результатам проверки РАО, в том числе о злоупотреблении должностных лиц РАО, где упоминалась Ваша фамилия, были направлены в Генеральную прокуратуру 18 марта 2005 года?»
Пантелеева тут как тут со спасательным кругом: «Вопрос снимается в связи с содержащейся в нем информацией, которая не исследовалась в суде. Присяжные заседатели должны оставить ее без внимания».
Подсудимый Александр Найденов: «Анатолий Борисович, у Вас в личном пользовании была автомашина в период февраля – марта 2005 года?»
Чубайс: «Да».
Найденов: «Вы от окружающих этот факт не скрывали?»
Чубайс замельтешил: «Если Вы помните, я на прошлых судах Вам об этом говорил. В материалах дела содержится ответ на этот вопрос. У меня была машина моя личная, не служебная, БМВ». Последние слова он практически проглатывает, и они едва слышны на диктофоне.
Но не в интересах Найденова их замалчивать: «Ваша личная машина была бронезащищенной?»
Чубайс неохотно: «Нет».
Найденов: «Вас можно было разглядеть снаружи?»
Чубайс нехотя: «Ну, конечно, можно. Особенно через лобовое стекло».
Найденов: «Вы по Митькинскому шоссе на личном автомобиле ездили?»
Чубайс выдавливает: «Да-а».
Найденов: «Сами за рулем были?»
Чубайс еле слышен: «Да».
Найденов: «Вы на личной автомашине ездили в сопровождении охраны?»
Чубайсу приходится признаться: «Как правило, нет, хотя бывало и так».
Найденов подходит к кульминации своих вопросов: «Вы сказали, что против Вас работали профессионалы. Что им мешало вычислить Ваш личный автомобиль?»
Чубайс с наигранной бодростью: «Ну, как я знаю, у одного из организаторов покушения по четвергам был библиотечный день. Он только тогда мог с работы уйти. Это – во-первых. А во-вторых, Вы прекрасно понимаете, регулярность нужна. В одно и то же время выезжает человек».
Найденов: «Так если Вас в бронированном БМВ видно не было, а в личном автомобиле видно?»
Чубайс понимает, что прокололся: «Нет-нет, там примерно одинаково плохо видно. А вот то, что наткнулись на мой бронированный автомобиль – это большая ошибка. Не хватило профессионализма. Так же, как и с размером взрывчатки».
Найденов: «Вы можете точно назвать количество пулевых пробоин в двери БМВ, возле которой сидели?»
Чубайс: «Нет, я их не считал. Десятки пробоин».
Найденов: «А как Вы объясните, что согласно экспертному заключению, всего три пробоины пулевых с правого борта БМВ?»
Чубайс спешно ретируется: «Ну, я не специалист. Не отличу пулевые от осколков».
Котеночкина, адвокат Найденова: «Вы сказали, что вашу машину отбросило. Объясните смысловое значение слова отбросило. Как именно отбросило? Ее приподняло в воздух? Как это произошло?»
Чубайс неожиданно смутился: «Ну, мне трудно объяснить, что такое отбросило. Отбросило – это отбросило. Она шла прямо и после сильного удара справа она приподнялась и отодвинулась. Это и есть отбросило».
Все в зале с ужасом представили летающий по воздуху четырехтонный броневик.
Котеночкина воплотила образы в слова: «То есть, машина приподнялась и по воздуху перелетела к краю дороги?»
Судья уловила иронию и обиделась за летающего в броневике Чубайса: «Госпожа Котеночкина! Уважайте суд!»
Адвокат Закалюжный: «Вы можете объяснить, каким образом автомобиль Вербицкого, следовавший впереди вашего автомобиля, находившийся ближе к эпицентру взрыва, не получил ни одного ни осколочного повреждения, ни пулевого – ни одного?»
Чубайс даже глазом не моргнув: «Честно говоря, ответ-то ясен: работали профессионалы, они же убивали не Вербицкого. И взрыв был направлен на мою машину, а не на его».
Пули, науськанные персонально на главного энергетика, перелетавшие через машину Вербицкого и гонявшиеся за машиной Чубайса, трудно давались воображению присутствующих. За весь допрос по залу впервые пробежал короткий смешок.
Закалюжный: «На вопрос государственного обвинителя о расстреле БМВ в гараже, Вы сказали, что это глупость, бессмыслица. Вы можете конкретней ответить на вопрос: известно ли Вам что-либо о расстреле автомашины БМВ, на которой Вы ездили 17 марта 2005 года, в гараже. Было ли такое?»
Чубайс пытается увернуться от ответа: «Да, мне известна эта абсурдная версия, выдуманная обвиняемыми с тем, чтобы отвести от себя вину. А абсурдность ее тем более очевидна: как известно – произошел взрыв и взрывать машину в гараже…».
Закалюжный напоминает: «Я говорил не о взрыве, а об обстреле».
Чубайс с вызовом: «А я говорю о взрыве и о расстреле».
Закалюжный: «Вы все-таки не ответили на вопрос: известно ли Вам, расстреливали БМВ в гараже РАО «ЕЭС» или нет?»
Чубайс вяло, уже без напора: «Ну, конечно же, известно. Это абсурд, выдуманный защитой, он не соответствует действительности».
Закалюжный: «Скажите, Вы всегда давали аналогичные показания на следствии и в суде, в частности об обстоятельствах пересадки из БМВ в автомобиль Лендкрузер?»
Чубайс возвращает себе безмятежный вид: «Да, конечно. Вы имеете в виду простой вопрос: почему об этом мной не было сказано на первом суде, а сказано на втором? Это очень просто: я тогда и сейчас отвечаю только на те вопросы, которые мне задаются. Меня спросили – пересаживался ли я? Я сказал – да. Раньше об этом не спрашивали – я и не сказал, вот и все».
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента