Прокурор: «Так куда эти две головы садились?»
Иванов поясняет: «Машина находится в начале полудвижения. Один человек уже сел в нее, одна шапочка у него торчала, а другой человек садился, оба – на заднее сиденье…».
Прокурор: «Что за машина была?»
Иванов: «Ну, теперь-то я знаю, а тогда – иномарка и все. Запомнил фрагмент номера. Потом приехал на пост, посмотрел систему «Поток», нашел этот номер и сразу определил – СААБ и все. Мой разговор по рации, когда я о фрагменте номера говорил, наверное, подслушали. И поэтому когда я с места происшествия на пост поехал, то увидел на месте, где СААБ стоял, уже кто-то работы вел. И уже объявили план-перехват. Я еще говорю: «Подождите-подождите, сейчас я по системе «Поток» уточню – тогда объявите».
Картина вырисовывалась красочная. На скорости 100–120 километров в час едет тогда еще майор Иванов, руководимый чутьем, но едет точно к месту взрыва, не останавливаясь нигде, не притормаживая, успевает заметить на противоположной обочине иномарку, отчетливо видит двоих садящихся в нее и запоминает номер! Но каковы следователи! Они же обобрали майора, украли его славу, как свидетельствует Иванов, подслушав сообщение Иванова своему начальству о фрагменте номера встреченной им иномарки, не проверив даже ее полные данные по системе «Поток», объявили план-перехват этой машины! Но вернемся к резонным вопросам прокурора: «Чем Вам показалась подозрительной эта автомашина?»
Иванов впервые задумался: «Ну, автомашина стоит уже готовая к движению, а тут человек еще не сел в машину, а она уже пошла. У меня чисто интуиция сработала. Я и сегодня, когда сюда ехал, примерно половину машин видел подозрительных».
Прокурор: «Что представляет из себя система «Поток»?
Иванов: «Она считывает номера автомашин. Может скорость измерить».
Прокурор: «В том месте, где иномарку видели, какие-либо еще машины стояли?»
Иванов: «Больше не было».
Прокурор: «В момент, когда автомашина трогалась, находился ли в ней водитель?»
Иванов озадаченно: «Без водителя машина не поедет. Кто-то был».
Прокурор: «Вы его видели?»
Иванов: «Нет, машина была грязная. И потом у меня профессиональное чутье – я смотрю на номера».
Прокурор: «Во что были одеты люди, садившиеся в автомашину?»
Иванов: «Во что-то темное».
Прокурор: «Теперь поподробнее: что Вы увидели на месте происшествия?»
Иванов напряженно и осторожно: «Пара машин стояла разбитых. На дороге земля разбросана, как курям корм бросают. Люди мне говорят: в нас вот оттуда стреляли. Я близко к воронке не подходил, может что еще не разорвалось. Воронка глубиной сантиметров девяносто, до полутора метров. Шайбы разбросаны…».
Квачков: «Кроме чутья, какие были у Вас основания выехать на происшествие за пределы зоны Вашей ответственности?»
Иванов бодро и бойко: «Я, как сотрудник милиции, могу пресекать противоправные действия на всей территории России».
Квачков: «Кем, когда и в каком документе 17 марта 2005 года зафиксировано сообщение о взрыве и обстреле кортежа Чубайса?»
Иванов: «Я не знаю, записал это дежурный в книгу или не записал».
Квачков: «В Ваши обязанности входит контроль за ведением документации?»
Иванов: «Входит».
Квачков: «А как часто обстреливают машины в зоне Вашей ответственности?»
Иванов: «Первый раз».
Квачков: «И Вы сочли этот эпизод незначительным и не внесли его в служебный журнал?»
Вопрос снят.
Квачков: «На каком расстоянии Вы заметили СААБ?»
Иванов: «На расстоянии от 70 до 90 метров».
Квачков: «И Вы смотрели на эту машину, двигаясь ей навстречу со скоростью 100–120 километров в час?»
Иванов не без гордости: «Я могу три минуты смотреть в одну сторону и в другую, и вижу все. Меня отец учил видеть все на триста шестьдесят градусов. Я глядел на машину и видел, как в нее садились люди и она двигалась».
Квачков: «Фрагмент номера Вы видели ясно? Вы же сами сказали, что машина была грязная?»
Иванов: «Я запомнил – либо 226, либо 626».
Квачков: «Когда давали в тот день показания, Вы уже знали номер машины СААБ?»
Иванов: «Да».
Квачков: «А почему не сообщили о нем следователю?»
Иванов, резко сбавив тон, бурчит: «Не помню».
Квачков: «После введения плана-перехвата машина СААБ могла пройти в обратном направлении в Москву?»
Иванов: «Могла».
Квачков: «Так почему ее не задержали?»
Иванов: «Не знаю».
Квачков: «Вы готовы участвовать в эксперименте – запрыгнуть в заднюю дверь тронувшегося с места СААБа?»
Иванов хмыкает: «Я что – плохо воспитан?»
Квачков: «Сколько человек было в Мицубиси, когда Вы ее встретили?»
Иванов: «Два, это точно. Может и больше».
Ух, ты! У многих дух перехватило. Мне показалось в тот момент, что сторона Чубайса дружно побледнела. Еще бы!: и Моргунов, и Клочков, и Хлебников из машины сопровождения Чубайса, стоя на том же самом месте, где сейчас стоял подполковник Иванов, всего лишь несколько дней назад убеждали суд, что Моргунов на Мицубиси с места взрыва уехал один и никого, это все они подчеркивали особо, никого с места происшествия не вывозил, а Иванов без всяких сомнений, уверенно свидетельствует, что в Мицубиси было не менее двух человек, да еще и подчеркивает «это точно».
Квачков: «Люди, которые вышли к Вам из Мицубиси, они сообщили Вам номер лесовоза?»
Иванов изумленно: «В первый раз слышу!»
И снова все затаили дыхание, ведь Хлебников уверял суд, что Моргунов для того именно и уехал, бросив товарищей под обстрелом, чтобы немедля сообщить милиции номер загадочного лесовоза!
Адвокат Першин: «Через какое время после сообщения о стрельбе Вы оказались на месте происшествия?»
Иванов: «Через семь-десять минут».
Першин: «Вы один выехали?»
Иванов: «Один».
Першин: «А почему Вы выехали один на место, где идет стрельба?»
Иванов: «О том, что идет стрельба, я мог только догадываться, я сначала информацию просто проверял».
Першин: «Выходит, то, что шла стрельба – это только Ваши предположения?»
Судья снимает вопрос.
Подсудимый Миронов: «Вы сказали, что Мицубиси была прострелена. Повреждений лобового стекла не заметили?»
Иванов: «Не могу сказать, не врезалось в память».
Странная какая-то память бывшего майора: то фиксирует фрагмент номера за 100 метров на скорости в 120 километров, то в упор не видит растрескавшегося лобового стекла Мицубиси, выехавшего на него лоб в лоб.
Миронов: «Двух человек, которые вышли из Мицубиси, Вы можете описать?»
Иванов: «Люди и люди. Я не физиономист».
Миронов: «Пассажиры Мицубиси покинули автомашину?»
Видно было, как волнуется сторона обвинения. Это не прошло мимо внимания свидетеля. Он попытался выпутаться из щекотливой ситуации: «Я остановился, когда Мицубиси выехал мне прямо в лоб. Обычно от милиции бегут, а тут ко мне все кинулись. Я не понял – то ли это люди из Мицубиси, то ли не из Мицубиси».
Первый же свидетель обвинения с треском провалил показания потерпевших, и так не сводивших концы с концами. Но главное даже не это, а странное, ничем не оправданное появление майора Иванова в нужном месте и в нужное время – в зоне чужой ответственности, примчавшегося лично проверить информацию о стрельбе, полученную из так и не установленного ни следствием, ни судом источника. Попутно Иванов «совершенно случайно» приметил иномарку на обочине Минского шоссе и даже «на всякий случай» запомнил ее номер, и ухитрился по спецсвязи его кому-то выболтать, а майора кто-то подслушал и объявил план-перехват на СААБ… Не слишком ли много случайностей, заложивших следствию основу столь невиданного успеха, что уже через несколько часов после происшествия и машина известна, и сам подрывник установлен, брать которого прокуратура прибыла с огромной свитой журналистов и телекамер.
Нехорошая квартира
«Я думал, что это розыгрыш»
Иванов поясняет: «Машина находится в начале полудвижения. Один человек уже сел в нее, одна шапочка у него торчала, а другой человек садился, оба – на заднее сиденье…».
Прокурор: «Что за машина была?»
Иванов: «Ну, теперь-то я знаю, а тогда – иномарка и все. Запомнил фрагмент номера. Потом приехал на пост, посмотрел систему «Поток», нашел этот номер и сразу определил – СААБ и все. Мой разговор по рации, когда я о фрагменте номера говорил, наверное, подслушали. И поэтому когда я с места происшествия на пост поехал, то увидел на месте, где СААБ стоял, уже кто-то работы вел. И уже объявили план-перехват. Я еще говорю: «Подождите-подождите, сейчас я по системе «Поток» уточню – тогда объявите».
Картина вырисовывалась красочная. На скорости 100–120 километров в час едет тогда еще майор Иванов, руководимый чутьем, но едет точно к месту взрыва, не останавливаясь нигде, не притормаживая, успевает заметить на противоположной обочине иномарку, отчетливо видит двоих садящихся в нее и запоминает номер! Но каковы следователи! Они же обобрали майора, украли его славу, как свидетельствует Иванов, подслушав сообщение Иванова своему начальству о фрагменте номера встреченной им иномарки, не проверив даже ее полные данные по системе «Поток», объявили план-перехват этой машины! Но вернемся к резонным вопросам прокурора: «Чем Вам показалась подозрительной эта автомашина?»
Иванов впервые задумался: «Ну, автомашина стоит уже готовая к движению, а тут человек еще не сел в машину, а она уже пошла. У меня чисто интуиция сработала. Я и сегодня, когда сюда ехал, примерно половину машин видел подозрительных».
Прокурор: «Что представляет из себя система «Поток»?
Иванов: «Она считывает номера автомашин. Может скорость измерить».
Прокурор: «В том месте, где иномарку видели, какие-либо еще машины стояли?»
Иванов: «Больше не было».
Прокурор: «В момент, когда автомашина трогалась, находился ли в ней водитель?»
Иванов озадаченно: «Без водителя машина не поедет. Кто-то был».
Прокурор: «Вы его видели?»
Иванов: «Нет, машина была грязная. И потом у меня профессиональное чутье – я смотрю на номера».
Прокурор: «Во что были одеты люди, садившиеся в автомашину?»
Иванов: «Во что-то темное».
Прокурор: «Теперь поподробнее: что Вы увидели на месте происшествия?»
Иванов напряженно и осторожно: «Пара машин стояла разбитых. На дороге земля разбросана, как курям корм бросают. Люди мне говорят: в нас вот оттуда стреляли. Я близко к воронке не подходил, может что еще не разорвалось. Воронка глубиной сантиметров девяносто, до полутора метров. Шайбы разбросаны…».
Квачков: «Кроме чутья, какие были у Вас основания выехать на происшествие за пределы зоны Вашей ответственности?»
Иванов бодро и бойко: «Я, как сотрудник милиции, могу пресекать противоправные действия на всей территории России».
Квачков: «Кем, когда и в каком документе 17 марта 2005 года зафиксировано сообщение о взрыве и обстреле кортежа Чубайса?»
Иванов: «Я не знаю, записал это дежурный в книгу или не записал».
Квачков: «В Ваши обязанности входит контроль за ведением документации?»
Иванов: «Входит».
Квачков: «А как часто обстреливают машины в зоне Вашей ответственности?»
Иванов: «Первый раз».
Квачков: «И Вы сочли этот эпизод незначительным и не внесли его в служебный журнал?»
Вопрос снят.
Квачков: «На каком расстоянии Вы заметили СААБ?»
Иванов: «На расстоянии от 70 до 90 метров».
Квачков: «И Вы смотрели на эту машину, двигаясь ей навстречу со скоростью 100–120 километров в час?»
Иванов не без гордости: «Я могу три минуты смотреть в одну сторону и в другую, и вижу все. Меня отец учил видеть все на триста шестьдесят градусов. Я глядел на машину и видел, как в нее садились люди и она двигалась».
Квачков: «Фрагмент номера Вы видели ясно? Вы же сами сказали, что машина была грязная?»
Иванов: «Я запомнил – либо 226, либо 626».
Квачков: «Когда давали в тот день показания, Вы уже знали номер машины СААБ?»
Иванов: «Да».
Квачков: «А почему не сообщили о нем следователю?»
Иванов, резко сбавив тон, бурчит: «Не помню».
Квачков: «После введения плана-перехвата машина СААБ могла пройти в обратном направлении в Москву?»
Иванов: «Могла».
Квачков: «Так почему ее не задержали?»
Иванов: «Не знаю».
Квачков: «Вы готовы участвовать в эксперименте – запрыгнуть в заднюю дверь тронувшегося с места СААБа?»
Иванов хмыкает: «Я что – плохо воспитан?»
Квачков: «Сколько человек было в Мицубиси, когда Вы ее встретили?»
Иванов: «Два, это точно. Может и больше».
Ух, ты! У многих дух перехватило. Мне показалось в тот момент, что сторона Чубайса дружно побледнела. Еще бы!: и Моргунов, и Клочков, и Хлебников из машины сопровождения Чубайса, стоя на том же самом месте, где сейчас стоял подполковник Иванов, всего лишь несколько дней назад убеждали суд, что Моргунов на Мицубиси с места взрыва уехал один и никого, это все они подчеркивали особо, никого с места происшествия не вывозил, а Иванов без всяких сомнений, уверенно свидетельствует, что в Мицубиси было не менее двух человек, да еще и подчеркивает «это точно».
Квачков: «Люди, которые вышли к Вам из Мицубиси, они сообщили Вам номер лесовоза?»
Иванов изумленно: «В первый раз слышу!»
И снова все затаили дыхание, ведь Хлебников уверял суд, что Моргунов для того именно и уехал, бросив товарищей под обстрелом, чтобы немедля сообщить милиции номер загадочного лесовоза!
Адвокат Першин: «Через какое время после сообщения о стрельбе Вы оказались на месте происшествия?»
Иванов: «Через семь-десять минут».
Першин: «Вы один выехали?»
Иванов: «Один».
Першин: «А почему Вы выехали один на место, где идет стрельба?»
Иванов: «О том, что идет стрельба, я мог только догадываться, я сначала информацию просто проверял».
Першин: «Выходит, то, что шла стрельба – это только Ваши предположения?»
Судья снимает вопрос.
Подсудимый Миронов: «Вы сказали, что Мицубиси была прострелена. Повреждений лобового стекла не заметили?»
Иванов: «Не могу сказать, не врезалось в память».
Странная какая-то память бывшего майора: то фиксирует фрагмент номера за 100 метров на скорости в 120 километров, то в упор не видит растрескавшегося лобового стекла Мицубиси, выехавшего на него лоб в лоб.
Миронов: «Двух человек, которые вышли из Мицубиси, Вы можете описать?»
Иванов: «Люди и люди. Я не физиономист».
Миронов: «Пассажиры Мицубиси покинули автомашину?»
Видно было, как волнуется сторона обвинения. Это не прошло мимо внимания свидетеля. Он попытался выпутаться из щекотливой ситуации: «Я остановился, когда Мицубиси выехал мне прямо в лоб. Обычно от милиции бегут, а тут ко мне все кинулись. Я не понял – то ли это люди из Мицубиси, то ли не из Мицубиси».
Первый же свидетель обвинения с треском провалил показания потерпевших, и так не сводивших концы с концами. Но главное даже не это, а странное, ничем не оправданное появление майора Иванова в нужном месте и в нужное время – в зоне чужой ответственности, примчавшегося лично проверить информацию о стрельбе, полученную из так и не установленного ни следствием, ни судом источника. Попутно Иванов «совершенно случайно» приметил иномарку на обочине Минского шоссе и даже «на всякий случай» запомнил ее номер, и ухитрился по спецсвязи его кому-то выболтать, а майора кто-то подслушал и объявил план-перехват на СААБ… Не слишком ли много случайностей, заложивших следствию основу столь невиданного успеха, что уже через несколько часов после происшествия и машина известна, и сам подрывник установлен, брать которого прокуратура прибыла с огромной свитой журналистов и телекамер.
Нехорошая квартира
(Заседание тринадцатое)
Представление о преступном мире большинство граждан России (которых, невесть почему, принято называть рядовыми гражданами, но именно из их среды выходят присяжные заседатели) черпает из телевизионных сериалов. Учитывая это, следователи с прокурорами, чтобы убедить заседателей, обвинительные заключения строят по канонам детективного жанра: преступный замысел, сговор преступной группы, слежка за объектом, нападение. Точно так же повела себя прокуратура и в деле о покушении на Чубайса. Вот строки обвинительного заключения: «При подготовке совершения преступления в феврале 2005 года участником организованной преступной группы Яшиным Р. П., представлявшимся в целях конспирации вымышленным именем Игорь, в срочном порядке была подыскана и снята квартира в пос. Жаворонки. Эта квартира использовалась членами организованной преступной группы в качестве временного места базирования, облегчавшего ведение наблюдения в непосредственной близости от места проживания Чубайса А. Б. в пос. Жаворонки, а также в качестве убежища».
Вскормленному на детективном кино воображению зрителя сразу предстает конспиративная квартира, куда, запутывая следы и наматывая круги дополнительных контрольных проверок «хвостов», со всеми предосторожностями прокрадываются злоумышленники по ночам, избегая любопытных глаз соседей. Здесь у них оружие, взрывчатка, маскхалаты, средства связи, само собой, бинокли, видеокамеры, фотоаппараты…
Когда прокурор в судебном заседании заявил о необходимости допросить хозяйку той самой конспиративной квартиры, а также ее подругу, зал суда застыл в напряженном ожидании, еще бы! впервые с начала судебного процесса, наконец-то, проглянуло нечто реальное, связывающее подсудимых с событиями на Митькинском шоссе. Свидетельницы пожилые, одной – 70, другой – 78 лет, что максимально гарантировало искренность их показаний.
Первой в зал суда вызвали Р. К. Филиппову, подругу хозяйки «нехорошей квартиры». Прокурор приступил к допросу: «При каких обстоятельствах и когда Вы познакомились с подсудимым Яшиным?»
Филиппова: «В феврале 2005 года этот мужчина пришел ко мне домой, представился Игорем и спросил, где можно снять квартиру».
Прокурор: «Как он выглядел?»
Филиппова: «В куртке, чисто выбритый, представительный, культурный. Подозрений не вызывал».
Прокурор: «Вы помогли ему снять квартиру?»
Филиппова: «Да, у моей подруги Валентины Александровны Гуриной муж умер, и она сдала Игорю квартиру».
Прокурор: «Игорь объяснял, для кого и на какой срок он хотел снять квартиру?»
Филиппова: «Он сказал, что где-то недалеко они будут работать, и ребятам надо поближе к работе жить. При нем я позвонила хозяйке квартиры, они договорились по телефону, и он приехал через дня два-три, чтобы отдать ей деньги».
Прокурор: «А далеко проживал Чубайс от дома Гуриной?»
Филиппова: «Недалеко, в десяти минутах ходьбы».
Прокурор: «Дорога, по которой Анатолий Борисович проезжал на работу, далеко?»
Филиппова: «Кортеж мимо дома ездит».
Прокурор: «Дача Чубайса видна из окон квартиры Гуриной?»
Филиппова: «Нет, не видна. Она получается сзади дома».
Прокурор: «Вам известно, в течение какого времени эти люди снимали квартиру?»
Филиппова: «С 17–19 февраля и, по-моему, в конце марта они уже съехали».
Прокурор: «Как Вы узнали, что они съехали?»
Филиппова: «Гурина мне позвонила, сказала, что не может до них дозвониться, чтобы уточнить, будут ли они снимать квартиру дальше. Сходи, – говорит, – узнай. Я зашла, открыла своим ключом. Никого в квартире не было. На диване белье было сложено. Съехали и все».
Подсудимый Миронов: «У Вас всегда был ключ от этой квартиры?»
Филиппова: «Всегда».
Миронов: «Вы имели возможность заходить туда в любое время?»
Филиппова: «В любое».
Миронов: «Замок постояльцы меняли?»
Филиппова: «Нет».
Зрители в зале суда разочарованы. Услышанное не вяжется с заявленной прокурором интригой. Если квартира конспиративная и там люди готовятся к преступлению, то почему так открыты для сторонних глаз, почему не боятся внезапного вторжения хозяйской подруги, у которой свой ключ от квартиры, а они даже не подумали сменить дверной замок, хотя известно, что женщины в таком возрасте, как никто другой, отличаются не только любопытством, но и излишней подозрительностью.
Подсудимый Яшин: «Скажите, когда я пришел к Вам, я вообще имел представление, где квартира Гуриной находится?»
Филиппова: «Нет, Вы не знали. Это я Вам адрес дала».
Яшин: «Видели ли Вы в квартире оружие, боеприпасы, бинокли?»
Филиппова: «Нет!»
Адвокат Закалюжный: «Вы наблюдали сами, каким образом Чубайс выезжает с дачи?»
Филиппова оживилась, вспоминая: «Был момент. Мы с внучкой дорогу собирались переходить. Нас милиционер остановил. Движение было перекрыто. Машин никаких не пропускали, прохожих тоже. Тогда постоянно выставляли милицию и дорогу перекрывали. Мы стояли и смотрели: одна машина впереди, другая – сзади, в середине машина с мигалкой. Милиционер патрульный нас остановил, чтобы дать Чубайсу проехать. Вот только точно не знаю, был ли там Чубайс или не был».
Закалюжный: «В каком году это было?»
Филиппова: «В 2004-м, точно до взрыва».
Подсудимый Найденов: «В Жаворонках знают, где живет Чубайс?»
Филиппова: «Да у нас все знают. Если б меня спросили, и я бы показала».
Найденов: «Кроме Чубайса, там еще кто-нибудь из известных лиц проживает?»
Филиппова: «Только артисты, но они на кортежах не ездят».
Вместо сенсации одни сомнения. Если все жители Жаворонков знали, где проживает Чубайс, и каждый мог показать и рассказать, как и когда он каждый день выезжает, так чего там было месяц гурьбой торчать у окна, из которого дачи Чубайса вообще не видно? И если наличие Чубайса в кортеже невозможно определить даже стоя на тротуаре у бровки дороги, то что вообще можно разглядеть из окон четвертого этажа, глядя на проносящиеся внизу машины?
Еще одно очень важное свидетельство: Чубайс ездит кортежем из ТРЕХ машин, при этом гаишники перекрывают движение в Жаворонках. Следовательно, охранники Чубайса единодушно врали о том, что Чубайс отправляется на работу как простой смертный и без охраны? Но если свидетель обвинения Филиппова сказала правду, – а с какой стати, какой смысл ей врать, – тогда зачем 17 марта 2005 года при выезде кортежа была удалена вторая машина охраны и отсутствовали гаишники на дороге?
Когда вошла хозяйка квартиры В. А. Гурина, прокурор начал с того: «При каких обстоятельствах Вы познакомились с подсудимым Яшиным?»
Гурина: «В 2005 году в феврале он пришел к моей подруге Римме Филипповой и спросил, не знает ли она, где можно снять квартиру. У меня тогда муж умер, квартира была свободна, я в Москве живу. Она позвонила ко мне, передала ему трубку. Так мы и познакомились».
Прокурор: «Ключи Вы ему отдавали?»
Гурина: «Да. Два ключа. И приезжала сама все время. Раза по два в неделю, обычно после обеда, в любой день».
Прокурор: «Кого Вы там встречали?»
Гурина: «Там ребята были, лет двадцати-двадцати пяти. Смотрели телевизор, готовили еду. Кто-то отдыхал. Двое-трое их обычно было».
Прокурор: «Вам известно, когда они съехали?»
Гурина: «Нет, дверь открыла, позвала – нет никого».
Прокурор: «Вам известно, что в Жаворонках проживал Чубайс?»
Гурина: «Конечно, об этом всему миру известно».
Прокурор: «Дорога, по которой ездил Чубайс, где проходит?»
Гурина: «Рядом с домом, но всю дорогу из окна не видно, только кусочек».
Прокурор: «Вы лично не видели, как Чубайс выезжает на работу?»
Гурина: «Нет, я такого счастья не удостаивалась».
Прокурор: «Как Яшин объяснил, кто будет жить в квартире?»
Гурина: «Он сказал, что ребята будут жить. Мы, – говорит, – работаем на лесном участке, посменно».
Шугаев, адвокат Чубайса: «В квартире какие-то их вещи были?»
Гурина: «Две сумки были небольшие».
Шугаев: «Вы не спрашивали, что у них в этих сумках?»
Гурина удивленно разглядывает адвоката: «Вы как себе это представляете?»
Шугаев: «Как ребят звали?»
Гурина: «Два Алексея, Егор, Игорь…».
Шугаев: «О чем говорили?»
Гурина: «О детях, у кого-то из них дети были».
Шугаев: «Вы предупреждали о своем приезде?»
Гурина: «Нет, приезжала неожиданно».
Яшин: «Видели ли Вы в своей квартире оружие, боеприпасы, средства наблюдения, бинокли, кинокамеры?»
Гурина изумленно: «Нет, не видела».
Яшин: «Вы заходили в квартиру после взрыва?»
Гурина: «Да, в тот самый день. Я приехала, ребята смотрели новости по телевизору. Я им сказала: кто-то взялся за дело, а до конца доводить не умеет».
Разулыбался весь зал, даже адвокаты, как с одной, так и с другой стороны. Даже судья усмехнулась. Прокурор спрятал улыбку между листами уголовного дела. Бедный Чубайс! – вот истинная цена его популярности в народе.
Судья поспешила реабилитироваться за свою усмешку и строго вопросила: «Как же Вы посчитали возможным сдать квартиру незнакомому человеку, даже не спросив его документов?»
Гурина нимало не смутившись: «А у меня там брать нечего!»
Судья: «Как же Вы могли зайти в квартиру с неизвестным человеком?»
Гурина отважно: «А я и сейчас зайду».
Судья: «Вы не спрашивали, зачем Яшину квартира в Жаворонках?»
Гурина рассудительно: «Зачем я буду спрашивать? Это же неприлично! У каждого свое дело».
Судья: «Если квартира снималась для ребят, которые работали, то почему они днем находились дома?»
Гурина: «Сказали, что работают по очереди. Меняются, пилят лес. А один из них постоянно был дома, еду готовил».
Судья: «Можно их было принять за рабочих?»
Гурина оскорбилась за весь рабочий класс: «А чем это рабочий человек от других людей отличается?! Если у кого с деньгами плохо, вот и работает, почему бы нет».
Судья уточняет: «Рабочая одежда у них была?»
«Я не проверяла», – все еще недовольная классовым высокомерием судьи бурчит старушка.
Судья: «Вы не спрашивали того, который постоянно был в квартире и готовил пищу, на сколько человек он готовит?»
«Ну, неприлично же это спрашивать!», – Гурина назидательно повышает голос и с неприязнью смотрит на судью.
Впереди самое главное и сенсационное. Прокурор озвучивает допрос Гуриной на следствии: «Мы договорились о встрече с Игорем на следующий день и встретились с ним около 12 часов в квартире. Игорь приехал на встречу в белом автомобиле, модель которого я не знаю, однако я запомнила фрагмент гос. номера автомобиля «443», не один, а с мужчиной, представившимся Егором. Игорь – мужчина в возрасте 35–40 лет, рост 180–185 см, круглое лицо, темные волосы, плотного телосложения, без особых примет. Егор – возраст 20–25 лет, рост 175–180 см, волосы темные, плотного телосложения, спортивного типа. Мы договорились с Игорем о сдаче квартиры за 300 долларов США. Игорь по моей просьбе отдал 200 долларов и 100 долларов рублями. Я отдала ключи от квартиры Егору, после чего Игорь вместе с водителем подвез меня до станции Жаворонки, и я уехала в Москву».
Явные противоречия в показаниях выпирали, как забродившее тесто из квашни. Принялись выяснять их причину.
Прокурор: «В показаниях Вы говорите, что машина, на которой Вас подвозил Игорь, была белая, госномер 443, а на суде – что эта машина была серая. Так какая она была?»
Гурина разводит руками: «Светловатая она была».
Прокурор: «Вы упомянули Егора в показаниях. Это кто?»
Гурина: «Ну, тот, который еду готовил».
Прокурор: «А водителя машины Вы рассмотрели?»
Гурина: «Нет».
Прокурор, осторожно намекая на внешность подсудимого Миронова, спрашивает: «Водитель был в очках или без очков?»
Гурина: «Не могу сказать».
Адвокат Чубайса, уже без намеков показывая рукой на Ивана Миронова, чья «Хонда», по версии следствия, была той самой автомашиной, что подвозила квартирную хозяйку, и номер она имела 443: «В ком из присутствующих здесь Вы узнаете водителя?»
Гурина категорично: «Ни в ком».
Михалкина, адвокат Миронова: «Вы автомашину с номером 443 хорошо запомнили? Опишите ее».
Гурина поджала губы: «Я в машинах не разбираюсь».
Михалкина: «Егор и водитель автомашины – это одно лицо?»
Гурина: «Нет».
Михалкина: «Посмотрите на моего подзащитного. Он похож на Егора?»
Гурина вглядывается в Миронова: «Думаю, нет».
Миронов: «В протоколе Вашего допроса есть фраза: «Я запомнила только фрагмент гос. номера 443». Это Ваши слова?»
Гурина молчит. «Фрагмент гос. номера» – явно не из ее лексикона.
Михалкина: «Вы подтверждаете свои показания в части: «Ключи от квартиры я отдала Егору, после чего Игорь вместе с водителем подвез меня до станции Жаворонки, и я уехала в Москву»?»
Гурина взрывается: «Да не говорила я этого! Когда я ехала на машине, откуда я тогда Егора знала! Ключи я отдавала Игорю. Один он был!»
Подсудимый Квачков: «Скажите, пожалуйста, Егор – это водитель или нет?»
Гурина возмущенно: «Нет! Ехал шофер, я его не знаю. Кроме Яшина я вообще там никого не видела и ключи я отдавала ему!»
Подсудимый Найденов: «Скажите, пожалуйста, текст протокола Ваших показаний на следствии – это действительно Ваши слова?»
Судья снимает вопрос, наставляя присяжных: «Оставьте без внимания слова Найденова. Это намек на то, что протокол допроса написан следователем».
Миронов: «Вы подтверждаете свои показания в части: «Мы договорились с Игорем о сдаче квартиры, после чего я отдала ключи от квартиры Егору»?
Старушка Гурина в гневе: «Я ключи отдала Яшину. Чего крутят-вертят!? Я никакого Егора не видела!»
Судья: «Вы говорили, что Игорь приехал на белой автомашине с мужчиной, который представился Егором. Далее описывается его внешний вид».
Гурина тяжко вздыхает: «Я не говорила, что он приехал с Егором. Ни о каком Егоре вообще не было разговора. Я вообще не знала сначала, что Игорь приехал, а не пришел. Это потом мы спустились, и я спросила, подвезет ли меня Игорь».
Судья, поняв, что свидетельница камня на камне не оставляет от своих показаний на следствии, ради которых обвинение заявило ее свидетелем, возмущается: «Почему же Вы согласились с таким протоколом допроса?»
Гурина: «Да черти чего! Не было никакого Егора! И водителя я не рассмотрела толком. Мне пять-семь минут ехать до станции, когда смотреть-то было!»
Чего же добилось обвинение, выставив на суде двух старушек, которые, по мнению прокурора, должны были закрепить своими показаниями правоту обвинительного заключения о тщательной подготовке подсудимыми покушения? Свидетели не только не подтвердили выводы следствия, наоборот, они показали на суде, как фабриковалось дело, когда воспользовавшись возрастом и слабым зрением бабушек, следователь вплел в их показания то, что необходимо было следствию. Явная фальсификация!
Вскормленному на детективном кино воображению зрителя сразу предстает конспиративная квартира, куда, запутывая следы и наматывая круги дополнительных контрольных проверок «хвостов», со всеми предосторожностями прокрадываются злоумышленники по ночам, избегая любопытных глаз соседей. Здесь у них оружие, взрывчатка, маскхалаты, средства связи, само собой, бинокли, видеокамеры, фотоаппараты…
Когда прокурор в судебном заседании заявил о необходимости допросить хозяйку той самой конспиративной квартиры, а также ее подругу, зал суда застыл в напряженном ожидании, еще бы! впервые с начала судебного процесса, наконец-то, проглянуло нечто реальное, связывающее подсудимых с событиями на Митькинском шоссе. Свидетельницы пожилые, одной – 70, другой – 78 лет, что максимально гарантировало искренность их показаний.
Первой в зал суда вызвали Р. К. Филиппову, подругу хозяйки «нехорошей квартиры». Прокурор приступил к допросу: «При каких обстоятельствах и когда Вы познакомились с подсудимым Яшиным?»
Филиппова: «В феврале 2005 года этот мужчина пришел ко мне домой, представился Игорем и спросил, где можно снять квартиру».
Прокурор: «Как он выглядел?»
Филиппова: «В куртке, чисто выбритый, представительный, культурный. Подозрений не вызывал».
Прокурор: «Вы помогли ему снять квартиру?»
Филиппова: «Да, у моей подруги Валентины Александровны Гуриной муж умер, и она сдала Игорю квартиру».
Прокурор: «Игорь объяснял, для кого и на какой срок он хотел снять квартиру?»
Филиппова: «Он сказал, что где-то недалеко они будут работать, и ребятам надо поближе к работе жить. При нем я позвонила хозяйке квартиры, они договорились по телефону, и он приехал через дня два-три, чтобы отдать ей деньги».
Прокурор: «А далеко проживал Чубайс от дома Гуриной?»
Филиппова: «Недалеко, в десяти минутах ходьбы».
Прокурор: «Дорога, по которой Анатолий Борисович проезжал на работу, далеко?»
Филиппова: «Кортеж мимо дома ездит».
Прокурор: «Дача Чубайса видна из окон квартиры Гуриной?»
Филиппова: «Нет, не видна. Она получается сзади дома».
Прокурор: «Вам известно, в течение какого времени эти люди снимали квартиру?»
Филиппова: «С 17–19 февраля и, по-моему, в конце марта они уже съехали».
Прокурор: «Как Вы узнали, что они съехали?»
Филиппова: «Гурина мне позвонила, сказала, что не может до них дозвониться, чтобы уточнить, будут ли они снимать квартиру дальше. Сходи, – говорит, – узнай. Я зашла, открыла своим ключом. Никого в квартире не было. На диване белье было сложено. Съехали и все».
Подсудимый Миронов: «У Вас всегда был ключ от этой квартиры?»
Филиппова: «Всегда».
Миронов: «Вы имели возможность заходить туда в любое время?»
Филиппова: «В любое».
Миронов: «Замок постояльцы меняли?»
Филиппова: «Нет».
Зрители в зале суда разочарованы. Услышанное не вяжется с заявленной прокурором интригой. Если квартира конспиративная и там люди готовятся к преступлению, то почему так открыты для сторонних глаз, почему не боятся внезапного вторжения хозяйской подруги, у которой свой ключ от квартиры, а они даже не подумали сменить дверной замок, хотя известно, что женщины в таком возрасте, как никто другой, отличаются не только любопытством, но и излишней подозрительностью.
Подсудимый Яшин: «Скажите, когда я пришел к Вам, я вообще имел представление, где квартира Гуриной находится?»
Филиппова: «Нет, Вы не знали. Это я Вам адрес дала».
Яшин: «Видели ли Вы в квартире оружие, боеприпасы, бинокли?»
Филиппова: «Нет!»
Адвокат Закалюжный: «Вы наблюдали сами, каким образом Чубайс выезжает с дачи?»
Филиппова оживилась, вспоминая: «Был момент. Мы с внучкой дорогу собирались переходить. Нас милиционер остановил. Движение было перекрыто. Машин никаких не пропускали, прохожих тоже. Тогда постоянно выставляли милицию и дорогу перекрывали. Мы стояли и смотрели: одна машина впереди, другая – сзади, в середине машина с мигалкой. Милиционер патрульный нас остановил, чтобы дать Чубайсу проехать. Вот только точно не знаю, был ли там Чубайс или не был».
Закалюжный: «В каком году это было?»
Филиппова: «В 2004-м, точно до взрыва».
Подсудимый Найденов: «В Жаворонках знают, где живет Чубайс?»
Филиппова: «Да у нас все знают. Если б меня спросили, и я бы показала».
Найденов: «Кроме Чубайса, там еще кто-нибудь из известных лиц проживает?»
Филиппова: «Только артисты, но они на кортежах не ездят».
Вместо сенсации одни сомнения. Если все жители Жаворонков знали, где проживает Чубайс, и каждый мог показать и рассказать, как и когда он каждый день выезжает, так чего там было месяц гурьбой торчать у окна, из которого дачи Чубайса вообще не видно? И если наличие Чубайса в кортеже невозможно определить даже стоя на тротуаре у бровки дороги, то что вообще можно разглядеть из окон четвертого этажа, глядя на проносящиеся внизу машины?
Еще одно очень важное свидетельство: Чубайс ездит кортежем из ТРЕХ машин, при этом гаишники перекрывают движение в Жаворонках. Следовательно, охранники Чубайса единодушно врали о том, что Чубайс отправляется на работу как простой смертный и без охраны? Но если свидетель обвинения Филиппова сказала правду, – а с какой стати, какой смысл ей врать, – тогда зачем 17 марта 2005 года при выезде кортежа была удалена вторая машина охраны и отсутствовали гаишники на дороге?
Когда вошла хозяйка квартиры В. А. Гурина, прокурор начал с того: «При каких обстоятельствах Вы познакомились с подсудимым Яшиным?»
Гурина: «В 2005 году в феврале он пришел к моей подруге Римме Филипповой и спросил, не знает ли она, где можно снять квартиру. У меня тогда муж умер, квартира была свободна, я в Москве живу. Она позвонила ко мне, передала ему трубку. Так мы и познакомились».
Прокурор: «Ключи Вы ему отдавали?»
Гурина: «Да. Два ключа. И приезжала сама все время. Раза по два в неделю, обычно после обеда, в любой день».
Прокурор: «Кого Вы там встречали?»
Гурина: «Там ребята были, лет двадцати-двадцати пяти. Смотрели телевизор, готовили еду. Кто-то отдыхал. Двое-трое их обычно было».
Прокурор: «Вам известно, когда они съехали?»
Гурина: «Нет, дверь открыла, позвала – нет никого».
Прокурор: «Вам известно, что в Жаворонках проживал Чубайс?»
Гурина: «Конечно, об этом всему миру известно».
Прокурор: «Дорога, по которой ездил Чубайс, где проходит?»
Гурина: «Рядом с домом, но всю дорогу из окна не видно, только кусочек».
Прокурор: «Вы лично не видели, как Чубайс выезжает на работу?»
Гурина: «Нет, я такого счастья не удостаивалась».
Прокурор: «Как Яшин объяснил, кто будет жить в квартире?»
Гурина: «Он сказал, что ребята будут жить. Мы, – говорит, – работаем на лесном участке, посменно».
Шугаев, адвокат Чубайса: «В квартире какие-то их вещи были?»
Гурина: «Две сумки были небольшие».
Шугаев: «Вы не спрашивали, что у них в этих сумках?»
Гурина удивленно разглядывает адвоката: «Вы как себе это представляете?»
Шугаев: «Как ребят звали?»
Гурина: «Два Алексея, Егор, Игорь…».
Шугаев: «О чем говорили?»
Гурина: «О детях, у кого-то из них дети были».
Шугаев: «Вы предупреждали о своем приезде?»
Гурина: «Нет, приезжала неожиданно».
Яшин: «Видели ли Вы в своей квартире оружие, боеприпасы, средства наблюдения, бинокли, кинокамеры?»
Гурина изумленно: «Нет, не видела».
Яшин: «Вы заходили в квартиру после взрыва?»
Гурина: «Да, в тот самый день. Я приехала, ребята смотрели новости по телевизору. Я им сказала: кто-то взялся за дело, а до конца доводить не умеет».
Разулыбался весь зал, даже адвокаты, как с одной, так и с другой стороны. Даже судья усмехнулась. Прокурор спрятал улыбку между листами уголовного дела. Бедный Чубайс! – вот истинная цена его популярности в народе.
Судья поспешила реабилитироваться за свою усмешку и строго вопросила: «Как же Вы посчитали возможным сдать квартиру незнакомому человеку, даже не спросив его документов?»
Гурина нимало не смутившись: «А у меня там брать нечего!»
Судья: «Как же Вы могли зайти в квартиру с неизвестным человеком?»
Гурина отважно: «А я и сейчас зайду».
Судья: «Вы не спрашивали, зачем Яшину квартира в Жаворонках?»
Гурина рассудительно: «Зачем я буду спрашивать? Это же неприлично! У каждого свое дело».
Судья: «Если квартира снималась для ребят, которые работали, то почему они днем находились дома?»
Гурина: «Сказали, что работают по очереди. Меняются, пилят лес. А один из них постоянно был дома, еду готовил».
Судья: «Можно их было принять за рабочих?»
Гурина оскорбилась за весь рабочий класс: «А чем это рабочий человек от других людей отличается?! Если у кого с деньгами плохо, вот и работает, почему бы нет».
Судья уточняет: «Рабочая одежда у них была?»
«Я не проверяла», – все еще недовольная классовым высокомерием судьи бурчит старушка.
Судья: «Вы не спрашивали того, который постоянно был в квартире и готовил пищу, на сколько человек он готовит?»
«Ну, неприлично же это спрашивать!», – Гурина назидательно повышает голос и с неприязнью смотрит на судью.
Впереди самое главное и сенсационное. Прокурор озвучивает допрос Гуриной на следствии: «Мы договорились о встрече с Игорем на следующий день и встретились с ним около 12 часов в квартире. Игорь приехал на встречу в белом автомобиле, модель которого я не знаю, однако я запомнила фрагмент гос. номера автомобиля «443», не один, а с мужчиной, представившимся Егором. Игорь – мужчина в возрасте 35–40 лет, рост 180–185 см, круглое лицо, темные волосы, плотного телосложения, без особых примет. Егор – возраст 20–25 лет, рост 175–180 см, волосы темные, плотного телосложения, спортивного типа. Мы договорились с Игорем о сдаче квартиры за 300 долларов США. Игорь по моей просьбе отдал 200 долларов и 100 долларов рублями. Я отдала ключи от квартиры Егору, после чего Игорь вместе с водителем подвез меня до станции Жаворонки, и я уехала в Москву».
Явные противоречия в показаниях выпирали, как забродившее тесто из квашни. Принялись выяснять их причину.
Прокурор: «В показаниях Вы говорите, что машина, на которой Вас подвозил Игорь, была белая, госномер 443, а на суде – что эта машина была серая. Так какая она была?»
Гурина разводит руками: «Светловатая она была».
Прокурор: «Вы упомянули Егора в показаниях. Это кто?»
Гурина: «Ну, тот, который еду готовил».
Прокурор: «А водителя машины Вы рассмотрели?»
Гурина: «Нет».
Прокурор, осторожно намекая на внешность подсудимого Миронова, спрашивает: «Водитель был в очках или без очков?»
Гурина: «Не могу сказать».
Адвокат Чубайса, уже без намеков показывая рукой на Ивана Миронова, чья «Хонда», по версии следствия, была той самой автомашиной, что подвозила квартирную хозяйку, и номер она имела 443: «В ком из присутствующих здесь Вы узнаете водителя?»
Гурина категорично: «Ни в ком».
Михалкина, адвокат Миронова: «Вы автомашину с номером 443 хорошо запомнили? Опишите ее».
Гурина поджала губы: «Я в машинах не разбираюсь».
Михалкина: «Егор и водитель автомашины – это одно лицо?»
Гурина: «Нет».
Михалкина: «Посмотрите на моего подзащитного. Он похож на Егора?»
Гурина вглядывается в Миронова: «Думаю, нет».
Миронов: «В протоколе Вашего допроса есть фраза: «Я запомнила только фрагмент гос. номера 443». Это Ваши слова?»
Гурина молчит. «Фрагмент гос. номера» – явно не из ее лексикона.
Михалкина: «Вы подтверждаете свои показания в части: «Ключи от квартиры я отдала Егору, после чего Игорь вместе с водителем подвез меня до станции Жаворонки, и я уехала в Москву»?»
Гурина взрывается: «Да не говорила я этого! Когда я ехала на машине, откуда я тогда Егора знала! Ключи я отдавала Игорю. Один он был!»
Подсудимый Квачков: «Скажите, пожалуйста, Егор – это водитель или нет?»
Гурина возмущенно: «Нет! Ехал шофер, я его не знаю. Кроме Яшина я вообще там никого не видела и ключи я отдавала ему!»
Подсудимый Найденов: «Скажите, пожалуйста, текст протокола Ваших показаний на следствии – это действительно Ваши слова?»
Судья снимает вопрос, наставляя присяжных: «Оставьте без внимания слова Найденова. Это намек на то, что протокол допроса написан следователем».
Миронов: «Вы подтверждаете свои показания в части: «Мы договорились с Игорем о сдаче квартиры, после чего я отдала ключи от квартиры Егору»?
Старушка Гурина в гневе: «Я ключи отдала Яшину. Чего крутят-вертят!? Я никакого Егора не видела!»
Судья: «Вы говорили, что Игорь приехал на белой автомашине с мужчиной, который представился Егором. Далее описывается его внешний вид».
Гурина тяжко вздыхает: «Я не говорила, что он приехал с Егором. Ни о каком Егоре вообще не было разговора. Я вообще не знала сначала, что Игорь приехал, а не пришел. Это потом мы спустились, и я спросила, подвезет ли меня Игорь».
Судья, поняв, что свидетельница камня на камне не оставляет от своих показаний на следствии, ради которых обвинение заявило ее свидетелем, возмущается: «Почему же Вы согласились с таким протоколом допроса?»
Гурина: «Да черти чего! Не было никакого Егора! И водителя я не рассмотрела толком. Мне пять-семь минут ехать до станции, когда смотреть-то было!»
Чего же добилось обвинение, выставив на суде двух старушек, которые, по мнению прокурора, должны были закрепить своими показаниями правоту обвинительного заключения о тщательной подготовке подсудимыми покушения? Свидетели не только не подтвердили выводы следствия, наоборот, они показали на суде, как фабриковалось дело, когда воспользовавшись возрастом и слабым зрением бабушек, следователь вплел в их показания то, что необходимо было следствию. Явная фальсификация!
«Я думал, что это розыгрыш»
(Заседание четырнадцатое)
В суде – новый свидетель. Его не допрашивали ни на следствии, ни в прежних коллегиях присяжных. Хотя он, безусловно, того заслуживал, ведь это тот самый Швец, который в мартовские дни 2005 года возглавлял ЧОП «Вымпел-ТН», охранявший Чубайса. Тот самый Швец, который скомандовал звонившему ему под обстрелом Моргунову: «Не стрелять!», обрекая своих подчиненных пасть без сопротивления на поле брани. И вот теперь Сергей Константинович Швец стоял перед присяжными: «Утром в девять – начале десятого мне позвонил Моргунов Сергей и сказал, что их обстреливают на трассе из автоматического оружия. Он сказал: нападавшие уходят в сторону Минского шоссе, а мы укрылись за машиной. После этого я позвонил в Службу безопасности РАО «ЕЭС», поставил в известность их руководителя и в дальнейшем они предприняли собственные действия».
Прокурор: «Выдавалось ли вашим сотрудникам какое-либо оружие?»
Швец: «Пистолет Макарова – один на экипаж, согласно закону об охранных предприятиях. Да и зачем вооружать всех, у моих подчиненных цели и задачи совсем другие стояли».
Прокурор: «Какое отношение имел Ваш ЧОП к РАО «ЕЭС России»?
Швец: «У нас была функция охраны объектов, исследование трассы перед проездом охраняемого лица – нет ли взрывных устройств или еще чего подозрительного. Задачи сопровождения или охраны Чубайса на нас не возлагалось».
Прокурор: «Бывали случаи, когда Ваши сотрудники обнаруживали нежелательные объекты?»
Швец: «Бывали. Ну, брошенная машина стоит вся в снегу. Разыскивали и находили хозяина. Но, в основном, ничего не выявляли».
Шугаев: «Когда Вам Моргунов позвонил с места происшествия, Вы по телефону какие-либо звуки типа выстрелов слышали?»
Швец: «Я сперва подумал, что это розыгрыш. Как-то по-человечески растерялся. Это шутка? – спрашиваю Моргунова. – Нет, – он говорит, – нас обстреливают, надо перекрыть трассу, так как нападающие уходят в сторону Минского шоссе».
Подсудимый Квачков: «Гражданин Швец, Вы подписывали договор об охране Чубайса и его имущества?»
Швец утвердительно кивает: «Да».
Квачков: «В перечень услуг, оказываемых ЧОПом, входил пункт «защита жизни и здоровья охраняемого лица»?
Швец снова кивает, но уже не так энергично, а добавляет и вовсе неожиданное: «Мы подписывали это в договоре, но потом от этого ушли».
Квачков: «В договоре были обязательства обеспечить Чубайсу вооруженную охрану из трех человек?»
Швец с извиняющейся улыбкой: «В договоре можно все написать, но это же было невозможно по закону».
Квачков: «Если договором предусматривалось выделение охраняемому лицу трех вооруженных охранников, что послужило основанием для отмены этого пункта?»
Прокурор: «Выдавалось ли вашим сотрудникам какое-либо оружие?»
Швец: «Пистолет Макарова – один на экипаж, согласно закону об охранных предприятиях. Да и зачем вооружать всех, у моих подчиненных цели и задачи совсем другие стояли».
Прокурор: «Какое отношение имел Ваш ЧОП к РАО «ЕЭС России»?
Швец: «У нас была функция охраны объектов, исследование трассы перед проездом охраняемого лица – нет ли взрывных устройств или еще чего подозрительного. Задачи сопровождения или охраны Чубайса на нас не возлагалось».
Прокурор: «Бывали случаи, когда Ваши сотрудники обнаруживали нежелательные объекты?»
Швец: «Бывали. Ну, брошенная машина стоит вся в снегу. Разыскивали и находили хозяина. Но, в основном, ничего не выявляли».
Шугаев: «Когда Вам Моргунов позвонил с места происшествия, Вы по телефону какие-либо звуки типа выстрелов слышали?»
Швец: «Я сперва подумал, что это розыгрыш. Как-то по-человечески растерялся. Это шутка? – спрашиваю Моргунова. – Нет, – он говорит, – нас обстреливают, надо перекрыть трассу, так как нападающие уходят в сторону Минского шоссе».
Подсудимый Квачков: «Гражданин Швец, Вы подписывали договор об охране Чубайса и его имущества?»
Швец утвердительно кивает: «Да».
Квачков: «В перечень услуг, оказываемых ЧОПом, входил пункт «защита жизни и здоровья охраняемого лица»?
Швец снова кивает, но уже не так энергично, а добавляет и вовсе неожиданное: «Мы подписывали это в договоре, но потом от этого ушли».
Квачков: «В договоре были обязательства обеспечить Чубайсу вооруженную охрану из трех человек?»
Швец с извиняющейся улыбкой: «В договоре можно все написать, но это же было невозможно по закону».
Квачков: «Если договором предусматривалось выделение охраняемому лицу трех вооруженных охранников, что послужило основанием для отмены этого пункта?»