Квачков: «Вы утверждали раньше, что автомашина Мицубиси сопровождала вас каждое утро, а сейчас говорите, что не сопровождала?»
   Дорожкин: «Не знаю, как объяснить, но она никогда не сопровождала».
   Квачков: «Объясните это противоречие».
   Дорожкин: «Я сейчас спокоен, а тогда был под воздействием взрыва».
   Квачков: «Ваше состояние 19 марта, через два дня после события, позволяло Вам точно изложить события, или Вы сейчас их лучше излагаете?»
   Дорожкин: «Сейчас лучше».
   Квачков: «Поясните разницу в показаниях о машине – охрана это или не охрана?»
   Дорожкин: «Она нас не сопровождала».
   Квачков: «Есть ли у Вас обязанности по обеспечению безопасности Чубайса?»
   Дорожкин: «Обязанности определяются правилами дорожного движения».
   Квачков: «В правилах дорожного движения про Чубайса ничего нет. По какой причине Вы скрывали на следствии, что Чубайс приехал в РАО на другой машине?»
   Дорожкин: «Потому что нас никто не спрашивал».
   Квачков: «Кто представлял БМВ для осмотра в гараже 17 марта 2005 года?»
   Вопрос снят.
   Адвокат Першин: «Вы заявляете, что охрану Чубайса никто не осуществлял, а на следствии говорили, что эта автомашина осуществляла охрану Чубайса?»
   Вопрос снят.
   Першин: «Вы можете утверждать, что данный взрыв и обстрел были направлены на автомашину Чубайса?»
   Дорожкин: «Ну, попали же в нее».
   Першин: «Но ведь попали и в машину Вербицкого, и в Мицубиси».
   Молчит Дорожкин.
   Адвокат Михалкина: «На следствии Вы показали: «Я не притормаживал, не снижая скорости покинул место взрыва». Подтверждаете это?»
   Дорожкин: «Да».
   Михалкина: «Почему на суде Вы меняете показания, говорите, что снизили скорость до 40 километров?»
   Прокурор: «Я не вижу противоречий! Он по-другому выразился!»
   Дорожкин: «Я сбросил газ, но не тормозил, машина сама сбросила скорость».
   Миронов: «Подтверждаете ли Вы свои показания на следствии в части, что взрыва Вы не почувствовали?»
   Дорожкин: «Если б я его почувствовал, то меня бы не было».
   Судья: «Суд снимает вопрос Миронова, так как он задан в неправильной редакции». Пантелеева находит нужную страницу в деле, читает с выражением: «Взрывной волны от взрыва мы не почувствовали».
   Миронов: «Вы подтверждаете свои показания, что «взрывной волны от взрыва вы не почувствовали?»
   Адвокат Шугаев в ярости: «Хватит задавать такие вопросы! Это издевательство над потерпевшим!»
   Миронов: «Вы подтверждаете свои показания в части, что на движение автомашины взрыв никак не повлиял?»
   Дорожкин: «Нет. Не подтверждаю».
   Миронов: «Тогда почему Вы лгали следствию?»
   Вмешивается судья: «Миронов, Вы позиционируете себя как культурный человек, а вопрос формулируете бестактным образом. Из-за некорректности он снимается».
   Миронов: «Почему Вы вводили следствие в заблуждение?»
   Дорожкин: «По-моему, отличий нет».
   Миронов: «Так Вы подтверждаете показания на следствии или не подтверждаете?»
   Молчание в ответ.
   Миронов: «Еще вопрос: возможно ли резко сбросить скорость четырехтонной машины с 70 до 40 километров без нажатия на тормоз?»
   Судья Пантелеева: «Этих показаний у Дорожкина нет!»
   Адвокаты защиты дружно протестуют, так как накануне именно эти слова слышали из уст Дорожкина.
   Найденов: «Вы сейчас работаете в той же должности?»
   Дорожкин: «Да».
   Найденов: «Анатолия Борисовича возите?»
   Дорожкин: «Вожу».
   Найденов: «Вы в своих показаниях полностью независимы от Чубайса?»
   Дорожкин: «Да».
   Адвокат Закалюжный: «Почему в показаниях на предварительном следствии и в суде имеются расхождения в сроках использования автомашины Чубайса. Сначала говорили – один год, а позавчера – уже четыре года».
   Дорожкин: «Это так следователь записал».
   Судья растерянно и с укоризной: «Дорожкин! Вам не надо отвечать без моего разрешения. Вопрос снимается».
   Закалюжный: «Возражаю!»
   Яшин: «Как присяжные правду узнают?!»
   Судья удаляет присяжных и предупреждает Яшина о нарушении порядка. Шугаев тут как тут: требует удалить Яшина из зала суда и расценивает объявление Квачковым себя потерпевшим, как давление на присяжных – это их может разжалобить. Адвокат Квачкова в недоумении: «Это же реплика на заявление Шугаева, что мы издеваемся над потерпевшими». Вклинивается вдруг Дорожкин: «Да вы каждый раз издеваетесь! Е-мое! Достали уже!» Все озадаченно примолкли, глядя на прослезившегося Дорожкина. Судья быстро переключает всеобщее внимание на очередной проступок защиты: «Господин Першин, Вы позволяете себе в суде совершать религиозные обряды – креститесь! Свои религиозные убеждения Вы должны совершать в ином учреждении!» В зале скользнула тень 37-го года. Скользнула и растворилась в судебной суете. Судья поставила вопрос об удалении подсудимого Яшина из зала.
   Квачков: «Попытка удалить Яшина – это попытка суда пресечь объективное судебное разбирательство. Вы, Ваша честь, препятствуете объективному рассмотрению дела. То, что господин Дорожкин путается в своих показаниях, – это же очевидно. То, что он в течение двух лет обманывал и следствие, и суд, является косвенным свидетельством имитации покушения. Думаю, что возражение Яшина, выраженное в резкой форме, является ответом на Ваши неправовые действия, Ваша честь».
   Судья: «Суд считает возможным не удалять Яшина, ограничившись предупреждением».
   Присяжные возвращаются, суд продолжается.

Смертельный коктейль
(Заседание третье)

   Если кто думает, что суд – это место, где нудным голосом зачитываются скучные документы, он глубоко заблуждается. В наше время в нашей стране суд – это площадка политических споров, яростных дебатов, страстных речей, обращенных к ловящей каждое слово аудитории. Третье заседание началось именно в таком драматическом ключе. В этот день стороны защиты и обвинения предстали перед судьей без присутствия присяжных, чтобы обсудить процедурные вопросы, а именно – отвод судьи по требованию В. В. Квачкова: «Судья Пантелеева прямо или косвенно заинтересована в обвинительном исходе судебного процесса, все вопросы защиты снимает. И, главное, судья отказывается исследовать объект преступления – самого Чубайса. Имеет ли он статус государственного и общественного деятеля, из-за чего применяется к подсудимым 277-я статья (теракт), или он деятель антигосударственный и антиобщественный, каковым его считает вся Россия. Вот почему защита требует отвода судьи».
   При упоминании родного имени Чубайса адвокат Шугаев встрепенулся: «С чего Вы взяли, что вся Россия ненавидит Чубайса? Это не ходатайство об отводе судьи, это политическое заявление!»
   Не упустил случая лизнуть Чубайса помощник Чубайса Крыченко: «Жаль, Квачков, что Вас не слышит моя девяносточетырехлетняя бабушка, которая является представителем многочисленной части россиян, которые не считают его тем, кем… не хочу даже здесь говорить».
 
   Миронов: «Моя бабушка тоже любит моих начальников, Ваша честь».
   Судья обрывает: «Здесь Вам не политический театр, Миронов!»
   …В отводе судьи Пантелеевой судья Пантелеева подсудимому Квачкову отказала.
   Пригласили присяжных. Продолжился допрос помощника Чубайса Крыченко, с «полным, – как он сам заявил, – средним образованием». Он был интересен не тем, что говорил, а тем, что пытался не сказать: «17 марта 2005 года утром я приехал на дачу Анатолия Борисовича. Подошел Анатолий Борисович. Сели в машину, поехали на работу, по дороге обсуждали с Анатолием Борисовичем служебные вопросы. Не доезжая до перекрестка Митькинского шоссе с Минским шоссе, справа от автомашины раздался взрыв, настолько сильный, что посыпались детали обшивки внутри автомашины. Спустя мгновение раздались удары, явно не снежки. Я инстинктивно пригнулся. Сначала я не поверил, что это был взрыв. Потом вспомнил эпизод в 99-м году, когда меня взорвали в Грозном, я тогда работал в ФСО. Мы доехали до Минского шоссе, я позвонил в приемную правления, сказал, что нас взорвали, но мы можем двигаться и едем в РАО. Кому-то звонил Анатолий Борисович. Я заметил, что машина двигалась странно. Оказалось, что у нее пробито колесо. Потом оказалось, что оно разломано. Я позвонил водителю Ленд-Крузера, чтобы он нас встречал. Тут мне водитель сказал, что у нас горит колесо. Мы остановились и пересадили Анатолия Борисовича в другую машину. Спустя время я осмотрел машину. Зрелище было удручающее. В стойке отверстия – аккуратно против моей головы. Капот пробит, а колесо – его практически не было! Нас спасла эта машина, если бы не она, вряд ли бы мы имели возможность здесь сейчас выступать».
   Прокурор: «Какова реакция Чубайса на событие?»
   Крыченко: «Волевая, мужественная реакция. Он понял, что нас взорвали. Он попросил меня узнать, живы ли ребята. Я связался с правлением, и они через руководство ЧОПа узнали, что живы. Хотя у них были проблемы».
   Прокурор: «Личную охрану Чубайс имел или нет?»
   Крыченко: «В таком виде, как это принято было, – нет, не имел».
   Прокурор: «Было ли сопровождение вашей машины раньше?»
   Крыченко: «Я не смотрел».
   Прокурор: «Удары о дверь были до взрыва или после?»
   Крыченко: «После взрыва. Если вы сидите в замкнутом пространстве, вы ничего не слышите, а потом удары – цок, цок, цок…».
   Прокурор: «Что это было – продукты взрыва или выстрелы?»
   Крыченко: «Думаю, что это был смертельный коктейль. Я запомнил – капот, лобовое стекло и дырку от пули».
   Прокурор: «Получили ли Вы телесные повреждения?»
   Крыченко: «Телесных повреждений я не получил. В состояние нервного возбуждения я стал входить, когда начал понимать, что мы были на волосок от смерти. Это состояние давало потом периодически о себе знать».
   Прокурор: «Исходя из позиции подсудимых, была ли это инсценировка?»
   Крыченко: «Нет, это самый натуральный взрыв. Причем взрыв направленный. Хотели убить Анатолия Борисовича, и не заботились о том, что могли погибнуть и другие люди».
   Шугаев (адвокат Чубайса): «Чубайс произносил «все живы»?»
   Крыченко: «Не могу сказать точно».
   Шугаев: «Что видели в момент покушения?»
   Крыченко: «Взрыв, удар, хлопок – и лобового нет! Вспышек не было, звезды были!»
   Шугаев: «От шока?»
   Крыченко: «Конечно!»
   Сысоев (адвокат Крыченко): «Опишите, как ведет себя машина с пробитым правым колесом?»
   Крыченко: «Она вела себя так: падает на переднее колесо, ход ухудшается, но если водитель мастер, то ехать можно».
   Квачков: «В течение какого времени Вы служили офицером ФСО?»
   Вопрос снят.
   Квачков: «Вам было известно, что охрана Чубайса возложена на ЧОП «Вымпел-ТН»?
   Вопрос снят.
   Квачков: «Вам было известно, что Чубайса сопровождает одна машина охраны, а вторая его встречает?»
   Крыченко: «Меня вопросы охраны не интересовали».
   Квачков: «Что Вы лично должны были делать в случае нападения на Чубайса, как бывший профессиональный охранник?»
   Крыченко: «Вы унижаете мой статус! Я – помощник Председателя правления РАО ЕЭС!»
   Квачков: «Кто был старшим по безопасности в БМВ?»
   Крыченко: «Не знаю».
   Квачков: «По какой причине Вы скрывали, что прибыли с Чубайсом в РАО на другой машине?»
   Крыченко: «Я не скрывал, меня об этом не спрашивали».
   Видя, как нервничает, суетится помощник Чубайса, судья Пантелеева стала снимать все вопросы подряд. Невыясненным осталось, почему Крыченко скрывал, что у Чубайса была охрана, почему Крыченко, как черт от ладана, открещивается от машины сопровождения, почему Крыченко и судам, и следствию все годы врал, что Чубайса доставили к месту работы в подорванном БМВ… Вопросы повисали без ответов, накапливались новые, их тоже снимали.
   Квачков: «Что Вам известно о подготовке покушения на Чубайса в 2002 году?»
   Прокурор: «Возражаю! Это домыслы!»
   Квачков: «Во втором томе дела, на листе 112-м – вот где эти домыслы!»
   Вопрос снят.
   Квачков: «Что Вам известно о подготовке передачи мнимому киллеру 19 тысяч долларов США за подготовку покушения на Чубайса в 2002 году – том 2, лист дела 115?»
   Вопрос снят.
   Першин (адвокат Квачкова): «Видели ли Вы кого-либо из подсудимых в районе взрыва?»
   Крыченко: «Нет».
   Миронов: «Вам известна судьба главного вещественного доказательства по делу – бронированной автомашины БМВ? Где она находится? Вам известно, что она продана?»
   Судья: «Вы задаете вопрос, не относящийся к делу. Вопрос снимается».
   Миронов: «Получили ли Вы сумму в размере ста тысяч долларов США по итогам мероприятия 17 марта 2005 года?»
   Крыченко испуганно: «Я… я ничего не получал!»
   Судья с любопытством, недоверчиво: «Миронов, откуда Вы это знаете?», но тут же спохватывается: «Вопрос снимается!»
   Яшин: «Вы обладаете специальными знаниями эксперта по баллистике?»
   Крыченко: «Нет, не обладаю».
   Яшин: «Тогда на каком основании утверждаете, что, находясь на простой автомашине, Вы бы погибли?»
   Крыченко: «Это мое предположение».
   Найденов: «Вы сейчас в финансовой или иной зависимости от Анатолия Борисовича находитесь?»
   Крыченко: «На свои живу! И еще хочу ответить на вопрос, который мне здесь не задавали. В этой истории в очень нехорошем, нервном состоянии находились наши родные и знакомые. Вам, присяжные, хочу это сказать. Очень плохо они себя чувствуют, у кого-то нервные срывы, кто-то боится ходить на работу и его надо провожать». Крыченко судорожно вобрал воздух, в раздумьях, что бы еще добавить о своих родных и знакомых для весомости обвинения подсудимых, но… просто не нашел слов.

Охранник Чубайса показал на суде, что машину Чубайса никто не обстреливал
(Заседание четвертое)

   Если кто-то думает, что маленький человек не может изменить ход истории, то очень ошибается. Маленький человек, этакий крохотный винтик в тяжелом и хитроумном механизме, может так слететь с резьбы, что весь механизм рассыпется. Героем дня стал Сергей Моргунов, охранник, ехавший в автомашине Мицубиси-Ланцер вслед за броневиком Чубайса. То, что он рассказал суду, не имело ничего общего с тем, что говорили до него чубайсовский водитель Дорожкин и помощник Чубайса Крыченко. Выяснилось, что машина охраны сначала ехала впереди бронированного БМВ, но буквально за миг до взрыва броневик резко обогнал собственную охрану.
   «После взрыва, – уточнил Моргунов, – машина председателя РАО «ЕЭС» затормозила, а потом последовала дальше, не останавливаясь». Охранники же, которым инструкцией предписано в такой ситуации забирать к себе «охраняемое лицо» и рвать на всех скоростях, остановились … «посмотреть воронку от взрыва», а увидели в придорожном лесу двух человек в маскхалатах, которые тут же открыли огонь из автоматов.
   Итак, первое откровение Моргунова – машину Чубайса никто не обстреливал! Неизвестные начали стрелять, когда БМВ с Чубайсом след простыл. Тогда кто и где обстрелял БМВ? Ведь вся страна видела по телевизору чубайсовский броневик с дырками от пуль и таких повреждений насчитали аж двенадцать!
   Второе откровение Моргунова – машину Чубайса тщательно охраняли. И не одна машина прикрытия была у Чубайса, а две. Пока непонятно, зачем водитель и помощник Чубайса, уже допрошенные в суде, стремились скрыть это от присяжных, и, не страшась ответственности за лжесвидетельства, упорно врали суду?
   Моргунов рассказал суду, что когда по ним открыли огонь, он, старший машины охраны, опытный офицер, имеющий за плечами Академию ФСБ, прежде, чем начать ответно стрелять, позвонил своему начальнику – руководителю ЧОПа Швецу, доложил, что попали под обстрел, спросил, что делать. Швец приказал «ответный огонь не открывать».
   «Но почему?! Почему Вы не стали стрелять? – выплеснул свое недоумение Иван Миронов. – Ведь они могли просто подскочить к вам и расстрелять в упор?!»
   «Как-то не пришло это в голову, – не ко времени улыбнулся Моргунов. – И потом у них – автоматическое оружие, а у нас – пукалки».
   По ходатайству подсудимых огласили показания Моргунова следствию и трем предыдущим судам. Путаные, противоречивые показания, начиная с допроса 18 марта 2005 года. Кстати, это всегда вызывало удивление, ведь всех охранников Чубайса, застигнутых следователями на месте взрыва, допросили тот час, а вот старшего и самого опытного – Моргунова опросили лишь сутки спустя. И вдруг Моргунов в присутствии присяжных проговаривается, что и его 17 марта долго допрашивали.
   «Куда же делся Ваш допрос от 17 марта 2005 года?» – тут же вцепился в него Владимир Квачков. И не он один, весь зал затаил дыхание.
   «Я не знаю!» – спохватился Моргунов.
   «Ваша честь! – развернулся Квачков к судье. – Я заявляю о преступлении, совершенном следователем Московской областной прокуратуры. Из уголовного дела изъяты показания Моргунова от 17 марта 2005 года!»
   Вы думаете, что судья постановила направить запрос в прокуратуру? Как бы не так! Вместо этого судья … удалила Квачкова из зала «за нарушение порядка в судебном заседании» и попросила присяжных заседателей «оставить без внимания сведения, оглашенные Квачковым, о том, что Моргунов допрашивался 17 марта 2005 года, так как данных об этом в уголовном деле не имеется».

Потерпевший «Не знал», «Не думал», «Не предполагал»
(Заседание пятое)

   В Российской истории пропажа ценнейших документов не редкость: утрачена знаменитая библиотека Иоанна Грозного, сгорело в пожарах Москвы в 1812 году великое «Слово о полку Игореве», гибли архивы и музейные собрания в революционном пламени 1917 года, так что терять документы нам не привыкать, отчего многие факты истории предстают сегодня в чудовищно искаженном виде. Теперь вот выяснилось, что потерян еще один исторический документ, способный пролить свет на события 17 марта 2005 года, – допрос Моргунова, охранника из машины сопровождения Чубайса. Квачков не замедлил выступить с обвинением следствия в фальсификации доказательств путем изъятия протокола допроса и ходатайствовал перед судьей допросить Моргунова вновь, чему воспротивился прокурор Каверин, заявивший, что «Моргунов, говоря, что его допрашивали, не вкладывал в слово «допрос» то значение, которое вкладываем в него мы все».
   Адвокат Першин резонно возразил: «Но ведь протоколы допрошенных в тот же день и там же таких же охранников Клочкова и Хлебникова в деле есть, нет только показаний Моргунова. Это означает, что их изъяли умышленно, чтобы скрыть обстоятельства дела, возможно, доказывающие, что это было не покушение, а имитация покушения».
   Судья прислушалась к прокурору и отказалась расследовать судьбу чрезвычайно важных для выяснения истины показаний Моргунова. А допрашивать стали другого охранника из машины сопровождения Чубайса – Ю. А. Клочкова.
   События 17 марта 2005 года Клочков представил так: «Мы с ребятами встретились в тот день в ЧОПе, Моргунов получил пистолет, и поехали к даче Чубайса. Мы объехали территорию дачи, на саму территорию дачи мы никогда не заходили. В начале десятого поехали в сторону Минского шоссе. По дороге нас обогнала машина Чубайса. В этот момент справа у обочины прогремел взрыв, посыпались снег, земля. У нас потрескалось лобовое стекло. Я и Моргунов вышли из машины и пошли посмотреть, что случилось, а также посмотреть, кто там в лесу сидел и приводил взрывное устройство в действие. В лесу мы увидели двоих, один из них присел и направил на нас автомат. Я заскочил в машину, думал, что Хлебников за рулем и мы уедем. В машине свистели пули, и я полез с заднего сиденья на переднее, но застрял. Хлебников мне помог выбраться из машины. Потом мы с Хлебниковым убежали в лес. Когда мы бежали, я не видел, как Моргунов уехал на нашей машине. Я посмотрел из лесу и увидел, что нашей машины нет. Скоро Моргунов вернулся, приехали следователи и нас начали допрашивать».
   И выходило со слов Клочкова, что взрыв прогремел, как только машина Чубайса после обгона встала перед машиной охраны. Шансов поймать посторонним взрывникам такой момент математика практически не оставляет. И что делают профессиональные охранники с богатым опытом службы в ФСБ, ФСО, после взрыва? Вместо того, чтобы пуститься вдогонку за Чубайсом, – ведь основная засада может быть впереди, – офицеры, не прячась, выходят из машины, чтобы посмотреть – и кто же это там в лесу сидит и на кнопку взрывателя нажимает? Одно из двух: или сами, несмотря на академические знания и многолетний стаж работы в охране, полные идиоты, или держат за таковых судью, присяжных, прокурора и подсудимых.
   Прокурор: «В какой момент Вы поняли, что это взрыв?»
   Клочков: «Сразу. Почувствовал панику. Не пойми что делать. Я растерялся. Гул в ушах. Телесных повреждений не было».
   Прокурор: «Опишите людей, которых видели в лесу».
   Клочков: «Они перебегали по направлению к нам в маскхалатах. Лиц я не рассмотрел. Возраст не могу определить».
   Прокурор: «Почему Вы считаете, что выстрелы были по Вам?»
   Клочков: «Ну, ведь я – офицер ФСБ, и могу определить».
   Прокурор: «Была ли это имитация, как считает сторона защиты?»
   Клочков: «Я не считаю, что это была инсценировка. Это был взрыв и обстрел нас, безоружных».
   Сысоев (адвокат Чубайса): «Как близко к вам ложились пули?»
   Клочков: «Когда я был в машине, пули порвали обшивку сидений».
   Сысоев: «Когда Вы поняли, что нападавшие скрылись?»
   Клочков: «Когда утихла стрельба, и подъехал Моргунов, тогда и мы с Хлебниковым вышли из леса».
   Квачков: «Вы, прячась от выстрелов, полезли в правую заднюю дверь, а почему не в переднюю левую?»
   Клочков: «Чтобы хоть как-то укрыться за спинками передних сидений».
   Першин (адвокат Квачкова): «Зачем вы остановили машину после взрыва, если автомашина охраняемого вами лица – Чубайса, поехала дальше?»
   Клочков: «Я не был за рулем».
   Першин: «Вы можете утверждать, что взрыв был направлен против автомашины Чубайса?»
   Клочков: «Да, ведь меня устранять никто не собирался».
   Першин: «Но обстреливали-то именно вас, а не Чубайса».
   Клочков: «Это мое мнение».
   Подсудимый Миронов: «Чем объяснить странное стечение обстоятельств, что взрыв на шоссе произошел именно тогда, когда БМВ Чубайса обогнал вас и стал впереди?»
   Клочков: «Не могу ничем объяснить».
   Миронов: «Сразу после взрыва Вы слышали выстрелы?»
   Клочков: «После взрыва не слышал».
   Миронов: «А когда вас начали обстреливать, где находилась машина Чубайса?»
   Клочков: «Она уже уехала».
   Миронов: «Когда Вы вышли из автомашины и прошли по дороге, чтобы посмотреть, кто осуществил взрыв, Вы находились в состоянии шока?»
   Клочков: «Да, находился».
   Миронов: «Вы, офицер ФСБ, не подумали, что Вас могут расстрелять из засады?»
   Клочков: «Я не подумал».
   Миронов: «Моргунов, когда вышел из машины, чтобы посмотреть, кто находится в лесу, достал пистолет?»
   Судья снимает вопрос.
   Миронов: «Входит ли в ваши обязанности пересадка охраняемого лица в вашу машину?»
   Клочков: «Я таких обязанностей не знаю, потому что таких случаев не было. Что делать в таких случаях я не знаю».
   Подсудимый Яшин: «Вы предпринимали меры для скрытного перемещения после того, как вышли из машины?»
   Клочков: «Нет».
   Яшин: «Почему?»
   Клочков: «Не знаю почему».
   Яшин: «Вы предполагали, что люди в лесу могут быть вооружены?»
   Клочков: «Не предполагал».
   Яшин: «Можно ли заранее определить, не имея предварительной информации, что движение кортежа Чубайса будет именно по Минскому шоссе?»
   Клочков: «Невозможно».
   Подсудимый Найденов: «Что мешало нападавшим подойти и добить вас?»
   Клочков: «Ничего не мешало. Поэтому мы с Хлебниковым и ушли в лес».
   Трудно представить себе офицера ФСБ, который впадает в шок от неподалеку прозвучавшего взрыва, потом, безоружный, открыто бредет по шоссе поглазеть на место взрыва и на людей, которые их подорвали, нимало не опасаясь, что его могут уничтожить как опасного свидетеля?.. Но главная странность Клочкова впереди.
   Прокурор: «10 марта вашей группой выявлялись какие-либо подозрительные лица? Расскажите, кого Вы видели».
   Клочков: «10 марта 2005 года мы приехали в Жаворонки в 7.40 утра и обратили внимание на группу лиц. Мужчина пожилой в окружении ребят в черных куртках. Они стояли у железнодорожной станции на кругу. Я раньше работал в ФСБ и подумал, может среди них есть знакомые. Я подошел ближе. Знакомых среди них не оказалось. Записал в блокнот номера машин. Это были зеленый СААБ и серая Хонда. Номера машин я не помню. Ребята были от 30 до 35 лет. А мужчина – в камуфлированном бушлате и шапке-монголке».
   Прокурор: «На каком расстоянии от них Вы прошли?»
   Клочков: «Рядом, в нескольких метрах».
   Прокурор; «Из тех лиц, кого Вы видели 10 марта, Вы кого-либо в зале суда видите?»
   Клочков: «Тот пожилой мужчина очень похож на подсудимого Квачкова. На сто процентов не могу сказать, но очень похож».