Поверхность самой камеи, расположенной в центре панагии, была на ощупь теплой, словно голубой Фон (на котором возвышалась фигура Иоанна Крестителя с симметрично свисавшими вниз крылами) изнутри подогревался.
   Вот тоже – загадка панагии. И светит, и греет, словно огонь внутри, – улыбнулся своим мыслям иеромонах Илларион.
   Когда лежал, болела поясница, зато желудок замирал, словно и не было в нем недавней рези. Ему ужасно хотелось повернуться на бок. Но он боялся, что в этом случае панагия сползёт с живота и резкая, сверлящая боль в желудке, отдающаяся в почках, в пояснице, в мочевом пузыре, вернется снова.
   Он попытался отвлечься от панагии. А то, не дай Господь, заснет с мыслью о ней, и приснится ему голубой цвет, каковой Фоном дан за Иоанном. А голубой цвет во сне увидеть, – бабка когда-то говорила, – к несчастью.
   0н представил себе, что птицей взмыл над монастырем. Сверху видны и храм, и трапезная, и все постройки хозяйственные. Вот так бы и заснуть…
   Храм, церковь, монастырь увидеть во сне – к благополучию, – удовлетворенно подумал он, почти уже засыпая и радуясь, что видит то, что и надобно.
   Увидеть церковь во сне – удача, – прошептал он сухими губами.
   И в ту же секунду заснул.
   О какой удаче мечтал засыпая, иеромонах Илларион, никто так уже и не узнал.
   Потому что в ту ночь старого иеромонаха, известного далеко за пределами монастыря чистыми помыслами и безгрешной жизнью, зверски убили…
   Но узнали про то уж утром…
   Келейник, из бессрочно отпускных рядовых, некто Яков Иванов, сын Петров, принес несколько полешков ядреных, березовых, чтобы истопить печурку в келье святого старца.
   С вечера иеромонах отказался от помощи Яшки.
   Изыди, пьяница. Не хочу, чтоб скверным дыханием – мне воздух в келье испортил.
   Так замерзнешь, батюшка, – корил его старый солдат.
   Хлад телу на пользу! Ежели есть огонь в груди, то и тело не замерзнет, – ответствовал иеромонах, и печку топить на ночь запретил.
   Яков Иванов, сын Петров, служитель из бессрочно отпускных рядовых, и был последним, кто видел живым иеромонаха Иллариона.
   Он же был первым, кто увидел святого старца мертвым.
   Поначалу солдат сильно удивился. Как так: вся братия уж в церковь к заутрени потянулась, а святой старец и не думает вставать. Неужто проспал? Быть такого не может. Такого и не было за все те десятилетия, что провел Илларион в обители.
   Захворал, однако. С вечера маялся. Ишь ты, в хладе, говорит, лечение.
   На том Яков покачал головой, – бросил полешки возле кельи Иллариона и пошел по другим делам. Покуда братия молится, ему надо было протопить печи в многих кельях…
   Пришло время обедни. Среди братии слушки пошли – заболел совсем Илларион, коли к обедне не выполз из кельи своей.
   Старцы мыслью медлительны, у них вся воля в молитвы уходит. А Яшке, раненому во многих кампаниях, приходится душу делить между молитвенной чашей и чашей с белым хлебным вином. У него сила в характере не извелась. Ему и решение принимать…
   Набравшись духу и будучи готов в любую минуту услышать раздраженный фальцет Иллариона, Яков подошел на цыпочках к двери и заглянул в замочную скважину.
   И в ту же секунду своды древнего здания Псковского мужского монастыря отразили сполошный крик Якова Петрова:
   Убили!
   К нему уж бежали, сколь позволяли годы, болезни и длинные полы ряс, иеромонахи, выскочившие из соседних келий.
   В конце коридора появилась и грузная фигура настоятеля монастыря Мисаила.
   Что? Кто? Кого? За что? Где? – слышались со всех сторон вопросы.
   Убили! Убили! Убили! – знай вопил Яков, широко распахнув щербатый рот, не досчитывающий множества зубов, частично выбитых неприятельскими прикладами в баталиях, а частично и собутыльниками в псковских трактирах.
   Не видя никого вокруг, Яков бежал по коридору с криком:
   Иеромонаха Иллариона убили враги.
   Пока не уперся в могутную грудь покоившуюся на ещё более могутном чреве настоятеля Мисаила.
   Не верещи, – укорил настоятель старого солдата. – Ты прямо глаголь: кто, где, кого, за что?
   Вашество… Отец благочинный… так, значит, тут такое дело, – убили иеромонаха Иллариона.
   Откуда точно ли знаешь?
   Точнее некуда. Глянул я в замочную скважину кельи, чтоб, значится, узнать, чего это иеромонах ни к заутрени, ни к обедне не идет…
   Я и то думаю, чего, – пошамкав полными, сочными губами благочинный, – гляжу это, – нет Иллариона ни на заутрени, ни на обедне… А я ему ещё с вечера дал панагию целебную и драгоценную, со своей, можно сказать, груди снял. Не пожалел, – значит, для его исчисления, – спокойно рокотал баском благочинный, поясняя братии свой благородный поступок и словно ещё не постигнув разумом, что иеромонах убит. В его монастыре.
   Постой, – наконец дошло до настоятеля. – Кто убит?
   Иеромонах Илларион.
   Где убит?
   В своей келье.
   Когда?
   Я так полагаю, что ночью. С утра не откликался.
   Так что ж мы тут стоим. Зовите казначея, зовите иеромонаха Авксентия. Да поскорее к келье, надобно открыть её. И впрямь убитый он, или тебе, аспиду окаянному, спьяну показалось? Ох, не бросишь пить дьявольское зелье (тут он, словно что-то вспомнив счел необходимым пояснить) в таком количестве – от церкви отлучу, епитимью наложу, анафеме предам.
   Паника началась в лавре. Кто бежал слева направо за отцом казначеем, чтобы тот пришел с ключами от келий, кто бежал, справа налево за иеромонахом Авксентием славящимся лекарскими талантами, кто спешил в монастырскую церковь, чтобы положить поклоны своему святому и тем отсрочить свою собственную смерть, – известное ведь дело, смерть, как и болезнь, штука заразная…
   Все крестились истово, шептались, нервно обсуждая невиданную за все годы существования мужского монастыря в славном граде Пскове вещь.
   Со времен нашествия на Псков и Новгород Ивана Васильевича, Грозного царя, в ХVI веке, никто не погибал в этих стенах от руки другого человека.
   Все помирали только своей смертью.
   Наконец, собрались все, кто и должен быть тут в эту минуту.
   Отец казначей вставил в замочную скважину большой ключ с затейливой бородкой, повернул его дважды, и кованая деревянная дверь приоткрылась.
   Монахи в ужасе отпрянули от двери.
   Настоятель, казначей и иеромонах Авксентий шагнули через порог.
   Тело иеромонаха Иллариона и впрямь лежало на полу все в крови. Драгоценная панагия исчезла…
 

«Смерть укрылась за „Б-6“

   За этой квартирой охотились давно. И когда поступил вызов, свой человек в регистратуре вызовов «скорой» вызов отследила и передала своей «левой» бригаде. Долгожданная коллекция сама шла банде в руки. Заказ на неё был спущен «Игуаной» ещё месяц назад. И вот…
   По ориентировке, кроме бабки в квартире был внук.
   Когда дверь на звонок Вассы распахнулась, та чуть не ойкнула:
   – Ни хрена себе, внучок, под два метра ростом. Про это писать надо в наводках-ориентировках!
   – Всех уволю к чертовой матери, – мысленно матюгнулась Васса, разглядывая безмятежное лицо молодого парня, скорее всего, спортсмена.
   – Баскет, или волейбол? – деловито спросила Васса.
   – Чего?
   – Я спрашиваю, каким видом спорта занимаетесь, молодой человек?
   – Прыжки в высоту. Легкая атлетика. Спортклуб ЦСКА.
   – А… Тоже неплохо. А где так телеграфно выражаться научился?
   – На курсах радистов.
   – Зачем курсы?
   Если в армию возьмут, мало ли что со спортротой случится, а с «корочками» радиста 2-го класса я не пропаду.
   – Ишь ты, умные какие дети пошли… Тебе 18 стукнуло?
   – Нет еще, 17 с половиной. Это из-за роста я старше кажусь.
   Васса с сожалением окинула взглядом статную фигуру юноши. Скептически сжала губы.
   – Конечно, жаль парнишку, – подумала. – Был бы ребенок, можно было бы вкатить ему дозу «А-5», он проспался бы, и потом не вспомнил бы, что с ним случилось, почему не слыхал, как бабушка от инфаркта помирая, его имя шептала, звала на помощь. Этот здоров больно. Либо ему дозу надо увеличивать, и тут не ясно, выдержит ли. Либо…
   – Либо сразу… – невольно сказала она вслух.
   – Что – сразу, доктор? – спросил юноша, подавая Вассе чистое полотенце после того, как она тщательно вымыла руки, прежде чем идти к бабушке.
   Вышла из ванной комнаты, строго глянула на Ленку, Наташу и Ингу.
   – А может… – заканючила Ленка.
   – Не может! – оборвала её Васса. – Быстро, быстро, бабулька ждет.
   Девицы, толкаюсь, ввалились в ванную и быстро помыли руки.
   – Ну, молодой человек, где бабуля? – спросила профессионально-равнодушно Васса.
   – В спальне.
   – Показывай.
   Юноша провел их по широкому и длинному коридору, который нынче модно стало называть «холлом», в дальнюю комнату.
   Коридор был заставлен стеллажами с книгами от пола до потолка.
   – Никаких тебе «Утамаров», – подумала Васса, идя впереди юноши, рывком, энергично открывая дверь спальни.
   А… Вот они где, – радостно протянула она, войдя в комнату.
   – Комната старухи была обставлена светлой старинной мебелью из карельской березы. В центре стоял большой круглый стол без скатерти, вокруг шесть стульев. Видно было, что ровная поверхность столешницы недавно хорошо отреставрирована.
   Налево от двери стоял комодик, на нем два серебрных шандала, какая-то мелочь, вроде серебряных рамочек, а в них – фотографии каких-то родственников, должно быть, старухиных. Судя по желтизне снимков, родственники эти дали дуба ещё до победы коммунистического труда. Далее, слева между двух окон стоял письменный стол с бюро, также как и комодик светленкий, нарядный, карельской березы. В углах ютились одноногие высокие тумбы. На одном грузно покоилась массивная голова Сократа. Девчонки были культпоходом на спектакле в Театре Маяковского «Беседы с Сократом» с Арменом Джигарханяном. Они вообще-то в театры редко ходили, но тут на одной хате, после того, как сделали «успокаивающие» уколы средних лет господину, главе крупной строительной фирмы, они увидели центре комнаты, на обеденном столе четыре билета в театр. И – бес попутал, мало что взяли, хотя был строжайший наказ Игуаны (ее никто не видел, но все приказы Вассе она отдавала лично по телефону): ничего, кроме указанного в списке, не брать и все взятое сдавать строго по списку в «катран». Но ещё и в театр сходили. И «засветились», хотя думали, что обошлось… И спектакль посмотрели, и менты не сели на хвост.
   – Хе-хе, риск-то, конечно, был…
   А спектакль им не сильно понравился. Много разговоров, мало действия.
   Что же касается внешности Сократа, то козел он и есть козел, хоть бы и в Древней Греции. На афише он был такой же, как этот – на тумбе.
   А вот Джигарханян им нравился. Мужчина… Армяне вообще, по статистике, Васса где-то читала, – наилучшие из всех любовников.
   – Вы, случаем не армянин? – вежливо спросила она юношу.
   – Нет… Почему я должен быть армянином? У меня и предки все русские.
   – Вот этот прадед мой, он служил секретарем в русском посольстве в Японии, это дед, он строил город Дальний в Китае…
   – Картинки-то – китайские? – для разговору спросила Ленка.
   – Японские. Это ещё дед начал собирать.
   – Ваш дед?
   – Нет, бабушкин дед, мой прапрадед, известный был в царские времена востоковед. И все мужчины в роду потом по этой линии пошли.
   – И вы – тоже?
   – Отслужу армию, и буду поступать в Институт восточных языков МГУ.
   Девушки между тем быстро раскрыли свои медицинские чемоданчики, приготовили: Ленка – аппарат для измерения давления, Инга – аппарат для измерения сахара в крови, а Наташка уже установила капельницу и сунула старушке в рот градусник, преодолевая её легкое сопротивление, которое объяснялось тем, что бабулька большую часть свой долгой жизни привыкла мерить температуру, держа градусник под мышкой.
   – Не, братан, не будешь ты поступать в МГУ, – решила про себя Васса. Потому что не могу я оставлять такого свидетеля. А препарат в большой дозе неизвестно как поведет себя. Малая же доза, напротив, коварна тем, что на крупного парня, почти мужчину, может не подействовать до конца. Рисковать им никак нельзя.
   – Заложит! – сказала она опять вслух то, что тайно обдумывала.
   – Что вы сказали, – переспросил юноша.
   – Нос, говорю, заложит бабульке, если не сделать ей, укол витамина Б-6 до того, как начать колоть ей препараты, расширяющие сосуды. Ну, как давление?
   – 220 на 170.
   – Это не есть хорошо, не так ли, юноша?
   – Наверное. Но бабушка гипертоник, у неё во время кризов всегда такое давление. Лекарства не помогают, она и просит вызвать «скорую».
   – И правильно просит. Если бы не попросила, как бы мы свой врачебный долг выполнили?
   – А вы первый медицинский кончали? – спросил юноша.
   – Кончали, кончали, – равнодушно повторила за ним Васса. – Вы вот что, мой красавец, близкий родственник больной, вышли бы пока из горницы. А то укол витамина делается в попку. А бабушка ваша – женщина со следами былой красоты, может и засмущаться. А вот когда мы капельницу с «тритаце» поставим, тогда можете вернуться и развлечь нас разговорами. А пока… Леночка, ты вот что, ты пойди пока с юношей, да будь с ним поласковей. Может, для укрепления организма стоит и ему укольчик сделать, с витамином «Б-6»?, – разжижает кровь и положительно воздействует на рост мышечной ткани.
   – Если положительно – то я не возражаю, – с интересом оглянулся юноша на кукольное личико Ленки-нимфоманки. – А то в армии обращают внимание на дефицит мышечной массы. А откуда ей и взяться, если так быстро расту. За последний год на 20 сантиметров вырос.
   – И сколько у Вас сейчас? – подчеркнуто уважительно спросила Ленка, увлекая юношу из спальни бабки.
   – Два метра один сантиметр, – послышалось уже из коридора.
   – И где же находится этот сантиметр, хотелось бы поглядеть, – вопрос, заданный Ленкой в шаловливой манере избалованной девочки был почти не слышен.
   Но юноша его услышал. Он давно не был девственником, – одноклассницы не смогли бы допустить такого нонсенса, чтобы самый хорошенький мальчик в 10-б классе окончил школу, не узнав прелести группового секса. Опыт у него был, хотя и достаточно однообразный. Мысль о возможности романа с красивой, и, похоже, многоопытной медсестрой из «скорой» приятно возбуждала его.
   – Я могу вам показать не только один сантиметр своего тела, но и все 202. Кстати, нельзя ли попросить у вас телефончик.
   – Да бери на здоровье – тебе какой, из коридора, или из бабулькиной спальни, – делая вид, что не поняла вопроса, кокетничала Ленка, – да ладно, ладно, дам я тебе телефончик, сладкий мой. Только неизвестно, захочешь ли ты со мной встречаться, после того, как я обследую все твои 202 сантиметра юного тела.
   Нет смысла в подробностях описывать то, что может сделать с молодым, полным сексуальной энергии человеком опытная, старше его на 6 лет и умудреннее в сексе раз в сто, женщина. Какие-то веши, удобнее делать с коротышкой, но какие-то, конечно же, сподручнее с длинноногим. А традиционные позы годятся для всех, – в постели рост не заметен.
   – А теперь повернись на животик, подставь тете попочку, – попросила Ленка, набирая в шприц жидкость из ампулы с маркировкой «Б-6».
   Юноша перевернулся на живот, подставив уколу две тугие ягодицы.
   Боли он не почувствовал.
   – Какой хороший витамин. Совсем не больно. А колете вы чудесно.
   – Не «вы», а «ты». Мы ведь уже «на ты»? Правда?
   Ответа она уже не услышала. Яд разносится по крови быстро.
   Диагноз у внука и бабушки будет один – инфаркт миокарда во сне…
 

Эскориал в Техасе. «Любопытные умирают первыми»

   Роберт Локк, техасский мультимиллионер, был человеком достаточно бесстрастным. Внешне. Никто не знал, какие бури бушевали в его душе. Когда он убедился в том, что его молодая красавица-жена изменяет ему, сердце его кровоточило от боли. Но никто этого не видел. Никто.
   Локк сделал небольшой глоток виски с содовой и льдом, ощутил во рту знакомый привкус. Маленький глоток. Для здоровья это не вредно. Врачи даже рекомендуют выпивать каждый день один стаканчик виски, – сосуды расширяет.
   – Кто как «бежит» от инфаркта… Кто занимается ежедневными пробежками по утрам, а кто… Обширный остеохондроз не позволял ему бегать уже лет десять… Оставалось виски… Или испанский бренди. По очереди. Чтобы не обижались на него ни его англосаксонская родина, ни любезная сердцу Испания.
   Испания…
   – Сто против одного, что картина «Мадонна с младенцем», вывезенная им из Туркестана почти шестьдесят лет назад, принадлежит кисти испанского мастера.
   – Он развернулся в эргономическом кресле так, чтобы оказаться лицом к лицу с огромным, специально сконструированным шкафом, где хранились уникальные вещи. Достаточно было нажать на крохотный рычажок, и нужная полка оказывалась на уровне груди, ещё одно нажатие на невидимую тайную кнопку, и можно было вытянуть из недр шкафа плоский ящик.
   В нескольких таких ящиках хранились японские гравюры ХVII века – одна из слабостей Локка. Но сегодня он не стал радовать глаз традиционным ежедневным рассматриванием листов Утамаро, Хиросиге и Хокусая. А сразу опустил до уровня груди три ящика, в которых при необходимом температурном режиме хранились ещё не отреставрированные картины и доски. Он открыл – ящик под номером 23 и достал старую доску.
   За 60 лет она совсем не изменилась. Что ей 60, если она прожила в куда более неблагоприятных условиях несколько веков.
   Локк нежно прикоснулся кончиками пальцев к старой живописи.
   – Даже позднейшая запись, я уверен, сделана рукой испанца. Но что скрывается за ней? Тот же сюжет – «Мадонна с младенцем»? Или нечто совсем иное? По крохотному фрагменту (то ли подновленный кусок позднейшей записи просто отвалился, то ли кто-то уже пытался расчистить фрагмент картины, но почему-то так и не довел дело до конца) уже можно было судить о целом. Это должна быть работа великого мастера. Крохотный кусочек пейзажа, сделанный умелой рукой в благородной манере. Да, Сурбаран не любил и не умел писать пейзажи. Но эта манера глубоко искрящимися полутонами писать белое, – свойственна только ему. Впрочем, – подумал Локк – пусть над доской потрудится специалист. Тогда и станет видно, что за работа хранилась 60 лет в доме миллионера Локка, – шедевр или так, пустячок.
   Он нажал кнопочку прямого выхода телефонного аппарата на его столе на комнату секретаря, спросил глуховатым, размеренным голосом:
   – Вы уже связались, мой друг, с Россией?
   – Да, сэр.
   – Она согласна?
   – Да, она готова приехать – с мужем и сыном, на срок до года, если это потребуется.
   – Кто её муж?
   – Офицер в отставке.
   – Хорошо проверили? Он не может оказаться «подсадной уткой», сотрудником спецслужбы? Сейчас, знаете ли, даже ФБР и ФСБ сотрудничают. А в моем «Эскориале» много секретов, за которые ФБР дорого бы отдали…
   – Проверили через наших людей, через фонды, даже нашли и купили сотрудника справочно-информационного фонда ФСБ. Этот человек чист.
   – Она, кажется, совсем недавно была вдовой.
   – Это тоже проверили. Знакомство произошло случайно: второй муж работал после выхода в отставку, или как там у них в бывшем СССР, не все поймешь, после досрочной демобилизации дворником…
   – Офицер работал мусорщиком? Потрясающе… Хотя, я помню, в 30-е годы в России дворниками работали профессора университетов. И ещё радовались, что машут метлой, а не сидят…
   – Не понял, сэр…
   – Вам и не понять. Это надо было видеть. Итак?
   – Итак, они познакомились, когда этот бывший офицер спас нашу реставраторшу от верной гибели. Там у них все время идут какие-то «разборки», – так это по-русски называется, – они стреляют друг в друга, взрывают друг у друга автомобили, совсем как у нас в Чикаго в 30-е годы, когда разные группы мафии боролись за первенство… И недавно они поженились.
   – Кто, группы мафии?
   – Реставраторша и офицер.
   – Ладно, пусть берет с собой новоиспеченного мужа, захочет, найдем ему работу у нас в гараже или в охране. Я знаю офицеров, они не любят сидеть без дела, тем более – на шее жены. Что еще?
   – Сын.
   – Что – сын?
   – С ним небольшие проблемы: он тяжко болен.
   – Надеюсь, это не заразное?
   – Нет. Он переболел в детстве полиэмиэлитом и сейчас почти не может самостоятельно передвигаться. Он на инвалидной коляске.
   – Ну, это не проблема. Сделаем пандусы. Может быть, и подлечим его. Кстати, не забудь включить затраты на пандусы и лечение в общий счет за реставрацию «Мадонны». Я думаю, надо будет шире использовать мастера такого класса и предложить ей поработать со всей нашей коллекцией.
   – Будет исполнено, сэр. Что-нибудь еще?
   – Пришел ли господин Форбс, Джон Форбс из частного сыскного агентства «Джон Форбс и сын»?
   – Да, он ждет в приемной.
   – Так пусть зайдет. – Локк сделал ещё один глоток виски и с сожалением отставил в сторону бокал с радующими глаз в жаркую погоду запотевшими боками.
   На пороге огромного кабинета Локка появился среднего роста коренастый господин в двойке из шотландского твида.
   – Жарковато для твидового костюма, – подумал Локк, – но возможно, у него нет более легкого, что плохо, значит дела в агентстве идут неважно, и, стало быть, сыщик он так себе… Или он зябнет, носит летом теплые костюмы, и стало быть – физически нездоров, не сможет выполнять большие объемы работ, на что мне такой сыщик?
   – Извините, – прервал размышления мультимиллионера частный сыщик, подходя ближе. – Ваш вызов застал меня врасплох: я ловил рыбу на берегу Атлантики, на своей вилле. С собой у меня были лишь спортивные брюки и блузы. Пришлось, чтобы соблюсти этикет, одеть этот костюм, который висел в шкафу со времени моего мартовского посещения своего рыбацкого домика. Понимаю, что не по погоде, но явиться к столь уважаемому человеку в брезентовой рыбацкой робе я не рискнул.
   – А… Пустяки, молодой человек. Это встречают по одежке, а провожают все равно по уму. Садитесь. Вон там – виски, испанское бренди и херес, «Мозельское», французский коньяк и даже баварское пиво. Наливайте себе то, что нравится, берите пиво и орешки, садитесь сюда, в кресло передо мной, и рассказывайте. Я, конечно, человек занятой, но готов послушать вашу историю, если она забавна.
   Молодой человек сделал ещё несколько, шагов, налил в широкий стакан виски, добавил пригоршню крупно поколотого льда, плеснул содовой из сифона, сел, небрежно и в то же время аккуратно в низкое широкое кресло, сделал большой глоток из бокала, и уже открыл рот, чтобы начать рассказ, но Локк его перебил:
   – Курите?
   – Избави Бог.
   – Это хорошо. Вы мне уже нравитесь. Продолжайте в том же духе, и вы мне понравитесь ещё больше…
   – О-кей, сэр, я бы сказал вам ответный комплимент, но не думаю, что этикет позволяет такое амикошонство. Итак, я получил через вашего адвоката совершенно конкретное задание.
   – И аванс?
   – И аванс, так точно, сэр.
   – Служили в армии?
   – Конечно, сэр. Антитеррористическое подразделение, сержант. За время службы окончил колледж с юридическим уклоном.
   – Куда был уклон?
   – Я получил специальное образование, сэр. Я профессиональный частный сыщик.
   – И это хорошо. Хотя, признаюсь, для профессионального частного сыщика задание, казалось бы, совсем простое.
   – Не скажите, сэр. То ли лица, за которыми мне было поручено следить, были предупреждены, то ли они вообще столь скрытные, но мне за пять лет практики ещё не приходилось встречаться с таким количеством предосторожностей при подготовке каждой встречи.
   – Но вы, надеюсь, их перехитрили?
   – Разумеется, сэр. За такие деньги я перехитрил бы самого Ричарда Батли.
   – Кто такой этот Ричард Батли, черт побери?
   – Это полковник Батли, сэр, мой командир в армии. Его было совершенно невозможно перехитрить. Тому, кто все же сумел это сделать, полковник выплачивал сто баксов.
   – Ха, я плачу вам сто тысяч в случае удачного исхода дела.
   – Неплохо, сэр. Знать бы еще, что вы подразумеваете под словосочетанием «удачный исход дела».
   – Столь большой гонорар предполагает и высокую степень секретности, вы меня понимаете?
   – Чем выше гонорар, сэр, тем выше сообразительность наемного работника.
   – Ха, вы смышленый молодой человек. Пейте, пейте, я думаю лишний стаканчик хорошего шотландского виски не скажется на уровне вашей сообразительности.
   – Конечно нет, сэр. Я выследил их.
   – Кого их?
   – Молодую женщину, фотографию которой мне передал ваш адвокат, и парня с густыми каштановыми волосами, красивым латинского типа лицом, голубыми глазами и родинкой под левой лопаткой.
   – Неплохо. Вы строго выполнили указание, – не выслеживать место жительства женщины, но зато узнать все о месте обитания мужчины?
   – Да, сэр. Я до сих пор не знаю, где она постоянно живет, если не считать…
   – Да?
   – Вы требуете полнейшей откровенности?
   – Разумеется.
   – Если не считать того, что я только что видел эту молодую красивую женщину, в одном из патио вашего дворца, когда шел к Вам…
   – Вы сообразительный человек, и потому не будем развивать эту тему. То, что вы поняли, останется между нами.
   – Конечно, сэр.
   – Итак?
   – Итак, я их выследил. Он – Мигель Мартинец, по происхождению из бедной мексиканской семьи, нелегально проник в США 10 лет назад, натурализовался, получил гражданство, работал охранником, некоторое время был на службе у мистера Филиппе Родригеса…