Страница:
Юная молдаванка оказалась девчушкой с хваткой.
Она выяснила, кто убил мужа, к которому она за неделю семейной жизни успела привязаться, и казнила этих троих отморозков лютой смертью.
Их нашли в соседнем березнике, в километре от Максимова, подвешенными к березам за мошонки: судя по гримасам, которые запечатлелись на окостеневших лицах, страдали они перед смертью сильно.
А потом Чармен огляделась, и, поскольку в автомобилях ничего не понимала, а в Кишиневе работала оценщицей в комиссионно-антикварном магазине, и имела страсть и влечение ко всему блестящему и незабываемо красивому, то и подалась она в столь популярный в Максимове золотой бизнес.
Уже через месяц городок замер от ужаса и почувствовал железную хватку нежных пальчиков Чармен на своем горле.
Разрозненные цепочки самостийников-несунов и воров-индивидуалов Чармен стала объединять в группы, в звенья, в цепочки.
Городок просто таки завонял от десятков трупов конкурентов, которые не соглашались работать на Чармен «из процента».
И то сказать, у неё почти не оказалось исходного капитала даже для мелкого бизнеса, но зато была в распоряжении осиротевшая бригада отморозков, готовые за неё в огонь и в воду.
Господи, как только ни убивали несунов, отказавшихся от сотрудничества, в первое лето правления Чармен в Максимове.
Их закалывали ножами по дороге с работы в плотной толпе, их подстреливали из снайперской винтовки во время домашнего чаепития, их сжигали вместе с семьями в подсобках и дачных домиках, кого-то перед смертью пытали, кого-то запугивали, насилуя жен и дочек, избивая сыновей и матерей.
Самых крутых Чармен приловчилась сдавать милиции. То есть такие доказательства представляла, что милиции – одно удовольствие брать, а прокуратуре – расследовать.
Вот это Тимура Маева и насторожило спервоначалу. Уж больно легко до суда доходили дела последних месяцев по «золотому заводу». А копнул, чуть почистил – и вот оно, прелестное личико Чармен за всем этим светится.
Отморозки свои пальчики везде оставляли. Так что их то он взять тоже мог быстро и без напряга. А вот к самой Чармен – ничего. Только подозрения. А их, как известно, к делу не подошьешь. Так что окружил Тимур Маев молодую предводительницу банды со всех сторон, а, – как у лисы в известной притче с зеленным виноградом – не дотянуться. Ждать надо, когда она сама ошибется. А тем временем и город Максимов Тимур Маев «окружил». Наладил контакт с милицией, ФСБ, налоговой полицией, соседними воинскими частями. Стали рейды устраивать на дорогах. Ну, что сказать? Пару раз хорошие «эшелоны» взяли с золотишком. Большой урон понесла группировка Чармен. Но очень быстро оправилась, Тимур Маев подсчитал, как быстро она оправилась и снова снарядила «караван» на Клайпеду, и ужаснулся. При таком размахе хищений скоро золота в России не останется. Тем более – кризиз колебания зеленого коридора, на русское золото вся надежда. А тут-такое.
И вдруг – тишина.
По данным прокурорской разведки, столкнулась Чармен с какой – то московской бандой. И что интересно – во главе этой банды тоже, по слухам, женщина, по кличке Игуана.
Это ещё хорошо, что полковник Патрикеев и генерал Маев (госсоветник юстиции III класса, – фактически, генерал-майор, старший следовательно по особо важным делам при генпрокуроре России) случайно как-то в Доме писателей на вечере современного русского триллера встретились, обменялись заботами, и вышло интересно и перспективно. Группировки Игуаны, оказалось, им обоим кровь портили.
Игуана была в силе. Не какой-то заезжей молдаванке ей поперед дороги вставать. Трупы опять стали появляться вокруг города Максимова в большом количестве.
Половина группировки Чармен полегла в боях. И человек 25 из тех, кто на неё в Максимове работал «по золоту».
И что интересно: на всех «новых» трупах милиция и прокуратура находила следы жесточайших пыток. Словно тут орда фашистская прошла. Как после уборки в застенках Мюллера на Принцальбрехштрассе в Берлине. А это русские своих же русских так жестоко.
– Значит, надо им что-то узнать? – без большой головной боли догадался Тимур Маев.
Когда в машине были взорваны последние пятеро из «братков» мужа Чармен и она осталась одна, Чармен пропала.
Вот только что была под колпаком милиции, ФСБ, прокуратуры. И вот уже нет её.
Маев всю округу на уши поставил. Привлек соседнюю в/ч, провели обыски по всему городу. И нашли в одном из гаражей сгоревшую «ауди». Труп явно женский. Опознать невозможно. Но вот вещи – обгорелое золотое ожерелье с брильянтами, кольца, серьги тоже с брильянтами – опознали.
Выходило, что убили Чармен.
И опять – нет человека, нет проблемы.
Все надо прокуратуре заново начинать. Кто на новенького? Милиция выдвинула свою версию-это расправа Игуаны с провинциальной принцессой, умевшей быть неучтивой и неуступчивой.
Но Тимур Маев потому и был генералом, а не прапорщиком, что в отличие от последних, но пользуясь их лексиконом, «думал головой».
– А что, если… – подумал Тимур. И… запросил коллег в Респубике Молдова, те в обмен на интересующую их информацию о воре в законе Чупеле, убившем цыганского барона Жажу вместе с его многочисленной семьей, прислали медицинскую карту со снимками от дантиста из Кишинева из среднего медицинского училища по подготовке акушерок, которое чуть было не закончила, если бы не скоропалительное замужество, Чармен.
Сравнили челюсти. Дело это малоэстетичное. Но очень полезное.
Потому что только так наверняка и узнали, что сгорела другая женщина.
Скорее всего, какая-то бомжиха – пьянчужка, которую сама Чармен или по её приказу подпоили, убили, сунули в машину, одели – приукрасили «под Чармен» и сожгли в частном гараже.
Тем временем координации деятельности правоохранительных органов в городке Максимове стала получше, двоих милицейских арестовали и посадили, сержанта и старлея, остальных пугнули, дав понять, что про многих, если не про всех, кто «доит» несунов, известно в прокуратуре. И нести.., ну не то чтобы совсем перестали. Этого не добиться в России ничем и никогда, тем более в одной отдельно взятой административной единице. Но гораздо меньше, ну, то есть несравнимо!
А мелкие несуны – это уже прерогатива районной прокуратуры. То, что ему было надо, Тимур Маев в Максимове сделал, и, расследуя далее дело «Голден Роза», выехал в Клайпеду, туда, куда, по имевшейся у него эксклюзивной информации от агентов из криминальной среды Чармен вывезла собранные ею в Максимове за год работы и ещё не вывезенные ранее 654 кг. золота в слитках.
И когда Тимур Маев и Егор Патрикеев пили под стеклянной крышей, под кронами каких-то даже не сильно пыльных пальм кофе по 80 р. за чашку в кафе «Националь», то поговорить им было о чем. Тем более, что за кофе они не платили. Кофе их угощал элегантный мужчина лет сорока, в сером костюме с искоркой и бордовом со звездочками галстуке, их старый приятель, в далеком прошлом – генерал генпрокуратуры, потом… Ну, словом, человек непростой судьбы, и, по данным Егора и Тимура достаточно богатый, чтобы угостить старых друзей кофе по 80 р. за чашку.
Говорили они обо всем. Но все больше про молодую женщину по имени Чармен и некую женщину без возраста (потому что её никто не видел и никто о ней ничего не знал) по кликухе Игуана.
В результате этого разговора Т. А. Маев и Егор Патрикеев на следующею утро выехали в Клайпеду.
Дело об убийстве коллекционера Валдиса Кирша
Она выяснила, кто убил мужа, к которому она за неделю семейной жизни успела привязаться, и казнила этих троих отморозков лютой смертью.
Их нашли в соседнем березнике, в километре от Максимова, подвешенными к березам за мошонки: судя по гримасам, которые запечатлелись на окостеневших лицах, страдали они перед смертью сильно.
А потом Чармен огляделась, и, поскольку в автомобилях ничего не понимала, а в Кишиневе работала оценщицей в комиссионно-антикварном магазине, и имела страсть и влечение ко всему блестящему и незабываемо красивому, то и подалась она в столь популярный в Максимове золотой бизнес.
Уже через месяц городок замер от ужаса и почувствовал железную хватку нежных пальчиков Чармен на своем горле.
Разрозненные цепочки самостийников-несунов и воров-индивидуалов Чармен стала объединять в группы, в звенья, в цепочки.
Городок просто таки завонял от десятков трупов конкурентов, которые не соглашались работать на Чармен «из процента».
И то сказать, у неё почти не оказалось исходного капитала даже для мелкого бизнеса, но зато была в распоряжении осиротевшая бригада отморозков, готовые за неё в огонь и в воду.
Господи, как только ни убивали несунов, отказавшихся от сотрудничества, в первое лето правления Чармен в Максимове.
Их закалывали ножами по дороге с работы в плотной толпе, их подстреливали из снайперской винтовки во время домашнего чаепития, их сжигали вместе с семьями в подсобках и дачных домиках, кого-то перед смертью пытали, кого-то запугивали, насилуя жен и дочек, избивая сыновей и матерей.
Самых крутых Чармен приловчилась сдавать милиции. То есть такие доказательства представляла, что милиции – одно удовольствие брать, а прокуратуре – расследовать.
Вот это Тимура Маева и насторожило спервоначалу. Уж больно легко до суда доходили дела последних месяцев по «золотому заводу». А копнул, чуть почистил – и вот оно, прелестное личико Чармен за всем этим светится.
Отморозки свои пальчики везде оставляли. Так что их то он взять тоже мог быстро и без напряга. А вот к самой Чармен – ничего. Только подозрения. А их, как известно, к делу не подошьешь. Так что окружил Тимур Маев молодую предводительницу банды со всех сторон, а, – как у лисы в известной притче с зеленным виноградом – не дотянуться. Ждать надо, когда она сама ошибется. А тем временем и город Максимов Тимур Маев «окружил». Наладил контакт с милицией, ФСБ, налоговой полицией, соседними воинскими частями. Стали рейды устраивать на дорогах. Ну, что сказать? Пару раз хорошие «эшелоны» взяли с золотишком. Большой урон понесла группировка Чармен. Но очень быстро оправилась, Тимур Маев подсчитал, как быстро она оправилась и снова снарядила «караван» на Клайпеду, и ужаснулся. При таком размахе хищений скоро золота в России не останется. Тем более – кризиз колебания зеленого коридора, на русское золото вся надежда. А тут-такое.
И вдруг – тишина.
По данным прокурорской разведки, столкнулась Чармен с какой – то московской бандой. И что интересно – во главе этой банды тоже, по слухам, женщина, по кличке Игуана.
Это ещё хорошо, что полковник Патрикеев и генерал Маев (госсоветник юстиции III класса, – фактически, генерал-майор, старший следовательно по особо важным делам при генпрокуроре России) случайно как-то в Доме писателей на вечере современного русского триллера встретились, обменялись заботами, и вышло интересно и перспективно. Группировки Игуаны, оказалось, им обоим кровь портили.
Игуана была в силе. Не какой-то заезжей молдаванке ей поперед дороги вставать. Трупы опять стали появляться вокруг города Максимова в большом количестве.
Половина группировки Чармен полегла в боях. И человек 25 из тех, кто на неё в Максимове работал «по золоту».
И что интересно: на всех «новых» трупах милиция и прокуратура находила следы жесточайших пыток. Словно тут орда фашистская прошла. Как после уборки в застенках Мюллера на Принцальбрехштрассе в Берлине. А это русские своих же русских так жестоко.
– Значит, надо им что-то узнать? – без большой головной боли догадался Тимур Маев.
Когда в машине были взорваны последние пятеро из «братков» мужа Чармен и она осталась одна, Чармен пропала.
Вот только что была под колпаком милиции, ФСБ, прокуратуры. И вот уже нет её.
Маев всю округу на уши поставил. Привлек соседнюю в/ч, провели обыски по всему городу. И нашли в одном из гаражей сгоревшую «ауди». Труп явно женский. Опознать невозможно. Но вот вещи – обгорелое золотое ожерелье с брильянтами, кольца, серьги тоже с брильянтами – опознали.
Выходило, что убили Чармен.
И опять – нет человека, нет проблемы.
Все надо прокуратуре заново начинать. Кто на новенького? Милиция выдвинула свою версию-это расправа Игуаны с провинциальной принцессой, умевшей быть неучтивой и неуступчивой.
Но Тимур Маев потому и был генералом, а не прапорщиком, что в отличие от последних, но пользуясь их лексиконом, «думал головой».
– А что, если… – подумал Тимур. И… запросил коллег в Респубике Молдова, те в обмен на интересующую их информацию о воре в законе Чупеле, убившем цыганского барона Жажу вместе с его многочисленной семьей, прислали медицинскую карту со снимками от дантиста из Кишинева из среднего медицинского училища по подготовке акушерок, которое чуть было не закончила, если бы не скоропалительное замужество, Чармен.
Сравнили челюсти. Дело это малоэстетичное. Но очень полезное.
Потому что только так наверняка и узнали, что сгорела другая женщина.
Скорее всего, какая-то бомжиха – пьянчужка, которую сама Чармен или по её приказу подпоили, убили, сунули в машину, одели – приукрасили «под Чармен» и сожгли в частном гараже.
Тем временем координации деятельности правоохранительных органов в городке Максимове стала получше, двоих милицейских арестовали и посадили, сержанта и старлея, остальных пугнули, дав понять, что про многих, если не про всех, кто «доит» несунов, известно в прокуратуре. И нести.., ну не то чтобы совсем перестали. Этого не добиться в России ничем и никогда, тем более в одной отдельно взятой административной единице. Но гораздо меньше, ну, то есть несравнимо!
А мелкие несуны – это уже прерогатива районной прокуратуры. То, что ему было надо, Тимур Маев в Максимове сделал, и, расследуя далее дело «Голден Роза», выехал в Клайпеду, туда, куда, по имевшейся у него эксклюзивной информации от агентов из криминальной среды Чармен вывезла собранные ею в Максимове за год работы и ещё не вывезенные ранее 654 кг. золота в слитках.
И когда Тимур Маев и Егор Патрикеев пили под стеклянной крышей, под кронами каких-то даже не сильно пыльных пальм кофе по 80 р. за чашку в кафе «Националь», то поговорить им было о чем. Тем более, что за кофе они не платили. Кофе их угощал элегантный мужчина лет сорока, в сером костюме с искоркой и бордовом со звездочками галстуке, их старый приятель, в далеком прошлом – генерал генпрокуратуры, потом… Ну, словом, человек непростой судьбы, и, по данным Егора и Тимура достаточно богатый, чтобы угостить старых друзей кофе по 80 р. за чашку.
Говорили они обо всем. Но все больше про молодую женщину по имени Чармен и некую женщину без возраста (потому что её никто не видел и никто о ней ничего не знал) по кликухе Игуана.
В результате этого разговора Т. А. Маев и Егор Патрикеев на следующею утро выехали в Клайпеду.
Дело об убийстве коллекционера Валдиса Кирша
Ни один нормальный следователь не любит «висяков». Можно как угодно называть «дела», у которых нет судебной перспективы. «Гиблые», «дохлые», «мертвые»…
Когда же речь идет о «деле», по которому проходит один, а то и больше трупов, то термин «мертвое» дело становится совсем уж каким-то зловещим.
В «деле, об убийстве г-на В. М. Кирша» три трупа как минимум были. Следовательно, – кроме ограбления квартиры, похищения уникальной коллекции, были убиты люди. Кроме того, можно было предположить и ещё один труп: семья коллекционера давно вернулась с Кипра, а сам Валдис, уехавший на пару дней на – рыбалку, так и не приехал домой.
Мобилизовали воинскую часть, расположенную – недалеко от озера, где обычно рыбачил Кирш. На озеро прибыла спасательная часть подводников. Воины прочесали все ближайшие леса, а спасатели с аквалангами обшарили все дно озера. Было известно, что Валдис сочетал даже в холодное время года обычную рыбалку с подводной охотой. У него был замечательный импортный костюм для подводного плавания. Выйти из строя костюм не мог, – качество не позволяло. Кончиться кислород тоже не мог – Валдис был человек рассудительный и расчетливый. Если бы напали грабители, остались бы хоть какие-то следы. А так – ни машины, ни тела. Ничего. Заодно спасатели достали со дня озера три в разное время опушенные в воду трупа с разной датой предполагаемой смерти. Верочка решила, что возле озера промышляет банда, убивающая владельцев транспортных средств, трупы спускающая в воду, а машины вывозящая за пределы Московской области.
За пределами области машину, пока не искали. Пришлось объявить Всероссийский розыск машины.
Но тут идентифицировали трупы. Оказалось, что это останки трех пехотинцев солнечногорской и ростокинской преступных группировок. Верочка связалась с УБОПом города и области. Оказалось, что за последние два месяца было несколько разборок, после которых рубэповцы не досчитались нескольких трупов бойцов из числа встречавшихся на «стрелке» бандитов. Так все встало на свои места. Бандитам – и живым, и мертвым – каждому подобрали свое место, кому в камере, кому на кладбище. Только вот тела Валдиса Кирша так и не могли найти. Нет трупа, нет проблемы? Если бы так. Нет трупа, – две проблемы. Это как минимум. Потому что как минимум надо искать двоих, – убийцу и убитого.
В том, что Валдис Кирш убит, у Верочки сомнений не было. Весь вопрос в том, было ли как-то связано ограбление его квартиры и его исчезновение.
Скорее всего, было. Хотя бы потому, что стоимость похищенных коллекций, по самым приблизительных подсчетам приближалась к шести миллионам долларов США. Конечно, бывают совпадения. Но в истории криминалистики можно по пальцам пересчитать случаи, когда похищалась бы столь дорогая коллекция, пропадал её владелец, и оба события не были бы никак связаны между собой. Верочка, при всем её романтизме, была особа трезвая и рациональная. В чудеса она не верила. С детства. Конечно, случай с наследством, квартирой, картинами, панагией Софьи Палеолог более впечатлительная дамочка легко сочла бы за чудо, за знак небес, Божье провидение. Верочка же говорила:
Просто надо хорошо к людям относиться. И они к тебе будут хорошо. И называется это уже много веков «золотым правилом нравственности».
Если честно, то в то, что Манефа Разорбаева – её мать, она не верила. И, хотя можно было бы проследить сюжетные линии со дня её рождения, поступления в детдом из Дома ребенка, её удочерения… Но не хотелось. И она регулярно теперь навещала могилы как своих приемных родителей, так и Манефы Разорбаевой, скорее всего, просто вообразившей, что она мать Верочки и завещавшей ей квартиру просто потому, что Верочка по-человечески отнеслась к её заявлению.
Ну, нет тела Валдиса Кирша, и суда нет.
Надо пока искать грабителя и убийцу.
Человек это, судя по всему, сообразительный. Следов оставил мало. Или работал ещё и опытный чистильщик. Или, что скорее всего, когда речь идет о шестимиллионной коллекции, и то, и другое.
Загадки начались ещё на подходах к квартире коллекционера.
Верочка сразу же осмотрела двор, часть сквера, примыкавшего к окнам квартиры Киршей.
Под окнами квартиры, коллекционера она обнаружила следы борьбы.
Верочка давно научилась читать следы не хуже знаменитого Следопыта Фенимора Купера. Она явственно «прочитала» на мягкой земле, на траве, на бетонном бордюрчике, отделявшем дерн от стены, – что здесь было совершено насилие. Следы жертвы, скомканные, сбитые в странном танце, свидетельствовали, скорее всего, что жертву душили.
Еще одну деталь обнаружила она с внешней стороны дома.
На уровне второго этажа белел облом крупной ветви. Конечно, могла быть случайность. Но вы помните, что считала Верочка относительно случайностей в делах об убийстве вообще коллекционера – миллионера, в частности. Она нашла в гуще кустарника заброшенную туда ветку. На ветке был надлом, характерных для надлома, сделанного человеком, а не ветром, ураганом, которые последнее время нередко проносились над Москвой. В московских палисадниках, скверах и парках никого сегодня не удивит сломанная ветка, вырванное с корнем дерево.
Здесь было что-то иное. И Верочка эту деталь запомнила.
И когда нашла в квартире коллекционера труп молодого человека, после двухдневных раздумий пришла к выводу, что не он сам пришел в квартиру. И не сверхсильный преступник его туда притащил, чтобы увести внимание следователя в сторону. Скорее всего, юноша был убит ещё на улице. И медэкспертиза подтвердила её предположение.
На шее юноши было две странгуляционные борозды – одна, более ранняя которая, скорее всего, и привела к его смерти, – от «струнки», и другая от веревки, которой, его, скорее всего, и втаскивали с земли на второй этаж, в квартиру через окно. Вот для чего понадобилась ветка! Ветка, похоже, эту операцию выдержала. Но несла на себе явные следы этой операции, вот почему, скорее всего, чистильщик и обломал её, забросив глубоко в кустарник, где она должна была полностью слиться с обломками после летнего московского урагана.
Вообще, преступление было хорошо организовано. В квартиру преступник проник, совершенно ясно, с помощью поддельных ключей. Следы «фомки» – лишь инсценировка. Найти золотые монеты в доске подоконника можно было, только точно зная, что где спрятано. Сейф вскрыт мастерски. Найти его за портретом Екатерины II было не так уж сложно методом «тыка». А вот знать «секрет» сейфа, с его вторым, спрятанным замком, – для этого нужен очень хороший наводчик.
Так что параллельно с телом коллекционера, скорее всего, мертвым, нужно искать ещё и тело наводчика, которого, скорее всего, тоже не оставили в живых.
И тело такое, нашлось. Верочка не закончила ещё проверку всех, так или иначе бывавших в доме коллекционера и имевших, либо возможность видеть, как Валдис Кирш открывает сейфы, либо время, чтобы разобраться во всех его секретах. Постепенно круг подозреваемых сужался. Пока не сузился до одного человека: опытнейшего мастера, ремонтировавшего в доме Кирша всю «технику» – от сейфовых замков до холодильника. Это был старый друг семьи, и Верочка долго не решалась пригласить его на беседу. Наконец, она сама поехала к нему. Но мастер умер задолго до её визита от инфаркта.
Вот такие дела: оснований для требования эксгумации не было.
Но… Верочка встретилась с врачом райполиклиники, опытнейшим доктором, до выхода на пенсию, к её счастью, работавшим судмедэкспертом. И он «под запись» рассказал ей, что инфаркт был странным.
– Я наблюдал Никодима Петроовича в течение последних трех лет. Это то время, что я работал после выхода на пенсию здесь, в райбольнице. Он жаловался на обширный остеохондроз, больше всего «доставал» его радикулит. Очень редко бывали простуды. Но это был практически здоровый человек. То есть, то, что у горожан в 70 лет сплошь и рядом – диабет, гепатит, ишемия, стенокардия, – у него напрочь не было. Все внутренние органы здоровые, как у 18-летнего. И вдруг обширный инфаркт. Да я ему кардиограмму делал так, поскольку положено в его возрасте хотя бы раз в год делать, как раз накануне смерти.
Сохранилась и кардиограмма. Верочка копию её подшила в дело.
– Так от чего же он умер?
– А вот не знаю. Внешне – точно от инфаркта. Но при здоровом практически сердце, это странно. Странно и другое. Если бы Вы не заинтересовались этой смертью, если бы не здоровое сердце накануне инфаркта, я бы не обратил внимания. Но… На запястьях были почти незаметные следы, как бы это сказать, ремней, веревок, Вы понимаете? Пут…
– Может быть, его довели до инфаркта пытками?
– Нет… При здоровом сердце довести до инфаркта довольно сложно. Хотя насчет пыток… Я бы мог предположить, что его пытали. На мошонке следы электродов. Муки страшные, следов почти нет. Тем более, кому придет в голову рассматривать мошонку у трупа человека, умершего от инфаркта? Тут совпало, что я бывший судмедэксперт. И я невольно замечаю все, что, так сказать, не вписывается в картину.
– Что же ещё не вписывалось?
– След от укола.
– И Вы проверили, никто из медиков его в последнее время не колол, то есть ему не делались инъекции, заборы крови, и Вы проверили, не был ли покойный наркоманом…
– Разумеется…
– Ваши предположения?
– Я их отгонял… Старался об этом не думать. Иначе мне пришлось бы требовать расследования, травмировать близких, а Никодима – то не вернешь…
– Его не вернешь. Но можно наказать убийцу…
– Вы правы, конечно же, Вы правы. Я готов дать показания в суде, если потребуется.
– Может, и потребуется. Только убийцу, похоже, уже не найти в живых, – подумала Верочка. – Она вспомнила, что при осмотре трупов, найденных в озере Ловежское, были высказаны предположения об их принадлежности к местной преступной группировке. Ей что запомнилось: сотрудник районного уголовного розыска, выезжавший вместе с ней «на трупы», однозначно определил три вздувшихся от долгого лежания в воде тела:
– Это Веня Тертый. Три судимости. Специализации в банде – пытки током.
– Вы его знали?
– Я их всех знал. Второй, толстый, ну он и до воды толстый был, это Митя Керя, у него тонкая специализация, он в юности фельдшером в сельской больнице начинал. Он на уколах специализируется.
– То есть?
– Ну, если надо укольчик в вену делать, например, чтоб держатель крупного состояния был посговорчивее, или, вот ещё мода была, вводили медикаментозные средства, вызывающие адские боли, – следов почти никаких, а человек готов подписать любые документы о передаче членам банды своей квартиры, машины, да чего там, боль такая, рассказывали, что мать родную сдашь… Были у меня на него свидетельские показания, но на суде все рассыпалось. Свидетели заявили, что я под пытками у них эти показания выбивал. Мне же чуть и не попало. А дело рассыпалось.
Вот этот рассказ седоусого сыскаря и вспомнила Верочка в райбольнице.
Итак, – картинка печальная. Старика, знавшего сейфы и квартирные тайники дома Киршей на правах старинного приятеля, убили. Киллера и того, который пытал старого мастера, утопили, и концы в воду.
– Пойдем дальше, – сказала себе Верочка.
Оставались следы, которые замести невозможно.
Следы от оружия.
Раны, нанесенные обоим старикам, – тестю коллекционера, случайно оказавшемуся в квартире в ночь ограбления, и его другу.
Эксперты были однозначно уверены: выстрелы совершены из миниатюрного «Рэйвена», который скорее подошел бы дамочке, а не матерому бандиту. Тогда, к слову сказать, Верочке впервые и пришла мысль, что грабитель и убийца – женщина.
Именно из ствола «Рэйвена» вылетела пуля калибра 6, 35, ударившая в ребро полковника Привалова, тестя Кирша. Удар был не настолько силен, чтобы перебить ребро и поразить сердце, – калибр слаб но достаточно силен, чтобы вызвать болевой шок. Старик потерял сознание, и это его спасло. Еще две пули прошли навылет, не задев жизненно важных органов, но вызвав достаточно обильное, чтобы убедить преступника в гибели жертвы, но не достаточно сильное, чтобы вызвать смерть старика, кровотечение.
Старик, правда, пока лежал в реанимации и показаний дать не мог.
Надо было копать дальше.
Экспертиза дала интересные наблюдения относительно универсальной отмычки, которой работал грабитель. Сделанная из легированной стали, она сама, вернее её следы, уже наводили на конкретный адрес.
– Такие отмычки для всего уголовного мира делал только один человек в Подмосковьи, – Архип Пронин. Но ему уже 84, он давно после последней отсидки «за соучастие» завязал. Так что вряд ли, – заметил тот же седоусый сыскарь из райУГРО. Но на всякий случай вдвоем съездили к старому Архипу.
– А он уж неделю как уехал на рыбалку и не возвращался, – спокойно заявила его жена.
– Бывало с ним такое ранее? – удивилась Верочка.
– Чтоб на неделю?
– Чтоб уехал, вроде как, ненадолго, а не возвращался долго?
– А ведь правда. Еды взял на три дня. А нет его уж неделю, – насторожилась старуха.
– Так бывало такое?
– А и Ваша правда, бывало. Это, знаете, от чего зависит. Если он там с какими городскими рыбаками встренулся, а у них и выпить, и закусить, а мой-то, Архип, золотые руки, у него снасть рыбацкая такая, ну, право замечательная, и места он рыбные знаешь как чует, так могли его уговорить.
– Я думал, он завязал, – хмуро бросил сыскарь.
– Это он в воровском деле завязал, как на мне женился, – гордо призналась старуха, – А выпить он завсегда охочь, особо на дармовщинку. Как с воровством завязал, так денег-то мало стало. А пенсия, сами знаете, так что – я даже и не в обиде.
– Поехали в морг, – вдруг сказал сыскарь. – Поехали, будем утопленника идентифицировать. Того, что даже я не узнал. Уж очень он раздут от воды и лицо рыбами, должно сом, поеден.
… Старуха однозначно в этом озерном утопленике опознала своего мужа Архипа – по большому родимому пятну на ягодице.
– Ну, извини, пятна я у его не видал. А лицо опознать нет возможности, – обиженно бросил опер, расставаясь с понравившейся ему следовательшей из Москвы.
– Да что Вы, Вы и так мне очень и очень помогли, – призналась Верочка, как всегда в такие моменты расцветая румянцем.
Так у Верочки райУГРО появился ещё один страстный поклонник.
А тут оклемался в реанимации Иван Кузьмич Привалов, тесть Кирша, и зав. отделением Армен Борисович Саакянц разрешил с ним две минуты побеседовать.
Дед держался молодцем. К нему допустили дочь с внуками, для поцелуя, и на две минуты Верочку Пелевину.
– Что с Федей? – первое что спросил Привалов.
– К сожалению, Ваш друг Федор Фомич Коршунов убит.
Верочка решила, что с бывшим муровцем можно прямо и откровенно:
– Иван Кузьмич, у меня всего две минуты. Больше врач пока не разрешает. Хотя бы коротко, что Вы помните?
– Телеграфно, для протокола: зять попросил побыть пару дней, пока он на рыбалке. Дочь с внуками отдыхать на Кипр улетели. А у них такая коллекция. Еще прадед зятя начал собирать. Ну, я, чтоб – не скучать, пригласил с собой Федю. Никогда себе не прощу. Сколько лет вместе в МУРе, все ранения по касательной, а тут нашла его пуля…
– По протоколу… – напомнила Верочка.
– По протоколу – без эмоций, значит, зять сказал: пейте, Все, что есть в баре, от пупа. Навродя гонорара, что мы коллекцию охраняем. Ну, мы с Федей за первый день и успели, что бутылку «Скоча», это шотландское виски…
– Я за знаю…
– И бутылку джина с тоником. Ну, тоник, он коварный. Ночью, извиняюсь, поссать захотелось. Вышел я, – гляжу, – шкет какой-то стоит под портретами с фонариком…
– Почему шкет?
– Ну, невысокий, тошой…
– Но точно знаете, что парень?
– А вот и неточно. Он, значится, глянул на меня, вначале на лицо, потом ниже… А я, извиняюсь, снизу голый.
Ну, и я машинально – с головы шкета глазами вниз. Мне что запомнилось: ноги маленькие. Ботинки мужские, а ноги, навроде как женские. И рука, которая ствол в меня направила, тоже, навроде как, – женская. А так – вроде и парень, стрижка мальчуковая, лицо бледное. А одет – так сейчас все одеваются – джинсики, курточка джинсовая.
– И что Вы сделали?
– А что я, ветеран МУРа, накануне нашего юбилея, – Вы знаете, что МУР юбилей нынче отмечал?
– Знаю. И что же Вы…
– Ну, я попробовал на прием его взять. Я-то жилистый, а парнишка на вид хлипкий, я что думал – сколь в меня целились, а ведь попадали реже, чем целились. Как то ж отбивался. Ну, я прием применил.
– Какой прием?
– Ну, ногой так вот… Ой, больно…
– Вы не показывайте, рассказывайте, а то меня ваш врач мигом из палаты выставит. А мне каждое Ваше слово дорого. И что?
– Ну, ногой ствол задел, все же… Да пацан ловкий, изловчился, выбитый ствол поймал и успел нажать на курок, прежде чем я снова сгруппировался… Конечно, возраст уже не тот. И тут – хлоп в грудь, калибр небольшой, но толчок ощутимый был. И враз – боль резкая, и я упал.
– И сознание потеряли?
– Вроде как потерял.
– Чувствовали, что в Вас ещё дважды выстрелили?
– Не поверите, чувствовал. Но знаете, как бывает, укол обезболивающий в десну сделают, и зуб тащут… Бывало?
– Бывало.
– Вот. Броде боли не чуешь. А все ощутимо. Вот я лежу без сознания, а чувствую, в грудь словно два таких сильных толчка – бац, бац… И дальше – тишина. Все. Очнулся в больнице.
Это Вас и спасло. Преступник не стал делать контрольный выстрел. Посчитал, что три ранения в районе сердца более чем достаточно…
– Да… Повезло. А калибр ствола я точно определю – «РэйВен», 6, 35. Это точно, как в аптеке.
– Так и есть. Наши с Вами наблюдения сходятся с данными экспертизы. Но три ранения даже такой пулькой могли вполне оказаться смертельными. А Вы не чувствовали, как Вам в руку этот «Рэйвен» всовывают?
– Это как?
– Вас нашли с тремя пулями в груди и с вашей запаховой меткой на пистолете «Рэивен».
Когда же речь идет о «деле», по которому проходит один, а то и больше трупов, то термин «мертвое» дело становится совсем уж каким-то зловещим.
В «деле, об убийстве г-на В. М. Кирша» три трупа как минимум были. Следовательно, – кроме ограбления квартиры, похищения уникальной коллекции, были убиты люди. Кроме того, можно было предположить и ещё один труп: семья коллекционера давно вернулась с Кипра, а сам Валдис, уехавший на пару дней на – рыбалку, так и не приехал домой.
Мобилизовали воинскую часть, расположенную – недалеко от озера, где обычно рыбачил Кирш. На озеро прибыла спасательная часть подводников. Воины прочесали все ближайшие леса, а спасатели с аквалангами обшарили все дно озера. Было известно, что Валдис сочетал даже в холодное время года обычную рыбалку с подводной охотой. У него был замечательный импортный костюм для подводного плавания. Выйти из строя костюм не мог, – качество не позволяло. Кончиться кислород тоже не мог – Валдис был человек рассудительный и расчетливый. Если бы напали грабители, остались бы хоть какие-то следы. А так – ни машины, ни тела. Ничего. Заодно спасатели достали со дня озера три в разное время опушенные в воду трупа с разной датой предполагаемой смерти. Верочка решила, что возле озера промышляет банда, убивающая владельцев транспортных средств, трупы спускающая в воду, а машины вывозящая за пределы Московской области.
За пределами области машину, пока не искали. Пришлось объявить Всероссийский розыск машины.
Но тут идентифицировали трупы. Оказалось, что это останки трех пехотинцев солнечногорской и ростокинской преступных группировок. Верочка связалась с УБОПом города и области. Оказалось, что за последние два месяца было несколько разборок, после которых рубэповцы не досчитались нескольких трупов бойцов из числа встречавшихся на «стрелке» бандитов. Так все встало на свои места. Бандитам – и живым, и мертвым – каждому подобрали свое место, кому в камере, кому на кладбище. Только вот тела Валдиса Кирша так и не могли найти. Нет трупа, нет проблемы? Если бы так. Нет трупа, – две проблемы. Это как минимум. Потому что как минимум надо искать двоих, – убийцу и убитого.
В том, что Валдис Кирш убит, у Верочки сомнений не было. Весь вопрос в том, было ли как-то связано ограбление его квартиры и его исчезновение.
Скорее всего, было. Хотя бы потому, что стоимость похищенных коллекций, по самым приблизительных подсчетам приближалась к шести миллионам долларов США. Конечно, бывают совпадения. Но в истории криминалистики можно по пальцам пересчитать случаи, когда похищалась бы столь дорогая коллекция, пропадал её владелец, и оба события не были бы никак связаны между собой. Верочка, при всем её романтизме, была особа трезвая и рациональная. В чудеса она не верила. С детства. Конечно, случай с наследством, квартирой, картинами, панагией Софьи Палеолог более впечатлительная дамочка легко сочла бы за чудо, за знак небес, Божье провидение. Верочка же говорила:
Просто надо хорошо к людям относиться. И они к тебе будут хорошо. И называется это уже много веков «золотым правилом нравственности».
Если честно, то в то, что Манефа Разорбаева – её мать, она не верила. И, хотя можно было бы проследить сюжетные линии со дня её рождения, поступления в детдом из Дома ребенка, её удочерения… Но не хотелось. И она регулярно теперь навещала могилы как своих приемных родителей, так и Манефы Разорбаевой, скорее всего, просто вообразившей, что она мать Верочки и завещавшей ей квартиру просто потому, что Верочка по-человечески отнеслась к её заявлению.
Ну, нет тела Валдиса Кирша, и суда нет.
Надо пока искать грабителя и убийцу.
Человек это, судя по всему, сообразительный. Следов оставил мало. Или работал ещё и опытный чистильщик. Или, что скорее всего, когда речь идет о шестимиллионной коллекции, и то, и другое.
Загадки начались ещё на подходах к квартире коллекционера.
Верочка сразу же осмотрела двор, часть сквера, примыкавшего к окнам квартиры Киршей.
Под окнами квартиры, коллекционера она обнаружила следы борьбы.
Верочка давно научилась читать следы не хуже знаменитого Следопыта Фенимора Купера. Она явственно «прочитала» на мягкой земле, на траве, на бетонном бордюрчике, отделявшем дерн от стены, – что здесь было совершено насилие. Следы жертвы, скомканные, сбитые в странном танце, свидетельствовали, скорее всего, что жертву душили.
Еще одну деталь обнаружила она с внешней стороны дома.
На уровне второго этажа белел облом крупной ветви. Конечно, могла быть случайность. Но вы помните, что считала Верочка относительно случайностей в делах об убийстве вообще коллекционера – миллионера, в частности. Она нашла в гуще кустарника заброшенную туда ветку. На ветке был надлом, характерных для надлома, сделанного человеком, а не ветром, ураганом, которые последнее время нередко проносились над Москвой. В московских палисадниках, скверах и парках никого сегодня не удивит сломанная ветка, вырванное с корнем дерево.
Здесь было что-то иное. И Верочка эту деталь запомнила.
И когда нашла в квартире коллекционера труп молодого человека, после двухдневных раздумий пришла к выводу, что не он сам пришел в квартиру. И не сверхсильный преступник его туда притащил, чтобы увести внимание следователя в сторону. Скорее всего, юноша был убит ещё на улице. И медэкспертиза подтвердила её предположение.
На шее юноши было две странгуляционные борозды – одна, более ранняя которая, скорее всего, и привела к его смерти, – от «струнки», и другая от веревки, которой, его, скорее всего, и втаскивали с земли на второй этаж, в квартиру через окно. Вот для чего понадобилась ветка! Ветка, похоже, эту операцию выдержала. Но несла на себе явные следы этой операции, вот почему, скорее всего, чистильщик и обломал её, забросив глубоко в кустарник, где она должна была полностью слиться с обломками после летнего московского урагана.
Вообще, преступление было хорошо организовано. В квартиру преступник проник, совершенно ясно, с помощью поддельных ключей. Следы «фомки» – лишь инсценировка. Найти золотые монеты в доске подоконника можно было, только точно зная, что где спрятано. Сейф вскрыт мастерски. Найти его за портретом Екатерины II было не так уж сложно методом «тыка». А вот знать «секрет» сейфа, с его вторым, спрятанным замком, – для этого нужен очень хороший наводчик.
Так что параллельно с телом коллекционера, скорее всего, мертвым, нужно искать ещё и тело наводчика, которого, скорее всего, тоже не оставили в живых.
И тело такое, нашлось. Верочка не закончила ещё проверку всех, так или иначе бывавших в доме коллекционера и имевших, либо возможность видеть, как Валдис Кирш открывает сейфы, либо время, чтобы разобраться во всех его секретах. Постепенно круг подозреваемых сужался. Пока не сузился до одного человека: опытнейшего мастера, ремонтировавшего в доме Кирша всю «технику» – от сейфовых замков до холодильника. Это был старый друг семьи, и Верочка долго не решалась пригласить его на беседу. Наконец, она сама поехала к нему. Но мастер умер задолго до её визита от инфаркта.
Вот такие дела: оснований для требования эксгумации не было.
Но… Верочка встретилась с врачом райполиклиники, опытнейшим доктором, до выхода на пенсию, к её счастью, работавшим судмедэкспертом. И он «под запись» рассказал ей, что инфаркт был странным.
– Я наблюдал Никодима Петроовича в течение последних трех лет. Это то время, что я работал после выхода на пенсию здесь, в райбольнице. Он жаловался на обширный остеохондроз, больше всего «доставал» его радикулит. Очень редко бывали простуды. Но это был практически здоровый человек. То есть, то, что у горожан в 70 лет сплошь и рядом – диабет, гепатит, ишемия, стенокардия, – у него напрочь не было. Все внутренние органы здоровые, как у 18-летнего. И вдруг обширный инфаркт. Да я ему кардиограмму делал так, поскольку положено в его возрасте хотя бы раз в год делать, как раз накануне смерти.
Сохранилась и кардиограмма. Верочка копию её подшила в дело.
– Так от чего же он умер?
– А вот не знаю. Внешне – точно от инфаркта. Но при здоровом практически сердце, это странно. Странно и другое. Если бы Вы не заинтересовались этой смертью, если бы не здоровое сердце накануне инфаркта, я бы не обратил внимания. Но… На запястьях были почти незаметные следы, как бы это сказать, ремней, веревок, Вы понимаете? Пут…
– Может быть, его довели до инфаркта пытками?
– Нет… При здоровом сердце довести до инфаркта довольно сложно. Хотя насчет пыток… Я бы мог предположить, что его пытали. На мошонке следы электродов. Муки страшные, следов почти нет. Тем более, кому придет в голову рассматривать мошонку у трупа человека, умершего от инфаркта? Тут совпало, что я бывший судмедэксперт. И я невольно замечаю все, что, так сказать, не вписывается в картину.
– Что же ещё не вписывалось?
– След от укола.
– И Вы проверили, никто из медиков его в последнее время не колол, то есть ему не делались инъекции, заборы крови, и Вы проверили, не был ли покойный наркоманом…
– Разумеется…
– Ваши предположения?
– Я их отгонял… Старался об этом не думать. Иначе мне пришлось бы требовать расследования, травмировать близких, а Никодима – то не вернешь…
– Его не вернешь. Но можно наказать убийцу…
– Вы правы, конечно же, Вы правы. Я готов дать показания в суде, если потребуется.
– Может, и потребуется. Только убийцу, похоже, уже не найти в живых, – подумала Верочка. – Она вспомнила, что при осмотре трупов, найденных в озере Ловежское, были высказаны предположения об их принадлежности к местной преступной группировке. Ей что запомнилось: сотрудник районного уголовного розыска, выезжавший вместе с ней «на трупы», однозначно определил три вздувшихся от долгого лежания в воде тела:
– Это Веня Тертый. Три судимости. Специализации в банде – пытки током.
– Вы его знали?
– Я их всех знал. Второй, толстый, ну он и до воды толстый был, это Митя Керя, у него тонкая специализация, он в юности фельдшером в сельской больнице начинал. Он на уколах специализируется.
– То есть?
– Ну, если надо укольчик в вену делать, например, чтоб держатель крупного состояния был посговорчивее, или, вот ещё мода была, вводили медикаментозные средства, вызывающие адские боли, – следов почти никаких, а человек готов подписать любые документы о передаче членам банды своей квартиры, машины, да чего там, боль такая, рассказывали, что мать родную сдашь… Были у меня на него свидетельские показания, но на суде все рассыпалось. Свидетели заявили, что я под пытками у них эти показания выбивал. Мне же чуть и не попало. А дело рассыпалось.
Вот этот рассказ седоусого сыскаря и вспомнила Верочка в райбольнице.
Итак, – картинка печальная. Старика, знавшего сейфы и квартирные тайники дома Киршей на правах старинного приятеля, убили. Киллера и того, который пытал старого мастера, утопили, и концы в воду.
– Пойдем дальше, – сказала себе Верочка.
Оставались следы, которые замести невозможно.
Следы от оружия.
Раны, нанесенные обоим старикам, – тестю коллекционера, случайно оказавшемуся в квартире в ночь ограбления, и его другу.
Эксперты были однозначно уверены: выстрелы совершены из миниатюрного «Рэйвена», который скорее подошел бы дамочке, а не матерому бандиту. Тогда, к слову сказать, Верочке впервые и пришла мысль, что грабитель и убийца – женщина.
Именно из ствола «Рэйвена» вылетела пуля калибра 6, 35, ударившая в ребро полковника Привалова, тестя Кирша. Удар был не настолько силен, чтобы перебить ребро и поразить сердце, – калибр слаб но достаточно силен, чтобы вызвать болевой шок. Старик потерял сознание, и это его спасло. Еще две пули прошли навылет, не задев жизненно важных органов, но вызвав достаточно обильное, чтобы убедить преступника в гибели жертвы, но не достаточно сильное, чтобы вызвать смерть старика, кровотечение.
Старик, правда, пока лежал в реанимации и показаний дать не мог.
Надо было копать дальше.
Экспертиза дала интересные наблюдения относительно универсальной отмычки, которой работал грабитель. Сделанная из легированной стали, она сама, вернее её следы, уже наводили на конкретный адрес.
– Такие отмычки для всего уголовного мира делал только один человек в Подмосковьи, – Архип Пронин. Но ему уже 84, он давно после последней отсидки «за соучастие» завязал. Так что вряд ли, – заметил тот же седоусый сыскарь из райУГРО. Но на всякий случай вдвоем съездили к старому Архипу.
– А он уж неделю как уехал на рыбалку и не возвращался, – спокойно заявила его жена.
– Бывало с ним такое ранее? – удивилась Верочка.
– Чтоб на неделю?
– Чтоб уехал, вроде как, ненадолго, а не возвращался долго?
– А ведь правда. Еды взял на три дня. А нет его уж неделю, – насторожилась старуха.
– Так бывало такое?
– А и Ваша правда, бывало. Это, знаете, от чего зависит. Если он там с какими городскими рыбаками встренулся, а у них и выпить, и закусить, а мой-то, Архип, золотые руки, у него снасть рыбацкая такая, ну, право замечательная, и места он рыбные знаешь как чует, так могли его уговорить.
– Я думал, он завязал, – хмуро бросил сыскарь.
– Это он в воровском деле завязал, как на мне женился, – гордо призналась старуха, – А выпить он завсегда охочь, особо на дармовщинку. Как с воровством завязал, так денег-то мало стало. А пенсия, сами знаете, так что – я даже и не в обиде.
– Поехали в морг, – вдруг сказал сыскарь. – Поехали, будем утопленника идентифицировать. Того, что даже я не узнал. Уж очень он раздут от воды и лицо рыбами, должно сом, поеден.
… Старуха однозначно в этом озерном утопленике опознала своего мужа Архипа – по большому родимому пятну на ягодице.
– Ну, извини, пятна я у его не видал. А лицо опознать нет возможности, – обиженно бросил опер, расставаясь с понравившейся ему следовательшей из Москвы.
– Да что Вы, Вы и так мне очень и очень помогли, – призналась Верочка, как всегда в такие моменты расцветая румянцем.
Так у Верочки райУГРО появился ещё один страстный поклонник.
А тут оклемался в реанимации Иван Кузьмич Привалов, тесть Кирша, и зав. отделением Армен Борисович Саакянц разрешил с ним две минуты побеседовать.
Дед держался молодцем. К нему допустили дочь с внуками, для поцелуя, и на две минуты Верочку Пелевину.
– Что с Федей? – первое что спросил Привалов.
– К сожалению, Ваш друг Федор Фомич Коршунов убит.
Верочка решила, что с бывшим муровцем можно прямо и откровенно:
– Иван Кузьмич, у меня всего две минуты. Больше врач пока не разрешает. Хотя бы коротко, что Вы помните?
– Телеграфно, для протокола: зять попросил побыть пару дней, пока он на рыбалке. Дочь с внуками отдыхать на Кипр улетели. А у них такая коллекция. Еще прадед зятя начал собирать. Ну, я, чтоб – не скучать, пригласил с собой Федю. Никогда себе не прощу. Сколько лет вместе в МУРе, все ранения по касательной, а тут нашла его пуля…
– По протоколу… – напомнила Верочка.
– По протоколу – без эмоций, значит, зять сказал: пейте, Все, что есть в баре, от пупа. Навродя гонорара, что мы коллекцию охраняем. Ну, мы с Федей за первый день и успели, что бутылку «Скоча», это шотландское виски…
– Я за знаю…
– И бутылку джина с тоником. Ну, тоник, он коварный. Ночью, извиняюсь, поссать захотелось. Вышел я, – гляжу, – шкет какой-то стоит под портретами с фонариком…
– Почему шкет?
– Ну, невысокий, тошой…
– Но точно знаете, что парень?
– А вот и неточно. Он, значится, глянул на меня, вначале на лицо, потом ниже… А я, извиняюсь, снизу голый.
Ну, и я машинально – с головы шкета глазами вниз. Мне что запомнилось: ноги маленькие. Ботинки мужские, а ноги, навроде как женские. И рука, которая ствол в меня направила, тоже, навроде как, – женская. А так – вроде и парень, стрижка мальчуковая, лицо бледное. А одет – так сейчас все одеваются – джинсики, курточка джинсовая.
– И что Вы сделали?
– А что я, ветеран МУРа, накануне нашего юбилея, – Вы знаете, что МУР юбилей нынче отмечал?
– Знаю. И что же Вы…
– Ну, я попробовал на прием его взять. Я-то жилистый, а парнишка на вид хлипкий, я что думал – сколь в меня целились, а ведь попадали реже, чем целились. Как то ж отбивался. Ну, я прием применил.
– Какой прием?
– Ну, ногой так вот… Ой, больно…
– Вы не показывайте, рассказывайте, а то меня ваш врач мигом из палаты выставит. А мне каждое Ваше слово дорого. И что?
– Ну, ногой ствол задел, все же… Да пацан ловкий, изловчился, выбитый ствол поймал и успел нажать на курок, прежде чем я снова сгруппировался… Конечно, возраст уже не тот. И тут – хлоп в грудь, калибр небольшой, но толчок ощутимый был. И враз – боль резкая, и я упал.
– И сознание потеряли?
– Вроде как потерял.
– Чувствовали, что в Вас ещё дважды выстрелили?
– Не поверите, чувствовал. Но знаете, как бывает, укол обезболивающий в десну сделают, и зуб тащут… Бывало?
– Бывало.
– Вот. Броде боли не чуешь. А все ощутимо. Вот я лежу без сознания, а чувствую, в грудь словно два таких сильных толчка – бац, бац… И дальше – тишина. Все. Очнулся в больнице.
Это Вас и спасло. Преступник не стал делать контрольный выстрел. Посчитал, что три ранения в районе сердца более чем достаточно…
– Да… Повезло. А калибр ствола я точно определю – «РэйВен», 6, 35. Это точно, как в аптеке.
– Так и есть. Наши с Вами наблюдения сходятся с данными экспертизы. Но три ранения даже такой пулькой могли вполне оказаться смертельными. А Вы не чувствовали, как Вам в руку этот «Рэйвен» всовывают?
– Это как?
– Вас нашли с тремя пулями в груди и с вашей запаховой меткой на пистолете «Рэивен».