Страница:
– Это как? В наше время, вроде как, такого установить не могли.
– Преступник вначале попробовал зажать вашей кистью рукоятку пистолета, потом протер рукоятку, следов Ваших пальцев на ней нет, но остался запах Вашей ладони. Мы его сняли.
– А зачем?
– Хотел следствие с толку сбить. Потом юноше, тело которого он втянул в комнату уже после того, как Вы потеряли сознание, вложил этот пистолет. Создавая видимость картины, что юноша и убил Вас и Вашего друга Федора Коршунова. Но наши эксперты однозначно доказали, что юноша был вначале удавлен «стрункой»…
– Струной от гитары?
– Не обязательно, стальной струной просто…
– А, в наше время тоже так говорили, – «струнка»… А зачем?
– Опять же уводил следствие в сторону. Он специально убил юношу, чтобы покруче инсценировать своеобразное сражение в квартире. Хотя, если быть точными, то картина была несколько иная. Он убил юношу и хотел оставить его тело в квартире, как «след» в сторону. Когда же в квартире появилось ещё два трупа, – Вас то он тоже считал убитым, то и возникли у убийцы планы иной инсценировки…
– А ведь похоже, дочка, ты клонишь к тому, что действия убийцы в мужскую логику не укладываются. Женский тут артистизм, а?
Вот и Вы ведь обратили внимание, что руки, ноги – небольшие, скорее всего – женские…
– Точно – женские, и лицо… Как бы ж это сказать, не то, что очень женское, но и не мужское. Но скорее – женское. А задержать её не удалось?
– Будем все же считать – «ее»? Нет, не удалось. Много следов, ведущих в сторону. И лишь один следок, который Ведет прямо.
– Неужто «пальчики» оставила?
– Да. Там, в квартире, явно работал чистильщик. Ни одного следа. Но… Убийца, повинуясь, опять же, чисто женскому желанию все потрогать руками, прикоснулся к красочному слою картины Клевера в гостиной.
– А, это та, что с полу до потолка? 3натная картина. Не поверите, зять её купил по случае и недорого в Питере, коллекционер он страстный, а не сильно богат по заработкам, так он картину чуть ли не на себе пер из Питера.
– Пешком, что ли?
– Нет, уговорил проводницу. И всю ночь простоял с картиной в коридоре купейного, терпя ворчание и ругань пассажиров. И потом, в Москве, – ни в одну ж машину не лезет, в смысле – в такси. Поймал самосвал. Сел поехал. Вы ездили когда – нибудь в кузове самосвала? Я ездил. Это без вещей – цирковой номер. А с такой картиной, что с пола до потолка, – это уму не постижимо, что он вытворял в кузове. Но довез. И предлагали выгодно продать, – отказывался. Коллекционер, одно слово. Значит, пейзаж Клевера подвел убийцу?
– Да, мне пришла в голову сумасшедшая мысль. Я когда увидела прямо перед глазами густые, пастозные мазки, которыми выписана листва, кора деревьев, ужасно захотелось потрогать. В музее нельзя, запрещено, ругаются, а тут, вроде и ругать некому. Потрогала. И подумала, – если убийца женщина, наверняка и у неё такое желание возникло. Эксперт сильно возмущался, когда я упросила его с своими порошками и напылителями пройтись по всей картине. Когла родственники ваши вернулись, мы у них с их согласия «пальчики» сняли, пока Вы были без сознания, с разрешения доктора и у Вас сняли, отпечатки пальцев зятя Вашего у нас были, вернее, не у нас, а в генеральной прокуратуре, в Отделе специальных операций, который занимается возвращением на родину похищенных из России произведений искусства. Это году в 1996-1998 с согласия самих коллекционеров у них взяли отпечатки для облегчения поиска украденного, в случае… ну, в общем, как раз такой случай и имелся в виду. Словом, – это были чужие пальчики.
– Так может, кто из прежних владельцев оставил?
– И это я проверила. Картина, по словам Вашей дочери, после её приобретения была подвергнута реставрации с напылением специального состава, замедляющего старение живописного слоя. В общем, – пальчики у меня, я считаю, есть. По ним и буду искать.
– Пока ничего?
– Нет, получила ответы из СИЦев МВД, ФСБ, Генпрокуратуры. Пусто. Послала запрос в Европол. Жду ответа. Но и здесь ищу.
– Дай тебе Бег удачи, дочка.
– Вообще, если бы вам не вымыли руки, у меня пальчики убийцы были бы раньше.
– Это как?
– Брала она Вас за руку, чтоб проверить, живы ли. Нашел эксперт у Вас на руке следок пальцев преступницы. Но Вам руки протерли спиртом, когда в реанимацию привезли. И след остался неотчетливый. Идентификации, как говорится, не подлежит.
– Ишь ты, трогала. Добить хотела?
– Хотела. Но Вы молодцом, тихо лежали… А может, Вас трогала не килллер, а чистильщик.
– Тоже, что ли, баба?
– Эксперт утверждает, что на вашем запястье остались следы прикосновения молодой женщины. Мы взяли пальчики у всех врачей и сестер, которые имели с Вами дело с момента приезда «скорой». Но, хотя следки и слабые, однозначно, что тут «наследили» не они. Так что ищу ещё и чистильщицу.
– О, до чего дошло в государстве Российском: бабы, значит, убийства совершают, бабы грабют, бабы за ними «зачищают» и бабы, извиняюсь, женщины, за ними же и идут по следу, дела значится, расследуют. В наше время такого не было и быть не могло.
– Женщины следователи были и в Ваше время…
– Я не про то…
– Убийцы женщины тоже были в Ваше время…
– Но такого бардака, я извиняюсь, все ж не было! Как говорится, что ж мужикам – то останется?
– Эх, дорогой Вы мой, всякого останется, и – преступлений, к сожалению, и расследований этих преступлений. Процесс этот, у меня такое впечатление, длительный, если не бесконечный.
– Иной раз точно, отчаяние берет. И чего бороться с преступностью, если её побороть никак не можем.
– Долг у нас такой, может?
– Долг, оно конечно. А ещё совесть. Я так полагаю, если даже бороться с преступность на первый взгляд и бессмысленно, она выскальзывает, у её как у гидры все новые головы на местах отрубленных произрастают, то не бороться с преступностью – бессовестно. Я так полагаю.
– Правильно, я думаю, полагаете, будем бороться! Выздоравливайте.
– Товарищ следователь, Вам сколько минут дали? – В палату заглянула хорошенькая медсестра с нахмуренными бровками.
– Не ругай её, Настенька, она ж по делу…
– По делу, по делу, а у Вас опять давление крови резко скакнет. А отвечать мне.
– О, видал, Склифосовский какой в юбке. Нет, девочки мои дорогие, пока у нас люди будут помнить, что они за что-то отвечают в этой стране, никакая преступность нас не победит. Ну, идите, обе идите, я спать буду. Притомился я…
Да, многое за эти дни прояснилось. И Верочка целенаправленно искала молодых женщин, которые в этой страной истории выполняли роли киллера-грабителя и чистильщика. И была уверена, что ей бы только найти их – доказать по пальчикам и по запаховым остаткам она сможет все. Ей бы только найти, задержать, допросить. И она сумеет убедить этих оступившихся женщин выбрать единственно правильный выход из западни, в которую они, по своей воле, или насильно, оказались затянуты.
– А что, если, как и в других случаях, когда фигурировали очень крупные деньги, и киллер, и чистильщик уже убиты? Ведь в целом ограбление квартиры Кирша тянет более чей на 6 миллионов долларов: за такие деньги можно пожертвовать даже профессионалами.
Она разослала запросы во все морги, упросила знакомую в МВД дать ориентировку всем РУБОПам. Суть вопроса, сформулированного Верочкой, была такова: не было ли за последние дни неопознанных трупов молодых женщин, или хотя бы частей трупов.
Первыми привезли по запросу межрайпрокуратуры на экспертизу мизинец левой руки и ступню правой ноги в ботинке и носке. Ботинок и нога были не так важны. Хотя, как считать. Группа крови у владелицы ноги и пальца была одна, скорее всего, части принадлежали одному и тому же женскому телу. На ногтях ноги был свежий маникюр. Стали искать среди маникюрш, в надежде найти мастера, которая узнает свою работу. А если сама хозяйка делала себе маникюр? Тогда вся надежда на пальчик. Хотя слабая. Чаше всего, люди трогают что-то их заинтересовавшее указательным пальцем, а тут мизинец. Но на удачу оказалось, что киллер – любитель искусства дотронулась до густого мазка краски на стволе березы именно мизинцем. Сравнили – 100% совпадение! Удача? Как посмотреть.
Ведь что и выяснили-то? Что пальчик принадлежал убийце старого муровца, юного наркомана, ограбившему квартиру Кирша.
Но нет уже убийцы. От неё один мизинец – и ступня в ботинке осталась. От маникюра на пальцах всю цепочку, ведущую к заказчику преступления не отследишь.
Ладно. Тут коней дороги. Стала Верочка искать следки чистильщика.
И опять удача: и неё пальчик был чистильщика, но смазанный. И – спорный. А тут, расследуя дело, занимаясь параллельно поиском тела самого Кирша, Верочка вышла на интересный сюжет.
– И как мне это в голову пришло, – удивлялась она сама, рассказывая о своих оперативно-следственных действиях старшему товарищу, полковнику Патрикееву. – Вот Вы бы где стали искать тело чистильщика?
– Среди неопознанных трупов, – признался Егор.
– Правильно.
– Ну, спасибо, уважила старика.
– Нет, правда. А тело Кирша, где, если в воде его не кашли.
– Я бы проверил все взорванные машины.
– Ну, с Вами неинтересно работать, Егор Федорович, – нахмурилась Верочка, зайдясь мучительно-красным румянцем. Я так горда была, когда к этой мысли пришла после нескольких бессонных ночей. А Вы сразу, на вскидку.
– Так я постарше чуток. Ну, рассказывай, не томи.
– Стала я проверять все сгоревшие машины, такие, в которых останки хозяина, пассажира, даже угонщика были бы обнаружены, или – просто машины, взорванные «странно»…
– И что же, нашла?
– Представьте себе, нашла. РУБОПовцы помогли.
– Вам всяк рад услужить. А в милиции весьма галантные мужчины…
– Ну. Вы – скажете. Просто настоящие, товарищи…
– Мне они так навстречу не идут…
– Плохо просите.
– Так и я о том же… Ну – ну, не обижайтесь. И что же?
– Нашли мне такую машину. Что странно – её взорвали возле квартиры одного из авторитетов преступного мира на улице Твардовского в Строгино. Прямо под окнами. Но то ли заряд не рассчитали, то ли просто попугать конкуренты хотели, да только у нашего «пахана» лишь стекла в окнах подребезжали. Стекла – то – пуленепробиваемые. А у соседей, правда, все вылетели… Ну, я за машиной. А её, обследовав и обнаружив там труп, посчитали, что был киллер – камикадзе… Скорее всего труп был положен убийцей для отвода глаз. Бомж какой – нибудь. Проверь.
– Что не делает чести руоповцам-, простенький вариант…
– Вот, и я так» рассудила – уж больно простой вариант «предлагается». И я – за машиной. А её почти что сдали для уничтожения. Ну, успела, обследовали – мы с моими экспертами. И знаете что?
– Даже догадываться не буду.
– Меньше всего пострадал багажник. А в багажнике – сгоревшие принадлежности для подводного плавания!
– А именно на подводную охоту уезжал Кирш?
– Точно. Проверили номера мотора – его машина. А через день – нашли труп.
Он в спецморге был среди неопознанных. Сравнила анализы крови-биохимические, что были в поликлинике Дома ученых у Кирша, словом однозначно доказала, что это труп Кирша. Мало – что дала возможность родственникам по-христиански похоронить, так я ещё и… Никогда не догадаетесь…
– Не томи…
– Нашла внутри багажника следок. Пальчик чистильщика. Тут уж я в поиск. Привели меня в спецморге к ещё одному трупу, – без головы почти женщина, – голову ей разнесло разрывной пулей со смещенным центром тяжести. Узнать в лицо, как говорится, невозможно.
А сложные биохимические анализы, которые сделали наши эксперты, показали – это выпускница философского факультета МГУ Татьяна Большакова. А возле тела, найденного на крыше гаража, была винтовка с оптическим прицелом. Такие вот дела. Всякое может быть, может тело к винтовке подбросили, может наоборот. Только пальчик Татьяны остался на внутренней стороне осколка стеклянной банки, найденной в багажнике машины, взорванной возле квартиры криминального авторитета. А также на внутренней стороне маски для подводного плавания, которая была на убитом Кирше, точнее – на его шее, так как от головы почти ничего не осталось. Нашла я и место где Кирш, извините за каламбур, потерял голову. В его его собственном подъезде – только собирать остатки головы было, надо признать, не легким делом, – ложками соскребали со стен.
– Непростое тебе дельце досталось.
– Ой, не – говорите. А я ведь дотошная. Настойчивая. Я даже знаете что нашла, – в квартире Кирша – на аквариуме с морскими рыбками – коробочку с морской солью.
А эксперты мне все говорили, что в желудке, вроде как морская вода. Еще одна загадка чистильщика для следствия. Но медэксперт точно сказала, – умер он не от того, что захлебнулся в озерной или речной воде, тело было явно в воде пресной, умер же он от острой потери крови, когда часть головы отстрелили, вода была уже потом. А, понимаете? Она его не поленилась отвезти к озеру, надеть на него костюм для подводного плавания, налить в горло или в то, что от него осталось, смесь, напоминающую морскую воду… Сколько силы, энергии, ума, – и все на – такие неблаговидные цели…
– Творческая, должно быть, личность…
– Оба; и убийца – грабитель, и чистильщик, – женщины, обе – натуры явно творческие. А результат – убиты два человека, один тяжело ранен, коллекция вывезена в неизвестном направлении, и сами они, киллер и чистильщик, зверски убиты. Для чего все это, Егор Федорович?
– Ждешь от меня ответа?
– Да.
– А у меня его нет. То есть один ответ у меня есть. Коллекцию Кирша мы конечно же найдем. Ее скорее всего готовятся вывезти за границу. А у меня человек надежный внедрен на таможню, – не проскочат. Есть следок у коллекции. Она сейчас уже в Сортавале. Ее будут пытаться вывезти на машинах через российско-финскую границу. Там её и задержат. Может быть, от курьера потянется ниточка к организаторам этих преступлений. Ведь тут очевидно, человек, который отдавал приказ взять коллекцию, даже с «кровью», и человек, приказавший устранить киллера и чистильщика, – одно и то же лицо. И лицо это пренеприятнейшее, доложу я тебе…
– Вы его знаете?
– Я её знаю, – так будет точнее. Это опять Игуана. Или, как минимум, Марфа Асхатовна Разорбаева. Я ещё не могу доказать, что Марфа и Игуана – одно и то же лицо, но вот то, что именно Марфа заказала похищение коллекции Кирша, доказать могу. Так что, все, что ты сделала, передашь мне.
– Ой, Егор Федорович…
– Не канючь… Или переходи ко мне в отдел. Мне такие асы следствия нужны…
– Мне жалко из межрайонной уходить.
– Тогда не плачь, что забираю у тебя дело. Твои эпизоды – лишь эпизоды. А у меня уже скопилось большое, пухлое такое дело на Марфу Асхатовну. Тут твои наработки – все пригодятся. А что людей не вернешь, что жаль их, – тут ничего не попишешь. Грязная, кровавая работа у нас. А без нее, однако ж, общество обойтись не может. Этим и утешайся. Отлично сработала. Напишу представление вашему прокурору, Светлане Ивановне. Пора тебя – к очередному чину. Знаю, знаю, не для чинов служим. И все же.
Панагия Софьи Палеолог. Расследование ведет Иван Путилин
Эскориал в Техасе. Тайна «Мадонны с младенцем»
– Преступник вначале попробовал зажать вашей кистью рукоятку пистолета, потом протер рукоятку, следов Ваших пальцев на ней нет, но остался запах Вашей ладони. Мы его сняли.
– А зачем?
– Хотел следствие с толку сбить. Потом юноше, тело которого он втянул в комнату уже после того, как Вы потеряли сознание, вложил этот пистолет. Создавая видимость картины, что юноша и убил Вас и Вашего друга Федора Коршунова. Но наши эксперты однозначно доказали, что юноша был вначале удавлен «стрункой»…
– Струной от гитары?
– Не обязательно, стальной струной просто…
– А, в наше время тоже так говорили, – «струнка»… А зачем?
– Опять же уводил следствие в сторону. Он специально убил юношу, чтобы покруче инсценировать своеобразное сражение в квартире. Хотя, если быть точными, то картина была несколько иная. Он убил юношу и хотел оставить его тело в квартире, как «след» в сторону. Когда же в квартире появилось ещё два трупа, – Вас то он тоже считал убитым, то и возникли у убийцы планы иной инсценировки…
– А ведь похоже, дочка, ты клонишь к тому, что действия убийцы в мужскую логику не укладываются. Женский тут артистизм, а?
Вот и Вы ведь обратили внимание, что руки, ноги – небольшие, скорее всего – женские…
– Точно – женские, и лицо… Как бы ж это сказать, не то, что очень женское, но и не мужское. Но скорее – женское. А задержать её не удалось?
– Будем все же считать – «ее»? Нет, не удалось. Много следов, ведущих в сторону. И лишь один следок, который Ведет прямо.
– Неужто «пальчики» оставила?
– Да. Там, в квартире, явно работал чистильщик. Ни одного следа. Но… Убийца, повинуясь, опять же, чисто женскому желанию все потрогать руками, прикоснулся к красочному слою картины Клевера в гостиной.
– А, это та, что с полу до потолка? 3натная картина. Не поверите, зять её купил по случае и недорого в Питере, коллекционер он страстный, а не сильно богат по заработкам, так он картину чуть ли не на себе пер из Питера.
– Пешком, что ли?
– Нет, уговорил проводницу. И всю ночь простоял с картиной в коридоре купейного, терпя ворчание и ругань пассажиров. И потом, в Москве, – ни в одну ж машину не лезет, в смысле – в такси. Поймал самосвал. Сел поехал. Вы ездили когда – нибудь в кузове самосвала? Я ездил. Это без вещей – цирковой номер. А с такой картиной, что с пола до потолка, – это уму не постижимо, что он вытворял в кузове. Но довез. И предлагали выгодно продать, – отказывался. Коллекционер, одно слово. Значит, пейзаж Клевера подвел убийцу?
– Да, мне пришла в голову сумасшедшая мысль. Я когда увидела прямо перед глазами густые, пастозные мазки, которыми выписана листва, кора деревьев, ужасно захотелось потрогать. В музее нельзя, запрещено, ругаются, а тут, вроде и ругать некому. Потрогала. И подумала, – если убийца женщина, наверняка и у неё такое желание возникло. Эксперт сильно возмущался, когда я упросила его с своими порошками и напылителями пройтись по всей картине. Когла родственники ваши вернулись, мы у них с их согласия «пальчики» сняли, пока Вы были без сознания, с разрешения доктора и у Вас сняли, отпечатки пальцев зятя Вашего у нас были, вернее, не у нас, а в генеральной прокуратуре, в Отделе специальных операций, который занимается возвращением на родину похищенных из России произведений искусства. Это году в 1996-1998 с согласия самих коллекционеров у них взяли отпечатки для облегчения поиска украденного, в случае… ну, в общем, как раз такой случай и имелся в виду. Словом, – это были чужие пальчики.
– Так может, кто из прежних владельцев оставил?
– И это я проверила. Картина, по словам Вашей дочери, после её приобретения была подвергнута реставрации с напылением специального состава, замедляющего старение живописного слоя. В общем, – пальчики у меня, я считаю, есть. По ним и буду искать.
– Пока ничего?
– Нет, получила ответы из СИЦев МВД, ФСБ, Генпрокуратуры. Пусто. Послала запрос в Европол. Жду ответа. Но и здесь ищу.
– Дай тебе Бег удачи, дочка.
– Вообще, если бы вам не вымыли руки, у меня пальчики убийцы были бы раньше.
– Это как?
– Брала она Вас за руку, чтоб проверить, живы ли. Нашел эксперт у Вас на руке следок пальцев преступницы. Но Вам руки протерли спиртом, когда в реанимацию привезли. И след остался неотчетливый. Идентификации, как говорится, не подлежит.
– Ишь ты, трогала. Добить хотела?
– Хотела. Но Вы молодцом, тихо лежали… А может, Вас трогала не килллер, а чистильщик.
– Тоже, что ли, баба?
– Эксперт утверждает, что на вашем запястье остались следы прикосновения молодой женщины. Мы взяли пальчики у всех врачей и сестер, которые имели с Вами дело с момента приезда «скорой». Но, хотя следки и слабые, однозначно, что тут «наследили» не они. Так что ищу ещё и чистильщицу.
– О, до чего дошло в государстве Российском: бабы, значит, убийства совершают, бабы грабют, бабы за ними «зачищают» и бабы, извиняюсь, женщины, за ними же и идут по следу, дела значится, расследуют. В наше время такого не было и быть не могло.
– Женщины следователи были и в Ваше время…
– Я не про то…
– Убийцы женщины тоже были в Ваше время…
– Но такого бардака, я извиняюсь, все ж не было! Как говорится, что ж мужикам – то останется?
– Эх, дорогой Вы мой, всякого останется, и – преступлений, к сожалению, и расследований этих преступлений. Процесс этот, у меня такое впечатление, длительный, если не бесконечный.
– Иной раз точно, отчаяние берет. И чего бороться с преступностью, если её побороть никак не можем.
– Долг у нас такой, может?
– Долг, оно конечно. А ещё совесть. Я так полагаю, если даже бороться с преступность на первый взгляд и бессмысленно, она выскальзывает, у её как у гидры все новые головы на местах отрубленных произрастают, то не бороться с преступностью – бессовестно. Я так полагаю.
– Правильно, я думаю, полагаете, будем бороться! Выздоравливайте.
– Товарищ следователь, Вам сколько минут дали? – В палату заглянула хорошенькая медсестра с нахмуренными бровками.
– Не ругай её, Настенька, она ж по делу…
– По делу, по делу, а у Вас опять давление крови резко скакнет. А отвечать мне.
– О, видал, Склифосовский какой в юбке. Нет, девочки мои дорогие, пока у нас люди будут помнить, что они за что-то отвечают в этой стране, никакая преступность нас не победит. Ну, идите, обе идите, я спать буду. Притомился я…
Да, многое за эти дни прояснилось. И Верочка целенаправленно искала молодых женщин, которые в этой страной истории выполняли роли киллера-грабителя и чистильщика. И была уверена, что ей бы только найти их – доказать по пальчикам и по запаховым остаткам она сможет все. Ей бы только найти, задержать, допросить. И она сумеет убедить этих оступившихся женщин выбрать единственно правильный выход из западни, в которую они, по своей воле, или насильно, оказались затянуты.
– А что, если, как и в других случаях, когда фигурировали очень крупные деньги, и киллер, и чистильщик уже убиты? Ведь в целом ограбление квартиры Кирша тянет более чей на 6 миллионов долларов: за такие деньги можно пожертвовать даже профессионалами.
Она разослала запросы во все морги, упросила знакомую в МВД дать ориентировку всем РУБОПам. Суть вопроса, сформулированного Верочкой, была такова: не было ли за последние дни неопознанных трупов молодых женщин, или хотя бы частей трупов.
Первыми привезли по запросу межрайпрокуратуры на экспертизу мизинец левой руки и ступню правой ноги в ботинке и носке. Ботинок и нога были не так важны. Хотя, как считать. Группа крови у владелицы ноги и пальца была одна, скорее всего, части принадлежали одному и тому же женскому телу. На ногтях ноги был свежий маникюр. Стали искать среди маникюрш, в надежде найти мастера, которая узнает свою работу. А если сама хозяйка делала себе маникюр? Тогда вся надежда на пальчик. Хотя слабая. Чаше всего, люди трогают что-то их заинтересовавшее указательным пальцем, а тут мизинец. Но на удачу оказалось, что киллер – любитель искусства дотронулась до густого мазка краски на стволе березы именно мизинцем. Сравнили – 100% совпадение! Удача? Как посмотреть.
Ведь что и выяснили-то? Что пальчик принадлежал убийце старого муровца, юного наркомана, ограбившему квартиру Кирша.
Но нет уже убийцы. От неё один мизинец – и ступня в ботинке осталась. От маникюра на пальцах всю цепочку, ведущую к заказчику преступления не отследишь.
Ладно. Тут коней дороги. Стала Верочка искать следки чистильщика.
И опять удача: и неё пальчик был чистильщика, но смазанный. И – спорный. А тут, расследуя дело, занимаясь параллельно поиском тела самого Кирша, Верочка вышла на интересный сюжет.
– И как мне это в голову пришло, – удивлялась она сама, рассказывая о своих оперативно-следственных действиях старшему товарищу, полковнику Патрикееву. – Вот Вы бы где стали искать тело чистильщика?
– Среди неопознанных трупов, – признался Егор.
– Правильно.
– Ну, спасибо, уважила старика.
– Нет, правда. А тело Кирша, где, если в воде его не кашли.
– Я бы проверил все взорванные машины.
– Ну, с Вами неинтересно работать, Егор Федорович, – нахмурилась Верочка, зайдясь мучительно-красным румянцем. Я так горда была, когда к этой мысли пришла после нескольких бессонных ночей. А Вы сразу, на вскидку.
– Так я постарше чуток. Ну, рассказывай, не томи.
– Стала я проверять все сгоревшие машины, такие, в которых останки хозяина, пассажира, даже угонщика были бы обнаружены, или – просто машины, взорванные «странно»…
– И что же, нашла?
– Представьте себе, нашла. РУБОПовцы помогли.
– Вам всяк рад услужить. А в милиции весьма галантные мужчины…
– Ну. Вы – скажете. Просто настоящие, товарищи…
– Мне они так навстречу не идут…
– Плохо просите.
– Так и я о том же… Ну – ну, не обижайтесь. И что же?
– Нашли мне такую машину. Что странно – её взорвали возле квартиры одного из авторитетов преступного мира на улице Твардовского в Строгино. Прямо под окнами. Но то ли заряд не рассчитали, то ли просто попугать конкуренты хотели, да только у нашего «пахана» лишь стекла в окнах подребезжали. Стекла – то – пуленепробиваемые. А у соседей, правда, все вылетели… Ну, я за машиной. А её, обследовав и обнаружив там труп, посчитали, что был киллер – камикадзе… Скорее всего труп был положен убийцей для отвода глаз. Бомж какой – нибудь. Проверь.
– Что не делает чести руоповцам-, простенький вариант…
– Вот, и я так» рассудила – уж больно простой вариант «предлагается». И я – за машиной. А её почти что сдали для уничтожения. Ну, успела, обследовали – мы с моими экспертами. И знаете что?
– Даже догадываться не буду.
– Меньше всего пострадал багажник. А в багажнике – сгоревшие принадлежности для подводного плавания!
– А именно на подводную охоту уезжал Кирш?
– Точно. Проверили номера мотора – его машина. А через день – нашли труп.
Он в спецморге был среди неопознанных. Сравнила анализы крови-биохимические, что были в поликлинике Дома ученых у Кирша, словом однозначно доказала, что это труп Кирша. Мало – что дала возможность родственникам по-христиански похоронить, так я ещё и… Никогда не догадаетесь…
– Не томи…
– Нашла внутри багажника следок. Пальчик чистильщика. Тут уж я в поиск. Привели меня в спецморге к ещё одному трупу, – без головы почти женщина, – голову ей разнесло разрывной пулей со смещенным центром тяжести. Узнать в лицо, как говорится, невозможно.
А сложные биохимические анализы, которые сделали наши эксперты, показали – это выпускница философского факультета МГУ Татьяна Большакова. А возле тела, найденного на крыше гаража, была винтовка с оптическим прицелом. Такие вот дела. Всякое может быть, может тело к винтовке подбросили, может наоборот. Только пальчик Татьяны остался на внутренней стороне осколка стеклянной банки, найденной в багажнике машины, взорванной возле квартиры криминального авторитета. А также на внутренней стороне маски для подводного плавания, которая была на убитом Кирше, точнее – на его шее, так как от головы почти ничего не осталось. Нашла я и место где Кирш, извините за каламбур, потерял голову. В его его собственном подъезде – только собирать остатки головы было, надо признать, не легким делом, – ложками соскребали со стен.
– Непростое тебе дельце досталось.
– Ой, не – говорите. А я ведь дотошная. Настойчивая. Я даже знаете что нашла, – в квартире Кирша – на аквариуме с морскими рыбками – коробочку с морской солью.
А эксперты мне все говорили, что в желудке, вроде как морская вода. Еще одна загадка чистильщика для следствия. Но медэксперт точно сказала, – умер он не от того, что захлебнулся в озерной или речной воде, тело было явно в воде пресной, умер же он от острой потери крови, когда часть головы отстрелили, вода была уже потом. А, понимаете? Она его не поленилась отвезти к озеру, надеть на него костюм для подводного плавания, налить в горло или в то, что от него осталось, смесь, напоминающую морскую воду… Сколько силы, энергии, ума, – и все на – такие неблаговидные цели…
– Творческая, должно быть, личность…
– Оба; и убийца – грабитель, и чистильщик, – женщины, обе – натуры явно творческие. А результат – убиты два человека, один тяжело ранен, коллекция вывезена в неизвестном направлении, и сами они, киллер и чистильщик, зверски убиты. Для чего все это, Егор Федорович?
– Ждешь от меня ответа?
– Да.
– А у меня его нет. То есть один ответ у меня есть. Коллекцию Кирша мы конечно же найдем. Ее скорее всего готовятся вывезти за границу. А у меня человек надежный внедрен на таможню, – не проскочат. Есть следок у коллекции. Она сейчас уже в Сортавале. Ее будут пытаться вывезти на машинах через российско-финскую границу. Там её и задержат. Может быть, от курьера потянется ниточка к организаторам этих преступлений. Ведь тут очевидно, человек, который отдавал приказ взять коллекцию, даже с «кровью», и человек, приказавший устранить киллера и чистильщика, – одно и то же лицо. И лицо это пренеприятнейшее, доложу я тебе…
– Вы его знаете?
– Я её знаю, – так будет точнее. Это опять Игуана. Или, как минимум, Марфа Асхатовна Разорбаева. Я ещё не могу доказать, что Марфа и Игуана – одно и то же лицо, но вот то, что именно Марфа заказала похищение коллекции Кирша, доказать могу. Так что, все, что ты сделала, передашь мне.
– Ой, Егор Федорович…
– Не канючь… Или переходи ко мне в отдел. Мне такие асы следствия нужны…
– Мне жалко из межрайонной уходить.
– Тогда не плачь, что забираю у тебя дело. Твои эпизоды – лишь эпизоды. А у меня уже скопилось большое, пухлое такое дело на Марфу Асхатовну. Тут твои наработки – все пригодятся. А что людей не вернешь, что жаль их, – тут ничего не попишешь. Грязная, кровавая работа у нас. А без нее, однако ж, общество обойтись не может. Этим и утешайся. Отлично сработала. Напишу представление вашему прокурору, Светлане Ивановне. Пора тебя – к очередному чину. Знаю, знаю, не для чинов служим. И все же.
Панагия Софьи Палеолог. Расследование ведет Иван Путилин
Он с трудом встал из глубокого, обитого американским ярким велюром кресла. Утиной походкой пересек комнату, сел в рабочее черное кресло, поиграл тумблерами на огромном пульте связи, занимавшем вместе с тремя компьютерами треть его кабинета. Легко играя клавишами одного из компьютеров, составил несколько программ, одна из них выводила его через телефоны посредников на нужного абонента так, что выяснить, откуда шел первоначальный сигнал, не представлялось возможным. С помощью другой программы он заказал изменение голоса по определенному, заданному в компьютер образцу, после чего, увидев по индикатору что контакт есть, произнес всего несколько фраз:
– Говорит Игуана. Примите задание. Вам надлежит изъять подаренную на днях псковскому мужскому монастырю панагию, приписываемую жене Ивана III Софье Фоминишне Палеолог; панагия в золотой оправе с агатовой камеей, изображающей крылатого Иоанна Предтечу. Этой информации я думаю достаточно. Гонорар получите по обычному каналу. Сдадите панагию посреднику, который сам вас найдет. И никакой самодеятельности, Вы знаете, что происходит с теми, кто нарушает мои приказы.
Закончив фразу, он отключил аппаратуру. С трудом поднялся, проковылял утиной походкой к уютному глубокому креслу, обтянутому американским велюром, и устало рухнул в приятную глубину мягкого кресла. Толстой белой рукой он вынул из лежавшей на журнальном столике коробки шоколадных конфет сразу две, – с вишенкой, ловко забросил в черное жерло рта.
– Реликварий Святого Андрея и панагия… Это были последние «целевые» заказы «Папы». Его приказы и заказы не обсуждаются. С техасского миллиардера он уже получил аванс. Остальные уникальные ценности добытые его бригадами в последние недели Игуана отправит в Фуэнхирону на виллу русского миллиардера «ББ».
Жаль было отдавать «Папе» и японскую графику из Музея личных коллекций. Не потому, что он любил Утамаро или Хиросиге. Ему было вообще глубоко плевать на живопись. Он был чистой воды технарь. Кибенематик, – как он шутил. Просто у него на Хокусая был очень хороший покупатель в Германии: если бы продать Хокусая в Германию, Харунобу в Китай, Утамаро в Голландию… Конечно, он выручил бы больше.
Но «Папа» – сволочь так точно взял в капкан, что не вырвешься.
Ну, да ничего – ученого учить, только портить, это верно, но ведь и за одного битого двух небитых дают. А? Вся история – ему наука.
И самое обидное – он сам и виноват, сам купился на дешевую заманку. Можно сказать, своими руками направил на юг бригаду Броунинга, который потом пропал, якобы «пропал» вместе с самолетом и грузом. У этого Броунинга было такое волевое лицо, и такие убедительные письма от российского партнера по Западной Европе Ганса Фишкинбаха. Убедили его заменить экипаж, везший «караван» наркоты. Якобы, российский экипаж куплен конкурентами. И такие доказательства убедительные представили, такие аудио и видеозаписи. Что он поверил. Приказал российский экипаж уничтожить. А груз доверил экипажу европейскому. Благо что все русским владеют в совершенстве. Сам, своими руками направил экипаж Броунинга на юг, да ещё позвонил в Женеву Гансу, а когда тот подтвердил (скорее всего, с пистолетом у виска) полномочия Броунинга, то дал команду на операцию. Все. Нет ни Броунинга, ни самолета, ни груза. Ну и, конечно, отношения с нашими генералами сильно испортились. Они тоже не любят, когда их кидают. Стоимость самолета он конечно выплатил. В баксах, так что не в обиде. А экипаж не вернешь. Ему не жаль было погибших, ни в чем не повинных (кроме вульгарной контрабанды, о чем они, впрочем, только догадывались) людей.
Ему жаль было потерянного времени. И было до боли обидно, унизительно, что его «кинули» как последнего фраера. Он не любил воровскую «феню», и если и употреблял такие слова, то лишь мысленно.
ОН считал себя интеллигентным человеком.
…А панагию привезли через два дня. И тут же отправили в Берн.
– Говорит Игуана. Примите задание. Вам надлежит изъять подаренную на днях псковскому мужскому монастырю панагию, приписываемую жене Ивана III Софье Фоминишне Палеолог; панагия в золотой оправе с агатовой камеей, изображающей крылатого Иоанна Предтечу. Этой информации я думаю достаточно. Гонорар получите по обычному каналу. Сдадите панагию посреднику, который сам вас найдет. И никакой самодеятельности, Вы знаете, что происходит с теми, кто нарушает мои приказы.
Закончив фразу, он отключил аппаратуру. С трудом поднялся, проковылял утиной походкой к уютному глубокому креслу, обтянутому американским велюром, и устало рухнул в приятную глубину мягкого кресла. Толстой белой рукой он вынул из лежавшей на журнальном столике коробки шоколадных конфет сразу две, – с вишенкой, ловко забросил в черное жерло рта.
– Реликварий Святого Андрея и панагия… Это были последние «целевые» заказы «Папы». Его приказы и заказы не обсуждаются. С техасского миллиардера он уже получил аванс. Остальные уникальные ценности добытые его бригадами в последние недели Игуана отправит в Фуэнхирону на виллу русского миллиардера «ББ».
Жаль было отдавать «Папе» и японскую графику из Музея личных коллекций. Не потому, что он любил Утамаро или Хиросиге. Ему было вообще глубоко плевать на живопись. Он был чистой воды технарь. Кибенематик, – как он шутил. Просто у него на Хокусая был очень хороший покупатель в Германии: если бы продать Хокусая в Германию, Харунобу в Китай, Утамаро в Голландию… Конечно, он выручил бы больше.
Но «Папа» – сволочь так точно взял в капкан, что не вырвешься.
Ну, да ничего – ученого учить, только портить, это верно, но ведь и за одного битого двух небитых дают. А? Вся история – ему наука.
И самое обидное – он сам и виноват, сам купился на дешевую заманку. Можно сказать, своими руками направил на юг бригаду Броунинга, который потом пропал, якобы «пропал» вместе с самолетом и грузом. У этого Броунинга было такое волевое лицо, и такие убедительные письма от российского партнера по Западной Европе Ганса Фишкинбаха. Убедили его заменить экипаж, везший «караван» наркоты. Якобы, российский экипаж куплен конкурентами. И такие доказательства убедительные представили, такие аудио и видеозаписи. Что он поверил. Приказал российский экипаж уничтожить. А груз доверил экипажу европейскому. Благо что все русским владеют в совершенстве. Сам, своими руками направил экипаж Броунинга на юг, да ещё позвонил в Женеву Гансу, а когда тот подтвердил (скорее всего, с пистолетом у виска) полномочия Броунинга, то дал команду на операцию. Все. Нет ни Броунинга, ни самолета, ни груза. Ну и, конечно, отношения с нашими генералами сильно испортились. Они тоже не любят, когда их кидают. Стоимость самолета он конечно выплатил. В баксах, так что не в обиде. А экипаж не вернешь. Ему не жаль было погибших, ни в чем не повинных (кроме вульгарной контрабанды, о чем они, впрочем, только догадывались) людей.
Ему жаль было потерянного времени. И было до боли обидно, унизительно, что его «кинули» как последнего фраера. Он не любил воровскую «феню», и если и употреблял такие слова, то лишь мысленно.
ОН считал себя интеллигентным человеком.
…А панагию привезли через два дня. И тут же отправили в Берн.
Эскориал в Техасе. Тайна «Мадонны с младенцем»
До «Эскориала» Нина, Федор и Гоша добрались без проблем. Билет был куплен на деньги Локка для всех до Нью-Йорка. По просьбе Нины. Когда ещё доведется, и доведется ли вообще, побывать в знаменитом Музее имени Гугенхейма. Там, кстати, был отличный Сурбаран. Из Нью-Йорка, уже на самолете Локка, их привезли на его аэродром, потом вертолетом – в «Эскориал».
У всех троих дух захватило, когда они подумала, что им здесь посчастливится жить. Но нет… Локк был холоден и малоприветлив.
– Жить будете в поселке, или на ферме, как Вам угодно.
– На ферме? – удивилась Нина, у которой были совершенно отчетливые представления о фермах.
– Ну, если угодно – на моем ранчо. Я все пытаюсь говорить так, – что бы вам было понятно. Но должно быть, мой русский несколько ослаб за эти годы. Это правильно сказать?
– Не очень правильно, но можно.
– Итак, жить будете на ранчо, питание, каждому отдельная комната. Мальчик может ездить верхом в сопровождении опытного, как это по-русски, конюха, коновода. Там везде построены пандусы, мальчик будет удобно.
– Спасибо, мы даже не ожидали.
– Америка – гуманная страна, здесь заботятся об инвалидах.
– А как насчет остальных?
– Вам будет предоставлена большая мастерская, все заказанные Вами краски, растворители, кисти, химикалии доставлены, все самого лучшего качества.
– Спасибо, я не сомневалась…
– Что касается Вашего мужа, то я хотел бы знать, чтобы вы говорить откровенно, все трое, перед моими очами, – он не есть сотрудником органов?
– Митя – сотрудник органов, Вы и сами это прекрасно знаете. Неужели мы поверим, что человек вашего типа пригласит к себе людей, не наведя о них самые точные справки?
– Какого – нашего?
– Ну, человек требовательный к себе и другим, и достаточно богатый, чтоб исключить возможность засылки к нему специального агента.
– Хе-хе… Вы откровенны. Это хорошо. Если бы Вы утаивали этот факт, возможно, наш разговор на это и закончился бы. Да, я знаю, что Ваш муж работает в Фэ-Эс-Бэ.
– Но Вы знаете и то, чем он там занимается, – он бывший спецназовец, и занимается физической защитой агентов. И единственно, что его интересует здесь, так это чтобы у меня была интересная работа, Гоша смог подлечиться в американской больнице, окрепнуть и поздороветь, а самому ему не так много надо.
– Как это по русски: мужчина сидит, и слушает. А жена все решает за него, – усмехнулся Локк. – А что интересует самого Митью?
– С удовольствием буду кататься на лошадях вместе с Гошей, охотно воспользуюсь заготовленными красками и кистями, чтобы написать несколько пейзажей Техаса…
– О, Вы тоже художник?
– Художник у нас только Нина. Пока. Может, Гоша вырастет. А я свое время упустил. Так, любитель…
– О-кей. Отдыхайте, занимайтесь, как это, рыбалка. У меня на ранчо есть пруд. Пишите картины. Но я бы хотел, чтобы наши встречи были сведены до минимума. Я очень занятой человек. Так что…
– Так что основное время мы будем проводить на ранчо, туда привезут работы, нуждающиеся в реставрации… Все так. Но поймите, господин Локк, у Вас в 'Эскориале» – несметные богатства, у вас одна из лучших в мире коллекций живописи, неужели нам даже одним глазком не дадите взглянуть на эти шедевры?
– Нет. Разумеется, нет. Этот вопрос даже не обсуждается. Вы свободны. Подпишите, если Вас устроит перечень условий, контракт с моим адвокатом. У Вас есть свой юрист?
– Нет, разумеется.
– Значит, Вам придется довериться моему. Итак, на все время работы я беру расходы на Ваше пребывание с семья в моем ранчо. Надо, – пусть это будет три месяца, надо – год.
– Я уложусь в месяц, – сухо заметила Нина.
– Зачем спешить?
– Это срок отпуска моего мука – 30 календарных дней. Максимум можно взять две недели в счет будущего года, итого – 45 суток. И предупреждаю, на этом Вашем ранчо одна я не останусь и дня.
– Хорошо, хорошо, раз Вы уложитесь. Но я хотел, чтобы Вы, возможно, отреставрировали ещё пару-тройку моих картин.
– За те же деньги? – иронично ухмыльнулась Нина.
– За те же деньги. Я ведь имею в виду, что весь этот месяц, или полтора, Ваш сын будет консультирован у лучших американских профессоров, ему будет оказана максимально возможная помощь при его болезни, за те же деньги, – обиженно надулся Локк.
– Хорошо. Меня устраивают Ваши условия. Когда я могу приступить к работе?
– Хоть сегодня. Картина уже на ферме, на ранчо. Там хорошая охрана, – говоря это, Локк почему-то пристально посмотрел в глаза Мите. И уже сегодня на ферму приедет профессор Ричардсон, он осмотрит мальчика. Машина, чтобы съездить в городок, пройтись по магазинам, – в вашем распоряжении вместе с шофером и охранником. Деньги на карманные расходы, – 10 тысяч долларов, вы получите у моего секретаря. На этой вынужден закончить аудиенцию: меня ждут дела.
Они вышли сквозь длинную колоннаду в офисную часть «Эскориала», где их ждал секретарь Локка для подписания контракта.
– Ишь ты поди ж ты, старый козел, – аудиенцию он, видите ли, прерывает, – оскорбился Митя. – Тоже мне, императорское величество. Наворовал картин…
– Ну зачем так, Митя, ты несправедлив. Во-первых, он наш работодатель, а это предполагает определенную лояльность. Во-вторых, он – не крадет картины, он их подкупает, он миллиардер…
– Это сейчас покупает. Все они, миллиардеры, начинали с преступлений. А раньше что? Покупал? Эту «Мадонну», что тебе надо реставрировать, точно украл. Сам же рассказывал, вывез в начале 30-х гг. из Туркестана. Купил, скажешь?
– И скажу. Он и тогда был богатым.
– А что, богатые не воруют? Еще как воруют. Вот взять например наших жуликов, тех, что «на верху». Знаешь, сколько на них в ФСБ материала компрометирующего.
– И что ж не арестовываете?
– «Папа» не дозволяет. После 2000 года много интересного Россия узнает.
– А что ж раньше не решаетесь? Если такие смелые, когда можно без опасения за карьеру критиковать американского коллекционера, то чтобы не покритиковать своих «собирателей»?
– Да ладно Вам ссориться, – прервал спор старший Гоша. Он легко управлял потрясающей автоматической коляской, без устали вертя головой, рассматривая висящие на стенах залов, через которые они добирались в офисную часть «Эскориала» в сопровождении молчаливого, и, похоже, ни в зуб ногой по-русски слуги, – Вы только поглядите, какие здесь картины! И это не самые лучшие, похоже. У такого человека, как этот Локк, самые лучшие наверняка в запаснике.
У всех троих дух захватило, когда они подумала, что им здесь посчастливится жить. Но нет… Локк был холоден и малоприветлив.
– Жить будете в поселке, или на ферме, как Вам угодно.
– На ферме? – удивилась Нина, у которой были совершенно отчетливые представления о фермах.
– Ну, если угодно – на моем ранчо. Я все пытаюсь говорить так, – что бы вам было понятно. Но должно быть, мой русский несколько ослаб за эти годы. Это правильно сказать?
– Не очень правильно, но можно.
– Итак, жить будете на ранчо, питание, каждому отдельная комната. Мальчик может ездить верхом в сопровождении опытного, как это по-русски, конюха, коновода. Там везде построены пандусы, мальчик будет удобно.
– Спасибо, мы даже не ожидали.
– Америка – гуманная страна, здесь заботятся об инвалидах.
– А как насчет остальных?
– Вам будет предоставлена большая мастерская, все заказанные Вами краски, растворители, кисти, химикалии доставлены, все самого лучшего качества.
– Спасибо, я не сомневалась…
– Что касается Вашего мужа, то я хотел бы знать, чтобы вы говорить откровенно, все трое, перед моими очами, – он не есть сотрудником органов?
– Митя – сотрудник органов, Вы и сами это прекрасно знаете. Неужели мы поверим, что человек вашего типа пригласит к себе людей, не наведя о них самые точные справки?
– Какого – нашего?
– Ну, человек требовательный к себе и другим, и достаточно богатый, чтоб исключить возможность засылки к нему специального агента.
– Хе-хе… Вы откровенны. Это хорошо. Если бы Вы утаивали этот факт, возможно, наш разговор на это и закончился бы. Да, я знаю, что Ваш муж работает в Фэ-Эс-Бэ.
– Но Вы знаете и то, чем он там занимается, – он бывший спецназовец, и занимается физической защитой агентов. И единственно, что его интересует здесь, так это чтобы у меня была интересная работа, Гоша смог подлечиться в американской больнице, окрепнуть и поздороветь, а самому ему не так много надо.
– Как это по русски: мужчина сидит, и слушает. А жена все решает за него, – усмехнулся Локк. – А что интересует самого Митью?
– С удовольствием буду кататься на лошадях вместе с Гошей, охотно воспользуюсь заготовленными красками и кистями, чтобы написать несколько пейзажей Техаса…
– О, Вы тоже художник?
– Художник у нас только Нина. Пока. Может, Гоша вырастет. А я свое время упустил. Так, любитель…
– О-кей. Отдыхайте, занимайтесь, как это, рыбалка. У меня на ранчо есть пруд. Пишите картины. Но я бы хотел, чтобы наши встречи были сведены до минимума. Я очень занятой человек. Так что…
– Так что основное время мы будем проводить на ранчо, туда привезут работы, нуждающиеся в реставрации… Все так. Но поймите, господин Локк, у Вас в 'Эскориале» – несметные богатства, у вас одна из лучших в мире коллекций живописи, неужели нам даже одним глазком не дадите взглянуть на эти шедевры?
– Нет. Разумеется, нет. Этот вопрос даже не обсуждается. Вы свободны. Подпишите, если Вас устроит перечень условий, контракт с моим адвокатом. У Вас есть свой юрист?
– Нет, разумеется.
– Значит, Вам придется довериться моему. Итак, на все время работы я беру расходы на Ваше пребывание с семья в моем ранчо. Надо, – пусть это будет три месяца, надо – год.
– Я уложусь в месяц, – сухо заметила Нина.
– Зачем спешить?
– Это срок отпуска моего мука – 30 календарных дней. Максимум можно взять две недели в счет будущего года, итого – 45 суток. И предупреждаю, на этом Вашем ранчо одна я не останусь и дня.
– Хорошо, хорошо, раз Вы уложитесь. Но я хотел, чтобы Вы, возможно, отреставрировали ещё пару-тройку моих картин.
– За те же деньги? – иронично ухмыльнулась Нина.
– За те же деньги. Я ведь имею в виду, что весь этот месяц, или полтора, Ваш сын будет консультирован у лучших американских профессоров, ему будет оказана максимально возможная помощь при его болезни, за те же деньги, – обиженно надулся Локк.
– Хорошо. Меня устраивают Ваши условия. Когда я могу приступить к работе?
– Хоть сегодня. Картина уже на ферме, на ранчо. Там хорошая охрана, – говоря это, Локк почему-то пристально посмотрел в глаза Мите. И уже сегодня на ферму приедет профессор Ричардсон, он осмотрит мальчика. Машина, чтобы съездить в городок, пройтись по магазинам, – в вашем распоряжении вместе с шофером и охранником. Деньги на карманные расходы, – 10 тысяч долларов, вы получите у моего секретаря. На этой вынужден закончить аудиенцию: меня ждут дела.
Они вышли сквозь длинную колоннаду в офисную часть «Эскориала», где их ждал секретарь Локка для подписания контракта.
– Ишь ты поди ж ты, старый козел, – аудиенцию он, видите ли, прерывает, – оскорбился Митя. – Тоже мне, императорское величество. Наворовал картин…
– Ну зачем так, Митя, ты несправедлив. Во-первых, он наш работодатель, а это предполагает определенную лояльность. Во-вторых, он – не крадет картины, он их подкупает, он миллиардер…
– Это сейчас покупает. Все они, миллиардеры, начинали с преступлений. А раньше что? Покупал? Эту «Мадонну», что тебе надо реставрировать, точно украл. Сам же рассказывал, вывез в начале 30-х гг. из Туркестана. Купил, скажешь?
– И скажу. Он и тогда был богатым.
– А что, богатые не воруют? Еще как воруют. Вот взять например наших жуликов, тех, что «на верху». Знаешь, сколько на них в ФСБ материала компрометирующего.
– И что ж не арестовываете?
– «Папа» не дозволяет. После 2000 года много интересного Россия узнает.
– А что ж раньше не решаетесь? Если такие смелые, когда можно без опасения за карьеру критиковать американского коллекционера, то чтобы не покритиковать своих «собирателей»?
– Да ладно Вам ссориться, – прервал спор старший Гоша. Он легко управлял потрясающей автоматической коляской, без устали вертя головой, рассматривая висящие на стенах залов, через которые они добирались в офисную часть «Эскориала» в сопровождении молчаливого, и, похоже, ни в зуб ногой по-русски слуги, – Вы только поглядите, какие здесь картины! И это не самые лучшие, похоже. У такого человека, как этот Локк, самые лучшие наверняка в запаснике.