Мишель Моран. Дочь Клеопатры

Мишель Моран
Дочь Клеопатры

   Посвящается Мэтью, amor meus, amicus meus
   (моему возлюбленному и другу)

   Michelle Moran
   CLEOPATRA'S DAUGHTER
   Copyright © 2009 by Michelle Moran

 

 

Временна́я линия

   323 г. до н. э. – После смерти Александра Македонского в Вавилоне столь стремительно возведенная им империя начинает распадаться. Один из его военачальников, Птолемей, завладевает престолом Египта. Так начинается правление династии Птолемеев, последней представительницей которой станет Клеопатра Селена.
   47 г. до н. э. – Во время битвы при Ниле войска Юлия Цезаря одерживают победу над Птолемеем XIII, и на египетский престол возводят Клеопатру VII. Немногим позже, в том же году, она объявит, что принесла Цезарю сына Цезариона (чье имя означает «Маленький Цезарь»). Цезарь не разорвет отношений с Клеопатрой вплоть до того рокового дня, когда будет убит.
   46 г. до н. э. – Нумидийский царь Юба I вступает в проигрышную коалицию с республиканцами против Цезаря. В результате разгромной битвы при Тапсе Нумидийское царство становится римской провинцией, и вскоре после сражения Юба добровольно принимает смерть от руки своего слуги. Его сына Юбу II в младенческом возрасте переправляют в Рим, чтобы выставить напоказ во время триумфального шествия. Юба II растет и воспитывается в доме Цезаря и его сестры, где заводит близкую дружбу с юным приемным наследником Цезаря – Октавианом.
   44 г. до н. э. – Юлий Цезарь убит. Впоследствии его сторонники Октавиан, Марк Антоний и Лепид образуют временный второй триумвират. Они объединяются для того, чтобы разгромить армию с Брутом и Кассием во главе, собранную в Греции убийцами Цезаря.
   42 г. до н. э. – Одержав победу над силами Брута и Кассия в битве при Филиппах, участники второго триумвирата расстаются, и каждый из них идет своей дорогой. Марк Антоний отправляется объезжать восточные провинции, чтобы добиться встречи с царицей Египта.
   41 г. до н. э. – Их встреча происходит. Очарованный Марк Антоний возвращается, чтобы провести с Клеопатрой VII зиму в Александрии.
   40 г. до н. э. – У них появляется двойня – Клеопатра Селена и Александр Гелиос. В последующие восемь лет нарастает недоверие и вражда между Октавианом и Марком Антонием.
   36 г. до н. э. – Триумвират распадается после того, как Октавиан отстраняет Лепида от власти. Теперь в Риме два правителя – Марк Антоний и сам Октавиан. – У Клеопатры и Марка Антония появляется третий и последний ребенок – Птолемей.
   31 г. до н. э. – В морской битве при Акции молодой Октавиан и его незаменимый военачальник Марк Агриппа одерживают победу над войсками Марка Антония и Клеопатры.

Действующие лица

   Агриппа – Верный полководец Октавиана, отец Випсании.
   Александр – Сын царицы Клеопатры и Марка Антония, брат Селены.
   Антилл – Сын Марка Антония и его третьей жены, Фульвии.
   Антония – Дочь Октавии от второго мужа, Марка Антония.
   Веррий Флакк – Вольноотпущенник, знаменитый школьный учитель, первым придумавший устраивать среди учеников состязания с раздачей наград.
   Випсания – Дочь Агриппы и его первой жены.
   Витрувий – Ученый и архитектор, автор «Десяти книг об архитектуре».
   Галлия – Дочь Верцингеторикса, царя побежденной Галлии.
   Друз – Второй сын Ливии от ее первого мужа, Тиберия Клавдия Нерона.
   Клавдия – Дочь Октавии от первого мужа, Гая Клавдия Марцелла.
   Клеопатра VII – Египетская царица, родившая Цезариона от Юлия Цезаря, а также Александра, Селену и Птолемея от Марка Антония.
   Ливия – Жена Октавиана, римская императрица.
   Марк Антоний – Римский консул и полководец.
   Марцелл – Сын Октавии от первого мужа, Гая Клавдия Марцелла.
   Марцелла – Вторая дочь Октавии от первого мужа, Гая Клавдия Марцелла.
   Меценат – Поэт, сподвижник Октавиана.
   Октавиан – Римский император, известный также под именем Август.
   Октавия – Сестра Октавиана, бывшая жена Марка Антония.
   Овидий – Поэт.
   Птолемей – Младший сын царицы Клеопатры от Марка Антония.
   Скрибония – Первая жена Октавиана, мать Юлии.
   Селена – Дочь царицы Клеопатры от Марка Антония.
   Сенека Старший – Оратор и писатель.
   Тиберий – Сын Ливии от ее первого мужа, Тиберия Клавдия Нерона.
   Тония – Вторая дочь Октавии от Марка Антония.
   Юба II – Наследник престола Нумидии, сын побежденного нумидийского царя Юбы I.
   Юлия – Дочь Октавиана и его первой жены, Скрибонии.

Глава первая
Александрия
12 августа 30 г. до н. э

   В ожидании новостей мы коротали время за игрой в кости. Выбрасывая очередную пару, я почувствовала, как маленькие кубики из слоновой кости липнут к рукам.
   – Глаза змеи, – объявила я, обмахиваясь ладонью.
   Даже морскому бризу, гулявшему в мраморных залах нашего дворца, не удавалось развеять обжигающую жару, накрывшую город.
   – Твоя очередь, – повернулся Александр к матери. Не дождавшись ответа, повторил: – Твоя очередь, мама.
   Та не слушала. Лицо матери было обращено к морю, где на востоке высился Фаросский маяк, возведенный нашими предками. Мой род, величайший на земле, брал свое начало от самого Александра Македонского. Если бы сегодня отец победил Октавиана, Птолемеи могли бы царствовать еще триста лет. Но если потери будут множиться…
   – Селена, – жалобно обратился ко мне Александр.
   Словно кто-нибудь мог сейчас привлечь внимание матери.
   – Птолемей, бери кости! – резко произнесла я.
   Шестилетний братик заулыбался.
   – Мой ход?
   – Да, – солгала я, и его радостный смех отозвался эхом в пустых дворцовых залах.
   Посмотрев на Александра, я без труда прочла его мысли – возможно, потому что мы с ним близнецы. И прошептала:
   – Думаю, они нас не бросят.
   – А ты бы как поступила на месте рабов, если бы знала, что скоро здесь будет армия Октавиана?
   – Мы этого не знаем, – возмутилась я.
   Послышалось гулкое эхо шагов, и мать наконец посмотрела на нас.
   – Селена, Александр, Птолемей, на место.
   Бросив игру, мы забрались на ложе и прижались друг к другу, но то явились всего лишь наши служанки, Ирада и Хармион.
   – Ну? Что там? – потребовала ответа мать.
   – Воины!
   – Чьи?
   – Вашего мужа! – вскрикнула Хармион. Она служила семье вот уже двадцать лет, и я никогда не видела, чтобы эта женщина плакала. Сегодня, когда Хармион распахнула дверь, ее щеки блестели от слез. – Они пришли с новостями, ваше величество, и боюсь…
   – Не смей это говорить! – Мама на секунду прикрыла глаза. – Лучше скажи… Мавзолей приготовлен?
   Ирада сморгнула слезы с ресниц и кивнула.
   – Туда отнесли последние сокровища из дворца. И дрова для… для погребального костра уложены, как вы велели.
   Я коснулась руки Александра.
   – Не может быть, чтобы отец их не победил. Ему есть за что сражаться.
   – Октавиану тоже, – отозвался брат, глядя на кубики в своих ладонях.
   Мы одновременно посмотрели на маму, египетскую царицу Клеопатру Седьмую. Во время правления люди превозносили ее как Исиду, а при особом настроении она одевалась как Афродита, однако, в отличие от настоящих богинь, мама не была бессмертна. Я видела, как напряглись от страха ее мускулы. В дверь постучали; мама встрепенулась. И хотя ничего другого мы не ждали, она не торопилась открывать, а сперва посмотрела на нас, задержав взгляд на каждом по очереди. Марк Антоний был нашим общим отцом, но только Птолемей унаследовал его золотые локоны. Нам с Александром достались мамины темно-каштановые кудри, а также янтарный оттенок глаз.
   – Молчите, что бы ни услышали, – предостерегла она. И ровным голосом приказала: – Входите.
   Я задержала дыхание.
   На пороге возник один из отцовских воинов.
   – Что случилось? – спросила мать. – Антоний… Скажите мне, что он цел.
   – Да, ваше величество, – отвечал воин, отводя взгляд.
   Мать облегченно сжала в руке жемчужное ожерелье.
   – Однако ваши корабли отказались вступать в сражение, и к ночи здесь будут люди Октавиана.
   При этих словах Александр задохнулся, а я закрыла рот рукой.
   – Все корабли? – Она возвысила голос. – Мои войска отказались от боя за собственную царицу?
   Юный солдат переступил с ноги на ногу.
   – Остались еще легионы пехотинцев…
   – Разве они удержат целую армию Октавиана? – воскликнула мама.
   – Нет, ваше величество. Поэтому вам нужно бежать…
   – И куда мне бежать, по-твоему? В Индию? Может, в Китай?
   Глаза посланца расширились, а маленький Птолемей у меня под боком захныкал.
   – Прикажите оставшимся людям наполнить мавзолей, – велела она. – Перенесите туда все ценное из дворца.
   – А военачальник, ваше величество?
   Мы с Александром во все глаза смотрели на маму. Позовет ли она отца? Может, они вместе дадут отпор войскам Октавиана?
   Ее нижняя губа дрогнула.
   – Передайте Антонию, что нас уже нет в живых.
   Я ахнула.
   – Мама, нет! – в отчаянии вскричал Александр. – Что подумает отец?
   Она обожгла его взглядом.
   – Подумает, что ему незачем возвращаться. – В ее голосе зазвучали стальные нотки. – Тогда он покинет Египет и спасется.
   Солдат помедлил.
   – А ваше величество? Что вы станете делать?
   Слезы обжигали мне глаза, но я сдержалась. Плачут только дети, а мне уже десять лет.
   – Мы отправимся в мавзолей. Октавиан возомнил, будто может явиться в Египет и взять сокровища Птолемеев из моего дворца, словно гроздь с виноградной лозы. Но я скорее спалю все дотла! Готовьте две колесницы!
   Воин помчался исполнять приказание. Между тем наши слуги уже начинали разбегаться.
   – Трусы! Трусы! – кричал им вслед Александр через открытую дверь.
   Его не слушали. Женщины покидали дворец в чем были, зная, что армия Октавиана не ведает снисхождения. Из комнат выбегали солдаты с ценными вещами в руках, однако трудно было судить, сколько из этих предметов действительно попадет в мавзолей.
   Мать повернулась к Хармион.
   – Ты не обязана оставаться. Никто не знает, чем кончится этот вечер.
   Служанка мужественно покачала головой.
   – Значит, мы встретим неизвестное вместе.
   Ираде едва исполнилось тринадцать, но и она твердо выдержала взгляд моей матери.
   – Я тоже останусь, – прошептала девушка.
   – Тогда идем собирать вещи. Александр, Селена, на каждого – не больше одной дорожной сумки.
   Мы бросились прочь по коридорам. У самых дверей моей комнаты Александр внезапно остановился.
   – Тебе страшно?
   Я кивнула.
   – А тебе?
   – Вряд ли Октавиан хоть кого-нибудь пощадит. Мы противостояли ему целый год, а помнишь, как он обошелся с Метулом, столицей япидов?
   – Его люди сожгли все, вплоть до пшеничных полей и скотины. Зато Сегестику огню не предали. Октавиан даже горожан оставил в живых.
   – А правителей? – возразил мой брат. – Они все убиты.
   – Не станут римские легионеры воевать с детьми. Зачем им это?
   – Затем, что наш отец – Марк Антоний!
   – Что тогда ждет Цезариона? – перепугалась я.
   – Если кто и в опасности, так в первую очередь он, отпрыск Юлия Цезаря. Думаешь, почему мать его отослала?
   Мне представился сводный брат на пути в далекую Индию. Суждено ли нам снова встретиться?
   – А как же Антилл? – тихо спросила я.
   Хотя у нашего отца были дети от первых четырех жен и, наверное, от целой дюжины любовниц, из сводных сестер и братьев мы хорошо знали только Антилла.
   – Если наш враг и вправду настолько жесток, как все говорят, он постарается и его прикончить. Тебя, может быть, не тронут. Ты – девушка. К тому же такая умная. Когда Октавиан это поймет…
   – Что толку быть умной, если он все равно сюда явится?
   Слезы брызнули у меня из глаз. Взрослая или нет, я больше не хотела сдерживаться.
   Александр молча обнял меня за плечи. Тут в коридор выскочила Ирада и закричала:
   – Время выходит! Берите вещи!
   В комнате я первым делом отыскала альбом с рисунками. Потом натолкала в сумку побольше чернильниц и чистых папирусов. Наконец подняв глаза, увидела у дверей Александра и маму, успевшую сменить греческий хитон на традиционное одеяние царицы Египта – прозрачное платье из голубого шелка, ниспадающее до самого пола. На шее сверкали нити морских жемчужин розового цвета, а на голове – золотая корона в виде грифа, знак Исиды. Передо мной словно возникло мерцающее видение в лазурных и золотых тонах. Мама еще продолжала держаться с царским достоинством, но я заметила, какие тревожные взгляды она бросает на разбегающихся слуг.
   – Пора!
   Следом за нами потянулась цепочка солдат; интересно, что с ними станется, когда нас здесь не будет? Те, кто поумнее, сами сложат оружие, но и это может их не спасти. Октавиан, по словам отца, не щадит противников. Он бы и мать родную убил, вздумай она очернить его имя.
   Во дворе нас ожидали две колесницы.
   – Поедешь со мной, – сказал Александр.
   Служанка Ирада присоединилась к нам, и, когда лошади пустились вскачь, брат взял меня за руку. Как только мы миновали ворота, из царской гавани донеслись призывные крики чаек, ныряющих прямо в бурные волны прибоя. Я потянула носом соленый воздух и резко выдохнула. Привыкнув к слепящему солнцу, глаза различили тысячи жителей Александрии, заполнивших улицы. Брат еще крепче сжал мою ладонь. Что на уме у этих людей? Невозможно представить, однако они стояли недвижно, словно камыши в безветренный день, по всей дороге, ведущей от царского дворца к мавзолею, и молча смотрели, как проезжают наши колесницы. И вдруг, один за другим, начали опускаться на колени. Ирада громко всхлипнула.
   Александр повернулся ко мне.
   – Им нужно бежать отсюда! Бежать со всех ног!
   – Может, они не верят, что скоро сюда прибудет армия Октавиана.
   – Это известно каждому. Весь дворец уже знает.
   – Тогда они задержались ради нас. В надежде, что боги услышат наши молитвы.
   – Ну и глупцы, – с горечью произнес брат, покачав головой.
   Купол фамильного мавзолея высился над горизонтом – у самого края моря, на мысе Лохий. В добрые времена мы часто наведывались туда, чтобы понаблюдать за работой строителей, и теперь я пыталась представить себе, как это будет – без грохота молотков и гула голосов. Одиноко, подумалось мне. И страшно.
   Колонный зал внутри мавзолея вел к чертогу, где в ожидании стояли саркофаги, предназначенные для отца и матери. Оттуда можно было подняться по лестнице в верхние комнаты, окна которых сейчас залил солнечный свет, но в нижние не проникал ни единый луч; при мысли об этом я передернулась от озноба. Лошади резко встали у деревянных ворот, и солдаты расступились, давая нам дорогу.
   – Ваше величество, – промолвили они, пав на колени перед царицей, – что нам делать?
   Она посмотрела на старшего и в отчаянии спросила:
   – Есть надежда, что мы разобьем их?
   Воин отвел глаза.
   – Простите, ваше величество.
   – Ну так бегите!
   Мужчины поднялись на ноги.
   – А как же… как же сражение? – потрясенно проговорили они.
   – Сражение? – с горечью произнесла мама. – Октавиан победил и вскоре объявит свои условия; я буду ожидать здесь, в то время как мои люди ползают и пресмыкаются у ног врага.
   Невдалеке заголосила жрица, возвещая прибытие воинов Октавиана, и мать посмотрела на нас.
   – Туда! – прокричала она. – Все внутрь!
   Обернувшись на бегу, я увидела побелевшие лица солдат. В мавзолее не ощущался летний зной. Понемногу глаза привыкли к темноте. Вдруг при свете, пролившемся через открытую дверь, перед нами засияли дворцовые сокровища. В сундуках из слоновой кости мерцали серебряные и золотые монеты; тяжелое ложе из древесины кедра, установленное между саркофагами, было усеяно редкостными жемчужинами. Ирада дрожала, кутаясь в длинный льняной плащ, а Хармион обвела взглядом груды сложенных по кругу дров, и ее глаза наполнились горькими слезами.
   – Закройте двери! – велела мама. – Заприте их как можно крепче!
   – А что будет с Антиллом? – встревоженно спросил Александр. – Он сражается…
   – Пусть бежит вместе с вашим отцом!
   С грохотом захлопнув двери, Ирада задвинула железный засов, и наступила мертвая тишина. Слышалось только потрескивание факелов. Птолемей заплакал.
   – Тихо! – прикрикнула мать.
   Приблизившись к ложу, я взяла мальчика на руки.
   – Все будет хорошо. Смотри, – ласково прибавила я, – ведь мы же вместе.
   – Где папа? – выкрикнул он.
   – Придет, – отвечала я, гладя его по руке.
   Братишка почувствовал мою ложь и завопил высоким голосом.
   – Отец! – плакал он. – Отец!
   Мать подошла к нему через комнату и ударила по лицу. На нежной щеке отпечатался след от ладони. Малыш замолчал; его нижняя губа задрожала, и Хармион забрала у меня братишку, пока он снова не разревелся.
   – Простите, – сорвалось с моих уст. – Я только хотела его успокоить.
   Мать поднялась по мраморной лестнице на второй этаж, а мы с Александром сели на нижней ступеньке.
   – Видишь, как вредно быть доброй? – произнес он и покачал головой. – Лучше бы ты его шлепнула.
   – Птолемей – ребенок.
   – А мама сражается за свою корону. Думаешь, ей приятно слушать, как он причитает и зовет отца?
   Обняв колени, я поглядела на груды дров.
   – Она ведь не подожжет мавзолей. Это всего лишь способ отпугнуть Октавиана. Говорят, его людям годами не выдавали жалованья. Ему нужна наша мама. Ему нужно все это.
   Брат промолчал. Только встряхнул на ладони пару игральных костей. Потом еще и еще.
   – Прекрати, – не сдержалась я.
   – Сходи к ней.
   Я подняла глаза: мама сидела на резном деревянном ложе и неотрывно смотрела на море. Теплый бриз развевал тонкий шелк платья.
   – Разозлится.
   – На тебя – нет. Ты ее маленькая луна.
   Александра Гелиоса назвали в честь солнца, а мне досталось имя ночного светила. И хотя мама часто повторяла, что ее маленькая луна всегда все делает правильно, я почему-то медлила.
   – Она не должна быть сейчас в одиночестве. Ей страшно, Селена.
   Я взошла по ступенькам. Мама не обернулась. Ее тяжелые косы, увитые жемчугом, венчала корона с изображением грифа, который жадно тянулся к морю, словно желал улететь. Я присела рядом на ложе и стала смотреть в ту же сторону. На бескрайних голубых просторах пестрели сотни надутых парусов. Все корабли направлялись в гавань Безопасного Возвращения. Никакого сражения. Никаких попыток сопротивляться. Год назад наши суда потерпели полное поражение при Акции, и теперь они просто сдались.
   – Мальчишка, – промолвила мать, не взглянув на меня. – Решил отобрать у Антония половину Рима, глупец. Юлий был величайшим из мужей, но даже его нашли мертвым в Сенате.
   – Я думала, наш отец – величайший из римских мужей.
   Она обернулась. Ее светло-карие очи сияли почти как золото.
   – Юлий ценил свою власть превыше всего. А твой отец любит лишь вино и гонки на колесницах.
   – И тебя.
   Уголки ее губ изогнулись книзу.
   – Да.
   Мама уже снова смотрела на волны. В первый раз вода решила судьбу нашей династии, когда погиб Александр Македонский. Империя начала распадаться, и его сводный брат Птолемей отплыл в Египет и облек себя царской властью. И вот теперь то же самое море сменило милость на гнев.
   – Я велела сказать Октавиану, что готова к переговорам. Даже послала ему свой скипетр, но не дождалась ответа. Значит, Фивы не будут восстановлены. – Мама всегда мечтала возродить этот город, за шестнадцать лет до ее рождения разрушенный рукой Птолемея Девятого в наказание за бунт горожан. – Сегодня мой последний день на египетском троне.
   Меня испугал ее обреченный голос.
   – На что же нам остается надеяться?
   – Говорят, Октавиана растила сестра Юлия. Может быть, он еще пожелает, чтобы сын Юлия взошел на престол.
   – Как по-твоему, где сейчас Цезарион?
   Я знала, что в это мгновение перед ее мысленным взором возникли его широкие плечи и чарующая улыбка.
   – В городе Веронике, с наставником, ожидает ближайшего корабля на Индию, – с надеждой проговорила она.
   После битвы при Акции старшему брату пришлось бежать, а просватанной за Александра царевне Иотапе – вернуться в Мидию. Нас разметало ветром, словно листья. Увидев мой взгляд, мама сняла с шеи ожерелье из розовых жемчужин.
   – Оно защищает от всякого зла, Селена. Теперь пусть оберегает тебя.
   Я почувствовала, как на грудь опустилась холодная золотая подвеска с маленькими ониксами.
   Тут мама резко выпрямилась.
   – Что там?
   Я затаила дыхание. Сквозь грохот прибоя до нас доносились удары в дверь.
   – Это он?! – воскликнула мама, и я проследовала за краем ее лазурной туники вниз по лестнице.
   Александр с посеревшим лицом застыл у двери.
   – Нет, это наш отец, – вымолвил он и почему-то вытянул руки, будто не желал подпускать нас ближе. – Он пытался покончить с собой. Он умирает, мама!
   – Антоний! – закричала она, прижимаясь лицом к железной решетке. – Антоний, что ты наделал!
   Ответа мы с Александром не расслышали. Мать покачала головой и проговорила:
   – Не могу. Если дверь открыть, любой из твоих солдат захватит нас ради выкупа.
   – Пожалуйста! – взмолился мой брат. – Он умирает!
   – Открывать нельзя… – начала Хармион.
   – Так ведь есть окно! – воскликнула я.
   Мама уже бежала вверх по ступеням, и мы пятеро следовали за ней по пятам. Мавзолей был еще не достроен – кто знал, что в нем так быстро возникнет нужда? Всюду лежали оставленные строителями рабочие инструменты, и мать приказала:
   – Александр, веревку!
   А сама распахнула решетчатые ставни окна, выходящего на храм Исиды. Внизу волны бились о створки восточных окон. Не могу сказать, как быстро ей удалось совершить невообразимое. Конечно, с помощью Ирады и Александра. В общем, едва лишь окровавленные носилки с отцом привязали к веревке, мать подняла его на второй этаж и, втащив, положила на пол мавзолея.
   Я застыла, прижавшись к мраморной стене спиной. Умолкли радостные крики чаек, и моря не стало, и не было больше ни слуг, ни даже солдат. Остался один отец – и рана меж ребер, там, где он пронзил себя собственным клинком. До слуха долетало судорожное дыхание брата, но самого его я не видела. Потому что смотрела на руки матери, обагрившиеся от прикосновения к отцовским одеждам.
   – Антоний! – воскликнула она. – Антоний! – И прижалась щекой к его груди. – Знаешь ли, что посулил Октавиан после битвы при Акции? Что не станет посягать на египетский престол, если только по моему приказу тебя убьют. Но я не сделала этого! Слышишь, не сделала! – Мама уже была близка к припадку. – И вот… что же ты натворил!
   У него задрожали веки. Я никогда не видела, чтобы отец испытывал боль. Он был воплощенным Дионисом, чем-то большим, чем жизнь, и ни один мужчина не мог с ним сравниться ни ростом, ни быстротой движений, ни силой. Отец хохотал громче всех и шире всех улыбался. Но сегодня на прекрасном загорелом лице не было ни кровинки, а волосы взмокли от пота. Отца было трудно узнать без греческих одеяний и золотой короны в виде листьев плюща; скорее он походил на простого смертного, на римского легионера, который еле ворочает языком.
   – Мне сказали, что ты умерла.
   – По моему приказу. Я хотела, чтоб ты бежал, а не убивал себя. Еще не все кончено, Антоний.
   Однако его глаза уже затягивала мутная пелена.
   – Где мои солнце и луна? – прошептал отец.
   Александр взял меня за руку и повел за собой. Наверное, я бы не справилась без его помощи.
   – Селена… – Взгляд умирающего упал на меня. – Селена, ты не подашь отцу вина?
   – Папа, это мавзолей, здесь нет…
   Но он уже не понимал моих слов.
   – Доброго хиосского вина…
   Мама всхлипнула.
   – Не плачь. – Он ласково прикоснулся к ее волосам, прошептал: – Наконец-то я становлюсь Дионисом, – и, собрав последние силы, сжал мамину руку.
   – Живи, ты мне нужен, – взмолилась царица. И вдруг пронзительно закричала: – Антоний! Антоний!
   Умирающий смежил веки. Мама приникла к нему всем телом, прижала к груди и, призывая Исиду, просила вернуть ему жизнь. Мы слышали, как приближаются к воротам гробницы римские воины. Бриз разносил над морем их странный монотонный напев.
   – Что это? – со страхом спросил Александр.
   – Evocatio^[1], – прошептала Хармион. – Они заклинают наших богов перейти на сторону Октавиана и принять его как законного правителя.
   – Боги нас никогда не оставят! – разгневанно закричала царица, и перепуганный Птолемей уткнулся личиком в колени служанки.
   Мать поднялась; лазоревый шелк ее платья покрылся багровыми пятнами. Кровь была на груди, на руках, даже на косах.
   – Вниз! Если они взломают дверь, мы подожжем тут все дрова!
   Уходя вслед за другими, я обернулась посмотреть на отцовское тело: может быть, еще шелохнется?
   – Его больше нет, Селена, – промолвил брат сквозь слезы.
   – А вдруг…
   – Его больше нет. И только богам известно, что стало с Антиллом.
   У меня сжалось горло; внезапно в чертоге словно не стало воздуха. Поднявшись по лестнице, мать протянула служанкам по кинжалу.
   – Наблюдайте за окнами, – приказала она. – Если кто-нибудь ворвется сюда – вам известно, что делать.
   Она устремилась вниз, оставляя кровавые следы на ступенях.