Сообщались также непроверенные сведения о поведении израильских войск на Синайском полуострове, в районе Газа, неправильные факты о войне 1948-49 годов между Израилем и арабскими странами и т. д.
   Некоторые из указанных фактов публиковались, по-видимому, в целях дезинформации, но не достигали цели, поскольку не всегда были правдоподобны. Например, сообщение в «Правде» от 17 мая об израильско-иорданском соглашении о поставках израильского оружия в Амман было неубедительным. Оно вызвало лишь ядовитые насмешки израильской печати».
   Иначе говоря, советские дипломаты прекрасно знали, что советская пропаганда, рассказывая об Израиле, постоянно врет. Но поправлять журналистов никто не стал, ведь они всякий раз выполняли указания ЦК партии. Несколько десятилетий советские средства массовой информации сознательно рисовали еврейское государство в самых отвратительных красках. Причем, когда писали о Соединенных Штатах или Западной Германии, которые тоже числились среди врагов, то приходилось соблюдать какие-то приличия. С Израилем можно было не церемониться и писать все что угодно.
   Впрочем, в беседах с израильтянами советские дипломаты никогда не признавали, что советские журналисты пишут неправду. Посла Абрамова пригласила министр иностранных дел Израиля Голда Меир. Она хотела поговорить о том, почему отношения между двумя странами никак не восстанавливаются? Почему Советский Союз прекратил торговать с Израилем, но продолжает торговать с Англией и Францией, хотя они тоже участвовали в войне с Египтом?
   Она заговорила и о том, как советские газеты пишут об Израиле.
   — Два дня назад в советской газете «Известия» сообщалось о новом пограничном инциденте на сирийско-израильской границе, — возмущенно говорила Голда Меир. — В заметке написано, что израильские войска открыли огонь, в результате чего был ранен сирийской солдат. Это квалифицировалось как израильская агрессия. В действительности же это была сирийская агрессия, во время которой сирийцы убили израильскую женщину из пограничного селения. Об этом убийстве «Известия» даже не упомянули. Подобная тенденциозность проявляется в советской печати довольно часто. Это особенно относится к телеграфной информации, хотя в Израиле находится корреспондент ТАСС, который должен был бы правильно информировать Москву о происходящих в Израиле событиях.
   Советский посол, разумеется, с порога отверг обвинения в необъективности советских журналистов, о чем с гордостью информировал Москву:
   — Что касается претензий к советской печати, то я сказал, что не могу с ними согласиться. Я могу допустить, что в некоторых заметках, заимствованных из иностранной печати, могут быть иногда мелкие неточности, ответственность за которые несут иностранные газеты. Но общее направление и все существенные факты, которые сообщает наша печать, всегда являются правильными. Факты, опубликованные в «Известиях» по материалам сирийской печати, также изложены правильно.
   Громыко уже не вспоминал о том, что он когда-то говорил с трибуны Организации Объединенных Наций в защиту еврейского государства. Приехав на сессию Генеральной Ассамблеи в октябре пятьдесят седьмого года, Громыко говорил о другом. В его словах звучала угроза, немыслимая в отношениях с другими странами, даже с теми, которые именовались в Москве «империалистическими»:
   — Израиль мало задумывается над тем, как мыслится его дальнейшее развитие, да и само существование его как государства… Создается впечатление, что Израиль рубит сук, на котором он сидит.
   Совсем другие речи звучали в разговорах с египетскими партнерами.
   Второго ноября Хрущев и министр обороны Малиновский приняли военного министра Египта генерала Абд-эль Хакима Амера. Сначала они в унисон осудили западных империалистов. Потом Амер перешел к просьбам:
   — Экономические возможности не позволяют Египту увеличить вооруженные силы. Что касается вооружения и боеприпасов, то Египет получил их от Советского Союза и Чехословакии. Однако египетское правительство весьма беспокоит вопрос воздушной обороны.
   Хрущев поинтересовался:
   — Удалось ли египтянам во время англо-франко-израильской агрессии сбить сколько-нибудь самолетов противника?
   — В начале войны мы сбили восемь французских «мистеров» зенитной артиллерией, — гордо ответил Амер. — В двух воздушных сражениях египетская авиация не потеряла ни одного самолета. Может быть, для налаживания противовоздушной обороны послать в Египет советских специалистов?
   Хрущев пообещал и дальше оказывать помощь Египту, сотрудничая и торгуя с ним:
   — Советский Союз не имеет свободной валюты, но в обмен на египетские товары он готов продавать свои товары Египту. Советский Союз сорок лет живет без долларов, и, как видите, без долларов он достиг больших успехов в областях экономического, культурного и военного сотрудничества.
   Хрущев обещал доложить президиуму ЦК и правительству о поставленных Египтом вопросах и на следующей встрече все обсудить конкретно. Он сказал, что если между Советским Союзом и Египтом сложатся взаимовыгодные отношения, «империалисты ничего не смогут сделать»:
   — Соединенные Штаты и нас также блокируют, чтобы не дать технического оборудования, но, как видите, это не принесло им положительных результатов. Они хотели запустить первыми спутник Земли и уже назвали его «Авангард», но этот «Авангард» до сих пор находится где-то в американских лабораториях, а наш спутник уже давно летает.
   — Мы были бы рады, — польстил ему Амер, — если бы вы, а не американцы первыми попали на Луну.
   — Теперь уже не попадут первыми, — уверенно сказал Хрущев, — но если хорошо оплатят билеты, мы можем взять их в качестве пассажиров.
   Говоря о космосе, Никита Сергеевич пришел в благодушное настроение. Он поинтересовался у египетского гостя:
   — Как генерал переносит московский климат?
   — Замечательно, — жизнерадостно ответил Амер. — Надеюсь, во время парада будет хорошая погода, которая позволит все хорошо видеть.
   — Это не от нас зависит, — пожал плечами Хрущев.
   И тут, наконец, в разговор вмешался министр обороны Малиновский, который все остальное время молчал:
   — В день парада даже небеса благожелательны к нам.
   Седьмого ноября Амер сказал заместителю министра иностранных дел Владимиру Семенову, что хотел бы продолжить беседы и конкретно изложить просьбы Египта; девятнадцатого ноября он должен вернуться в Египет.
   Тринадцатого ноября египетского министра вновь принял Хрущев. Вместе с ним пришли глава правительства Булганин, его заместители Анастас Иванович Микоян и Михаил Георгиевич Первухин (он был одновременно председателем госкомитета по внешним экономическим связям) и, разумеется, маршал Малиновский.
   Хрущев сказал, что Советский Союз готов предоставить Египту кредит в шестьсот миллионов рублей для оплаты поставок советских машин и оборудования.
   Амер стал благодарить, но признался, что ему трудно сориентироваться и сообразить, какую сумму шестьсот миллионов рублей составят в египетских фунтах.
   Египетский посол в Москве пояснил, что это примерно пятьдесят пять миллионов египетских фунтов. Микоян подтвердил, что посол прав, а Булганин как бывший председатель правления Госбанка веско заметил:
   — Это сто пятьдесят миллионов американских долларов.
   Генерал Амер сразу заговорил о способах и сроках возвращения кредита:
   — Мы хотели бы иметь более длительные сроки кредита.
   Хрущев попытался умерить его аппетиты:
   — Мы понимаем, что вы хотели бы получить кредит больше, может быть, в пять раз, и тогда вы были бы более довольны, но надо всегда проявлять чувство меры и нам, и вам.
   Микоян обратил внимание египетского гостя на то, что в названную сумму не входит военная помощь. Оружие Египет будет получать отдельно.
   — Мы стесняемся просить большую помощь, — красиво говорил Амер, — но все же надеемся, что Советский Союз пойдет нам навстречу. Наши трудности очень велики. Что касается военных вопросов, то я, как военный человек, хотел бы, чтобы все пушки мира находились в Египте, но мы понимаем, что наше экономическое положение не дает возможности иметь сейчас все необходимое.
   Амер перечислил первоочередные потребности:
   — Наиболее уязвимой является наша противовоздушная оборона. Мы должны также иметь возможность принять на свои аэродромы самолеты, а в порты военные корабли. Мы не забыли, что в пятьдесят шестом году, когда большое количество добровольцев в вашей стране изъявило желание оказать Египту помощь, мы не были подготовлены использовать ее. Я прошу дать нам кредит, поставить вооружение по самым минимальным ценам, которые носили бы почти символический характер.
   — Прошу не обижаться, — ответил Хрущев, — если я скажу, что вы не должны жадничать, даже если вам бесплатно дадут оружие. Потому что, кроме оружия, нужно иметь солдат, одевать, обувать, кормить их, размещать в казармах.
   Никита Сергеевич попытался иносказательно убедить египтян умерить свои аппетиты:
   — У нас в России уже многие годы народ поет песнь о Ермаке, покорителе Сибири. Ермак покорил Сибирь и отдал ее под власть русскому царю. За это царь в награду подарил Ермаку хорошую кольчугу. Ермак был рад подарку, но, когда на его отряд напал противник, он бросился в кольчуге в Иртыш и утонул. Дар царя оказался для Ермака гирей, потянувшей его на дно…
   Амер улыбался, благодарил Хрущева за ценные замечания, обещал следовать его словам и тут же просил вновь рассмотреть вопрос об увеличении помощи Египту.
   — Давайте пока на этом остановимся, — остановил его Хрущев. — Прошу вас учесть, что это не последняя встреча, а только начало.
   Никита Сергеевич говорил очень откровенно, не стесняясь в выражениях, но в переводе колорит его речи, вероятно, пропадал:
   — Народ вы молодой, силы у вас много, и вы хотите все сразу захапать. Теперь главное — поднять вашу экономику. Это, конечно, дело не легкое. Вы еще не приступили к строительству, а уже имеете большой аппетит. Аппетит, конечно, приходит во время еды, но пока надо было бы начать с необходимого. В медицине существует хорошее правило. Если человек долгое время недоедал, ему нельзя давать много пищи — это вредно. Вы можете сказать, что я рассказываю вам сказки, а вам нужно денег, больше денег…
   Никиту Сергеевича, как обычно после серьезных переговоров, потянуло на воспоминания:
   — Я вспомнил один эпизод из времен Гражданской войны, который рассказывал Микояну. Я находился в одной из частей 11-й армии, которая была расположена возле Кутаиси. Однажды пришлось поехать в политотдел. В гостинице было много клопов, поэтому решил заночевать на вокзале. Ночью во двор ввалилась рота армянских солдат. Я как агитатор поговорил с ними. Они слушали, но не верили в оценку положения в Турции. Когда закончили, один поблагодарил за беседу, но «турок надо резать». Я вновь стал рассказывать, что в Турции есть крестьяне, рабочие, помещики и капиталисты и нельзя подходить одинаково ко всем. Солдаты со всем соглашались, но «турок все же надо резать». Так и генерал Амер во всем соглашается с нами, но все-таки говорит, что денег надо давать больше…
   Беседа продолжалась два часа. Потом Хрущев пригласил египетскую делегацию на обед.

МЕЖДУ НАСЕРОМ И КОММУНИСТАМИ

   Советские дипломаты бдительно следили за тем, чтобы арабские страны ни в коем случае не сближались с западными державами, даже если те предлагали что-то разумное.
   Семнадцатого декабря пятьдесят седьмого года Хрущев принял заместителя премьер-министра Сирии Халеда аль-Азема.
   Никита Сергеевич запугивал гостя происками врагов, бесхитростно объясняя, что у сирийцев есть только один друг — Советский Союз. Хрущев сказал, что в Москве следили за тем, как турки замышляли агрессию против Сирии:
   — Американцы будут удивлены тем, что нам известны их точные планы. Нам известны все решения турецкого генерального штаба о подготовке нападения на Сирию. Опасность была большая… Нам известно, что когда Соединенные Штаты отказались от военного выступления против Сирии, то Ливан, Саудовская Аравия, Иордания и Ирак договорились устранить нынешнее сирийское правительство. Они ассигновали большую сумму денег для борьбы против Сирии. Намечались террористические акты против руководителей вашей страны…
   Аль-Азем вскоре стал премьер-министром, и его активно поддержали сирийские коммунисты.
   Особенно сложные игры велись с Насером.
   Еще в пятьдесят шестом году Издательство иностранной литературы выпустило тоненькую брошюрку Насера под названием «Философия революции». Это был перевод с английского.
   Брошюра предназначалась для узкого круга партийных и идеологических чиновников и рассылалась по специальному списку, утвержденному в ЦК.
   Насера еще мало знали, поэтому издательство сочло необходимым представить его:
   «Автор брошюры — премьер-министр Египта и глава Руководящего революционного совета. Он являлся одним из основателей подпольной патриотической организации „Офицеры свободы“, которая 23 июля 1953 года осуществила государственный переворот в Египте и провозгласила республику».
   На почве борьбы с общим врагом — Израилем — Насер пытался объединить все арабские страны под своим руководством. Он видел себя во главе огромного арабского государства, протянувшегося от Нила до Евфрата. Другие арабские народы почему-то не спешили перейти под управление Насера, что его неприятно удивляло.
   В книге Насер часто жаловался на то, что ему не удается сплотить египтян:
   «Если бы меня спросили, чего я хочу больше всего, я бы немедленно ответил: „Услышать хотя бы одного египтянина, который справедливо отзывается о другом; увидеть хотя бы одного египтянина, который не посвящает все свое время тенденциозной критике идей, высказываемых другим; поверить, что есть хотя бы один египтянин, готовый открыть свое сердце для прощения, терпимости и любви к своим братьям-египтянам“.
   В Москве боялись упустить Насера, опасались, что он в любой момент может переметнуться на сторону Запада.
   В декабре пятьдесят седьмого года в ЦК была направлена записка «О мерах, направленных на укрепление нашего влияния в Египте и предотвращение попыток президента Насера сблизиться с американцами на базе усиления позиций реакционных кругов в арабских странах, в частности в Сирии»:
   В записке говорилось:
   «Насер пытается продолжать линию использования противоречий между двумя мировыми лагерями, получая экономическую и военную помощь от СССР и других социалистических стран, и в то же время добивается изменения отношения к нему со стороны США и других западных держав, подчеркивая в переговорах с Западом свою враждебность к коммунизму и готовность услужить Западу в борьбе против коммунистов на Арабском Востоке.
   Для внутренней политики Насера в последнее время характерны усилившаяся спекуляция лозунгами строительства «демократического социализма» и «кооперативного общества» в Египте и одновременное усиление преследований коммунистов и левых элементов, а также усиление полицейской цензуры и мер, направленных против роста влияния СССР среди египетского населения.
   В последнее время Насер стал сам искать контакта с американцами и не поддерживает, как прежде, близких связей с советским посольством в Каире…»
   Советские руководители не знали, как реагировать на аресты коммунистов в Египте. Формально следовало протестовать и добиваться их освобождения. По-существу Насер был для Москвы значительно важнее слабой египетской компартии. Когда надо советские руководители умели не быть догматиками и закрывали глаза на уничтожение товарищей по международному коммунистическому движению.
   В октябре сорок первого года вместо Коммунистической партии Ирана, запрещенной властями за десять лет до этого, была образована Народная партия Ирана, Туде. Она действовала в подполье и пользовалась полной поддержкой ЦК КПСС. Но в середине пятидесятых Туде практически перестали давать деньги, потому что советские руководители наладили отношения с правительством Ирана.
   В пятьдесят шестом году в Москву приехал шах Ирана Мохаммед Реза Пехлеви с шахиней Сорейей.
   Шах, как он пишет в своих воспоминаниях, говорил достаточно резко: «Я напомнил гостеприимным хозяевам о том, что русские на протяжении нескольких веков беспрестанно пытались продвинуться через Иран к югу. В 1907 году они вступили в Иран. Во время первой мировой войны они вновь попытались захватить нашу страну. В 1946 году создали марионеточное правительство, чтобы отторгнуть от Ирана богатейшую провинцию — Азербайджан».
   Хрущев и Шепилов отвечали, что они не несут ответственности за то, что делалось до того, как они приняли на себя руководство страной. Хрущев хотел подвести черту под старым. И иранские коммунисты лишились поддержки…
   В феврале пятьдесят восьмого года Сирия и Египет объединились и образовали Объединенную Арабскую Республику. Это было сделано с далекоидущими целями. Насер провозгласил, что в новое государство могут вступить все арабские страны.
   В Советском Союзе объединению двух стран не порадовались. В Сирии набирала силу коммунистическая партия по главе с Халедом Багдашем, поэтому открывались возможности для влияния на политику Сирии.
   «Мы в объединении не видели прогресса, — вспоминал Хрущев, — Сирия была буржуазно-демократической страной с легальной компартией, в ней установился парламентский строй французского типа. Там для прогрессивных группировок условия были лучше, чем в Египте. В Египте же никакой демократии не существовало. Правили полковники, возглавляемые Насером…
   В печати советские руководители не выступали против политики Насера, не желая отталкивать его, но и не поддерживали. Зато поддерживали Багдаша, а Багдаш вел, насколько хватало сил у сирийской компартии, борьбу против объединения с Египтом… Наша позиция обижала Насера и не располагала его к нам».
   Верным сторонником египетского президента был глава Югославии Иосип Броз Тито. Когда он приехал в Москву, то завел разговор о положении в Египте и очень высоко оценил Насера. Хрущев выразил свое недоумение:
   — Мне непонятны его выступления, трудно разобраться, чего он хочет. Выступает за то, чтобы создать прогрессивный строй. Но как? Буржуазию он не трогает, банки не трогает. Нам пока трудно оценить, что это за политика, какие цели ставятся перед страной.
   — Насер еще очень молодой человек, политически неопытный, — великодушно объяснял его действия Тито. — К тому же военный человек. У него хорошие намерения, но он пока не нашел твердой точки опоры. Надо его где-то сдерживать, а где-то поддерживать. С ним можно договариваться…
   «У нас с Насером, — вспоминал Хрущев, — были довольно сложные отношения. Мы оказывали Египту помощь как народу, борющемуся за свою независимость, за освобождение от колонизаторов. Мы продавали им вооружение и всемерно содействовали их продвижению вперед. Но были у нас и большие разногласия в вопросах политической и идеологической линии…
   Коммунисты, которые выявлялись Насером, все сидели в тюрьме. Коммунистическая партия была в подполье. С точки зрения нашей коммунистической идеологии он проводил антикоммунистическую, реакционную политику. Нельзя сказать, что мы в Насере видели того, в ком, по нашему мнению, нуждался египетский народ, но мы считали, что в то время более прогрессивного человека там не было…»
   Единая коммунистическая партия была создана в Египте только в январе пятьдесят восьмого года, но находилась на нелегальном положении. Насер закрыл глаза на ее существование с условием, что коммунисты поддержат правящий режим. Но через несколько месяцев все кончилось.
   Объединение Египта и Сирии вызвало сопротивление сирийских коммунистов. Насер приказал разделаться с коммунистами. Руководство партии посадили, лишь немногие успели убежать за границу. Как выразился один историк, организованная коммунистическая деятельность в Египте в те годы велась только в тюрьмах и концлагерях.
   Хрущев намекнул Насеру, что при всем своем желании не может приехать в Египет, пока так много коммунистов томятся в заключении. Насер распорядился их освободить.
   Мохаммед Хасанейн Хейкал, друг и наперсник президента, опубликовал статью, в которой говорилось, что коммунизм в Египте потерпел поражение, поскольку был изолирован от национального движения.
   Гамаль Абд-аль Насер впервые приехал в Советский Союз в апреле пятьдесят восьмого года. Хрущев хотел познакомиться с человеком, о котором столько слышал, и повез египетского президента в Ново-Огарево, взяв с собой только переводчика. Беседовали один на один.
   «Насер произвел на меня хорошее впечатение: молодой человек, собранный, умный, с располагающей улыбкой, — рассказывал потом Никита Сергеевич. — Он понравился мне, если говорить о сугубо личном впечатлении».
   По оценке Хрущева, Насер вел себя во время беседы уверенно, а порою проявлял даже агрессивность. Он обижался на то, что для Москвы мнение вождя сирийских коммунистов Багдаша важнее мнения президента Египта:
   — Что же вы поддерживаете Багдаша? Вы хотите, чтобы Багдаш руководил нами? Этого мы не потерпим, это просто невозможно…
   Говорил, что советские руководители не разбираются в арабских вопросах и стоят на ложном пути, смотрят на объединение не собственными глазами, а глазами Багдаша, который исходит из узко политических позиций.
   Насер дал понять, что объединение Египта и Сирии — это только начало. К ним присоединятся и другие арабские страны, которые должны стать единым целым.
   Хрущев стоял на своем:
   — Вы потом пожалеете об объединении, Объединенная Арабская Республика развалится.
   Переговоры шли весь день. Они обедали на свежем воздухе на берегу. Весь день стояла хорошая летняя погода. Эта встреча заложила основу для хороших личных отношений.
   Тридцатого апреля египетскую делегацию приняли Хрущев, его первый заместитель в правительстве Микоян, председатель президиума Верховного Совета СССР маршал Ворошилов, секретарь ЦК, отвечавший за связи со странами третьего мира, Нуриддин Акрамович Мухитдинов и министр Громыко.
   Насер сказал, что члены делегации сразу хотели бы выяснить главный вопрос. От первой встречи с Хрущевым у них остались противоречивые мнения. Египтянам показалось, что Хрущев упрекал их за непоследовательность. Насер жаждал объяснений:
   — Одни поняли ваши слова так, что мы якобы идем на сотрудничество с Советским Союзом лишь для того, чтобы выторговать у американцев какую-то помощь. Другие утверждают, что вы хотели сказать, что мы идем на сотрудничество с Советским Союзом, не преследуя при этом каких-либо корыстных интересов, исходя из стремления развивать настоящую дружбу между Советским Союзом и Объединенной Аарабской Республикой. Для того, чтобы не было различных мнений в этом вопросе, мы хотели бы вернуться к нему и уточнить вашу точку зрения.
   Хрущев отвечал цветисто:
   — Если бы вы не были мусульманами, то того, кто неправильно истолковал наши слова относительно дружбы, надо было бы наказать по грузинскому обычаю. В Армении и Грузии есть обычай, что тот, кто нарушает порядок стола, подвергается наказанию, ему наливают большой рог вина, и он должен выпить это вино… Советский Союз идет на бескорыстную дружбу с арабами. Он не заинтересован в том, чтобы что-либо получить от этих стран. Советский Союз имеет все необходимое. Может быть, мы нуждаемся только в кофе и цитрусовых, но и без них мы можем обойтись: кофе можно заменить чаем, а цитрусовые яблоками.
   — У нас и кофе нет, — на всякий случай заметил Насер.
   — Зато есть хороший кофе в Йемене, — мгновенно реагировал Хрущев, обладавший изумительной памятью.
   Он намекал на то, что Йемен находился под египетским контролем.
   — У нас есть апельсины, — сказал Насер, — но в небольшом количестве.
   На переговорах чувствовалась осторожность Насера. Он никак не мог решиться объявить себя союзником Москвы, понимая, что тем самым отрезает возможность деловых контактов с Западом. А советские дипломаты больше всего боялись, что Насер задумал нормализовать отношения с Соединенными Штатами.
   Насер просил реактивные бомбардировщики и ракеты среднего радиуса действия. Хрущев отказал, заявив, что на советской территории они более надежно служат интересам Египта и других арабских стран.
   Первого мая Насер вместе с советскими руководителями стоял на трибуне мавзолея. Проходившие по Красной площади демонстранты с любопытством разглядывали новое лицо.
   Проблемы с Египтом из-за преследования коммунистов возникали часто.
   Тридцать первого июля пятьдесят девятого года посол Объединенной Арабской Республики Мохаммед Авад аль-Куни пришел к заместителю министра иностранных дел Семенову.
   Посол был недоволен заметкой в «Правде» от тридцатого июля, в которой сообщалось о том, что в Дамаске арестован видный ливанский коммунист.