Страница:
Лишь немногие арабские политики призывали к умеренности. Президент Туниса Хабиб Бургиба, считая ненависть арабов к Израилю ошибочной, говорил:
— У нас, арабов, эмоции оправдывают инертность. Мы, арабы, кричим, наносим оскорбления, мы погрязли в ругани, мы проклинаем и думаем, что таким образом выполняем свой долг. За всем этим стоит комплекс неполноценности. Я считаю, что никто не должен говорить о сбрасывании Израиля в море, поскольку никто не в состоянии этого сделать. Даже воздержание от разговоров на эту тему может содействовать сосуществованию между арабами и евреями.
Президент Бургиба объехал арабские страны с предложением что-то предпринять, найти возможность покончить с враждой. Он долго разговаривал с Насером наедине.
Потом Бургиба изложил содержание беседы. Он говорил египетскому президенту:
— У нас нет ни сил, ни средств, чтобы вести сражение. Надо идти на компромисс. Согласны?
— Да, — подтвердил Насер.
— Это прекрасно, — обрадовался Бургиба. — Мы должны изложить наши взгляды публично. Важнее всего признать резолюцию ООН, в соответствии с которой был образован Израиль. Вы согласны с ней?
— Да, — уверенно повторил Насер. И тут же отказался от своих слов: — Арабские массы не примут ничего, что походило бы на признание Израиля.
В других случаях египетский президент не очень спрашивал массы, чего они хотят.
Словом, усилия тунисского президента ни к чему не привели. Ни Насер, ни кто-либо другой из арабских политиков, от которых это зависело, не хотели признавать еврейское государство и вести переговоры о мире.
Двадцать пятого мая советский посол в Каире получил срочную телеграмму Громыко с поручением посетить Насера или министра иностранных дел Махмуда Риада и сказать следующее:
Громыко информировал Насера о послании американского президента Линдона Джонсона с оценкой ситуации на Ближнем Востоке. Насера беспокоила возможность совместных действий великих держав. Громыко успокоил египетского президента, сообщив, что это исключено.
Андрей Андреевич также передал Насеру слова израильского министра иностранных дел Аббы Эбана, сказанные советскому послу в Тель-Авиве: Израиль ни в коем случае не хотел бы военного столкновения с Египтом.
Беседуя с советским послом, Эбан высказался за взаимную «деэскалацию», то есть предлагал политическими мерами решить возникшие проблемы. Он надеялся, что его слова будут переданы египтянам.
Но Громыко не стал рекомендовать Насеру наладить какой-то диалог с Израилем через посредников и тем самым избежать вооруженного конфликта. Напротив, министр сказал Насеру, что советский посол дал «твердый ответ Эбану», то есть сказал, что снижения напряженности не будет.
Это был еще один шаг к войне.
Двадцать четвертого мая Египет заявил, что приступает к минированию вод в Акабском заливе и приводит в боевую готовность флот и авиацию.
Нефть в Израиль доставляли суда, которые шли под либерийским флагом. Президент Либерии уведомил Насера, что его суда больше не будут возить нефть еврейскому государству.
Двадцать пятого мая египетская военная делегация во главе с министром обороны Бадраном демонстративно вылетела в Москву. Египтяне провели в Москве четыре дня. Принимали их не только Гречко и Громыко, но и, чтобы подчеркнуть полную поддержку Египта, глава правительства Косыгин.
Бадран прилетел, чтобы попросить согласия Москвы на превентивный удар по Израилю. Египетский министр разложил на столе военные карты и описал ситуацию.
Алексей Косыгин, по словам участвовавшего в переговорах советского дипломата Погоса Акопова, ответил, что военным путем решить проблему невозможно.
Обращаясь к египетскому министру, Косыгин говорил:
Но провожавший министра Бадрана маршал Гречко в здании правительственного аэропорта произнес тост «на посошок» и твердо сказал, что, если Израиль нападет на Египет и Соединенные Штаты поддержат израильтян, «мы вступим в войну на вашей стороне». Эти ободряющие слова советского министра обороны звучали для египтян как самая сладкая музыка.
Двадцать шестого мая Насер выступал перед руководителями всеарабской федерации профсоюзов. Он уверенно сказал: «Если разразится война, она будет тотальной. Ее цель — уничтожение Израиля. Мы готовы к войне и уверены в победе».
Насер с каждым днем чувствовал себя все более уверенно, говорил все агрессивнее. Возможно, он учитывал позицию второго человека в стране. Маршал Абд-аль Хаким Амер был ярым сторонником военных действий. Насер не мог позволить себе более миролюбивую позицию, иначе Амер мог бы претендовать на власть. Зато после войны Насер именно Амера сделает козлом отпущения и заставит ответить за катастрофу…
Скорее всего, Насер совершенно не предполагал, что затеянный им конфликт закончится войной. Он был уверен, что все останется в рамках дипломатических дискуссий. Он даже считал, что он одержал победу без боя. Но на публике держался исключительно воинственно.
Двадцать девятого мая Насер выступал в парламенте. Из его речи следовало, что президент готовится воевать и настроен на победу: «Западные державы умаляют наше достоинство и отказываются признавать наши права. Мы научим их уважать нас. Мы противостоим не Израилю, а тем, кто стоит за ним, тем, кто создал Израиль. Наша страна и наши союзники закончили приготовления к освобождению Палестины».
Тридцатого мая иорданский король Хусейн прилетел в Каир и подписал с Насером соглашение о военном союзе. Этого шага от короля никто не ожидал. Он не хотел рисковать своим небольшим королевством и старательно избегал всякого участия в боевых действиях. Если уж Хусейн спешит присоединиться к коалиции, решили в Израиле, значит Египет и Сирия не сомневаются в победе.
После этого президент Ирака генерал-майор Абдель Рахман Ареф распорядился отправить в Иорданию иракские войска, чтобы они тоже могли участвовать в войне с еврейским государством. Четвертого июня иракская пехотная дивизия и передовая группа танкового соединения в сто пятьдесят машин вступили на территорию Иордании.
Председатель Организации освобождения Палестины Ахмед Шукейри заявил, что когда арабы разгромят Израиль, то уцелевшим евреям позволят вернуться в те страны, откуда они приехали. Но с ухмылкой садиста добавил: «Но мне кажется, что никто не уцелеет».
Министр иностранных дел Израиля Абба Эбан вспоминал уже после войны:
Когда американским президентом стал Джон Кеннеди, Соединенные Штаты впервые начали продавать Израилю оружие. Это был ответ на ракетную программу Насера.
После синайской войны настроения в Вашингтоне изменились. Англичане утратили свои позиции в регионе. Американской политике нужна была опора. Насер не годился. Надежным союзником неожиданно предстала Саудовская Аравия. И отношение к Израилю изменилось к лучшему.
В декабре шестьдесят второго года премьер-министр Голда Меир приехала в Палм-Бич (штат Флорида), где ее принял Джон Кеннеди. Они говорили больше часа. Отчет о беседе составил восемь страниц.
«Соединенные Штаты, — твердо сказал Кеннеди, — поддерживают с Израилем особые отношения, которые поистине можно сравнить лишь с нашими отношениями с Англией. — Он взял Голду Меир за руку и сказал ей: — Не беспокойтесь. С Израилем ничего не случится».
Кеннеди распорядился продать Израилю пять батарей новых ракет «Хок». Одновременно он увеличил помощь (прежде всего продовольственную) Египту. Кеннеди разослал главам арабских стран послания с просьбой сообщить, как Соединенные Штаты могут способствовать прекращению арабо-израильского конфликта. Арабские страны отказались от американских миротворческих услуг. Кеннеди был глубоко разочарован.
Принято считать, что президенты-демократы, особенно Кеннеди, помогали Израилю, чтобы получить на выборах голоса избирателей-евреев.
В реальности ближневосточная политика Соединенных Штатов формировалась под влиянием других соображений. Рубежным был пятьдесят восьмой год, когда произошел военный переворот в Ираке, иорданский король Хусейн едва не потерял трон и политическая ситуации в Ливане была такова, что президент Эйзенхауэр отправил в Бейрут морских пехотинцев. Израиль оказался единственным стабильным демократическим режимом во всем регионе.
Соединенные Штаты действовали вполне эгоистично. Когда они не видели особой пользы от Израиля, то не помогали ему. Когда оценили его роль как форпоста в противостоянии радикальным арабским режимам, тогда Израиль стал получать американское оружие. Но до шестидневной войны военная помощь оказывалась со скрипом.
Сменивший Кеннеди выходец из Техаса Линдон Джонсон воспринимался в Израиле как еще один нефтяной политик, для которого нефтяные дела важнее всего. Обращение к американцам за помощью накануне шестидневной войны фактически осталось без ответа.
Двадцать седьмого мая премьер-министр Леви Эшкол сказал советскому послу, что хотел бы с кратким визитом приехать в Москву и обсудить ситуацию на Ближнем Востоке. Он намеревался объяснить советским руководителям, что Израиль заинтересован в мирном урегулировании возникших проблем. Эшкол был уверен, что сумеет убедить Москву в своей искренности и войны удастся избежать.
Телеграммы от послов в странах Ближнего Востока расшифровывались вне всякой очереди и шли, как говорят в МИД, по большой разметке — то есть отправлялись членам политбюро.
Двадцать восьмого мая в Москве приняли решение принять Леви Эшкола — при одном условии: если не возражают президент Египта и сирийское руководство.
Насер в тот же день ответил, что он не против. Но премьер-министр Сирии Зуэйн и находившися в Москве сирийский президент аль-Атаси попросили ни в коем случае не принимать израильтянина.
Первого июня посол Дмитрий Пожидаев побывал у Насера и сообщил ему: «На наш запрос о поездке премьер-министра Израиля в Москву сирийское руководство в лице президента Атаси убедительно просило не принимать в Москве израильского премьера, так как его приезд, по мнению Атаси, вызовет в арабском мире недоверие к политике Советского Союза. В связи с этим Советское правительство решило не делать предложения израильскому премьер-министру приехать в Москву».
Насер хотел выиграть три-четыре дня для военного развертывания — пока израильский премьер в Москве, война не начнется. Но пока шел обмен телеграммами, египетские войска успели развернуться, поэтому появление Леви Эшкола в Москве уже не было нужно Египту.
Еще один шанс избежать войны был потерян.
Но в самые последние дни в Москве забеспокоились: а вдруг и в самом деле война начнется? Попытались надавить на Израиль.
Первого июня Громыко отправил записку в ЦК:
Второго июня Громыко принял израильского посла Каца и пригрозил ему, что военные действия могут погубить еврейское государство: «Если правительство Израиля решило бы взять на себя ответственность за развязывание военного конфликта, то оно должно было бы заплатить полной мерой за последствия такого шага».
Советские правительство договорилось с Алжиром о срочной переброске имевшихся там советских истребителей в Египет. Алжиру была обещана компенсация, но чуть позже.
РАЗГРОМ И НОВЫЙ РАЗРЫВ
— У нас, арабов, эмоции оправдывают инертность. Мы, арабы, кричим, наносим оскорбления, мы погрязли в ругани, мы проклинаем и думаем, что таким образом выполняем свой долг. За всем этим стоит комплекс неполноценности. Я считаю, что никто не должен говорить о сбрасывании Израиля в море, поскольку никто не в состоянии этого сделать. Даже воздержание от разговоров на эту тему может содействовать сосуществованию между арабами и евреями.
Президент Бургиба объехал арабские страны с предложением что-то предпринять, найти возможность покончить с враждой. Он долго разговаривал с Насером наедине.
Потом Бургиба изложил содержание беседы. Он говорил египетскому президенту:
— У нас нет ни сил, ни средств, чтобы вести сражение. Надо идти на компромисс. Согласны?
— Да, — подтвердил Насер.
— Это прекрасно, — обрадовался Бургиба. — Мы должны изложить наши взгляды публично. Важнее всего признать резолюцию ООН, в соответствии с которой был образован Израиль. Вы согласны с ней?
— Да, — уверенно повторил Насер. И тут же отказался от своих слов: — Арабские массы не примут ничего, что походило бы на признание Израиля.
В других случаях египетский президент не очень спрашивал массы, чего они хотят.
Словом, усилия тунисского президента ни к чему не привели. Ни Насер, ни кто-либо другой из арабских политиков, от которых это зависело, не хотели признавать еврейское государство и вести переговоры о мире.
Двадцать пятого мая советский посол в Каире получил срочную телеграмму Громыко с поручением посетить Насера или министра иностранных дел Махмуда Риада и сказать следующее:
«В Советском Союзе вызывает удовлетворение решительная позиция арабских государств, сплотившихся вокруг Объединенной Арабской Республики и создавших общий фронт в защиту Сирии перед лицом империалистического заговора…Послание Громыко свидетельствовало о том, как плохо советские дипломаты понимали ситуацию на Ближнем Востоке. Москва по-существу подталкивала Насера к войне.
Правительство СССР считает оправданным требование правительства ОАР о выводе войск ООН из района Газы и Синайского полуострова. Такое требование является бесспорным правом Объединенной Арабской Республики. Мы считаем эту меру сильным шагом, который произвел соответствующее положительное действие…»
Громыко информировал Насера о послании американского президента Линдона Джонсона с оценкой ситуации на Ближнем Востоке. Насера беспокоила возможность совместных действий великих держав. Громыко успокоил египетского президента, сообщив, что это исключено.
Андрей Андреевич также передал Насеру слова израильского министра иностранных дел Аббы Эбана, сказанные советскому послу в Тель-Авиве: Израиль ни в коем случае не хотел бы военного столкновения с Египтом.
Беседуя с советским послом, Эбан высказался за взаимную «деэскалацию», то есть предлагал политическими мерами решить возникшие проблемы. Он надеялся, что его слова будут переданы египтянам.
Но Громыко не стал рекомендовать Насеру наладить какой-то диалог с Израилем через посредников и тем самым избежать вооруженного конфликта. Напротив, министр сказал Насеру, что советский посол дал «твердый ответ Эбану», то есть сказал, что снижения напряженности не будет.
Это был еще один шаг к войне.
Двадцать четвертого мая Египет заявил, что приступает к минированию вод в Акабском заливе и приводит в боевую готовность флот и авиацию.
Нефть в Израиль доставляли суда, которые шли под либерийским флагом. Президент Либерии уведомил Насера, что его суда больше не будут возить нефть еврейскому государству.
Двадцать пятого мая египетская военная делегация во главе с министром обороны Бадраном демонстративно вылетела в Москву. Египтяне провели в Москве четыре дня. Принимали их не только Гречко и Громыко, но и, чтобы подчеркнуть полную поддержку Египта, глава правительства Косыгин.
Бадран прилетел, чтобы попросить согласия Москвы на превентивный удар по Израилю. Египетский министр разложил на столе военные карты и описал ситуацию.
Алексей Косыгин, по словам участвовавшего в переговорах советского дипломата Погоса Акопова, ответил, что военным путем решить проблему невозможно.
Обращаясь к египетскому министру, Косыгин говорил:
«Вы одержали большую политическую победу, и, пока нет войны, эту победу можно будет закрепить… То, что вы сделали до сих пор, сделано хорошо. Однако мы не можем не думать о юридическом решении вопроса о судоходстве через проливы… В свете ваших политических достижений вам будет легче получить юридическое решение».Советские руководители радовались тому, что Египет легко добился всего, чего хотел, и не верили, что Израиль возьмется за оружие.
Но провожавший министра Бадрана маршал Гречко в здании правительственного аэропорта произнес тост «на посошок» и твердо сказал, что, если Израиль нападет на Египет и Соединенные Штаты поддержат израильтян, «мы вступим в войну на вашей стороне». Эти ободряющие слова советского министра обороны звучали для египтян как самая сладкая музыка.
Двадцать шестого мая Насер выступал перед руководителями всеарабской федерации профсоюзов. Он уверенно сказал: «Если разразится война, она будет тотальной. Ее цель — уничтожение Израиля. Мы готовы к войне и уверены в победе».
Насер с каждым днем чувствовал себя все более уверенно, говорил все агрессивнее. Возможно, он учитывал позицию второго человека в стране. Маршал Абд-аль Хаким Амер был ярым сторонником военных действий. Насер не мог позволить себе более миролюбивую позицию, иначе Амер мог бы претендовать на власть. Зато после войны Насер именно Амера сделает козлом отпущения и заставит ответить за катастрофу…
Скорее всего, Насер совершенно не предполагал, что затеянный им конфликт закончится войной. Он был уверен, что все останется в рамках дипломатических дискуссий. Он даже считал, что он одержал победу без боя. Но на публике держался исключительно воинственно.
Двадцать девятого мая Насер выступал в парламенте. Из его речи следовало, что президент готовится воевать и настроен на победу: «Западные державы умаляют наше достоинство и отказываются признавать наши права. Мы научим их уважать нас. Мы противостоим не Израилю, а тем, кто стоит за ним, тем, кто создал Израиль. Наша страна и наши союзники закончили приготовления к освобождению Палестины».
Тридцатого мая иорданский король Хусейн прилетел в Каир и подписал с Насером соглашение о военном союзе. Этого шага от короля никто не ожидал. Он не хотел рисковать своим небольшим королевством и старательно избегал всякого участия в боевых действиях. Если уж Хусейн спешит присоединиться к коалиции, решили в Израиле, значит Египет и Сирия не сомневаются в победе.
После этого президент Ирака генерал-майор Абдель Рахман Ареф распорядился отправить в Иорданию иракские войска, чтобы они тоже могли участвовать в войне с еврейским государством. Четвертого июня иракская пехотная дивизия и передовая группа танкового соединения в сто пятьдесят машин вступили на территорию Иордании.
Председатель Организации освобождения Палестины Ахмед Шукейри заявил, что когда арабы разгромят Израиль, то уцелевшим евреям позволят вернуться в те страны, откуда они приехали. Но с ухмылкой садиста добавил: «Но мне кажется, что никто не уцелеет».
Министр иностранных дел Израиля Абба Эбан вспоминал уже после войны:
«Оглядываясь вокруг, мы видели мир, разделившийся на тех, кто жаждал уничтожить нас, и тех, кто не собирался и пальцем пошевелить ради нас».А какую позицию заняли Соединенные Штаты?
Когда американским президентом стал Джон Кеннеди, Соединенные Штаты впервые начали продавать Израилю оружие. Это был ответ на ракетную программу Насера.
После синайской войны настроения в Вашингтоне изменились. Англичане утратили свои позиции в регионе. Американской политике нужна была опора. Насер не годился. Надежным союзником неожиданно предстала Саудовская Аравия. И отношение к Израилю изменилось к лучшему.
В декабре шестьдесят второго года премьер-министр Голда Меир приехала в Палм-Бич (штат Флорида), где ее принял Джон Кеннеди. Они говорили больше часа. Отчет о беседе составил восемь страниц.
«Соединенные Штаты, — твердо сказал Кеннеди, — поддерживают с Израилем особые отношения, которые поистине можно сравнить лишь с нашими отношениями с Англией. — Он взял Голду Меир за руку и сказал ей: — Не беспокойтесь. С Израилем ничего не случится».
Кеннеди распорядился продать Израилю пять батарей новых ракет «Хок». Одновременно он увеличил помощь (прежде всего продовольственную) Египту. Кеннеди разослал главам арабских стран послания с просьбой сообщить, как Соединенные Штаты могут способствовать прекращению арабо-израильского конфликта. Арабские страны отказались от американских миротворческих услуг. Кеннеди был глубоко разочарован.
Принято считать, что президенты-демократы, особенно Кеннеди, помогали Израилю, чтобы получить на выборах голоса избирателей-евреев.
В реальности ближневосточная политика Соединенных Штатов формировалась под влиянием других соображений. Рубежным был пятьдесят восьмой год, когда произошел военный переворот в Ираке, иорданский король Хусейн едва не потерял трон и политическая ситуации в Ливане была такова, что президент Эйзенхауэр отправил в Бейрут морских пехотинцев. Израиль оказался единственным стабильным демократическим режимом во всем регионе.
Соединенные Штаты действовали вполне эгоистично. Когда они не видели особой пользы от Израиля, то не помогали ему. Когда оценили его роль как форпоста в противостоянии радикальным арабским режимам, тогда Израиль стал получать американское оружие. Но до шестидневной войны военная помощь оказывалась со скрипом.
Сменивший Кеннеди выходец из Техаса Линдон Джонсон воспринимался в Израиле как еще один нефтяной политик, для которого нефтяные дела важнее всего. Обращение к американцам за помощью накануне шестидневной войны фактически осталось без ответа.
Двадцать седьмого мая премьер-министр Леви Эшкол сказал советскому послу, что хотел бы с кратким визитом приехать в Москву и обсудить ситуацию на Ближнем Востоке. Он намеревался объяснить советским руководителям, что Израиль заинтересован в мирном урегулировании возникших проблем. Эшкол был уверен, что сумеет убедить Москву в своей искренности и войны удастся избежать.
Телеграммы от послов в странах Ближнего Востока расшифровывались вне всякой очереди и шли, как говорят в МИД, по большой разметке — то есть отправлялись членам политбюро.
Двадцать восьмого мая в Москве приняли решение принять Леви Эшкола — при одном условии: если не возражают президент Египта и сирийское руководство.
Насер в тот же день ответил, что он не против. Но премьер-министр Сирии Зуэйн и находившися в Москве сирийский президент аль-Атаси попросили ни в коем случае не принимать израильтянина.
Первого июня посол Дмитрий Пожидаев побывал у Насера и сообщил ему: «На наш запрос о поездке премьер-министра Израиля в Москву сирийское руководство в лице президента Атаси убедительно просило не принимать в Москве израильского премьера, так как его приезд, по мнению Атаси, вызовет в арабском мире недоверие к политике Советского Союза. В связи с этим Советское правительство решило не делать предложения израильскому премьер-министру приехать в Москву».
Насер хотел выиграть три-четыре дня для военного развертывания — пока израильский премьер в Москве, война не начнется. Но пока шел обмен телеграммами, египетские войска успели развернуться, поэтому появление Леви Эшкола в Москве уже не было нужно Египту.
Еще один шанс избежать войны был потерян.
Но в самые последние дни в Москве забеспокоились: а вдруг и в самом деле война начнется? Попытались надавить на Израиль.
Первого июня Громыко отправил записку в ЦК:
«Последние сообщения из Тель-Авива подтверждают возможность развязывания Израилем военных действий против ОАР под предлогом закрытия судоходства через Тиранский пролив.Громыко просил у политбюро санкции, чтобы сделать грозное представление послу Израиля в Москве.
В Израиле сейчас завершена всеобщая мобилизация и таким образом ликвидирован тот разрыв в восемь—десять дней в степени готовности этой страны к военным операциям по сравнению с ОАР, о котором говорил Бадран в беседах с А. Н. Косыгиным в Москве…»
Второго июня Громыко принял израильского посла Каца и пригрозил ему, что военные действия могут погубить еврейское государство: «Если правительство Израиля решило бы взять на себя ответственность за развязывание военного конфликта, то оно должно было бы заплатить полной мерой за последствия такого шага».
Советские правительство договорилось с Алжиром о срочной переброске имевшихся там советских истребителей в Египет. Алжиру была обещана компенсация, но чуть позже.
РАЗГРОМ И НОВЫЙ РАЗРЫВ
Советские ноты протеста уже не могли спасти Египет и Сирию. Пятого июня началась новая война на Ближнем Востоке, которая закончилась полным разгромом арабских армий.
Шестого июня заместитель министра иностранных дел Владимир Семенов записал в дневнике:
На самом деле это был просто телетайп. Отвечал за эту аппаратуру КГБ. Телетайпистки ужасно волновались из-за присутствия высокого начальства. Нервничал и генерал КГБ, который ими руководил.
На сей раз — в отличие от того, что произошло во время синайской войны, — американцы отказались вместе с Советским Союзом осудить Израиль. Соединенные Штаты считали, что для Израиля это была оборонительная война.
Седьмого июня в шесть часов утра Семенов записал в дневнике:
По этой причине советский представитель в Совете Безопасности Федоренко настаивал только на прекращении огня и не требовал осудить Израиль и призвать его уйти с завоеванных территорий.
Седьмого июня Леви Эшкол сказал советскому послу Чувахину, что готов в любое время гласно или негласно приехать в Москву или принять представителя советского правительства.
Но советские руководители, не меньше египтян и сирийцев потрясенные разгромом арабских армий, закусили удила. Они просто не знали, что еще придумать, лишь бы как-то уязвить Израиль, заставить израильских евреев пожалеть об одержанной ими военной победе.
Девятого июня в Москве собрали руководителей партий и правительств социалистических стран Европы. Они обещали «помочь народам арабских стран дать решительный отпор агрессору». Заявление с осуждением Израиля отказалась подписать только Румыния. Генеральный секретарь ЦК Румынской компартии Николае Чаушеску не захотел и разрывать дипломатические отношения с Израилем.
Тем временем боевые действия на сирийском фронте еще продолжались. Разгромив египетскую армию, израильтяне взялись за сирийцев, утративших всю свою воинственность.
Десятого июня первый заместитель министра иностранных дел Кузнецов принял посла Израиля Катриэля Каца и зачитал ему заявление о разрыве отношений:
В Москве опасались, что израильская армия достигнет Дамаска и рухнет баасистский режим. Этого советские руководители допустить не могли. Они куда больше дорожили сирийцами, чем египтянами. Рано утром из представительства Сирии при ООН позвонили советским друзьям и взмолились — сделайте что угодно, лишь бы остановить израильское наступление:
— Израильские танки в шестидесяти километрах от Дамаска!
— А войска для защиты столицы подтянуты? — поинтересовался заместитель генерального секретаря ООН (от Советского Союза) Леонид Николаевич Кутаков.
— Войск нет. Собираем ополчение. Войска на других участках фронта…
Москва предупредила президента Джонсона, что «если не прекратятся в ближайшие часы военные действия со стороны Израиля, то мы вынуждены будем принять самостоятельное решение». В Соединенных Штатах решили, что не следует доводить советских лидеров до крайности. Вашингтон настойчиво предложил израильтянам остановиться.
Десятого июня в семь вечера боевые действия прекратились. Шестидневная война закончилась.
«Подойдя к посольству на Большой Ордынке, — вспоминал тогдашний первый секретарь израильского посольства в Москве Йосеф Говрин, — я с трудом протолкался к воротам — сотни, если не тысячи людей, привезенных с московских предприятий, плотно закрывали проход. Они несли транспаранты с антиизраильскими лозунгами и скандировали „Долой!“
Восемнадцатого июня израильские дипломаты заперли двери посольства и вернулись домой. Бывший посол Катриэль Кац возглавил правление мемориального института и музея памяти жертв и героизма катастрофы, постигшей еврейский народ при нацизме, Яд ва-Шем.
Возмущение израильской агрессией организовали московские городские власти. Людей освободили от работы, снабдили плакатами и в теплый июньский день отправили митинговать. Но были и добровольцы.
Победа Израиля привела в истерическое состояние психически неустойчивые натуры. Те, кто зачитывался «Протоколами сионских мудрецов», решили, что обещанное начало сбываться — евреи захватывают господство над миром.
«Незабываемо для меня, как я был потрясен блицкригом Израиля в войне с Египтом летом 1967 года, — вспоминал литературный критик Михаил Петрович Лобанов. — Это была какая-то мне самому непонятная, интуитивная, может быть, даже мистическая реакция на событие.
Я ужаснулся: ведь такое же, как с Египтом, может случиться и с нами? Израиль так же стремительно может захватить и Москву. Тогда это могло показаться несуразным, при тогдашней-то нашей военной мощи. Но то состояние, то наитие так и осталось во мне, его уже не вырвешь, это моя реальность, более несомненная для меня, чем любая другая бытовая реальность…»
После шестидневной войны в советском обществе появилась когорта людей, которые жизнь посвятили борьбе с мировым сионизмом, понимая под этим борьбу с евреями. Среди них были как истинные фанатики, так и просто зарабатывающие себе этим на жизнь, благо платежеспособный спрос все увеличивался — в газетах, журналах, на радио и телевидении. Даже в антиамериканской пропаганде соблюдались опеределенные правила, накануне встреч на высшем уровне она вообще затухала. И только накал антиизраильской и антисионистской пропагады никогда не спадал…
А советское руководство было раздражено полным провалом и разгромом своих ближневосточных союзников.
В кабинете Брежнева собрались Громыко, Гречко и начальник генерального штаба маршал Матвей Васильевич Захаров.
Ему Брежнев и высказал свое возмущение:
Приезжает военная делегация Египта в Москву: «Шу-шу, ша-ша, шо-шо». Сговорились. Уезжают. Отбывает затем наша военная делегация в Египет: «То-то, та-та». Тоже уезжает. Прибывает к нам сирийская правительственная и военная делегация. Разговаривают, поднимают тосты. Уезжают. По каким вопросам говорили? Ясно. А теперь обвиняют Израиль: «Вот он, сукин сын, такой-сякой». Как же он это сделал?
Египет потребовал от ООН, чтобы она вывела свои войска, которые разделяли египтян и израильтян. Кто требовал? Насер. У Тан удовлетворил его просьбу. Для чего обычно удаляются нейтральные войска? Чтобы они не помешали начать войну. Кто этого требовал? Насер. Следовательно, кто захотел начать войну? Насер. Он закрывает Акабский пролив, где ходили израильские суда. Зачем? Для конфликта. Значит, у него все вроде было готово.
Потом начинают рассказывать сказки, что там их офицеры к бабам ходили и поэтому их армию застали врасплох.
Все офицеры ходят к бабам во всех странах, и нельзя на это списывать поражение. Да, военные оторваны от дома, от женщин, и что бы ни делай, они все равно будут бегать на сторону. Как-то у нас во время войны Сталин сказал: «Давайте мобилизовывать девушек, столовые организуем для офицеров и прочее…»
А почему их разбили? Потому, что они просрали, и другого аргумента тут нет. А теперь валят на то, что в отпуск уехал какой-то офицер или расстройство желудка было у него.
Главная причина победы Израиля заключается в том, что он имеет более высокую культуру, лучшую дисциплину в армии, его офицеры обладают боевым опытом и отлично подготовлены. Ведь там собрались очень хорошие специалисты из многих стран. Я, например, высоко оцениваю их генерала Даяна как военного. Молодец! Я в шутку говорил, что если бы я был премьером, а он находился в Советском Союзе, то я бы его сразу назначил нашим министром обороны…
Египтянам с ними трудно тягаться, и они за это поплатились, бедняги. Они, грубо говоря, верблюдами могли управлять, они владели винтовкой, а тут их пересадили на танки…
Я просто не могу понять, как такое могло случиться. Как мы могли допустить такое. Советский Союз несет большую долю ответственности за происшедшее. При наших возможностях оказать влияние мы могли удержать Насера от войны…
Это было просчетом наших военных. Наши военные неправильно оценили обстановку, они некритически подошли к определению возможности одержания победы Египтом…»
Шестого июня заместитель министра иностранных дел Владимир Семенов записал в дневнике:
«Вчера утром разразилась война между Израилем и ОАР.В одном из подвалов Кремля находился так называемый «красный телефон» — прямая линия шифрованной связи с Белым домом в Вашингтоне. Пятого июня по этому аппарату Косыгин связался с президентом Линдоном Джонсоном. Косыгин появился в подвале вместе с новым председателем КГБ Андроповым и Громыко. Все они оказались в подвале в первый раз и дружно спросили: «А где же телефон?»
В субботу мы составили с военными записку, из которой ясно было, что Израиль отмобилизован и в военно-техническом отношении подготовлен лучше, чем арабы. Имелось в виду послать меня в Каир, уламывать Насера занять более гибкую и осторожную позицию по вопросам судоходства в заливе Акаба…
Все переменилось. Сирийский мининдел Махус из рычащего льва стал напуганной собачкой. Насер утратил почти все, чего он добивался, объединив под знаменем решения палестинской проблемы почти всех арабов… Бои продолжаются, но поражение арабов, их новое историческое унижение несомненно.
Мы стараемся спасти арабов через ООН путем дипломатических демаршей и публичных заявлений. Все эти дни я почти не выходил из министерства, вертясь в разнообразных направлениях.
Сейчас пять часов утра. Не стоит описывать, чего мне стоит вся эта баталия. Ведь с подъемом Арабского Востока связаны целых двенадцать лет беспрерывного труда. И вот опять снова почти все на земле. Камень снова надо катить наверх, хотя он и отдавил порядком ноги, катясь вниз».
На самом деле это был просто телетайп. Отвечал за эту аппаратуру КГБ. Телетайпистки ужасно волновались из-за присутствия высокого начальства. Нервничал и генерал КГБ, который ими руководил.
На сей раз — в отличие от того, что произошло во время синайской войны, — американцы отказались вместе с Советским Союзом осудить Израиль. Соединенные Штаты считали, что для Израиля это была оборонительная война.
Седьмого июня в шесть часов утра Семенов записал в дневнике:
«Только что приехал из министерства. Сегодня ночь была кульминационным пунктом ближневосточного кризиса, напоминавшим кубинский. До трех ночи был на заседании политбюро, потом в МИДе. Кажется, узелок начинает развязываться.Египет находился в настолько бедственном положении, что умолял Москву остановить израильское наступление любыми средствами. Впавший в отчаяние Насер, вспоминал известный дипломат Валентин Фалин, заведовавший тогда отделом в МИД, предлагал установить союзнические отношения, создать для Советского Союза военные базы в любом египетском порту.
Совет Безопасности принял решение о принятии мер к безотлагательному прекращению военных действий.
Из Каира шли сигналы «SOS», там была утрачена воля к сопротивлению. Хорошо обученная и вооруженная израильская армия дала урок малообразованным крестьянам египтян, не могущим владеть техникой и разбегающимся при звуке выстрела. Все это было и трагично, и комично…»
По этой причине советский представитель в Совете Безопасности Федоренко настаивал только на прекращении огня и не требовал осудить Израиль и призвать его уйти с завоеванных территорий.
Седьмого июня Леви Эшкол сказал советскому послу Чувахину, что готов в любое время гласно или негласно приехать в Москву или принять представителя советского правительства.
Но советские руководители, не меньше египтян и сирийцев потрясенные разгромом арабских армий, закусили удила. Они просто не знали, что еще придумать, лишь бы как-то уязвить Израиль, заставить израильских евреев пожалеть об одержанной ими военной победе.
Девятого июня в Москве собрали руководителей партий и правительств социалистических стран Европы. Они обещали «помочь народам арабских стран дать решительный отпор агрессору». Заявление с осуждением Израиля отказалась подписать только Румыния. Генеральный секретарь ЦК Румынской компартии Николае Чаушеску не захотел и разрывать дипломатические отношения с Израилем.
Тем временем боевые действия на сирийском фронте еще продолжались. Разгромив египетскую армию, израильтяне взялись за сирийцев, утративших всю свою воинственность.
Десятого июня первый заместитель министра иностранных дел Кузнецов принял посла Израиля Катриэля Каца и зачитал ему заявление о разрыве отношений:
«Только что получено сообщение о том, что израильские войска, игнорируя решение Совета Безопасности о прекращении военных действий, продолжают эти действия, осуществляют захват сирийской территории и движутся в направлении Дамаска.Советский Союз вновь разорвал отношения с еврейским государством…
Советское правительство предупреждает правительство Израиля, что оно несет всю тяжесть ответственности за вероломство, за вопиющее нарушение решения Совета Безопасности.
Если Израиль не прекратит немедленно военных действий, Советский Союз совместно с другими миролюбивыми государствами примет в отношении Израиля санкции со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Советское правительство заявляет, что ввиду продолжения агрессии со стороны Израиля против арабских государств и грубого нарушения им решений Совета Безопасности Правительство Союза ССР приняло решение о разрыве дипломатических отношений Советского Союза с Израилем».
В Москве опасались, что израильская армия достигнет Дамаска и рухнет баасистский режим. Этого советские руководители допустить не могли. Они куда больше дорожили сирийцами, чем египтянами. Рано утром из представительства Сирии при ООН позвонили советским друзьям и взмолились — сделайте что угодно, лишь бы остановить израильское наступление:
— Израильские танки в шестидесяти километрах от Дамаска!
— А войска для защиты столицы подтянуты? — поинтересовался заместитель генерального секретаря ООН (от Советского Союза) Леонид Николаевич Кутаков.
— Войск нет. Собираем ополчение. Войска на других участках фронта…
Москва предупредила президента Джонсона, что «если не прекратятся в ближайшие часы военные действия со стороны Израиля, то мы вынуждены будем принять самостоятельное решение». В Соединенных Штатах решили, что не следует доводить советских лидеров до крайности. Вашингтон настойчиво предложил израильтянам остановиться.
Десятого июня в семь вечера боевые действия прекратились. Шестидневная война закончилась.
«Подойдя к посольству на Большой Ордынке, — вспоминал тогдашний первый секретарь израильского посольства в Москве Йосеф Говрин, — я с трудом протолкался к воротам — сотни, если не тысячи людей, привезенных с московских предприятий, плотно закрывали проход. Они несли транспаранты с антиизраильскими лозунгами и скандировали „Долой!“
Восемнадцатого июня израильские дипломаты заперли двери посольства и вернулись домой. Бывший посол Катриэль Кац возглавил правление мемориального института и музея памяти жертв и героизма катастрофы, постигшей еврейский народ при нацизме, Яд ва-Шем.
Возмущение израильской агрессией организовали московские городские власти. Людей освободили от работы, снабдили плакатами и в теплый июньский день отправили митинговать. Но были и добровольцы.
Победа Израиля привела в истерическое состояние психически неустойчивые натуры. Те, кто зачитывался «Протоколами сионских мудрецов», решили, что обещанное начало сбываться — евреи захватывают господство над миром.
«Незабываемо для меня, как я был потрясен блицкригом Израиля в войне с Египтом летом 1967 года, — вспоминал литературный критик Михаил Петрович Лобанов. — Это была какая-то мне самому непонятная, интуитивная, может быть, даже мистическая реакция на событие.
Я ужаснулся: ведь такое же, как с Египтом, может случиться и с нами? Израиль так же стремительно может захватить и Москву. Тогда это могло показаться несуразным, при тогдашней-то нашей военной мощи. Но то состояние, то наитие так и осталось во мне, его уже не вырвешь, это моя реальность, более несомненная для меня, чем любая другая бытовая реальность…»
После шестидневной войны в советском обществе появилась когорта людей, которые жизнь посвятили борьбе с мировым сионизмом, понимая под этим борьбу с евреями. Среди них были как истинные фанатики, так и просто зарабатывающие себе этим на жизнь, благо платежеспособный спрос все увеличивался — в газетах, журналах, на радио и телевидении. Даже в антиамериканской пропаганде соблюдались опеределенные правила, накануне встреч на высшем уровне она вообще затухала. И только накал антиизраильской и антисионистской пропагады никогда не спадал…
А советское руководство было раздражено полным провалом и разгромом своих ближневосточных союзников.
В кабинете Брежнева собрались Громыко, Гречко и начальник генерального штаба маршал Матвей Васильевич Захаров.
Ему Брежнев и высказал свое возмущение:
«Сколько советников держим в египетской армии и что толку? Ни черта они не насоветовали. И наши училища египтян тоже ничему не научили. Вместо того чтобы принять бой, твои, Матвей, ученики, завидев израильский самолет, катапультируются».Еще резче в адрес египтян высказывался его предшественник Никита Сергеевич Хрущев, отправленный на пенсию: «Так осрамиться — уму непостижимо! — возмущался Хрущев. — Теперь-то арабы везде кричат о своем миролюбии, что они жертвы. Я не имею возможности пользоваться другой информацией, кроме радио и газет, но и из них видно, как реально развивались события.
Приезжает военная делегация Египта в Москву: «Шу-шу, ша-ша, шо-шо». Сговорились. Уезжают. Отбывает затем наша военная делегация в Египет: «То-то, та-та». Тоже уезжает. Прибывает к нам сирийская правительственная и военная делегация. Разговаривают, поднимают тосты. Уезжают. По каким вопросам говорили? Ясно. А теперь обвиняют Израиль: «Вот он, сукин сын, такой-сякой». Как же он это сделал?
Египет потребовал от ООН, чтобы она вывела свои войска, которые разделяли египтян и израильтян. Кто требовал? Насер. У Тан удовлетворил его просьбу. Для чего обычно удаляются нейтральные войска? Чтобы они не помешали начать войну. Кто этого требовал? Насер. Следовательно, кто захотел начать войну? Насер. Он закрывает Акабский пролив, где ходили израильские суда. Зачем? Для конфликта. Значит, у него все вроде было готово.
Потом начинают рассказывать сказки, что там их офицеры к бабам ходили и поэтому их армию застали врасплох.
Все офицеры ходят к бабам во всех странах, и нельзя на это списывать поражение. Да, военные оторваны от дома, от женщин, и что бы ни делай, они все равно будут бегать на сторону. Как-то у нас во время войны Сталин сказал: «Давайте мобилизовывать девушек, столовые организуем для офицеров и прочее…»
А почему их разбили? Потому, что они просрали, и другого аргумента тут нет. А теперь валят на то, что в отпуск уехал какой-то офицер или расстройство желудка было у него.
Главная причина победы Израиля заключается в том, что он имеет более высокую культуру, лучшую дисциплину в армии, его офицеры обладают боевым опытом и отлично подготовлены. Ведь там собрались очень хорошие специалисты из многих стран. Я, например, высоко оцениваю их генерала Даяна как военного. Молодец! Я в шутку говорил, что если бы я был премьером, а он находился в Советском Союзе, то я бы его сразу назначил нашим министром обороны…
Египтянам с ними трудно тягаться, и они за это поплатились, бедняги. Они, грубо говоря, верблюдами могли управлять, они владели винтовкой, а тут их пересадили на танки…
Я просто не могу понять, как такое могло случиться. Как мы могли допустить такое. Советский Союз несет большую долю ответственности за происшедшее. При наших возможностях оказать влияние мы могли удержать Насера от войны…
Это было просчетом наших военных. Наши военные неправильно оценили обстановку, они некритически подошли к определению возможности одержания победы Египтом…»