Млечин Леонид Михайлович. Железный Шурик

   — Я не голосовал бы за Серова. В аппарате отзыв плохой. Малопартийный, карьерист, держит нос по ветру. И натаскал трофейного имущества из Германии.
   Шаталину недолго осталось работать в ЦК, на следующий год Хрущев отправил его подальше от Москвы — первым секретарем Приморского крайкома, а в шестидесятом году спровадил на пенсию.
   Выступление Шаталина не изменило настроений членов президиума ЦК. Каким-то образом Хрущев убедил председательствовавшего на президиуме Маленкова поддержать кандидатуру Серова. Тот внушительно сказал:
   — Серову можно доверять.
   Вопрос был решен.

БОЛЬШАЯ ИНТРИГА: СЕРОВ И ИГНАТЬЕВ

   Почему Хрущев настоял на кандидатуре Серова? Никита Сергеевич имел все основания считать Ивана Александровича своим человеком. Второго сентября тридцать девятого, на следующий день после начала Второй мировой войны, Серова назначили наркомом внутренних дел Украинской ССР. В Киеве жизнь связала Серова с первым секретарем ЦК компартии Украины, первым секретарем Киевского обкома и горкома партии Никитой Сергеевичем Хрущевым.
   После ареста Берии и его подручных Хрущеву нужно было на кого-то опереться в госбезопасности. Он выбрал Серова, которого хорошо знал. Поддержка со стороны госбезопасности была очень важной для Хрущева, поэтому и держал на Лубянке лично преданного ему человека.
   Через год после назначения председателем КГБ Хрущев присвоил Серову звание генерала армии, в честь пятидесятилетия наградил еще одним орденом Ленина.
   По мнению историков, Серов провел чистку архивов госбезопасности в первую очередь от наиболее одиозных материалов, компрометирующих партию и правительство.
   В первую очередь исчезли документы, которые свидетельствовали о причастности Хрущева к репрессиям. Поэтому Никита Сергеевич и решился подготовить и произнести знаменитую антисталинскую речь на ХХ съезде. Помимо его очевидного желания сбросить груз прошлого и освободить невинных людей, эта речь играла и сугубо прагматическую роль — подрывала позиции его соперников: Маленкова, Молотова, Кагановича, чьи подписи на расстрельных документах сохранились.
   Анастас Иванович Микоян, вспоминает, что когда речь заходила об участии Серова в репрессиях, Хрущев защищал его, говоря, что тот «не усердствовал, действовал умеренно». У Микояна иное объяснение: «Скорее всего, поскольку Хрущеву самому приходилось санкционировать аресты многих людей, он склонен был не поднимать шума о прошлом Серова. Это, возможно, хотя точно сказать не могу».
   Председатель Комитета партийного контроля Николай Михайлович Шверник представил Хрущеву документы о том, что Серов после войны вывез из оккупированной Германии огромное количество имущества. Но Хрущев склонен был ему все прощать:
   — Нельзя устраивать шум. Ведь многие генералы были в этом грешны во время войны.
   Почему же Хрущев переменился к Серову?
   Первого председателя КГБ не любил его бывший подчиненный Николай Романович Миронов, который заведовал отделом административных органов. Миронов представил Хрущеву записку с предложением упростить структуру и сократить штаты центрального аппарата и периферийных органов КГБ, что не встретило понимания у Серова.
   Миронов жаловался Хрущеву на руководителя госбезопасности. Но были и другие причины, предопределившие падение Серова. Должность у него была такая, что не предполагала друзей. Напротив, товарищи по партийному руководству его недолюбливали и побаивались, потому что он знал все и обо всех. Пренебрежительно относился к некоторым секретарям ЦК, они обижались. Судя по всему, Иван Александрович стал еще и жертвой ловкой аппаратной интриги.
   События развивались так.
   Двадцатого ноября пятьдесят восьмого года на заседании президиума ЦК постановили лишить Булганина звания маршала.
   После пленума, на котором Хрущев разделался с «антипартийной группой», Булганин несколько месяцев еще оставался главой правительства. Но вальяжный, с манерами барина Николай Александрович раздражал Хрущева и мешал ему. В марте пятьдесят восьмого Никита Сергеевич сам себя сделал главой правительства.
   Булганина назначили председателем правления Государственного банка СССР. На этом посту Николай Александрович не задержался. Уже в августе его отправили подальше от Москвы в Ставрополь председателем совнархоза. Это были трудные годы для Булганина. В сентябре на пленуме ЦК его вывели из состава президиума ЦК. Еще через два месяца Хрущев распорядился лишить его маршальских звезд — нечего «участнику антипартийной группы» красоваться в золоте погон. Булганина понизили в звании до генерал-полковника и отправили в запас.
   Разобравшись с Булганиным, Хрущев внес предложение перевести председателя КГБ Серова в военную разведку, заметив осторожно:
   — Отношение к этому у членов президиума разное. Я бы пошел на то, чтобы передвинуть. Но без надрыва и с сохранением содержания.
   И сразу задался вопросом: кто сменит Серова?
   — Может быть, Лунев? Наверное, Ивашутин был бы лучше.
   Константина Федоровича Лунева, профессионального партийного работника, перевели в органы госбезопасности на следующий день после ареста Берии. Лунев работал у Хрущева в обкоме партии, вот Никита Сергеевич и отправил его на Лубянку комиссаром. У Серова Лунев был первым заместителем.
   В отличие от Лунева генерал-полковник Петр Иванович Ивашутин был профессиональным особистом, служил еще в СМЕРШе под началом Абакумова, потом руководил военной контрразведкой.
   Приглашенный на заседание президиума заведующий отделом административных органов ЦК Миронов высказался в пользу Ивашутина. Но Хрущев заметил, что сам Серов рекомендовал выдвинуть партийного работника. И неожиданно для всех присутствующих предложил в председатели КГБ Шелепина.
   В тот день вопрос остался нерешенным.
   Через несколько дней, двадцать четвертого ноября, вновь вернулись к вопросу о Серове. Но на сей раз Ивана Александровича больше хвалили, говорили о его преданности делу, стойкости. Секретарь ЦК по идеологии Петр Поспелов многозначительно напомнил:
   — Серова враги ругают.
   Решили Серова оставить пока на месте. Но удержаться на этом посту ему не удалось.
   Третьего декабря опять вернулись к Серову.
   Председатель КГБ совершил непростительную ошибку. Он сблизился с секретарем ЦК Николаем Григорьевичем Игнатовым. Ныне совершенно забытая фигура, он в свое время играл очень заметную роль, а претендовал на большее.
   Игнатов с двадцать первого года служил в ВЧК, с двадцать третьего был особистом в 11-й кавалерийской дивизии, которая сражалась с басмачами в Средней Азии. В тридцатом его сделали секретарем партийной организации полномочного представительства ОГПУ в Средней Азии. Потом отозвали на двухгодичные курсы марксизма-ленинизма при ЦК. Это его единственное образование. Больше он ничему и никогда не учился. В анкетах писал: образование среднее.
   После курсов его отправили на партийную работу в Ленинград. Там после убийства Кирова и массовых арестов появилось множество вакансий. Игнатова сделали секретарем райкома. С тех пор он упрямо карабкался по карьерной лестнице. В начале тридцать восьмого года, будучи секретарем Куйбышевского обкома, он отличился, обличая своего руководителя первого секретаря. Им был недавний хозяин Украины Павел Петрович Постышев, переведенный в Куйбышев.
   Игнатов помог его добить и вскоре занял его кресло. Он побывал первым секретарем еще в Орле и Краснодаре. Сталин его приметил и на последнем при своей жизни съезде, в октябре пятьдесят второго, сделал секретарем ЦК КПСС и одновременно министром заготовок СССР.
   В марте пятьдесят третьего для Игнатова в новом руководстве места не оказалось, и пришлось все начинать заново. Его отправили вторым секретарем ленинградского обкома и одновременно первым секретарем горкома. Затем он был первым секретарем Воронежского и Горьковского обкомов. Когда Хрущева попытались свергнуть, Игнатов, вовремя сориентировавшись, бросился на его защиту. В благодарность за это в декабре пятьдесят седьмого Хрущев вновь сделал его секретарем ЦК.
   Но Никита Сергеевич довольно быстро в нем разочаровался: амбиции не по аммуниции. Груб и резок, берет горлом, интриган и демагог, но мало что умеет.
   Выяснилось, что Николай Игнатов пытался вступиться за председателя КГБ.
   Хрущев рассказал на президиуме ЦК:
   — Пришел ко мне товарищ Игнатов и поставил вопрос: правильно ли мы поступили? Не торопимся ли решать вопрос о Серове?
   Особые отношения Игнатова и Серова оказались неприятным сюрпризом для первого секретаря ЦК.
   Игнатов жаждал дружбы с председателем КГБ, потому что рассчитывал на большую карьеру и обзаводился сторонниками. Но тем самым он настроил против себя второго секретаря ЦК Алексея Илларионовича Кириченко, который бдительно оберегал свои владения и ходу Игнатову не давал.
   Кириченко, вспоминал Микоян, и обратил внимание на то, что Серов постоянно приезжает к Игнатову на Старую площадь, хотя по работе ему это не нужно, потому что председатель КГБ выходит непосредственно на Хрущева.
   — Конечно, это не криминал, — заметил Кириченко. Просто как-то непонятно. Несколько раз искал Серова и находил его у Игнатова.
   Игнатов стал яростно оправдываться, утверждал, что ничего подобного не было, он с Серовым не общается.
   В другой раз опытный Кириченко завел разговор об этом в присутствии Хрущева. Это был безошибочный ход.
   — Как же ты говоришь, что не общаешься с Серовым? спросил Кириченко Игнатова. — Я его сегодня искал, ответили, что он в ЦК. Стали искать в отделе административных органов — не нашли. В конечном итоге оказалось, что он опять сидит у тебя в кабинете.
   Игнатов стал возражать:
   — Нет, он у меня не был!
   Короткое расследование показало, что Николай Григорьевич лукавил.
   — Игнатов, когда ему позвонил Кириченко, ответил, что Серова у него нет, а он был! — возмущался Хрущев. — Это интриганский шаг, заслуживает осуждения.
   — Я ничего не скрывал, — оправдывался Игнатов. — Когда позвонил Кириченко, у меня Серова не был. А когда Серов вошел, я ему сразу сказал, что его зовет Кириченко.
   Кириченко снисходительно пояснил:
   — Малиновский был свидетелем этого дела.
   Министр обороны находился в кабинете второго секретаря ЦК и все слышал.
   После этого члены президиума обрушились и на Серова, и на Игнатова.
   — Серов мало считался с партийными органами, — заметил Суслов. — Он вообще малопартийный человек.
   — Удивляет товарищ Игнатов, — сказал новый любимец Хрущева Фрол Романович Козлов. — Если ошибся — скажи. А он ведет себя нечестно. Меня это взволновало. Нам всем надо сделать вывод. А что касается Серова — его надо заменить.
   — Самое плохое, что Игнатов не сказал товарищу Хрущеву, что на самом деле Серов у него был, — подвел черту опытный Микоян. — Теперь надо решать вопрос о Серове.
   Игнатов покаялся:
   — Я все понял. Считаю, что вопрос исчерпан.
   Хрущев думал иначе.
   Никите Сергеевичу совсем не понравилось, что председатель КГБ за его спиной ищет поддержки у кого-то из секретарей ЦК. Расплата последовала очень быстро. Пострадали оба и Серов, которого переместили в главное разведывательное управление генштаба, и Игнатов, которого Хрущев вскоре убрал из ЦК партии.
   Двадцать четвертого марта пятьдесят девятого Хрущев поставил вопрос о том, что надо «поднять престиж Российской федерации», и предложил назначить на пост председателя президиума Верховного Совета РСФСР Игнатова, добавив:
   — Ум есть, характер есть, возраст подходящий, член президиума ЦК.
   Все понимали, что Хрущев его убирает из большой политики. Пост был совершенно безвластный, декоративный. Ясно было, что вскоре Игнатова выведут и из президиума ЦК, поскольку по должности не положено.
   Шестнадцатого апреля первая сессия Верховного Совета РСФСР пятого созыва утвердила Игнатова. Думали, что он скоро перестанет быть секретарем ЦК. Но Хрущев передумал. Двадцать второго июня на заседании президиума решили «не вносить на пленум ЦК вопрос об освобождении от должности секретаря».
   Более того, Хрущев неожиданно для всех вновь расположился к Игнатову и вернул его в ЦК.
   Вторая сессия Верховного Совета России, проходившая в ноябре того же года, освободила Игнатова от должности, поскольку «ЦК КПСС признал необходимым, чтобы Н.Г. Игнатов сосредоточился на основной работе секретарем ЦК КПСС».
   В мае шестидесятого Игнатов перестал быть секретарем ЦК, но Хрущев сделал его заместителем председателя Совета министров СССР, к юбилею порадовал золотой звездой Героя Социалистического Труда, через год сделал еще и председателем Государственного комитета заготовок Совета министров СССР.
   В октябре шестьдесят первого Хрущев позволил Игнатову выступить на ХХII съезде партии, что было особой честью.
   Со съездовской трибуны Игнатов обещал решить вопрос о семенах:
   — Может быть, следует подумать и организовать семеноводство кормовых бобов в масштабе государства.
   — Это надо сделать не только по бобам, — прервал его из президиума Хрущев, — но и по гороху.
   — Правильно, Никита Сергеевич, — дисциплинированно ответил Игнатов.
   — Надо по всей стране создать семеноводческие хозяйства, — добавил Хрущев.
   — Правильно, — повторил Игнатов.
   Игнатов использовал выступление на съезде, чтобы напомнить о своей роли в событиях пятьдесят седьмого года, когда Маленков, Молотов и другие едва не свергли Хрущева.
   Никите Сергеевичу эти воспоминания были приятны. Но расположение первого секретаря оказалось недолгим. Хрущев решил окончательно избавиться от Игнатова. В декабре шестьдесят второго Хрущев выставил его из ЦК и пересадил в президиум Верховного Совета РСФСР.
   Игнатов не простил Никите Сергеевичу второй опалы и стал его непримиримым врагом. Вот поэтому в шестьдесят четвертом он принял активное участие в заговоре против Хрущева, но вожделенного повышения не получил. Товарищи по партийному руководству его не любили…

НА ВСЕХ ШПИОНОВ НЕ ХВАТИТ

   Итак, Серова перевели в военную разведку.
   Восьмого декабря пятьдесят восьмого появился указ президиума Верховного Совета об освобождении Серова. Через день, десятого декабря, его назначили начальником главного разведывательного управления — заместителем начальника генерального штаба Вооруженных Сил СССР по разведке.
   Пилюлю подсластили. В решении президиума ЦК говорилось о необходимости «укрепить руководство ГРУ». Генералу армии Серову на новом месте сохранили «материальное содержание, получаемое по прежней работе». Это касалось не столько зарплаты, сколько известных благ, предоставлявшихся номенклатуре: снабжения продуктами, медицинского обслуживания…
   В военной разведке Серов прослужил четыре с небольшим года. Двадцать второго октября шестьдесят второго карьеру Серова сломал арест одного из его подчиненных — полковника военной разведки Олега Владимировича Пеньковского, оказавшегося одновременно американским и английским агентом.
   Для Серова арест был тяжелым ударом и не только потому, что для любого начальника разведки такой провал равносилен катастрофе. Серов имел несчастье однажды помочь Пеньковскому (по настоятельной просьбе командующего ракетными войсками и артиллерией главного маршала артиллерии Сергея Сергеевича Варенцова, опекавшего своего бывшего адъютанта Пеньковского) и был за это жестоко наказан.
   Второго февраля шестьдесят третьего Серов был освобожден от своих должностей, на его место перевели Петра Ивановича Ивашутина, первого заместителя председателя КГБ.
   Увольнением от должности Серов не отделался.
   Седьмого марта президиум ЦК принял решение «О работе ГРУ», которое поручало секретарю ЦК Виталию Николаевичу Титову, занимавшемуся организационно-партийными вопросами, начальнику генерального штаба маршалу Сергею Семеновичу Бирюзову и Ивашутину разобраться в работе Серова и дать оценку.
   Комиссии понадобилось всего несколько дней, чтобы вынести вердикт. «За потерю политической бдительности и недостойные поступки» генерала армии Серова разжаловали в генерал-майоры.
   Двенадцатого марта его лишили звания Героя Советского Союза. Хрущев невероятно разозлился на Серова из-за Пеньковского. Никогда еще начальника разведки не наказывали так сурово за предательство одного из его подчиненных.
   Серова отправили из Москвы помощником командующего Туркестанским военным округом по учебным заведениям, через полгода на ту же роль перевели в Приволжский военный округ. Как только ему исполнилось шестьдесят лет, он был уволен по болезни на пенсию. На этом его неприятности не закончились.
   За «утрату политической бдительности и ошибки при подборе кадров ГРУ, а также за грубые нарушения законности во время работы в органах НКВД-КГБ и злоупотребления, допущенные во время службы в Германии» в апреле шестьдесят пятого Ивана Александровича исключили из КПСС. Еще раньше у него отобрали некоторые ордена, полученные во время службы в госбезопасности при Сталине.
   Это не помешало Серову после отставки прожить четверть века, наслаждаясь жизнью военного пенсионера, счастливого обладателя генеральской пенсии, дачи в Архангельском и квартиры в Доме на набережной…
   После ухода Серова в военную разведку две недели обязанности председателя КГБ исполнял генерал-майор Лунев.
   Двадцать пятого декабря пятьдесят восьмого года новым председателем КГБ был назначен Александр Николаевич Шелепин.
   Он, кстати, отказывался от назначения. Хрущев наставительно пояснил, что работа в КГБ это такая же партийно-политическая работа, но со спецификой. В КГБ нужен свежий человек, который был бы нетерпим к любым злоупотреблениям со стороны чекистов. И в заключение, вспоминал Шелепин, Никита Сергеевич вдруг сказал:
   — У меня к вам еще просьба — сделайте все, чтобы меня не подслушивали.
   В день, когда Шелепин перебрался на Лубянку, Верховный Совет СССР принял новые Основы уголовного законодательства, в которых впервые отсутствовало понятие «враг народа». Уголовная ответственность наступала не с четырнадцати, а с шестнадцати лет. Судебные заседания стали открытыми, присутствие обвиняемого — обязательным.
   Это совпадение было символическим. Именно Шелепин, «железный Шурик» был, возможно, самым либеральным руководителем органов госбезопасности за всю советскую эпоху.
   Для Хрущева он стал партийным оком, присматривающим за органами госбезопасности. Никита Сергеевич требовал не только от центрального аппарата, но и от местных органов КГБ докладывать о своей работе партийным комитетам. Обкомы и крайкомы получили право заслушивать своих чекистов, они могли попросить ЦК убрать непонравившегося им руководителя управления КГБ.
   Хрущев запретил проводить оперативные мероприятия, то есть вести наружное наблюдение, прослушивать телефонные разговоры партийных работников. Членов партии к негласному сотрудничеству можно было привлекать только в особых случаях.
   В отличие от своих предшественников и наследников, Хрущев спецслужбы не любил и чекистов не обхаживал. Хрущева раздражало обилие генералов в КГБ, он требовал «распогонить» и «разлампасить» госбезопасность, поэтому Шелепин отказался от воинского звания, о чем на склоне лет пожалеет.
   Еще в пятьдесят третьем году на июльском пленуме ЦК, посвященном делу Берии, Хрущев откровенно выразил свое отношение к органам госбезопасности:
   — Товарищи, я в первый раз увидел жандарма, когда мне было уже, наверное, двадцать четыре года. На рудниках не было жандарма. У нас был один казак-полицейский, который ходил и пьянствовал. В волости никого, кроме одного урядника, не было. Теперь у нас в каждом районе начальник МВД, у него большой аппарат, оперуполномоченные. Начальник МВД получает самую высокую ставку, больше, чем секретарь райкома партии.
   Кто-то из зала подтвердил:
   — В два раза больше, чем секретарь райкома!
   — Но если у него такая сеть, — продолжал Хрущев, — то нужно же показывать, что он что-то делает. Некоторые работники начинают фабриковать дела, идут на подлость…
   Через месяц после назначения Шелепина собрался ХХ1 внеочередной съезд партии, чтобы утвердить программу построения коммунизма в Советском Союзе, а заодно и производственные задания на семилетку.
   Слово было предоставлено и новому председателю КГБ.
   Шелепин начал с ритуальных восхвалений Хрущева, начертавшего «обоснованную и реально осуществимую программу строительства коммунизма». Потом он рассказал о подрывной, шпионской и подрывной работе империалистических кругов, но успокоил делегатов съезда:
   — Можно, товарищи, не сомневаться в том, что работники органов государственной безопасности под руководством коммунистической партии, ее ленинского ЦК обеспечат все от них зависящее, чтобы никто не смог помешать мирной и великой работе трудящихся нашей страны по осуществлению гигантских задач, намечаемых семилетним планом!
   Зал зааплодировал.
   Напомнив о ликвидации Берии и его подручных, Шелепин говорил о том, что больше не надо бояться сотрудников государственной безопасности:
   — Под непосредственным руководством Центрального комитета КПСС, его президиума и лично товарища Хрущева за последние годы в стране полностью восстановлена революционная законность, а виновники нарушения ее наказаны. И каждый советский человек может быть уверен, что больше это позорное дело — нарушение революционной законности — у нас не повторится.
   И зал вновь зааплодировал. На сей раз с большим удовольствием. Шелепин говорил об «основательном сокращении органов комитета государственной безопасности» и обещал продолжить уменьшение аппарата КГБ. Меняется жизнь, и сужается сфера действия чекистов.
   — Карательные функции внутри страны, — продолжал Шелепин, — резко сократились, они будут сокращаться и впредь. Но, товарищи, сужение сферы, сокращение карательных функций, а также сокращение штатов службы государственной безопасности нельзя понимать так, что у нас стало меньше дел, что ослабли действия врага. Нет, это было бы ошибкой. Мы и впредь должны проявлять политическую бдительность, бережно охранять исторические завоевания советских людей. Мы и впредь будем беспощадно карать всех врагов советского народа.
   Аплодисменты, и Шелепин перешел к новой теме. Недавний руководитель комсомола в духе времени призвал быть более снисходительными к правонарушениям молодежи:
   — Мы часто встречаемся с такими людьми, которые за любой проступок, а порой даже за незначительное нарушение добиваются привлечения подростков и молодежи к уголовной ответственности. По моему мнению, следует продумать вопрос о предоставлении права общественным организациям — комсомолу, профсоюзам, а также коллективам фабрик, заводов и колхозов брать на поруки свихнувшихся людей, совершивших незначительные преступления, с тем, чтобы дать им возможность исправиться в коллективе, вместо того, чтобы они отбывали наказание по суду.
   И эта идея встретила полную поддержку дисциплинированных делегатов, которые точно знали, где аплодировать.
   Вскоре после партийного съезда Хрущев вновь публично высказался в пользу «разумного сокращения» КГБ. Двадцать четвертого февраля, выступая накануне выборов в Верховный Совет СССР перед избирателями Калининского избирательного округа Москвы, Хрущев заявил:
   — Мы и внутренние силы — наши органы государственной безопасности — значительно сократили, да и еще нацеливаемся их сократить…
   Первый секретарь ЦК КПСС объяснил это намерение уверенностью советского руководства в своем народе.
   Шелепин немедленно откликнулся на пожелание первого секретаря служебной запиской в ЦК:

   «Вы, Никита Сергеевич, совершенно правильно говорили в своем выступлении перед избирателями Калининского избирательного округа о необходимости дальнейшего сокращения органов госбезопасности».

   Шелепин предложил сократить аппарат на три тысячи двести оперативных работников и объединить некоторые структуры внутри комитета госбезопасности. Предложение было принято.
   Даже после сокращений штаты госбезопасности были втрое большими, чем до войны (см. «Отечественная история», N 4/1999). Заняться оперативным работникам было нечем. Дела выдумывались. Летом пятьдесят седьмого года в Барнауле посадили по пятьдесят восьмой статье уголовного кодекса человека, который бросил пустую бутылку в бюст Ленина. Алтайский краевой суд дал ему пять лет.
   В феврале шестидесятого года Шелепин издал приказ, в котором говорилось: «Не изжито стремление обеспечить чекистским наблюдением многие объекты, где по существу нет серьезных интересов с точки зрения обеспечения государственной безопасности». Иначе говоря, чекистам просто не хватало работы. Они ее придумывали. Шпионов мало, чекистов много.
   Николай Месяцев, бывший офицер гобезопасности, со знанием дела говорил:
   — Шелепин во всех областях, краях и республиках сократил осведомительную сеть, стукачей, которые поставляли ложную информацию, а из-за нее люди страдали. Он прежде всего усиливал превентивную работу. Сболтнул человек антисоветчину — не арестовывать, а поговорить и объяснить, что так говорить не надо.