План

   Следующие три дня Гомунколосс не показывался. Время от времени я находил в тронном зале оставленные для меня еду и воду и занимал себя тем, что бессмысленно бродил по замку, осматривая кошмарные архитектурные красоты и слыша шелест в темноте – единственные признаки того, что в этом склепе я не один.
   С живыми книгамия заключил безмолвное соглашение: мы оставили друг друга в покое. Они больше не разбегались в панике, стоило мне войти в зал или в комнату, а уважительно расступались, когда я хотел пройти. От случая к случаю я бросал им несколько сушеных книжных червей, которыми они, преодолев первоначальное недоверие, не пренебрегали.
   Что до Плачущих теней, то я так и не понял, замечали ли они мое присутствие. Да и вообще существовали ли они бок о бок сомной или населяли какое-то иное измерение, которое лишь случайно пересекалось с нашим миром в том месте, где стоял замок Тенерох. Иногда я видел, как какая-нибудь скользит, рыдая в полумраке, и у меня становилось невыносимо тяжело на сердце, и я радовался, когда она исчезала.
   Однажды, когда я лежал в полутьме и пытался заснуть, одна вошла и со вздохом меня накрыла. Сперва я замер от страха, но очень скоро почувствовал бесконечную усталость и уснул. Мне снился город с удивительными домами, возведенными из престранных материалов: из облаков или перьев, из льда или дождя – а потом я сообразил, что это фантазийные строения Тень-Короля, которые породило его детское воображение. Тут я проснулся, но тень уже исчезла.
   Пленник я здесь или гость, но у меня не было решительно никакого желания покидать замок Тенерох «на свой страх и риск». Да и куда мне податься? Назад во владения гарпиров и охотников за книгами? Или еще глубже в катакомбы, если такое вообще возможно?
   Если кто-то и способен показать мне дорогу в Книгород, то только Гомунколосс, а потому во время бесконечных одиноких прогулок по переходам и залам я ломал себе голову, как уговорить его отвести меня наверх. Надо признать, позиция для переговорову меня была исключительно слабая, ведь я не мог предложить взамен ничего кроме благодарности. А ему это только разбередит старые раны и заново распалит ненависть к Фистомефелю Смай-ку. Ведь ему придется смотреть, как я поднимаюсь к солнцу и чистому небу, тогда как сам он вернется во тьму. Не слишком выгодная сделка.
   Я снова и снова спрашивал себя, чего же он от меня хочет. Почему именно меня терпит в своем дворце Плачущих теней и живых книг.И зачем он рассказал мне свою*историю?
   Мне было совершенно очевидно, что без его помощи мне ни за что не выбраться из замка Тенерох, этого узилища вздохов и стонов. Безумие лишь одно…
    Безумие лишь одно шуршащими шагами…
   Что же мне это напоминает? Ах да, одно место из книги Канифолил Дождесвета. И внезапно я увидел вполне реальную возможность переселить Гомунколосса на поверхность Книгорода. Ведь Дождесвет давно уже нашел решение. Да, это вполне может послужить, так сказать, наживкой для Гомунколосса. Но сперва он должен показаться, лишь тогда я смогу изложить свой план.

Разговор с мертвецом

   Под конец четвертого дня (если в катакомбах вообще можно говорить о днях: я просто считал промежутки бодрствования днями, а промежутки сна – ночами) я нашел Гомунколосса в тронном зале, где меня, как обычно, ждала скудная трапеза. Просторный зал был освещен лишь несколькими свечами, ведь хозяин замка предпочитал полумрак. На столе перед ним стояла миска, кувшин и стакан.
   – Добрый вечер, – поздоровался я. Гомунколосс долго смотрел на меня молча.- Извини, – сказал он, наконец. – Добрый вечер! Я так давно не слышал приветствий. Честно говоря, я даже не знаю, утро сейчас или ночь. Время тут потеряло значение. Вот, поешь. Садись же!
   Он подтолкнул ко мне миску с корнеплодами и пододвинул кувшин с водой и стакан.
   – Сколько дней прошло? – спросил он, когда я сел. – Сколько дней, по-твоему, прошло с нашей последней встречи?
   – Приблизительно четыре.
   – Четыре? – недоуменно воскликнул он. – Так много? А я думал один! Поистине я потерял чувство времени.
   Нагнувшись, Гомунколосс достал из-под стола бутылку.
   – Хочешь бокал вина к еде? – спросил он.
   – Вина? – переспросил я и немного устыдился, что от радостного возбуждения голос у меня пресекся. – Да, я бы выпил немного, – попытался я исправиться, заговорив более спокойным и звучным голосом.
   Он налил мне вина в стакан и мне потребовалась вся сила воли, чтобы не выпить его залпом. Я чуть пригубил, и вино показалось мне как никогда вкусным.
   – Замечательно! – я прищелкнул языком и сделал большой глоток.

   – Извини, что я к тебе не присоединюсь, – сказал Гомунко-лосс, – но я пью лишь изредка. С тех пор как по венам у меня течет кометное вино, я всегда немного навеселе. Всего два-три стакана вина приводят меня в такое состояние, что компанию я могу составить разве что охотникам за книгами.
   – Кровопийственная кровожадность? -глуповато пошутил я, уже расшалившись от пары глотков.
   – Можно назвать и так. Твое здоровье!
   – Спасибо! – Я отпил еще глоток и еще чуть-чуть расслабился. – А как тут внизу добывают вино?
   – В катакомбах можно добыть что угодно, нужно лишь знать как. Это вино из личных запасов Ронга-Конга Комы.
   Я едва не поперхнулся.
   – Того охотника за книгами? Ты знаешь, где его берлога?
   – Разумеется, и время от времени навещаю эту дыру, чтобы перевернуть ее вверх дном. И украсть пару-тройку книг и бутылок. Погнуть железные стрелы, вылить питьевую воду и так далее. Это приводит его в бешенство.
   – Почему ты оставляешь его в живых?
   – Не знаю. Может, потому что Смайк требовал, чтобы я его убил. Я подумал, если Смайк так его боится, то он, возможно, еще пригодится мне. Когда-нибудь.
   – Ронг-Конг Кома отрубил голову Канифолию Дождесвету.
   Гомунколосс вскочил, и от этого резкого движения я сжался.
   – Кома убил Дождесвета? – Его голос загремел в тронном зале так громко, что живые книгиотпрянули и расползлись по углам.
   – Нет. Он отрубил ему голову, когда Канифолий был уже мертв. Канифолий сам себя убил. Просто перестал дышать.
   – Он такое сумел? – спросил, садясь снова, Гомунколосс.
   – Да, это было самое поразительное, что я когда-либо видел.
   Некоторое время Гомунколосс мрачно размышлял.
   – Что случилось? Как Ронг-Конг Кома оказался в Кожаном гроте?
   – Понятия не имею. Он напал на грот с отрядом других охотников. Часть книжнецов они перебили, остальных прогнали. Боюсь, Кожаный грот теперь в их власти.
   – Это плохо, – забеспокоился Гомунколосс. – Кожаный грот был последним бастионом разума в катакомбах. Книжнецы отлично о нем заботились.
   – Знаю. Ты же меня к ним привел. А почему собственно?
   – Я давно уже за ними наблюдаю. Они единственный народ катакомб, который не наживается на книгах. Я думал, у них ты будешь в безопасности. Странно, что охотники сумели его найти. Но рано или поздно это было неизбежно.
   – А как ты вообще про меня узнал? – поинтересовался я. Гомунколосс рассмеялся.
   – И ты еще спрашиваешь? С тех пор как тебя сюда затащили, ты ведешь себя как слон в посудной лавке. Я случайно оказался в верхних туннелях, когда ты угодил в топорную ловушку Гульден-барта и обрушил полэтажа лабиринта. Грохот, наверное, был слышен даже в Книгороде.
   Я понурился.
   – Потом ты провалился на свалку Книгорода и разбудил всех ее обитателей, включая исполинского червя. Я наблюдал за тобой с того момента, как ты выбрался со свалки. Когда тебя поймал сфинхххх, я думал, тут тебе и конец. Но тебя спас Хоггно.
   – Сам бы ты этого не сделал?
   – Скорее всего, нет. Тогда ты еще был не настолько интересен.
   – А почему ты это сделал, когда Хоггно собирался меня убить?
   – Я подслушал ваш разговор и внезапно решил, что в тебе, возможно, есть кое-что ценное.
   – И что же?
   – Это что? Допрос?
   – Извини.
   – Снова ты привлек мое внимание, когда я гулял в окрестностях Тенероха. Помнишь свой дикий крик на дороге ржавых гномов? Уж его-то точно слышали все в катакомбах. Тогда я понял, что ты снова попал в беду.
   Мне было очень стыдно. Из его слов следовало, что с первой же минуты в подземельях я вел себя как распоследний идиот.
   – Можно кое о чем тебя спросить? Я кивнул.
   – Что, собственно, привело тебя в Книгород?Поискав по карманам рукопись, я положил ее на стол. Честно говоря, мне хотелось придержать ее до более подходящего момента.
   – Вот что, – сказал я.
   – Так я и думал, – пробормотал хозяин замка.
   – Ты знал, что я ношу ее при себе.
   – Я тебя обыскал. Пока ты спал, незадолго до того, как ты наткнулся на книжнецов.
   – Да, помню. Ты мне снился.
   – Не удивительно, – усмехнулся Гомунколосс. – Так близко я к тебе раньше еще не подходил. Уж, конечно, ты меня учуял.
   – Это правда ты написал? – спросил я. – Тогда ты величайший писатель всех времен.
   – Нет, – покачал головой хозяин замка. – Это написал тот, кем я был когда-то.
   – Я ушел из Драконгора, чтобы найти того, кто умеет так писать.
   – Прискорбно, друг мой, – сказал Гомунколосс. – Ты проделал такой длинный и опасный путь и в конце его узнал, что тот, кого ты ищешь, уже давно мертв.
   С этими словами он поднялся и вышел из зала. Живые книгисобрались у моих ног и выжидательно запищали. Со вздохом бросив им остатки корней из миски, я стал, смакуя, допивать драгоценное вино. Я упустил возможность рассказать Гомунколоссу о моем замечательном плане – просто не хватило духа.

Пьяная образина

   На следующий день я проснулся в отчаянном похмелье. Неземная музыка, двигающиеся стены и мельтешащие повсюду живые книгипонемногу начинали действовать мне на нервы. Я хотел лишь убраться из этого заколдованного замка, подальше отсумасшедшего фантома, который и рассудок-то скорее всего оставил в своей прошлой жизни. Но и я хорош, тоже, видимо, голову сдал в гардероб при входе в замок! Надо же, я ведь стал проникаться симпатией к чудовищу из бумаги, к кровожадному убийце, к треклятому призраку. Я даже начал привыкать к блуждающим стенам, рыдающим теням и живым книгам]Давно пора дать деру.
   На сей раз я не стал бездумно бродить по залам, а целеустремленно принялся искать выход. Пытался запомнить характерные признаки помещений, число столов и стульев, размеры каминов, высоту дверей и лепнину на потолках. И потому целый день скитался без надежды на успех и под вечер, измученный, снова прибрел в тронный зал, где за ужином меня ждал Гомунколосс.
   Помимо миски и кувшина, сегодня на столе лежали стопки книг, рядом стояла свеча, которая лучше обычного освещала бумажную маску. На сей раз никакого вина, ведь, как можно было судить по двум бутылкам у его ног, хозяин замка уже крепко выпил.
   – Ты припозднился, – сказал он, едва ворочая языком. Он был пьян и в мрачном, вероятно, даже опасном настроении.
   – Я кое-что искал.
   – Знаю. Но не нашел. – Он нехорошо рассмеялся.
   – Да уж, очень смешно, – откликнулся я и принялся есть надоевшие коренья подземного мира.
   Потянулась долгая тишина, нарушаемая лишь возней и шелестом живых книгу наших ног. Прервал ее Гомунколосс, спросив:
   – Ты веришь, что существует литература, которая вечна? Тут раздумывать нечего.
   – Да, конечно, – ответил я, не переставая жевать.
   – Да, конечно! – передразнил Гомунколосс и поглядел на меня угрюмо. – А я в это не верю, – рявкнул он и потянулся за книгой на столе.
   – Это, по-твоему, вечность?
   Он подбросил книгу к потолку. Не успела она взлететь достаточно высоко, как ее страницы распались, рассыпались в клочья и тонкой пылю медленно осели на пол. Только обложка приземлилась в целости, но и она разорвалась от удара при падении. Из сломанного переплета выползло несколько личинок, на которые тут же со всех сторон набросились живые книги.

   – А ведь это классика, – рассмеялся Тень-Король. – «Философский камень» Фентвега.
   Так странно он еще никогда себя не вел. Его движения, его беспокойное ерзанье на стуле наводили на мысли о звере. Только я не мог сообразить, каком.
   – Нет, литература не на века, – выкрикнул Гомунколосс. – Она лишь на мгновение. Книги следовало бы изготовлять из стали, с буквами из алмазов, чтобы они вместе с этой планетой рухнули на Солнце и расплавились – ничего вечного не существует. А в искусстве и подавно. Не в том дело, сколько теплится огонек в творении писателя, когда сам автор уже покойник, дело в том, как ярко оно пылает, пока он еще жив.
   – Похоже на девиз того, кто пишет ради славы, – бросил я. – Того, кому важно лишь, сколько денег он заработает при жизни.
   – Я не про успех говорю, – возразил Гомунколосс. – Какая разница, как продается книга и сколько людей способны понять замысел и насладиться стилем писателя. Это не имеет значения, поскольку зависит от слишком многих случайностей и несправедливостей, чтобы быть мерилом. Я говорю о другом: дело в том, как ярко пылает в тебе Орм, пока ты пишешь.

    – Ты веришь в Орм? – осторожно спросил я.
   – Я ни во что не верю, – мрачно ответил он. – Я знаю, что Орм существует, вот и все.
   Я порылся в карманах плаща.
   – В тебе он, вероятно, горел чертовски ярко, когда ты писал вот это, – я показал ему рукопись. – Это самое совершенное, что я когда-либо видел. Вот это на века.
   Перегнувшись через стол, Тень-Король навис надо мной, так что я почувствовал на лице его отдающее плесневеющими книгами дыхание. Он глядел бесконечно печально и руку держал опасно близко к огоньку свечи. Кончик указательного пальца затрещал и обуглился.
   – Ты понятия не имеешь, как быстро что-то может кануть в Лету, – прошептал он.
   На кончике его пальца затанцевал крохотный язычок пламени, потянулась тонкая струйка дыма.
   Взяв со стола стакан, я вылил воду ему на руку, и, шипя, огонь погас.
   Тень-Король вскинулся, будто хотел броситься на меня, но лишь поглядел с угрозой, а после расхохотался – так он меня еще никогда не пугал. А после, к огромному моему удивлению, опустился на четвереньки и по-обезьяньи бросился прочь из зала. Но с такой скоростью, что у любой обезьяны все волосы в шкуре встали бы дыбом.

Голод

   Совершенно очевидно: я попал в лапы к самому опасному сумасшедшему катакомб. Гомунколосс, Тень-Король, Керон Кенкен или как там еще его называли, лишился рассудка или в ходе алхимического преображения, или за время своего изгнания.Теперь я был убежден, что он собирается держать меня тут вечно, чтобы я страдал вместе с ним вместо его истинных мучителей.
   В отчаянии я бродил по коридорам. Гомунколосс не показывался уже несколько дней, и почему-то я забыл вести им счет. Без общества такого Тень-Короля, каким я видел его в последний раз, я вполне мог обойтись, но самым пугающим в сложившихся обстоятельствах было то, что он перестал давать мне воду и пищу. Без твердой пищи я еще некоторое время протяну, но если вскоре не напьюсь, то умру от жажды.
   Это испытание? Наказание? Или он отправился в очередную вылазку по катакомбам и попал в ловушку охотников за книгами? Всякое могло случиться. Вероятно, он просто вымещает на мне свои дурацкие обиды. Я проклинал себя, что не открыл вовремя рот, чтобы рассказать ему о моем плане.
   Теперь я не решался покинуть тронный зал, чтобы не пропустить его возвращения – если он вообще когда-нибудь вернется. Мысли у меня ворочались все тяжелее. Когда тебя на значительный срок лишают воды и пищи, умственная деятельность вскоре ограничивается изобретением кулинарных рецептов и сдабривается видениями кружек с напитками.
   Я дошел даже до того, что подумывал нарушить перемирие с живыми книгами.Созданьица, как и прежде, сновали у меня под ногами. Они становились все доверчивее и производили впечатление здоровых, будто в отличие от меня получали наилучшее пропитание – или умели каким-то образом кормиться сами. Сперва я им только завидовал, но потом начал все больше злиться и наконец преисполнился чистейшей ненависти. Бесполезные и откормленные, они кишели по всему замку, шелестом и писком заполняя почти каждую его комнату.
    Зверье, жестокость… жалкие калеки!
   Мне снова пришли на ум строчки из стихотворения Канифолил Дождесвета. Неужели он правда побывал в замке? Откуда еще он мог узнать про живые книги?А если это так, значит, он нашел выход из лабиринта. Иными словами, это все-таки возможно.Если я не хочу умереть от жажды в бессмысленном ожидании Тень-Короля, нужно действовать. Но я уже слишком ослаб, чтобы покинуть столовую и самому искать выход. А потому решил изловить какую-нибудь живую книгу,забить, сожрать и выпить ее черную кровь.
   Присмотревшись, я выбрал особо толстый экземпляр, который как раз заманчиво медленно ковылял мимо. В нем, наверное, пульсируют сочные органы, так и напитанные черной кровью. При мысли о том, что я вот-вот разорву на части безобидное существо, роту меня наполнился слюной. Встрепенувшись, я опустился на четвереньки и медленно пополз к своей добыче. Остальные забеспокоились, словно почувствовали, что сейчас произойдет, и с писком и шелестом разбежались в разные стороны.

   Пригвоздив толстый том взглядом, я изготовился и уже собрался прыгнуть.
   – Не хочешь, случаем, запить свою живую книгустаканчиком «девичьего винограда» с Тролльских гор? – раздался знакомый голос Тень-Короля. – Или ты предпочел бы ледяную родниковую воду?
   Я поднял глаза. Тень-Король сидел на своем обычном месте и улыбался. Перед ним на столе стояла откупоренная бутылка вина, кувшин с водой, стаканы… и блюдо с целым копченым окороком.Какое-то время я глупо на него таращился.
   – Где ты был? – спросил я потом, поднимаясь.
   – В Кожаном гроте. Хотел посмотреть, что там творится.
   Он налил мне воды. Нетвердым шагом подойдя к столу, я выпил ее залпом.
   – К сожалению, библиотека грота разграблена, – печально продолжал Гомунколосс. – Охотники даже посрывали кожаные обои со стен.
   Сев, я жадно уставился на окорок, в котором торчал большой нож.
   – Угощайся! – предложил Гомунколосс. – Окорок я украл у охотников.
   Отпилив солидный кусок, я принялся за еду.
   – Ты их выгнал? – спросил я, жуя.
   – Нет, их там слишком много. Мне показалось, большинство скоро покинет грот, так как грабить там уже почти нечего.
   – Книжнецов видел?
   – Ни одного. Они ушли глубоко в катакомбы. Не удивлюсь, если они больше никогда не покажутся. Чувствительный народец. И очень хорошо умеют прятаться.
   Я понемногу приходил в себя, да и Гомунколосс производил впечатление спокойного и уравновешенного. На сей раз я решил не упускать благоприятный момент и изложить свой план.
   – Послушай, у меня есть идея, как мы оба можем покинуть катакомбы.
   – Жажда, наверное, высушила тебе мозги, – усмехнулся Гомунколосс. – Думать надо начинать, лишь когда восстановишь водный баланс.
   – Голова у меня как никогда ясная. Да и идея принадлежит не мне.
   – А кому же?
   – Канифолию Дождесвету.
   – Дождесвет мертв, мой милый. А у тебя бред.
   – Написавший хорошую книгу никогда не умирает. Идея взята из «Катакомб Книгорода».
   – Дождесвет написал книгу про катакомбы?- И очень неплохую. Среди прочего он рассказывает, что пристроил к своему просторному дому в Книгороде… э… вольер.
   – И что за вольер?
   – Для Тень-Короля.
   – Что? Для меня?
   – Да. Он должен был стать твоим новым жилищем на поверхности, в том случае, если Дождесвет тебя поймает. Нет, это не тюрьма, пойми меня правильно! Он построен как имитация катакомб. Со множеством древних книг. Без окон. Там ты сможешь выжить так же, как и здесь.
   Гомунколосс пробуравил меня взглядом.
   – Он действительно его построил?
   – Так написано в его книге.
   Не один из нас долго не заговаривал. Я отрезал себе еще окорока.
   Тень-Король наконец откашлялся.
   – И ты будешь раз в день приходить меня кормить? Как я тебя сейчас?
   – Ну да… Что-то в таком духе.
   – Ах вот как, м-да. Й сколько же комнат в этом твоем вольере?
   – Это не мой вольер, и я понятия не имею, сколько в нем комнат. Много, наверное.
   – Ага, уже много! И меня будут показывать публике? За плату? Деньги мы могли бы поделить пополам.
   – Ну, нет, такое не планировалось. Ты…
   – Да что там, гениальная идея!" Должен же я отрабатывать квартплату! Могу даже немного посочинять по требованию зрителей, как опустившиеся бедолаги на Кладбище забытых писателей. Или могу корчить жуткие рожи на потребу детям. Повесим на дверях табличку: «Приходите посмотреть на ужасного Тень-Короля за кормлением! Бумажное чудище!» Я бы мог себя поджигать, а ты бы меня заливал из ведра. И разумеется, придется поделиться доходами с Фистомефелем Смайком, в конце концов это он меня создал!
   От такого поворота мне стало не по себе. Подняв бутылку с вином к бумажным губам, Гомунколосс осушил ее залпом. Он поднялся, и живые книгистремглав разбежались во все стороны, будто чутье предостерегало их о том, что сейчас будет.

   – Вольер! – загремел Гомунколосс и с такой силой ударил по столу, что каменная плита раскололась. Бутылку хозяин замка швырнул о стену. – Я хозяин Тенероха! Я владею всем лабиринтом! Катакомбами Книгорода! В моем гигантском королевстве я могу пойти куда угодно. Я свободен! Волен жить и убивать! Я самое свободное существо в мире!Опершись о стол, Гомунколосс одним прыжком его перемахнул. Я испугался до смерти, хотел вскочить и бежать, но опоздал. Схватив меня за плащ, он подтащил меня к себе. И снова я уловил запах безумного книжного дыхания, но на сей раз заметил искорки в черных дырах на месте глаз. Мне еще не приходилось видеть его в таком гневе.
   – Я король! – зашипел он. – У меня собственный замок. А ты хочешь спровадить меня в зоопарк?
   – Я только предложил, – пробормотал я. – Я только хотел помочь.
   – Слушай внимательно. – Гомунколосс тяжело дышал. – Кое во что нам нужно внести ясность. – Его голос стал тише, но в нем все равно слышалась угроза. – Нам нужно кое с чем разобраться. Покончить. Ты это знаешь, и я это знаю.
   Но что же мне полагается знать? С чем он хочет покончить? Что творится с перепоя в его больном мозгу? Я понятия не имел, о чем он говорит. В лучшем случае понимал, что в очередной раз должен проклинать свой длинный язык. Ведь достаточно одного неверного слова, чтобы превратить его в непредсказуемого монстра.
   Гомунколосс запустил лапу мне под плащ, – я был уверен, что он собирается вырвать мое сердце. Но он выхватил рукопись и сунул мне ее под нос.
   – Ты хочешь знать, как написать такое? – рявкнул он. – Верно?
   Я кивнул.
   – Ты хочешь знать, как обрести Орм?
   Ни в какой Орм я по-прежнему не верил, но серьезно кивнул.
   – И ты думаешь, будто тебе все известно о том, как стать величайшим писателем Замонии?
   Я закивал еще усерднее.
   – Тогда скажи! Произнеси заветное слово! Ну что ему сказать?
   – Говори же! – загремел Гомунколосс. – Или я разорву тебя на такие же клочки, из которых сам состою.
   – Научи меня! – прошептал я.
   – Что? Громче! Я тебя не слышу!- Научи… Меня! – изо всех сил заорал я… – Пожалуйста! Умоляю! Научи меня писать так, как умеешь ты!
   Гомунколосс отпустил меня.
   – Ну наконец-то, – сказал он и улыбнулся. – Я уждумал, ты никогда не попросишь.

Звездный алфавит

   Вот вам и вся тайна Гомунколосса, мои верные друзья: в свой замок он завлек меня из непомерной гордости, и все потому, что хотел передать мне тайны своего искусства. Он планировал это с того самого момента, как подслушал мой разговор с Хоггно Палачом и узнал во мне крестника Данцелота. Только нелепое тщеславие мешало ему просто предложить это. Надо было сперва подвергнуть меня испытанию. Я должен был это выстрадать. Просить и умолять взять меня в ученики.
   – Покажи лапы! – велел Гомунколосс.
   Он привел меня в библиотеку живых книг,посадил на стул, а сам выпрямился во весь свой немалый рост. Живые книгитеснились на полках, как зрители на ярусах почти отвесного амфитеатра, в котором вот-вот начнется представление пьесы «Первый урок поэтического мастерства, преподанный Хильдегунсту Мифорезу Гомунколоссом Тенерохским». Такого, по всей видимости, не хотел пропустить ни один обитатель замка. То и дело они возбужденно менялись местами, ползали друг по другу, пищали и шипели. Несколько порхали у меня над головой.
   Я покорно показал Гомунколоссу лапы. Схватив их, он всмотрелся в линии на ладонях, будто собирался прочесть по ним мое будущее.
   – Какой рукой ты пишешь? – спросил он.
   – Правой.- И при этом не вышло ничего, что ты бы счел достойным публикации?
   – Пожалуй, так.
   – Тогда ты пишешь не той рукой. -Что?
   – Поэтический поток из мозга направлен не в ту сторону. Правая у тебя – нетворческая рука. Тебе нужно писать левой.