Как-то Абуни рассказал Набайи о цветке бессмертия и о том, как он собрался нырять на дно моря, чтобы разыскать это редкостное растение на ощупь, уколовшись шипами.
– Если бы ты не забрал меня к себе, – признался Абуни, – я бы нырнул. Но боюсь, что не смог бы подняться и остался бы там. Сколько ни думаю об этом, каждый раз пугаюсь.
– Энки надоумил тебя, мальчик, – ответил в задумчивости Набайи. – Даже искусные ныряльщики гибнут на дне морском. И как тебе пришла в голову такая глупая мысль? Ты говоришь, что подражал Гильгамешу, но мудрый Гильгамеш искал этот цветок для всех людей священного Урука, а ты – для себя, от голода. Если помнишь о дружбе Гильгамеша с Энкиду, это хорошо. А если вздумаешь отправиться в дремучий лес Ливана, чтобы добыть священные кедры, пропадешь! Ты еще мал и несмышлен. Ты не должен сам ввязываться в дела великих правителей, божественных и отважных героев старинных сказаний. Даже отец твой не смог бы дать тебе правильный совет, не каждый уммиа знал бы, что сказать тебе о делах великих человеков. А ты задумал сам пойти стопами Гильгамеша.
«Писец Набайи прав, – думал Абуни. – Я мог погибнуть на дне моря в поисках цветка бессмертия. Как хорошо, что этого не случилось. Когда вернусь домой, когда снова пойду в „дом табличек“, тогда принесу щедрую жертву Энки, моему покровителю. Отец купит мне ягненка, и мы отнесем его жрецам в храм Энки».
Время шло, и Абуни, зная, что началась уборка ячменя, стал ждать вестей от отца. Он написал ему письмо, объяснил, где живет и в каком месте сидит рядом с писцом Набайи. Получив разрешение сходить к причалу, чтобы поискать корабельщика, идущего в Ур, Абуни встретил знакомого Набилишу и радостно бросился к нему.
– Возьми мое письмо для отца, – попросил Абуни, – пусть знает, где меня искать, когда получит долг от Хайбани и сможет меня выкупить.
– А у меня письмо к хозяину гавани, – ответил с улыбкой Набилишу. – Пойдем к нему. Это письмо он должен прочесть при тебе. Он неграмотен, и ты сам ему прочтешь.
– От кого же письмо? Покажи скорее, – взмолился Абуни. – Я так и знал! – воскликнул он радостно, рассматривая глиняную табличку, где была подпись Эйянацира.
Купец из Ура потребовал от хозяина гавани отпустить мальчика-раба, который был ему оставлен на время, до выкупа. «Отдай мальчишку корабельщику Набилишу, – писал Эйянацир. – Пусть он доставит его в Ур. Выкуп получен, мальчишка свободен».
Они пошли к хозяину гавани, и тот велел вызвать писца Набайи, чтобы проверить, правильно ли прочел табличку мальчишка. Когда писец сказал, что Абуни правильно прочел письмо, хозяин гавани велел отпустить Абуни с корабельщиком.
– Ты был мне хорошим помощником, – сказал на прощание Набайи, – я верю, ты станешь искусным писцом, принесешь радость своему отцу. Писец всему глава. Что бы делал хозяин гавани, не имея меня, не делая записей, что привозят в наш прекрасный город Дильмун и что увозят в богатые города на Тигре и Евфрате.
Абуни долго благодарил писца Набайи за помощь, за спасение от голода.
– Я никогда не забуду тебя, – говорил он и низко кланялся своему спасителю. – Когда я стану писцом в храме или в библиотеке правителя Ларсы, когда я стану человеком богатым и знатным, я приеду к тебе с подарками, добрый Набайи. И еще, я дам тебе слово, что всегда помогу другому, попавшему в беду. Я понял, что человек может погибнуть в беде, если никто не захочет ему помочь. Как хорошо, что Сингамиль прочел старинное сказание о Гильгамеше, я бы не имел друга, я бы не знал про великую дружбу Гильгамеша и Энкиду. Я бы не надеялся на спасение.
Абуни сказал все хорошие слова, какие пришли ему в голову, когда он понял, что свободен. Но еще радостней было видеть, как гребцы на корабле Набилишу взялись за весла. Абуни понял, что близок счастливый час возвращения домой. После долгой разлуки он увидит отца с матерью, братьев и сестер, встретит, наконец, Сингамиля.
Мать встретила его слезами радости, братья и сестры окружили его и, перебивая друг друга, о чем-то спрашивали. А отец сделал небывалое, он обнял сына и прижал к груди, как делал это с грудным младенцем. Но Абуни не помнил себя грудным младенцем, и нежность отца растрогала его.
– Мне уже скоро четырнадцать лет, – сказал он отцу, – я теперь умелый человек.
– Ты вырос и стал красивым, – говорила мать, любуясь сыном. – Как давно мы не видели тебя, Абуни! Выпей молока, сынок. – И она подала дорогому гостю самую большую чашу молока и ячменную лепешку, которая была приготовлена с утра, в надежде, что счастливая встреча состоится сегодня.
– Мы сказали Сингамилю о твоем возвращении, – вспомнил отец. – Он прибежит, как только освободится от «дома табличек». Сингамиль тревожился о тебе, даже выпросил у отца часть серебра для выплаты Эйянациру. Добрый Энки нам поможет, и мы скоро вернем ему долг.
Сингамиль прибежал прежде, чем Абуни успел рассказать о Дильмуне. Теперь, когда рядом был друг, особенно хотелось рассказать обо всем пережитом. Его слушали с величайшим вниманием.
– Бедняга, – сокрушалась мать, – сразу же попал в руки злодеев. Не пощадили мальчика, разбили таблички. Боже милостивый, где же справедливость? Как же трудно тебе было!..
– Не мешай, – прервал ее отец. – Что теперь причитать? Абуни у нас уже большой, я вижу, он смышлен. Последнее отдам, пошлю его в «дом табличек».
– Ты хотел искать цветок бессмертия, словно старец с седой головой! – рассмеялся Сингамиль.
– Тебе смешно, а я думал не выживу, так хотелось есть и негде было попросить. Рабы-грузчики постоянно голодны, но никто не решается раскрыть корзину с финиками. Хозяин может избить до смерти.
– Однако тебе пригодилось умение писца, – сказал отец, когда Абуни уже устал рассказывать и признался, что ничего больше не помнит. – Я вижу, повсюду тебя спасало твое знание писца, – промолвил задумчиво Шига. – Завтра же пойдешь в «дом табличек», станешь учиться со всей прилежностью!
– Я буду ему помогать, – пообещал Сингамиль. – Я теперь читаю таблички так быстро и верно, что даже отец удивляется. Уммиа доволен. Он сказал отцу, что из меня получится царский писец.
– Я тоже хочу стать царским писцом! – воскликнул Абуни. – Я хочу проникнуть в хранилище царских табличек и прочесть все старинные сказания, записанные давно-давно.
– Ты жив, сынок, вот в чем моя радость, – сказала мать Абуни, Нурамтум. Она улыбалась сквозь слезы. – Мы тревожились о тебе, Абуни, но никто из нас не знал, как трудна твоя жизнь в Дильмуне. А ведь сказано – нет земли прекрасней и красивей. Плохо живется бедному человеку.
– Старый добрый писец Набайи часто говорил мне: «Священна страна Дильмун, непорочна страна Дильмун. Чиста страна Дильмун, священна страна Дильмун…»
Сказав это, Абуни радостно рассмеялся и, глядя на Сингамиля, ждал, что скажет его ученый друг. Абуни был уверен в том, что друг намного обогнал его. Два года, проведенные в скитаниях, отдалили его от «дома табличек», а Сингамиль тем временем усердно учился. Абуни не ошибся. Сингамиль с важным видом заметил, что эти строки из старинного сказания «Энки и Нинхурсаг».
Возможно, что это был самый счастливый день в семье Шиги. Сын радовался возвращению в родной дом, а родители радовались тому, что вернулся из рабства Абуни, который будет кормильцем семьи, когда закончит учение в «доме табличек». Теперь Шига был уверен, что надежды его сбудутся. Об этом он и сказал мальчикам. И чтобы утешить плачущую Нурамтум, Шига сказал:
– Ты жалуешься на бедность, поистине плохо бедному человеку, мы это испытали. Но я помню слова моего отца, который возделывал небольшое поле ячменя. Он говорил: «Тот, у кого много серебра, может быть, и счастлив. Но тот, у кого нет совсем ничего, спит спокойно».
– Я помню, – ответила Нурамтум, – твой отец был мудрым человеком, но как поверить в такое, ведь мы от бедности вовсе потеряли сон и покой… Душа изболелась, вот я и сказала.
– Непристойно женщине говорить при мужчинах, – ответил Шига.
ПРОЩАЙ, «ДОМ ТАБЛИЧЕК»!
– Если бы ты не забрал меня к себе, – признался Абуни, – я бы нырнул. Но боюсь, что не смог бы подняться и остался бы там. Сколько ни думаю об этом, каждый раз пугаюсь.
– Энки надоумил тебя, мальчик, – ответил в задумчивости Набайи. – Даже искусные ныряльщики гибнут на дне морском. И как тебе пришла в голову такая глупая мысль? Ты говоришь, что подражал Гильгамешу, но мудрый Гильгамеш искал этот цветок для всех людей священного Урука, а ты – для себя, от голода. Если помнишь о дружбе Гильгамеша с Энкиду, это хорошо. А если вздумаешь отправиться в дремучий лес Ливана, чтобы добыть священные кедры, пропадешь! Ты еще мал и несмышлен. Ты не должен сам ввязываться в дела великих правителей, божественных и отважных героев старинных сказаний. Даже отец твой не смог бы дать тебе правильный совет, не каждый уммиа знал бы, что сказать тебе о делах великих человеков. А ты задумал сам пойти стопами Гильгамеша.
«Писец Набайи прав, – думал Абуни. – Я мог погибнуть на дне моря в поисках цветка бессмертия. Как хорошо, что этого не случилось. Когда вернусь домой, когда снова пойду в „дом табличек“, тогда принесу щедрую жертву Энки, моему покровителю. Отец купит мне ягненка, и мы отнесем его жрецам в храм Энки».
Время шло, и Абуни, зная, что началась уборка ячменя, стал ждать вестей от отца. Он написал ему письмо, объяснил, где живет и в каком месте сидит рядом с писцом Набайи. Получив разрешение сходить к причалу, чтобы поискать корабельщика, идущего в Ур, Абуни встретил знакомого Набилишу и радостно бросился к нему.
– Возьми мое письмо для отца, – попросил Абуни, – пусть знает, где меня искать, когда получит долг от Хайбани и сможет меня выкупить.
– А у меня письмо к хозяину гавани, – ответил с улыбкой Набилишу. – Пойдем к нему. Это письмо он должен прочесть при тебе. Он неграмотен, и ты сам ему прочтешь.
– От кого же письмо? Покажи скорее, – взмолился Абуни. – Я так и знал! – воскликнул он радостно, рассматривая глиняную табличку, где была подпись Эйянацира.
Купец из Ура потребовал от хозяина гавани отпустить мальчика-раба, который был ему оставлен на время, до выкупа. «Отдай мальчишку корабельщику Набилишу, – писал Эйянацир. – Пусть он доставит его в Ур. Выкуп получен, мальчишка свободен».
Они пошли к хозяину гавани, и тот велел вызвать писца Набайи, чтобы проверить, правильно ли прочел табличку мальчишка. Когда писец сказал, что Абуни правильно прочел письмо, хозяин гавани велел отпустить Абуни с корабельщиком.
– Ты был мне хорошим помощником, – сказал на прощание Набайи, – я верю, ты станешь искусным писцом, принесешь радость своему отцу. Писец всему глава. Что бы делал хозяин гавани, не имея меня, не делая записей, что привозят в наш прекрасный город Дильмун и что увозят в богатые города на Тигре и Евфрате.
Абуни долго благодарил писца Набайи за помощь, за спасение от голода.
– Я никогда не забуду тебя, – говорил он и низко кланялся своему спасителю. – Когда я стану писцом в храме или в библиотеке правителя Ларсы, когда я стану человеком богатым и знатным, я приеду к тебе с подарками, добрый Набайи. И еще, я дам тебе слово, что всегда помогу другому, попавшему в беду. Я понял, что человек может погибнуть в беде, если никто не захочет ему помочь. Как хорошо, что Сингамиль прочел старинное сказание о Гильгамеше, я бы не имел друга, я бы не знал про великую дружбу Гильгамеша и Энкиду. Я бы не надеялся на спасение.
Абуни сказал все хорошие слова, какие пришли ему в голову, когда он понял, что свободен. Но еще радостней было видеть, как гребцы на корабле Набилишу взялись за весла. Абуни понял, что близок счастливый час возвращения домой. После долгой разлуки он увидит отца с матерью, братьев и сестер, встретит, наконец, Сингамиля.
* * *
Прошло два года с того дня, когда горячий ветер пустыни принес голод людям Ура. После постигшего их несчастья землепашцы Ура еще усердней возделывали поля и получали богатый урожай. Когда Абуни вышел на знакомый берег Евфрата и увидел продавцов ячменных лепешек, пива и фиников, он понял, что в Уре уже нет голода. Отец его снова, как прежде, торгует зерном, потому и расплатился с Эйянациром. Абуни побежал домой веселый и счастливый. Теперь он гордился тем, что побывал в Дильмуне, что был помощником старого писца Набайи и многому научился.Мать встретила его слезами радости, братья и сестры окружили его и, перебивая друг друга, о чем-то спрашивали. А отец сделал небывалое, он обнял сына и прижал к груди, как делал это с грудным младенцем. Но Абуни не помнил себя грудным младенцем, и нежность отца растрогала его.
– Мне уже скоро четырнадцать лет, – сказал он отцу, – я теперь умелый человек.
– Ты вырос и стал красивым, – говорила мать, любуясь сыном. – Как давно мы не видели тебя, Абуни! Выпей молока, сынок. – И она подала дорогому гостю самую большую чашу молока и ячменную лепешку, которая была приготовлена с утра, в надежде, что счастливая встреча состоится сегодня.
– Мы сказали Сингамилю о твоем возвращении, – вспомнил отец. – Он прибежит, как только освободится от «дома табличек». Сингамиль тревожился о тебе, даже выпросил у отца часть серебра для выплаты Эйянациру. Добрый Энки нам поможет, и мы скоро вернем ему долг.
Сингамиль прибежал прежде, чем Абуни успел рассказать о Дильмуне. Теперь, когда рядом был друг, особенно хотелось рассказать обо всем пережитом. Его слушали с величайшим вниманием.
– Бедняга, – сокрушалась мать, – сразу же попал в руки злодеев. Не пощадили мальчика, разбили таблички. Боже милостивый, где же справедливость? Как же трудно тебе было!..
– Не мешай, – прервал ее отец. – Что теперь причитать? Абуни у нас уже большой, я вижу, он смышлен. Последнее отдам, пошлю его в «дом табличек».
– Ты хотел искать цветок бессмертия, словно старец с седой головой! – рассмеялся Сингамиль.
– Тебе смешно, а я думал не выживу, так хотелось есть и негде было попросить. Рабы-грузчики постоянно голодны, но никто не решается раскрыть корзину с финиками. Хозяин может избить до смерти.
– Однако тебе пригодилось умение писца, – сказал отец, когда Абуни уже устал рассказывать и признался, что ничего больше не помнит. – Я вижу, повсюду тебя спасало твое знание писца, – промолвил задумчиво Шига. – Завтра же пойдешь в «дом табличек», станешь учиться со всей прилежностью!
– Я буду ему помогать, – пообещал Сингамиль. – Я теперь читаю таблички так быстро и верно, что даже отец удивляется. Уммиа доволен. Он сказал отцу, что из меня получится царский писец.
– Я тоже хочу стать царским писцом! – воскликнул Абуни. – Я хочу проникнуть в хранилище царских табличек и прочесть все старинные сказания, записанные давно-давно.
– Ты жив, сынок, вот в чем моя радость, – сказала мать Абуни, Нурамтум. Она улыбалась сквозь слезы. – Мы тревожились о тебе, Абуни, но никто из нас не знал, как трудна твоя жизнь в Дильмуне. А ведь сказано – нет земли прекрасней и красивей. Плохо живется бедному человеку.
– Старый добрый писец Набайи часто говорил мне: «Священна страна Дильмун, непорочна страна Дильмун. Чиста страна Дильмун, священна страна Дильмун…»
Сказав это, Абуни радостно рассмеялся и, глядя на Сингамиля, ждал, что скажет его ученый друг. Абуни был уверен в том, что друг намного обогнал его. Два года, проведенные в скитаниях, отдалили его от «дома табличек», а Сингамиль тем временем усердно учился. Абуни не ошибся. Сингамиль с важным видом заметил, что эти строки из старинного сказания «Энки и Нинхурсаг».
Возможно, что это был самый счастливый день в семье Шиги. Сын радовался возвращению в родной дом, а родители радовались тому, что вернулся из рабства Абуни, который будет кормильцем семьи, когда закончит учение в «доме табличек». Теперь Шига был уверен, что надежды его сбудутся. Об этом он и сказал мальчикам. И чтобы утешить плачущую Нурамтум, Шига сказал:
– Ты жалуешься на бедность, поистине плохо бедному человеку, мы это испытали. Но я помню слова моего отца, который возделывал небольшое поле ячменя. Он говорил: «Тот, у кого много серебра, может быть, и счастлив. Но тот, у кого нет совсем ничего, спит спокойно».
– Я помню, – ответила Нурамтум, – твой отец был мудрым человеком, но как поверить в такое, ведь мы от бедности вовсе потеряли сон и покой… Душа изболелась, вот я и сказала.
– Непристойно женщине говорить при мужчинах, – ответил Шига.
ПРОЩАЙ, «ДОМ ТАБЛИЧЕК»!
Возвращение в «дом табличек» и радовало, и тревожило Абуни. Он боялся уммиа, который, как он думал, непременно будет придираться и упрекать в лени. Он боялся товарищей, которые могут его дразнить и называть рабом Эйянацира. Он не знал, что ждет его. Единственный и неизменный его друг Сингамиль, конечно, защитит его в трудную минуту. Но поможет ли его доброе слово?
Каково же было удивление Абуни, когда все ученики – старшие и совсем юные – встретили его как героя и наперебой спрашивали о священной земле Дильмун, где был рай. «А сейчас что там?» – спрашивали мальчики.
Уммиа не бранил его, но предупредил, что в его возрасте ученики уже не тратят времени на глупые разговоры, не болтают во время занятий, а сидят смирно и очень старательно переписывают задание, потому что каждая красиво написанная табличка приближает ученика к желанной цели. Он покинет «дом табличек», получив похвалу «отца школы». Похвала очень нужна каждому, кто хочет получить хорошую работу. Усердному ученику может выпасть великое счастье, и он станет писцом в храме и будет возвышаться даже над безграмотными жрецами и гадальщиками. Он будет хозяином над рабами, а может быть, над пастухами или рыбаками, принадлежащими храму.
Абуни еще не подумал, в какой храм ему хотелось бы попасть. Он вообще не думал о месте работы, он мечтал о том, чтобы переписывать самые древние, прекрасные сказания шумеров. А кому нужны эти сказания, он еще не подумал.
Сейчас, сидя за своим маленьким глиняным столом с табличкой для записей, он ждал, что даст ему уммиа для переписки. Он даже загадал: если это будет сказание или песнопение, то ему выпадет удача, если же образец долгового письма, то не будет удачи.
– Перепиши «Спор между Мотыгой и Плугом», – сказал уммиа и положил перед Абуни табличку с несколькими столбцами, исписанными мелкими знаками.
«Удача это или неудача?» – спросил себя Абуни. Но как только прочел первые несколько строк, так понял, что это удача. Ведь отец его всю жизнь торгует зерном. Ему будет полезно узнать этот спор, записанный умным человеком в незапамятные времена. Очень хорошо, что ему досталась эта табличка. Абуни не стал даже делиться своими мыслями с Сингамилем. Он тут же принялся за работу.
– Никогда я не задумывался над тем, что видел множество раз. Сколько раз я видел, как пашут поле, как разрыхляют, как обрабатывают землю, чтобы получить хороший урожай, но теперь я буду смотреть на это совсем другими глазами. В самом деле, Плуг и Мотыга могут поспорить, и каждый из них докажет свою пользу. Я рад, что мне досталась эта табличка. Я расскажу о ней Хайбани. Я расскажу о ней отцу. Когда я был совсем маленьким, у нас было небольшое поле. Я помню. Мать брала меня с собой, когда мотыжила.
– Чудак! – воскликнул Сингамиль. – Хайбани всю жизнь держит в руках и плуг, и мотыгу. Он хорошо знает, что они могут. Неужто ты думаешь, что отец твой не знает о пользе таких нужных вещей.
– Набайи говорил мне, что всякое знание приносит пользу, – ответил в задумчивости Абуни. – И это знание пригодится. Вот посмотришь, пригодится, когда мы начнем заниматься перепиской, простившись с «домом табличек».
Потом пришла очередь Абуни. Отец «дома табличек», старый и суровый человек в полосатой юбке с красной бахромой, позвал его и сказал, что может предложить ему место у знакомого уммиа, имеющего небольшую группу учеников.
– Ты будешь переписывать таблички с древними сказаниями, поучениями и законами справедливости. Будь старательным, не осрами меня. Ступай, вблизи набережной есть маленькая улочка горшечников. Там ты найдешь «дом табличек» Лу-Инанни. Когда начнешь работать, скажи отцу, что я жду его с дарами.
Абуни поблагодарил и побежал не чуя ног. Прошло уже более трех месяцев с тех пор, когда Сингамиль покинул «дом табличек» и стал помощником у Игмилсина. Без друга было тоскливо и скучно. Он давно уже привык сидеть рядом с Сингамилем. И как бывало отрадно перекинуться шуткой, тихо посмеяться над пустяками. Не так уж много событий бывало в этом маленьком дворике, опоясанном глиняной стеной и уставленном скамьями из кирпичей и небольшими глиняными столиками. Здесь можно было положить сырую табличку для записи и готовую табличку, выданную уммиа. В «доме табличек» было запрещено смеяться и шутить, было запрещено плакать во весь голос, а новички, совсем «зелененькие», как их называли старшие, так часто вызывали гнев «владеющего хлыстом», что палка не отдыхала. Всхлипывая, малыши дрожащей рукой прижимали веревочку к мокрой глине таблички, чтобы приготовить ровные строки для письма. Те, которые уже умели владеть тростниковой палочкой, очень долго ошибались, небрежно выдавливая клинописные знаки. Глядя на них, Абуни вспоминал свое детство и точно такие же слезы и вздохи, обиду на всех тех, кто его обучал и так часто пользовался палкой или хлыстом.
«У меня не хватит терпения обучать малышей, – подумал Абуни. – А переписывать таблички для занятий – самое лучшее, что можно придумать. Я буду сидеть в своем дворе и буду переписывать только прекрасные сказания и песнопения. Что еще может пожелать уммиа для „дома табличек“? Что ждет меня, добрый Энки? Только ты знаешь об этом».
Вот и улица горшечников. Как только Абуни отворил калитку, он прежде всего увидел головы, склонившиеся над маленькими столиками. «Двенадцать мальчиков», – подсчитал Абуни и тут же подумал: «Двенадцать табличек по каждому предмету. Интересно, чему их обучают?»
К нему подошел уммиа, совсем молодой, лет на пять старше самого Абуни. «У него уже свой „дом табличек“, – подумал Абуни. – А ведь совсем еще молодой».
– Тебя похвалил отец твоей школы, – сказал Лу-Инанни. – Хорошо ли ты знаешь четыре арифметических действия? Умеешь ли измерять поле? Умеешь ли делить имущество? Владеешь ли искусством пения и игры на лютне или свирели?
– Нас этому учили, – ответил Абуни. – Но больше всего мы занимались переписыванием табличек. В тех табличках было много всяких премудростей. А еще многому меня жизнь научила.
– Вот как? – удивился Лу-Инанни. – Ты так молод, когда же ты успел учиться у жизни?
– Два года я был рабом у купца Эйянацира. Я жил в Дильмуне и помогал писцу Набайи, который принимает корабли и торговые грузы из дальних стран. Там я многому научился.
– Я думаю, что твое умение принесет пользу моим ученикам. А начнешь ты с табличек. Перепиши «Спор между Мотыгой и Плугом». У меня двенадцать учеников, и каждый должен иметь перед собой образцово написанную табличку. Оплата будет невелика. У меня собрались дети небогатых родителей. Сыновья гончара, медника и ювелира. Есть сын ослепшего писца и сын ткача. Потом ты всех узнаешь. Они не очень усердны, и плетка их подгоняет. Тебе ли говорить о том, как учатся мальчишки-несмышленыши.
Лу-Инанни дал Абуни несколько табличек, уложил их в небольшую тростниковую корзинку и поспешил к своим ученикам.
«Вот и пригодился мне „Спор между Мотыгой и Плугом“, – подумал Абуни, торопясь домой, чтобы обрадовать отца большой удачей. – Таблички, написанные два года назад, получили похвалу уммиа, а теперь я стал искусней, я напишу красивые таблички. Что скажет Сингамиль, когда узнает про мою работу? Одобрит ли? Конечно, одобрит! Ведь я только что оставил школу, а уже могу способствовать учению мальчиков. Я напишу таблички про Плуг и Мотыгу, а двенадцать мальчиков будут их долго переписывать и заучивать. И вот они подрастут, сами станут владеть полем, и как им пригодится это знание. Набайи был прав, он много раз говорил мне: „Знание идет от писца. Если бы писец не написал на табличках всякие премудрости, никто бы и не узнал о них. Если бы он не записал на мокрой глине старинные сказания, их бы позабыли и они были бы утеряны для нас, да и для всех, кто будет жить на нашей земле после нас“. Так умно сказал Набайи.
Шига был счастлив, когда узнал о том, что сын его начнет трудиться и помогать семье. Он был рад, что мальчику досталась такая благородная работа. Об этом он мечтал все годы, пока Абуни ходил в «дом табличек».
– Мне дорого стоило твое учение, – сказал он сыну, – но я не жалею.
– Я забыл сказать тебе, что «отец школы» ждет даров, – вспомнил Абуни. – Посылая меня к знакомому уммиа, он предупредил, велел напомнить тебе.
– Ненасытен отец твоей школы! – сказал рассерженный Шига. – Я недавно щедро одарил хозяина «дома табличек», рассчитывал, что больше не будет забот об оплате. А вот снова расход. Даже не знаю, что ему нести? Недавно дал ему шерстяное полотнище, потом принес кунжутное масло, а с тобой, Абуни, послал лук, чеснок, горчицу и ногу барашка. Помнишь?
– Придумай что-нибудь, отец. Ведь он нашел для меня работу. Без него я бы не знал, что молодой уммиа учит двенадцать мальчиков.
– Его дал мне старый писец, почти ослепший, – сказал Набилишу. – Он нуждался в еде, попросил ячменного зерна, кунжутного масла и немного овощей. Я пожалел старика. Кому он нужен в этом богатом шумном городе Дильмуне? Старик сказал мне, что этого сказания не знают в Уре и что я смогу продать таблички хорошему писцу. Купи, Игмилсин!
Игмилсин никогда прежде не видел этих табличек и сразу же подумал, что перепишет их и продаст Нанни для царского хранилища. Он не стал торговаться, купил таблички и в тот же день усадил Сингамиля за работу.
– Пиши красиво, помни, что эти таблички может взять в руки сам Рим-Син. Если он никогда не слыхал про полет Этаны, то обязательно захочет узнать. А тебе может выпасть великое счастье. Тебя могут взять в царское хранилище табличек в помощники Нанни. Я вижу, старик уже не все запоминает, я думаю, ему нужен молодой помощник, толковый и умелый.
– Счастливый Этана! – сказал Сингамиль, когда прочел сказание. – Никогда нам не увидеть того, что он увидел в небе. Как жалко, что никто не знает, где искать такого могучего орла. Как бы мне хотелось подняться в небо! Говорят, что далеко за морем есть великая страна Мелухха. Плыть туда надо много-много дней. А на крыльях орла можно было бы быстро пролететь над ней и сразу все увидеть.
– Прочти внимательно, – предложил отец. – Орел так высоко поднялся в небо, что уже и земли не видно было. Исчезла земля, исчезло море. Вот как высоко поднялся орел. Я думаю, он попал в царство Уту.
Спустя несколько дней Игмилсин предложил Нанни сказание об Этане.
– Поверь мне, ты очень угодишь великому правителю Ларсы, – сказал он хранителю табличек. – Послушай, Нанни, о чем сказание. Этане уготована счастливая судьба, он должен стать властелином земного царства. Однако этого царства пока еще нет, его нужно раздобыть на небесах. Этана обращается к богу Солнца, к великому Уту. Он просит научить его, как добыть «траву жизни», как получить царство. Уту посылает Этану к орлу, могучий орел может поднять его в небо. Орел дружил со змеей. Долго дружил, а потом, забыв про дружбу, сожрал ее змеенышей. Змея решила отомстить ему за вероломство. Она спряталась в туше мертвого быка и тотчас же напала на орла, когда он спустился на тушу, чтобы полакомиться мясом. Змея схватила орла и бросила в глубокую яму, чтобы извести его голодом и жаждой. К этой яме Уту послал Этану. Орел был спасен и пообещал Этане доставить его на небо. Перед полетом он говорит Этане:
Нанни кивнул в знак согласия, и писец продолжал читать строки сказания о полете Этаны.
«О! – подумал Игмилсин. – Нанни разживется на этом деле. Что ему стоит потребовать за бесценные таблички пару волов, кусок плодородной земли, да мало ли что он возьмет за это из царского дома!»
– Не поскупись, Нанни, – сказал писец, низко кланяясь. – Экое чудо может совершиться, если великий Рим-Син полетит в царство Ану. Дай мне за эти таблички трех овец, полотнище для одежды моего сына, немного кунжутного масла и меру фиников.
– Ты сошел с ума! – закричал Нанни. – Ты обнаглел! Трех овец и еще столько всего, сколько мы не даем за целый месяц работы.
– Но ведь таблички куплены, это не просто списанные в «доме табличек» или у знакомого писца. Не гневайся, Нанни, ты не прогадаешь.
– Получишь все, о чем просил, кроме трех овец, – сказал Нанни.
Игмилсин, прижимая к груди шерстяное полотнище с бахромой, поспешил к царскому складу, чтобы получить все обещанное Нанни.
«Разве бывает так, чтобы желания бедного человека осуществились? – спросил себя Игмилсин. – И как я мог подумать, что этот коварный царедворец пожалует мне трех овец за одно сказание. Все писцы, которым он дает работу, знают, как он наживается на их труде. Мы сидим, согнувшись, целыми днями, пишем старательно и красиво, а половина заработанного добра уходит в дом Нанни. Хорошо, дал полотнище из ткацкой царского дома. Красивое полотнище. Я сохраню его для Сингамиля, когда он выйдет в люди и сам начнет добывать себе пищу».
А Нанни, желая угодить Рим-Сину, желая отвлечь его от дурных мыслей, поспешил к нему со сказанием об Этане.
– Я узнал чудо из чудес, мой великий господин, мудрый правитель Ларсы!
Склонившись в низком поклоне, Нанни протянул только что купленные таблички и предложил прочесть.
– Ты говоришь, что могучий орел поднял в небо Этану? – спросил Рим-Син. – Почему же я не знаю об этом? Читай, я слушаю!
Каково же было удивление Абуни, когда все ученики – старшие и совсем юные – встретили его как героя и наперебой спрашивали о священной земле Дильмун, где был рай. «А сейчас что там?» – спрашивали мальчики.
Уммиа не бранил его, но предупредил, что в его возрасте ученики уже не тратят времени на глупые разговоры, не болтают во время занятий, а сидят смирно и очень старательно переписывают задание, потому что каждая красиво написанная табличка приближает ученика к желанной цели. Он покинет «дом табличек», получив похвалу «отца школы». Похвала очень нужна каждому, кто хочет получить хорошую работу. Усердному ученику может выпасть великое счастье, и он станет писцом в храме и будет возвышаться даже над безграмотными жрецами и гадальщиками. Он будет хозяином над рабами, а может быть, над пастухами или рыбаками, принадлежащими храму.
Абуни еще не подумал, в какой храм ему хотелось бы попасть. Он вообще не думал о месте работы, он мечтал о том, чтобы переписывать самые древние, прекрасные сказания шумеров. А кому нужны эти сказания, он еще не подумал.
Сейчас, сидя за своим маленьким глиняным столом с табличкой для записей, он ждал, что даст ему уммиа для переписки. Он даже загадал: если это будет сказание или песнопение, то ему выпадет удача, если же образец долгового письма, то не будет удачи.
– Перепиши «Спор между Мотыгой и Плугом», – сказал уммиа и положил перед Абуни табличку с несколькими столбцами, исписанными мелкими знаками.
По дороге домой Абуни говорил Сингамилю:
Вот смотри! Мотыга, носящая узел,
Мотыга из шелковицы, зубья которой из кизила,
Мотыга из тамариска, зубья которой из морского дерева.
Мотыга с двумя зубьями, с четырьмя зубьями,
Мотыга, сын бедного человека, опора человека в лохмотьях,
Мотыга бросает вызов Плугу.
И в споре мотыги с Плугом
Мотыга говорит Плугу:
«Когда воды хлынут через размытую плотину, ты не запружаешь ее,
Ты не наполняешь корзин илом,
Ты не наполняешь переметных сум глиной, ты не делаешь кирпич,
Ты не кладешь фундамент, ты не строишь домов,
Ты не укрепляешь шатающихся старых стен,
Ты не прилаживаешь водосточных желобов на крышах достойных людей.
Плуг, ты не содержишь улицы в порядке,
Плуг, я приумножаю, что приумножаешь ты?
Я расширяю, но что расширяешь ты?»
Потом он писал ответ Плуга, из которого узнал много полезного.
Я Плуг, сделанный могучей рукой, собранный могучей рукой,
Я надзиратель Энлиля над полями.
Я верный землепашец человечества… [14]
– Никогда я не задумывался над тем, что видел множество раз. Сколько раз я видел, как пашут поле, как разрыхляют, как обрабатывают землю, чтобы получить хороший урожай, но теперь я буду смотреть на это совсем другими глазами. В самом деле, Плуг и Мотыга могут поспорить, и каждый из них докажет свою пользу. Я рад, что мне досталась эта табличка. Я расскажу о ней Хайбани. Я расскажу о ней отцу. Когда я был совсем маленьким, у нас было небольшое поле. Я помню. Мать брала меня с собой, когда мотыжила.
– Чудак! – воскликнул Сингамиль. – Хайбани всю жизнь держит в руках и плуг, и мотыгу. Он хорошо знает, что они могут. Неужто ты думаешь, что отец твой не знает о пользе таких нужных вещей.
– Набайи говорил мне, что всякое знание приносит пользу, – ответил в задумчивости Абуни. – И это знание пригодится. Вот посмотришь, пригодится, когда мы начнем заниматься перепиской, простившись с «домом табличек».
* * *
Они простились с «домом табличек» через два года. Первым ушел Сингамиль. Отец взял его к себе в помощники, в надежде, что настанет день, когда его сын станет самостоятельным писцом, уважаемым человеком.Потом пришла очередь Абуни. Отец «дома табличек», старый и суровый человек в полосатой юбке с красной бахромой, позвал его и сказал, что может предложить ему место у знакомого уммиа, имеющего небольшую группу учеников.
– Ты будешь переписывать таблички с древними сказаниями, поучениями и законами справедливости. Будь старательным, не осрами меня. Ступай, вблизи набережной есть маленькая улочка горшечников. Там ты найдешь «дом табличек» Лу-Инанни. Когда начнешь работать, скажи отцу, что я жду его с дарами.
Абуни поблагодарил и побежал не чуя ног. Прошло уже более трех месяцев с тех пор, когда Сингамиль покинул «дом табличек» и стал помощником у Игмилсина. Без друга было тоскливо и скучно. Он давно уже привык сидеть рядом с Сингамилем. И как бывало отрадно перекинуться шуткой, тихо посмеяться над пустяками. Не так уж много событий бывало в этом маленьком дворике, опоясанном глиняной стеной и уставленном скамьями из кирпичей и небольшими глиняными столиками. Здесь можно было положить сырую табличку для записи и готовую табличку, выданную уммиа. В «доме табличек» было запрещено смеяться и шутить, было запрещено плакать во весь голос, а новички, совсем «зелененькие», как их называли старшие, так часто вызывали гнев «владеющего хлыстом», что палка не отдыхала. Всхлипывая, малыши дрожащей рукой прижимали веревочку к мокрой глине таблички, чтобы приготовить ровные строки для письма. Те, которые уже умели владеть тростниковой палочкой, очень долго ошибались, небрежно выдавливая клинописные знаки. Глядя на них, Абуни вспоминал свое детство и точно такие же слезы и вздохи, обиду на всех тех, кто его обучал и так часто пользовался палкой или хлыстом.
«У меня не хватит терпения обучать малышей, – подумал Абуни. – А переписывать таблички для занятий – самое лучшее, что можно придумать. Я буду сидеть в своем дворе и буду переписывать только прекрасные сказания и песнопения. Что еще может пожелать уммиа для „дома табличек“? Что ждет меня, добрый Энки? Только ты знаешь об этом».
Вот и улица горшечников. Как только Абуни отворил калитку, он прежде всего увидел головы, склонившиеся над маленькими столиками. «Двенадцать мальчиков», – подсчитал Абуни и тут же подумал: «Двенадцать табличек по каждому предмету. Интересно, чему их обучают?»
К нему подошел уммиа, совсем молодой, лет на пять старше самого Абуни. «У него уже свой „дом табличек“, – подумал Абуни. – А ведь совсем еще молодой».
– Тебя похвалил отец твоей школы, – сказал Лу-Инанни. – Хорошо ли ты знаешь четыре арифметических действия? Умеешь ли измерять поле? Умеешь ли делить имущество? Владеешь ли искусством пения и игры на лютне или свирели?
– Нас этому учили, – ответил Абуни. – Но больше всего мы занимались переписыванием табличек. В тех табличках было много всяких премудростей. А еще многому меня жизнь научила.
– Вот как? – удивился Лу-Инанни. – Ты так молод, когда же ты успел учиться у жизни?
– Два года я был рабом у купца Эйянацира. Я жил в Дильмуне и помогал писцу Набайи, который принимает корабли и торговые грузы из дальних стран. Там я многому научился.
– Я думаю, что твое умение принесет пользу моим ученикам. А начнешь ты с табличек. Перепиши «Спор между Мотыгой и Плугом». У меня двенадцать учеников, и каждый должен иметь перед собой образцово написанную табличку. Оплата будет невелика. У меня собрались дети небогатых родителей. Сыновья гончара, медника и ювелира. Есть сын ослепшего писца и сын ткача. Потом ты всех узнаешь. Они не очень усердны, и плетка их подгоняет. Тебе ли говорить о том, как учатся мальчишки-несмышленыши.
Лу-Инанни дал Абуни несколько табличек, уложил их в небольшую тростниковую корзинку и поспешил к своим ученикам.
«Вот и пригодился мне „Спор между Мотыгой и Плугом“, – подумал Абуни, торопясь домой, чтобы обрадовать отца большой удачей. – Таблички, написанные два года назад, получили похвалу уммиа, а теперь я стал искусней, я напишу красивые таблички. Что скажет Сингамиль, когда узнает про мою работу? Одобрит ли? Конечно, одобрит! Ведь я только что оставил школу, а уже могу способствовать учению мальчиков. Я напишу таблички про Плуг и Мотыгу, а двенадцать мальчиков будут их долго переписывать и заучивать. И вот они подрастут, сами станут владеть полем, и как им пригодится это знание. Набайи был прав, он много раз говорил мне: „Знание идет от писца. Если бы писец не написал на табличках всякие премудрости, никто бы и не узнал о них. Если бы он не записал на мокрой глине старинные сказания, их бы позабыли и они были бы утеряны для нас, да и для всех, кто будет жить на нашей земле после нас“. Так умно сказал Набайи.
Шига был счастлив, когда узнал о том, что сын его начнет трудиться и помогать семье. Он был рад, что мальчику досталась такая благородная работа. Об этом он мечтал все годы, пока Абуни ходил в «дом табличек».
– Мне дорого стоило твое учение, – сказал он сыну, – но я не жалею.
– Я забыл сказать тебе, что «отец школы» ждет даров, – вспомнил Абуни. – Посылая меня к знакомому уммиа, он предупредил, велел напомнить тебе.
– Ненасытен отец твоей школы! – сказал рассерженный Шига. – Я недавно щедро одарил хозяина «дома табличек», рассчитывал, что больше не будет забот об оплате. А вот снова расход. Даже не знаю, что ему нести? Недавно дал ему шерстяное полотнище, потом принес кунжутное масло, а с тобой, Абуни, послал лук, чеснок, горчицу и ногу барашка. Помнишь?
– Придумай что-нибудь, отец. Ведь он нашел для меня работу. Без него я бы не знал, что молодой уммиа учит двенадцать мальчиков.
* * *
Как-то корабельщик Набилишу, вернувшись из Дильмуна, предложил Игмилсину купить несколько табличек со старинным сказанием об Этане, которого могучий орел поднял в небо.– Его дал мне старый писец, почти ослепший, – сказал Набилишу. – Он нуждался в еде, попросил ячменного зерна, кунжутного масла и немного овощей. Я пожалел старика. Кому он нужен в этом богатом шумном городе Дильмуне? Старик сказал мне, что этого сказания не знают в Уре и что я смогу продать таблички хорошему писцу. Купи, Игмилсин!
Игмилсин никогда прежде не видел этих табличек и сразу же подумал, что перепишет их и продаст Нанни для царского хранилища. Он не стал торговаться, купил таблички и в тот же день усадил Сингамиля за работу.
– Пиши красиво, помни, что эти таблички может взять в руки сам Рим-Син. Если он никогда не слыхал про полет Этаны, то обязательно захочет узнать. А тебе может выпасть великое счастье. Тебя могут взять в царское хранилище табличек в помощники Нанни. Я вижу, старик уже не все запоминает, я думаю, ему нужен молодой помощник, толковый и умелый.
– Прочти внимательно, – предложил отец. – Орел так высоко поднялся в небо, что уже и земли не видно было. Исчезла земля, исчезло море. Вот как высоко поднялся орел. Я думаю, он попал в царство Уту.
Спустя несколько дней Игмилсин предложил Нанни сказание об Этане.
– Поверь мне, ты очень угодишь великому правителю Ларсы, – сказал он хранителю табличек. – Послушай, Нанни, о чем сказание. Этане уготована счастливая судьба, он должен стать властелином земного царства. Однако этого царства пока еще нет, его нужно раздобыть на небесах. Этана обращается к богу Солнца, к великому Уту. Он просит научить его, как добыть «траву жизни», как получить царство. Уту посылает Этану к орлу, могучий орел может поднять его в небо. Орел дружил со змеей. Долго дружил, а потом, забыв про дружбу, сожрал ее змеенышей. Змея решила отомстить ему за вероломство. Она спряталась в туше мертвого быка и тотчас же напала на орла, когда он спустился на тушу, чтобы полакомиться мясом. Змея схватила орла и бросила в глубокую яму, чтобы извести его голодом и жаждой. К этой яме Уту послал Этану. Орел был спасен и пообещал Этане доставить его на небо. Перед полетом он говорит Этане:
Там много сказано про полет Этаны, – продолжал Игмилсин, – но самое удивительное – рассказ о том, что увидел человек, поднявшись высоко в небо. Нам трудно это понять. Позволь я прочту тебе эти строки.
Мой друг!
Гони грусть со своего чела!
Я хочу понести тебя
На небеса Ану.
Пусть на моей груди
Покоится твоя грудь,
На мои распростертые крылья
Положи свои руки.
К моим бокам прижмись своими боками.
Нанни кивнул в знак согласия, и писец продолжал читать строки сказания о полете Этаны.
Они долго летели, и земля становилась все меньше и меньше, – продолжал Игмилсин. – Долго они были в пути. И Этана услышал слова орла:
…После двойного часа
Стремительного полета
Говорит орел ему,
Этане:
– Взгляни, мой друг,
Какой стала земля,
Взгляни на море
В сторону горного кряжа.
– Земля выглядит,
Точно гора,
Море уподобилось речному потоку.
После двух двойных часов
Стремительного полета
Говорит орел ему,
Этане:
– Взгляни, мой друг,
Какой стала земля.
Земля выглядит,
Как рощица.
После трех двойных часов
Стремительного полета.
Говорит орел ему.
Этане:
– Взгляни, мой друг,
Что стало с землей.
Море стало
Арыком садовника…
– Оставь мне таблички с этим сказанием, – предложил Нанни, – я прочту их великому правителю Ларсы. Кто знает, может, случится, что бог Уту поможет Рим-Сину подняться в царство Ану. Боги многое могут.
– Взгляни, мой друг,
Как земля совсем исчезла,
И на далеком море
Уже не отдохнул мой глаз… [15]
«О! – подумал Игмилсин. – Нанни разживется на этом деле. Что ему стоит потребовать за бесценные таблички пару волов, кусок плодородной земли, да мало ли что он возьмет за это из царского дома!»
– Не поскупись, Нанни, – сказал писец, низко кланяясь. – Экое чудо может совершиться, если великий Рим-Син полетит в царство Ану. Дай мне за эти таблички трех овец, полотнище для одежды моего сына, немного кунжутного масла и меру фиников.
– Ты сошел с ума! – закричал Нанни. – Ты обнаглел! Трех овец и еще столько всего, сколько мы не даем за целый месяц работы.
– Но ведь таблички куплены, это не просто списанные в «доме табличек» или у знакомого писца. Не гневайся, Нанни, ты не прогадаешь.
– Получишь все, о чем просил, кроме трех овец, – сказал Нанни.
Игмилсин, прижимая к груди шерстяное полотнище с бахромой, поспешил к царскому складу, чтобы получить все обещанное Нанни.
«Разве бывает так, чтобы желания бедного человека осуществились? – спросил себя Игмилсин. – И как я мог подумать, что этот коварный царедворец пожалует мне трех овец за одно сказание. Все писцы, которым он дает работу, знают, как он наживается на их труде. Мы сидим, согнувшись, целыми днями, пишем старательно и красиво, а половина заработанного добра уходит в дом Нанни. Хорошо, дал полотнище из ткацкой царского дома. Красивое полотнище. Я сохраню его для Сингамиля, когда он выйдет в люди и сам начнет добывать себе пищу».
А Нанни, желая угодить Рим-Сину, желая отвлечь его от дурных мыслей, поспешил к нему со сказанием об Этане.
– Я узнал чудо из чудес, мой великий господин, мудрый правитель Ларсы!
Склонившись в низком поклоне, Нанни протянул только что купленные таблички и предложил прочесть.
– Ты говоришь, что могучий орел поднял в небо Этану? – спросил Рим-Син. – Почему же я не знаю об этом? Читай, я слушаю!