– Почему люди Ура бедствуют? – спросил Рим-Син.
– Великий господин, хочу рассказать тебе о несчастье, которое постигло людей Ура. В твоем дворце, где толстые стены предохраняют от солнца, от горячего ветра, от наводнения, когда злится священный Евфрат, не было слышно завывания злого ветра пустыни, который ворвался в Ур и понесся по полям земледельцев. Они вырастили богатый урожай и должны были приступить к жатве. Вихри горячего песка смешали зерно с землей, повалили тучные колосья, разорили дома и овчарни. Погибло много овец. Без пищи остались люди, нечего давать скоту. Мы должны помочь людям, так велит нам великий Уту, блюститель справедливости. Я прошелся по улицам Ура, увидел разоренные жилища без крыш, поваленные скотные дворы и толпы людей, которые с воплями и плачем обращаются к богам, выпрашивают спасение.
– Тебе ли не знать о том, что у каждого человека своя судьба, – отвечал хмуро Рим-Син. – У меня сейчас горестная судьба. Я потерял дочь. У людей Ура своя судьба – потеря достояния, а главное – хлеба. Шумерская пословица говорит: «Следуй своей судьбе». Мудрые люди придумали эту пословицу, они на себе испытали силу судьбы. Однако я поговорю с хранителем сокровищ, узнаю, есть ли у него в достаточном количестве серебряных сиклей. Я велю тогда дать кое-что для закупки зерна в Лагаше.
– Великий господин… – промолвил Имликум, низко склонившись перед Рим-Сином, сидящим в своем позолоченном кресле из ливанского кедра. Царь в волнении теребил привязанную к подбородку бороду и часто поправлял парик, который сползал на правое ухо. Он явно не хотел слушать своего жреца, терял терпение. – Великий господин, завтра мы воздадим жертвы богу Энлилю. Он сотворил день, он сжалился над людьми, он способствует росту всех злаков на земле. Ему мы обязаны нашим благополучием. Он поможет нам в нашей беде. Я велю доставить в храм для Энлиля пятьсот сосудов зерна, двести овец, сто сосудов кунжутного масла, фиников, лука и чеснока. Я знаю, наши приношения помогут людям Ура побороть свои невзгоды.
– Я это одобряю, – согласился Рим-Син. – А вот что нужно узнать. Мне известно, что в храме есть большие запасы зерна от общины на случай неурожая. Из этих запасов надо дать немного зерна пострадавшим. В первую очередь выдайте зерно для рабов, строящих храм; для рабов, которые делают обожженный кирпич; для тех, кто воздвигает стены и украшает их росписью. Дайте зерно царским оружейникам, гончарам и людям царской овчарни. Ремесленники Ура сами добудут себе еду. Они привыкли к зелени. Проживут!
– Великий господин, я все понял. Скажи мне, что ответить гонцам Хаммурапи. Они желают тебя видеть, ждут.
– Пусть ждут, – ответил Рим-Син и дал знак, что пора удалиться.
В прохладных и высоких покоях владыки было пусто. Рим-Син всех выгнал. Только маленькая мартышка ковыляла по пестрой циновке, играя со связкой фиников. Вдруг она остановилась, присела у ног хозяина и уставилась в него черными бусинами своих глаз.
– Прискорбно мне, – сказал правитель Ларсы, обращаясь к мартышке. – Гнетут меня мысли о старости. Почему-то в голову приходят печальные строки из сказания о Гильгамеше, пропетые в час прощания с Нин-дадой.
Рим-Син вдруг оглянулся и удивился, что говорит сам с собой и, кроме мартышки, никого нет в его покоях. Он ударил в медный тимпан и вызвал своего чтеца.
– Я хочу услышать отцовское благословение, – сказал он чтецу. – Прочти громко и выразительно, чтобы каждое слово проникло в мою душу.
Эйараби, знающий на память тысячи строк премудростей, заклинаний и благословений, откашлялся и начал:
Решив вопрос, который больше всего его тревожил, Рим-Син тут же вызвал верховного жреца Имликума и приказал ему готовиться к великому событию, которое приблизит бога Луны к заботам о людях Ура.
Рим-Син приказал вдвое увеличить приношения в храм Нанна, приказал людям Ура вознести молитвы богу Луны.
Мысль о том, что Нанна разгневан и больше не желает заботиться о людях Ура мучила правителя Ларсы весь день и всю ночь. Утром Рим-Син вызвал жреца, ведающего строительством храмов, и приказал ему немедля пригнать рабов на строительство нового храма бога Луны. Он велел приготовить много обожженного кирпича, закупить ливанские кедры для отделки храма и дверей, посадить рабынь, чтобы ткали полосатые занавеси, которые должны скрывать священные фигуры богов в те часы дня, когда их кормят и умывают. Великий правитель Ларсы вызвал верховного жреца и сказал ему, что серебро из казны дворца будет истрачено на сооружение нового святилища, и потому он ничего не обещает для покупки зерна в соседнем царстве.
– Нужно разумно распорядиться запасами зерна в храме Уту, запасами общины, а молитвами и жертвоприношениями мы выпросим добрый урожай, и люди воспрянут, – сказал Рим-Син.
Уже через несколько дней рабы стали копать фундамент, а старший работник давал указания, где складывать обожженный кирпич. Голые, полуголодные носильщики кирпича таскали на голове доски, на которых были уложены только что вышедшие из печи кирпичи. Рабы-эламиты никогда не получали вдоволь еды, а с наступлением трудных дней, когда надсмотрщик получал зерна в обрез, они довольствовались горстью ячменя. Когда кончался долгий рабочий день, они раскладывали костер из сухого тростника и варили себе похлебку в глиняном горшке. Бывало, что женщины-рабыни, идя с водой к своему жалкому жилищу, могли собрать немного съедобной травы. Изредка надсмотрщик выдавал им головку чеснока. Это было большим лакомством. Каждый день можно было слышать разговор о «стране без возврата», о том, что «реку Хубур переходить приказано издревле». Речь шла об умерших от голода. После урагана, принесшего Уру много бед, прежде всего пострадали рабы. И хотя правитель Ларсы приказал хорошо кормить рабов на строительстве храма Луны, им давали очень мало еды, надсмотрщик отбирал для себя значительную часть ячменя и полбы и продавал тем, кто мог платить во много раз больше прежнего.
Шига со страхом встречал каждый день. Он ждал прихода купца, он знал, что богатый купец не пожелает ждать и потребует немедленной выплаты. Он ничего не говорил жене, он знал, что жена поднимет великий плач и привлечет внимание всей улицы. А ему хотелось в тишине обдумать свои дела.
Тем временем Абуни старательно переписывал долговые обязательства, письма, связанные с торговыми делами, расписки и другие таблички, которые могли понадобиться богатому купцу. Дни шли за днями, Абуни так старался, что даже заслужил похвалу Игмилсина. Царский писец, узнав о беде своего соседа Шиги, очень хотел ему помочь. Замысел Сингамиля показался писцу разумным. Он сам подобрал для Абуни нужные таблички и заставлял переписывать до тех пор, пока работа мальчика не заслужила похвалы. Абуни ничего не сказал отцу и потому очень удивил Шигу своим усердием. Впервые в жизни Абуни услышал от отца:
– Из тебя получится хороший писец, Абуни. Я не жалею, что послал тебя в «дом табличек». Хорошо, что я всегда платил вперед хозяину «дома табличек». Ты еще можешь ходить целый месяц, а потом уже нечего будет отдать за учение. До нового урожая ты будешь мне помогать готовить землю, я договариваюсь в храме о сдаче ее мне в аренду. Несчастье заставило меня вернуться к прежнему занятию, я должен сам вырастить немного зерна.
– Меня похвалил Игмилсин, – похвастал Абуни. – Он сказал, что я могу получить за свою работу немного еды, если посижу в гавани и подстерегу корабельщиков, когда они возвращаются из Дильмуна.
– Иди, сынок, – согласился Шига. – Не трать время на пустяки, поработай в гавани, может, принесешь немного зерна, кунжутного масла или фиников. Все пригодится. Слышишь, малыши плачут, просят ячменной каши, а в амбаре пусто. Да и сам ты не очень сыт. Жалко мне тебя, сынок.
– Я не голоден, – отвечал Абуни. – Знаешь, куда я ходил на рассвете? Я помогал хозяину финиковой рощи собирать финики, он мне кое-что дал за работу, я поел, а свою лепешку, оставленную мне матерью, отдал малышам.
В гавань Абуни пошел вместе с Сингамилем. Они долго бродили по набережной, дожидаясь кого-либо из местных корабельщиков. И вот к закату солнца появилось маленькое суденышко Набилишу. Не успел хозяин судна выйти на берег, как Абуни и Сингамиль обратились к нему с предложением написать любую табличку грамотно и красиво, а цену назначили небольшую.
– Мне нужно написать табличку с жалобой самому Рим-Сину, – сказал Набилишу, – такую табличку вам не написать. Для этого нужно великое умение.
– А ты поручи нам эту работу, мы сделаем, если тебе понравится, ты уплатишь, а если будет плохо написано, тогда пойдешь к почтенному писцу. Что тебе стоит попробовать? – просил Сингамиль.
Абуни молча ждал, волнуясь и желая во что бы то ни стало получить возможность показать себя умелым писцом.
Они присели на сломанной лодке, и Набилишу рассказал им все, что произошло с Урсином. Он рассказал о том, как долго он его искал в Дильмуне, даже отложил возвращение в Ур, но не нашел и решил, что, если царский лекарь не вернулся в Ур, он обратится к самому Рим-Сину, чтобы рассудил. Тем более, что слитки серебра Урсин взял для того, чтобы купить редкостные целебные травы для лечения Нин-дады.
– Его ищет царская стража! – закричали взволнованные мальчишки. – По городу ходил глашатай и говорил, что царем назначена большая награда для того, кто поможет найти Урсина, повинного в гибели Нин-дады.
– Вот как, – обрадовался Набилишу, – теперь я знаю, о чем писать великому правителю Ларсы! Он поможет мне получить долг. Долговая табличка Урсина у меня. Царь еще даст кое-что в награду.
Ведя разговор с мальчиками, корабельщик следил за работой гребцов, которые выгружали на берег все купленное Набилишу в Дильмуне.
– Мы приготовим тебе табличку, обо всем напишем и принесем к завтрашнему утру. Только ни с кем не договаривайся, – просили мальчики.
Корабельщик, благодарный за добрую весть, согласился ждать до утра.
Абуни и Сингамиль долго спорили о том, как лучше рассказать о случившемся. Они десятки раз писали первые две строки, почтительно обращаясь к великому правителю Ларсы, но Сингамиль, который был единственным помощником Абуни, все отвергал. Уже вечерело, когда усталые мальчики обратились к Игмилсину, умоляя сказать, как положено писать царю и можно ли просить, чтобы царь взыскал с мошенника долг.
– Я вижу, вы настоящие друзья, – сказал писец, выслушав сбивчивый рассказ о небывалом.
Подумать только, речь идет о царском лекаре, который выманил у корабельщика два слитка серебра, выманил и скрылся.
– Я помогу тебе, Абуни, – сказал Игмилсин. – Я составлю это письмо и подарю тебе, считай, что это помощь от твоего друга Сингамиля.
– Мой отец самый благородный человек во всем Уре, – шепнул Сингамиль на ухо Абуни. – Скорее поблагодари его.
Но Игмилсин был занят и благодарить его было неуместно, это почувствовал Абуни, когда увидел строки на глиняной табличке:
«Царю великому, правителю Ларсы и Ура, Рим-Сину могучему, владыке моему скажи: говорит Набилишу – раб твой. Глашатай царского дома сказал нам, что божественный господин, любимый Уту, Нанна, Энлилем и Энки, – наш великий Рим-Син разыскивает злодея Урсина. Я знаю, где прячется Урсин. Я скажу моему господину. И еще попрошу великого господина заставить Урсина вернуть мне два слитка серебра. Обманщик и мошенник Урсин выманил мое серебро. Табличка с его печатью хранится у меня.
В день полной луны я снарядил свое суденышко в Дильмун. Гребцы уже были готовы сесть за весла, когда на кораблик ко мне пришел царский лекарь Урсин. Он сказал, что торопится в Дильмун за целебными травами для спасения царской дочери. У него не было с собой ни серебра, ни золота, он попросил у меня в долг два слитка серебра для великой цели. Я дал ему взаймы два слитка. Долговую табличку заверили мои гребцы. Я искал Урсина, чтобы забрать его особой и получить в Уре свой долг. Но я его не нашел в Дильмуне, а в Уре я узнал, что мошенник скрылся. Теперь я понял, что злодей вовсе не собирался покупать целебные травы, а просто захотел меня обобрать. Я все сказал тебе, великий правитель Ларсы. Я знаю, ты пошлешь людей, которые найдут Урсина. Если его не найдут в Дильмуне, он будет найден на медных рудниках. Хитрая лисица пожелает найти себе укромное прибежище, чтобы сытно есть, затаившись в норе. Я осмелюсь просить моего великого господина, заставь негодяя вернуть мне долг. Если его постигнет великая кара, я хотел бы прежде получить то, что дано мне богом… Будь благополучен, великий Рим-Син…»
Писец прочел мальчикам письмо и сказал, что для правителя Ларсы, Рим-Сина, письмо должно быть написано очень тщательно и красиво. Поэтому им не придется переписывать то, что он сейчас набросал. Он сам перепишет.
– Пусть это будет подарком другу моего Сингамиля, – сказал он. – Я знаю, вы дружите, как Гильгамеш и Энкиду, а у больших друзей всегда должно быть желание прийти на помощь в трудную минуту. Мы это знаем из старинного сказания о Гильгамеше и еще из многих прекрасных сказаний. Я прочел их в царском хранилище.
Игмилсин сказал и посмотрел на мальчиков. У Абуни были слезы на глазах. Это была самая большая благодарность Игмилсину, который хорошо помнил таблички о людях добрых и благородных.
– Я говорил Абуни, – бормотал торопливо Сингамиль, – я сказал ему, что мой отец самый благородный человек во всем Уре.
Утром письмо было доставлено Набилишу. Оно произвело необыкновенное впечатление. Мало того что оно было прекрасно написано, о чем корабельщик, не умеющий читать, узнал, когда Сингамиль ему прочел черновик. Удивительно было и то, что табличка была вложена в глиняный конверт, такой, какой обычно посылают в царский дворец.
Набилишу не поскупился и выдал Абуни всего понемногу: сосуд ячменного зерна, немного кунжутного масла и довольно большую корзинку фиников. Мальчикам очень хотелось проводить Набилишу до ворот священной ограды, чтобы увидеть, как он войдет в ворота дворца. Но еще более сильным было желание скорее принести в дом припасы, которые на этот раз еще не были заработаны, а были получены в подарок от писца.
– Задумали послание самому Рим-Сину! Чего только не придумают эти ученики «дома табличек»! Ведь не учит же этому уммиа? – кричал Шига, когда узнал, откуда припасы и как они получены. – Игмилсин – добрый человек, я давно это знаю, – говорил Шига. – Но время сейчас голодное, даже не знаю, можно ли взять все это. Ведь такое добро дорого стоит в наши трудные дни.
– Это подарок моему другу Абуни. Ведь мы неразлучны, как Гильгамеш и Энкиду! – сказал не без гордости Сингамиль.
Он был счастлив и радостен. Все получилось даже лучше, чем он мог предположить. Разве мог он думать, что отец сам все сделает и представит сыну соседа получить за работу. Такого еще не было на памяти Сингамиля.
Вся семья Шиги собралась в маленьком дворе, огороженном глиняной стеной. Зерно, масло и финики стояли посреди двора, там, где все это оставили мальчики. Абуни и Сингамиль, гордые своей выдумкой, подробно рассказывали о разговоре с Набилишу, и Шига слушал их с великим вниманием. В это время послышались шаги, и в калитку вошел Эйянацир.
– Хорошо живешь! – воскликнул он, оглядывая сосуд с зерном и все остальное. – Я пришел за долгом. После злого ветра пустыни все переменилось. Мне нужно серебро, отданное тебе в долг. Вот твоя табличка с отпечатками ногтей. Ты не забыл, Шига?
– Как мог я забыть такой долг, взятый для закупки зерна? Я дни и ночи помню о нем. Но ты знаешь, Эйянацир, что нет у меня зерна для продажи, а серебро я отдал вперед, чтобы закупить у Хайбани ячмень всего урожая. Ураган сделал нас нищими и несчастными. Почтенный Эйянацир, я должен просить у тебя милости, подожди, пока не получу зерно нового урожая. Я выплачу тебе проценты, ты не прогадаешь. Но сегодня мне нечего тебе дать.
– А разве нет у тебя припасов? Я вижу хорошие припасы передо мной. Продай зерно из своих амбаров и отдай мне долг.
– Зачем бы я стал тебе врать, почтенный мой сосед? Ты давно меня знаешь. Я никогда никого не обманывал, потому и пользуюсь доверием людей. И сам многим доверяю. Поверишь ли, все, что у меня было в амбарах, я отдал в долг людям на моей улице, отдал, не ведая, что беда уже близко. Теперь мне никто ничего не может отдать. Люди в большой нужде, покупают зерно в пять раз дороже, да и купить скоро будет негде. Подожди, смилуйся!
– В твоем доме достаток, почему я должен терпеть долги?
Шига торопливо рассказал о подарке, о сыне, который составлял это трудное письмо, адресованное самому царю, рассказал об успехах Абуни, о том, что сын скоро будет верным помощником большой семье.
– Если он так грамотен, – ответил Эйянацир, – то отдай его мне в заклад. Я не говорю – отдай в рабство. Я предлагаю тебе отдать мне сына, пусть у меня поработает до тех пор, пока ты не выплатишь мне долга. Он будет у меня писцом, если сумеет. А может оказаться, что он вовсе не так грамотен, чтобы составлять долговые письма и другие таблички, тогда мы найдем для него другую работу. Твой долг велик, такой заклад я требую только по доброте своей.
Шига долго молчал. Его жена и дети с напряжением прислушивались к разговору, который был им не совсем понятен. А Сингамиль вместе с Абуни, скрывая слезы, ждали.
– Позволь мне завтра утром прийти к тебе с ответом, – попросил Шига.
Он боялся, что великий плач разразится в его доме и все соседи прибегут узнать причину. Он решил просить Эйянацира, чтобы он не ставил клейма и чтобы не считал Абуни рабом, а вроде бы взял на работу. И пусть никто не знает о рабстве, пусть думают люди, что сын уже сам может себя прокормить. Мысль эта приободрила Шигу. Он распростился с купцом так, будто никакого дурного разговора не было.
Вернувшись домой, Сингамиль сказал отцу, что отныне будет очень усердно учиться, чтобы помогать Абуни. Он не сказал, что Абуни угрожает рабство, а только намекнул, что Шиге нечем платить и Абуни должен сам себя прокормить хоть малой работой. Он будет жить у Эйянацира.
– Об этом я говорил с тобой много раз, – сказал Игмилсин. – Я отдал тебя в «дом табличек», чтобы ты стал ученым мужем, чтобы умел обо всем написать на глиняной табличке. Помогай Абуни, это только принесет тебе пользу. Если ты смышлен, то сможешь помочь другу. Ты можешь после учения приходить в дом Эйянацира, и где-либо во дворе или в скотьем загоне вы можете вместе переписывать таблички, которые могут пригодиться Абуни. Чем больше ты будешь занят перепиской табличек, тем больше пользы будет тебе потом. Нужно много трудиться, чтобы достичь великой цели.
Когда Шига пришел к нему с просьбой не объявлять Абуни рабом и не ставить клейма, он согласился. Эйянацир много лет знал Шигу и был уверен в том, что долг будет уплачен. Просто ему не хотелось терять возможности немного поживиться на чужой беде. Эйянацир тем и славился в Уре.
Условились. Через пять дней Шига приведет Абуни и даст ему наставление вести себя так, чтобы не пришлось поднимать плетки. Во всем быть послушным и не вздумать бежать. Иначе клеймо на лбу будет ему наказанием.
Пять дней Набилишу бродил вокруг ворот царского дворца. Он давно уже понял, что великий правитель Ларсы имеет такую охрану, что ни один простолюдин никогда не добирался до царских покоев и не имел чести пасть ниц перед божественным господином. Когда он столкнулся с верховным жрецом Имликумом, он вдруг решился обратиться к нему.
Набилишу не стал говорить о случившемся в гавани накануне смерти Нин-дады. Он протянул жрецу глиняный конверт и попросил его тут же прочесть табличку, где сказано очень нужное слово для самого Рим-Сина.
Имликум с любопытством вскрыл конверт и прочел донесение корабельщика. Он очень обрадовался сообщению. Набилишу видел это по выражению лица Имликума, которое при встрече было хмуро и сердито, а теперь как бы просияло.
– Ты получишь свое серебро, похищенное грабителем Урсином. Невозможно называть его царским лекарем после всего случившегося. Ты хорошо сделал, что сообщил нам о бегстве Урсина в Дильмун. Я надеюсь, что воины царской стражи разыщут его и он будет казнен при всем народе Ура. А тебе будет царская награда, Набилишу. Но ты получишь ее лишь тогда, когда Урсин будет доставлен в Ур.
Набилишу низко склонился перед верховным жрецом, радуясь, что царский казначей вернет ему два серебряных слитка, согласно долговой табличке. Имликум пообещал сейчас же распорядиться о возврате долга Урсина.
– Царь узнает твое имя, – сказал Имликум, входя в ворота дворца. – Ты должен гордиться этим. Это великая честь для простого корабельщика.
Жрец исчез за медными воротами, а корабельщик все еще стоял в низком поклоне.
ПОИСКИ УРСИНА
– Великий господин, хочу рассказать тебе о несчастье, которое постигло людей Ура. В твоем дворце, где толстые стены предохраняют от солнца, от горячего ветра, от наводнения, когда злится священный Евфрат, не было слышно завывания злого ветра пустыни, который ворвался в Ур и понесся по полям земледельцев. Они вырастили богатый урожай и должны были приступить к жатве. Вихри горячего песка смешали зерно с землей, повалили тучные колосья, разорили дома и овчарни. Погибло много овец. Без пищи остались люди, нечего давать скоту. Мы должны помочь людям, так велит нам великий Уту, блюститель справедливости. Я прошелся по улицам Ура, увидел разоренные жилища без крыш, поваленные скотные дворы и толпы людей, которые с воплями и плачем обращаются к богам, выпрашивают спасение.
– Тебе ли не знать о том, что у каждого человека своя судьба, – отвечал хмуро Рим-Син. – У меня сейчас горестная судьба. Я потерял дочь. У людей Ура своя судьба – потеря достояния, а главное – хлеба. Шумерская пословица говорит: «Следуй своей судьбе». Мудрые люди придумали эту пословицу, они на себе испытали силу судьбы. Однако я поговорю с хранителем сокровищ, узнаю, есть ли у него в достаточном количестве серебряных сиклей. Я велю тогда дать кое-что для закупки зерна в Лагаше.
– Великий господин… – промолвил Имликум, низко склонившись перед Рим-Сином, сидящим в своем позолоченном кресле из ливанского кедра. Царь в волнении теребил привязанную к подбородку бороду и часто поправлял парик, который сползал на правое ухо. Он явно не хотел слушать своего жреца, терял терпение. – Великий господин, завтра мы воздадим жертвы богу Энлилю. Он сотворил день, он сжалился над людьми, он способствует росту всех злаков на земле. Ему мы обязаны нашим благополучием. Он поможет нам в нашей беде. Я велю доставить в храм для Энлиля пятьсот сосудов зерна, двести овец, сто сосудов кунжутного масла, фиников, лука и чеснока. Я знаю, наши приношения помогут людям Ура побороть свои невзгоды.
– Я это одобряю, – согласился Рим-Син. – А вот что нужно узнать. Мне известно, что в храме есть большие запасы зерна от общины на случай неурожая. Из этих запасов надо дать немного зерна пострадавшим. В первую очередь выдайте зерно для рабов, строящих храм; для рабов, которые делают обожженный кирпич; для тех, кто воздвигает стены и украшает их росписью. Дайте зерно царским оружейникам, гончарам и людям царской овчарни. Ремесленники Ура сами добудут себе еду. Они привыкли к зелени. Проживут!
– Великий господин, я все понял. Скажи мне, что ответить гонцам Хаммурапи. Они желают тебя видеть, ждут.
– Пусть ждут, – ответил Рим-Син и дал знак, что пора удалиться.
В прохладных и высоких покоях владыки было пусто. Рим-Син всех выгнал. Только маленькая мартышка ковыляла по пестрой циновке, играя со связкой фиников. Вдруг она остановилась, присела у ног хозяина и уставилась в него черными бусинами своих глаз.
– Прискорбно мне, – сказал правитель Ларсы, обращаясь к мартышке. – Гнетут меня мысли о старости. Почему-то в голову приходят печальные строки из сказания о Гильгамеше, пропетые в час прощания с Нин-дадой.
Нет, не все ветер! Ларса велика и прекрасна, а я – правитель Ларсы, владеющий несметными сокровищами, землями, храмами и дворцами. Долгие годы боги покровительствовали мне. Они дарили меня здоровьем и победами. Почему же сейчас, когда ушла Нин-дада, Нанна отвернулся от меня? Почему пришла беда и принесла голод людям Ура? Всю ночь я не спал и мне слышалось: «Амарги! Амарги! Амарги!» Люди требовали отмены долгов и налогов, но разве их притесняют? Надо узнать, нет ли поборов в Уре? Ур прежних времен мог иметь много дурного, но ведь я все улучшил! Сколько было правителей! Сколько перемен! А лучших порядков не было!
Только боги с солнцем пребудут вечно,
А человек – сочтены его годы,
Чтоб он ни делал – все ветер…
Рим-Син вдруг оглянулся и удивился, что говорит сам с собой и, кроме мартышки, никого нет в его покоях. Он ударил в медный тимпан и вызвал своего чтеца.
– Я хочу услышать отцовское благословение, – сказал он чтецу. – Прочти громко и выразительно, чтобы каждое слово проникло в мою душу.
Эйараби, знающий на память тысячи строк премудростей, заклинаний и благословений, откашлялся и начал:
«Это говорил мне мой отец, достойный завоеватель Ларсы, Кудурмабуг, благословляя меня на царство, – думал Рим-Син. – Он верил, он знал, что Нанна покровительствует мне. Но теперь бог Луны отвернулся от меня. Иначе почему мой Ур поглощен злым ветром пустыни? Почему горячий ветер размотал драгоценное зерно и оставил людей без хлеба? Чем угодить тебе, Нанна? Дарами ли? Молениями? А может быть, назначением новой жрицы? В самом деле. Не надо медлить. Я назначу к служению Нанна свою младшую дочь Ликуну».
От недруга твоего, который желает тебе зла, да спасет тебя бог твой Нанна!
От нападающего на тебя да спасет тебя бог твой Нанна!
Да пребудет с тобой расположение бога твоего.
Да осенит тебя человечность, да проникнет она тебе в голову и в сердце.
Да услышат тебя мудрецы города!
Да будет имя твое прославлено в городе.
Да назовет тебя бог твой счастливым именем,
Да пребудет с тобой милость бога твоего Нанны
И да пребудет с тобой благословение богини Нингаль! [11]
Решив вопрос, который больше всего его тревожил, Рим-Син тут же вызвал верховного жреца Имликума и приказал ему готовиться к великому событию, которое приблизит бога Луны к заботам о людях Ура.
Рим-Син приказал вдвое увеличить приношения в храм Нанна, приказал людям Ура вознести молитвы богу Луны.
Мысль о том, что Нанна разгневан и больше не желает заботиться о людях Ура мучила правителя Ларсы весь день и всю ночь. Утром Рим-Син вызвал жреца, ведающего строительством храмов, и приказал ему немедля пригнать рабов на строительство нового храма бога Луны. Он велел приготовить много обожженного кирпича, закупить ливанские кедры для отделки храма и дверей, посадить рабынь, чтобы ткали полосатые занавеси, которые должны скрывать священные фигуры богов в те часы дня, когда их кормят и умывают. Великий правитель Ларсы вызвал верховного жреца и сказал ему, что серебро из казны дворца будет истрачено на сооружение нового святилища, и потому он ничего не обещает для покупки зерна в соседнем царстве.
– Нужно разумно распорядиться запасами зерна в храме Уту, запасами общины, а молитвами и жертвоприношениями мы выпросим добрый урожай, и люди воспрянут, – сказал Рим-Син.
Уже через несколько дней рабы стали копать фундамент, а старший работник давал указания, где складывать обожженный кирпич. Голые, полуголодные носильщики кирпича таскали на голове доски, на которых были уложены только что вышедшие из печи кирпичи. Рабы-эламиты никогда не получали вдоволь еды, а с наступлением трудных дней, когда надсмотрщик получал зерна в обрез, они довольствовались горстью ячменя. Когда кончался долгий рабочий день, они раскладывали костер из сухого тростника и варили себе похлебку в глиняном горшке. Бывало, что женщины-рабыни, идя с водой к своему жалкому жилищу, могли собрать немного съедобной травы. Изредка надсмотрщик выдавал им головку чеснока. Это было большим лакомством. Каждый день можно было слышать разговор о «стране без возврата», о том, что «реку Хубур переходить приказано издревле». Речь шла об умерших от голода. После урагана, принесшего Уру много бед, прежде всего пострадали рабы. И хотя правитель Ларсы приказал хорошо кормить рабов на строительстве храма Луны, им давали очень мало еды, надсмотрщик отбирал для себя значительную часть ячменя и полбы и продавал тем, кто мог платить во много раз больше прежнего.
* * *
Шига горестно оплакивал свои неудачи. Если бы он имел сейчас то зерно, которое отдал в долг соседям всего лишь за день до урагана, он бы обогатился. А с ним случилось самое скверное. Он не только лишился запасов зерна, но и отдал вперед серебро, которое принадлежало Эйянациру, а это было самое дурное, что он мог сделать.Шига со страхом встречал каждый день. Он ждал прихода купца, он знал, что богатый купец не пожелает ждать и потребует немедленной выплаты. Он ничего не говорил жене, он знал, что жена поднимет великий плач и привлечет внимание всей улицы. А ему хотелось в тишине обдумать свои дела.
Тем временем Абуни старательно переписывал долговые обязательства, письма, связанные с торговыми делами, расписки и другие таблички, которые могли понадобиться богатому купцу. Дни шли за днями, Абуни так старался, что даже заслужил похвалу Игмилсина. Царский писец, узнав о беде своего соседа Шиги, очень хотел ему помочь. Замысел Сингамиля показался писцу разумным. Он сам подобрал для Абуни нужные таблички и заставлял переписывать до тех пор, пока работа мальчика не заслужила похвалы. Абуни ничего не сказал отцу и потому очень удивил Шигу своим усердием. Впервые в жизни Абуни услышал от отца:
– Из тебя получится хороший писец, Абуни. Я не жалею, что послал тебя в «дом табличек». Хорошо, что я всегда платил вперед хозяину «дома табличек». Ты еще можешь ходить целый месяц, а потом уже нечего будет отдать за учение. До нового урожая ты будешь мне помогать готовить землю, я договариваюсь в храме о сдаче ее мне в аренду. Несчастье заставило меня вернуться к прежнему занятию, я должен сам вырастить немного зерна.
– Меня похвалил Игмилсин, – похвастал Абуни. – Он сказал, что я могу получить за свою работу немного еды, если посижу в гавани и подстерегу корабельщиков, когда они возвращаются из Дильмуна.
– Иди, сынок, – согласился Шига. – Не трать время на пустяки, поработай в гавани, может, принесешь немного зерна, кунжутного масла или фиников. Все пригодится. Слышишь, малыши плачут, просят ячменной каши, а в амбаре пусто. Да и сам ты не очень сыт. Жалко мне тебя, сынок.
– Я не голоден, – отвечал Абуни. – Знаешь, куда я ходил на рассвете? Я помогал хозяину финиковой рощи собирать финики, он мне кое-что дал за работу, я поел, а свою лепешку, оставленную мне матерью, отдал малышам.
В гавань Абуни пошел вместе с Сингамилем. Они долго бродили по набережной, дожидаясь кого-либо из местных корабельщиков. И вот к закату солнца появилось маленькое суденышко Набилишу. Не успел хозяин судна выйти на берег, как Абуни и Сингамиль обратились к нему с предложением написать любую табличку грамотно и красиво, а цену назначили небольшую.
– Мне нужно написать табличку с жалобой самому Рим-Сину, – сказал Набилишу, – такую табличку вам не написать. Для этого нужно великое умение.
– А ты поручи нам эту работу, мы сделаем, если тебе понравится, ты уплатишь, а если будет плохо написано, тогда пойдешь к почтенному писцу. Что тебе стоит попробовать? – просил Сингамиль.
Абуни молча ждал, волнуясь и желая во что бы то ни стало получить возможность показать себя умелым писцом.
Они присели на сломанной лодке, и Набилишу рассказал им все, что произошло с Урсином. Он рассказал о том, как долго он его искал в Дильмуне, даже отложил возвращение в Ур, но не нашел и решил, что, если царский лекарь не вернулся в Ур, он обратится к самому Рим-Сину, чтобы рассудил. Тем более, что слитки серебра Урсин взял для того, чтобы купить редкостные целебные травы для лечения Нин-дады.
– Его ищет царская стража! – закричали взволнованные мальчишки. – По городу ходил глашатай и говорил, что царем назначена большая награда для того, кто поможет найти Урсина, повинного в гибели Нин-дады.
– Вот как, – обрадовался Набилишу, – теперь я знаю, о чем писать великому правителю Ларсы! Он поможет мне получить долг. Долговая табличка Урсина у меня. Царь еще даст кое-что в награду.
Ведя разговор с мальчиками, корабельщик следил за работой гребцов, которые выгружали на берег все купленное Набилишу в Дильмуне.
– Мы приготовим тебе табличку, обо всем напишем и принесем к завтрашнему утру. Только ни с кем не договаривайся, – просили мальчики.
Корабельщик, благодарный за добрую весть, согласился ждать до утра.
Абуни и Сингамиль долго спорили о том, как лучше рассказать о случившемся. Они десятки раз писали первые две строки, почтительно обращаясь к великому правителю Ларсы, но Сингамиль, который был единственным помощником Абуни, все отвергал. Уже вечерело, когда усталые мальчики обратились к Игмилсину, умоляя сказать, как положено писать царю и можно ли просить, чтобы царь взыскал с мошенника долг.
– Я вижу, вы настоящие друзья, – сказал писец, выслушав сбивчивый рассказ о небывалом.
Подумать только, речь идет о царском лекаре, который выманил у корабельщика два слитка серебра, выманил и скрылся.
– Я помогу тебе, Абуни, – сказал Игмилсин. – Я составлю это письмо и подарю тебе, считай, что это помощь от твоего друга Сингамиля.
– Мой отец самый благородный человек во всем Уре, – шепнул Сингамиль на ухо Абуни. – Скорее поблагодари его.
Но Игмилсин был занят и благодарить его было неуместно, это почувствовал Абуни, когда увидел строки на глиняной табличке:
«Царю великому, правителю Ларсы и Ура, Рим-Сину могучему, владыке моему скажи: говорит Набилишу – раб твой. Глашатай царского дома сказал нам, что божественный господин, любимый Уту, Нанна, Энлилем и Энки, – наш великий Рим-Син разыскивает злодея Урсина. Я знаю, где прячется Урсин. Я скажу моему господину. И еще попрошу великого господина заставить Урсина вернуть мне два слитка серебра. Обманщик и мошенник Урсин выманил мое серебро. Табличка с его печатью хранится у меня.
В день полной луны я снарядил свое суденышко в Дильмун. Гребцы уже были готовы сесть за весла, когда на кораблик ко мне пришел царский лекарь Урсин. Он сказал, что торопится в Дильмун за целебными травами для спасения царской дочери. У него не было с собой ни серебра, ни золота, он попросил у меня в долг два слитка серебра для великой цели. Я дал ему взаймы два слитка. Долговую табличку заверили мои гребцы. Я искал Урсина, чтобы забрать его особой и получить в Уре свой долг. Но я его не нашел в Дильмуне, а в Уре я узнал, что мошенник скрылся. Теперь я понял, что злодей вовсе не собирался покупать целебные травы, а просто захотел меня обобрать. Я все сказал тебе, великий правитель Ларсы. Я знаю, ты пошлешь людей, которые найдут Урсина. Если его не найдут в Дильмуне, он будет найден на медных рудниках. Хитрая лисица пожелает найти себе укромное прибежище, чтобы сытно есть, затаившись в норе. Я осмелюсь просить моего великого господина, заставь негодяя вернуть мне долг. Если его постигнет великая кара, я хотел бы прежде получить то, что дано мне богом… Будь благополучен, великий Рим-Син…»
Писец прочел мальчикам письмо и сказал, что для правителя Ларсы, Рим-Сина, письмо должно быть написано очень тщательно и красиво. Поэтому им не придется переписывать то, что он сейчас набросал. Он сам перепишет.
– Пусть это будет подарком другу моего Сингамиля, – сказал он. – Я знаю, вы дружите, как Гильгамеш и Энкиду, а у больших друзей всегда должно быть желание прийти на помощь в трудную минуту. Мы это знаем из старинного сказания о Гильгамеше и еще из многих прекрасных сказаний. Я прочел их в царском хранилище.
Игмилсин сказал и посмотрел на мальчиков. У Абуни были слезы на глазах. Это была самая большая благодарность Игмилсину, который хорошо помнил таблички о людях добрых и благородных.
– Я говорил Абуни, – бормотал торопливо Сингамиль, – я сказал ему, что мой отец самый благородный человек во всем Уре.
Утром письмо было доставлено Набилишу. Оно произвело необыкновенное впечатление. Мало того что оно было прекрасно написано, о чем корабельщик, не умеющий читать, узнал, когда Сингамиль ему прочел черновик. Удивительно было и то, что табличка была вложена в глиняный конверт, такой, какой обычно посылают в царский дворец.
Набилишу не поскупился и выдал Абуни всего понемногу: сосуд ячменного зерна, немного кунжутного масла и довольно большую корзинку фиников. Мальчикам очень хотелось проводить Набилишу до ворот священной ограды, чтобы увидеть, как он войдет в ворота дворца. Но еще более сильным было желание скорее принести в дом припасы, которые на этот раз еще не были заработаны, а были получены в подарок от писца.
– Задумали послание самому Рим-Сину! Чего только не придумают эти ученики «дома табличек»! Ведь не учит же этому уммиа? – кричал Шига, когда узнал, откуда припасы и как они получены. – Игмилсин – добрый человек, я давно это знаю, – говорил Шига. – Но время сейчас голодное, даже не знаю, можно ли взять все это. Ведь такое добро дорого стоит в наши трудные дни.
– Это подарок моему другу Абуни. Ведь мы неразлучны, как Гильгамеш и Энкиду! – сказал не без гордости Сингамиль.
Он был счастлив и радостен. Все получилось даже лучше, чем он мог предположить. Разве мог он думать, что отец сам все сделает и представит сыну соседа получить за работу. Такого еще не было на памяти Сингамиля.
Вся семья Шиги собралась в маленьком дворе, огороженном глиняной стеной. Зерно, масло и финики стояли посреди двора, там, где все это оставили мальчики. Абуни и Сингамиль, гордые своей выдумкой, подробно рассказывали о разговоре с Набилишу, и Шига слушал их с великим вниманием. В это время послышались шаги, и в калитку вошел Эйянацир.
– Хорошо живешь! – воскликнул он, оглядывая сосуд с зерном и все остальное. – Я пришел за долгом. После злого ветра пустыни все переменилось. Мне нужно серебро, отданное тебе в долг. Вот твоя табличка с отпечатками ногтей. Ты не забыл, Шига?
– Как мог я забыть такой долг, взятый для закупки зерна? Я дни и ночи помню о нем. Но ты знаешь, Эйянацир, что нет у меня зерна для продажи, а серебро я отдал вперед, чтобы закупить у Хайбани ячмень всего урожая. Ураган сделал нас нищими и несчастными. Почтенный Эйянацир, я должен просить у тебя милости, подожди, пока не получу зерно нового урожая. Я выплачу тебе проценты, ты не прогадаешь. Но сегодня мне нечего тебе дать.
– А разве нет у тебя припасов? Я вижу хорошие припасы передо мной. Продай зерно из своих амбаров и отдай мне долг.
– Зачем бы я стал тебе врать, почтенный мой сосед? Ты давно меня знаешь. Я никогда никого не обманывал, потому и пользуюсь доверием людей. И сам многим доверяю. Поверишь ли, все, что у меня было в амбарах, я отдал в долг людям на моей улице, отдал, не ведая, что беда уже близко. Теперь мне никто ничего не может отдать. Люди в большой нужде, покупают зерно в пять раз дороже, да и купить скоро будет негде. Подожди, смилуйся!
– В твоем доме достаток, почему я должен терпеть долги?
Шига торопливо рассказал о подарке, о сыне, который составлял это трудное письмо, адресованное самому царю, рассказал об успехах Абуни, о том, что сын скоро будет верным помощником большой семье.
– Если он так грамотен, – ответил Эйянацир, – то отдай его мне в заклад. Я не говорю – отдай в рабство. Я предлагаю тебе отдать мне сына, пусть у меня поработает до тех пор, пока ты не выплатишь мне долга. Он будет у меня писцом, если сумеет. А может оказаться, что он вовсе не так грамотен, чтобы составлять долговые письма и другие таблички, тогда мы найдем для него другую работу. Твой долг велик, такой заклад я требую только по доброте своей.
Шига долго молчал. Его жена и дети с напряжением прислушивались к разговору, который был им не совсем понятен. А Сингамиль вместе с Абуни, скрывая слезы, ждали.
– Позволь мне завтра утром прийти к тебе с ответом, – попросил Шига.
Он боялся, что великий плач разразится в его доме и все соседи прибегут узнать причину. Он решил просить Эйянацира, чтобы он не ставил клейма и чтобы не считал Абуни рабом, а вроде бы взял на работу. И пусть никто не знает о рабстве, пусть думают люди, что сын уже сам может себя прокормить. Мысль эта приободрила Шигу. Он распростился с купцом так, будто никакого дурного разговора не было.
Вернувшись домой, Сингамиль сказал отцу, что отныне будет очень усердно учиться, чтобы помогать Абуни. Он не сказал, что Абуни угрожает рабство, а только намекнул, что Шиге нечем платить и Абуни должен сам себя прокормить хоть малой работой. Он будет жить у Эйянацира.
– Об этом я говорил с тобой много раз, – сказал Игмилсин. – Я отдал тебя в «дом табличек», чтобы ты стал ученым мужем, чтобы умел обо всем написать на глиняной табличке. Помогай Абуни, это только принесет тебе пользу. Если ты смышлен, то сможешь помочь другу. Ты можешь после учения приходить в дом Эйянацира, и где-либо во дворе или в скотьем загоне вы можете вместе переписывать таблички, которые могут пригодиться Абуни. Чем больше ты будешь занят перепиской табличек, тем больше пользы будет тебе потом. Нужно много трудиться, чтобы достичь великой цели.
* * *
Возвращаясь в свой дом, Эйянацир мысленно подсчитывал, сколько он тратит на переписку. Вспоминал писцов, которые выполняли его поручения. Оказалось, что иметь своего писца, даже не очень искусного, все равно выгодно.Когда Шига пришел к нему с просьбой не объявлять Абуни рабом и не ставить клейма, он согласился. Эйянацир много лет знал Шигу и был уверен в том, что долг будет уплачен. Просто ему не хотелось терять возможности немного поживиться на чужой беде. Эйянацир тем и славился в Уре.
Условились. Через пять дней Шига приведет Абуни и даст ему наставление вести себя так, чтобы не пришлось поднимать плетки. Во всем быть послушным и не вздумать бежать. Иначе клеймо на лбу будет ему наказанием.
* * *
Напрасно Набилишу добивался возможности предстать перед самим Рим-Сином. Его не пускали. А корабельщик не хотел выдать своей тайны царедворцам. Он понимал, что, представ перед царем и сообщив ему местонахождение лекаря, убившего Нин-даду (в Уре все только и говорили об Урсине, как об убийце царской дочери), он может получить достойную награду. Даст ли ему такую награду кто-либо из царедворцев, он не знал.Пять дней Набилишу бродил вокруг ворот царского дворца. Он давно уже понял, что великий правитель Ларсы имеет такую охрану, что ни один простолюдин никогда не добирался до царских покоев и не имел чести пасть ниц перед божественным господином. Когда он столкнулся с верховным жрецом Имликумом, он вдруг решился обратиться к нему.
Набилишу не стал говорить о случившемся в гавани накануне смерти Нин-дады. Он протянул жрецу глиняный конверт и попросил его тут же прочесть табличку, где сказано очень нужное слово для самого Рим-Сина.
Имликум с любопытством вскрыл конверт и прочел донесение корабельщика. Он очень обрадовался сообщению. Набилишу видел это по выражению лица Имликума, которое при встрече было хмуро и сердито, а теперь как бы просияло.
– Ты получишь свое серебро, похищенное грабителем Урсином. Невозможно называть его царским лекарем после всего случившегося. Ты хорошо сделал, что сообщил нам о бегстве Урсина в Дильмун. Я надеюсь, что воины царской стражи разыщут его и он будет казнен при всем народе Ура. А тебе будет царская награда, Набилишу. Но ты получишь ее лишь тогда, когда Урсин будет доставлен в Ур.
Набилишу низко склонился перед верховным жрецом, радуясь, что царский казначей вернет ему два серебряных слитка, согласно долговой табличке. Имликум пообещал сейчас же распорядиться о возврате долга Урсина.
– Царь узнает твое имя, – сказал Имликум, входя в ворота дворца. – Ты должен гордиться этим. Это великая честь для простого корабельщика.
Жрец исчез за медными воротами, а корабельщик все еще стоял в низком поклоне.
ПОИСКИ УРСИНА
«Это донесение как нельзя кстати пришло в мои руки, – подумал Имликум, торопясь в покои своего повелителя. – Рим-Син слишком углубился в тоску. Утроба его плачет и не дает ему силы для великих дел. Он настолько поник, что ни о чем не желает слушать, а главное, слишком долго не пускает на свой порог гонцов Хаммурапи. Как бы не получилось ссоры между великими правителями. Да, да! Хаммурапи – великий правитель, хоть и совсем недавно возведен на трон своим богом Мардуком. Хаммурапи нужно уважать, нельзя пренебрегать его добрым отношением. Я сейчас же скажу об этом, как только мой господин немного оживится, узнав, что близко возмездие».
– Мой великий господин, я принес тебе весть, которая доказывает, что наш могущественный бог Нанна не покинул нас и думает о нас всечасно.
Рим-Син, завернутый в драгоценную полосатую ткань, украшенную золотой бахромой, Рим-Син, без бороды и без парика, был похож на богатого старика, а вовсе не на самого могущественного человека царства Ларсы. Он играл с мартышкой, подкидывая ей румяное ливанское яблоко. Слова верховного жреца не произвели никакого впечатления, и царь даже не повернул головы.
– Нанна послал мне в утешение эту забавную, вертлявую и веселую мартышку, – сказал он наконец, когда Имликум осмелился подойти к повелителю совсем близко, тогда как ему полагалось стоять в ожидании до тех пор, пока Рим-Син сам не окликнет непрошеного гостя.
В эти горестные дни даже Имликум, его главный советчик, имеющий право прийти когда угодно, и тот был нежеланным гостем.
– В этом послании, – сказал Имликум, – указано местонахождение Урсина. С твоего повеления, я тотчас же пошлю лучших воинов царской стражи на поиски негодяя. Он в Дильмуне.
– Повелеваю тотчас же отправить воинов в Дильмун. Как только он будет доставлен в Ур, сообщить мне немедля!
– Мой великий господин, я принес тебе весть, которая доказывает, что наш могущественный бог Нанна не покинул нас и думает о нас всечасно.
Рим-Син, завернутый в драгоценную полосатую ткань, украшенную золотой бахромой, Рим-Син, без бороды и без парика, был похож на богатого старика, а вовсе не на самого могущественного человека царства Ларсы. Он играл с мартышкой, подкидывая ей румяное ливанское яблоко. Слова верховного жреца не произвели никакого впечатления, и царь даже не повернул головы.
– Нанна послал мне в утешение эту забавную, вертлявую и веселую мартышку, – сказал он наконец, когда Имликум осмелился подойти к повелителю совсем близко, тогда как ему полагалось стоять в ожидании до тех пор, пока Рим-Син сам не окликнет непрошеного гостя.
В эти горестные дни даже Имликум, его главный советчик, имеющий право прийти когда угодно, и тот был нежеланным гостем.
– В этом послании, – сказал Имликум, – указано местонахождение Урсина. С твоего повеления, я тотчас же пошлю лучших воинов царской стражи на поиски негодяя. Он в Дильмуне.
– Повелеваю тотчас же отправить воинов в Дильмун. Как только он будет доставлен в Ур, сообщить мне немедля!