Шерстяное нарядное полотнище с каймой досталось Сингамилю, когда ему исполнилось двадцать лет.
- Умойся мыльным корнем, расчеши свои волосы и надень эту праздничную одежду, - сказал Игмилсин сыну. - Мы пойдем в царское хранилище табличек. Сам Нанни приказал привести тебя.
- Нанни знает меня? - удивился Сингамиль и радостно рассмеялся. - Я буду царским писцом! Я буду царским писцом! - закричал он на весь дом. Нанни велел мне прийти! Да правда ли это?
- Велел прийти, - подтвердил Игмилсин. - Тебе выпало великое счастье. Энки покровительствует нам. Нанни хочет послать тебя в царское хранилище Хаммурапи. Ты отправишься в прекрасный город Вавилон. Говорят, он краше Ура, Урука и Лагаша. Тебе выпала великая честь. Сейчас пойдем и все узнаем. Только не пугайся его суровости. Как бы ни грозил, не бойся. Хорошую работу он умеет ценить.
- Вавилон! Прекрасный город Вавилон! - шептал Сингамиль, следуя с отцом за ограду царского дворца. Там, позади парадного входа, была потайная дверь, ведущая в хранилище табличек.
Нанни встретил их внимательным и строгим взглядом темных глаз. Он молча уставился на Сингамиля, словно пронзая его невидимыми лучами. Потом он подал Сингамилю табличку и велел прочесть вслух.
- Мне нужно знать, умеешь ли ты быть внимательным при чтении? Если я пошлю тебя в Вавилон, то потребую переписать для нашего хранилища очень нужные нам таблички: нам нужны таблички с законами Хаммурапи, списки целебных трав, гадания и заклинания. Законы Хаммурапи недавно появились и стали известны правителям многих городов. Эти законы надо переписать очень внимательно и красиво. Их хочет прочесть сам великий правитель Ларсы. Так ли ты искусен, как думает твой отец? Сейчас проверим!
Нанни взял с полки табличку с описанием Дильмуна и велел Сингамилю сейчас же переписать ее. На глиняном столике лежали влажные таблички для письма. Сингамиль принялся за дело. А Нанни тем временем договаривался с Игмилсином о новой большой работе. Правитель Ларсы пожелал иметь описание многочисленных целебных растений, которыми пользуются лекари. После смерти Нин-дады Рим-Син часто задумывался над тем, не была ли отравлена ядовитым зельем великая жрица бога Луны? Бегство Урсина вызывало недоверие. Заменивший его лекарь был обязан теперь подробно рассказывать о действии трав, которыми он намерен поддерживать здоровье стареющего Рим-Сина. Он должен был на себе испробовать действие питья. Новый лекарь присутствовал на казни Урсина - так повелел правитель. Рим-Сину казалось, что это обеспечит ему безупречное служение. С годами правителю Ларсы все чаще приходилось обращаться к жрецам, лекарям и гадальщикам. Болело сердце, болели глаза и ноги. Имея описание целебных трав, он каждый раз мог проверять, разумно ли поступил лекарь.
Игмилсин был польщен этим поручением. Было очень почетно написать таблички, которые будет читать сам Рим-Син. Жрецы говорили, что Рим-Син умеет читать на шумерском и аккадском. Говорили, что в юности он любил заучивать на память старинные сказания. Теперь, на старости лет, он сам редко читал для забавы, больше приходилось читать донесения лазутчиков, отчеты по ведению хозяйства царского дома, донесения купцов, ведущих торговлю с приезжими купцами. Ведь они должны были отдавать правителю долю прибыли. Но и деловые таблички ему часто читали писцы.
Игмилсин с волнением посматривал на сына. Справится ли он? Сумеет ли безупречно переписать порученное, сумеет ли угодить Нанни? Однако ему не пришлось дождаться решения грозного Нанни. Хранитель табличек велел ему уйти и оставить сына, не мешать ему заниматься делом. Встревоженный Игмилсин неохотно покинул хранилище табличек. Его нетерпение было так велико, что он готов был пригласить гадателя, чтобы услышать предсказание. Ведь может случиться так, что Нанни не понравится работа сына и он откажется от своего намерения.
Игмилсин ничего не сказал Уммаки, она видела, что муж озабочен, а спросить не решалась. Она никогда ни о чем не спрашивала. Она знала, что мужья считают своих жен несмышлеными, даже глупыми, и не делятся с ними своими заботами, разве что потребуется участие жены. Уммаки знала, что Сингамиль пошел с отцом в царское хранилище табличек. Для того и приоделся Сингамиль в праздничную одежду, причесался и умылся. Чтобы помочь сыну, Уммаки обратилась с молитвой к домашнему богу. Положила горсть фиников у глиняной статуэтки и попросила благословения.
Сингамиль вернулся таким радостным, счастливым, что отцу не пришлось спрашивать о решении Нанни.
- Когда? - спросил он сына.
- Сказал, что позовет меня, как только узнает о караване ослов, идущем в Вавилон. Он сказал, что в пути могут забрать злодеи, могут увести и продать в рабство. А с большим караваном не страшно.
- Ты отправишься в царство Хаммурапи? - спросила мать. - Да сохрани тебя добрая богиня! Страшно мне за тебя, сынок!
- Нечего страшиться, не плачь, не причитай! - прикрикнул Игмилсин. Сингамилю выпала большая удача. Сам Нанни предложил ему отправиться в прекрасный Вавилон.
Игмилсин прикрикнул на жену, а сам подумал, что и ему будет тревожно. Впервые сын покинет свой дом. Не обидит ли кто? Не уведут ли злые люди? Надо заручиться письмом к хранителю табличек во дворце Хаммурапи. Пусть окажет милость.
- Пойду к Нанни за письмом, - сказал Игмилсин, обращаясь к сыну.
- Не ходи, он сам позовет. Он даст мне тридцать сиклей серебра. Нанни сказал: "Тебе двадцать лет, а я доверяю тебе стоимость хорошей рабыни. Вряд ли ты убежишь, зачем? За тебя в ответе отец. Игмилсин может стать рабом, если сын не вернется с корзиной готовых табличек. А раб не будет переписчиком, он станет месить глину знойными днями на солнцепеке, где хорошо сохнут кирпичи".
- Я так и думал, что он припугнет тебя! - рассмеялся Игмилсин. - Он не понимает, что работа у нас почетная, что я жизнь свою отдал на то, чтобы сын мой стал писцом.
- Я немножко дрожал, - признался Сингамиль, - а когда стал переписывать строки про Дильмун, мне стало так хорошо, ужасно захотелось все это запомнить. Когда пишешь, тогда уже не забудешь.
- Вот и пиши старательно, запоминай, станешь ученым человеком, а ученый при царском дворе живет припеваючи.
- Я запомнил, послушай строки из сказания об Энки и Нинхурсаг. Ты знаешь, дочь Энки, Нин-Сикилла, была богиней - покровительницей Дильмуна. Когда она обратилась к Энки с просьбой даровать Дильмуну воду, отец отвечает дочери:
Пусть Уту (бог Солнца), пребывающий в небесах,
Доставит тебе сладкую воду из земли, из подземных источников вод;
Пусть наполнит водой твои обширные водохранилища;
Чтобы город твой пил из них воду в достатке;
Чтобы Дильмун пил из них воду в достатке;
Пусть твои колодцы с горькой водой станут колодцами сладкой воды;
Пусть пашни и поля твои отдают тебе свое зерно;
Пусть твой город станет "домом кораблей" обитаемой земли.
- Все правильно, сынок. Ты меня порадовал. Переписал грамотно, прочел и запомнил, я доволен тобой! Когда у тебя будет сын, когда он станет писцом и достигнет того, чего ты достиг, тогда ты поймешь, Сингамиль, что сегодня я был вознагражден за свои труды и заботы о тебе. Не напрасно я целыми годами твердил: учись, Сингамиль! Ты был ленив, как все дети, но сумел побороть свою лень. Воздадим хвалу великому Энки! Это он надоумил тебя, Сингамиль!
Через несколько дней Сингамиль получил у Нанни тридцать сиклей серебра и отправился в Вавилон.
Отец был весел, провожая сына, а мать горько плакала.
В СТРАНЕ ХАММУРАПИ
..."Отец, я очень старательно переписываю законы Хаммурапи, великого правителя Вавилона, - писал Сингамиль Игмилсину. - Пока я писал, я каждый раз думал: какой умный Хаммурапи, как он все хорошо придумал на благо людей. И почему-то мне казалось, что эти законы справедливы. Но вот я оказался свидетелем того, как законы выполняются. И нутро мое наполнилось печалью. И я увидел злодейство. Подумай, можно ли считать справедливым такой случай.
У человека тяжко заболела жена. Это был бедный горшечник, а надо было ему призвать гадальщика и погадать на печени овцы. Хотел он узнать, поправится ли жена, у него пятеро малых детей. Думал он, думал, пошел на пастбище, где паслось громадное стадо храмового хозяйства, и увел одну овцу. Пастухи поймали его с овцой и повели к судье. Судья присудил ему вернуть храму целое стадо - тридцать овец. Бедный человек стал просить судью простить его, забрать овцу и оставить его в покое. А судья требует тридцать овец и угрожает казнью. Человек бросился к ногам судьи, плакал, говорил, что вместе с ним погибнет больная жена и помрут с голоду малые дети, но судья не дрогнул.
Я стоял в толпе и видел этого несчастного. Его повели к реке, чтобы узнать истину. Если всплывет, то может быть прощен. Но он утонул. Должно быть, гадание на печени показало бы великую беду. Так я думаю. Разве это справедливо? И зачем нужны законы Хаммурапи великому правителю Ларсы? Может быть, без этих законов будет меньше зла бедному человеку. Так я подумал, отец".
Так писал Сингамиль своему отцу, отвечая на тревожное письмо Игмилсина. Прошло три месяца с тех пор, как Сингамиль очутился в Вавилоне и стал переписывать таблички с законами Хаммурапи. Он ни разу не сообщил о себе, потому что никого не знал и понятия не имел, с кем можно послать письмо. На этот раз отец прислал письмо с купцом, который часто бывает в Вавилоне. Теперь Сингамиль мог посылать письма домой.
"Будь благополучен, отец. Пусть будет цела и невредима моя мать Уммаки, - писал в новом письме Сингамиль. - Я узнал здесь удивительное. В Вавилоне есть "дом табличек" для девочек. Они учатся писать, петь и играть на лютне. Мне говорили, что это дочери богатых людей, которые надеются на великие почести: они хотят сделать своих дочерей жрицами. А храмов в Вавилоне великое множество и места хватит для всех.
И еще я узнал из закона Хаммурапи, что Эйянацир не смошенничал, взяв в залог Абуни, наоборот, он проявил милость. Закон говорит: "Если человек имеет на себе долг и он отдаст за серебро или отдаст в долговую кабалу свою жену, своего сына или свою дочь, они должны служить в доме их покупателя или заимодавца только три года; на четвертый год должно отпустить их на свободу".
Выходит так, отец, что Эйянацир проявил милость, отпустив Абуни через два с половиной года, а мать его пробыла в ткацкой всего один год. Выходит так, что Эйянацир не самый жадный и злобный из всех богатых людей Ура.
А еще я хочу сказать, отец, что надоело мне сидеть здесь в затворничестве и с рассвета до заката переписывать таблички. Нельзя ли мне вернуться домой? Я согласен делать любую работу. А дома готов сидеть за перепиской табличек даже ночью.
А еще, отец, скажу тебе удивительное. Рядом со мной, в хранилище табличек, которые считаются священными, сидит раб из эламитов и переписывает для одного из храмов Мардука священные гимны. Этот раб принадлежит храму. Он говорит, что умение писать спасло его от бедствия. И вот он заслужил высочайшее доверие жреца и сидит рядом со мной, свободным человеком из великого царства Ларсы. Сидя в чужой стране, я еще больше возлюбил свой прекрасный Ур, а царство Ларсы считаю самым великим царством на земле.
Будь благополучен, отец. И пусть Энлиль не оставит тебя и подсказывает тебе мудрые мысли".
Сингамиль уже прожил в Вавилоне несколько месяцев. Он жил вблизи хранилища царских табличек. Ему не было надобности ходить по городу да и времени не хватало. Но вот он познакомился с переписчиком Надином, и тогда все изменилось. Он оставлял свою переписку еще при свете солнца и уходил с Надином посмотреть, как строится новый храм и насколько далеко протянулась широкая и высокая стена, которая оберегала вавилонян от нашествия. Когда Надин узнал, что Сингамиль сын писца, он очень обрадовался. Оказалось, что и он сын писца Балату. Надин предложил Сингамилю пойти посмотреть писцовую школу отца. Они пришли в тот час, когда ученики старательно переписывали заданный урок, а Балату вел разговор с одним из старших учеников, который собирался покинуть школу и искать работу.
Видимо, поиски его не увенчались успехом, он пришел хмурый и, опустив глаза, сказал Балату, что его плохо учили и он теперь в затруднении, когда сам должен учить.
"Ты уже зрелый мужчина, - ответил учитель, - и уже близок к старости. Однако, подобно старому ослу, тебя невозможно обучить чему-либо. Время твое прошло, как у иссохшего зерна... Но еще не поздно: если ты будешь учиться все время, днем и ночью, послушно и без надменности, если ты будешь слушаться товарищей и учителей, то ты еще можешь стать писцом".
- Выходит так, что не каждый, кто провел несколько лет в "доме табличек", может стать искусным писцом? - спросил Надина Сингамиль. - Я думал, что усердие ученика и палка уммиа способствуют успеху. Так получилось у меня.
- Да он с детства был подобен старому ослу, - ответил Надин. И весело рассмеялся. - Отец, - обратился он к Балату, - не можешь ли ты поручить нам переписать несколько учебников для твоей школы? Моему другу Сингамилю нужно немножко серебра. В богатом городе Вавилоне плохо без денег. А мне тоже плохо. Ведь все, добытое в хранилище царских табличек, я отдаю в дом. Да и платили мне зерном, пивом и финиками. Сам знаешь, не щедро платили.
- Я подумаю, - отвечал отец. - Ты работаешь в хранилище Хаммурапи, твой друг прибыл из хранилища Рим-Сина - достойные доверия писцы. Пожалуй, я поручу вам переписать басни о животных. Мне они нужны в десяти экземплярах. Пять напишешь ты, пять сделает Сингамиль.
С этими словами Балату подошел к небольшой деревянной полке, сделанной из попорченной двери, выбрал несколько глиняных табличек и подал их молодым людям.
- Здесь около ста басен и пословиц о животных. Мои ученики должны их выучить на память. Написать их нужно очень аккуратно, красиво и правильно.
- Мы согласны! - воскликнул Надин. Взял таблички и вместе с Сингамилем покинул "дом табличек".
Было еще светло, и они отправились к дому Надина, расположились во дворе, вблизи домашнего алтаря, где стояло несколько изображений богов. Самым большим глиняным изображением было изваяние Мардука, верховного божества Вавилона.
Под навесом, прикрытый циновками, стоял чан с мокрой глиной. Молодые люди быстро слепили себе таблички, примеряя размер к полученным табличкам, и вскоре сели за работу. Они расположились за довольно большим глиняным столом, который служил семье для трапезы. Надин взял первую попавшуюся табличку и отдал ее Сингамилю.
"Осел плыл по реке; собака не отставала от него и приговаривала: "Когда же он вылезет на берег, чтобы его можно было съесть?"
"Собака пришла на пир, однако, увидев оставшиеся кости, удалилась, сказав себе: "Там, куда я сейчас пойду, для меня найдется больше поживы".
- Я с удовольствием пишу о собаках, - признался Сингамиль. - Забавно! А ты о чем, Надин?
- Я люблю лошадей, хотя их у меня нет и не будет, слишком дорогое удовольствие. Послушай про лошадь. "Сбросив всадника, лошадь сказала: "Если всегда таскать на себе такой груз, можно и обессилеть!" А вот другая поговорка: "Ты потеешь, как лошадь, - это выходит всё, что ты выпил!"
Сингамиль был доволен своим новым занятием. Он тут же, придя к себе на ночлег, написал отцу небольшое письмо, в котором рассказал о том, как хороший друг Надин помог ему получить работу. Она даст ему немножко денег. "Не подумай, отец, что я собираюсь копить серебро для будущей своей жизни, я просто хочу иной раз выпить немного пива на каруме. Бывает так жарко, что горло пересыхает, а вода затхлая, сам знаешь".
На следующий день они снова собрались во дворе Надина и снова с удовольствием переписывали пословицы и поговорки о животных.
Сингамиль со свойственным ему простодушием часто повторял:
- Прекрасные поговорки, писать их одно удовольствие!
- Я рад, что смог тебе доставить такое удовольствие, - отвечал Надин, усердно выводя красивые знаки клинописи.
- А у меня есть друг, Абуни, - вдруг сообщил Сингамиль. - Мы с ним большие друзья, как Гильгамеш и Энкиду.
- Это похвально! - ответил Надин. А сам подумал: "Зазнается... Он вообразил, что подобен великому правителю Урука Гильгамешу. Однако откуда взялся такой зазнайка? Я его проучу. Только сделаю это хитро, как лис. Я не выдам себя. Пусть думает, что он такой, такой..." - Послушай, - сказал Надин, - вот поговорка о муле: "О мул, кто тебя признает - твой отец или твоя мать?"
- Смешная поговорка! - воскликнул Сингамиль. - Однако я устал, пойду, на сегодня хватит!
- Только второй день сидишь за делом, а уже устал, - возмутился Надин. - Раз договорились, надо делом заниматься! Сто пословиц и поговорок пять раз - это все равно, что каждому написать по двести пятьдесят пословиц и поговорок. Посуди сам, сколько надо работать? А ты уже ленишься. Ты ведь хочешь заработать?
- Посижу еще! - согласился Сингамиль.
Он писал очень старательно и потому чувствовал усталость. Ведь переписка законов и табличек с гаданиями отнимала у него много сил. Он знал, что нельзя пропустить и слова, нельзя перепутать строки. Отец за него поручился, надо оправдать надежды. Зато потом, когда он вернется домой, все знакомые люди будут с уважением здороваться с ним. Каждый подумает: "Каков сын Игмилсина!"
Прошло десять дней.
- В Эриду есть дом музыки? - спросил как-то Сингамиль, записывая поговорку: "Весь Эриду процветает, но обезьяна из "большого дома музыки" роется в отбросах".
- Я думаю, что в Эриду не кормят обезьян, - ответил Надин. - Знаешь ли ты забавную песенку про эту обезьяну?
Ур - превосходный город бога Нанны,
Эриду - процветающий город бога Энки,
Но я сижу за дверьми "большого дома музыки",
Я должна питаться отбросами, - не дай бог от этого умереть!
Мне не достается ни крошки хлеба, мне не достается ни капли пива,
Пришли мне гонца (с посылкой), да поскорее!
Ты понял, Сингамиль, - это письмо к матери обезьяны. Бедняга просит спасения. Как тебе живется в чужом городе, Сингамиль, ты не просишь помощи у отца?
- Ты сравниваешь меня с обезьяной? - Сингамиль вскочил, отбросив тростниковую палочку и уронив влажную табличку. - И почему я должен просить помощи у отца, когда хранитель царских табличек Нанни дал мне с собой тридцать сиклей серебра. У меня все есть, и я всем доволен.
- Почему же ты пожелал подработать на переписке табличек? - Надин уже разговаривал не как друг, а как ведущий следствие.
- "Почему? Почему"? - горячился Сингамиль. - Да потому, что захотел купить подарок моей матушке Уммаки. Она добрая женщина. Она любит меня больше всех на свете. Вот и потому!
- Молодой человек покупает подарок матушке! - рассмеялся Надин. - А я-то думал, что ты хочешь гулять на каруме и пить пиво в кабаке. Не говори жалких слов про подарки. Я знаю, для чего молодой человек желает подрабатывать...
"Об этом я писал отцу, - подумал Сингамиль. - Не стану же я признаваться, что коплю на подарок матушке".
- А я хотел бы узнать, для чего ты стал меня дразнить? - Сингамиль впервые в жизни столкнулся с человеком, желающим его унизить, но не придумавшим должного повода. - Ты сам пригласил меня в "дом табличек" своего отца. Твой отец - хороший учитель, пожелал дать своим ученикам таблички с поговорками о животных. Я подумал, что это очень хороший учитель. Мне не давали этих поговорок, когда я учился. Я с радостью взялся за дело, хотя, могу признаться, уставал от целого дня работы в хранилище табличек. Я уже в пятнадцатый раз прихожу в твой дом и тружусь. Зачем ты говоришь мне глупости?
- Я говорю глупости? - разъярился Надин. - Ты оскорбляешь меня в моем доме! Вот как!..
Надин не успел досказать свою мысль, как Сингамиль вскочил, швырнул написанные им таблички и убежал.
- Неблагодарный! - кричал ему вслед Надин.
С этого дня началась ссора между двумя молодыми писцами, которые сидели рядом и вели записи, порученные им важными чиновниками. Приходя утром в хранилище табличек, обиженный Сингамиль не приветствовал больше Надина. А Надин сидел надутый как индюк и придумывал, как бы отомстить Сингамилю. Таблички с поговорками и пословицами о животных Надин отдал отцу, получил за них оплату, но Сингамилю ничего не дал. Он был доволен исходом своей затеи. Ему хотелось получить побольше серебра, он получил. А Сингамиль его теперь занимал только тем, что мог доставить возможность позабавиться. Надин с малых лет отличался хитростью и жестокостью. Он, единственный в школе отца, проявил жестокость в отношении домашней собачки. Он крепко привязал к ее хвосту большую вязанку хвороста и забавлялся тем, как собака лаяла, визжала, пыталась освободиться от немыслимой тяжести. Он смотрел на нее и радовался тому, что бедное животное обливается слезами. Мальчишки, которым это не показалось смешным, поглядев на скверную забаву, бросились к собачке, чтобы освободить ее, но Надин разгонял их розгами.
Выйдя из возраста ученика, Надин, став переписчиком для школы своего отца, нередко находил себе такие же жестокие и злобные забавы. Он мог избить крошечного мальчугана, не пожелавшего выполнить его поручения. Он мог растоптать маленький огород соседа, а потом выражать ему сочувствие, сделав вид, что ему неизвестно, как это случилось. Отец, занятый своими учениками с рассвета до заката, ничего не замечал за своим сыном. Он считал его человеком честным и порядочным. Он замечал, что сын бывает чрезмерно оживлен, когда возвращается после прогулки по набережной, но не придавал этому значения. А Надин все больше привыкал к крепкому пиву и так приучил себя к питью, что и дня не мог обойтись без кружки хмельного напитка.
Серебро, полученное у отца за переписку пословиц и поговорок, вскоре иссякло. Надин призадумался над тем, как ему раздобыть еще немного серебра, чтобы покупать себе вдоволь пива. Он помнил о том, что Сингамиль получил тридцать сиклей серебра, отправляясь в Вавилон. "Сингамиль истратил не больше десяти сиклей, - думал Надин, - остальное хранит для прожитья. Я ни разу не видел его у пивовара. Обходится, скряга. Не плохо было бы получить у него кое-что в долг, что ли? Но как это сделать?"
Сингамиль жил на крыше небольшой лачужки, которая принадлежала рабу из Элама. Сидя рядом в хранилище табличек и ведя беседу в свободное время, Сингамиль подружился с эламитом и охотно принял его приглашение ночевать на крыше его дома. Свои деньги Сингамиль хранил за поясом своей повязки. Оставить их было негде, а доверить некому. Расходовал свои сикли Сингамиль очень осторожно. Он точно не знал, сколько времени потребуется на переписку законов, боялся, что останется нищим в чужой стране. После ссоры с Надином Сингамиль еще больше привязался к эламиту, который отличался приветливостью и доверчивостью.
Как-то эламит пригласил Сингамиля пойти к реке искупаться. Они хорошо поплавали, поплескались и решили ходить на реку каждый свободный вечер. Надин встретил их после купания и очень приветливо раскланялся. Он похлопал Сингамиля по плечу и сказал, что не стоит ссориться из-за пустяков, и предложил вместе ходить на купание. Эламит был польщен предложением Надина. Прежде ему никогда не случалось общаться с Надином как с равным. Они условились пойти уже на следующий день.
Берег был пуст, и каждый из них выбрал себе укромное место, где можно было оставить повязку и голышом прыгнуть в воду.
Они долго плескались и веселились. Сингамиль совсем забыл свою обиду, а эламит просто сиял от радости, что приобрел друзей - свободных людей Вавилона. Он видел в городе тысячи рабов. Почти все они ходили с колодками и имели знак рабства на лбу. У него тоже был знак рабства, прикрытый маленькой войлочной шапочкой, но он был искусным писцом, и обращались с ним хорошо.
"Мне выпало великое счастье, - думал Гамиль-Адад. - Сколько несчастных рабов таскают кирпичи, копают землю, воздвигают храмы до небес. В тяжких трудах они добывают себе хлеб, а дети их умирают от голода. Меня кормят и раз в году дают кусок шерсти для повязки. Разве это не счастье?"
Они вышли на берег. И тут Надин предложил поплыть наперегонки.
- Кто уплывет быстрее и дальше, тот получит в награду кружку пива. Отец дал мне кое-что на угощение.
- Я думаю, отец уплатил тебе за таблички с поговорками и пословицами о животных, - сказал Сингамиль и посмотрел в глаза Надина, не смутится ли он.
Но Надин рассмеялся и сказал то, что давно уже придумал: наше писание не принято, слишком поспешно мы писали. Отцу не понравилось. Да что об этом говорить, подумаешь, выучили на память поговорки, которые всегда могут пригодиться писцу! Если хотите пива, то бросайтесь в воду!
Сингамилю очень хотелось помириться с Надином, слишком тоскливо было одному. Эламит был славным и добрым человеком, но он был рабом, об этом не следовало забывать.
- Поплывем, - предложил Сингамиль и вместе с Гамиль-Ададом бросился в воду.
Они поплыли и быстро отдалялись от берега. А тем временем Надин взял повязку Сингамиля, вытащил оттуда серебро, положил к себе за пояс и уселся на другом конце берега. Увидев, что эламит опередил Сингамиля, он радостно закричал:
- Возвращайтесь, я жду вас! Гамиль-Адад победитель!
Они вернулись, быстро собрались и пошли в гавань выпить пива, обещанного Надином.
Гамиль-Адад был в восторге от щедрости Надина. Сингамиль удивился, когда и ему было предложено пиво, хотя обещано оно было только победителю. Они расстались с Надином в добром настроении. Сингамиль пообещал сделать угощение друзьям, когда закончит переписывание табличек и соберется в обратный путь. Он был уверен, что при его строгих расчетах, когда он не позволяет себе и лишней лепешки, у него останутся сикли. Возможно, даже на подарок матери. А для подарка он приглядел бронзовое зеркальце, украшенное незатейливой резьбой.
- Умойся мыльным корнем, расчеши свои волосы и надень эту праздничную одежду, - сказал Игмилсин сыну. - Мы пойдем в царское хранилище табличек. Сам Нанни приказал привести тебя.
- Нанни знает меня? - удивился Сингамиль и радостно рассмеялся. - Я буду царским писцом! Я буду царским писцом! - закричал он на весь дом. Нанни велел мне прийти! Да правда ли это?
- Велел прийти, - подтвердил Игмилсин. - Тебе выпало великое счастье. Энки покровительствует нам. Нанни хочет послать тебя в царское хранилище Хаммурапи. Ты отправишься в прекрасный город Вавилон. Говорят, он краше Ура, Урука и Лагаша. Тебе выпала великая честь. Сейчас пойдем и все узнаем. Только не пугайся его суровости. Как бы ни грозил, не бойся. Хорошую работу он умеет ценить.
- Вавилон! Прекрасный город Вавилон! - шептал Сингамиль, следуя с отцом за ограду царского дворца. Там, позади парадного входа, была потайная дверь, ведущая в хранилище табличек.
Нанни встретил их внимательным и строгим взглядом темных глаз. Он молча уставился на Сингамиля, словно пронзая его невидимыми лучами. Потом он подал Сингамилю табличку и велел прочесть вслух.
- Мне нужно знать, умеешь ли ты быть внимательным при чтении? Если я пошлю тебя в Вавилон, то потребую переписать для нашего хранилища очень нужные нам таблички: нам нужны таблички с законами Хаммурапи, списки целебных трав, гадания и заклинания. Законы Хаммурапи недавно появились и стали известны правителям многих городов. Эти законы надо переписать очень внимательно и красиво. Их хочет прочесть сам великий правитель Ларсы. Так ли ты искусен, как думает твой отец? Сейчас проверим!
Нанни взял с полки табличку с описанием Дильмуна и велел Сингамилю сейчас же переписать ее. На глиняном столике лежали влажные таблички для письма. Сингамиль принялся за дело. А Нанни тем временем договаривался с Игмилсином о новой большой работе. Правитель Ларсы пожелал иметь описание многочисленных целебных растений, которыми пользуются лекари. После смерти Нин-дады Рим-Син часто задумывался над тем, не была ли отравлена ядовитым зельем великая жрица бога Луны? Бегство Урсина вызывало недоверие. Заменивший его лекарь был обязан теперь подробно рассказывать о действии трав, которыми он намерен поддерживать здоровье стареющего Рим-Сина. Он должен был на себе испробовать действие питья. Новый лекарь присутствовал на казни Урсина - так повелел правитель. Рим-Сину казалось, что это обеспечит ему безупречное служение. С годами правителю Ларсы все чаще приходилось обращаться к жрецам, лекарям и гадальщикам. Болело сердце, болели глаза и ноги. Имея описание целебных трав, он каждый раз мог проверять, разумно ли поступил лекарь.
Игмилсин был польщен этим поручением. Было очень почетно написать таблички, которые будет читать сам Рим-Син. Жрецы говорили, что Рим-Син умеет читать на шумерском и аккадском. Говорили, что в юности он любил заучивать на память старинные сказания. Теперь, на старости лет, он сам редко читал для забавы, больше приходилось читать донесения лазутчиков, отчеты по ведению хозяйства царского дома, донесения купцов, ведущих торговлю с приезжими купцами. Ведь они должны были отдавать правителю долю прибыли. Но и деловые таблички ему часто читали писцы.
Игмилсин с волнением посматривал на сына. Справится ли он? Сумеет ли безупречно переписать порученное, сумеет ли угодить Нанни? Однако ему не пришлось дождаться решения грозного Нанни. Хранитель табличек велел ему уйти и оставить сына, не мешать ему заниматься делом. Встревоженный Игмилсин неохотно покинул хранилище табличек. Его нетерпение было так велико, что он готов был пригласить гадателя, чтобы услышать предсказание. Ведь может случиться так, что Нанни не понравится работа сына и он откажется от своего намерения.
Игмилсин ничего не сказал Уммаки, она видела, что муж озабочен, а спросить не решалась. Она никогда ни о чем не спрашивала. Она знала, что мужья считают своих жен несмышлеными, даже глупыми, и не делятся с ними своими заботами, разве что потребуется участие жены. Уммаки знала, что Сингамиль пошел с отцом в царское хранилище табличек. Для того и приоделся Сингамиль в праздничную одежду, причесался и умылся. Чтобы помочь сыну, Уммаки обратилась с молитвой к домашнему богу. Положила горсть фиников у глиняной статуэтки и попросила благословения.
Сингамиль вернулся таким радостным, счастливым, что отцу не пришлось спрашивать о решении Нанни.
- Когда? - спросил он сына.
- Сказал, что позовет меня, как только узнает о караване ослов, идущем в Вавилон. Он сказал, что в пути могут забрать злодеи, могут увести и продать в рабство. А с большим караваном не страшно.
- Ты отправишься в царство Хаммурапи? - спросила мать. - Да сохрани тебя добрая богиня! Страшно мне за тебя, сынок!
- Нечего страшиться, не плачь, не причитай! - прикрикнул Игмилсин. Сингамилю выпала большая удача. Сам Нанни предложил ему отправиться в прекрасный Вавилон.
Игмилсин прикрикнул на жену, а сам подумал, что и ему будет тревожно. Впервые сын покинет свой дом. Не обидит ли кто? Не уведут ли злые люди? Надо заручиться письмом к хранителю табличек во дворце Хаммурапи. Пусть окажет милость.
- Пойду к Нанни за письмом, - сказал Игмилсин, обращаясь к сыну.
- Не ходи, он сам позовет. Он даст мне тридцать сиклей серебра. Нанни сказал: "Тебе двадцать лет, а я доверяю тебе стоимость хорошей рабыни. Вряд ли ты убежишь, зачем? За тебя в ответе отец. Игмилсин может стать рабом, если сын не вернется с корзиной готовых табличек. А раб не будет переписчиком, он станет месить глину знойными днями на солнцепеке, где хорошо сохнут кирпичи".
- Я так и думал, что он припугнет тебя! - рассмеялся Игмилсин. - Он не понимает, что работа у нас почетная, что я жизнь свою отдал на то, чтобы сын мой стал писцом.
- Я немножко дрожал, - признался Сингамиль, - а когда стал переписывать строки про Дильмун, мне стало так хорошо, ужасно захотелось все это запомнить. Когда пишешь, тогда уже не забудешь.
- Вот и пиши старательно, запоминай, станешь ученым человеком, а ученый при царском дворе живет припеваючи.
- Я запомнил, послушай строки из сказания об Энки и Нинхурсаг. Ты знаешь, дочь Энки, Нин-Сикилла, была богиней - покровительницей Дильмуна. Когда она обратилась к Энки с просьбой даровать Дильмуну воду, отец отвечает дочери:
Пусть Уту (бог Солнца), пребывающий в небесах,
Доставит тебе сладкую воду из земли, из подземных источников вод;
Пусть наполнит водой твои обширные водохранилища;
Чтобы город твой пил из них воду в достатке;
Чтобы Дильмун пил из них воду в достатке;
Пусть твои колодцы с горькой водой станут колодцами сладкой воды;
Пусть пашни и поля твои отдают тебе свое зерно;
Пусть твой город станет "домом кораблей" обитаемой земли.
- Все правильно, сынок. Ты меня порадовал. Переписал грамотно, прочел и запомнил, я доволен тобой! Когда у тебя будет сын, когда он станет писцом и достигнет того, чего ты достиг, тогда ты поймешь, Сингамиль, что сегодня я был вознагражден за свои труды и заботы о тебе. Не напрасно я целыми годами твердил: учись, Сингамиль! Ты был ленив, как все дети, но сумел побороть свою лень. Воздадим хвалу великому Энки! Это он надоумил тебя, Сингамиль!
Через несколько дней Сингамиль получил у Нанни тридцать сиклей серебра и отправился в Вавилон.
Отец был весел, провожая сына, а мать горько плакала.
В СТРАНЕ ХАММУРАПИ
..."Отец, я очень старательно переписываю законы Хаммурапи, великого правителя Вавилона, - писал Сингамиль Игмилсину. - Пока я писал, я каждый раз думал: какой умный Хаммурапи, как он все хорошо придумал на благо людей. И почему-то мне казалось, что эти законы справедливы. Но вот я оказался свидетелем того, как законы выполняются. И нутро мое наполнилось печалью. И я увидел злодейство. Подумай, можно ли считать справедливым такой случай.
У человека тяжко заболела жена. Это был бедный горшечник, а надо было ему призвать гадальщика и погадать на печени овцы. Хотел он узнать, поправится ли жена, у него пятеро малых детей. Думал он, думал, пошел на пастбище, где паслось громадное стадо храмового хозяйства, и увел одну овцу. Пастухи поймали его с овцой и повели к судье. Судья присудил ему вернуть храму целое стадо - тридцать овец. Бедный человек стал просить судью простить его, забрать овцу и оставить его в покое. А судья требует тридцать овец и угрожает казнью. Человек бросился к ногам судьи, плакал, говорил, что вместе с ним погибнет больная жена и помрут с голоду малые дети, но судья не дрогнул.
Я стоял в толпе и видел этого несчастного. Его повели к реке, чтобы узнать истину. Если всплывет, то может быть прощен. Но он утонул. Должно быть, гадание на печени показало бы великую беду. Так я думаю. Разве это справедливо? И зачем нужны законы Хаммурапи великому правителю Ларсы? Может быть, без этих законов будет меньше зла бедному человеку. Так я подумал, отец".
Так писал Сингамиль своему отцу, отвечая на тревожное письмо Игмилсина. Прошло три месяца с тех пор, как Сингамиль очутился в Вавилоне и стал переписывать таблички с законами Хаммурапи. Он ни разу не сообщил о себе, потому что никого не знал и понятия не имел, с кем можно послать письмо. На этот раз отец прислал письмо с купцом, который часто бывает в Вавилоне. Теперь Сингамиль мог посылать письма домой.
"Будь благополучен, отец. Пусть будет цела и невредима моя мать Уммаки, - писал в новом письме Сингамиль. - Я узнал здесь удивительное. В Вавилоне есть "дом табличек" для девочек. Они учатся писать, петь и играть на лютне. Мне говорили, что это дочери богатых людей, которые надеются на великие почести: они хотят сделать своих дочерей жрицами. А храмов в Вавилоне великое множество и места хватит для всех.
И еще я узнал из закона Хаммурапи, что Эйянацир не смошенничал, взяв в залог Абуни, наоборот, он проявил милость. Закон говорит: "Если человек имеет на себе долг и он отдаст за серебро или отдаст в долговую кабалу свою жену, своего сына или свою дочь, они должны служить в доме их покупателя или заимодавца только три года; на четвертый год должно отпустить их на свободу".
Выходит так, отец, что Эйянацир проявил милость, отпустив Абуни через два с половиной года, а мать его пробыла в ткацкой всего один год. Выходит так, что Эйянацир не самый жадный и злобный из всех богатых людей Ура.
А еще я хочу сказать, отец, что надоело мне сидеть здесь в затворничестве и с рассвета до заката переписывать таблички. Нельзя ли мне вернуться домой? Я согласен делать любую работу. А дома готов сидеть за перепиской табличек даже ночью.
А еще, отец, скажу тебе удивительное. Рядом со мной, в хранилище табличек, которые считаются священными, сидит раб из эламитов и переписывает для одного из храмов Мардука священные гимны. Этот раб принадлежит храму. Он говорит, что умение писать спасло его от бедствия. И вот он заслужил высочайшее доверие жреца и сидит рядом со мной, свободным человеком из великого царства Ларсы. Сидя в чужой стране, я еще больше возлюбил свой прекрасный Ур, а царство Ларсы считаю самым великим царством на земле.
Будь благополучен, отец. И пусть Энлиль не оставит тебя и подсказывает тебе мудрые мысли".
Сингамиль уже прожил в Вавилоне несколько месяцев. Он жил вблизи хранилища царских табличек. Ему не было надобности ходить по городу да и времени не хватало. Но вот он познакомился с переписчиком Надином, и тогда все изменилось. Он оставлял свою переписку еще при свете солнца и уходил с Надином посмотреть, как строится новый храм и насколько далеко протянулась широкая и высокая стена, которая оберегала вавилонян от нашествия. Когда Надин узнал, что Сингамиль сын писца, он очень обрадовался. Оказалось, что и он сын писца Балату. Надин предложил Сингамилю пойти посмотреть писцовую школу отца. Они пришли в тот час, когда ученики старательно переписывали заданный урок, а Балату вел разговор с одним из старших учеников, который собирался покинуть школу и искать работу.
Видимо, поиски его не увенчались успехом, он пришел хмурый и, опустив глаза, сказал Балату, что его плохо учили и он теперь в затруднении, когда сам должен учить.
"Ты уже зрелый мужчина, - ответил учитель, - и уже близок к старости. Однако, подобно старому ослу, тебя невозможно обучить чему-либо. Время твое прошло, как у иссохшего зерна... Но еще не поздно: если ты будешь учиться все время, днем и ночью, послушно и без надменности, если ты будешь слушаться товарищей и учителей, то ты еще можешь стать писцом".
- Выходит так, что не каждый, кто провел несколько лет в "доме табличек", может стать искусным писцом? - спросил Надина Сингамиль. - Я думал, что усердие ученика и палка уммиа способствуют успеху. Так получилось у меня.
- Да он с детства был подобен старому ослу, - ответил Надин. И весело рассмеялся. - Отец, - обратился он к Балату, - не можешь ли ты поручить нам переписать несколько учебников для твоей школы? Моему другу Сингамилю нужно немножко серебра. В богатом городе Вавилоне плохо без денег. А мне тоже плохо. Ведь все, добытое в хранилище царских табличек, я отдаю в дом. Да и платили мне зерном, пивом и финиками. Сам знаешь, не щедро платили.
- Я подумаю, - отвечал отец. - Ты работаешь в хранилище Хаммурапи, твой друг прибыл из хранилища Рим-Сина - достойные доверия писцы. Пожалуй, я поручу вам переписать басни о животных. Мне они нужны в десяти экземплярах. Пять напишешь ты, пять сделает Сингамиль.
С этими словами Балату подошел к небольшой деревянной полке, сделанной из попорченной двери, выбрал несколько глиняных табличек и подал их молодым людям.
- Здесь около ста басен и пословиц о животных. Мои ученики должны их выучить на память. Написать их нужно очень аккуратно, красиво и правильно.
- Мы согласны! - воскликнул Надин. Взял таблички и вместе с Сингамилем покинул "дом табличек".
Было еще светло, и они отправились к дому Надина, расположились во дворе, вблизи домашнего алтаря, где стояло несколько изображений богов. Самым большим глиняным изображением было изваяние Мардука, верховного божества Вавилона.
Под навесом, прикрытый циновками, стоял чан с мокрой глиной. Молодые люди быстро слепили себе таблички, примеряя размер к полученным табличкам, и вскоре сели за работу. Они расположились за довольно большим глиняным столом, который служил семье для трапезы. Надин взял первую попавшуюся табличку и отдал ее Сингамилю.
"Осел плыл по реке; собака не отставала от него и приговаривала: "Когда же он вылезет на берег, чтобы его можно было съесть?"
"Собака пришла на пир, однако, увидев оставшиеся кости, удалилась, сказав себе: "Там, куда я сейчас пойду, для меня найдется больше поживы".
- Я с удовольствием пишу о собаках, - признался Сингамиль. - Забавно! А ты о чем, Надин?
- Я люблю лошадей, хотя их у меня нет и не будет, слишком дорогое удовольствие. Послушай про лошадь. "Сбросив всадника, лошадь сказала: "Если всегда таскать на себе такой груз, можно и обессилеть!" А вот другая поговорка: "Ты потеешь, как лошадь, - это выходит всё, что ты выпил!"
Сингамиль был доволен своим новым занятием. Он тут же, придя к себе на ночлег, написал отцу небольшое письмо, в котором рассказал о том, как хороший друг Надин помог ему получить работу. Она даст ему немножко денег. "Не подумай, отец, что я собираюсь копить серебро для будущей своей жизни, я просто хочу иной раз выпить немного пива на каруме. Бывает так жарко, что горло пересыхает, а вода затхлая, сам знаешь".
На следующий день они снова собрались во дворе Надина и снова с удовольствием переписывали пословицы и поговорки о животных.
Сингамиль со свойственным ему простодушием часто повторял:
- Прекрасные поговорки, писать их одно удовольствие!
- Я рад, что смог тебе доставить такое удовольствие, - отвечал Надин, усердно выводя красивые знаки клинописи.
- А у меня есть друг, Абуни, - вдруг сообщил Сингамиль. - Мы с ним большие друзья, как Гильгамеш и Энкиду.
- Это похвально! - ответил Надин. А сам подумал: "Зазнается... Он вообразил, что подобен великому правителю Урука Гильгамешу. Однако откуда взялся такой зазнайка? Я его проучу. Только сделаю это хитро, как лис. Я не выдам себя. Пусть думает, что он такой, такой..." - Послушай, - сказал Надин, - вот поговорка о муле: "О мул, кто тебя признает - твой отец или твоя мать?"
- Смешная поговорка! - воскликнул Сингамиль. - Однако я устал, пойду, на сегодня хватит!
- Только второй день сидишь за делом, а уже устал, - возмутился Надин. - Раз договорились, надо делом заниматься! Сто пословиц и поговорок пять раз - это все равно, что каждому написать по двести пятьдесят пословиц и поговорок. Посуди сам, сколько надо работать? А ты уже ленишься. Ты ведь хочешь заработать?
- Посижу еще! - согласился Сингамиль.
Он писал очень старательно и потому чувствовал усталость. Ведь переписка законов и табличек с гаданиями отнимала у него много сил. Он знал, что нельзя пропустить и слова, нельзя перепутать строки. Отец за него поручился, надо оправдать надежды. Зато потом, когда он вернется домой, все знакомые люди будут с уважением здороваться с ним. Каждый подумает: "Каков сын Игмилсина!"
Прошло десять дней.
- В Эриду есть дом музыки? - спросил как-то Сингамиль, записывая поговорку: "Весь Эриду процветает, но обезьяна из "большого дома музыки" роется в отбросах".
- Я думаю, что в Эриду не кормят обезьян, - ответил Надин. - Знаешь ли ты забавную песенку про эту обезьяну?
Ур - превосходный город бога Нанны,
Эриду - процветающий город бога Энки,
Но я сижу за дверьми "большого дома музыки",
Я должна питаться отбросами, - не дай бог от этого умереть!
Мне не достается ни крошки хлеба, мне не достается ни капли пива,
Пришли мне гонца (с посылкой), да поскорее!
Ты понял, Сингамиль, - это письмо к матери обезьяны. Бедняга просит спасения. Как тебе живется в чужом городе, Сингамиль, ты не просишь помощи у отца?
- Ты сравниваешь меня с обезьяной? - Сингамиль вскочил, отбросив тростниковую палочку и уронив влажную табличку. - И почему я должен просить помощи у отца, когда хранитель царских табличек Нанни дал мне с собой тридцать сиклей серебра. У меня все есть, и я всем доволен.
- Почему же ты пожелал подработать на переписке табличек? - Надин уже разговаривал не как друг, а как ведущий следствие.
- "Почему? Почему"? - горячился Сингамиль. - Да потому, что захотел купить подарок моей матушке Уммаки. Она добрая женщина. Она любит меня больше всех на свете. Вот и потому!
- Молодой человек покупает подарок матушке! - рассмеялся Надин. - А я-то думал, что ты хочешь гулять на каруме и пить пиво в кабаке. Не говори жалких слов про подарки. Я знаю, для чего молодой человек желает подрабатывать...
"Об этом я писал отцу, - подумал Сингамиль. - Не стану же я признаваться, что коплю на подарок матушке".
- А я хотел бы узнать, для чего ты стал меня дразнить? - Сингамиль впервые в жизни столкнулся с человеком, желающим его унизить, но не придумавшим должного повода. - Ты сам пригласил меня в "дом табличек" своего отца. Твой отец - хороший учитель, пожелал дать своим ученикам таблички с поговорками о животных. Я подумал, что это очень хороший учитель. Мне не давали этих поговорок, когда я учился. Я с радостью взялся за дело, хотя, могу признаться, уставал от целого дня работы в хранилище табличек. Я уже в пятнадцатый раз прихожу в твой дом и тружусь. Зачем ты говоришь мне глупости?
- Я говорю глупости? - разъярился Надин. - Ты оскорбляешь меня в моем доме! Вот как!..
Надин не успел досказать свою мысль, как Сингамиль вскочил, швырнул написанные им таблички и убежал.
- Неблагодарный! - кричал ему вслед Надин.
С этого дня началась ссора между двумя молодыми писцами, которые сидели рядом и вели записи, порученные им важными чиновниками. Приходя утром в хранилище табличек, обиженный Сингамиль не приветствовал больше Надина. А Надин сидел надутый как индюк и придумывал, как бы отомстить Сингамилю. Таблички с поговорками и пословицами о животных Надин отдал отцу, получил за них оплату, но Сингамилю ничего не дал. Он был доволен исходом своей затеи. Ему хотелось получить побольше серебра, он получил. А Сингамиль его теперь занимал только тем, что мог доставить возможность позабавиться. Надин с малых лет отличался хитростью и жестокостью. Он, единственный в школе отца, проявил жестокость в отношении домашней собачки. Он крепко привязал к ее хвосту большую вязанку хвороста и забавлялся тем, как собака лаяла, визжала, пыталась освободиться от немыслимой тяжести. Он смотрел на нее и радовался тому, что бедное животное обливается слезами. Мальчишки, которым это не показалось смешным, поглядев на скверную забаву, бросились к собачке, чтобы освободить ее, но Надин разгонял их розгами.
Выйдя из возраста ученика, Надин, став переписчиком для школы своего отца, нередко находил себе такие же жестокие и злобные забавы. Он мог избить крошечного мальчугана, не пожелавшего выполнить его поручения. Он мог растоптать маленький огород соседа, а потом выражать ему сочувствие, сделав вид, что ему неизвестно, как это случилось. Отец, занятый своими учениками с рассвета до заката, ничего не замечал за своим сыном. Он считал его человеком честным и порядочным. Он замечал, что сын бывает чрезмерно оживлен, когда возвращается после прогулки по набережной, но не придавал этому значения. А Надин все больше привыкал к крепкому пиву и так приучил себя к питью, что и дня не мог обойтись без кружки хмельного напитка.
Серебро, полученное у отца за переписку пословиц и поговорок, вскоре иссякло. Надин призадумался над тем, как ему раздобыть еще немного серебра, чтобы покупать себе вдоволь пива. Он помнил о том, что Сингамиль получил тридцать сиклей серебра, отправляясь в Вавилон. "Сингамиль истратил не больше десяти сиклей, - думал Надин, - остальное хранит для прожитья. Я ни разу не видел его у пивовара. Обходится, скряга. Не плохо было бы получить у него кое-что в долг, что ли? Но как это сделать?"
Сингамиль жил на крыше небольшой лачужки, которая принадлежала рабу из Элама. Сидя рядом в хранилище табличек и ведя беседу в свободное время, Сингамиль подружился с эламитом и охотно принял его приглашение ночевать на крыше его дома. Свои деньги Сингамиль хранил за поясом своей повязки. Оставить их было негде, а доверить некому. Расходовал свои сикли Сингамиль очень осторожно. Он точно не знал, сколько времени потребуется на переписку законов, боялся, что останется нищим в чужой стране. После ссоры с Надином Сингамиль еще больше привязался к эламиту, который отличался приветливостью и доверчивостью.
Как-то эламит пригласил Сингамиля пойти к реке искупаться. Они хорошо поплавали, поплескались и решили ходить на реку каждый свободный вечер. Надин встретил их после купания и очень приветливо раскланялся. Он похлопал Сингамиля по плечу и сказал, что не стоит ссориться из-за пустяков, и предложил вместе ходить на купание. Эламит был польщен предложением Надина. Прежде ему никогда не случалось общаться с Надином как с равным. Они условились пойти уже на следующий день.
Берег был пуст, и каждый из них выбрал себе укромное место, где можно было оставить повязку и голышом прыгнуть в воду.
Они долго плескались и веселились. Сингамиль совсем забыл свою обиду, а эламит просто сиял от радости, что приобрел друзей - свободных людей Вавилона. Он видел в городе тысячи рабов. Почти все они ходили с колодками и имели знак рабства на лбу. У него тоже был знак рабства, прикрытый маленькой войлочной шапочкой, но он был искусным писцом, и обращались с ним хорошо.
"Мне выпало великое счастье, - думал Гамиль-Адад. - Сколько несчастных рабов таскают кирпичи, копают землю, воздвигают храмы до небес. В тяжких трудах они добывают себе хлеб, а дети их умирают от голода. Меня кормят и раз в году дают кусок шерсти для повязки. Разве это не счастье?"
Они вышли на берег. И тут Надин предложил поплыть наперегонки.
- Кто уплывет быстрее и дальше, тот получит в награду кружку пива. Отец дал мне кое-что на угощение.
- Я думаю, отец уплатил тебе за таблички с поговорками и пословицами о животных, - сказал Сингамиль и посмотрел в глаза Надина, не смутится ли он.
Но Надин рассмеялся и сказал то, что давно уже придумал: наше писание не принято, слишком поспешно мы писали. Отцу не понравилось. Да что об этом говорить, подумаешь, выучили на память поговорки, которые всегда могут пригодиться писцу! Если хотите пива, то бросайтесь в воду!
Сингамилю очень хотелось помириться с Надином, слишком тоскливо было одному. Эламит был славным и добрым человеком, но он был рабом, об этом не следовало забывать.
- Поплывем, - предложил Сингамиль и вместе с Гамиль-Ададом бросился в воду.
Они поплыли и быстро отдалялись от берега. А тем временем Надин взял повязку Сингамиля, вытащил оттуда серебро, положил к себе за пояс и уселся на другом конце берега. Увидев, что эламит опередил Сингамиля, он радостно закричал:
- Возвращайтесь, я жду вас! Гамиль-Адад победитель!
Они вернулись, быстро собрались и пошли в гавань выпить пива, обещанного Надином.
Гамиль-Адад был в восторге от щедрости Надина. Сингамиль удивился, когда и ему было предложено пиво, хотя обещано оно было только победителю. Они расстались с Надином в добром настроении. Сингамиль пообещал сделать угощение друзьям, когда закончит переписывание табличек и соберется в обратный путь. Он был уверен, что при его строгих расчетах, когда он не позволяет себе и лишней лепешки, у него останутся сикли. Возможно, даже на подарок матери. А для подарка он приглядел бронзовое зеркальце, украшенное незатейливой резьбой.