- Доволен ли ты урожаем, Хайбани? - спрашивал Шига, обходя ячменное поле, радующее глаз тучными колосьями.
   - Я молился богине Нинкилим, я приносил жертвы богине зерна Ашнан. Как мы трудились! Как мы старались! Какие жертвы приносили! Сам ты имел поле, знаешь труд землепашца. Трое моих рабов были очень усердны. Волов я кормил сверх всякой меры, только бы делали свое дело. Когда повязали им копыта, чтобы сровнять поле, они так старательно топтали, что и молотка не понадобилось разбивать комья. Поле было ровное, гладкое, земля досыта пропиталась влагой. Вот и золотится веселое поле. Слышишь, колосья звенят, тяжелые, полные доброго зерна.
   Хайбани с гордостью простер руки к полю, словно обнимая его.
   - Земля наша кормилица, щедрая земля!
   - Я принес тебе задаток, - сказал Шига. - Как условились, одну мину серебра, остальное отдам, когда заберу зерно. Как только снимешь урожай, поторопись, приступай к молотьбе. Смотри, не давай ячменю склониться под собственной тяжестью, жалко и зернышко потерять.
   - Я не допущу потерь. Знаешь мое правило? Я хорошо кормлю жнеца, вязальщика и раба, который складывает снопы. Я знаю, от них многое зависит, чтобы сполна собрать зерно. Однако я собирался получить у тебя всю оплату вперед. Ведь я говорил тебе, что должен купить вола. Дай сразу две мины серебра, ты выручишь меня и первый получишь зерно моего урожая. Ведь не один ты, Шига, покупаешь у меня ячмень. Но к тебе у меня душа лежит. Не откажи, помоги мне.
   Они долго спорили, Шига согласился, зная, что через несколько дней уже получит свежее зерно и продаст его своим постоянным покупателям. Они пригласили в свидетели соседа Гублатума и трех других землепашцев, владеющих соседними участками. Шига поручил сыну Абуни приготовить долговую табличку, потребовал от Хайбани сделать отпечатки ногтей и отдал ему две мины серебра.
   Может быть, Шига и не стал бы так торопиться с получением зерна, но он обещал две корчаги хозяину "дома табличек" в уплату за целый год обучения Абуни. Мысль о том, что сын его будет грамотным и, может быть, станет служить в храме или во дворце правителя, заставляла бедного продавца зерна рисковать всем своим достоянием. Шига уже много лет покупал зерно у Хайбани, но никогда еще он не отдавал ему вперед так много серебра. В сущности, это стоимость зерна, которое он будет продавать до следующего урожая. Да и серебро взято в долг у Эйянацира. "Я поверил Хайбани, отдал чужое серебро взамен за эту табличку должника, а в следующий раз он поверит мне и поможет в трудную минуту", - говорил сам себе Шига, пряча табличку с отпечатками ногтей Хайбани в свой деревянный сундучок - самую большую драгоценность в его доме. Дерево было слишком дорого, и все предметы в его доме были сделаны из камыша: циновки, табуретки, корзины для хранения овощей. Деревянной была только дверь, полученная им в наследство от отца. Он перенес ее в свой дом, когда совсем разрушился старый дом его родителей.
   Покупая зерно у Шиги, Игмилсин спросил, скоро ли будет у него в продаже ячмень нового урожая и каков урожай у Хайбани.
   - Настолько хорош урожай, такое полноценное зерно, что я не утерпел и отдал ему вперед две мины серебра, - отвечал Шига. Он сказал и вдруг почувствовал, что тревожно у него на сердце.
   - У тебя было столько серебра в сундучке? - удивился Игмилсин, зная бедность своего соседа. Ведь Абуни был старшим, а за ним еще шестеро малышей - три девочки и три мальчика. Не легко всех прокормить. Игмилсин удивлялся тому, что бедный Шига все же умудрялся платить за сына в "доме табличек".
   - Пусто у меня в сундуке, - сказал с горечью Шига. - Не подумай, что я стал богаче. Я занял деньги у Эйянацира. А когда продам зерно нового урожая да еще получу от должников за зерно прошлого урожая, тогда и расплачусь. На этот раз у меня оказалось много должников. Ювелир, горшечник, хлебопек и оружейник - все задолжали, не спешат расплатиться. Однако они не получат зерно нового урожая, пока не вернут мне свои долги. Вот и расплачусь с Эйянациром. Я не люблю брать у него займов, он жаден и требует непомерного вознаграждения.
   - Будто я не знаю Эйянацира, - усмехнулся Игмилсин. - Весь Ур знает его умение копить и наживать добро. Но вот удивительно. Его жена, имея полное обеспечение и рабынь для услуг, не стала сидеть без дела. Она открыла ткацкую. Все ее рабыни, служанки и дочери сидят за пряжей, расчесывают шерсть, прядут, ткут и вышивают. Даже научились делать бахрому, а это дает им большую прибыль.
   - Боги дали Эйянациру великое умение делать полезные вещи, - сказал Шига, - вот он и копит богатство. Ведь он один на весь Ур научился превращать медь в слитки бронзы, а бронза нужна для главного военачальника, у него есть искусные мастера делать оружие. Рим-Син никого не боится, он знает, что оружие у него прекрасное. И все это Эйянацир.
   Шига вздохнул, снова подумал о своей оплошности, что не надо было отдавать деньги вперед за зерно. Не надо было брать в долг у богатого Эйянацира.
   Абуни был старшим и самым любимым в семье. Первенец был всегда здоровым и смышленым. Его мать, Нурамтум, часто вспоминала, как легко было с ним, когда он был маленьким. Никаких хлопот. Даже редко плакал. А теперь, когда у нее еще шестеро, хлопот хватает на все дни и даже ночи. Сколько надо циновок сплести для спанья! Сколько зерна перемолоть в своей ступе, чтобы всех накормить ячменной похлебкой, сколько надо перетащить охапок тростника, чтобы разжечь очаг и приготовить пищу для большой семьи. Сейчас их семеро, а могло быть и десятеро. Богиня Нинхурсаг - великая богиня-мать - забрала троих.
   Шига застал сына у хлева, где была свалена глина. Абуни старательно лепил таблички на завтрашний день. После долгих дней скорби, когда весь Ур был погружен в траур, настало время заниматься своими делами. Завтра предстояло идти в "дом табличек" и, сидя рядом с Сингамилем, внимательно слушать уммиа, аккуратно писать на табличке и все запоминать. Они условились учиться хорошо, чтобы суметь прочесть множество строк старинного сказания. Они еще не знали, удастся ли им раздобыть таблички, где записана история Гильгамеша. Но Сингамиль уверял, что уговорит отца принести домой эти прекрасные таблички, разумеется, в награду за похвалы учителя. А дождаться этих похвал очень трудно.
   - Старайся, Абуни, - сказал Шига. - Напиши домашнее задание, потом будет некогда, получим зерно и настанет горячая пора развозить его по домам наших покупателей. Настанет время собрать долги и расплачиваться с Эйянациром. А сейчас не задерживайся, ступай к царскому вознице, узнай, куда девался наш ослик. Натворил ты глупостей, теперь расхлебывай. Чтобы сегодня же ослик был в этом хлеву! Я-то думал, что учение прибавит тебе ума, но этого не случилось. И как ты мог сотворить такое - примазался к царским возницам со своим белым осликом да еще захотел посмотреть сокровища усыпальницы. Как вспомню твои проделки, так волосы дыбом поднимаются! Теперь я вижу, что мой Абуни дурак дураком!
   - Я не один задумал это, мы вместе с Сингамилем хотели пробраться в царскую усыпальницу. Мы хотели все увидеть и тебе рассказать. У меня вся спина в побоях, за что?
   - Ах, ты не знаешь, за что получил побои? Ты, видно, ничего не понимаешь и не видишь. Тебе бы ходить за плугом и мотыжить землю нашего маленького поля. Я его продал, а все, что получил за него, тратил на "дом табличек". Много ли ты знаешь бедных мальчиков, которые учатся в "доме табличек"? Только богатым туда дорога. Тебе бы таскать тростник для очага, а ты сидишь там с табличками да еще ленишься, а мать надрывается, таскает сухие стебли, сама ходит в колючие заросли. Ступай, сейчас же приведи нашего ослика!
   Абуни слушал отца молча, не подымая головы, старательно вымешивая глину. Он страшился расспросов отца. Он не знал, как ему ответить.
   - Ты что молчишь, бездельник! Или снова досталось тебе от "владеющего хлыстом" в "доме табличек"? Разве сегодня учились?
   - Сегодня меня не били. Уммиа отпустил нас. А потом было плохо...
   - Что значит "плохо"? Где плохо? Отвечай, пока не получил тумака!
   - Когда мы шли из "дома табличек", я попросил Сингамиля вместе со мной пойти к царскому вознице, который вел упряжку с белым быком. Мой ослик шел рядом, когда он вез дары в усыпальницу. Мы пошли, я хотел узнать, куда девался мой белый ослик?
   - И что же ты узнал?
   - Страшное узнал! Плачет жена возницы, плачут малые дети. Не вернулся домой возница. Остался в могиле возница.
   - Как так остался? Глупости говоришь, дурачина!
   - Жена возницы все узнала. Она обошла дома служанок и воинов, которые проводили в последний путь Нин-даду. Она обошла дома всех возчиков, которые вместе с ее мужем удостоились чести везти священные дары. Никто из них не вернулся домой. Остались в могиле рабыни, остались юные жрицы. Все, кто спустился в глубокую яму, где стоял котел с поминальным напитком. Как ты думаешь, отец, их живыми закопали? Почему они не вернулись?
   - Ты лучше подумай о том, что и сам мог остаться с ними, глупая, дурная голова! Ты мог погибнуть, а вместе с тобой могли погибнуть все мои надежды. Я учил тебя, чтобы вырастить достойного человека, знатного и богатого, а ты полез в могилу...
   - Хорошо, что ты успел меня вытащить из толпы. - Абуни улыбался, и это вывело из терпения Шигу.
   - Получай за все: за ослика, за твои выдумки, за все...
   Он стал его колотить с такой силой, что крики Абуни разнеслись по всей улице. Нурамтум не смела вмешиваться в дела мужчин, но слезы душили ее, страх мучил бедную женщину. Она подслушивала разговор мужчин и была в ужасе от того, что узнала.
   - Ты мог уйти в страну, откуда нет возврата, понимаешь ли ты это? кричал Шига.
   Сбежались соседи, стали расспрашивать, и все с удивлением узнали о гибели многих людей, которых жрецы завлекли в царскую усыпальницу и напоили ядовитым зельем.
   - Запомни на всю жизнь, - кричал Шига, - там, где власть царей, там, где власть жрецов, там - великие тайны! Не лезь туда, где тебе не положено быть. Тебя сберегла наша добрая богиня. Я никогда ее не называю по имени, но всегда чту и приношу ей дары. Вот она и сберегла тебя, Абуни.
   Шига устал от криков и от воплей сына. Его остановил возглас гончара: "Убьет мальчишку!" Шига и сам подумал, что может забить до смерти своего Абуни. Он оставил его в хлеву и пошел в дом, чтобы попросить у доброй богини благополучия, поблагодарить за спасение сына, за то, что Абуни уцелел, а погиб только ослик. Но как жалко молодых женщин, воинов и возчиков! Как жестоки боги!
   Нурамтум, обливаясь слезами, обмывала раны Абуни, утешала его и поила молоком.
   - Ты будешь здоровым, сынок, ты будешь счастливым, - говорила она тихо, чтобы не услышал Шига. Она знала, что сейчас ее забота о сыне может рассердить мужа. - Мальчику одиннадцать лет, скоро будет двенадцать. Он еще мало жил на свете, откуда ему знать, что хорошо, что плохо? - шептала Нурамтум. - Не плачь, сынок.
   * * *
   Сингамиль, расставшись с Абуни у дома царского возчика, не решался идти домой. Он знал, что отец непременно отколотит его, когда узнает о том, что произошло в усыпальнице великой жрицы. Мысль о том, что он, Сингамиль, мог быть среди погибших, а может быть заживо похороненных, потрясла его. Если бы не отец, не было бы на свете Сингамиля. Но он не скажет об этом отцу. Пусть отец узнает это от соседа. Невозможно самому признаться в своей глупости и снова дать повод для колотушек.
   Сингамиль пошел к колючим кустарникам, чтобы принести хворост для очага. Он редко это делал, а сейчас решил, что лучше не попадаться на глаза отцу. А еще захотелось помочь матери, которая умела его пожалеть. "Пусть знает, что у нее есть помощник", - решил Сингамиль.
   Уже вечерело, когда к очагу Уммаки была положена большая вязанка хвороста. Мать глазам своим не поверила.
   - Сынок, - воскликнула она, - у тебя доброе сердце! Как ты узнал, что я нездорова и нет у меня сил ходить в колючий кустарник. Ты много принес топлива, я теперь несколько дней не буду тратить времени на это трудное дело, самое нелюбимое. Я готова до полуночи стряпать, плести циновки, заниматься шитьем, но самое трудное для меня - добыча хвороста.
   - Я буду приносить, - пробормотал Сингамиль.
   Он поспешил на крышу дома, где лежала его циновка и где он спал. Это было лучшее место для размышлений обо всем непонятном и загадочном. Отец, видимо, еще не слышал о великой тайне, которая обсуждалась в каждом доме Ура. Он был занят составлением контрактов на торговые сделки богатых купцов Ура. В доме было тихо, никто не кричал, никто не бранился. Сингамиль уснул на тростниковой крыше.
   Друг мой, которого так любил я,
   С которым мы все труды делили,
   Сингамиль, друг мой, которого так любил я...
   "Кто говорит эти жалостливые слова? Неужто Абуни? Да, мой друг Абуни плачет надо мной. Слезы льет потоком, ломает руки, царапает лицо. Почему он плачет? Он меня оплакивает? Да, оплакивает мою гибель в усыпальнице Нин-дады".
   - Я погиб! - крикнул Сингамиль и проснулся.
   Он не сразу понял, где находится. Вокруг свистел горячий ветер, несший тучи песка. Все кругом кружилось, вертелось в полутьме. В воздухе носились куски полотна, вчера повешенного матерью для просушки, камышовый хлев был полностью разрушен, по земле катились корзины, связки фиников висевшие под крышей, невозможно было понять, что творится.
   Держась за дверной проем, Уммаки звала Сингамиля, и голос ее сливался с завыванием горячего ветра. Мигом спрыгнув на землю, Сингамиль стал подбирать вещи, но их выносило из дома, будто чья-то рука хватала все подряд. Отчаянно мычала корова, привязанная к бронзовому крючку, вделанному в глиняную стену хлева. Камышовая часть строения, крыша, двери из циновок - все унесло ветром. Отец с великим трудом втащил в дом деревянную дверь, боясь, что и она будет унесена ветром.
   Ветер носился по городу, подобно чудовищу. Он разрушал все, что было на пути. Уносил все, что можно было унести, словно собирался перетащить Ур в самое пекло пустыни. С криком и плачем метались люди вокруг своих жилищ, стараясь сберечь что-либо. Хайбани и вся его семья бежали к полю, пытаясь прикрыть глаза от кружившегося в воздухе горячего песка. То, что они увидели, потрясло их. Полные зерен колосья повалились. Созревший ячмень сломало, смяло и смешало с песком.
   - Все погибло, все пропало! - кричал Хайбани.
   С рыданиями бросились на землю дети. Жена Хайбани, пытаясь собрать зернышки с земли, то и дело валилась с ног.
   - Как я усердно мотыжила! Как разбивала комья земли тяжелым молотком, выравнивала поле и боронила! Все силы остались на этом поле. Как теперь жить? Чем кормить детей?
   - Беги домой, - кричал Хайбани, - надо спасти скот! Если убегут, ослепленные песком волы, если затеряются овцы, что еще будет?
   Дети Хайбани ползали по полю, пытаясь собрать полные зерен колосья. А Хайбани как безумный повторял:
   - Какое зерно погибло! Какое сокровище погибло!
   Долго еще мычали коровы, блеяли овцы, плакали дети. И над этим хаосом завывал ветер. Не осталось дома, в котором сохранилась бы камышовая крыша. Не осталось ни одного легкого тростникового строения. Поля с созревшим зерном были разорены. Когда ветер утих, люди Ура поняли, что их ждет голод.
   Жена Хайбани вместе с детьми притащила на свое поле глиняные корчаги, и все они стали горстями собирать по зернышку то, что осталось на поле среди сломанных и полегших колосьев.
   Уже на следующий день Шига потребовал у Хайбани две мины серебра, отданные за ячмень нового урожая.
   - Я принес тебе таблички с отпечатками твоих ногтей, верни мне мое серебро, ведь деньги эти взяты у Эйянацира, а вернуть мне нечего. Нечем мне торговать, не могу получить долгов, все стали нищими. Как будем жить? - говорил Шига, протягивая Хайбани глиняные таблички.
   - Я отдал деньги за волов, уплатил за зернохранилище, которое разнесло ветром, ничего у меня не осталось, - жаловался Хайбани. - Чем я могу расплатиться, когда погибло мое прекрасное поле? Если не умрем голодной смертью, я отдам тебе весь новый урожай, но когда это будет? В моем доме полно голодных ртов, а запасов нет. Ведь я ждал зерно хорошего урожая и отдавал в долг то, что у меня было. Что делать, Шига? Плохо нам. Пропадут люди Ура! - Хайбани плакал, клялся богами, что все вернет, когда созреет новый урожай.
   - Что я наделал? - закричал Шига. - Зачем я отдал тебе вперед все серебро? Чем я буду платить Эйянациру? Ведь он не станет ждать. Милостивая богиня, что мне делать? Я погиб! Он заберет в рабство моего Абуни. Я посылал Абуни в "дом табличек", я учил его, чтобы сделать писцом, грамотным и знатным человеком, а теперь он станет рабом Эйянацира. Лучше мне было умереть, чем дожить до такой беды!
   Весь Ур всполошился. Богатые поспешили в Дильмун, чтобы закупить зерно, бедные люди бродили по разоренным полям, собирая горсти зерна. Владеющие рощами финиковых пальм считались самыми счастливыми. Кое-кто из них продавал финики по цене, во много раз превышающей прежнюю цену. Игмилсин поспешил к жрецу Нанни в надежде получить достойную оплату за таблички сказания о Гильгамеше. Он собирался просить побольше зерна, масло кунжутное было у него в запасе. Однако Нанни дал ему зерна совсем немного, предложил фиников и несколько вязанок соломы, чтобы подкармливать корову.
   - Как я ничтожен! - промолвил Игмилсин, забирая жалкую подачку. Припасы царского дома так велики, что могли бы прокормить весь город, а меня обманули! Ты даешь мне самую малость, Нанни! Я так старался.
   Нанни ничего не ответил, только презрительно посмотрел на своего писца глубоко сидящими злыми глазами. На этот раз глаза Нанни не таили тайны, они открыто выражали его гнев. Ничтожный писец осмелился осуждать царского библиотекаря. Ничтожный писец забыл, что его благополучие зависит от Нанни. Захочет - даст работу, не захочет - выгонит. "Он знает, что не выгоню, - подумал Нанни. - Он грамотен и умен".
   Целыми днями Шига бродил по закоулкам окраины Ура, где жили бедные люди, задолжавшие ему за зерно прошлого урожая. Каждый из них пострадал от злого ветра пустыни. Каждый был озабочен, не зная, как прокормить семью. Только гончар и оружейник смогли с ним расплатиться. Но этого было мало. Страх перед Эйянациром лишил его покоя. Вся семья Шиги с тревогой ждала, что скажет богатый купец.
   Абуни, сидя рядом с Сингамилем в "доме табличек", то и дело откладывал свою тростниковую палочку и принимался рассказывать другу о беде, постигшей дом Шиги. Не успевал он сказать нескольких слов, как тут же возникал "владеющий хлыстом" и больно обжигал спину мальчика. Корчась от боли, Абуни принимался писать на своей примятой глиняной табличке. Сингамиль, видя, как озабочен его друг, зная, что примятая табличка будет брошена на землю и последуют удары хлыста, тихонько подсовывал Абуни новую табличку, где старательно были выведены первые строки, заданные уммиа. На этот раз Абуни избежал нового наказания. Сингамиль был счастлив, он доказал свою дружбу, помог бедному Абуни в трудную минуту.
   По дороге домой они долго обсуждали несчастье, постигшее дом Шиги. Абуни знал, что может стать рабом Эйянацира, и очень горевал. Сингамиль старался утешить друга.
   - Скажи мне, - спрашивал он Абуни, сумеешь ты написать долговое обязательство на глиняной табличке?
   - Сумею, - ответил Абуни. - Помнишь, мы писали под диктовку уммиа.
   - А сумеешь ты написать письмо должнику Эйянацира?
   - Вот этого не знаю. Боюсь, что не смогу.
   - Я тебе помогу! - воскликнул Сингамиль. - Я буду диктовать тебе долговые письма, а потом попрошу отца проверить - хорошо ли написано. Пока ты еще дома, мы тебя научим. Ты не пропадешь, Абуни. Грамотного мальчишку Эйянацир может взять с собой в Дильмун. А Дильмун - это блаженная страна. Я про это читал. Ты будешь у купца вроде переписчика, он не станет гонять тебя на копку канала или таскание тяжестей. У тебя будет занятие, как в "доме табличек".
   Сингамиль весело рассмеялся, а Абуни призадумался, стараясь себе представить жизнь в чужом доме в качестве переписчика. Бывало, что уммиа даже хвалил его за усердное письмо, но чаще его хлестали по спине. Кто же поправит ему ошибки? А если хозяин узнает про ошибки, то может избить сильнее "владеющего хлыстом". От этих мыслей становилось так горько, так печально, что мальчик, не сдерживая слез, всхлипывал.
   - Не плачь, - утешал его Сингамиль. - Помни, Гильгамеш никогда бы не оставил в беде своего друга Энкиду. И я не оставлю тебя в беде. Пойдем ко мне, мы спрячемся в хлеву и станем писать долговые таблички. Я поищу у отца испорченную табличку, мы станем ее переписывать. Не подумай, что она написана неграмотно, просто где-то неровная строка. Все будет хорошо, Абуни!
   - Я согласен. Пойду помолюсь нашей доброй богине, пусть еще подождет злобный Эйянацир, пусть даст мне дни для учения. Я буду очень стараться. Знаешь, Сингамиль, я придумал для своего спасения хорошую вещь. Ты мне поможешь, я знаю, ты не откажешь. Мы напишем несколько табличек долговых в виде письма должнику, в виде брачного контракта. Ты покажешь их отцу, мы исправим ошибки, потом я перепишу начисто и буду хранить. Если злобный Эйянацир не захочет подождать выплаты долга, если он уведет меня в рабство, я буду ему переписчиком. Ты прав, Сингамиль. Я должен стать переписчиком. Скоро мне исполнится двенадцать лет. Разве это мало для переписчика?
   - Вот и хорошо, я жду тебя в хлеву, - сказал Сингамиль и поспешил домой, чтобы скорее раздобыть нужную табличку.
   ЗАБОТЫ ПРАВИТЕЛЯ
   Смерть Нин-дады потрясла старого Рим-Сина.
   - Как это случилось? - спрашивал он Имликума. - Верховный жрец должен знать, почему от нас отвернулся наш бог Нанна? Может быть, мы ему плохо служили? Может быть, не воздавали должного - пожалели серебра и золота на украшения храма? Ты все должен знать, Имликум!
   - Нанна не оставил нас, - пробормотал Имликум, - стараясь собраться с мыслями и дать достойный ответ великому правителю Аарсы. - Нин-дада была очень заботлива, бог был доволен. Во всех несчастьях виноват Урсин. Он не сумел добыть редкостные целебные травы для исцеления царской дочери, а признаться побоялся. Когда увидел, что бедняжка в опасности, посчитал, что лучше всего бежать. Но куда он бежал, ума не приложу.
   - Пошли людей на поиски злодея в Аагаш, в Ниппур, в Дильмун! закричал в гневе Рим-Син, вскочил со своего позолоченного кресла и забегал по комнате. - Как ты не подумал, что мошенник, обманщик, наш враг мог сбежать на попутном корабле. Отправь толкового человека в гавань, пусть проверит каждое судно, пусть опросит каждого гребца. Корабельщик может скрыть истину, побоится, что узнают, как он способствовал бегству врага царского дома. Гнев мой велик! Когда Урсин будет найден, я пожелаю стоять у священной ограды, у места казни. Я не успокоюсь, пока не увижу голову Урсина, покатившуюся по пыльной дороге.
   - Он будет найден, - пообещал Имликум. - Сегодня же глашатаи царского дома сообщат людям Ура о большой награде тому, кто найдет Урсина.
   Имликум умолк. Он еще не решил, рассказать ли господину о тех ужасных бедах, которые постигли Ур после смерти великой жрицы. Его тревожили горестные вопли земледельцев, которые потеряли свое достояние и остались без зерна. Жрец подумал и сказал:
   - Велика твоя печаль, мой господин, только жизнь Ура не может остановиться. Ты должен сказать свое слово. Люди Ура бедствуют. Их ждет страшный голод. Запасы дворца велики, но мы не станем разорять царский дом. Мы хотим обратиться к царской казне. Скажи свое слово, и казначей выдаст серебро для закупки зерна в соседних царствах.
   - Надо узнать, много ли серебра в царской казне, - ответил Рим-Син.
   Имликум увидел недовольство на лице царя и растревожился. Последние дни он заметил, как часто подвержен гневу его господин. Он услышал много упреков и угроз. Однако было необходимо что-то сделать для людей, оставшихся без хлеба. Их много. Они могут повторить восстание, совершенное их далекими предками, людьми прежних времен. Тогда случилось небывалое. Жители Лагаша свергли своего правителя. Они потребовали разогнать царедворцев, которые занимались поборами, грабили бедный люд, требуя непомерные налоги. Они избрали себе нового правителя из другого рода, Урукагина, который пообещал восстановить законность. Люди Лагаша тогда добились желаемого. Они кричали на улицах: "Амарги! Амарги!"* Это слово очень любят простолюдины. Но оно опасно для правителей. Правители не любят, когда простолюдины употребляют это слово.
   _______________
   * А м а р г и - возвращение к начальному состоянию. Отмена долгов и налогов.
   - Почему люди Ура бедствуют? - спросил Рим-Син.
   - Великий господин, хочу рассказать тебе о несчастье, которое постигло людей Ура. В твоем дворце, где толстые стены предохраняют от солнца, от горячего ветра, от наводнения, когда злится священный Евфрат, не было слышно завывания злого ветра пустыни, который ворвался в Ур и понесся по полям земледельцев. Они вырастили богатый урожай и должны были приступить к жатве. Вихри горячего песка смешали зерно с землей, повалили тучные колосья, разорили дома и овчарни. Погибло много овец. Без пищи остались люди, нечего давать скоту. Мы должны помочь людям, так велит нам великий Уту, блюститель справедливости. Я прошелся по улицам Ура, увидел разоренные жилища без крыш, поваленные скотные дворы и толпы людей, которые с воплями и плачем обращаются к богам, выпрашивают спасение.
   - Тебе ли не знать о том, что у каждого человека своя судьба, отвечал хмуро Рим-Син. - У меня сейчас горестная судьба. Я потерял дочь. У людей Ура своя судьба - потеря достояния, а главное - хлеба. Шумерская пословица говорит: "Следуй своей судьбе". Мудрые люди придумали эту пословицу, они на себе испытали силу судьбы. Однако я поговорю с хранителем сокровищ, узнаю, есть ли у него в достаточном количестве серебряных сиклей. Я велю тогда дать кое-что для закупки зерна в Лагаше.