Абуни остановился в изумлении, и слезы потоком полились по его худому смуглому лицу.
- Ты мне это сказал, за что же меня наказывать?
- Ты мой друг, я поведал тебе великую тайну, а ты кричишь на всю улицу. Я о тебе беспокоюсь, - ответил Сингамиль.
РИМ-СИН ТРЕВОЖИТСЯ
Верховный жрец храма Уту Имликум пользовался большим доверием великого правителя Ларсы. Уже много лет царь считал его самым мудрым человеком Ура и потому всегда прислушивался к его советам. Имликум оберегал царя от дурного глаза, от болезней и злой магии, от дурных вестей и опасных встреч с людьми, недостойными внимания великого господина. Жрец Имликум присутствовал при всех жертвоприношениях и гаданиях, которые должны были помочь правильному решению. Идти ли войной на соседний город? Ждать ли нашествия голодных кочевников? Верить ли в дружбу с Хаммурапи? Говорят, он умен и коварен?
Рим-Син был уверен, что ни один жрец в Уре не знает такого количества сказаний, гимнов богам и плачей. Никто лучше Имликума не может подсказать правильного решения при судебном разбирательстве.
Плач у священной стены храма Нанна людей Ура встревожил верховного жреца. И хотя лекарь Урсин, которого он видел этим утром, успокоил и обещал быстрое выздоровление великой жрицы, Имликума не покидала тревога.
Прежде чем пойти к Рим-Сину, чтобы обнадежить его и пообещать, что Нин-дада скоро выздоровеет, Имликум решил позаботиться о смене шкуры черного быка на медном тимпане заклинателя. Он был уверен в том, что обновленный тимпан в руках искусного заклинателя поможет исцелению великой жрицы.
В священнодействии участвовали великие заклинатели и жрецы. Имликум прибыл вовремя. В святилище при храме привели черного быка. Человек с бронзовым топором в руках изловчился и одним ударом сразил могучего быка. Служители храма быстро освежевали священное животное, извлекли сердце и сожгли его. Заклинатель, стоя у туши, оплакивал быка и, обращаясь к собравшимся, говорил: "Боги совершили это, а не я". После сказанного жрецы обработали шкуру и натянули ее на медный тимпан. Теперь тимпан был готов для заклинаний и мог способствовать исцелению Нин-дады. Он отгонял злых духов и призывал к людям Ура добрых духов. Медный тимпан умел разговаривать с богами-покровителями.
Конец дня завершился торжественным шествием с тушей быка на носилках. После ее захоронения Имликум поспешил во дворец с доброй вестью: заклинатель духов приступит к священнодействию и спасет великую жрицу.
Рим-Син был хмур и суров. Болезнь дочери встревожила его. Он потребовал, чтобы верховный жрец сопровождал его во дворец Нин-дады.
- Позволь мне ответить тебе, величайший из правителей, - обратился к повелителю Имликум. - Ты не должен являться в покои больной дочери. Злые духи могут обрушить на тебя неизлечимые хвори. Позволь мне сберечь твою драгоценную жизнь. Я сам навещу Нин-даду и сообщу тебе обо всем, что сделано для ее спасения. Я буду присутствовать при великом заклинании. Злые духи будут изгнаны, великая жрица вернется в свой храм, чтобы служить богу Нанна.
- Я знаю, ты постоянно заботишься о моем благополучии, Имликум. Но душа моя в тревоге. Если бы знать, что предначертано богиней судьбы? Что уготовано моей дочери?
- Мы все узнаем. Гадание на печени ягненка откроет нам истину.
Сказав это, Имликум вдруг подумал, что гадание может показать и дурное. А дурное надо скрыть от великого правителя Ларсы. Его нельзя огорчать, его надо оберегать от дурных вестей. Он уже стар, огорчение может повредить его здоровью. А забот у него много. Надо ему сказать, что прибыли гонцы от Хаммурапи. Надо сообщить ему донесение лазутчика Аппайи. Сообщение лазутчика может огорчить великого господина. Надо принять гонцов, а с чем они пришли?
Низко склонившись, Имликум обратился к Рим-Сину:
- Вернулся наш лазутчик Аппайя. Он сообщил небывалое. Будто Хаммурапи написал таблички с законами, чтобы все люди Вавилона знали, что ждет их в наказание за всякие преступления. Будто все он предусмотрел и разъяснил. Люди говорят о его мудрости. И не только в Вавилоне. А воры и похитители детей и рабов убоялись казни.
- Приведи мне Аппайю, - приказал Рим-Син. - Пусть все расскажет, ничего не утаит. А потом мы примем гонцов Хаммурапи. Что-то им нужно от меня?
Беспокойство о дочери отошло и затмилось новой заботой: почему присланы гонцы из Вавилона? Последнее время Хаммурапи возвысился успешными походами. Все говорят о могуществе Вавилона. Все говорят о мудрости его правителя. "Мне это не угодно, - подумал Рим-Син. - Такие вести огорчают меня. Что скажет мне лазутчик? Сумел ли он выведать тайны? А может быть, ничего не увидел, кроме табличек с законами Хаммурапи. Будто нет в Ларсе законов справедливости. Плохо ему будет, если не сумел..."
В это время Аппайя пал ниц перед разгневанным повелителем.
Верховный жрец Имликум отошел в сторону и призадумался над тем, как уберечься от гнева божественного Рим-Сина, ведь он давно уже стал богом для людей Ура и, подобно Уту, получает щедрые жертвы. "Бог все может, подумал Имликум. - Разгневанное божество требует жертв. Ему мало зарезать ягненка или быка. Он жаждет смерти бедного человека".
Верховный жрец вдруг вспомнил невинных, которые по приказанию Рим-Сина были казнены у ворот священной ограды Ура. "Это делалось по велению бога Уту", - подумал Имликум. Мысли его прервали слова лазутчика Аппайи.
- Я все узнал! Я все разведал! - говорил лазутчик. - Маленький Вавилон становится большим. Хаммурапи строит дворцы и храмы. Написал законы справедливости, о них только и говорят люди Вавилона.
- А чем отличаются его законы справедливости от наших? - спросил рассерженный Рим-Син.
Похвала недавно взошедшему на престол Хаммурапи воспринималась им как оскорбление. Вот уже много лет он слышит от вельмож, от правителей других городов о своей мудрости, о бесстрашии, о великих завоеваниях, угодных богу Уту, богу Энлилю, богу Луны Нанна. Может ли правитель Вавилона соперничать с правителем Ларсы? Нет, не может!
Аппайя долго вспоминал законы Ура, чтобы сравнить, но давалось ему это с трудом.
- Их более трехсот в Вавилоне, - сказал он и в страхе обратил свой взор к повелителю. - Мне давали читать таблички Хаммурапи. Я помню, там написано: "Когда Мардук послал меня управлять народом и доставлять стране благополучие, я вложил правду и справедливость в уста страны, дал благоденствие народу..."
- Хвастун! - воскликнул Рим-Син. - Можно подумать, что он один на всем белом свете умеет править своей страной. Постыдился бы так писать. А законы ты запомнил?
- За грабеж, за клевету, за обман и убийство положено убить преступника. Если человек украдет имущество бога или дворца, его должно убить; и того, кто примет из его рук украденное, должно убить...
Аппайя умолк и уткнулся лицом в мягкий ковер, покрывающий пол обширных покоев правителя Ларсы.
- Твои законы лучше! - воскликнул Имликум. Он склонился перед великим. - Нам нет дела до законов Хаммурапи, - продолжал верховный жрец. - Нам нужна его покорность и смирение. Он всего три года правит Вавилоном, а ты, божественный Рим-Син, великий завоеватель Иссина, почти три десятилетия ведешь свою Ларсу по пути мудрости и справедливости. Нам нужно знать, много ли воинов в пределах Вавилона? Нам хочется знать, что задумал наш сосед? Он клялся в вечной дружбе, обещал согласие, так ли будет - нам не скажет наш лазутчик. Гадание скажет нам истину.
- Воинов много, много! - воскликнул Аппайя. - О них забота большая, каждый получил надел земли. Каждый получает на прожитье.
Рим-Син в гневе теребил свою бороду. Потеряв терпение, он обратился к Имликуму:
- Кто послал в Вавилон этого бестолкового лазутчика? Он негоден! Пусть идет копать каналы для орошения, а получает за это самую малость. За такое донесение можно и головы лишиться. Не ты ли, Имликум, привел ко мне безмозглого Аппайю?
- Великий господин, мой повелитель! Вместе с Аппайей отправился во владения Хаммурапи Абиятум, наш лучший лазутчик. Аппайя был дан ему в помощники. Он молод, грамотен, казался мне смышленым. Но случилась беда: Абиятум, желая выведать тайны дворца, забрался за священную ограду и был пойман. Он все рассчитал, но не мог предвидеть нового приказа Хаммурапи, который требовал обход воинов вокруг дворца непрерывно, круглые сутки. Его настигли. Он казнен.
- Сейчас же зови военачальника! Пусть при мне решит, кого послать разведать тайны Вавилона. Гадание не может дать нам тех сведений, которые приносит лазутчик. Чем больше побед у Хаммурапи, тем больше опасность нашествия на Ларсу.
- Твоя воля будет исполнена, великий правитель Ларсы. Я пришлю военачальника и тотчас пойду во дворец Нин-дады, проверю, что сделал Урсин.
- Сейчас же пришли ко мне Урсина. Завтра мы пойдем навестить Нин-даду. Я надеюсь, она уже будет на ногах. Ступай, Имликум. Я озабочен. Военачальника пришли завтра.
Склонившись в низком поклоне и пятясь назад к резной двери, Имликум прошел мимо воинов охраны в сверкающих медных шлемах, в ярко-красных шерстяных набедренниках с бронзовыми топорами в руках. Грозный вид воинов охраны дворца нередко пугал посетителей. Но стараниями Имликума немногие допускались к великому. Верховный жрец, стремясь убедить Рим-Сина в том, что благополучие царства в руках жрецов, постоянно запугивал правителя. Внушая страх перед дурным глазом или магией, жрец вытеснил вельмож и служителей и добился небывалого. Вся жизнь дворца и его владыки были в его ведении. Захочет - допустит в покои царя, а если посчитает, что иноземный гость может причинить вред дурным глазом, то велит вести переговоры письменно.
Рим-Син настолько привык к советам Имликума, что редко принимал решение без участия верховного жреца. Правитель Ларсы всегда прислушивался к словам жрецов. Тысячи животных приносились в жертву при запросах богам. Внутренности животных изучались самыми знающими гадальщиками, и царь верил, что предсказание, сделанное во время жертвоприношения быка или овцы, - это ответ бога на запрос царя. Однако возвышение Вавилона тревожило правителя Ларсы, внушало страх перед возможным нашествием. Рим-Син не очень доверял Хаммурапи. И хотя печень ягненка говорила о благополучии Ларсы, Рим-Син велел отправить в Вавилон своих лазутчиков. Не подготовленный для этого дела Аппайя вызвал гнев повелителя. Имликум ждал гневного возгласа: "Казнить!" То, что Рим-Син не назначил высшей кары, было удивительным для верховного жреца. Над этим он сейчас призадумался. Вдруг его осенило. Хаммурапи установил в своей стране законность и порядок. Такого нет ни в одном соседнем царстве. Он объявил народу, что призван покончить со злом и насилием. Правитель Ларсы никогда не обращался к народу с такими словами. Может быть, под впечатлением услышанного, Рим-Син захотел показать, что способен простить неумелого лазутчика, даровать ему жизнь. А ведь десятки лет правления были отмечены бесчисленными казнями. Казнили за самую малость. Подумав об этом, Имликум решил сегодня же прочесть таблички с законами Рим-Сина, которые были известны только царю, переписчику и ему, верховному жрецу. "Не помню, чтобы Рим-Син писал законы в защиту бедного человека, обманутого богатым купцом или землевладельцем", - подумал Имликум и спросил себя: "Почему я думаю о законах Рим-Сина? Будто нет у меня других забот. Главная забота сделать еще одно заклинание в большом храме, чтобы спасти Нин-даду. Завтра повелитель пожелает увидеть свою дочь здоровой. Смог ли Урсин выполнить свое обещание?"
Имликум поспешил во дворец великой жрицы храма Луны. Он увидел спящую Нин-даду и юных жриц, которые в растерянности сообщили ему, что Урсин исчез.
- Обыскать весь город! - приказал своим помощникам Имликум. - Куда исчез царский лекарь? Поистине случилось небывалое. Кто же будет держать ответ перед Рим-Сином? Позвать ко мне слуг, которые искали Урсина!
Не скрывая своей тревоги, Имликум покинул покои Нин-дады и поспешил в свое святилище, чтобы вместе с жрецами обсудить случившееся.
- Что ты знаешь о болезни Нин-дады? - спросил Имликум у главного заклинателя, который все утро жег демонов Ахазу у постели больной.
- Боюсь сказать правду, почитаемый Имликум. Нин-дада в большой опасности. Пока еще не помогли наши заклинания и моления. Ей худо. Не потому ли исчез Урсин? Мы искали его во всех больших и малых храмах, мы искали его в домах знати и нищеты. Не бросился ли он в реку от отчаяния?
- Бесчестный трус! - воскликнул Имликум. - Ему доверено здоровье, ему доверена жизнь величайшего из правителей, а он постыдно бежал. Ищите его на земле и на воде. Пусть царь предаст его позорной казни.
* * *
За священной стеной Зиккурата было так же оживленно, как в дни великих праздников. Здесь собрались все знатные женщины Ура, жрицы храма Луны и храма Иштар, танцовщицы и арфистки, певицы и сказительницы. Пахло благовониями, звенели золотые браслеты на запястьях, когда, стараясь говорить тихо, размахивали руками и помогали выразить свои чувства жестами.
Только что закончилось моление в нижнем храме Зиккурата, где стояли статуи Иштар, Нанны, богини Нингаль, Энки и Энлиля. У деревянных статуй, украшенных золотом, серебром и лазуритом, стояли приношения: фрукты на серебряных блюдах, пиво в фаянсовых кувшинах, покрытых глазурью, золотые украшения, подаренные богам богатыми женщинами.
Зажигая благовония на алтаре, жрец Зиккурата говорил своим помощникам: "Они любят Нин-даду, приносят щедрые жертвы. Боги помогут верховной жрице!"
Когда кончилось моление и толпа высыпала на площадь, жены царедворцев устремились во дворец Нин-дады. Каждой хотелось увидеть жрицу храма Луны и пожелать ей доброго здоровья. Но лекарь и заклинатели никого не пустили в покои больной. Они позволили стоять за дверью и ждать добрых вестей.
Пока лекари и жрецы размышляли над тем, какое питье собирался приготовить Урсин, пока его помощники перебирали таблички с записями целебных трав, любимица Нин-дады, служанка Ланиша, извлекла из резного сундука новую полотняную тунику, недавно доставленную купцом Набилишу из Сирии, насыпала вокруг постели душистые травы и приготовила ароматное масло для притираний. Она ждала оклика госпожи, чтобы немедля освежить постель и одежду. У ложа больной было душно, пахло дымом сожженных фигурок демона Ахазу.
Пока великая жрица спала, Ланиша присела на ковре у ее ложа. Она знала: госпожа позовет ее, как только проснется.
"Никогда еще моя великая госпожа не была такой беспомощной и несчастной, - подумала Ланиша. - Всего третий день болезни, а узнать ее невозможно. Может быть, помогут заклинания, целебные травы не помогают. Может быть, Урсин принесет исцеление, но где он? Бедняжка мечется в жару. Что-то лепечет".
- Не уходи, Ланиша! Не покидай меня, мне страшно. Мне приснилась Эрешкигаль в подземном царстве. Может быть, она зовет меня?
Ланиша склонилась над ложем, велела убрать опахала, подала больной чашу с питьем и предложила освежить постель, но та отказалась.
- Великая госпожа, все люди Ура обратились с молитвами к богам. Все знатные женщины Ура пришли в Зиккурат на большое моление. Их щедрые жертвы богам помогут тебе. Люди стоят за дверью, хотят посмотреть на свою великую жрицу храма Луны.
- Не хочу никого видеть. Боюсь дурного глаза. Пусть уйдут, прошептала Нин-дада. - Дай успокоительное питье.
На этот раз сон был долгим. Ей приснилось доброе лицо Нанна. Она хотела обратиться к нему с молением, но бог уплыл за розовое облако. Проснувшись, Нин-дада подумала, что надо обратиться к своему покровителю, но у нее не было сил для того, чтобы прийти в храм. Она решила обратиться к Нанна, когда бог покажется в темном небе.
- Как я люблю тебя, прекрасная звезда, освещающая небо, когда солнце заходит, разгоняющая тьму ярким светом!.. - прошептала Нин-дада и тут же позвала Ланишу. Она пожелала надеть самые прекрасные одежды, потребовала украшения и благовония, чтобы предстать перед богом во всей своей красе.
Жрицы и служанки подняли ложе своей жрицы и принесли его в сад. Было прохладно и благоуханно. Полная луна в темном небе словно ждала свою жрицу. Она освещала белые стены дворца и залила серебряным светом финиковые пальмы. Великая жрица пожелала остаться наедине с богом.
Она простерла руки к небесам и тихим голосом запела:
Царь, недостижимый в далеком небе,
Син, недостижимый в далеком небе,
Царь, любящий прямодушие, ненавидящий зло,
Син, любящий прямодушие, ненавидящий зло,
Уничтожь зло подобно змее...
Нин-дада пристально вглядывалась в серебряное светило. Ей показалось, что луна улыбнулась и кивнула в знак согласия. "Все будет хорошо", подумала великая жрица и удивилась тому, что луна в этом вещем сне была точно такой же, но только более розовой. И облако было розовым. Это хороший признак. Важно, что облако не было черным и зловещим.
- Ланиша, - позвала она свою любимицу, - позови девушек, отнесите меня в покои, я довольна встречей с моим покровителем - богом Сином. Он поможет мне.
Покидая сад, Ланиша с завистью подумала о рабынях, поливающих цветы. С тех пор как она оказалась служанкой у великой жрицы, она стала еще более несчастной. Ей редко удавалось побыть со своей маленькой дочкой. А сердце болело, тревожилось о малютке. Они жили за крепостной стеной в хижине для рабынь царского дома. Старая бабка могла побить девочку, забывала покормить. Сколько раз Ланиша заставала свою любимицу в слезах. "Скорее бы вернули здоровье моей госпоже, - подумала Ланиша. - Я стану свободней и смогу позаботиться о моей сиротке. Великий Нанна, внемли нашим мольбам, пошли здоровье Нин-даде. Для себя я прошу немного, дай мне силы вырастить дочку. Может быть, она не оставит меня в старости. Пожалей меня, великий Нанна!"
Ланиша тихонько подошла к ложу повелительницы, чтобы услышать дыхание. Ее встревожило чрезмерное спокойствие, неподвижность госпожи. Ланиша долго прислушивалась, но не услышала дыхания.
Тогда она коснулась руки Нин-дады и с ужасом отпрянула. Рука была холодной. Ланиша бросилась к дверям и закричала:
- Умерла великая жрица храма Луны! Не стало нашей повелительницы!
И тотчас же к ложу умершей бросились с воплями и стенаниями толпившиеся у дверей: жрецы, лекари, слуги и жрицы. Верховный жрец Имликум вышел на площадь и сообщил людям Ура о великом плаче. Он пошел к правителю Ура Рим-Сину сообщить о великой скорби.
Люди Ура пали ниц и стали взывать к богам. Они обращались к богине Эрешкигаль с мольбой - быть милостивой к сошедшей в подземное царство великой жрице храма Луны.
Абуни ущипнул Сингамиля и шепнул ему на ухо:
- Она обыкновенная женщина Ура, она не богиня.
Сингамиль вспомнил строки из старинного сказания и прочел их другу:
Боги, когда создавали человека,
Смерть они определили человеку,
Жизнь в своих руках удержали.
- Пойдем домой, - предложил Абуни, - "дом табличек" будет закрыт. У нас много свободных дней впереди.
* * *
- Боги любят тебя, великий правитель Ларсы, - сказал Имликум, падая ниц перед Рим-Сином. - Они даровали тебе больше лет, чем твоей дочери. Скорбно мне сообщить тебе печальную весть. Но боги всесильны. Эрешкигаль увела Нин-даду в свое подземное царство. Великий плач в Уре.
- Урсин загубил Нин-даду! - закричал правитель Ларсы. Вскочив со своего кресла, он заметался по комнате, ломая руки и проклиная лекарей Ларсы. - Он ответит за жизнь моей дочери! Он клялся, что все сделано для ее спасения, не признался в своей беспомощности. Мы могли вызвать лекарей из всех соседних городов, мы доверились царскому лекарю. Зачем? Он загубил великую жрицу храма Луны. Не будет ему пощады. Сегодня же казним его у священных ворот Ура.
Опечаленный Рим-Син приказал немедля воздвигнуть усыпальницу для великой жрицы, приготовить множество драгоценных сосудов, ювелирных изделий и даров для богини Эрешкигаль, чтобы повелительница подземного царства оказала милость Нин-даде.
- Объяви великий плач в Уре, - приказал Рим-Син. - Никого не пускай во дворец. Призови рабов из других городов Ларсы, пусть быстро и величаво воздвигнут усыпальницу для моей Нин-дады. Как могло случиться подобное? Умерла молодая красивая Нин-дада, а старый Рим-Син пережил ее. Уходи, Имликум! Оставь меня наедине со скорбью!
Имликум молча слушал повелителя, опустив глаза долу и не смея шелохнуться. Когда он собрался уходить и склонился в низком поклоне, Рим-Син вдруг окликнул его и снова приказал найти Урсина, казнить его у священных ворот Зиккурата.
ПРОЩАНИЕ
У многочисленных жрецов, которые жили на Горе бога, было столько забот, сколько не бывало в самые большие праздники: в новый год, в дни священных жертвоприношений. Только они знали, как будет устроена усыпальница и что будет туда положено. Уже приготовлен обожженный кирпич, выкопана огромная яма, настолько большая, что в ней могли бы поместиться несколько домов ремесленников. Искусные мастера стали возводить кирпичный свод. Плотники украшали резьбой дверь из драгоценного кедра, доставленного из священных рощ Ливана. Во дворце уже отобраны золотые и серебряные сосуды, сшита одежда для великой жрицы. Музыканты из дворца Рим-Сина настраивали свои арфы, украшенные золотыми головами священных быков. Для молоденьких музыкантш были приготовлены небольшие лютни, украшенные золотом, серебром и лазуритом. Жрец, ведающий жертвоприношениями, отобрал в священном хлеве самых красивых коров, овец и коз для жертвоприношений. Было приказано пригнать на Гору бога белых ослов, чтобы отобрать самых породистых, призванных тащить тележки с утварью. Для возницы - молодого и статного - сшили парадную одежду из белой овечьей шкуры. Из хранилищ дворца было выдано много кусков тонкой шерсти красного цвета для женской одежды. Искусные портнихи украшали платья для парадного шествия женщин бусинами из золота, серебра и сердолика.
Все ювелиры города были заняты изготовлением украшений для богатых женщин. Золотые серьги в форме полумесяца, головные уборы в виде золотых и серебряных венков, золотые гребни, украшенные цветками из лазурита и сердолика.
Подготовка к торжественному прощанию потребовала многих дней. Люди Ура с великим усердием и преданностью трудились, стремясь угодить жрецам, которые лучше всех знали, что угодно богам и что угодно умершей.
Когда Игмилсин отдал жрецу последние таблички сказания о Гильгамеше, ему тут же поручили сделать красивую надпись для печати. Никогда еще царский писец так тщательно не выводил каждый клинописный знак. "Нин-дада - великая жрица храма Луны", - было написано на печатке. Искусный резчик по камню вырезал сердоликовую печать.
Царский ювелир Син-Ирибим рассказывал Игмилсину, что никогда в Уре не было изготовлено такое количество золотых украшений. "Я думаю, - говорил он переписчику, - что все богатые женщины Ура примут участие в священной процессии".
Ночью на всех башнях храма бога Уту горели бесчисленные светильники. Люди, собравшиеся у Горы бога, молча прислушивались к молитвам жрецов, возносимым с вершины самой большой и красивой башни.
А во дворце шли последние приготовления к прощанию. Нин-дада лежала на деревянных позолоченных носилках. Ее прислужницы - юные жрицы и рабыни - приодели ее так, как, бывало, одевали в дни новой луны. Весь день они были озабочены тем, как лучше сделать прическу и уложить золотой венок чрезмерно большой для маленькой головы Нин-дады. Одни предлагали позвать ювелира и переделать это роскошное царское украшение. Другие призадумались над тем, для чего великая жрица заказала такой большой венок из листьев бука и цветов. Женщина, которая постоянно причесывала царскую дочь, предложила парик. Она приказала отрезать длинные черные волосы у трех молоденьких рабынь и вскоре сделала большой красивый парик. На нем золотой венок выглядел особенно красивым и нарядным.
Женщина, ведающая умащениями, очень искусно подкрасила брови, ресницы и веки, наложила румянец на пожелтевшие щеки, и тогда все женщины, толпившиеся у ложа своей госпожи, увидели, как красива была Нин-дада.
Одежда великой жрицы была расшита тысячами золотых, серебряных и сердоликовых бусин. Их было так много, что они полностью закрыли тонкую шерстяную ткань кораллового цвета. Только на правом плече и можно было увидеть кусочек платья. Но и здесь были заколоты три длинные золотые булавки с головками из лазурита. Тут же лежали амулеты: три рыбки - одна из синего камня, а две из золота. Четвертый амулет - две сидящие золотые газели. В руках у жрицы был золотой кубок. А рядом, на ложе, сверкал множеством красок любимый царицей головной убор, какого не было ни у одной из ее предшественниц. Это была диадема, сплошь расшитая множеством крохотных лазуритовых бусинок. По синему фону шел ряд изящных золотых фигурок животных: оленей, газелей, быков и коз. Между фигурками были размещены гроздья гранатов по три плода, укрытых листьями и веточками с золотыми стебельками и плодами или стручками из золота и сердолика. В промежутках были нашиты золотые розетки, а внизу свешивались подвески в форме пальметок из крученой золотой проволоки.
- Все готово в последний путь, - сказала распорядительница церемоний из храма Луны.
Сотни светильников мигали, освещая золотистым светом просторные покои великой жрицы. Закончив хлопоты, женщины-жрицы, служанки, рабыни, стоя у ложа усопшей, молча дожидались утра. Они с нетерпением ждали последнего скорбного шествия в надежде, что потом долго будут свободны от привычных обязанностей. Прислуживать великой жрице, угождать царской дочери было почетно, но очень трудно.
- Ты мне это сказал, за что же меня наказывать?
- Ты мой друг, я поведал тебе великую тайну, а ты кричишь на всю улицу. Я о тебе беспокоюсь, - ответил Сингамиль.
РИМ-СИН ТРЕВОЖИТСЯ
Верховный жрец храма Уту Имликум пользовался большим доверием великого правителя Ларсы. Уже много лет царь считал его самым мудрым человеком Ура и потому всегда прислушивался к его советам. Имликум оберегал царя от дурного глаза, от болезней и злой магии, от дурных вестей и опасных встреч с людьми, недостойными внимания великого господина. Жрец Имликум присутствовал при всех жертвоприношениях и гаданиях, которые должны были помочь правильному решению. Идти ли войной на соседний город? Ждать ли нашествия голодных кочевников? Верить ли в дружбу с Хаммурапи? Говорят, он умен и коварен?
Рим-Син был уверен, что ни один жрец в Уре не знает такого количества сказаний, гимнов богам и плачей. Никто лучше Имликума не может подсказать правильного решения при судебном разбирательстве.
Плач у священной стены храма Нанна людей Ура встревожил верховного жреца. И хотя лекарь Урсин, которого он видел этим утром, успокоил и обещал быстрое выздоровление великой жрицы, Имликума не покидала тревога.
Прежде чем пойти к Рим-Сину, чтобы обнадежить его и пообещать, что Нин-дада скоро выздоровеет, Имликум решил позаботиться о смене шкуры черного быка на медном тимпане заклинателя. Он был уверен в том, что обновленный тимпан в руках искусного заклинателя поможет исцелению великой жрицы.
В священнодействии участвовали великие заклинатели и жрецы. Имликум прибыл вовремя. В святилище при храме привели черного быка. Человек с бронзовым топором в руках изловчился и одним ударом сразил могучего быка. Служители храма быстро освежевали священное животное, извлекли сердце и сожгли его. Заклинатель, стоя у туши, оплакивал быка и, обращаясь к собравшимся, говорил: "Боги совершили это, а не я". После сказанного жрецы обработали шкуру и натянули ее на медный тимпан. Теперь тимпан был готов для заклинаний и мог способствовать исцелению Нин-дады. Он отгонял злых духов и призывал к людям Ура добрых духов. Медный тимпан умел разговаривать с богами-покровителями.
Конец дня завершился торжественным шествием с тушей быка на носилках. После ее захоронения Имликум поспешил во дворец с доброй вестью: заклинатель духов приступит к священнодействию и спасет великую жрицу.
Рим-Син был хмур и суров. Болезнь дочери встревожила его. Он потребовал, чтобы верховный жрец сопровождал его во дворец Нин-дады.
- Позволь мне ответить тебе, величайший из правителей, - обратился к повелителю Имликум. - Ты не должен являться в покои больной дочери. Злые духи могут обрушить на тебя неизлечимые хвори. Позволь мне сберечь твою драгоценную жизнь. Я сам навещу Нин-даду и сообщу тебе обо всем, что сделано для ее спасения. Я буду присутствовать при великом заклинании. Злые духи будут изгнаны, великая жрица вернется в свой храм, чтобы служить богу Нанна.
- Я знаю, ты постоянно заботишься о моем благополучии, Имликум. Но душа моя в тревоге. Если бы знать, что предначертано богиней судьбы? Что уготовано моей дочери?
- Мы все узнаем. Гадание на печени ягненка откроет нам истину.
Сказав это, Имликум вдруг подумал, что гадание может показать и дурное. А дурное надо скрыть от великого правителя Ларсы. Его нельзя огорчать, его надо оберегать от дурных вестей. Он уже стар, огорчение может повредить его здоровью. А забот у него много. Надо ему сказать, что прибыли гонцы от Хаммурапи. Надо сообщить ему донесение лазутчика Аппайи. Сообщение лазутчика может огорчить великого господина. Надо принять гонцов, а с чем они пришли?
Низко склонившись, Имликум обратился к Рим-Сину:
- Вернулся наш лазутчик Аппайя. Он сообщил небывалое. Будто Хаммурапи написал таблички с законами, чтобы все люди Вавилона знали, что ждет их в наказание за всякие преступления. Будто все он предусмотрел и разъяснил. Люди говорят о его мудрости. И не только в Вавилоне. А воры и похитители детей и рабов убоялись казни.
- Приведи мне Аппайю, - приказал Рим-Син. - Пусть все расскажет, ничего не утаит. А потом мы примем гонцов Хаммурапи. Что-то им нужно от меня?
Беспокойство о дочери отошло и затмилось новой заботой: почему присланы гонцы из Вавилона? Последнее время Хаммурапи возвысился успешными походами. Все говорят о могуществе Вавилона. Все говорят о мудрости его правителя. "Мне это не угодно, - подумал Рим-Син. - Такие вести огорчают меня. Что скажет мне лазутчик? Сумел ли он выведать тайны? А может быть, ничего не увидел, кроме табличек с законами Хаммурапи. Будто нет в Ларсе законов справедливости. Плохо ему будет, если не сумел..."
В это время Аппайя пал ниц перед разгневанным повелителем.
Верховный жрец Имликум отошел в сторону и призадумался над тем, как уберечься от гнева божественного Рим-Сина, ведь он давно уже стал богом для людей Ура и, подобно Уту, получает щедрые жертвы. "Бог все может, подумал Имликум. - Разгневанное божество требует жертв. Ему мало зарезать ягненка или быка. Он жаждет смерти бедного человека".
Верховный жрец вдруг вспомнил невинных, которые по приказанию Рим-Сина были казнены у ворот священной ограды Ура. "Это делалось по велению бога Уту", - подумал Имликум. Мысли его прервали слова лазутчика Аппайи.
- Я все узнал! Я все разведал! - говорил лазутчик. - Маленький Вавилон становится большим. Хаммурапи строит дворцы и храмы. Написал законы справедливости, о них только и говорят люди Вавилона.
- А чем отличаются его законы справедливости от наших? - спросил рассерженный Рим-Син.
Похвала недавно взошедшему на престол Хаммурапи воспринималась им как оскорбление. Вот уже много лет он слышит от вельмож, от правителей других городов о своей мудрости, о бесстрашии, о великих завоеваниях, угодных богу Уту, богу Энлилю, богу Луны Нанна. Может ли правитель Вавилона соперничать с правителем Ларсы? Нет, не может!
Аппайя долго вспоминал законы Ура, чтобы сравнить, но давалось ему это с трудом.
- Их более трехсот в Вавилоне, - сказал он и в страхе обратил свой взор к повелителю. - Мне давали читать таблички Хаммурапи. Я помню, там написано: "Когда Мардук послал меня управлять народом и доставлять стране благополучие, я вложил правду и справедливость в уста страны, дал благоденствие народу..."
- Хвастун! - воскликнул Рим-Син. - Можно подумать, что он один на всем белом свете умеет править своей страной. Постыдился бы так писать. А законы ты запомнил?
- За грабеж, за клевету, за обман и убийство положено убить преступника. Если человек украдет имущество бога или дворца, его должно убить; и того, кто примет из его рук украденное, должно убить...
Аппайя умолк и уткнулся лицом в мягкий ковер, покрывающий пол обширных покоев правителя Ларсы.
- Твои законы лучше! - воскликнул Имликум. Он склонился перед великим. - Нам нет дела до законов Хаммурапи, - продолжал верховный жрец. - Нам нужна его покорность и смирение. Он всего три года правит Вавилоном, а ты, божественный Рим-Син, великий завоеватель Иссина, почти три десятилетия ведешь свою Ларсу по пути мудрости и справедливости. Нам нужно знать, много ли воинов в пределах Вавилона? Нам хочется знать, что задумал наш сосед? Он клялся в вечной дружбе, обещал согласие, так ли будет - нам не скажет наш лазутчик. Гадание скажет нам истину.
- Воинов много, много! - воскликнул Аппайя. - О них забота большая, каждый получил надел земли. Каждый получает на прожитье.
Рим-Син в гневе теребил свою бороду. Потеряв терпение, он обратился к Имликуму:
- Кто послал в Вавилон этого бестолкового лазутчика? Он негоден! Пусть идет копать каналы для орошения, а получает за это самую малость. За такое донесение можно и головы лишиться. Не ты ли, Имликум, привел ко мне безмозглого Аппайю?
- Великий господин, мой повелитель! Вместе с Аппайей отправился во владения Хаммурапи Абиятум, наш лучший лазутчик. Аппайя был дан ему в помощники. Он молод, грамотен, казался мне смышленым. Но случилась беда: Абиятум, желая выведать тайны дворца, забрался за священную ограду и был пойман. Он все рассчитал, но не мог предвидеть нового приказа Хаммурапи, который требовал обход воинов вокруг дворца непрерывно, круглые сутки. Его настигли. Он казнен.
- Сейчас же зови военачальника! Пусть при мне решит, кого послать разведать тайны Вавилона. Гадание не может дать нам тех сведений, которые приносит лазутчик. Чем больше побед у Хаммурапи, тем больше опасность нашествия на Ларсу.
- Твоя воля будет исполнена, великий правитель Ларсы. Я пришлю военачальника и тотчас пойду во дворец Нин-дады, проверю, что сделал Урсин.
- Сейчас же пришли ко мне Урсина. Завтра мы пойдем навестить Нин-даду. Я надеюсь, она уже будет на ногах. Ступай, Имликум. Я озабочен. Военачальника пришли завтра.
Склонившись в низком поклоне и пятясь назад к резной двери, Имликум прошел мимо воинов охраны в сверкающих медных шлемах, в ярко-красных шерстяных набедренниках с бронзовыми топорами в руках. Грозный вид воинов охраны дворца нередко пугал посетителей. Но стараниями Имликума немногие допускались к великому. Верховный жрец, стремясь убедить Рим-Сина в том, что благополучие царства в руках жрецов, постоянно запугивал правителя. Внушая страх перед дурным глазом или магией, жрец вытеснил вельмож и служителей и добился небывалого. Вся жизнь дворца и его владыки были в его ведении. Захочет - допустит в покои царя, а если посчитает, что иноземный гость может причинить вред дурным глазом, то велит вести переговоры письменно.
Рим-Син настолько привык к советам Имликума, что редко принимал решение без участия верховного жреца. Правитель Ларсы всегда прислушивался к словам жрецов. Тысячи животных приносились в жертву при запросах богам. Внутренности животных изучались самыми знающими гадальщиками, и царь верил, что предсказание, сделанное во время жертвоприношения быка или овцы, - это ответ бога на запрос царя. Однако возвышение Вавилона тревожило правителя Ларсы, внушало страх перед возможным нашествием. Рим-Син не очень доверял Хаммурапи. И хотя печень ягненка говорила о благополучии Ларсы, Рим-Син велел отправить в Вавилон своих лазутчиков. Не подготовленный для этого дела Аппайя вызвал гнев повелителя. Имликум ждал гневного возгласа: "Казнить!" То, что Рим-Син не назначил высшей кары, было удивительным для верховного жреца. Над этим он сейчас призадумался. Вдруг его осенило. Хаммурапи установил в своей стране законность и порядок. Такого нет ни в одном соседнем царстве. Он объявил народу, что призван покончить со злом и насилием. Правитель Ларсы никогда не обращался к народу с такими словами. Может быть, под впечатлением услышанного, Рим-Син захотел показать, что способен простить неумелого лазутчика, даровать ему жизнь. А ведь десятки лет правления были отмечены бесчисленными казнями. Казнили за самую малость. Подумав об этом, Имликум решил сегодня же прочесть таблички с законами Рим-Сина, которые были известны только царю, переписчику и ему, верховному жрецу. "Не помню, чтобы Рим-Син писал законы в защиту бедного человека, обманутого богатым купцом или землевладельцем", - подумал Имликум и спросил себя: "Почему я думаю о законах Рим-Сина? Будто нет у меня других забот. Главная забота сделать еще одно заклинание в большом храме, чтобы спасти Нин-даду. Завтра повелитель пожелает увидеть свою дочь здоровой. Смог ли Урсин выполнить свое обещание?"
Имликум поспешил во дворец великой жрицы храма Луны. Он увидел спящую Нин-даду и юных жриц, которые в растерянности сообщили ему, что Урсин исчез.
- Обыскать весь город! - приказал своим помощникам Имликум. - Куда исчез царский лекарь? Поистине случилось небывалое. Кто же будет держать ответ перед Рим-Сином? Позвать ко мне слуг, которые искали Урсина!
Не скрывая своей тревоги, Имликум покинул покои Нин-дады и поспешил в свое святилище, чтобы вместе с жрецами обсудить случившееся.
- Что ты знаешь о болезни Нин-дады? - спросил Имликум у главного заклинателя, который все утро жег демонов Ахазу у постели больной.
- Боюсь сказать правду, почитаемый Имликум. Нин-дада в большой опасности. Пока еще не помогли наши заклинания и моления. Ей худо. Не потому ли исчез Урсин? Мы искали его во всех больших и малых храмах, мы искали его в домах знати и нищеты. Не бросился ли он в реку от отчаяния?
- Бесчестный трус! - воскликнул Имликум. - Ему доверено здоровье, ему доверена жизнь величайшего из правителей, а он постыдно бежал. Ищите его на земле и на воде. Пусть царь предаст его позорной казни.
* * *
За священной стеной Зиккурата было так же оживленно, как в дни великих праздников. Здесь собрались все знатные женщины Ура, жрицы храма Луны и храма Иштар, танцовщицы и арфистки, певицы и сказительницы. Пахло благовониями, звенели золотые браслеты на запястьях, когда, стараясь говорить тихо, размахивали руками и помогали выразить свои чувства жестами.
Только что закончилось моление в нижнем храме Зиккурата, где стояли статуи Иштар, Нанны, богини Нингаль, Энки и Энлиля. У деревянных статуй, украшенных золотом, серебром и лазуритом, стояли приношения: фрукты на серебряных блюдах, пиво в фаянсовых кувшинах, покрытых глазурью, золотые украшения, подаренные богам богатыми женщинами.
Зажигая благовония на алтаре, жрец Зиккурата говорил своим помощникам: "Они любят Нин-даду, приносят щедрые жертвы. Боги помогут верховной жрице!"
Когда кончилось моление и толпа высыпала на площадь, жены царедворцев устремились во дворец Нин-дады. Каждой хотелось увидеть жрицу храма Луны и пожелать ей доброго здоровья. Но лекарь и заклинатели никого не пустили в покои больной. Они позволили стоять за дверью и ждать добрых вестей.
Пока лекари и жрецы размышляли над тем, какое питье собирался приготовить Урсин, пока его помощники перебирали таблички с записями целебных трав, любимица Нин-дады, служанка Ланиша, извлекла из резного сундука новую полотняную тунику, недавно доставленную купцом Набилишу из Сирии, насыпала вокруг постели душистые травы и приготовила ароматное масло для притираний. Она ждала оклика госпожи, чтобы немедля освежить постель и одежду. У ложа больной было душно, пахло дымом сожженных фигурок демона Ахазу.
Пока великая жрица спала, Ланиша присела на ковре у ее ложа. Она знала: госпожа позовет ее, как только проснется.
"Никогда еще моя великая госпожа не была такой беспомощной и несчастной, - подумала Ланиша. - Всего третий день болезни, а узнать ее невозможно. Может быть, помогут заклинания, целебные травы не помогают. Может быть, Урсин принесет исцеление, но где он? Бедняжка мечется в жару. Что-то лепечет".
- Не уходи, Ланиша! Не покидай меня, мне страшно. Мне приснилась Эрешкигаль в подземном царстве. Может быть, она зовет меня?
Ланиша склонилась над ложем, велела убрать опахала, подала больной чашу с питьем и предложила освежить постель, но та отказалась.
- Великая госпожа, все люди Ура обратились с молитвами к богам. Все знатные женщины Ура пришли в Зиккурат на большое моление. Их щедрые жертвы богам помогут тебе. Люди стоят за дверью, хотят посмотреть на свою великую жрицу храма Луны.
- Не хочу никого видеть. Боюсь дурного глаза. Пусть уйдут, прошептала Нин-дада. - Дай успокоительное питье.
На этот раз сон был долгим. Ей приснилось доброе лицо Нанна. Она хотела обратиться к нему с молением, но бог уплыл за розовое облако. Проснувшись, Нин-дада подумала, что надо обратиться к своему покровителю, но у нее не было сил для того, чтобы прийти в храм. Она решила обратиться к Нанна, когда бог покажется в темном небе.
- Как я люблю тебя, прекрасная звезда, освещающая небо, когда солнце заходит, разгоняющая тьму ярким светом!.. - прошептала Нин-дада и тут же позвала Ланишу. Она пожелала надеть самые прекрасные одежды, потребовала украшения и благовония, чтобы предстать перед богом во всей своей красе.
Жрицы и служанки подняли ложе своей жрицы и принесли его в сад. Было прохладно и благоуханно. Полная луна в темном небе словно ждала свою жрицу. Она освещала белые стены дворца и залила серебряным светом финиковые пальмы. Великая жрица пожелала остаться наедине с богом.
Она простерла руки к небесам и тихим голосом запела:
Царь, недостижимый в далеком небе,
Син, недостижимый в далеком небе,
Царь, любящий прямодушие, ненавидящий зло,
Син, любящий прямодушие, ненавидящий зло,
Уничтожь зло подобно змее...
Нин-дада пристально вглядывалась в серебряное светило. Ей показалось, что луна улыбнулась и кивнула в знак согласия. "Все будет хорошо", подумала великая жрица и удивилась тому, что луна в этом вещем сне была точно такой же, но только более розовой. И облако было розовым. Это хороший признак. Важно, что облако не было черным и зловещим.
- Ланиша, - позвала она свою любимицу, - позови девушек, отнесите меня в покои, я довольна встречей с моим покровителем - богом Сином. Он поможет мне.
Покидая сад, Ланиша с завистью подумала о рабынях, поливающих цветы. С тех пор как она оказалась служанкой у великой жрицы, она стала еще более несчастной. Ей редко удавалось побыть со своей маленькой дочкой. А сердце болело, тревожилось о малютке. Они жили за крепостной стеной в хижине для рабынь царского дома. Старая бабка могла побить девочку, забывала покормить. Сколько раз Ланиша заставала свою любимицу в слезах. "Скорее бы вернули здоровье моей госпоже, - подумала Ланиша. - Я стану свободней и смогу позаботиться о моей сиротке. Великий Нанна, внемли нашим мольбам, пошли здоровье Нин-даде. Для себя я прошу немного, дай мне силы вырастить дочку. Может быть, она не оставит меня в старости. Пожалей меня, великий Нанна!"
Ланиша тихонько подошла к ложу повелительницы, чтобы услышать дыхание. Ее встревожило чрезмерное спокойствие, неподвижность госпожи. Ланиша долго прислушивалась, но не услышала дыхания.
Тогда она коснулась руки Нин-дады и с ужасом отпрянула. Рука была холодной. Ланиша бросилась к дверям и закричала:
- Умерла великая жрица храма Луны! Не стало нашей повелительницы!
И тотчас же к ложу умершей бросились с воплями и стенаниями толпившиеся у дверей: жрецы, лекари, слуги и жрицы. Верховный жрец Имликум вышел на площадь и сообщил людям Ура о великом плаче. Он пошел к правителю Ура Рим-Сину сообщить о великой скорби.
Люди Ура пали ниц и стали взывать к богам. Они обращались к богине Эрешкигаль с мольбой - быть милостивой к сошедшей в подземное царство великой жрице храма Луны.
Абуни ущипнул Сингамиля и шепнул ему на ухо:
- Она обыкновенная женщина Ура, она не богиня.
Сингамиль вспомнил строки из старинного сказания и прочел их другу:
Боги, когда создавали человека,
Смерть они определили человеку,
Жизнь в своих руках удержали.
- Пойдем домой, - предложил Абуни, - "дом табличек" будет закрыт. У нас много свободных дней впереди.
* * *
- Боги любят тебя, великий правитель Ларсы, - сказал Имликум, падая ниц перед Рим-Сином. - Они даровали тебе больше лет, чем твоей дочери. Скорбно мне сообщить тебе печальную весть. Но боги всесильны. Эрешкигаль увела Нин-даду в свое подземное царство. Великий плач в Уре.
- Урсин загубил Нин-даду! - закричал правитель Ларсы. Вскочив со своего кресла, он заметался по комнате, ломая руки и проклиная лекарей Ларсы. - Он ответит за жизнь моей дочери! Он клялся, что все сделано для ее спасения, не признался в своей беспомощности. Мы могли вызвать лекарей из всех соседних городов, мы доверились царскому лекарю. Зачем? Он загубил великую жрицу храма Луны. Не будет ему пощады. Сегодня же казним его у священных ворот Ура.
Опечаленный Рим-Син приказал немедля воздвигнуть усыпальницу для великой жрицы, приготовить множество драгоценных сосудов, ювелирных изделий и даров для богини Эрешкигаль, чтобы повелительница подземного царства оказала милость Нин-даде.
- Объяви великий плач в Уре, - приказал Рим-Син. - Никого не пускай во дворец. Призови рабов из других городов Ларсы, пусть быстро и величаво воздвигнут усыпальницу для моей Нин-дады. Как могло случиться подобное? Умерла молодая красивая Нин-дада, а старый Рим-Син пережил ее. Уходи, Имликум! Оставь меня наедине со скорбью!
Имликум молча слушал повелителя, опустив глаза долу и не смея шелохнуться. Когда он собрался уходить и склонился в низком поклоне, Рим-Син вдруг окликнул его и снова приказал найти Урсина, казнить его у священных ворот Зиккурата.
ПРОЩАНИЕ
У многочисленных жрецов, которые жили на Горе бога, было столько забот, сколько не бывало в самые большие праздники: в новый год, в дни священных жертвоприношений. Только они знали, как будет устроена усыпальница и что будет туда положено. Уже приготовлен обожженный кирпич, выкопана огромная яма, настолько большая, что в ней могли бы поместиться несколько домов ремесленников. Искусные мастера стали возводить кирпичный свод. Плотники украшали резьбой дверь из драгоценного кедра, доставленного из священных рощ Ливана. Во дворце уже отобраны золотые и серебряные сосуды, сшита одежда для великой жрицы. Музыканты из дворца Рим-Сина настраивали свои арфы, украшенные золотыми головами священных быков. Для молоденьких музыкантш были приготовлены небольшие лютни, украшенные золотом, серебром и лазуритом. Жрец, ведающий жертвоприношениями, отобрал в священном хлеве самых красивых коров, овец и коз для жертвоприношений. Было приказано пригнать на Гору бога белых ослов, чтобы отобрать самых породистых, призванных тащить тележки с утварью. Для возницы - молодого и статного - сшили парадную одежду из белой овечьей шкуры. Из хранилищ дворца было выдано много кусков тонкой шерсти красного цвета для женской одежды. Искусные портнихи украшали платья для парадного шествия женщин бусинами из золота, серебра и сердолика.
Все ювелиры города были заняты изготовлением украшений для богатых женщин. Золотые серьги в форме полумесяца, головные уборы в виде золотых и серебряных венков, золотые гребни, украшенные цветками из лазурита и сердолика.
Подготовка к торжественному прощанию потребовала многих дней. Люди Ура с великим усердием и преданностью трудились, стремясь угодить жрецам, которые лучше всех знали, что угодно богам и что угодно умершей.
Когда Игмилсин отдал жрецу последние таблички сказания о Гильгамеше, ему тут же поручили сделать красивую надпись для печати. Никогда еще царский писец так тщательно не выводил каждый клинописный знак. "Нин-дада - великая жрица храма Луны", - было написано на печатке. Искусный резчик по камню вырезал сердоликовую печать.
Царский ювелир Син-Ирибим рассказывал Игмилсину, что никогда в Уре не было изготовлено такое количество золотых украшений. "Я думаю, - говорил он переписчику, - что все богатые женщины Ура примут участие в священной процессии".
Ночью на всех башнях храма бога Уту горели бесчисленные светильники. Люди, собравшиеся у Горы бога, молча прислушивались к молитвам жрецов, возносимым с вершины самой большой и красивой башни.
А во дворце шли последние приготовления к прощанию. Нин-дада лежала на деревянных позолоченных носилках. Ее прислужницы - юные жрицы и рабыни - приодели ее так, как, бывало, одевали в дни новой луны. Весь день они были озабочены тем, как лучше сделать прическу и уложить золотой венок чрезмерно большой для маленькой головы Нин-дады. Одни предлагали позвать ювелира и переделать это роскошное царское украшение. Другие призадумались над тем, для чего великая жрица заказала такой большой венок из листьев бука и цветов. Женщина, которая постоянно причесывала царскую дочь, предложила парик. Она приказала отрезать длинные черные волосы у трех молоденьких рабынь и вскоре сделала большой красивый парик. На нем золотой венок выглядел особенно красивым и нарядным.
Женщина, ведающая умащениями, очень искусно подкрасила брови, ресницы и веки, наложила румянец на пожелтевшие щеки, и тогда все женщины, толпившиеся у ложа своей госпожи, увидели, как красива была Нин-дада.
Одежда великой жрицы была расшита тысячами золотых, серебряных и сердоликовых бусин. Их было так много, что они полностью закрыли тонкую шерстяную ткань кораллового цвета. Только на правом плече и можно было увидеть кусочек платья. Но и здесь были заколоты три длинные золотые булавки с головками из лазурита. Тут же лежали амулеты: три рыбки - одна из синего камня, а две из золота. Четвертый амулет - две сидящие золотые газели. В руках у жрицы был золотой кубок. А рядом, на ложе, сверкал множеством красок любимый царицей головной убор, какого не было ни у одной из ее предшественниц. Это была диадема, сплошь расшитая множеством крохотных лазуритовых бусинок. По синему фону шел ряд изящных золотых фигурок животных: оленей, газелей, быков и коз. Между фигурками были размещены гроздья гранатов по три плода, укрытых листьями и веточками с золотыми стебельками и плодами или стручками из золота и сердолика. В промежутках были нашиты золотые розетки, а внизу свешивались подвески в форме пальметок из крученой золотой проволоки.
- Все готово в последний путь, - сказала распорядительница церемоний из храма Луны.
Сотни светильников мигали, освещая золотистым светом просторные покои великой жрицы. Закончив хлопоты, женщины-жрицы, служанки, рабыни, стоя у ложа усопшей, молча дожидались утра. Они с нетерпением ждали последнего скорбного шествия в надежде, что потом долго будут свободны от привычных обязанностей. Прислуживать великой жрице, угождать царской дочери было почетно, но очень трудно.