И вдруг появился Монин... Матерый. Весело, беспечно вошел в квартиру - с цветами, шампанским, свертками: запоздало поздравил с рождением дочери... Затем посидели, попили-поели, послушали рассказы гостя о новой нелегкой его профессии начальника автоколонны таксопарка и, когда за полночь тот выходил из кухни, где они остались наедине попить чайку, вытащил Матерый из кармана пиджака пакет, перетянутый резинкой. И его безмятежная веселость вдруг куда-то ушла.
- Здесь, - он положил пакет на стол, - три штуки. Или тысячи, по- интеллигентиому. Месяца два проживешь без забот, хватит. Но тут - и на работу: приемы, визиты... Давай. Налаживай связи. Не удастся, не встанешь на ноги пустой ты парень тогда. Встанешь - опять в шоферы к тебе готов. То, что в начальники не попадешь, ясно, но место найди! Это не в долг, так... Надеюсь на тебя. Хозяин.
Последнее слово он подчеркнул. После оно стало кличкой.
Он просидел на кухне до утра. Тусклым, больным взором глядел на деньги. Были ли они подачкой? Нет... Скорее жестом сильного по отношению к равному или же к более сильному, но в какой-то момент оступившемуся, крупно проигравшемуся, однако способному перекрыть проигрыш удачей в другой игре. Обязанному перекрыть!
Полистал записную книжку. Над каждой фамилией задумывался долго, не пренебрегая никем: ни мелкими людьми при мелком деле, ни случайными знакомцами, давно, вероятно, и позабывшими его. После составился список - довольно длинный. Наутро объяснил жене: пойми правильно - хлопот у тебя хватает, но, несмотря на них, предстоит тебе еще более хлопотный месяц. Потрудись воспринять его как должное. Как аврал.
Одно празднество сменяло другое. Гости приходили и уходили. Квартира превратилась не то в салон, не то в ресторан. Вечером поднимались тосты, крутился магнитофон, менялись блюда и велись разговоры, а утром он мчался на рынок и по кулинариям в поисках продуктов. Денег не жалел.
Однако приемы, чья пышность в соответствии с наличными неуклонно увядала, оказались напрасными. "Нужные" люди, охотно поднимающие бокалы, с аппетитом закусывающие и яро обещающие поддержку на любом уровне, на следующий день исчезали в никуда в казенность выстраданных ими кабинетов, за заслон секретарш, занятости, телефонного нивелирования жизненных проблем и уклончивых ответов типа:
"Нужно время..."
И однажды, осенним мрачноватым деньком, в дожде и смоге брел он по улице после пустого визита к пустому влиятельному лицу, в очередной раз что-то вяло ему пообещавшему, и вдруг припомнил: вон в том министерстве, коренастым монолитом глыбившимся среди облезлых домишек дореволюционной постройки, говаривали, служит в больших начальниках один толковый малый, некогда его подчиненный...
В министерство удалось проскользнуть, не вдаваясь в объяснения с вахтером, но нужный чиновник находился на совещании, и полтора часа Ярославцев бесцельно шатался по коридорам, стараясь возбудить в себе интерес к здешней суете, что-то осмыслить и проанализировать... Потом вместе с чиновником они вспоминали времена ушедшие, вспоминали тепло:
Ярославцев пригласил поехать в гости - поехали: скромно поужинали на кухне (деньги приходилось уже всерьез экономить), и за чаем, взглянув на часы, чиновник молвил:
- Пора мне... И вот что скажу, Володя. Ты толковый человек. Но у тебя нескончаемая полоса невезения. О последних твоих неприятностях не знаю, но они, чувствую, есть. Не ошибусь, если обозначу их причину: ты неосторожен в решениях генеральных. Ты не политик в конъюнктуре. Ты политик вообще, по натуре, но, чтобы выйти на уровень признанного "политика вообще", надо успешно окончить все классы школы... Знаешь, как фигуристы? Лучше всех откатался, всех поразил, а в скучном, профессиональном тесте на "школу", в исполнении хрестоматийных фигур дал маху. В итоге - зарезал все. Так и с тобой, но у тебя нет перспективы следующего чемпионата. Я к чему? Твое место советник. Серый кардинал. И я готов помочь тебе с местом. Для дела ты человек незаменимый и, если не против, на службу тебя возьму. Консультантом. Будешь при мне, помогать достраивать коммунизм в сфере обрабатывающей промышленности. Завтра в первой половине дня оформишься. После обеда запремся, отключим телефончики, и расскажу я тебе очень подробно о проблемах министерства. А после ты активно начнешь данные проблемы устранять. Если начнешь устранять, как дурак, выкину вон - сразу и без жалости. Все. Мне пора. Спасибо за чай, очень вкусный.
Для начала ему дали опробовать силы в одной из головных организаций министерства, работа которой шла наперекосяк. Спустя четыре месяца организацию посетил известный телекомментатор, специализирующийся на пропаганде передовых методов ведения экономики. Анализируя внезапные достижения, комментатор, вдумчиво подбирая слова, высказался так:
- Характерной особенностью предприятий, подчиненных организации, является то, что конструкторскими вопросами на них занимается конструкторский отдел, а технологическими технологический.
В министерстве эта фраза прозвучала, как развеселый, надолго всем запомнившийся анекдот. Неулыбчивый министр тоже хохотал от души, а, отсмеявшись, попросил подготовить приказ о премировании некоего Ярославцева, не упомянутого телекомментатором.
Сколько людей впоследствии предлагали ему роль: консультанта... И сколько таких ролей он исполняет сейчас, в разных министерствах и ведомствах - координируя, увязывая, пробивая, внося коррективы и вынося готовые решения...
Предлагалось и другое... Влияние росло, о старых ошибках вспоминали (если уж позволяли вспомнить!) неизменно с юмором и наперебой звали занять посты. Он был уже необходим многим именно на посту. Но - отказался. Пост - даже звучало скучно, казарменно, пост - нечто конкретное, обязательное и... опасное. Ибо за что-то необходимо отвечать, а как замечательно не отвечать ни за что, пребывая нигде и везде! И пусть его скромное общественное положение не блещет в иерархии чинов и званий. Главное - не в наименовании, а в том, что ты есть на самом деле. И другое пугало, то, с чем столкнулся он, будучи большим начальником изоляция от тех, кому служил. И еще: узость круга знакомых, продиктованная статусом и целесообразностью, неукоснительное соблюдение ритуалов и правил, наконец, одиночество и оторванность.
А что теперь есть я сам? Он часто задавал себе такой вопрос с тревогой и болью. Конечно, можно занять пост, зарыться в бумагах, играть роль безупречного гражданина и семьянина, но... зачем лгать себе? Поначалу он упрощенно полагал, будто в обществе существует лишь две категории людей деловых и неделовых. Неделовые сидят на зарплате или же на пенсии, а деловые своими поступками и идеями двигают общество вперед, принося ощутимую пользу всем окружающим, и в первую очередь неделовым. Удовлетворяя их спрос. Деньги в таком процессе извлекаются исключительно за счет личного вклада или энергии, а исходное сырье приобретается законно.
Вот и создавались им артели, споро и качественно возводившие на садовых участках летние и зимние домики, сервис при гаражных кооперативах, бригады по превращению открытых автостоянок в закрытые. После началось увлечение кооперативным строительством, едва не обернувшееся судимостью благодаря алчным компаньонам, решившим пожульничать со стройматериалами... Тогда-то впервые он разобрался В разнице между частными устремлениями и государственной системой снабжения, дающей заманчивые лазейки для легкой наживы... Да и лазейки ли? Не год и не два в стране цвело благодушие пропадали вагоны с готовой продукцией, ниагарами лился налево госбензин, к припискам относились едва ли не как к политически оправданной акции, успехи производства определялись фактором количественным и в очень малой степени - качественным, понятие "зарплата" приобрело оттенок анекдотический. И, конечно, деловые своего тут не упускали Они драли бешеные деньги за то, чего жаждали неделовые, то есть за дефицит. Созидались состояния. Предприимчивые люди ухватились за простенькие методы обогащения: спекуляцию, взятки, хищения. Ценностей ими не создавалось. Ценности либо умело добывались и перепродавались, либо наживались паразитированием на государстве - на людях неделовых. Образовывались круги, касты, шайки, присасывающиеся к дойной корове державы и лихорадочно набивающие карманы. С уверенностью своей безнаказанности, ибо стоящие выше охотно "брали", а значит, молчали. Задача была, таким образом, проста нахапать в расчете на все взлеты цен в течение, по минимуму, полувека. И с ними, с этими зажиревшими "деловыми", Ярославцеву приходилось сталкиваться изо дня в день. Часто он шел на поводу у них только из-за того, чтобы выжить, удержаться на ногах. Но исповедовал он иной принцип надо зарабатывать, создавая товар доступный, конъюнктурный, высшего качества. И он пытался делать это, что было не так уж и сложно; куда труднее оказывалось обуздать жадность исполнителей, свирепея от контроля, они видели в нем уже своего врага, едва ли не прокурора, не дававшего воровать.
Можно ли создать экономику внутри экономики, не нарушив закона? Поначалу он думал и верил можно. Оказалось нельзя. И в один прекрасный день вдруг уяснил себе всю мощь гигантской машины, чей кпд падал день ото дня, и поднять его Ярославцев не мог: машина стала неуправляемой. Он же превратился в символического ее Хозяина, а вернее, в уважаемого создателя, получавшего свои "пенсионные" блага в любом желаемом размере. Он предпочитал размер более чем скромный, но время шло, и перед законом этот размер достиг высших пределов... И тогда пришел страх. Ибо ему глубоко верилось в неотвратимость перемен и напрочь не верилось в долгое процветание жуликов с их всесильными, переварившими заодно с обильными деликатесами все принципы и идеи, покровителями. И - грянули перемены, и посыпались с насиженных мест "деловые" с ожиревшими мозгами перепуганные, ничего не соображающие почему, как? - и казавшееся незыблемым рухнуло, и канули в никуда покровители, сметенные свежими ветрами, столь желанными и необходимыми. Он, Ярославцев, искренне радовался им, хотя понимал: и для него тоже наступила развязка, предтеча краха. Да, желал он наступления нового времени, но, когда время настало, внезапно открылось: не его это время, он там - в прошлом, с людьми прошлого; там его компания, идеология, приемы... Созданную им самим систему теперь он расценивал как формацию промежуточную, неоправдавшуюся и подлежащую распаду. Существовала вполне реальная угроза расплаты за самодеятельный эксперимент... Означавшая тюрьму, долгий срок и, вероятно, конец жизни...
Ступив в болото, он ловко лавировал по кочкам и вдруг, оглянувшись, увидел позади себя сплошную трясину, и такая же трясина лежала впереди... Куда? Виделись еще несколько кочек, он вовремя приметил их, но что будет там, за ними, не знал. Возможно, трясина еще более страшная...
И о сегодняшнем своем крахе он знал заранее. Думая о нем, как о некоей вероятности, но все же выстраивая свои комбинации через Матерого - основное связующее с машиной звено. Полной конспирации такой метод, конечно, не гарантировал. Вокруг крутилось множество людей, кому в мысли не заглянешь, за чьи поступки не поручишься. И потому оставалось одно уповать на судьбу и в любой момент быть готовым перескочить на спасительную кочку... Спасет ли? А если без аллегорий, то завяз ты, Ярославцев, незаметно, но прочно в компромиссах, противоречащих с законодательством, и, вероятно, очень скоро придут в твою квартиру люди с серьезными и враждебными лицами и скажут тебе: собирайтесь, гражданин... А этого произойти не должно. Вот почему в последнее время остро понадобились тебе деньги, борец за идею... Чтобы не голым уйти до прихода непримиримо настроенных к тебе людей. Вот и вся сущность твоя не просто голым спастись, а сытеньким, благополучным. Плохо это, скверно, хотя и логично...
- Какая досада! - нагрешил не ко времени, - сказал он и пошел на обгон по встречной...
ИЗ ЖИЗНИ АЛЕКСЕЯ МОНИНА
- ...Ну, и что делать будем, товарищ воспитатель? Человек в форме вытащил папиросу, замял узловатыми пальцами ее мундштук - Два побега, драки нескончаемые - этого вот, Котова, сегодня изувечил, поведение вызывающее... Опять изолятор?
- Ну, да и Котов не херувим! - Собеседник - полный, с залысинами, в мешковатом костюме - выдернул глубоко скрывшуюся под рукавом пиджака манжету застиранной рубашки. - А Монин... Наша тут вина, кажется. Ключа не подберем. Мальчишка он дерзкий, конечно, злой, но чистый...
- Чи-истый! - протянул человек в форме не то насмешливо, не то раздумчиво. - Вы что, его личное дело забыли? Ограбление магазина, вооруженное сопротивление милиции, сержанта ранил! В пятнадцать-то лет! Волк растет!
- Ну, а детство какое? Война.
- А у меня какое детство? - Человек в форме резко поднялся со стула. Машинально оправил ремень. - Отца в гражданскую убили, нас у матери пятеро. Деревня, голод, я за старшего... А у вас? Тоже не во дворце с пианинами... - Замолчал.
В дверь постучали. Вошел подросток, крепкий, большеголовый, насупленно- сдержанный, в громоздких, с побитыми носками ботинках. Враждебно-затаенный взгляд скользнул по комнатке, ушел в себя, глубоко.
- Присаживайся, Монин, - вздохнул человек в форме, внимательно рассматривая дымящуюся папиросу. - Куришь, поди? - спросил вскользь.
- В рот этой отравы не беру, - прозвучал ответ. - Не дурак, чтобы потом гноем отплевываться.
- А я, выходит... - начал военный изумленно.
- Ну, вот что, Алексей, - вступил человек в гражданском. - Я как воспитатель должен в последний раз тебя предупредить: если...
- Если, если... - Парень вскинул яростно блеснувшие глаза. - За дело я Котову впечатал, гниде! Кого хотите спросите. Разжирел на кухне, силы от харчей поднабрался, куролесит, падла, в миски харкает, кто ему слово скажет, обирает всех... И чтобы я ему койку заправлял и пятки чесал...
- Вывернул ему стопу, избил зверски, - констатировал военный. - Табуретом! Сотрясение мозга, губу зашивали, два ребра сломано, врач говорит: в больницу надо везти, в город. Это же преступление, Монин! Он тебя... хоть пальцем тронул?
- Других тронул.
- Ишь... защитник! Адвокат! - Военный притушил папиросу. - Робин Гуд!
- Чего? - переспросил парень.
- Чего... Книжки надо читать, а не табуретом размахивать...
- Монин! - Воспитатель коротко оглянулся на военного, и тот замолчал, вновь разжигая папиросу. - Монин... дай слово, что больше такого не повторится. Слово мужчины.
- Не дам.
- Почему?
- Потому. Котов - мразь, - убежденно повторил парень. Вот выйдет отсюда, вырастет, точно завмагом станет. Крыса. Его только пусти, где сытно, все сожрет. Давить таких буду.
- Пойдешь в изолятор, - тяжело дыша, сказал военный, стиснув плечо воспитателя - мол, помолчи. - Понял? Пойдешь... если не понимаешь человеческого...
- Испугали! - Парень сплюнул в угол. - Мне и в карцере есть чем заняться.
- Ты у меня поплюйся! - угрожающе вздыбил плечи военный.
- Чем же ты собираешься заниматься в изоляторе? - тихо спросил воспитатель.
- А я там бегаю. - Парень зевнул. - Бегаю, приседаю... Отжимаюсь. - Помолчал. - Сплошная физкультура. Устану посплю. Проснусь - по новой...
- Спортсменом хочешь стать? - спросил военный неожиданно миролюбивым тоном.
- Не-а, - лениво сказал парень. - Хочу таких, как Котов ваш, с одного удара валить. Без табурета.
- Дура ты, - проронил военный устало. - Думаешь, крепким кулаком все в жизни решишь?
- Вы умный, - отрешенно парировал парень.
- Погоди, Алексей. - Воспитатель, засунув руки в карманы, неуклюже прошелся по комнате, внимательно осматривая грубые потеки масляной краски на стенах, хлипкие стулья, решетку на окне, будто запоминая все это. - Вот ограбил ты магазин. Кому хуже сделал, ежели из чистого принципа исходить? Продавцам, которых за жуликов, посчитал?
- Ну. - Парень поднял на него уверенный взгляд. Ревизия там потом была, одного посадили, точно знаю.
- А в милиционера зачем стрелял? Милиционер-то не чета жуликам, верно?
- Оборонялся. Или я его, или он меня... Чего непонятного?
- Так. - Воспитатель с силой потер затылок. - А награбленное куда бы дел?
- Себе взял. - Парень не раздумывал - Заработанное, чай.
- Заработанное? Чем же? Трудом?
- Шкурой - Ответ прозвучал резко. - Риском. Кто как умеет. Один - руками, другой - башкой, а третий - и тем, и другим, а еще - волыной. Так вот!
- Слабенькая у тебя позиция, Монин, - сказал воспитатель. - Слабенькая и плохонькая. Один ты против всех. А вокруг либо жулики, по твоему разумению, либо враги заклятые. Ну, а ты в мечтах своих самый из жуликов сильный, самый отважный, да? И потому есть у тебя право стрелять, людей калечить... Котов же ведь никого не...
- А трус потому что, - лениво перебил парень. - Срока боится, карцера, фрайер...
- Ты слова подбирай, слова, - сказал военный напряженно.
- Ну чего, макаренки? - весело спросил парень, поднимаясь. - Спать хочу, организм требует... Куда мне? На койку отпустите или в изолятор?..
- У тебя наряд сегодня, Монин, - сказал военный. - Вне очереди. В ночь. Так что с койкой обождать придется.
- Сортир, значит, драить? - Парень потянулся. - Не, другого ищите. Котов вот с больнички возвратится... По нему дело!
- Ты себя что... лучше других считаешь? - Воспитатель повысил голос.
- Лучше.
- Монин! Ты сейчас же отправишься в наряд... отрывисто, на звенящей ноте приказал военный.
- Ясно, - кивнул парень утомленно. - Значит, в изолятор... - И вышел за дверь, пискнувшую провисшей петлей.
- Во экземпляр, - обреченно качнул головой воспитатель. - Придется, значит, ужесточить.. меры.
- Страха в нем нет, - отозвался военный задумчиво. Стенкой закончит, до упора пойдет, знавал таких...
- Так мы же его остановить должны...
- Должны-то должны... - Военный перевел взгляд на серую, растрескавшуюся штукатурку потолка. - Да попробуй переломить его... Ты читал, как он на следствии себя вел? Ведь насчет оружия серьезно его крутили, без скидок, что малолетка, а ничего не вышло: нашел и нашел, где - не помню.
- Он действительно в изоляторе это отжимается? недоуменно спросил воспитатель.
- Угу, - угрюмо подтвердил военный. - Как заведенная машина. На хлебе-воде а все равно - до трех потов. Воля! Не на то дело употреблена только. Кабы в другое русло ее.
- Кабы! - сказал воспитатель.
ДЕЛА ПОВСЕДНЕВНЫЕ
Забавная была карикатура в газете, веселенькая два дружка шагают по улице мимо пиццерии, и один говорит другому в подтексте выделяя итальянское наименование учреждения не ходи, мол, Вася туда в пиццерию - там мафия!
Он свернул с дороги прямо на тротуар обогнул здание и поставил машину сбоку от пиццерии. И подумал до чего же обманчиво мироощущение обывателя! Как падок он на некие тайны как увлекают его термины "мафия" "бизнес" слухи о дерзких преступлениях, вообще все подпольное! Обыватель живет в домыслах и сплетнях, не зная главного зарабатывать деньги преступным путем скучно. Ибо заработать много можно не на разбойно-хулиганской стезе, а на хозяйственноэкономической где нет никакой романтики.
Ярославцев был уверен - в этой пиццерии не погорит никто. Каждый здесь зарабатывал в день столько сколько без смущения мог бы предъявить при выходе кому угодно. Не наглея, на излишках излишков. И того хватало. Коллектив был дружный на авантюры не падкий, работающий во благо клиента. Люди нормально трудились и он с удовольствием помогал им практически на общественных началах.
Невзирая на томившуюся у входа очередь он подошел к двери постучал. Толпа не пикнула сразу разгадав в нем начальственную стать.
Человек в униформе помог снять пальто.
Ярославцев прошел к стойке бара. Виталий коротко посмотрел на него поправив "бабочку" на белоснежной с короткими рукавами рубашечке кивнул в корректном приветствии.
- Перекусите?
- Обязательно.
- Тогда утоляйте аппетит и заодно поговорим. Пиццу сейчас принесут. Такую испекут - в Риме не попробуете.
Пиццу и впрямь принесли отменную ароматную с грибами. Потягивая ледяную пепси он завтракал обсуждая дела в неторопливой беседе с Виталием.
- Барменом в валютный бар мальчика пристроим? спрашивал Виталий уважительно- вкрадчиво. Документы в полном порядке опыт есть классный рюмпен-пролетарий... Я слышал, в "Интуристе" освободилось местечко...
- И почему ты меня обижаешь? - Ярославцев медленно отер рот салфеткой. - Что сам не способен решить эту проблемку? Не надо... обращаться ко мне по подобным кадровым вопросам. Или... у тебя есть еще кандидатура уборщицы в Совет Министров?
- Извините. Просто хороший парень... Ладно. Другой вопрос. В тресте туго с поставками. Дефицит идет по чайной ложке, Фирменных напитков мало, а клиент капризный пошел венгерское сухое за оскорбление принимает, кьянти ему подавай, с ветчиной баночной перебои... Я не от себя прошу поймите мне начальство намекнуло пусть бы твой друг подсобил... Ну а что потребуется - через меня...
- Решим. Но в течение следующей недели. Все у тебя?
- Пиво есть баночное. Загрузить картонку?
- А сигарет найдешь приличных? В смысле настоящих не лицензионных.
- Блок найду. Я сам через Матерого хотел... - Виталий осекся.
- Сколько сигарет он тебе поставил? - спросил Ярославцев сухо. - Ну? Только не ври это плохо влияет на мое отношение к людям.
- По мелочи... Пять коробок... Сто блоков. Семечки... да и когда было!
- "Парламент"?
- Ну да.
"Вот что значит - знакомить коммуникабельных негодяев, отрешенно глядя в лицо собеседника размышлял Ярославцев. Сразу снюхаются, повиляют хвостами и начнут свои собачьи игры у тебя за спиной. Хорошо - игры, а то перегрызутся и ты же будешь виноват..."
- Я пока дожую, - сказал, поморщившись - А ты, вот ключи, пиво поставь в багажник. Сколько денег надо?
- Меня тоже не стоит обижать - с достоинством ответил Виталий и подхватив ключи в воздухе над бокалом удалился.
Питательная пицца приободрила. Дальнейший хлопотный день казавшийся невероятно тяжким легко выстроился в схему сейчас на станцию переобуть две покрышки зайти к директору - ящик дефицитных контактных групп для замков зажигания прибудет к нему послезавтра. Это - начало первая партия пошла в производство в подсобном цехе одного из захудалых заводиков. И уж эти контактные группы будущих хозяев не подведут технология их изготовления куда выше импортной. Заводик же с данного подсобного цеха способен начать свое второе рождение - лишь бы духу у директора хватило, да только вряд ли хватит слабенький хозяйственник без инициативы трусоват.
Он вышел из пиццерии хлопнул по плечу Виталия дожидавшегося его у машины и уселся за руль.
Визит в автосервис решил отложить на часок. Неподалеку была еще одна "контора" куда заехать представлялось нелишним.
Остановил машину у старого московского дома прошел в высокий с мемориальной доской у входа подъезд. Звонок. Желтая точка врезанного в двустворчатую дверь "глазка" на мгновение потемнела потом осторожный голос вежливо осведомился "Кто?" - видимо личность посетителя впотьмах разглядеть не сумели.
- Открывайте, Эдуард, пока свои...
- Тсс... - Лысый сутулый Эдуард поправив очки огромные, стрекозиные приложил палец к тонким губам. - В комнату тихонько пройдем переводчик там...
Мрачно усмехнувшись Ярославцев покачал головой. Снял пальто. Тихо как и просил хозяин проследовал в комнату.
То, что увы и ожидалось.
Респектабельного вида переводчик в галстуке, с пухлыми наушниками фирмы "Сони" удобно расположившись в кресле с бокалом аперитива бубнил в микрофон фирмы "Акай".
- История мира? Да чего ее изучать я знаю сначала были динозавры после они сдохли и превратились в нефть. А потом появились арабы начали нефть продавать и покупать "мерседесы".
Телевизор фирмы "Джей-Ви Си демонстрировал очень сомнительный фильм а десять видеомагнитофонов расставленных на полу копировали продукцию. Тут же грудами теснились кассеты разнообразных фирм. Ярославцев уловил еще один нехороший Симптом: наклейки с ценой на кассетах указывали на их приобретение в магазине торгующем на живую валюту.
- Пройдемте на кухню Эдуард - шепнул он хозяину на ухо. - Оторвитесь. Времени мало.
На кухне работал лазерный проигрыватель и с крутившегося на нем серебристого диска копировала еще парочка магнитофончиков.
- Ну я все понял, - сказал Ярославцев. - Аппетиты Эдик у вас выросли изрядно.
- Ой, не надо праведных нотаций, - отозвался тот. - На плачевный финал намекаете? Ну... если суждено судьба значит.
- Позвольте объяснить вам элементарные вещи, - продолжил Ярославцев чувствуя что говорит впустую. - Я понимаю кассета без записи стоит одно, а с записью - совершенно другое. Наклейки кстати, сдерите - тут еще и валютными операциями попахивает. Дело выгодное ясно. Но у каждой кассеты есть свои покупатель. Кассет - сотни. Вероятность прокола...
- Я все сдаю через скупщика.
- Поздравляю. Вероятность уменьшается. Но не исчезает. Потом. Что вы пишете? Я видел названия... Сплошное торжество плоти...
- Люди берут, - со вздохом перебил Эдуард. А потом... основную массу не увлекает ни Феллини ни Антониони...
- Здесь, - он положил пакет на стол, - три штуки. Или тысячи, по- интеллигентиому. Месяца два проживешь без забот, хватит. Но тут - и на работу: приемы, визиты... Давай. Налаживай связи. Не удастся, не встанешь на ноги пустой ты парень тогда. Встанешь - опять в шоферы к тебе готов. То, что в начальники не попадешь, ясно, но место найди! Это не в долг, так... Надеюсь на тебя. Хозяин.
Последнее слово он подчеркнул. После оно стало кличкой.
Он просидел на кухне до утра. Тусклым, больным взором глядел на деньги. Были ли они подачкой? Нет... Скорее жестом сильного по отношению к равному или же к более сильному, но в какой-то момент оступившемуся, крупно проигравшемуся, однако способному перекрыть проигрыш удачей в другой игре. Обязанному перекрыть!
Полистал записную книжку. Над каждой фамилией задумывался долго, не пренебрегая никем: ни мелкими людьми при мелком деле, ни случайными знакомцами, давно, вероятно, и позабывшими его. После составился список - довольно длинный. Наутро объяснил жене: пойми правильно - хлопот у тебя хватает, но, несмотря на них, предстоит тебе еще более хлопотный месяц. Потрудись воспринять его как должное. Как аврал.
Одно празднество сменяло другое. Гости приходили и уходили. Квартира превратилась не то в салон, не то в ресторан. Вечером поднимались тосты, крутился магнитофон, менялись блюда и велись разговоры, а утром он мчался на рынок и по кулинариям в поисках продуктов. Денег не жалел.
Однако приемы, чья пышность в соответствии с наличными неуклонно увядала, оказались напрасными. "Нужные" люди, охотно поднимающие бокалы, с аппетитом закусывающие и яро обещающие поддержку на любом уровне, на следующий день исчезали в никуда в казенность выстраданных ими кабинетов, за заслон секретарш, занятости, телефонного нивелирования жизненных проблем и уклончивых ответов типа:
"Нужно время..."
И однажды, осенним мрачноватым деньком, в дожде и смоге брел он по улице после пустого визита к пустому влиятельному лицу, в очередной раз что-то вяло ему пообещавшему, и вдруг припомнил: вон в том министерстве, коренастым монолитом глыбившимся среди облезлых домишек дореволюционной постройки, говаривали, служит в больших начальниках один толковый малый, некогда его подчиненный...
В министерство удалось проскользнуть, не вдаваясь в объяснения с вахтером, но нужный чиновник находился на совещании, и полтора часа Ярославцев бесцельно шатался по коридорам, стараясь возбудить в себе интерес к здешней суете, что-то осмыслить и проанализировать... Потом вместе с чиновником они вспоминали времена ушедшие, вспоминали тепло:
Ярославцев пригласил поехать в гости - поехали: скромно поужинали на кухне (деньги приходилось уже всерьез экономить), и за чаем, взглянув на часы, чиновник молвил:
- Пора мне... И вот что скажу, Володя. Ты толковый человек. Но у тебя нескончаемая полоса невезения. О последних твоих неприятностях не знаю, но они, чувствую, есть. Не ошибусь, если обозначу их причину: ты неосторожен в решениях генеральных. Ты не политик в конъюнктуре. Ты политик вообще, по натуре, но, чтобы выйти на уровень признанного "политика вообще", надо успешно окончить все классы школы... Знаешь, как фигуристы? Лучше всех откатался, всех поразил, а в скучном, профессиональном тесте на "школу", в исполнении хрестоматийных фигур дал маху. В итоге - зарезал все. Так и с тобой, но у тебя нет перспективы следующего чемпионата. Я к чему? Твое место советник. Серый кардинал. И я готов помочь тебе с местом. Для дела ты человек незаменимый и, если не против, на службу тебя возьму. Консультантом. Будешь при мне, помогать достраивать коммунизм в сфере обрабатывающей промышленности. Завтра в первой половине дня оформишься. После обеда запремся, отключим телефончики, и расскажу я тебе очень подробно о проблемах министерства. А после ты активно начнешь данные проблемы устранять. Если начнешь устранять, как дурак, выкину вон - сразу и без жалости. Все. Мне пора. Спасибо за чай, очень вкусный.
Для начала ему дали опробовать силы в одной из головных организаций министерства, работа которой шла наперекосяк. Спустя четыре месяца организацию посетил известный телекомментатор, специализирующийся на пропаганде передовых методов ведения экономики. Анализируя внезапные достижения, комментатор, вдумчиво подбирая слова, высказался так:
- Характерной особенностью предприятий, подчиненных организации, является то, что конструкторскими вопросами на них занимается конструкторский отдел, а технологическими технологический.
В министерстве эта фраза прозвучала, как развеселый, надолго всем запомнившийся анекдот. Неулыбчивый министр тоже хохотал от души, а, отсмеявшись, попросил подготовить приказ о премировании некоего Ярославцева, не упомянутого телекомментатором.
Сколько людей впоследствии предлагали ему роль: консультанта... И сколько таких ролей он исполняет сейчас, в разных министерствах и ведомствах - координируя, увязывая, пробивая, внося коррективы и вынося готовые решения...
Предлагалось и другое... Влияние росло, о старых ошибках вспоминали (если уж позволяли вспомнить!) неизменно с юмором и наперебой звали занять посты. Он был уже необходим многим именно на посту. Но - отказался. Пост - даже звучало скучно, казарменно, пост - нечто конкретное, обязательное и... опасное. Ибо за что-то необходимо отвечать, а как замечательно не отвечать ни за что, пребывая нигде и везде! И пусть его скромное общественное положение не блещет в иерархии чинов и званий. Главное - не в наименовании, а в том, что ты есть на самом деле. И другое пугало, то, с чем столкнулся он, будучи большим начальником изоляция от тех, кому служил. И еще: узость круга знакомых, продиктованная статусом и целесообразностью, неукоснительное соблюдение ритуалов и правил, наконец, одиночество и оторванность.
А что теперь есть я сам? Он часто задавал себе такой вопрос с тревогой и болью. Конечно, можно занять пост, зарыться в бумагах, играть роль безупречного гражданина и семьянина, но... зачем лгать себе? Поначалу он упрощенно полагал, будто в обществе существует лишь две категории людей деловых и неделовых. Неделовые сидят на зарплате или же на пенсии, а деловые своими поступками и идеями двигают общество вперед, принося ощутимую пользу всем окружающим, и в первую очередь неделовым. Удовлетворяя их спрос. Деньги в таком процессе извлекаются исключительно за счет личного вклада или энергии, а исходное сырье приобретается законно.
Вот и создавались им артели, споро и качественно возводившие на садовых участках летние и зимние домики, сервис при гаражных кооперативах, бригады по превращению открытых автостоянок в закрытые. После началось увлечение кооперативным строительством, едва не обернувшееся судимостью благодаря алчным компаньонам, решившим пожульничать со стройматериалами... Тогда-то впервые он разобрался В разнице между частными устремлениями и государственной системой снабжения, дающей заманчивые лазейки для легкой наживы... Да и лазейки ли? Не год и не два в стране цвело благодушие пропадали вагоны с готовой продукцией, ниагарами лился налево госбензин, к припискам относились едва ли не как к политически оправданной акции, успехи производства определялись фактором количественным и в очень малой степени - качественным, понятие "зарплата" приобрело оттенок анекдотический. И, конечно, деловые своего тут не упускали Они драли бешеные деньги за то, чего жаждали неделовые, то есть за дефицит. Созидались состояния. Предприимчивые люди ухватились за простенькие методы обогащения: спекуляцию, взятки, хищения. Ценностей ими не создавалось. Ценности либо умело добывались и перепродавались, либо наживались паразитированием на государстве - на людях неделовых. Образовывались круги, касты, шайки, присасывающиеся к дойной корове державы и лихорадочно набивающие карманы. С уверенностью своей безнаказанности, ибо стоящие выше охотно "брали", а значит, молчали. Задача была, таким образом, проста нахапать в расчете на все взлеты цен в течение, по минимуму, полувека. И с ними, с этими зажиревшими "деловыми", Ярославцеву приходилось сталкиваться изо дня в день. Часто он шел на поводу у них только из-за того, чтобы выжить, удержаться на ногах. Но исповедовал он иной принцип надо зарабатывать, создавая товар доступный, конъюнктурный, высшего качества. И он пытался делать это, что было не так уж и сложно; куда труднее оказывалось обуздать жадность исполнителей, свирепея от контроля, они видели в нем уже своего врага, едва ли не прокурора, не дававшего воровать.
Можно ли создать экономику внутри экономики, не нарушив закона? Поначалу он думал и верил можно. Оказалось нельзя. И в один прекрасный день вдруг уяснил себе всю мощь гигантской машины, чей кпд падал день ото дня, и поднять его Ярославцев не мог: машина стала неуправляемой. Он же превратился в символического ее Хозяина, а вернее, в уважаемого создателя, получавшего свои "пенсионные" блага в любом желаемом размере. Он предпочитал размер более чем скромный, но время шло, и перед законом этот размер достиг высших пределов... И тогда пришел страх. Ибо ему глубоко верилось в неотвратимость перемен и напрочь не верилось в долгое процветание жуликов с их всесильными, переварившими заодно с обильными деликатесами все принципы и идеи, покровителями. И - грянули перемены, и посыпались с насиженных мест "деловые" с ожиревшими мозгами перепуганные, ничего не соображающие почему, как? - и казавшееся незыблемым рухнуло, и канули в никуда покровители, сметенные свежими ветрами, столь желанными и необходимыми. Он, Ярославцев, искренне радовался им, хотя понимал: и для него тоже наступила развязка, предтеча краха. Да, желал он наступления нового времени, но, когда время настало, внезапно открылось: не его это время, он там - в прошлом, с людьми прошлого; там его компания, идеология, приемы... Созданную им самим систему теперь он расценивал как формацию промежуточную, неоправдавшуюся и подлежащую распаду. Существовала вполне реальная угроза расплаты за самодеятельный эксперимент... Означавшая тюрьму, долгий срок и, вероятно, конец жизни...
Ступив в болото, он ловко лавировал по кочкам и вдруг, оглянувшись, увидел позади себя сплошную трясину, и такая же трясина лежала впереди... Куда? Виделись еще несколько кочек, он вовремя приметил их, но что будет там, за ними, не знал. Возможно, трясина еще более страшная...
И о сегодняшнем своем крахе он знал заранее. Думая о нем, как о некоей вероятности, но все же выстраивая свои комбинации через Матерого - основное связующее с машиной звено. Полной конспирации такой метод, конечно, не гарантировал. Вокруг крутилось множество людей, кому в мысли не заглянешь, за чьи поступки не поручишься. И потому оставалось одно уповать на судьбу и в любой момент быть готовым перескочить на спасительную кочку... Спасет ли? А если без аллегорий, то завяз ты, Ярославцев, незаметно, но прочно в компромиссах, противоречащих с законодательством, и, вероятно, очень скоро придут в твою квартиру люди с серьезными и враждебными лицами и скажут тебе: собирайтесь, гражданин... А этого произойти не должно. Вот почему в последнее время остро понадобились тебе деньги, борец за идею... Чтобы не голым уйти до прихода непримиримо настроенных к тебе людей. Вот и вся сущность твоя не просто голым спастись, а сытеньким, благополучным. Плохо это, скверно, хотя и логично...
- Какая досада! - нагрешил не ко времени, - сказал он и пошел на обгон по встречной...
ИЗ ЖИЗНИ АЛЕКСЕЯ МОНИНА
- ...Ну, и что делать будем, товарищ воспитатель? Человек в форме вытащил папиросу, замял узловатыми пальцами ее мундштук - Два побега, драки нескончаемые - этого вот, Котова, сегодня изувечил, поведение вызывающее... Опять изолятор?
- Ну, да и Котов не херувим! - Собеседник - полный, с залысинами, в мешковатом костюме - выдернул глубоко скрывшуюся под рукавом пиджака манжету застиранной рубашки. - А Монин... Наша тут вина, кажется. Ключа не подберем. Мальчишка он дерзкий, конечно, злой, но чистый...
- Чи-истый! - протянул человек в форме не то насмешливо, не то раздумчиво. - Вы что, его личное дело забыли? Ограбление магазина, вооруженное сопротивление милиции, сержанта ранил! В пятнадцать-то лет! Волк растет!
- Ну, а детство какое? Война.
- А у меня какое детство? - Человек в форме резко поднялся со стула. Машинально оправил ремень. - Отца в гражданскую убили, нас у матери пятеро. Деревня, голод, я за старшего... А у вас? Тоже не во дворце с пианинами... - Замолчал.
В дверь постучали. Вошел подросток, крепкий, большеголовый, насупленно- сдержанный, в громоздких, с побитыми носками ботинках. Враждебно-затаенный взгляд скользнул по комнатке, ушел в себя, глубоко.
- Присаживайся, Монин, - вздохнул человек в форме, внимательно рассматривая дымящуюся папиросу. - Куришь, поди? - спросил вскользь.
- В рот этой отравы не беру, - прозвучал ответ. - Не дурак, чтобы потом гноем отплевываться.
- А я, выходит... - начал военный изумленно.
- Ну, вот что, Алексей, - вступил человек в гражданском. - Я как воспитатель должен в последний раз тебя предупредить: если...
- Если, если... - Парень вскинул яростно блеснувшие глаза. - За дело я Котову впечатал, гниде! Кого хотите спросите. Разжирел на кухне, силы от харчей поднабрался, куролесит, падла, в миски харкает, кто ему слово скажет, обирает всех... И чтобы я ему койку заправлял и пятки чесал...
- Вывернул ему стопу, избил зверски, - констатировал военный. - Табуретом! Сотрясение мозга, губу зашивали, два ребра сломано, врач говорит: в больницу надо везти, в город. Это же преступление, Монин! Он тебя... хоть пальцем тронул?
- Других тронул.
- Ишь... защитник! Адвокат! - Военный притушил папиросу. - Робин Гуд!
- Чего? - переспросил парень.
- Чего... Книжки надо читать, а не табуретом размахивать...
- Монин! - Воспитатель коротко оглянулся на военного, и тот замолчал, вновь разжигая папиросу. - Монин... дай слово, что больше такого не повторится. Слово мужчины.
- Не дам.
- Почему?
- Потому. Котов - мразь, - убежденно повторил парень. Вот выйдет отсюда, вырастет, точно завмагом станет. Крыса. Его только пусти, где сытно, все сожрет. Давить таких буду.
- Пойдешь в изолятор, - тяжело дыша, сказал военный, стиснув плечо воспитателя - мол, помолчи. - Понял? Пойдешь... если не понимаешь человеческого...
- Испугали! - Парень сплюнул в угол. - Мне и в карцере есть чем заняться.
- Ты у меня поплюйся! - угрожающе вздыбил плечи военный.
- Чем же ты собираешься заниматься в изоляторе? - тихо спросил воспитатель.
- А я там бегаю. - Парень зевнул. - Бегаю, приседаю... Отжимаюсь. - Помолчал. - Сплошная физкультура. Устану посплю. Проснусь - по новой...
- Спортсменом хочешь стать? - спросил военный неожиданно миролюбивым тоном.
- Не-а, - лениво сказал парень. - Хочу таких, как Котов ваш, с одного удара валить. Без табурета.
- Дура ты, - проронил военный устало. - Думаешь, крепким кулаком все в жизни решишь?
- Вы умный, - отрешенно парировал парень.
- Погоди, Алексей. - Воспитатель, засунув руки в карманы, неуклюже прошелся по комнате, внимательно осматривая грубые потеки масляной краски на стенах, хлипкие стулья, решетку на окне, будто запоминая все это. - Вот ограбил ты магазин. Кому хуже сделал, ежели из чистого принципа исходить? Продавцам, которых за жуликов, посчитал?
- Ну. - Парень поднял на него уверенный взгляд. Ревизия там потом была, одного посадили, точно знаю.
- А в милиционера зачем стрелял? Милиционер-то не чета жуликам, верно?
- Оборонялся. Или я его, или он меня... Чего непонятного?
- Так. - Воспитатель с силой потер затылок. - А награбленное куда бы дел?
- Себе взял. - Парень не раздумывал - Заработанное, чай.
- Заработанное? Чем же? Трудом?
- Шкурой - Ответ прозвучал резко. - Риском. Кто как умеет. Один - руками, другой - башкой, а третий - и тем, и другим, а еще - волыной. Так вот!
- Слабенькая у тебя позиция, Монин, - сказал воспитатель. - Слабенькая и плохонькая. Один ты против всех. А вокруг либо жулики, по твоему разумению, либо враги заклятые. Ну, а ты в мечтах своих самый из жуликов сильный, самый отважный, да? И потому есть у тебя право стрелять, людей калечить... Котов же ведь никого не...
- А трус потому что, - лениво перебил парень. - Срока боится, карцера, фрайер...
- Ты слова подбирай, слова, - сказал военный напряженно.
- Ну чего, макаренки? - весело спросил парень, поднимаясь. - Спать хочу, организм требует... Куда мне? На койку отпустите или в изолятор?..
- У тебя наряд сегодня, Монин, - сказал военный. - Вне очереди. В ночь. Так что с койкой обождать придется.
- Сортир, значит, драить? - Парень потянулся. - Не, другого ищите. Котов вот с больнички возвратится... По нему дело!
- Ты себя что... лучше других считаешь? - Воспитатель повысил голос.
- Лучше.
- Монин! Ты сейчас же отправишься в наряд... отрывисто, на звенящей ноте приказал военный.
- Ясно, - кивнул парень утомленно. - Значит, в изолятор... - И вышел за дверь, пискнувшую провисшей петлей.
- Во экземпляр, - обреченно качнул головой воспитатель. - Придется, значит, ужесточить.. меры.
- Страха в нем нет, - отозвался военный задумчиво. Стенкой закончит, до упора пойдет, знавал таких...
- Так мы же его остановить должны...
- Должны-то должны... - Военный перевел взгляд на серую, растрескавшуюся штукатурку потолка. - Да попробуй переломить его... Ты читал, как он на следствии себя вел? Ведь насчет оружия серьезно его крутили, без скидок, что малолетка, а ничего не вышло: нашел и нашел, где - не помню.
- Он действительно в изоляторе это отжимается? недоуменно спросил воспитатель.
- Угу, - угрюмо подтвердил военный. - Как заведенная машина. На хлебе-воде а все равно - до трех потов. Воля! Не на то дело употреблена только. Кабы в другое русло ее.
- Кабы! - сказал воспитатель.
ДЕЛА ПОВСЕДНЕВНЫЕ
Забавная была карикатура в газете, веселенькая два дружка шагают по улице мимо пиццерии, и один говорит другому в подтексте выделяя итальянское наименование учреждения не ходи, мол, Вася туда в пиццерию - там мафия!
Он свернул с дороги прямо на тротуар обогнул здание и поставил машину сбоку от пиццерии. И подумал до чего же обманчиво мироощущение обывателя! Как падок он на некие тайны как увлекают его термины "мафия" "бизнес" слухи о дерзких преступлениях, вообще все подпольное! Обыватель живет в домыслах и сплетнях, не зная главного зарабатывать деньги преступным путем скучно. Ибо заработать много можно не на разбойно-хулиганской стезе, а на хозяйственноэкономической где нет никакой романтики.
Ярославцев был уверен - в этой пиццерии не погорит никто. Каждый здесь зарабатывал в день столько сколько без смущения мог бы предъявить при выходе кому угодно. Не наглея, на излишках излишков. И того хватало. Коллектив был дружный на авантюры не падкий, работающий во благо клиента. Люди нормально трудились и он с удовольствием помогал им практически на общественных началах.
Невзирая на томившуюся у входа очередь он подошел к двери постучал. Толпа не пикнула сразу разгадав в нем начальственную стать.
Человек в униформе помог снять пальто.
Ярославцев прошел к стойке бара. Виталий коротко посмотрел на него поправив "бабочку" на белоснежной с короткими рукавами рубашечке кивнул в корректном приветствии.
- Перекусите?
- Обязательно.
- Тогда утоляйте аппетит и заодно поговорим. Пиццу сейчас принесут. Такую испекут - в Риме не попробуете.
Пиццу и впрямь принесли отменную ароматную с грибами. Потягивая ледяную пепси он завтракал обсуждая дела в неторопливой беседе с Виталием.
- Барменом в валютный бар мальчика пристроим? спрашивал Виталий уважительно- вкрадчиво. Документы в полном порядке опыт есть классный рюмпен-пролетарий... Я слышал, в "Интуристе" освободилось местечко...
- И почему ты меня обижаешь? - Ярославцев медленно отер рот салфеткой. - Что сам не способен решить эту проблемку? Не надо... обращаться ко мне по подобным кадровым вопросам. Или... у тебя есть еще кандидатура уборщицы в Совет Министров?
- Извините. Просто хороший парень... Ладно. Другой вопрос. В тресте туго с поставками. Дефицит идет по чайной ложке, Фирменных напитков мало, а клиент капризный пошел венгерское сухое за оскорбление принимает, кьянти ему подавай, с ветчиной баночной перебои... Я не от себя прошу поймите мне начальство намекнуло пусть бы твой друг подсобил... Ну а что потребуется - через меня...
- Решим. Но в течение следующей недели. Все у тебя?
- Пиво есть баночное. Загрузить картонку?
- А сигарет найдешь приличных? В смысле настоящих не лицензионных.
- Блок найду. Я сам через Матерого хотел... - Виталий осекся.
- Сколько сигарет он тебе поставил? - спросил Ярославцев сухо. - Ну? Только не ври это плохо влияет на мое отношение к людям.
- По мелочи... Пять коробок... Сто блоков. Семечки... да и когда было!
- "Парламент"?
- Ну да.
"Вот что значит - знакомить коммуникабельных негодяев, отрешенно глядя в лицо собеседника размышлял Ярославцев. Сразу снюхаются, повиляют хвостами и начнут свои собачьи игры у тебя за спиной. Хорошо - игры, а то перегрызутся и ты же будешь виноват..."
- Я пока дожую, - сказал, поморщившись - А ты, вот ключи, пиво поставь в багажник. Сколько денег надо?
- Меня тоже не стоит обижать - с достоинством ответил Виталий и подхватив ключи в воздухе над бокалом удалился.
Питательная пицца приободрила. Дальнейший хлопотный день казавшийся невероятно тяжким легко выстроился в схему сейчас на станцию переобуть две покрышки зайти к директору - ящик дефицитных контактных групп для замков зажигания прибудет к нему послезавтра. Это - начало первая партия пошла в производство в подсобном цехе одного из захудалых заводиков. И уж эти контактные группы будущих хозяев не подведут технология их изготовления куда выше импортной. Заводик же с данного подсобного цеха способен начать свое второе рождение - лишь бы духу у директора хватило, да только вряд ли хватит слабенький хозяйственник без инициативы трусоват.
Он вышел из пиццерии хлопнул по плечу Виталия дожидавшегося его у машины и уселся за руль.
Визит в автосервис решил отложить на часок. Неподалеку была еще одна "контора" куда заехать представлялось нелишним.
Остановил машину у старого московского дома прошел в высокий с мемориальной доской у входа подъезд. Звонок. Желтая точка врезанного в двустворчатую дверь "глазка" на мгновение потемнела потом осторожный голос вежливо осведомился "Кто?" - видимо личность посетителя впотьмах разглядеть не сумели.
- Открывайте, Эдуард, пока свои...
- Тсс... - Лысый сутулый Эдуард поправив очки огромные, стрекозиные приложил палец к тонким губам. - В комнату тихонько пройдем переводчик там...
Мрачно усмехнувшись Ярославцев покачал головой. Снял пальто. Тихо как и просил хозяин проследовал в комнату.
То, что увы и ожидалось.
Респектабельного вида переводчик в галстуке, с пухлыми наушниками фирмы "Сони" удобно расположившись в кресле с бокалом аперитива бубнил в микрофон фирмы "Акай".
- История мира? Да чего ее изучать я знаю сначала были динозавры после они сдохли и превратились в нефть. А потом появились арабы начали нефть продавать и покупать "мерседесы".
Телевизор фирмы "Джей-Ви Си демонстрировал очень сомнительный фильм а десять видеомагнитофонов расставленных на полу копировали продукцию. Тут же грудами теснились кассеты разнообразных фирм. Ярославцев уловил еще один нехороший Симптом: наклейки с ценой на кассетах указывали на их приобретение в магазине торгующем на живую валюту.
- Пройдемте на кухню Эдуард - шепнул он хозяину на ухо. - Оторвитесь. Времени мало.
На кухне работал лазерный проигрыватель и с крутившегося на нем серебристого диска копировала еще парочка магнитофончиков.
- Ну я все понял, - сказал Ярославцев. - Аппетиты Эдик у вас выросли изрядно.
- Ой, не надо праведных нотаций, - отозвался тот. - На плачевный финал намекаете? Ну... если суждено судьба значит.
- Позвольте объяснить вам элементарные вещи, - продолжил Ярославцев чувствуя что говорит впустую. - Я понимаю кассета без записи стоит одно, а с записью - совершенно другое. Наклейки кстати, сдерите - тут еще и валютными операциями попахивает. Дело выгодное ясно. Но у каждой кассеты есть свои покупатель. Кассет - сотни. Вероятность прокола...
- Я все сдаю через скупщика.
- Поздравляю. Вероятность уменьшается. Но не исчезает. Потом. Что вы пишете? Я видел названия... Сплошное торжество плоти...
- Люди берут, - со вздохом перебил Эдуард. А потом... основную массу не увлекает ни Феллини ни Антониони...