- Может быть. Но зачем сознательно идти на статью? Я же казалось убедил вас, появились видеотеки - развивайте дело на государственных принципах.
- Знаете, - Эдик выдержал скорбную паузу. - Я не подвижник. Пробовал - не получилось извините. Каждый фильм согласовывай, нервы трепи, всякие худсоветы. А цены? Кому нужна пленка на вечер за такую цену? Слева - дешевле. Более того практически бесплатно человек покупает пленку. С дивной коммерческой картиной. Пусть она у него год в обороте потом он отдаст ее либо за те же монеты либо в обмен. Одно слово вклад! С видом на проценты, кстати. А мне - доход. Да и чего за зарплату ломаться? Вон лазер работает круглосуточно. Чистейшее воспроизведение. Полсуток - уже зарплата! Так что не надо, не мальчик. Вот если бы вы со своими связями в дело включились.
- Порнографию распространять?
- Мы распространим. Нам материалы нужны, пленка, техника. Я не хочу вас обидеть поймите... Я знаю вы смотрите на меня, как на дешевку, но каждый живет своим и не приставляйте мне собственную голову.
- Сколько магнитофонов пришло сюда через Матерого? внезапно спросил Ярославцев.
- Ну это... - Эдик замешкался, - это наши дела... простите конечно.
- Эдик, - произнес Ярославцев с нажимом. - Я понимаю вы человек независимый самостоятельный не любите поучении, но обязан заметить вам изменяет чувство меры, мой мальчик, в смысле демократии по отношению к старшим.
- Да я ведь... - отозвался Эдик с ноткой испуга и глаза его за гигантскими стеклами очков моргнули. - Я-то чего? Ну... двадцать может, тридцать магнитофонов... Только между нами...
- Именно. - Ярославцев направился в прихожую. Молча оделся.
- Вы правы - Эдик задумчиво поджал губы. - Понимаю правы! А не в состоянии на тормоз нажать! Тут приятеля свинтили. Ну а жена сдуру и дала показание - да кое- что смотрела. Не жена даже сожительница. Центровая девка понравилась поселил возле себя. В общем семейка на чисто общественных началах, если он налево ходил то она - и налево и направо. А суд влепил по полной заготовке. За развращение супруги! Она как услышала ржать начала - я думал плохо ей будет.
- Плохо будет Эдуард, очень плохо. - Ярославцев затворил дверь.
Ах Матерый ах Лешка. Главное откуда? Магнитофоны, сигареты, ондатра. С честным взором врал ты о "чистых" источниках с напором врал! А я дурачок если и не верил то принуждал себя верить, хотел! И пристраивал эти "излишки" списанное якобы, бракованное негодное. А икра? А рыба? Неодобряемое перевыполнение плана рыбозавода или в море выбрасывать или... Пошел ты на это? Пошел! Деньги получил? То-то. Подумай Эдик, Виталий - вот уже двое за сегодняшний день, кто не зная истинную тебе цену верно о ней догадываются. Первым конечно скрутят Матерого и уж потом только начнется перебор звеньев цепи так что запас по времени тебе обеспечен. Но каков он запас? Вопрос неотвязный ставший уже частью существа въевшийся в душу.
Ну-ка давай все взвесим холодно отстранение. Кое-что тобою приготовлено но так с ленцой на всякий случай. А не пора ли подготовиться основательно и детально чтобы достойно встретить свои самый черный день?
Однако еще вопрос при чем здесь ты и такое высокое, благородное слово "достойно"?
СЛЕДСТВИЕ
Кажется я делаю карьеру. Три убийства совершенных из одного и того же "Вальтера" произвели впечатление на начальство и теперь создана бригада где оперативную часть работы ведет Лузгин а следственную - я с многочисленными помощниками толку от которых правда на данном этапе мало. Остальная текучка благополучно сплавлена сослуживцам.
Интересные результаты дала проверка рабочих на стройке. Даже не столько проверка сколько допрос бульдозериста заровнявшего траншею. В беседе всплыл факт оказывается он студент накануне перед убийством отпрашивался на занятия у бригадира. Свидетелей разговора рядом не было только стояло неподалеку такси и таксист копался в багажнике. Таксист был в клетчатых брюках а машина - синего цвета. Не голубого не фиолетового именно синего. И вот что характерно таксист вполне мог слышать разговор бригадира и студента бульдозериста. Я убедился в этом выехав на место. Допросил бригадира. Показания бульдозериста подтвердились но выплыла дополнительная деталь на заднем стекле у таксиста имелся какой то обогреватель - аляповатый самодельный в виде неровных серебристых полос.
Скоренько проверили близстоящий дом. Таксист в нем проживал, но по данным не подходил вообще в ту смену не работал "в ношении клетчатых брюк не замечен" и так далее. Тогда подчиненные Лузгина получили на руки следующую схему: синее такси, серебристый обогреватель, клетчатые брюки, график работы.
- Разврат а не работа, - сказали они. - Обычно если такси - то неопределенного цвета и все данные, а тут палитра!
Спустя сутки передо мною лежала фотография некоего Коржикова Михаила, который сидел за рулем синего такси накануне убийства обладал клетчатыми штанами и наконец подвозил установленную гражданку в интересующий нас срок к новостройкам по адресу ее постоянной прописки. Личные связи гражданки с Коржиковым после предварительного неофициального выяснения не подтвердились, но подтвердилась версия о наличии данных по Коржикову в наших картотеках как дважды судимого за спекуляцию автомобилями.
"Волга" на которой ехал преступник оставив в лесу трупы "гаишников" не соответствовала следам "Волги" такси, однако предположение о Коржикове как пособнике убийцы, представлялось оправданным.
С таксистом я решил работать деликатно сосредоточив всю имевшуюся в наличии оперативную мощь на его скромной персоне: где живет, с кем дружит.
Выяснилось Коржиков активно околачивается в гаражном кооперативе неподалеку от дома где и "шабашит" частным образом. Выездов в другие города не зафиксировано круг привходящих лиц не установлен.
Последнее - понятно. Пять лет минуло после прибытия Коржикова из ИТК, жалоб на него не поступало, внимание естественным образом ослабилось... Вывод тоже ясен: внимание следует укрепить.
Я заканчиваю совещание оперативно-следственной бригады, люди шумно расходятся, в кабинете наступает тишина... Пора домой. Но уходить не хочется. Какая-то инерция прошедшего дня держит на месте, ощущение чего-то недоделанного.
Покуда Коржиков может пребывать в спокойствии. В причастности его к убийству доказательств - ноль. Лишь косвенные улики. О прямых же и речи нет. А их надо отыскать. Не ориентируясь на личные впечатления, на гипотезы, не конструируя, одним словом. А вот когда конструирование начинается, когда следователь идет по придуманной им же самим схеме, он подобен палачу, неторопливо вывязывающему прочный узел на петле... Знавал я таких... Их кредо - непоколебимая убежденность, будто ошибки неизбежны, а по высшему счету они все равно правы. Бывшие грехи подследственного или же чисто эмоциональная неприязнь к нему - большое подспорье в ведении дела для подобных конструкторов. Результаты же их достижений налицо: от откровенной ненависти безвинно пострадавших до хорошенького общественного мнения о вершителях правосудия в целом. И ведь действительно: встречаешься порой с людьми глубоко порядочными и сталкиваешься вдруг с их явным неприятием тебя как представителя органов, в которых видят они начало не столько правоохранительное, сколько карающее. Причем карающее слепо, чуть ли не механически.
Нагружен следователь, работает урывками сразу над десятком дел. В голове одно: быстрее бы закончить, уложиться по срокам, закрыть, сдать в архив или в суд, и вот получается иной раз: выходит из КПЗ - за недоказанностью, скажем, гордо поплевывая, - откровенный бандюга. А невиновный доказывает, что он не верблюд, лишь на суде или благодаря апелляциям.
А подарочки от подозреваемых или подследственных... Было недавно дело по взятке... Остановили работники ГАИ машину: грязную, битую, начали снимать номера. И сунул им хозяин червонец - отвяжитесь, мол. Тут его за взятку и оформили в ближайшем отделении, пришпилив червонец к протоколу. Отрицал он сначала, говорил - на штраф давал, а после сознался. Но как сознался: "Я же, - сказал, - и подумать не мог, что так обернется... Ведь брали же, и приучали давать... У меня в бюджете уже графа запланированная была: на ГАИ... И вдруг - нате, принципиальные!"
Неприятно мне было этим делом заниматься. Бред какой-то.
Звонит телефон. Звонок нетерпеливый, прерывистый междугородный. Снимаю трубку. Точно - на проводе Баку.
Управление внутренних дел этого красивого города разоряет свою бухгалтерию на изрядную сумму - разговор длится около двадцати минут. Мне сообщается, что завтра самолетом прибудут очень интересные материалы. Также сообщается, что, послав в УВД фото покойничка, мы подтолкнули к расследованию сразу несколько дел. Убитого звали Лев, фамилия Колечицкий, поставлял в Азербайджан сигареты, бытовую радиоаппаратуру, кассеты, импортные куртки; связан с браконьерами, промышлявшими осетровыми породами рыб, снабжал их необходимой снастью, покрышками от шасси "Ту-154"... Остальное - в материалах, уже мне высланных.
Информация вываливается на меня, как из мешка; мысли путаются: осетровые, куртки, кассеты... Ладно, тут ясно, но при чем покрышки от шасси "Ту-154"? Или лов идет с помощью самолетов? Нет, у меня определенно очень интересная работа...
ИЗ ЖИЗНИ ВАНИ ЛЯМЗИНА
Судьба Вани Лямзина поначалу ничем не отличалась от судеб тысяч его сверстников: детсад, семья и школа. Мама - зав. буфетом на автовокзале, папа - механик в гараже НИИ, дом крепкий, достаток и благополучие. С троечками окончив десятилетку, был Ваня пристроен на службу в НИИ, где трудился отец. На должность лаборанта в головную лабораторию. Нелегко доставались блага бытия юному Ивану в ту пору: зарплата была мизерной, работать заставляли много. И стонал лаборант, размышляя, где бы иное местечко найти хлебное да вольготное, но суровый родитель любые заикания о таких мечтах пресекал, жестко заставляя Ваню трудиться, где указано. Так и трудился Ваня - с вдохновением раба под ярмом, через пень-колоду, замечая между тем любопытных вокруг себя людей, в частности шефа лаборатории - ловкача и пройдоху, лихо обращающего научные изыскания на пользу себе, не вылезающего из заграниц, с "Волгой" и прочими атрибутами благополучия.
И как-то этот шеф поймал Ваню на гнусненькой краже, когда залез тот в сумку одной из чертежниц, похитив четвертной. Ну, подумал Ваня, вот и конец: выгонят и посадят: шеф был не только ловок, но и жесток... Однако шеф не выгнал и не посадил Ваню, даже отцу не нажаловался - то ли потому, что Ванин папа машину ему чинил регулярно и бесплатно, то ли перевоспитать решил, то ли пожалел, ибо младшего неразумного собрата своего в нем узрел. Так или иначе, но стал с тех пор Иван секретарем-машинисткой сильного шефа, мотивировавшего такое назначение, как изоляцию молодого человека преступных наклонностей от коллектива беззащитных тружеников. А Ване - что! Пошла у него жизнь праздная, независимая - начальник появлялся редко. А после поступил Ваня в институт не без помощи шефа - с тайным желанием подобной же карьеры. Так и расстались они навсегда. Однако засело в Ване накрепко: выгодно находиться под сенью человека сильного, работая за зарплату на деликатных услугах. И спокойненько заниматься устройством собственных делишек, дабы скопить капиталец на черный день, на случай, когда сильный вдруг да ослабнет либо попросту решит поменять помощника.
Вскоре умер отец, но мама, зав. буфетом, семью содержала, крепилась. Учеба в вузе с трудом, но продвигалась, и смутные мечты Вани начали принимать конкретный характер: влезть в доверие к академику, директору какого-нибудь КБ, а после действовать по усвоенным схемам бывшего шефа-благодетеля. Но грянула беда. Попался Ваня в институтском гардеробе на краже модных замшевых перчаток. И немедленно из вуза был выдворен. И ждала Ваню армия - искупающая и воспитывающая. Но до призыва предстояло трудоустроиться... А так не хотелось, так не хотелось!..
И тут, словно по заказу, возник возле Вани Сема толстенький, деловитый человечек с лысиной. Сема распахнул перед Ваней горизонты ослепительные. Прошлая жизнь в их сиянии предстала перед Ваней ничтожной и ошибочной, перспективные планы на будущее - наивными и жалкими. Он во всем оказался не прав. И в том, что рисковал шкурой за четвертаки и модные перчатки, и в том, что стремился достигнуть высот какого-нибудь зав. лабораторией или даже академика...
Сема, человек широкой натуры, предложил Ване зарплату: пятьсот рублей в месяц плюс квартальная премия. Работа же пустяк: раз в неделю, получив дополнительные командировочные, летать по маршруту Москва-Баку. С "брюликами". На Ванин недоуменный вопрос: что есть "брюлики"? - Сема, мудро усмехнувшись, достал маленький пакетик из плотной коричневой бумаги и высыпал в свою пухлую ладошку мелкие, слабо мерцающие камушки. И Ваня понял: "брюлики" - сиречь бриллианты.
- Тащи трудовую, чтоб участковый не цеплялся, - говорил Сема, щедро наливая Ване коньяк и подавая вилку с куском семги. - Истопник, устроит? Зарплату начальнику, сам свободен... Пакетик, взял, пакетик передал. Спецкурьер. Мнешься? Трусишь? Напрасно. Вот я - да, должен бояться. И знаешь чего, в первую очередь? Длинного твоего языка. Вдруг - кому-либо из друзей брякнешь или любимой девушке...
Ваня чистосердечно оскорблялся: неужели он похож на дурака?
- Нет-нет, - качал лысиной Сема, как бы извиняясь, - ты очень умный, я сразу понял...
И через несколько дней Ваня- с томлением и с тайным страхом в груди, однако гордый ответственной и таинственной миссией, вылетел с первой партией "брюликов" в Баку.
Работа ему понравилась. Самолет, комфортабельное кресло, красивый теплый город с пальмами и приморским бульваром, шашлыки из севрюги, сухое винцо, фрукты... И - полминуты на процедуру передачи пакетика в обмен на дензнаки условленному лицу в условленном месте. Высокий класс! Жизнь обрела сладостный оттенок и глубочайший смысл, состоявший, по мнению Вани, в том, что довелось ему, наконец- то, горделиво возвыситься над суетой.
В модной рубашке, импортном костюмчике, он уже по-хозяйски входил в прохладный салон самолета и, со скукой наблюдая за манипуляциями стюардесс, заученно демонстрирующих пассажирам правила обращения со спасательными жилетами под комментарий из динамика: "...так как наш полет проходит над значительной территорией водной поверхности..." - притрагивался к карману пиджака, где лежал очередной пакетик с очередными "брюликами", думая о программе развлечений: пляж, бар, знакомство с дамой, ресторан...
Дураки все! - так думал Ваня.
В семь часов утра позвонили в дверь. Ваня, уже привыкший спать до полудня, очумело вскочил с кровати; даже не спрашивая - кто - открыл дверь...
И они вошли. И все кончилось. Авиарейсы, пятьсот в месяц, премия, шашлыки и возвышение над суетой - последнее было для Вани особенно трагично. Жизнь показала фигу.
Механика расследования сложностью не отличалась: взяли Сему, тот заложил курьера, то бишь Лямзина: взяли курьера, обнаружив в его квартире партию "брюликов".
- Ничего не знаю! - отбивался "наученным" Ваня. Милиция подкинула! Требую прокурора!
- Ах, милиция... - задумчиво сказал прокурор. - Ах, уж эта милиция! Ну да ознакомьтесь сначала с документами. Прошу акты экспертиз.
Бриллианты оказались меченными изотопами. Ваня, кое-что разумевший в науке - НИИ чего-то стоил! - признал вину... Впрочем, не слишком отчаявшись. Ну, курьер - взял пакетик, передал пакетик... Авось обойдется. Авось неизвестные коллеги- истопники возьмут на поруки, а добренькие дяди из органов примут во внимание молодость, естественно связанные с ней ошибки и, надеясь на армейское перевоспитание, отпустят Ваню по-доброму в солдаты.
Но дни шли, КПЗ становилась привычным местам обитания, и надежды на добреньких дядь потихонечку улетучивались. Тем паче были бриллианты не только мечеными, но и ворованными, а, кроме того, ненастоящими... Толстый Сема, прекрасно осведомленный об истинной цене бриллиантов, не ведал, однако, главного кому именно они предназначались. Ваня играл роль буфера, должного принять на себя первый удар и дать возможность Семе кануть в безопасное местечко от расплаты одураченных клиентов. Заинтересованным лицом в бриллиантах был служащий одной из японских фирм, он же опытный промышленный шпион, с дальним прицелом создавший сложную цепь подставных лиц и перекупщиков. Толстый Сема и не подозревал, что является всего лишь марионеткой наихитрейшего японца... Водили же за нос Сему не без умысла, ибо иметь какие-либо отношения со статьей "Измена Родине" он бы, конечно, не пожелал, да и Ване бы не посоветовал.
Но рано или поздно все кончается... Компетентные лица, гуманно настроенные даже к иностранцам лукавого нрава, с позором выслали шпиона из страны пребывания, а лысый Сема и остриженный, с оттопыренными ушами Ваня предстали перед судом. И тут-то судьба нанесла Ивану вероломнейший удар. Змей-искуситель, подлый, коварный Сема проходил по делу как мошенник, выдававший заведомо фальшивое за истинное, и получил три года. Услышав такой приговор, Ваня оттаял сердцем: может, обойдется условным сроком - ведь кто он? мелочь, дурачок лопоухий. Из уст строгого прокурора прозвучало: "Прошу восемь лет..." Суд дал семь.
Так Лямзин столкнулся с превратностями закона. Превратности же заключались в том, что перевозимые бриллианты курьер считал настоящими, а потому совершал преступление, карающееся не как мошенничество, а как нарушение правил валютных операций.
Верховный суд, вняв апелляции гражданина Лямзина, скостил три года, но посидеть все-таки пришлось...
Прибыв по месту жительства, Иван тотчас занялся своим здоровьем: спасаясь от угрозы армейской службы... лег в больницу, откуда с диагнозом "язва желудка" явился в медкомиссию военкомата.
Четыре года исправительного труда выработали у Вани стойкое к труду отвращение, и никому, кроме как самому себе, служить Ваня уже не намеревался. Кроме того, отведав плод нетрудовых доходов, Лямзин, как и подобные ему "гурманы", тянулся исключительно к нему. Однако заработать большие деньги путем безнравственным - с точки зрения официальной морали, разумеется, - идея заманчивая, но и абстрактная. А все абстрактные идеи не приносят ни гроша - это Ваня уяснил. Так что вопрос "сколько заработать?" был не менее важен, как и вопрос "каким образом?".
Поначалу устроился поближе к дефициту - грузчиком в магазине, когда же раздобыл на совесть сработанный умельцем дипломчик - официантом в поезде... Вскоре последовала удачная своим разводом женитьба: супруга, получив компенсацию, прописалась к новому мужу, а Ваня очутился один в просторной двухкомнатной квартире. Пришла пора обустраиваться. По счастью, взяли "халдеем" в хороший столичный ресторан, и начал жить-поживать Лямзин под крылышком директора, очередного покровителя. Бегал Ваня по приватным директорским делам, выбивая себе тем льготы по службе; держал язык за зубами - этой науке он выучился на "отлично" и потому авторитетом и доверием у патрона пользовался заслуженно. Но хорошее, увы, проходит быстро. Грянула в стране борьба за трезвый образ жизни, оскудел поток чаевых, днем клиент сидел смурной в ожидании комплексного обеда, ибо деликатесы под компот - баловство.
Борьба за трезвость сильно Ивана смутила. Но вскоре заметил: начали с открытием ресторана приходить особо смурные - приходить как к оплоту последней надежды и, доверительно дыша перегаром, совать мятые червонцы выручай! И выручал Ваня, нес в нарзанных бутылках прозрачный напиток, куда более целебный для смурных, нежели богатая полезными минеральными солями газированная водичка. И куда как с большим энтузиазмом ходил теперь на работу Иван! Ящики спиртного штабелями стояли в его квартире, и не оскудевали запасы: благо имелись "концы" в трех магазинах с уютными лазейками для избранных.
Счастье, однако, привалило и отчалило. При проверке ресторана органами ОБХСС был Ваня обезврежен буквально "на лету", когда нес в зал, красиво держа мельхиоровый поднос, емкость с псевдо"Ессентуками".
Помотали нервы, погрозили, но обошлось легко: увольнением по статье.
Директор, тоже получивший по шапке за нерадивого подчиненного, все-таки снизошел к проблемам его нового трудоустройства. В приличные места, сказал директор, хода тебе в настоящий момент нет, но так, чтобы на хлеб хватало, пристрою. Есть у меня патрон, Ваня. Ищет себе он надежную шестерку. Пойдешь в шестерки? Тогда замолвлю словечко...
- Хоть шестеркой, хоть джокером, - отозвался уставший от невзгод Иван. - Только чтобы платили как валету по крайней мере.
Так встретился Ваня с Ярославцевым. Не прошло и первых пяти минут разговора с этим человеком, как Лямзин прочно уяснил: вот - босс! И какой! Куда до него прошлому вертопраху ниишному и идолам ресторанным, не говоря уж о хитреньких семах... И потому откровенно изложил Иван всю правду о своей жизни, со всеми ее неудачами и разочарованиями.
- Значит, Иван, так, - выслушав, без смешков, сопереживаний и вопросов, молвил босс. - Дам я тебе зарплату: триста рублей. Будешь бегать по министерствам с бумажками. Свободного времени гарантирую тьму, гонорары тоже устрою от случая к случаю, только работай честно. А дальше, проявишь себя, другое занятие подыщу. Но учти: финтить станешь, в самодеятельность потянет - петля! С гарантией.
И бегал Ваня полгода с бумажками, и зарплату получал исправно, и гонорары перепадали, и зарекомендовал он себя человеком исполнительным и неболтливым.
- Что ж, Ваня, - сказал босс через полгода, - отбегался ты, хватит. Зарплату не урезаю, но дело теперь будет иное... Вернее, два дела. Ты, как понимаю, по складу характера лентяй и домосед. Любишь, нежась на диванчике, глазеть в телевизор и мечтать о лучшей жизни, не выходя из дома... Не спорь, замечал. Вот и получишь работку в соответствии с природными наклонностями. Одно "но", надо, Ваня, научиться немного шить... Это - первое дело. Одновременно - новая полезная профессия. И доходы от нее к "зарплате" отношения не имеют. А то, что за "зарплату" делать придется - через месяц расскажу.
Срочным порядком выучился Лямзин шить зимние ушанки, законно приобретя на то лицензию. А с сырьем - в частности с ондатрой - крупно подсобил босс. Сколько на машинке настрочишь, столько и заработаешь - таков был принцип. Минус, конечно, естественные вычеты и проценты, но сумма прибыли все равно набиралась изрядная.
- Теперь - второе дело, - заявил вскоре босс. - За "зарплату". Одну из комнат в твоей квартире на время займет мой человек. Живи с ним мирно и дружно, к тому же не так часто будет он тебе досаждать своим присутствием... Но помни - каждое слово человека этого, каждый жест должен знать я - твой... шапочный знакомый, понял? Комнатку твою оборудуем соответственно: поставим некоторые механизмы на телефон, на прочее... И все-то ты, Ваня, строча шапочки, обязан фиксировать... За что и платится тебе зарплата. Идет?
- Мне нравится, - сказал Ваня. - Только вот одно: как бы не сесть за шпионаж?
- Исключено, - отрезал босс. - Время пройдет, поймешь, тут дела не внешние, а внутренние, причем не просто внутренние, а мои внутренние... Ты же - в роли частного детектива. А за это не сажают...
Вскоре в квартире появился здровенный коренастый мужик, представившийся Алексеем. На жизнь Ваня не сетовал, шапки шились, деньги текли, а квартиру сосед навещал изредка, и замки на запертой теперь двери коммунального сожителя Лямзина не смущали. Когда же тот появлялся - бывало, что не один, врубал Ваня хитрую звукозаписывающую аппаратуру, а после его отбытия - из автомата, как условлено, брякал боссу, материал есть!
В сущность вмененных ему обязанностей Иван вник, руководствуясь элементарной логикой, и вник верно коренастый Леша, видимо, ходил в ближайших подручных у общего их руководителя, которому надлежало знать о всех телодвижениях особо доверенных подчиненных... Мысли свои по данному поводу Ваня откровенно высказал Ярославцеву, и тот ответил "Да".
- Значит, я - Ваня-филер, - резюмировал Лямзин Одновременно - содержатель конспиративной квартиры. Так! Возникает вопрос. На шапочках, спасибо вам, проживу я теперь без страданий всю жизнь. Так зачем искать приключений за дополнительные триста рублей? Отвечу сам, я вас уважаю, начальник. И знаю - поможете, когда фортуна повернется задницей. Это держит... Но мне нужны гарантии. И - никакого соучастия... За придурка я уже отработал с "брюликами"
- Ты не подставка, Иван, - ответил Ярославцев серьезно. - Ты страховка. Я ее выплачиваю, я ее и сохраню. Мое слово. За одно не ручаюсь: за твои собственные безграмотные начинания...
Иван поверил. Удивительно, но впервые поверил: тут он имеет дело с честным человеком.
СЛЕДСТВИЕ
На квартиру Льва Колечицкого мы прибыли немедленно по получении ее координат, но, едва оказались в прихожей, сразу поняли: искать здесь что-либо бессмысленно: опередили. И работали наверняка методично, без спешки, на совесть. Да и понятно: на себя работали, на безопасность свою и благоденствие. Ценностей, естественно, мы тоже не обнаружили: два тайника пустовали, исчезли несколько картин - пустые рамы валялись на балконе; видеомагнитофон с кассетами тоже был изъят: провода его подключения тянулись от телевизора к пустой нише.
Покойный жил широко. Собственно, этот единственный вывод мы и унесли из бывшей его обители. Опросы соседей ничего не дали: Лев сторонился их, даже на порог к себе не пускал. Перспективным материалом представлялась лишь куча пустых пыльных бутылок с балкона. Если Лев пил не в одиночку, на посуде могли сохраниться кое- какие отпечатки... Во всяком случае, просчет "рубивших концы" здесь виделся, если только не их уверенность, что экспертиза порожней посуды нам ничего не даст. Так или иначе - бутылками я решил не брезговать.
- Знаете, - Эдик выдержал скорбную паузу. - Я не подвижник. Пробовал - не получилось извините. Каждый фильм согласовывай, нервы трепи, всякие худсоветы. А цены? Кому нужна пленка на вечер за такую цену? Слева - дешевле. Более того практически бесплатно человек покупает пленку. С дивной коммерческой картиной. Пусть она у него год в обороте потом он отдаст ее либо за те же монеты либо в обмен. Одно слово вклад! С видом на проценты, кстати. А мне - доход. Да и чего за зарплату ломаться? Вон лазер работает круглосуточно. Чистейшее воспроизведение. Полсуток - уже зарплата! Так что не надо, не мальчик. Вот если бы вы со своими связями в дело включились.
- Порнографию распространять?
- Мы распространим. Нам материалы нужны, пленка, техника. Я не хочу вас обидеть поймите... Я знаю вы смотрите на меня, как на дешевку, но каждый живет своим и не приставляйте мне собственную голову.
- Сколько магнитофонов пришло сюда через Матерого? внезапно спросил Ярославцев.
- Ну это... - Эдик замешкался, - это наши дела... простите конечно.
- Эдик, - произнес Ярославцев с нажимом. - Я понимаю вы человек независимый самостоятельный не любите поучении, но обязан заметить вам изменяет чувство меры, мой мальчик, в смысле демократии по отношению к старшим.
- Да я ведь... - отозвался Эдик с ноткой испуга и глаза его за гигантскими стеклами очков моргнули. - Я-то чего? Ну... двадцать может, тридцать магнитофонов... Только между нами...
- Именно. - Ярославцев направился в прихожую. Молча оделся.
- Вы правы - Эдик задумчиво поджал губы. - Понимаю правы! А не в состоянии на тормоз нажать! Тут приятеля свинтили. Ну а жена сдуру и дала показание - да кое- что смотрела. Не жена даже сожительница. Центровая девка понравилась поселил возле себя. В общем семейка на чисто общественных началах, если он налево ходил то она - и налево и направо. А суд влепил по полной заготовке. За развращение супруги! Она как услышала ржать начала - я думал плохо ей будет.
- Плохо будет Эдуард, очень плохо. - Ярославцев затворил дверь.
Ах Матерый ах Лешка. Главное откуда? Магнитофоны, сигареты, ондатра. С честным взором врал ты о "чистых" источниках с напором врал! А я дурачок если и не верил то принуждал себя верить, хотел! И пристраивал эти "излишки" списанное якобы, бракованное негодное. А икра? А рыба? Неодобряемое перевыполнение плана рыбозавода или в море выбрасывать или... Пошел ты на это? Пошел! Деньги получил? То-то. Подумай Эдик, Виталий - вот уже двое за сегодняшний день, кто не зная истинную тебе цену верно о ней догадываются. Первым конечно скрутят Матерого и уж потом только начнется перебор звеньев цепи так что запас по времени тебе обеспечен. Но каков он запас? Вопрос неотвязный ставший уже частью существа въевшийся в душу.
Ну-ка давай все взвесим холодно отстранение. Кое-что тобою приготовлено но так с ленцой на всякий случай. А не пора ли подготовиться основательно и детально чтобы достойно встретить свои самый черный день?
Однако еще вопрос при чем здесь ты и такое высокое, благородное слово "достойно"?
СЛЕДСТВИЕ
Кажется я делаю карьеру. Три убийства совершенных из одного и того же "Вальтера" произвели впечатление на начальство и теперь создана бригада где оперативную часть работы ведет Лузгин а следственную - я с многочисленными помощниками толку от которых правда на данном этапе мало. Остальная текучка благополучно сплавлена сослуживцам.
Интересные результаты дала проверка рабочих на стройке. Даже не столько проверка сколько допрос бульдозериста заровнявшего траншею. В беседе всплыл факт оказывается он студент накануне перед убийством отпрашивался на занятия у бригадира. Свидетелей разговора рядом не было только стояло неподалеку такси и таксист копался в багажнике. Таксист был в клетчатых брюках а машина - синего цвета. Не голубого не фиолетового именно синего. И вот что характерно таксист вполне мог слышать разговор бригадира и студента бульдозериста. Я убедился в этом выехав на место. Допросил бригадира. Показания бульдозериста подтвердились но выплыла дополнительная деталь на заднем стекле у таксиста имелся какой то обогреватель - аляповатый самодельный в виде неровных серебристых полос.
Скоренько проверили близстоящий дом. Таксист в нем проживал, но по данным не подходил вообще в ту смену не работал "в ношении клетчатых брюк не замечен" и так далее. Тогда подчиненные Лузгина получили на руки следующую схему: синее такси, серебристый обогреватель, клетчатые брюки, график работы.
- Разврат а не работа, - сказали они. - Обычно если такси - то неопределенного цвета и все данные, а тут палитра!
Спустя сутки передо мною лежала фотография некоего Коржикова Михаила, который сидел за рулем синего такси накануне убийства обладал клетчатыми штанами и наконец подвозил установленную гражданку в интересующий нас срок к новостройкам по адресу ее постоянной прописки. Личные связи гражданки с Коржиковым после предварительного неофициального выяснения не подтвердились, но подтвердилась версия о наличии данных по Коржикову в наших картотеках как дважды судимого за спекуляцию автомобилями.
"Волга" на которой ехал преступник оставив в лесу трупы "гаишников" не соответствовала следам "Волги" такси, однако предположение о Коржикове как пособнике убийцы, представлялось оправданным.
С таксистом я решил работать деликатно сосредоточив всю имевшуюся в наличии оперативную мощь на его скромной персоне: где живет, с кем дружит.
Выяснилось Коржиков активно околачивается в гаражном кооперативе неподалеку от дома где и "шабашит" частным образом. Выездов в другие города не зафиксировано круг привходящих лиц не установлен.
Последнее - понятно. Пять лет минуло после прибытия Коржикова из ИТК, жалоб на него не поступало, внимание естественным образом ослабилось... Вывод тоже ясен: внимание следует укрепить.
Я заканчиваю совещание оперативно-следственной бригады, люди шумно расходятся, в кабинете наступает тишина... Пора домой. Но уходить не хочется. Какая-то инерция прошедшего дня держит на месте, ощущение чего-то недоделанного.
Покуда Коржиков может пребывать в спокойствии. В причастности его к убийству доказательств - ноль. Лишь косвенные улики. О прямых же и речи нет. А их надо отыскать. Не ориентируясь на личные впечатления, на гипотезы, не конструируя, одним словом. А вот когда конструирование начинается, когда следователь идет по придуманной им же самим схеме, он подобен палачу, неторопливо вывязывающему прочный узел на петле... Знавал я таких... Их кредо - непоколебимая убежденность, будто ошибки неизбежны, а по высшему счету они все равно правы. Бывшие грехи подследственного или же чисто эмоциональная неприязнь к нему - большое подспорье в ведении дела для подобных конструкторов. Результаты же их достижений налицо: от откровенной ненависти безвинно пострадавших до хорошенького общественного мнения о вершителях правосудия в целом. И ведь действительно: встречаешься порой с людьми глубоко порядочными и сталкиваешься вдруг с их явным неприятием тебя как представителя органов, в которых видят они начало не столько правоохранительное, сколько карающее. Причем карающее слепо, чуть ли не механически.
Нагружен следователь, работает урывками сразу над десятком дел. В голове одно: быстрее бы закончить, уложиться по срокам, закрыть, сдать в архив или в суд, и вот получается иной раз: выходит из КПЗ - за недоказанностью, скажем, гордо поплевывая, - откровенный бандюга. А невиновный доказывает, что он не верблюд, лишь на суде или благодаря апелляциям.
А подарочки от подозреваемых или подследственных... Было недавно дело по взятке... Остановили работники ГАИ машину: грязную, битую, начали снимать номера. И сунул им хозяин червонец - отвяжитесь, мол. Тут его за взятку и оформили в ближайшем отделении, пришпилив червонец к протоколу. Отрицал он сначала, говорил - на штраф давал, а после сознался. Но как сознался: "Я же, - сказал, - и подумать не мог, что так обернется... Ведь брали же, и приучали давать... У меня в бюджете уже графа запланированная была: на ГАИ... И вдруг - нате, принципиальные!"
Неприятно мне было этим делом заниматься. Бред какой-то.
Звонит телефон. Звонок нетерпеливый, прерывистый междугородный. Снимаю трубку. Точно - на проводе Баку.
Управление внутренних дел этого красивого города разоряет свою бухгалтерию на изрядную сумму - разговор длится около двадцати минут. Мне сообщается, что завтра самолетом прибудут очень интересные материалы. Также сообщается, что, послав в УВД фото покойничка, мы подтолкнули к расследованию сразу несколько дел. Убитого звали Лев, фамилия Колечицкий, поставлял в Азербайджан сигареты, бытовую радиоаппаратуру, кассеты, импортные куртки; связан с браконьерами, промышлявшими осетровыми породами рыб, снабжал их необходимой снастью, покрышками от шасси "Ту-154"... Остальное - в материалах, уже мне высланных.
Информация вываливается на меня, как из мешка; мысли путаются: осетровые, куртки, кассеты... Ладно, тут ясно, но при чем покрышки от шасси "Ту-154"? Или лов идет с помощью самолетов? Нет, у меня определенно очень интересная работа...
ИЗ ЖИЗНИ ВАНИ ЛЯМЗИНА
Судьба Вани Лямзина поначалу ничем не отличалась от судеб тысяч его сверстников: детсад, семья и школа. Мама - зав. буфетом на автовокзале, папа - механик в гараже НИИ, дом крепкий, достаток и благополучие. С троечками окончив десятилетку, был Ваня пристроен на службу в НИИ, где трудился отец. На должность лаборанта в головную лабораторию. Нелегко доставались блага бытия юному Ивану в ту пору: зарплата была мизерной, работать заставляли много. И стонал лаборант, размышляя, где бы иное местечко найти хлебное да вольготное, но суровый родитель любые заикания о таких мечтах пресекал, жестко заставляя Ваню трудиться, где указано. Так и трудился Ваня - с вдохновением раба под ярмом, через пень-колоду, замечая между тем любопытных вокруг себя людей, в частности шефа лаборатории - ловкача и пройдоху, лихо обращающего научные изыскания на пользу себе, не вылезающего из заграниц, с "Волгой" и прочими атрибутами благополучия.
И как-то этот шеф поймал Ваню на гнусненькой краже, когда залез тот в сумку одной из чертежниц, похитив четвертной. Ну, подумал Ваня, вот и конец: выгонят и посадят: шеф был не только ловок, но и жесток... Однако шеф не выгнал и не посадил Ваню, даже отцу не нажаловался - то ли потому, что Ванин папа машину ему чинил регулярно и бесплатно, то ли перевоспитать решил, то ли пожалел, ибо младшего неразумного собрата своего в нем узрел. Так или иначе, но стал с тех пор Иван секретарем-машинисткой сильного шефа, мотивировавшего такое назначение, как изоляцию молодого человека преступных наклонностей от коллектива беззащитных тружеников. А Ване - что! Пошла у него жизнь праздная, независимая - начальник появлялся редко. А после поступил Ваня в институт не без помощи шефа - с тайным желанием подобной же карьеры. Так и расстались они навсегда. Однако засело в Ване накрепко: выгодно находиться под сенью человека сильного, работая за зарплату на деликатных услугах. И спокойненько заниматься устройством собственных делишек, дабы скопить капиталец на черный день, на случай, когда сильный вдруг да ослабнет либо попросту решит поменять помощника.
Вскоре умер отец, но мама, зав. буфетом, семью содержала, крепилась. Учеба в вузе с трудом, но продвигалась, и смутные мечты Вани начали принимать конкретный характер: влезть в доверие к академику, директору какого-нибудь КБ, а после действовать по усвоенным схемам бывшего шефа-благодетеля. Но грянула беда. Попался Ваня в институтском гардеробе на краже модных замшевых перчаток. И немедленно из вуза был выдворен. И ждала Ваню армия - искупающая и воспитывающая. Но до призыва предстояло трудоустроиться... А так не хотелось, так не хотелось!..
И тут, словно по заказу, возник возле Вани Сема толстенький, деловитый человечек с лысиной. Сема распахнул перед Ваней горизонты ослепительные. Прошлая жизнь в их сиянии предстала перед Ваней ничтожной и ошибочной, перспективные планы на будущее - наивными и жалкими. Он во всем оказался не прав. И в том, что рисковал шкурой за четвертаки и модные перчатки, и в том, что стремился достигнуть высот какого-нибудь зав. лабораторией или даже академика...
Сема, человек широкой натуры, предложил Ване зарплату: пятьсот рублей в месяц плюс квартальная премия. Работа же пустяк: раз в неделю, получив дополнительные командировочные, летать по маршруту Москва-Баку. С "брюликами". На Ванин недоуменный вопрос: что есть "брюлики"? - Сема, мудро усмехнувшись, достал маленький пакетик из плотной коричневой бумаги и высыпал в свою пухлую ладошку мелкие, слабо мерцающие камушки. И Ваня понял: "брюлики" - сиречь бриллианты.
- Тащи трудовую, чтоб участковый не цеплялся, - говорил Сема, щедро наливая Ване коньяк и подавая вилку с куском семги. - Истопник, устроит? Зарплату начальнику, сам свободен... Пакетик, взял, пакетик передал. Спецкурьер. Мнешься? Трусишь? Напрасно. Вот я - да, должен бояться. И знаешь чего, в первую очередь? Длинного твоего языка. Вдруг - кому-либо из друзей брякнешь или любимой девушке...
Ваня чистосердечно оскорблялся: неужели он похож на дурака?
- Нет-нет, - качал лысиной Сема, как бы извиняясь, - ты очень умный, я сразу понял...
И через несколько дней Ваня- с томлением и с тайным страхом в груди, однако гордый ответственной и таинственной миссией, вылетел с первой партией "брюликов" в Баку.
Работа ему понравилась. Самолет, комфортабельное кресло, красивый теплый город с пальмами и приморским бульваром, шашлыки из севрюги, сухое винцо, фрукты... И - полминуты на процедуру передачи пакетика в обмен на дензнаки условленному лицу в условленном месте. Высокий класс! Жизнь обрела сладостный оттенок и глубочайший смысл, состоявший, по мнению Вани, в том, что довелось ему, наконец- то, горделиво возвыситься над суетой.
В модной рубашке, импортном костюмчике, он уже по-хозяйски входил в прохладный салон самолета и, со скукой наблюдая за манипуляциями стюардесс, заученно демонстрирующих пассажирам правила обращения со спасательными жилетами под комментарий из динамика: "...так как наш полет проходит над значительной территорией водной поверхности..." - притрагивался к карману пиджака, где лежал очередной пакетик с очередными "брюликами", думая о программе развлечений: пляж, бар, знакомство с дамой, ресторан...
Дураки все! - так думал Ваня.
В семь часов утра позвонили в дверь. Ваня, уже привыкший спать до полудня, очумело вскочил с кровати; даже не спрашивая - кто - открыл дверь...
И они вошли. И все кончилось. Авиарейсы, пятьсот в месяц, премия, шашлыки и возвышение над суетой - последнее было для Вани особенно трагично. Жизнь показала фигу.
Механика расследования сложностью не отличалась: взяли Сему, тот заложил курьера, то бишь Лямзина: взяли курьера, обнаружив в его квартире партию "брюликов".
- Ничего не знаю! - отбивался "наученным" Ваня. Милиция подкинула! Требую прокурора!
- Ах, милиция... - задумчиво сказал прокурор. - Ах, уж эта милиция! Ну да ознакомьтесь сначала с документами. Прошу акты экспертиз.
Бриллианты оказались меченными изотопами. Ваня, кое-что разумевший в науке - НИИ чего-то стоил! - признал вину... Впрочем, не слишком отчаявшись. Ну, курьер - взял пакетик, передал пакетик... Авось обойдется. Авось неизвестные коллеги- истопники возьмут на поруки, а добренькие дяди из органов примут во внимание молодость, естественно связанные с ней ошибки и, надеясь на армейское перевоспитание, отпустят Ваню по-доброму в солдаты.
Но дни шли, КПЗ становилась привычным местам обитания, и надежды на добреньких дядь потихонечку улетучивались. Тем паче были бриллианты не только мечеными, но и ворованными, а, кроме того, ненастоящими... Толстый Сема, прекрасно осведомленный об истинной цене бриллиантов, не ведал, однако, главного кому именно они предназначались. Ваня играл роль буфера, должного принять на себя первый удар и дать возможность Семе кануть в безопасное местечко от расплаты одураченных клиентов. Заинтересованным лицом в бриллиантах был служащий одной из японских фирм, он же опытный промышленный шпион, с дальним прицелом создавший сложную цепь подставных лиц и перекупщиков. Толстый Сема и не подозревал, что является всего лишь марионеткой наихитрейшего японца... Водили же за нос Сему не без умысла, ибо иметь какие-либо отношения со статьей "Измена Родине" он бы, конечно, не пожелал, да и Ване бы не посоветовал.
Но рано или поздно все кончается... Компетентные лица, гуманно настроенные даже к иностранцам лукавого нрава, с позором выслали шпиона из страны пребывания, а лысый Сема и остриженный, с оттопыренными ушами Ваня предстали перед судом. И тут-то судьба нанесла Ивану вероломнейший удар. Змей-искуситель, подлый, коварный Сема проходил по делу как мошенник, выдававший заведомо фальшивое за истинное, и получил три года. Услышав такой приговор, Ваня оттаял сердцем: может, обойдется условным сроком - ведь кто он? мелочь, дурачок лопоухий. Из уст строгого прокурора прозвучало: "Прошу восемь лет..." Суд дал семь.
Так Лямзин столкнулся с превратностями закона. Превратности же заключались в том, что перевозимые бриллианты курьер считал настоящими, а потому совершал преступление, карающееся не как мошенничество, а как нарушение правил валютных операций.
Верховный суд, вняв апелляции гражданина Лямзина, скостил три года, но посидеть все-таки пришлось...
Прибыв по месту жительства, Иван тотчас занялся своим здоровьем: спасаясь от угрозы армейской службы... лег в больницу, откуда с диагнозом "язва желудка" явился в медкомиссию военкомата.
Четыре года исправительного труда выработали у Вани стойкое к труду отвращение, и никому, кроме как самому себе, служить Ваня уже не намеревался. Кроме того, отведав плод нетрудовых доходов, Лямзин, как и подобные ему "гурманы", тянулся исключительно к нему. Однако заработать большие деньги путем безнравственным - с точки зрения официальной морали, разумеется, - идея заманчивая, но и абстрактная. А все абстрактные идеи не приносят ни гроша - это Ваня уяснил. Так что вопрос "сколько заработать?" был не менее важен, как и вопрос "каким образом?".
Поначалу устроился поближе к дефициту - грузчиком в магазине, когда же раздобыл на совесть сработанный умельцем дипломчик - официантом в поезде... Вскоре последовала удачная своим разводом женитьба: супруга, получив компенсацию, прописалась к новому мужу, а Ваня очутился один в просторной двухкомнатной квартире. Пришла пора обустраиваться. По счастью, взяли "халдеем" в хороший столичный ресторан, и начал жить-поживать Лямзин под крылышком директора, очередного покровителя. Бегал Ваня по приватным директорским делам, выбивая себе тем льготы по службе; держал язык за зубами - этой науке он выучился на "отлично" и потому авторитетом и доверием у патрона пользовался заслуженно. Но хорошее, увы, проходит быстро. Грянула в стране борьба за трезвый образ жизни, оскудел поток чаевых, днем клиент сидел смурной в ожидании комплексного обеда, ибо деликатесы под компот - баловство.
Борьба за трезвость сильно Ивана смутила. Но вскоре заметил: начали с открытием ресторана приходить особо смурные - приходить как к оплоту последней надежды и, доверительно дыша перегаром, совать мятые червонцы выручай! И выручал Ваня, нес в нарзанных бутылках прозрачный напиток, куда более целебный для смурных, нежели богатая полезными минеральными солями газированная водичка. И куда как с большим энтузиазмом ходил теперь на работу Иван! Ящики спиртного штабелями стояли в его квартире, и не оскудевали запасы: благо имелись "концы" в трех магазинах с уютными лазейками для избранных.
Счастье, однако, привалило и отчалило. При проверке ресторана органами ОБХСС был Ваня обезврежен буквально "на лету", когда нес в зал, красиво держа мельхиоровый поднос, емкость с псевдо"Ессентуками".
Помотали нервы, погрозили, но обошлось легко: увольнением по статье.
Директор, тоже получивший по шапке за нерадивого подчиненного, все-таки снизошел к проблемам его нового трудоустройства. В приличные места, сказал директор, хода тебе в настоящий момент нет, но так, чтобы на хлеб хватало, пристрою. Есть у меня патрон, Ваня. Ищет себе он надежную шестерку. Пойдешь в шестерки? Тогда замолвлю словечко...
- Хоть шестеркой, хоть джокером, - отозвался уставший от невзгод Иван. - Только чтобы платили как валету по крайней мере.
Так встретился Ваня с Ярославцевым. Не прошло и первых пяти минут разговора с этим человеком, как Лямзин прочно уяснил: вот - босс! И какой! Куда до него прошлому вертопраху ниишному и идолам ресторанным, не говоря уж о хитреньких семах... И потому откровенно изложил Иван всю правду о своей жизни, со всеми ее неудачами и разочарованиями.
- Значит, Иван, так, - выслушав, без смешков, сопереживаний и вопросов, молвил босс. - Дам я тебе зарплату: триста рублей. Будешь бегать по министерствам с бумажками. Свободного времени гарантирую тьму, гонорары тоже устрою от случая к случаю, только работай честно. А дальше, проявишь себя, другое занятие подыщу. Но учти: финтить станешь, в самодеятельность потянет - петля! С гарантией.
И бегал Ваня полгода с бумажками, и зарплату получал исправно, и гонорары перепадали, и зарекомендовал он себя человеком исполнительным и неболтливым.
- Что ж, Ваня, - сказал босс через полгода, - отбегался ты, хватит. Зарплату не урезаю, но дело теперь будет иное... Вернее, два дела. Ты, как понимаю, по складу характера лентяй и домосед. Любишь, нежась на диванчике, глазеть в телевизор и мечтать о лучшей жизни, не выходя из дома... Не спорь, замечал. Вот и получишь работку в соответствии с природными наклонностями. Одно "но", надо, Ваня, научиться немного шить... Это - первое дело. Одновременно - новая полезная профессия. И доходы от нее к "зарплате" отношения не имеют. А то, что за "зарплату" делать придется - через месяц расскажу.
Срочным порядком выучился Лямзин шить зимние ушанки, законно приобретя на то лицензию. А с сырьем - в частности с ондатрой - крупно подсобил босс. Сколько на машинке настрочишь, столько и заработаешь - таков был принцип. Минус, конечно, естественные вычеты и проценты, но сумма прибыли все равно набиралась изрядная.
- Теперь - второе дело, - заявил вскоре босс. - За "зарплату". Одну из комнат в твоей квартире на время займет мой человек. Живи с ним мирно и дружно, к тому же не так часто будет он тебе досаждать своим присутствием... Но помни - каждое слово человека этого, каждый жест должен знать я - твой... шапочный знакомый, понял? Комнатку твою оборудуем соответственно: поставим некоторые механизмы на телефон, на прочее... И все-то ты, Ваня, строча шапочки, обязан фиксировать... За что и платится тебе зарплата. Идет?
- Мне нравится, - сказал Ваня. - Только вот одно: как бы не сесть за шпионаж?
- Исключено, - отрезал босс. - Время пройдет, поймешь, тут дела не внешние, а внутренние, причем не просто внутренние, а мои внутренние... Ты же - в роли частного детектива. А за это не сажают...
Вскоре в квартире появился здровенный коренастый мужик, представившийся Алексеем. На жизнь Ваня не сетовал, шапки шились, деньги текли, а квартиру сосед навещал изредка, и замки на запертой теперь двери коммунального сожителя Лямзина не смущали. Когда же тот появлялся - бывало, что не один, врубал Ваня хитрую звукозаписывающую аппаратуру, а после его отбытия - из автомата, как условлено, брякал боссу, материал есть!
В сущность вмененных ему обязанностей Иван вник, руководствуясь элементарной логикой, и вник верно коренастый Леша, видимо, ходил в ближайших подручных у общего их руководителя, которому надлежало знать о всех телодвижениях особо доверенных подчиненных... Мысли свои по данному поводу Ваня откровенно высказал Ярославцеву, и тот ответил "Да".
- Значит, я - Ваня-филер, - резюмировал Лямзин Одновременно - содержатель конспиративной квартиры. Так! Возникает вопрос. На шапочках, спасибо вам, проживу я теперь без страданий всю жизнь. Так зачем искать приключений за дополнительные триста рублей? Отвечу сам, я вас уважаю, начальник. И знаю - поможете, когда фортуна повернется задницей. Это держит... Но мне нужны гарантии. И - никакого соучастия... За придурка я уже отработал с "брюликами"
- Ты не подставка, Иван, - ответил Ярославцев серьезно. - Ты страховка. Я ее выплачиваю, я ее и сохраню. Мое слово. За одно не ручаюсь: за твои собственные безграмотные начинания...
Иван поверил. Удивительно, но впервые поверил: тут он имеет дело с честным человеком.
СЛЕДСТВИЕ
На квартиру Льва Колечицкого мы прибыли немедленно по получении ее координат, но, едва оказались в прихожей, сразу поняли: искать здесь что-либо бессмысленно: опередили. И работали наверняка методично, без спешки, на совесть. Да и понятно: на себя работали, на безопасность свою и благоденствие. Ценностей, естественно, мы тоже не обнаружили: два тайника пустовали, исчезли несколько картин - пустые рамы валялись на балконе; видеомагнитофон с кассетами тоже был изъят: провода его подключения тянулись от телевизора к пустой нише.
Покойный жил широко. Собственно, этот единственный вывод мы и унесли из бывшей его обители. Опросы соседей ничего не дали: Лев сторонился их, даже на порог к себе не пускал. Перспективным материалом представлялась лишь куча пустых пыльных бутылок с балкона. Если Лев пил не в одиночку, на посуде могли сохраниться кое- какие отпечатки... Во всяком случае, просчет "рубивших концы" здесь виделся, если только не их уверенность, что экспертиза порожней посуды нам ничего не даст. Так или иначе - бутылками я решил не брезговать.