Страница:
Значит, нужно снова ехать в архив. Книги кабинетов Екатерины I и Анны Иоанновны – время, когда работал Андрей Матвеев, – в Центральном государственном архиве древних актов. Перечисление платьев – ткани, сколько ее нужно, на что именно. Рядом цены – фантастические даже для кармана императрицы. Так вот. Платье женщины на матвеевском портрете стоило много дороже тех 200 рублей, которые получал за год живописец.
Может быть, вымысел художника? Предположение резонное, но для XVIII века невероятное. Платье тогда – точный признак социальной принадлежности. За подобную вольность можно было дорого поплатиться. И Матвеев это знал.
Настоящий историк, Собко, очевидно, не смог пренебречь неожиданной пометкой Петрова. Но верно и то что Собко поверил Василию Матвееву, утверждавшему, что двойной портрет был написан в 1720-х годах. Поэтому в своих поисках царственных пар («Государь с невестою») Собко ограничился Петром II и его двумя невестами – Марией Меншиковой, так поэтично обрисованной Суриковым, и Екатериной Долгорукой. Возрастное соотношение в обоих случаях соответствовало тому, которое наметил Андрей Матвеев, но все трое совсем не были похожи на молодых людей матвеевского портрета. И Собко признал пометку ошибочной.
А что, если попытать счастья на той тропинке, которая никуда не привела Собко? Цена платья – она продолжала смущать. А что, если пренебречь точной датировкой? Может быть, она-то и ошибочна? Тогда та же формулировка «Государь с невестою» в следующем десятилетии будет означать иных людей. Это уже Антон Ульрих Брауншвейгский и принцесса Анна Леопольдовна, будущему сыну которых Анна Иоанновна завещала престол.
Внучка старшего брата и соправителя Петра, «скорбного главою» Иоанна, Анна Леопольдовна всю жизнь провела в России, принцесса по титулу, нахлебница по положению. Никто не был в ней заинтересован, никакого будущего ей не готовили. Пришедшее в результате сложнейшей политической игры решение о престолонаследии совершило чудо. Еле грамотная, обязанная образованием одному, да и то плохому танцмейстеру, Анна Леопольдовна – в центре внимания европейских дворов. Брак с ней означал союз – и какой союз! – с Россией. Правящая партия придирчиво выискивает претендента на ее руку, торгуется, выжидает момент, ставит все новые условия. Антону Брауншвейгскому милостиво дозволяется приехать в Петербург еще в 17,33 году, но до 1738 года он не знает решения своей судьбы.
Многое меняется за эти пять долгих лет и для Анны Леопольдовны. Подросток превращается в девушку, приходит и уходит первая любовь, растущая неприязненная подозрительность императрицы учит владеть собой. Брак с нелюбимым Антоном становится единственной надеждой на освобождение и независимое положение. Но внешняя декорация по-прежнему старательно соблюдена – принцессе оказываются все знаки почтения, ее портреты появляются в присутственных местах. Документы напоминали, что писать их приходилось и Андрею Матвееву.
...Фонды музеев, издания портретов, гравюры – ничто не приходило на помощь. На вид простейшая задача – портрет Анны Леопольдовны – казалась почти неразрешимой. Впрочем, еще оставался запасник московского Государственного Исторического музея. Да, изображения Анны Леопольдовны здесь были, их было даже несколько, но в копиях позднейших лет, где ошибка и выдумка неизбежно накладывают свой отпечаток на облик человека. Исключение – портрет, написанный в 1732 году очень посредственным художником И. Ведекиндом.
Заурядное решение, но именно оно и нужно. Ведекинд добросовестно помечает конструкцию необычного лица с высоким прямоугольным лбом, запавшими щеками, характерным разлетом редеющих к вискам бровей и длинным, утолщенным на кончике носом. Это было удивительное сходство с женским лицом матвеевской картины. Его незавершенность сохранила более проявленной конструкцию лица, помогая пробуждающемуся узнаванию. Теперь, как никогда, нужно было найти документальное подтверждение прояснявшейся загадки.
Теперь уже не одни протоколы Канцелярии от строений, а все сохранившиеся ее документы тех лет извлекаются из хранения. Чем занимался Матвеев, кроме основных живописных работ, насколько был связан со двором, как хорошо знала его Анна Иоанновна – дорога каждая мелочь. Матвеев пишет портрет Анны Иоанновны для триумфальных ворот, портрет в коронационном одеянии, портрет в белом атласном платье, портрет с арапчонком, портрет для Синода, портреты погрудные и в полный рост... Императрица не могла не знать художника. Вот и еще одна подробность: совсем незадолго до смерти он работал в ее личных покоях.
Февраль 1738 года – и, наконец, есть заказ! Мастеру живописных дел Андрею Матвееву поручается написать двойной портрет Анны Леопольдовны и Антона Ульриха: императрица утвердила кандидатуру жениха, летом должно состояться торжественное бракосочетание.
Значит, было так. Художник провел несколько сеансов с натуры, а потом дописывал портрет в мастерской. Но закончить его не успел: непосильная работа без выбора, забота о растущей семье, еле скрываемая нужда сделали свое дело – в апреле Андрея Матвеева не стало. Это и решило судьбу полотна.
К тому же брак Анны Леопольдовны был заключен. Портрет стал попросту не нужен, а с вступлением на престол Елизаветы Петровны и вовсе крамольным.
Не потому ли Канцелярия от строений не задержала его у себя? А наследники – наследники могли толком не знать случайно промелькнувших около престола лиц, да и не интересовались ими. Зато спустя 70 лет двойной портрет оказался как нельзя более подходящим для престарелого сына художника, лелеявшего фантазию о высоком происхождении отца.
Случайный вопрос. И на пути к его объяснению – вся жизнь Андрея Матвеева, настоящая, трудная, невыдуманная. И последняя, недопетая песня мастерства, таланта, человеческого прозрения – двойной портрет в зале Русского музея.
Из цесаревен младшая
Может быть, вымысел художника? Предположение резонное, но для XVIII века невероятное. Платье тогда – точный признак социальной принадлежности. За подобную вольность можно было дорого поплатиться. И Матвеев это знал.
Настоящий историк, Собко, очевидно, не смог пренебречь неожиданной пометкой Петрова. Но верно и то что Собко поверил Василию Матвееву, утверждавшему, что двойной портрет был написан в 1720-х годах. Поэтому в своих поисках царственных пар («Государь с невестою») Собко ограничился Петром II и его двумя невестами – Марией Меншиковой, так поэтично обрисованной Суриковым, и Екатериной Долгорукой. Возрастное соотношение в обоих случаях соответствовало тому, которое наметил Андрей Матвеев, но все трое совсем не были похожи на молодых людей матвеевского портрета. И Собко признал пометку ошибочной.
Ожидание
Теперь репродукции двойного портрета стали неотъемлемой частью моего рабочего стола. Они смотрели на меня – черно-белые и цветные, «перезелененные» и «пережаренные», большие и маленькие, каждая на свой лад исправленные ретушерами. Смотрели и ждали. Партия отложена, и, возможно, в безнадежном для меня положении.А что, если попытать счастья на той тропинке, которая никуда не привела Собко? Цена платья – она продолжала смущать. А что, если пренебречь точной датировкой? Может быть, она-то и ошибочна? Тогда та же формулировка «Государь с невестою» в следующем десятилетии будет означать иных людей. Это уже Антон Ульрих Брауншвейгский и принцесса Анна Леопольдовна, будущему сыну которых Анна Иоанновна завещала престол.
Внучка старшего брата и соправителя Петра, «скорбного главою» Иоанна, Анна Леопольдовна всю жизнь провела в России, принцесса по титулу, нахлебница по положению. Никто не был в ней заинтересован, никакого будущего ей не готовили. Пришедшее в результате сложнейшей политической игры решение о престолонаследии совершило чудо. Еле грамотная, обязанная образованием одному, да и то плохому танцмейстеру, Анна Леопольдовна – в центре внимания европейских дворов. Брак с ней означал союз – и какой союз! – с Россией. Правящая партия придирчиво выискивает претендента на ее руку, торгуется, выжидает момент, ставит все новые условия. Антону Брауншвейгскому милостиво дозволяется приехать в Петербург еще в 17,33 году, но до 1738 года он не знает решения своей судьбы.
Многое меняется за эти пять долгих лет и для Анны Леопольдовны. Подросток превращается в девушку, приходит и уходит первая любовь, растущая неприязненная подозрительность императрицы учит владеть собой. Брак с нелюбимым Антоном становится единственной надеждой на освобождение и независимое положение. Но внешняя декорация по-прежнему старательно соблюдена – принцессе оказываются все знаки почтения, ее портреты появляются в присутственных местах. Документы напоминали, что писать их приходилось и Андрею Матвееву.
Анна Леопольдовна, будущая правительница России
Тем не менее встреча с Анной Леопольдовной оказывалась для меня совсем нелегкой. Пришедшая к власти в результате переворота Елизавета Петровна прежде всего позаботилась уничтожить изображения своей свергнутой предшественницы и ее сына, провозглашенного российским императором Иоанном VI. Конец бывшей «правительницы», как ее именовали документы, прошел в «жесточайшей» ссылке. Судьба Иоанна Антоновича, лишившегося рассудка в пожизненном одиночном заключении и впоследствии зарубленного, известна....Фонды музеев, издания портретов, гравюры – ничто не приходило на помощь. На вид простейшая задача – портрет Анны Леопольдовны – казалась почти неразрешимой. Впрочем, еще оставался запасник московского Государственного Исторического музея. Да, изображения Анны Леопольдовны здесь были, их было даже несколько, но в копиях позднейших лет, где ошибка и выдумка неизбежно накладывают свой отпечаток на облик человека. Исключение – портрет, написанный в 1732 году очень посредственным художником И. Ведекиндом.
Заурядное решение, но именно оно и нужно. Ведекинд добросовестно помечает конструкцию необычного лица с высоким прямоугольным лбом, запавшими щеками, характерным разлетом редеющих к вискам бровей и длинным, утолщенным на кончике носом. Это было удивительное сходство с женским лицом матвеевской картины. Его незавершенность сохранила более проявленной конструкцию лица, помогая пробуждающемуся узнаванию. Теперь, как никогда, нужно было найти документальное подтверждение прояснявшейся загадки.
Наконец-то!
И снова поездка в Ленинград. Снова высокий торжественный зал Государственного исторического архива. По окнам медлительными струями стекает спокойный дождь. Давно прошло лето, осень, другое лето, другая осень. Вопросы историков не знают быстрых ответов.Теперь уже не одни протоколы Канцелярии от строений, а все сохранившиеся ее документы тех лет извлекаются из хранения. Чем занимался Матвеев, кроме основных живописных работ, насколько был связан со двором, как хорошо знала его Анна Иоанновна – дорога каждая мелочь. Матвеев пишет портрет Анны Иоанновны для триумфальных ворот, портрет в коронационном одеянии, портрет в белом атласном платье, портрет с арапчонком, портрет для Синода, портреты погрудные и в полный рост... Императрица не могла не знать художника. Вот и еще одна подробность: совсем незадолго до смерти он работал в ее личных покоях.
Февраль 1738 года – и, наконец, есть заказ! Мастеру живописных дел Андрею Матвееву поручается написать двойной портрет Анны Леопольдовны и Антона Ульриха: императрица утвердила кандидатуру жениха, летом должно состояться торжественное бракосочетание.
Значит, было так. Художник провел несколько сеансов с натуры, а потом дописывал портрет в мастерской. Но закончить его не успел: непосильная работа без выбора, забота о растущей семье, еле скрываемая нужда сделали свое дело – в апреле Андрея Матвеева не стало. Это и решило судьбу полотна.
К тому же брак Анны Леопольдовны был заключен. Портрет стал попросту не нужен, а с вступлением на престол Елизаветы Петровны и вовсе крамольным.
Не потому ли Канцелярия от строений не задержала его у себя? А наследники – наследники могли толком не знать случайно промелькнувших около престола лиц, да и не интересовались ими. Зато спустя 70 лет двойной портрет оказался как нельзя более подходящим для престарелого сына художника, лелеявшего фантазию о высоком происхождении отца.
Случайный вопрос. И на пути к его объяснению – вся жизнь Андрея Матвеева, настоящая, трудная, невыдуманная. И последняя, недопетая песня мастерства, таланта, человеческого прозрения – двойной портрет в зале Русского музея.
Из цесаревен младшая
Завещания не было. Точнее – не должно было быть.
Все знали – Петр думал о старшей дочери. Откладывал венчание с надоевшим Голштинским герцогом. Толковал с Анной о государственных делах. Заставлял сидеть на советах. После шумной истории с красавцем Монсом Екатерине не приходилось рассчитывать на престол. Вместе с упавшей на плаху головой любимца рушились все ее и без того сомнительные надежды. Коронация вчерашней Екатерины Трубачевой имела совсем особую цель – Петр хотел узаконить положение ее дочерей рядом с ненавистным потомством царевича Алексея.
Но никто не сомневался – в предстоявшем розыгрыше решающее слово принадлежало царедворцам: на кого сделают ставку, кого поддержат. Трудно нацарапанные на грифельной доске слова одинаково могли быть правдой, легендой или полуправдой. «Все отдать...» – имя (стертое, стершееся, ненаписанное?) перед лицом наступающей смерти не имело значения. Приказ позвать Анну опоздал – ее искали так долго, пока не угас последний проблеск сознания.
Кто-то вспомнит о погребальных свечах – надо зажечь у постели. Кто-то позовет живописцев – пусть займутся последними (на всякий случай!) портретами. Кто-то распорядится попами – чтоб читали псалтырь – и захлопнет дверь за дочерьми: в них уже не было нужды. В соседней комнате (хрип умирающего – не помеха!) решается судьба престола.
Меншиков назовет Екатерину – ему ответит молчание. Тех, кто и думать не хотел о Катерине Трубачевой. Но и тех, кто знал последнюю, единственную волю Петра. Смолчит кабинет-секретарь А.В. Макаров – былая должность останется за ним! Смолчит духовник императора Федосий Яновский – ему слишком нужно первое место в синодских делах. Блеснувшие в дверях штыки преображенцев утвердят нежданную победу: «Да здравствует императрица!»
После страха разоблачения, суда, развода Екатерина тем более не может не оценить оказанной услуги. Но Меншиков и сам не спустит цены. Завещание! Только завещание – в пользу его дочери и обвенчанного с ней сына царевича Алексея. О своих дочерях Екатерина должна забыть – сегодня они угрожают ее власти. Анна и Елизавета... Пусть (от злых языков!) займут место в очереди за Петром II и его потомством. Потомством Александра Даниловича Меншикова. И еще. Анну надо обвенчать – тем более голштинцы сумели заслужить неприязнь русских. И выслать в Киль. Но главное – чтоб никто и никогда не поминал ее имени.
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА. Санти Франц Матвеевич (1683–1758) – граф, уроженец Пьемонта. Состоял на службе у графа Гессен-Гомбургского, откуда был приглашен Петром I в качестве товарища герольдмейстера для сочинения гербов, в частности русских городов. В феврале 1725 г. назначен обер-церемониймейстером. В 1727 г. за участие в заговоре в пользу Анны Петровны сослан в Сибирь. Возвращен из ссылки Елизаветой Петровной в 1742 г.
Завещание понадобилось много раньше, чем могла предполагать императрица. Слишком рано – как показалось многим из очевидцев. В январе 1725 года не стало Петра I, 6 мая 1727 года – Екатерины I. Дорога к единоличному управлению Российской империей была для Меншикова открыта.
Елизавета? Оставалось всего лишь поторопиться с браком. Карл Август епископ Любский уже находился в Петербурге, с ним цесаревну ждала дорога все в те же прибалтийские земли.
Правда, 1 июня, накануне венца, жениха, унесла «простудная горячка». Другим вариантом «светлейший» заняться не успел – 7 сентября он был арестован по обвинению... Впрочем, обвинение удалось сочинить спустя несколько месяцев. Главное – меншиковское правление не состоялось, несметное состояние «светлейшего» нетерпеливо и жадно расхватывали члены царской семьи.
И небольшая подробность. Палаты в многочисленных московских и петербургских меншиковских дворцах были увешаны портретами – Петр I, Екатерина I, царевич Алексей и его супруга София Шарлота, герцог Курляндский и вдовствующая герцогиня Курляндская Анна Иоанновна, дочери старшего брата Петра Иоанна Алексеевича, французский и прусский короли, турецкий султан и – ни одного изображения Анны и Елизаветы Петровны. В розыгрыше Меншикова места для них не существовало.
Теперь все зависело от капризов не знавшего отказа своим желаниям мальчишки. В двенадцать лет свобода от вчерашних воспитателей уже сама была сознанием власти, а общность игр – основанием для привязанностей и царских милостей. Цесаревна скачет вместе с мальчишкой-императором на лошадях, превосходно охотится и до упаду танцует. Брак с племянником (какое значение могли иметь в перспективе престола шесть лет разницы в возрасте!) позволял решить конфликт между старшими и младшими потомками Петра. И не Елизавете ему противиться: Царское село и Александрова слобода – слишком жалкое доставшееся от матери наследство, чтобы ограничить ими свои прихоти и жизнь.
Но около императора тесной стеной выстраиваются Долгорукие. Фавор Ивана Алексеевича, которого Петр II даже ночью не отпускает из своей спальни, должен быть закреплен браком его сестры. Екатерина Алексеевна получает громкий и заново придуманный титул «государыни-невесты». Брат может ее ненавидеть – семейных уз никто из Долгоруких не предаст. Елизавете остается поторопиться.
Значит, несмотря ни на что, Александрова слобода – Петр и слышать не хотел о возвращении в Петербург, жалкая видимость собственного двора из ближайших родственников и полунищих дворянчиков, штат, который едва-едва удавалось прокормить, и постоянный ненавистно-напряженный досмотр Долгоруких: лишь бы ничего не упустить, никакой провинности цесаревны не забыть, каждый шаг переиначить в глазах императора и большого двора.
Из дневника герцога де Лириа. 1729 г.
Долгорукие, как никто, умели ее оценить. И они не сомневались: единственная надежная защита от цесаревны – монастырь. Чем быстрее по времени, чем дальше по расположению, тем лучше. Былой фаворит Петра II, Иван Алексеевич Долгорукий, подтвердит это через много лет сибирской ссылки, на дыбе, чтобы оказаться приговоренным к казни через четвертование.
Иван Алексеевич Долгорукий при подписывании допроса один на один с канцеляристом сказал: «ныне-де фамилия и род наш весь пропал; все де это... нынешняя наша императрица (Анна Иоанновна. – Н. М.) разорила, а все де послушала цесаревны Елизаветы Петровны за то, что я де хотел ее за непотребство сослать в монастырь».
Удержать власть всеми правдами и неправдами – подложным завещанием в пользу «государыни-невесты», простым утверждением якобы заключенных в самом ее титуле прав. Но у членов Верховного тайного совета свои планы. Освободиться от ненавистных Долгоруких, а с ними вместе и от своеволья самодержца, найти гарантии собственного положения и власти в стране. Ограничительные условия – «кондиции» в свою пользу только на них должен быть выбран новый правитель. Именно выбран как в незапамятные времена Годунова, Шуйского, первого из Романовых.
Взвесить, все учесть, предусмотреть – полунищая, на вечном содержании русского двора вдовствующая герцогиня Курляндская подойдет как нельзя лучше. За двадцать лет рабской униженности при ничего не значившем титуле научилась Анна Иоанновна не подымать голоса, не иметь своих желаний, каждому кланяться, в каждом заискивать и благодарить. Без конца благодарить. Ей ли не принять любых условий, не подписать «кондиций», не согласиться даже на разлуку с безответно любимым, знающим цену своей власти над ней Бироном.
Здесь дела дивные творятся. По кончине его величества выбрали царевну Анну Иоанновну с подписанием пунктов, склонных к вольности, и чтоб быть в правлении государством Верховному совету 8 персонам, а в Сенате одиннадцати; и в оном спорило больше шляхетство, чтобы быть в верховном совете двадцать одной персоне и выбирать оных балотированием, а большие не хотели оного, чтобы по их желанию было восемь персон. И за то шляхетство подали челобитную Ее величеству, чтоб быть в двадцать одной персоне, и оная челобитная ее величества собственною рукою тако: «тако по сему рассмотреть», и потом имя ее; и оную челобитную изволила отдать князю Алексею Михайловичу Черкасскому; и с шляхетством подавал челобитную князь Алексей Михайлович. И потом с опасностью шляхетство подали челобитную другую ее величеству, чтобы изволила принять суверенство, и тако учинилась в суверенстве, и присягу вторично сделали, и оное делал все князь Алексей Михайлович, и генералитет с ним, и шляхетство, и что из того будет впредь, бог знает.
Все знали – Петр думал о старшей дочери. Откладывал венчание с надоевшим Голштинским герцогом. Толковал с Анной о государственных делах. Заставлял сидеть на советах. После шумной истории с красавцем Монсом Екатерине не приходилось рассчитывать на престол. Вместе с упавшей на плаху головой любимца рушились все ее и без того сомнительные надежды. Коронация вчерашней Екатерины Трубачевой имела совсем особую цель – Петр хотел узаконить положение ее дочерей рядом с ненавистным потомством царевича Алексея.
Но никто не сомневался – в предстоявшем розыгрыше решающее слово принадлежало царедворцам: на кого сделают ставку, кого поддержат. Трудно нацарапанные на грифельной доске слова одинаково могли быть правдой, легендой или полуправдой. «Все отдать...» – имя (стертое, стершееся, ненаписанное?) перед лицом наступающей смерти не имело значения. Приказ позвать Анну опоздал – ее искали так долго, пока не угас последний проблеск сознания.
Кто-то вспомнит о погребальных свечах – надо зажечь у постели. Кто-то позовет живописцев – пусть займутся последними (на всякий случай!) портретами. Кто-то распорядится попами – чтоб читали псалтырь – и захлопнет дверь за дочерьми: в них уже не было нужды. В соседней комнате (хрип умирающего – не помеха!) решается судьба престола.
Меншиков назовет Екатерину – ему ответит молчание. Тех, кто и думать не хотел о Катерине Трубачевой. Но и тех, кто знал последнюю, единственную волю Петра. Смолчит кабинет-секретарь А.В. Макаров – былая должность останется за ним! Смолчит духовник императора Федосий Яновский – ему слишком нужно первое место в синодских делах. Блеснувшие в дверях штыки преображенцев утвердят нежданную победу: «Да здравствует императрица!»
После страха разоблачения, суда, развода Екатерина тем более не может не оценить оказанной услуги. Но Меншиков и сам не спустит цены. Завещание! Только завещание – в пользу его дочери и обвенчанного с ней сына царевича Алексея. О своих дочерях Екатерина должна забыть – сегодня они угрожают ее власти. Анна и Елизавета... Пусть (от злых языков!) займут место в очереди за Петром II и его потомством. Потомством Александра Даниловича Меншикова. И еще. Анну надо обвенчать – тем более голштинцы сумели заслужить неприязнь русских. И выслать в Киль. Но главное – чтоб никто и никогда не поминал ее имени.
Отправить в Устьвилюйское зимовье и содержать под крепким караулом и никуда и ни для каких нужд его не отпускать и смотреть за ним крепко, чтоб он над собою чего не учинил, или куда бы не ушел, а также не давать ему ни чернил, ни бумаги, и никого к нему не подпускать.Приказ из Тобольской губернской канцелярии о ссыльном графе Санти. 1734
...А живем мы, он Сантий, я и караульные солдаты, в самом пустынном крае, а жилья и строения никакого нет, кроме одной холодной юрты, да и та ветхая, а находимся с ним Сантием во всеконечной нужде: печки у нас нет и в зимнее холодное время еле-еле остаемся живы от жестокого холода; хлебов негде испечь, а без печеного хлеба претерпеваем великий голод; и кормим мы Сантия и сами едим болтушку, разводим муку на воде, отчего все солдаты больны. А колодник Сантий весьма дряхл и всегда в болезни находится, так что с места не встает и ходить не может.Из донесения подпрапорщика Бельского. 1738
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА. Санти Франц Матвеевич (1683–1758) – граф, уроженец Пьемонта. Состоял на службе у графа Гессен-Гомбургского, откуда был приглашен Петром I в качестве товарища герольдмейстера для сочинения гербов, в частности русских городов. В феврале 1725 г. назначен обер-церемониймейстером. В 1727 г. за участие в заговоре в пользу Анны Петровны сослан в Сибирь. Возвращен из ссылки Елизаветой Петровной в 1742 г.
Завещание понадобилось много раньше, чем могла предполагать императрица. Слишком рано – как показалось многим из очевидцев. В январе 1725 года не стало Петра I, 6 мая 1727 года – Екатерины I. Дорога к единоличному управлению Российской империей была для Меншикова открыта.
Елизавета? Оставалось всего лишь поторопиться с браком. Карл Август епископ Любский уже находился в Петербурге, с ним цесаревну ждала дорога все в те же прибалтийские земли.
Правда, 1 июня, накануне венца, жениха, унесла «простудная горячка». Другим вариантом «светлейший» заняться не успел – 7 сентября он был арестован по обвинению... Впрочем, обвинение удалось сочинить спустя несколько месяцев. Главное – меншиковское правление не состоялось, несметное состояние «светлейшего» нетерпеливо и жадно расхватывали члены царской семьи.
И небольшая подробность. Палаты в многочисленных московских и петербургских меншиковских дворцах были увешаны портретами – Петр I, Екатерина I, царевич Алексей и его супруга София Шарлота, герцог Курляндский и вдовствующая герцогиня Курляндская Анна Иоанновна, дочери старшего брата Петра Иоанна Алексеевича, французский и прусский короли, турецкий султан и – ни одного изображения Анны и Елизаветы Петровны. В розыгрыше Меншикова места для них не существовало.
Ехать из Раненбурга водою до Казани, и до Соли Камской, а оттуда до Тобольска; сдать Меншикова с семейством губернатору, а ему отправить их с добрым офицером и солдатами в Березов. Как в дороге, так и в Березове иметь крепкое смотрение, чтоб ни он никуда и ни к нему никаких писем и никакой пересылки ни с кем не имел.Из указа о ссылке А.Д. Меншикова. 8 апреля 1727 г.
Теперь все зависело от капризов не знавшего отказа своим желаниям мальчишки. В двенадцать лет свобода от вчерашних воспитателей уже сама была сознанием власти, а общность игр – основанием для привязанностей и царских милостей. Цесаревна скачет вместе с мальчишкой-императором на лошадях, превосходно охотится и до упаду танцует. Брак с племянником (какое значение могли иметь в перспективе престола шесть лет разницы в возрасте!) позволял решить конфликт между старшими и младшими потомками Петра. И не Елизавете ему противиться: Царское село и Александрова слобода – слишком жалкое доставшееся от матери наследство, чтобы ограничить ими свои прихоти и жизнь.
Но около императора тесной стеной выстраиваются Долгорукие. Фавор Ивана Алексеевича, которого Петр II даже ночью не отпускает из своей спальни, должен быть закреплен браком его сестры. Екатерина Алексеевна получает громкий и заново придуманный титул «государыни-невесты». Брат может ее ненавидеть – семейных уз никто из Долгоруких не предаст. Елизавете остается поторопиться.
Значит, несмотря ни на что, Александрова слобода – Петр и слышать не хотел о возвращении в Петербург, жалкая видимость собственного двора из ближайших родственников и полунищих дворянчиков, штат, который едва-едва удавалось прокормить, и постоянный ненавистно-напряженный досмотр Долгоруких: лишь бы ничего не упустить, никакой провинности цесаревны не забыть, каждый шаг переиначить в глазах императора и большого двора.
Все благонамеренные люди радуются уменьшению царского фаворитизма принцессы Елизаветы, которая четыре дня тому назад отправилась пешком за десять или двенадцать миль на богомолье в сопровождении одной дамы и Бутурлина.По сему отправили к нему (действовавшему на Украине против татар Голицыну. – Н. М.) три полка под начальством генерал-майора Бутурлина, которого выбрали не потому, что считали его способным, а для того, чтобы удалить его от принцессы Елизаветы, которой он был фаворитом и камергером.
Из дневника герцога де Лириа-Бервика, испанского посланника при русском дворе. 5 августа 1728 г.
Из дневника герцога де Лириа. 1729 г.
Человек, который пороха не выдумает, но которого господь бог в гневе своем сделал генерал-майором.
.
Из донесения саксонского посла Лефорта об Александре Бутурлине. 1729 г
Всемилостивейшая государыня цесаревна, вашего императорского высочества обичайная ко всем милость, паче же та предовольно мною следованная, приводит в дерзновение меня неподлежащим чрез сие представить себя пред ваше императорское высочество во всемилостивейшее предприятие, которым столько премного награжден бывал, что в жизни моей не достанет всерабственно отслужить, и тая самая усердность привлекает меня завсегда предстоять пред вашим императорским высочеством в раболепнейших замыканиях, еже и чиню от соискательной моей вседолжной верности, когда явлюсь угоден быть под высочайшим повелением по делам имеющим здесь домовым. Ваше императорское высочество, то всемилостивно мною взыскательным прошу приказывать, то не токмо с охотным желанием, но и крайнею ревностною прилежностью во всеповиновении моей простираться рабски долженствую; понеже как известился от управителя вашего императорского высочества, не без нуждных дел находится, кои все и себя самово подвергаю во всемилостивейшее высочайшее призрение.
Вашего императорского высочества наипослушнейший одолженной раб Александр Бутурлин.
А.Б. Бутурлин – Елизавете Петровне. 27 марта 1741 г. Москва
Отпускается к поставцу ее высочества и служителям, окроме банкетов и приказов, водка, вино, пиво.Можно было лишиться и больше не искать милостей взбалмошного мальчишки. Уехать в глухую Александрову слободу и месяцами не наведываться в старую столицу. Забыть о похоронах родного дяди и пренебречь обязательным придворным празднованием собственных именин. Развлекаться строительством – хоть всего-то дела был дом на Торговой площади слободы, верх деревянный, низ каменный. Высчитывать гроши на новые салфетки – старые давно излохматились – и пару ситцевых платьев. Устраивать домашние праздники (откуда взять гостей!) и сочинять стихи:
Духовник Федор Яковлев
Фрелина Анна Карловна [Скавронская, двоюродная сестра Елизаветы Петровны, будущая жена М.И. Воронцова]
Фрелины Симоновы [Гендриковы, двоюродные сестры Елизаветы Петровны]
Села Царского священник
Камор-юнкер Александр Шувалов
Дьякон Иван Лаврентьев
Г-не Воронцов [Михаил Илларионович, будущий канцлер]
Г-н Возжинский
Пимен Лялин, Петр Гагин – камер-фурьеры
Камер-паж Шубин
Василий Чулков, Игнатий Полтавцев – камор-динеры
Певчему Алексею Григорьеву [Разумовскому] чрез день и два дни водки и вина по крушке, пива по 4, по 6 и 7 кружек на каждый день
Авдотья Павлова, Устинья Никитина, Анна Самарина, Акулина Чулкова, Катерина Яблонская, Агафья Яковлева, Авдотья Селихова – камор-юнгферы
Елизавета Ивановна
Лекарь Ведре мадамы
Кристина Крестьянова
Мадама что при фрелинах
Мадама что шьет золотом кормилица Василиса Степанова кофишенки: Василий Страшников, Карл Сиверс музыканты: Штройс, Иван Матвеев кухмистер Яган Фукс футер-маршал Ратков лейб-кучер Скорняков бандурист Григорий Михайлов валторнисты 2 человека певчие: Иван Петров, Кирила Степанов, Петр Еремеев, Петр Лазорев, Федос Мосеев, Иван Федоров капрал Купреянов что у строения кузнец Яган Карла
Татьяна Тютчева
Яков Дмитриев мадам Пангорша
Штат цесаревны на время между апрелем 1729-го и апрелем 1730 г.
Затишной жизни не получалось. Все равно цесаревна. Все равно теперь уже единственная – Анна Петровна умерла годом позже матери – дочери Петра. Самого Петра. Обходительная. Улыбчивая. Ловкая в седле и в танцевальном зале. Не знавшая усталости. Каждому припасавшая ласковое словцо. Ее легкомыслие готово было для современников смотреться непосредственностью, слабость к увлечениям искренностью.
Я не в своей мочи огнь утушить,
Сердцем болею, да чем пособить?
Что всегда разлучно и без тебя скучно —
Легче б тя не знати, нежель так страдати
Всегда по тебе.
Долгорукие, как никто, умели ее оценить. И они не сомневались: единственная надежная защита от цесаревны – монастырь. Чем быстрее по времени, чем дальше по расположению, тем лучше. Былой фаворит Петра II, Иван Алексеевич Долгорукий, подтвердит это через много лет сибирской ссылки, на дыбе, чтобы оказаться приговоренным к казни через четвертование.
Иван Алексеевич Долгорукий при подписывании допроса один на один с канцеляристом сказал: «ныне-де фамилия и род наш весь пропал; все де это... нынешняя наша императрица (Анна Иоанновна. – Н. М.) разорила, а все де послушала цесаревны Елизаветы Петровны за то, что я де хотел ее за непотребство сослать в монастырь».
В допросе у дыбы Долгорукий показал: «что будто ее императорское величество послушала цесаревны Елизаветы Петровны, и о том он, князь Иван, говорил, вымысля собою, потому что во время ево князь Иваново благословенные и вечно достойные памяти при его императорском величестве Петре Втором, когда ее высочество государыня цесаревна Елисавет Петровна приезжала во дворец и в поступках своих казалась ему, князь Ивану, и отцу ево, князь Алексею, к ним немилостива, и думал он, князь Иван, что ее высочество имела на него какой гнев, и как он де, князь Иван, с отцом своим и с матерью и с женою его и братьями и сестрами послан в ссылку, мыслил, что ее императорское величество с совету цесаревны Елисавет Петровны его в ссылку сослала, для того и говорил; а в том он, князь Иван, ни от кого никогда не слыхал, и никто ему не сказывал, а говорил подлинно вымысля собою. А ее де высочество благоверную государыню цесаревну Елисавет Петровну сослать в монастырь намерение он, князь Иван, имел и с отцом своим о том наодине говаривал для того, что в поступках своих казалась ему, князь Ивану, и отцу ево, князь Алексею, немилостива, а чтоб сослать в который монастырь именно, такого намерения у него, князь Ивана, и отца его еще не было положено...»И снова смерть. На этот раз пятнадцатилетнего подростка. В переполненной съехавшимися на его свадьбу дворянами Москве. Только не просто смерть императора – конец наследников от первой жены Петра I Евдокии Лопухиной. Годом раньше, в одночасье, то ли от кори, то ли от «простудной горячки» – никто ничего не стал выяснять – умерла во Всехсвятском, на пути в Москву, старшая и единственная сестра Петра II. Царевна Наталья умела при случае взять в руки брата, распорядиться его капризами, ограничить фаворитов. Долгоруким она была не нужна, зато как же им необходим сам император!
Из пыточных допросов И.А. Долгорукого. 1738
Удержать власть всеми правдами и неправдами – подложным завещанием в пользу «государыни-невесты», простым утверждением якобы заключенных в самом ее титуле прав. Но у членов Верховного тайного совета свои планы. Освободиться от ненавистных Долгоруких, а с ними вместе и от своеволья самодержца, найти гарантии собственного положения и власти в стране. Ограничительные условия – «кондиции» в свою пользу только на них должен быть выбран новый правитель. Именно выбран как в незапамятные времена Годунова, Шуйского, первого из Романовых.
Взвесить, все учесть, предусмотреть – полунищая, на вечном содержании русского двора вдовствующая герцогиня Курляндская подойдет как нельзя лучше. За двадцать лет рабской униженности при ничего не значившем титуле научилась Анна Иоанновна не подымать голоса, не иметь своих желаний, каждому кланяться, в каждом заискивать и благодарить. Без конца благодарить. Ей ли не принять любых условий, не подписать «кондиций», не согласиться даже на разлуку с безответно любимым, знающим цену своей власти над ней Бироном.
Здесь дела дивные творятся. По кончине его величества выбрали царевну Анну Иоанновну с подписанием пунктов, склонных к вольности, и чтоб быть в правлении государством Верховному совету 8 персонам, а в Сенате одиннадцати; и в оном спорило больше шляхетство, чтобы быть в верховном совете двадцать одной персоне и выбирать оных балотированием, а большие не хотели оного, чтобы по их желанию было восемь персон. И за то шляхетство подали челобитную Ее величеству, чтоб быть в двадцать одной персоне, и оная челобитная ее величества собственною рукою тако: «тако по сему рассмотреть», и потом имя ее; и оную челобитную изволила отдать князю Алексею Михайловичу Черкасскому; и с шляхетством подавал челобитную князь Алексей Михайлович. И потом с опасностью шляхетство подали челобитную другую ее величеству, чтобы изволила принять суверенство, и тако учинилась в суверенстве, и присягу вторично сделали, и оное делал все князь Алексей Михайлович, и генералитет с ним, и шляхетство, и что из того будет впредь, бог знает.
...А большие в большом стыде и подозрении обретаются, две фамилии, а с ними Матюшкины, Измайловы, Еропкин, Шувалов, Наумов, Дмитриев, Матвей Воейков. И такого дива от начала не бывало...
М.М. Волынский, нижегородский вице-губернатор – Артемию Волынскому. 1 марта 1730
Вы усмотрите из нее [депеши], какое важное событие совершилось здесь вчера вечером – восстановление самодержавной власти, которая, казалось, была уничтожена с вступлением царицы на престол.
Из донесения французского посла Маньяна. 9 марта 1730
Русские упустили удобный случай освободиться от своего старинного рабства лишь по собственной своей ошибке и по тому, что дурно взялись за дело.
Из донесения Маньяна. 3 апреля 1730
Пир был готов, но гости были недостойны его! Я знаю, что я буду жертвою. Пусть так – я пострадаю за отечество! Я близок к концу моего жизненного поприща. Но те, которые заставляют меня плакать, будут проливать слезы долее меня.
Д.М. Голицын, один из «верховников», по поводу восстановления самодержавия. 1730
Мне также в настоящее время сообщают, что герцогиня Макленбургская Екатерина Ивановна и сестра ее великая княжна Прасковья Ивановна тайно стараются образовать себе партию, противную их сестре императрице. Однако мне трудно поверить этому, ибо успешный исход невозможен, и они этим делом нанесут наибольший вред самим себе.
Из донесения прусского королевского посланника барона Густава фон Мардефельда. 2 февраля 1730
Великая княжна Елизавета Петровна нисколько не беспокоится относительно этого дела и послала уже свои поздравления герцогине Макленбургской.
Он же. 6 февраля 1730