Страница:
– Адъютант, протрубите третий сигнал, означающий: «Все к генералу».
– Простите, какой ответ будет? – спросила Мари.
– Придется вам немного подождать, Мари, – твердо заявил генерал.
Маленькая труба пропела, и на ее пронзительные звуки из укреплений неуверенно выглянули мальчишеские лица. Ребята недоумевали, что случилось, почему труба зовет их к генералу. Но, увидев, что Бока спокойно стоит на месте, они вылезли из своих укрытий, и через минуту все войско снова выстроилось перед генералом. Прочитав вслух письмо, Бока спросил:
– Принять его?
И все в один голос (что и говорить, неплохие были ребята!) воскликнули:
– Принять!
Бока обернулся к служанке:
– Скажите ему, пусть приходит. Это наш ответ.
Мари, разинув рот, глядела на все эти диковинки: на войско, на фуражки с ало-зеленым верхом, на оружие… Потом повернулась и ушла.
– Рихтер! – крикнул Бока. Рихтер вышел из рядов.
– Прикомандировываю Гереба к тебе. Будешь за ним следить. При первом подозрительном признаке – хватай и сажай сторожку. Думаю, что до этого не дойдет, но осторожность не мешает. Вольно! Сегодня боя не будет, это видно и из письма. Все намеченное на сегодня остается в силе на завтра. Если они своего плана не меняют, мы тоже все оставляем по-старому.
Он хотел еще что-то сказать, но в эту минуту калитка, оставшаяся после ухода Мари незапертой, распахнулась от внезапного пинка, и на пустырь, весь сияя, влетел Гереб с видом человека, вступившего наконец в обетованную землю. Но, увидев войско в полном составе, он сразу, стал серьезным. При общем напряженном внимании Гереб подошел к Боке и взял под козырек. На голове у него красовалась ало-зеленая фуражка улицы Пала.
– Прибыл в ваше распоряжение, господин генерал, – отрапортовал он.
– Хорошо, – просто, без церемоний ответил Бока. – Будешь под командой Рихтера; пока – рядовым. Посмотрим, как ты себя будешь вести в бою, и, может быть, вернем тебе прежнее звание.
Потом повернулся к войску:
– А вам я строжайше запрещаю говорить с Геребом о его проступке. Он хочет загладить свою вину, и мы ему прощаем. Пусть никто ни словом не задевает его и не тычет в глаза тем, что было. Ему я тоже запрещаю говорить об этом. С прошлым покончено.
Наступило глубокое молчание. «Умный все-таки парень этот Бока! – снова подумали мальчики. – Вот уж кто достоин быть генералом, так это он!»
Рихтер сейчас же принялся объяснять Геребу, что ему делать завтра. Бока тихо заговорил о чем-то с Челе. Вдруг часовой, который по-прежнему сидел верхом на заборе, свесив правую ногу на улицу, подобрал ее.
– Господин генерал… враг приближается! – с перекошенным от ужаса лицом пролепетал он.
Бока с молниеносной быстротой подскочил к калитке и запер ее на задвижку. Все посмотрели на. Гереба, который стоял возле Рихтера бледный как смерть.
– Значит, все-таки соврал?! Опять соврал?! – гневно крикнул Бока.
Гереб от неожиданности не знал, что сказать. Рихтер схватил его за руку.
– Что это значит?! – зарычал Бока, Наконец, сделав усилие, Гереб пролепетал:
– Может быть… может быть, они заметили меня на дереве… и нарочно решили обмануть…
Часовой поглядел на улицу, спрыгнул с забора и, взяв оружие, присоединился к остальным.
– Краснорубашечники идут, – промолвил он.
Бока отворил калитку и смело вышел на улицу. В самом деле, шли краснорубашечники, но их было только трое: два Пастора да Себенич. Еще издали завидев Боку, Себенич вынул из-под полы белый флаг и стал им размахивать, крича:
– Мы – послы!
Бока вернулся на пустырь. Ему было немного стыдно перед Геребом за то, что он так опрометчиво его заподозрил.
– Отпусти его, – сказал он Рихтеру. – Это послы, они с белым флагом. Извини меня, Гереб.
Бедняга вздохнул с облегчением. Опять чуть не попал в переплет – и безо всякой вины. Но часовому влетело.
– Сначала смотри хорошенько, а потом уж тревогу подымай! – прикрикнул на него Бока. – Тоже храбрец!.. Кругом! Обратно в форты! – скомандовал он. – Остаться только Челе и Колнаи. Марш!
Войско, шагая в ногу, удалилось и вместе с Геребом скрылось в штабелях. Как раз когда мелькнула последняя красно-зеленая фуражка, постучались краснорубашечники. Адъютант открыл калитку.
Парламентеры вошли. Все трое были в красных рубашках и красных кепках. Пришли они без оружия, а Себенич высоко над головой держал белый флаг.
Бока знал, что полагается в таких случаях. Он взял свое копье и прислонил к забору в знак того, что он тоже безоружен. Колнаи и Челе молча последовали его примеру. Челе от усердия даже трубу положил на землю.
Старший Пастор выступил вперед:
– Я имею честь говорить с господином главнокомандующим?
– Так точно, – ответил Челе. – Вот генерал.
– Мы пришли к вам послами, – объяснил Пастор. – Я – глава посольства. От имени нашего главнокомандующего, Ференца Ача, объявляем вам войну.
Когда Пастор упомянул имя главнокомандующего, посольство взяло под козырек. Представители противной стороны из вежливости тоже прикоснулись к головным уборам.
– Мы не хотим заставать противника врасплох, – продолжал Пастор. – Мы придем сюда ровно в половине третьего. Вот что нам поручено сказать. Ждем вашего ответа.
Бока чувствовал всю важность момента. Голос его дрогнул, когда он отвечал:
– Объявление войны принимаем. Но надо кое о чем условиться. Я не хочу, чтобы война превращалась в драку.
– Мы тоже не хотим, – угрюмо сказал Пастор, нагнув голову и, по обыкновению, глядя исподлобья.
– Предлагаю сражаться только тремя способами, – продолжал Бока. – Первый – песочные бомбы, второй – борьба по правилам и третий – фехтование на копьях. Правила вы ведь знаете?
– Знаем.
– Кто коснется обеими лопатками земли, тот побежден и бороться больше не имеет права. Но сражаться двумя другими способами может. Согласны?
– Согласны.
– А копьем нельзя ни бить, ни колоть. Только фехтовать.
– Ладно.
– И вдвоем на одного не нападать. Но отряд на отряд нападать может. Это условие принимаете?
– Принимаем.
– Тогда все.
Бока приложил руку к фуражке. Челе и Колнаи, стоя навытяжку, тоже взяли под козырек. Послы, в свою очередь, отдали честь.
– Мне нужно еще вот что спросить, – снова заговорил Пастор. – Главнокомандующий велел нам узнать, что с Немечеком. Мы слышали, он болен. Если это верно, нам поручено навестить его, потому что он храбро вел себя тогда, у нас, а такого врага мы уважаем.
– Немечек живет на Ракошской, дом три. Он тяжело болен.
Все молча отдали честь. Себенич поднял флаг над головой. Пастор рявкнул: «Марш!», и послы отбыли через калитку. С улицы они услыхали, как запела труба, сзывая всех к генералу: Бока хотел известить войско о происшедшем.
А посольство быстрым маршем двигалось к Ракошской улице. Перед домом, где жил Немечек, послы остановились и спросили у девочки, стоявшей в воротах:
– Живет здесь такой – Немечек?
– Живет, – ответила она и проводила их до убогой квартирки в первом этаже, где жил мальчуган.
Возле двери была прибита выкрашенная в синий цвет жестяная дощечка с надписью: «Портной Андраш Немечек».
Они вошли, поздоровались; объяснили цель своего визита. Мать Немечека, бедно одетая белокурая худая женщина, очень похожая на сына (вернее, сын походил на нее), провела их в комнату, где лежал наш рядовой. Себенич опять высоко поднял белый флаг. Пастор опять сделал шаг вперед:
– Ференц Ач передает тебе привет и желает скорей поправляться.
Лежавший в подушках бледный, взлохмаченный мальчуган приподнялся и сел в постели. Просияв от удовольствия, он первым делом спросил:
– А когда война?
– Завтра. Мальчуган помрачнел.
– Значит, я не смогу прийти, – печально сказал он.
Послы ничего не ответили. Они пожали по очереди Немечеку руку а угрюмый, диковатый Пастор, растрогавшись, пробурчал:
– А меня ты прости.
– Прощаю, – тихо промолвил белокурый мальчуган и, закашлявшись, откинулся на подушку.
Себенич поправил ее у него под головой.
– Ну, пошли, – сказал Пастор.
Знаменосец снова поднял белый флаг, и все трое вышли на кухню. Мать Немечека со слезами проговорила:
– Вы… вы такие славные, хорошие ребятки… так любите моего сыночка. За это… за это я дам вам по чашке шоколада…
Послы переглянулись. Шоколад – штука соблазнительная! Но Пастор все-таки выступил вперед и, не опустив, а на этот раз высоко подняв свою красивую темноволосую голову, гордо сказал:
– Шоколада за это не полагается. Марш!
И, четко печатая шаг, послы удалились.
8
– Простите, какой ответ будет? – спросила Мари.
– Придется вам немного подождать, Мари, – твердо заявил генерал.
Маленькая труба пропела, и на ее пронзительные звуки из укреплений неуверенно выглянули мальчишеские лица. Ребята недоумевали, что случилось, почему труба зовет их к генералу. Но, увидев, что Бока спокойно стоит на месте, они вылезли из своих укрытий, и через минуту все войско снова выстроилось перед генералом. Прочитав вслух письмо, Бока спросил:
– Принять его?
И все в один голос (что и говорить, неплохие были ребята!) воскликнули:
– Принять!
Бока обернулся к служанке:
– Скажите ему, пусть приходит. Это наш ответ.
Мари, разинув рот, глядела на все эти диковинки: на войско, на фуражки с ало-зеленым верхом, на оружие… Потом повернулась и ушла.
– Рихтер! – крикнул Бока. Рихтер вышел из рядов.
– Прикомандировываю Гереба к тебе. Будешь за ним следить. При первом подозрительном признаке – хватай и сажай сторожку. Думаю, что до этого не дойдет, но осторожность не мешает. Вольно! Сегодня боя не будет, это видно и из письма. Все намеченное на сегодня остается в силе на завтра. Если они своего плана не меняют, мы тоже все оставляем по-старому.
Он хотел еще что-то сказать, но в эту минуту калитка, оставшаяся после ухода Мари незапертой, распахнулась от внезапного пинка, и на пустырь, весь сияя, влетел Гереб с видом человека, вступившего наконец в обетованную землю. Но, увидев войско в полном составе, он сразу, стал серьезным. При общем напряженном внимании Гереб подошел к Боке и взял под козырек. На голове у него красовалась ало-зеленая фуражка улицы Пала.
– Прибыл в ваше распоряжение, господин генерал, – отрапортовал он.
– Хорошо, – просто, без церемоний ответил Бока. – Будешь под командой Рихтера; пока – рядовым. Посмотрим, как ты себя будешь вести в бою, и, может быть, вернем тебе прежнее звание.
Потом повернулся к войску:
– А вам я строжайше запрещаю говорить с Геребом о его проступке. Он хочет загладить свою вину, и мы ему прощаем. Пусть никто ни словом не задевает его и не тычет в глаза тем, что было. Ему я тоже запрещаю говорить об этом. С прошлым покончено.
Наступило глубокое молчание. «Умный все-таки парень этот Бока! – снова подумали мальчики. – Вот уж кто достоин быть генералом, так это он!»
Рихтер сейчас же принялся объяснять Геребу, что ему делать завтра. Бока тихо заговорил о чем-то с Челе. Вдруг часовой, который по-прежнему сидел верхом на заборе, свесив правую ногу на улицу, подобрал ее.
– Господин генерал… враг приближается! – с перекошенным от ужаса лицом пролепетал он.
Бока с молниеносной быстротой подскочил к калитке и запер ее на задвижку. Все посмотрели на. Гереба, который стоял возле Рихтера бледный как смерть.
– Значит, все-таки соврал?! Опять соврал?! – гневно крикнул Бока.
Гереб от неожиданности не знал, что сказать. Рихтер схватил его за руку.
– Что это значит?! – зарычал Бока, Наконец, сделав усилие, Гереб пролепетал:
– Может быть… может быть, они заметили меня на дереве… и нарочно решили обмануть…
Часовой поглядел на улицу, спрыгнул с забора и, взяв оружие, присоединился к остальным.
– Краснорубашечники идут, – промолвил он.
Бока отворил калитку и смело вышел на улицу. В самом деле, шли краснорубашечники, но их было только трое: два Пастора да Себенич. Еще издали завидев Боку, Себенич вынул из-под полы белый флаг и стал им размахивать, крича:
– Мы – послы!
Бока вернулся на пустырь. Ему было немного стыдно перед Геребом за то, что он так опрометчиво его заподозрил.
– Отпусти его, – сказал он Рихтеру. – Это послы, они с белым флагом. Извини меня, Гереб.
Бедняга вздохнул с облегчением. Опять чуть не попал в переплет – и безо всякой вины. Но часовому влетело.
– Сначала смотри хорошенько, а потом уж тревогу подымай! – прикрикнул на него Бока. – Тоже храбрец!.. Кругом! Обратно в форты! – скомандовал он. – Остаться только Челе и Колнаи. Марш!
Войско, шагая в ногу, удалилось и вместе с Геребом скрылось в штабелях. Как раз когда мелькнула последняя красно-зеленая фуражка, постучались краснорубашечники. Адъютант открыл калитку.
Парламентеры вошли. Все трое были в красных рубашках и красных кепках. Пришли они без оружия, а Себенич высоко над головой держал белый флаг.
Бока знал, что полагается в таких случаях. Он взял свое копье и прислонил к забору в знак того, что он тоже безоружен. Колнаи и Челе молча последовали его примеру. Челе от усердия даже трубу положил на землю.
Старший Пастор выступил вперед:
– Я имею честь говорить с господином главнокомандующим?
– Так точно, – ответил Челе. – Вот генерал.
– Мы пришли к вам послами, – объяснил Пастор. – Я – глава посольства. От имени нашего главнокомандующего, Ференца Ача, объявляем вам войну.
Когда Пастор упомянул имя главнокомандующего, посольство взяло под козырек. Представители противной стороны из вежливости тоже прикоснулись к головным уборам.
– Мы не хотим заставать противника врасплох, – продолжал Пастор. – Мы придем сюда ровно в половине третьего. Вот что нам поручено сказать. Ждем вашего ответа.
Бока чувствовал всю важность момента. Голос его дрогнул, когда он отвечал:
– Объявление войны принимаем. Но надо кое о чем условиться. Я не хочу, чтобы война превращалась в драку.
– Мы тоже не хотим, – угрюмо сказал Пастор, нагнув голову и, по обыкновению, глядя исподлобья.
– Предлагаю сражаться только тремя способами, – продолжал Бока. – Первый – песочные бомбы, второй – борьба по правилам и третий – фехтование на копьях. Правила вы ведь знаете?
– Знаем.
– Кто коснется обеими лопатками земли, тот побежден и бороться больше не имеет права. Но сражаться двумя другими способами может. Согласны?
– Согласны.
– А копьем нельзя ни бить, ни колоть. Только фехтовать.
– Ладно.
– И вдвоем на одного не нападать. Но отряд на отряд нападать может. Это условие принимаете?
– Принимаем.
– Тогда все.
Бока приложил руку к фуражке. Челе и Колнаи, стоя навытяжку, тоже взяли под козырек. Послы, в свою очередь, отдали честь.
– Мне нужно еще вот что спросить, – снова заговорил Пастор. – Главнокомандующий велел нам узнать, что с Немечеком. Мы слышали, он болен. Если это верно, нам поручено навестить его, потому что он храбро вел себя тогда, у нас, а такого врага мы уважаем.
– Немечек живет на Ракошской, дом три. Он тяжело болен.
Все молча отдали честь. Себенич поднял флаг над головой. Пастор рявкнул: «Марш!», и послы отбыли через калитку. С улицы они услыхали, как запела труба, сзывая всех к генералу: Бока хотел известить войско о происшедшем.
А посольство быстрым маршем двигалось к Ракошской улице. Перед домом, где жил Немечек, послы остановились и спросили у девочки, стоявшей в воротах:
– Живет здесь такой – Немечек?
– Живет, – ответила она и проводила их до убогой квартирки в первом этаже, где жил мальчуган.
Возле двери была прибита выкрашенная в синий цвет жестяная дощечка с надписью: «Портной Андраш Немечек».
Они вошли, поздоровались; объяснили цель своего визита. Мать Немечека, бедно одетая белокурая худая женщина, очень похожая на сына (вернее, сын походил на нее), провела их в комнату, где лежал наш рядовой. Себенич опять высоко поднял белый флаг. Пастор опять сделал шаг вперед:
– Ференц Ач передает тебе привет и желает скорей поправляться.
Лежавший в подушках бледный, взлохмаченный мальчуган приподнялся и сел в постели. Просияв от удовольствия, он первым делом спросил:
– А когда война?
– Завтра. Мальчуган помрачнел.
– Значит, я не смогу прийти, – печально сказал он.
Послы ничего не ответили. Они пожали по очереди Немечеку руку а угрюмый, диковатый Пастор, растрогавшись, пробурчал:
– А меня ты прости.
– Прощаю, – тихо промолвил белокурый мальчуган и, закашлявшись, откинулся на подушку.
Себенич поправил ее у него под головой.
– Ну, пошли, – сказал Пастор.
Знаменосец снова поднял белый флаг, и все трое вышли на кухню. Мать Немечека со слезами проговорила:
– Вы… вы такие славные, хорошие ребятки… так любите моего сыночка. За это… за это я дам вам по чашке шоколада…
Послы переглянулись. Шоколад – штука соблазнительная! Но Пастор все-таки выступил вперед и, не опустив, а на этот раз высоко подняв свою красивую темноволосую голову, гордо сказал:
– Шоколада за это не полагается. Марш!
И, четко печатая шаг, послы удалились.
8
В день сражения выдалась чудесная весенняя погода. С утра, правда, моросил дождь и на перемене мальчики уныло поглядывали в окна, думая, что он испортит все дело, но к полудню дождик вдруг перестал и небо прояснилось. Через час уже ласково сияло весеннее солнце, и мостовая совсем просохла. А когда мальчики расходились по домам, стало опять тепло и с будайских гор повеяло ароматной свежестью. Лучшей погоды для сражения нельзя было и желать. Кучи мокрого песка в фортах немного подсохли, а что он сырой, было даже кстати: бомбы получались прочнее.
В час поднялась страшная беготня. Все помчались домой, и без четверти два на пустыре уже, волнуясь, шумело войско. У некоторых от обеда даже остался ломоть хлеба в кармане, и они доедали его, отщипывая по кусочку. Но возбуждение было все же не так велико, как накануне. Тогда никто еще не знал, что будет. Появление послов рассеяло тревогу, которая сменилась суровым ожиданием. Теперь все знали, когда нагрянет враг и как будет протекать битва. Все загорелись воинственным пылом и жаждали скорей очутиться в гуще боя. Но за полчаса до сражения Бока внес изменение в план военных действий. Когда войско собралось, все с изумлением увидели, что перед фортами номер четыре и номер пять тянется длинная, глубокая канава. Более пугливые, решив, что это дело вражеских рук, обступили Боку:
– Ты видел эту канаву?
– Видел.
– Кто ее вырыл?
– Яно выкопал сегодня утром по моему распоряжению.
– Зачем?
– Потому что план сражения частично изменяется. Посмотрев в свои записи, Бока подозвал командиров двух первых батальонов:
– Видите этот ров?
– Видим.
– Знаете, что такое шанец?
Те представляли себе это довольно смутно.
– Шанец, – сказал Бока, – делается для того, чтобы расположившееся в нем войско было скрыто от неприятеля и могло начать бой в удобный для себя момент. План сражения изменяется: вам теперь не придется стоять у входа с улицы Пала. Я понял, что это неудачно придумано. Вы со своими двумя батальонами спрячетесь в этом рву. Когда неприятельский отряд войдет через калитку, форты сейчас же начнут бомбардировку. Неприятель не заметит рва у штабелей и направится прямо к фортам. Когда они будут от вас в пяти шагах, вы высовываетесь и начинаете бомбардировать их песком. А форты продолжают вести огонь. Тут вы выскакиваете из шанца и бросаетесь на врага. Но сразу к выходу его не гоните, а подождите, пока мы не управимся с другим отрядом. Гоните, только когда я прикажу трубить атаку. После того как мы запрем другой отряд в сторожку, гарнизон первых двух фортов перебежит в остальные, а армия улицы Марии поспешит к вам на подмогу. Значит, вы должны только задержать их. Понятно?
– Конечно.
– Тут я прикажу трубить атаку. К тому времени нас будет вдвое больше, чем их, потому что у них половина войска будет уже сидеть в сторожке. Но по правилам во время атаки превосходство в численности допускается; только в одиночном бою нельзя вдвоем нападать на одного.
Пока Бока объяснял все это, Яно подошел ко рву и несколькими ударами мотыги подровнял края. Потом вывалил в него тачку песка.
Между тем гарнизон фортов сновал на штабелях, усердно трудясь. Форты были устроены так, что из-за поленьев виднелись только головы, которые то исчезали, наклоняясь, то вновь показывались. Там изготовлялись песочные бомбы. На верхнем уступе каждого форта развевалось маленькое ало-зеленое знамя; только на угловом, третьем по счету, знамени не было. Это знамя в свое время унес Ферн Ач. Но его не стали заменять другим, а решили отбить у неприятеля.
Мы помним, что это испытавшее много превратностей знамя оказалось в конце концов у Гереба. Похищенное Фери Ачем, оно сначала было спрятано в Ботаническом саду, в развалинах замка. Оттуда его унес Немечек, чьи маленькие следы были обнаружены на песке. Но в тот памятный вечер, когда мальчуган, свалившись с дерева, вдруг очутился среди краснорубашечников, Пасторы вырвали знамя у него из рук, и оно снова вернулось к томагавкам, в тайный арсенал врага. Напоследок его оттуда выкрал Гереб, чтобы заслужить благодарность мальчишек с улицы Пала. Но Бока тогда же сказал ему, что выкраденное знамя им не нужно: они хотят вернуть его в честном бою.
Поэтому накануне, как только послы краснорубашечников удалились с пустыря, другое посольство – посольство мальчишек с улицы Пала – отправилось с этим знаменем в Ботанический сад.
Когда они туда прибыли, происходил как раз большой военный совет. Послов было трое: Вейс, Чонакош и во главе их Челе. У него был белый флаг, а красно-зеленое знамя, завернутое в газетную бумагу, нес Вейс.
На деревянном мостике им заступили дорогу часовые:
– Стой! Кто идет?
Челе, не отвечая, достал из-под полы белый флаг и молча поднял его над головой. Часовые, не зная, что полагается делать в таких случаях, обернулись к острову и закричали:
– Гейя, гоп! Здесь чужие пришли!
На крик к мосту вышел Фери Ач. Ему хорошо было известно, что означает белый флаг, и он пропустил пришельцев на остров.
– Посольство?
– Да.
– Что вам нужно?
Челе выступил вперед:
– Мы принесли обратно знамя, которое вы у нас похитили. Оно вернулось к нам, но не так, как мы хотим. Возьмите его завтра в бой, и мы постараемся отбить его. А не сумеем – пускай остается у вас. Вот что велел вам передать мой генерал!
Челе подал знак Вейсу. Тот с глубокой серьезностью развернул бумагу, вынул из нее знамя и, прежде чем отдать, поцеловал его.
– Начальник арсенала Себенич! – крикнул Ач.
– Нет его! – прозвучало в ответ из густого кустарника.
– Он ведь только что был у нас с посольством, – сказал Челе.
– Верно, я и забыл, – ответил Фери Ач. – Тогда – его заместитель!
В одном месте кусты раздвинулись, и перед главнокомандующим предстал маленький, юркий Вендауэр.
– Прими у послов знамя, – сказал Фери Ач, – и спрячь в арсенал.
Затем обратился к посольству:
– Во время сражения знамя будет у Себенича. Так и передайте.
Челе хотел было снова поднять белый флаг в знак того, что посольство отбывает, но командир краснорубашечников спросил:
– Знамя вам, наверно, Гереб принес?
Послы молчали.
– Гереб? Да? – переспросил Ач.
– На это я отвечать не уполномочен! – щелкнув каблуками, отчеканил Челе. – Смирно! Ша-гом марш! – скомандовал он своим подчиненным и покинул краснорубашечников.
Недаром про Челе говорили, что он – франт, недаром отличался он изяществом! Надо отдать ему справедливость – это было сделано молодцевато, по-военному. Никого не выдал врагу, даже изменника.
А Фери Ач почувствовал себя пристыженным. Вендауэр со знаменем в руках стоял и таращился вслед уходящим.
– Чего рот разинул?! – накинулся на него главнокомандующий. – Неси знамя на место, живо!
Вендауэр побрел исполнять приказание, думая: «А молодцы все-таки эти ребята с улицы Пала! Второй раз утерли нос грозному Фери!»
Вот как знамя вернулось к краснорубашечникам. Потому-то его и не было на форте номер три.
Часовые уже сидели верхом на заборе: один – на ограждавшем пустырь с улицы Марии, другой – на том, который выходил на улицу Пала. Из хлопотливой сутолоки, кипевшей между штабелями, вдруг вынырнул Гереб. Он подбежал к Боке и, остановившись перед ним, сдвинул каблуки:
– Господин генерал! Позвольте доложить: у меня просьба.
– Какая?
– Господин генерал, вы назначили меня сегодня в крепостную артиллерию на форт номер три, потому что он угловой и там опаснее всего. И еще потому, что на нем нету знамени, которое я вам уже принес один раз.
– Так. Чего же ты хочешь?
– Прошу перевести меня в еще более опасное место. Я уже поменялся с Барабашем, который назначен в шанец. Он хороший бомбометчик, от него будет польза в форте. А я хочу сражаться в открытую, из шанца, в первом ряду. Пожалуйста, разрешите.
Бока оглядел его с ног до головы:
– А ты все-таки молодец, Гереб!
– Значит, можно?
– Можно.
Гереб отдал честь, но остался стоять перед генералом.
– Ну, что еще? – спросил тот.
– Я хочу только сказать, – не без смущения ответил артиллерист, – что очень обрадовался, когда ты сказал: «Молодец, Гереб». Но мне очень больно, что ты говоришь: «Все-таки молодец».
– Я тут ни при чем, – улыбнулся Бока. – Это уж ты сам себя вини. А сейчас – нечего нюни распускать. Кругом марш! Занять свое место!
И Гереб твердым шагом удалился. Радостно спрыгнул он в ров и сразу занялся изготовлением бомб из сырого песка. А из шанца высунулась чумазая физиономия Барабаша.
– Ты ему разрешил? – крикнул он Боке.
– Разрешил, – откликнулся генерал.
Словом, ему не очень-то доверяли, этому Геребу. Так всегда бывает с теми, кто хоть раз обманул. Им не верят, даже когда они говорят правду. Но слово генерала рассеяло последние сомнения. Барабаш вскарабкался на угловой форт, и снизу было видно, как он, взяв под козырек, доложил начальнику гарнизона о своем прибытии. В следующее мгновение обе вихрастые головы уже исчезли за парапетом. Оба взялись за работу: вместе со всеми стали складывать бомбы в пирамиды.
Так прошло несколько минут. Мальчикам они показались целой вечностью. Нетерпение возросло до того, что послышались восклицания:
– А может, они раздумали?
– Струсили!
– Тут какой-то подвох!
– Они не придут!
В начале третьего адъютант объехал боевые позиции и передал приказ стать «смирно», прекратив всякую суету, так как генерал желает в последний раз произвести смотр войскам. Когда он, завершая свой объезд, объявил об этом на левом фланге, на правом уже появился Бока – молчаливый и строгий. Сначала он сделал смотр армии улицы Марии. Там все было в порядке. Два батальона застыли по обе стороны больших ворот. Командиры вышли из рядов.
– Так, хорошо, – сказал Бока. – Задачу свою знаете?
– Да. Мы притворимся, что убегаем.
– А потом… в тыл им!
– Есть, господин генерал!
Затем Бока осмотрел сторожку. Открыл дверь, вставил в замочную скважину большой ржавый ключ и повернул его, пробуя, действует ли замок. Потом проверил готовность первых трех фортов. Гарнизон, из двух человек в каждом, налицо. Песочные бомбы, сложенные пирамидами, – под рукой. В форте номер три бомб втрое больше, чем в остальных. Этот форт был главным. Тут уж не двое, а трое бомбардиров встали навытяжку при появлении генерала. В фортах четвертом, пятом и шестом лежали запасные бомбы.
– Этих бомб не трогайте, – сказал Бока. – Они понадобятся, когда по моему приказу сюда перейдут артиллеристы из других фортов.
– Есть, господин генерал!
В форте пятом напряжение достигло такой степени, что один не в меру усердный артиллерист, увидев генерала, даже воскликнул:
– Стой! Кто идет?!
Другой толкнул его в бок. А Бока прикрикнул:
– Ты что, генерала своего не узнаешь? Осел! И добавил:
– Такого расстрелять не жалко!
Растерянный артиллерист до смерти перепугался, не сообразив впопыхах, что подобная казнь не очень вероятна. Да и Бока не заметил, что на сей раз он, хоть и редко это с ним бывало, сморозил глупость.
Он пошел дальше, к шанцу. В глубоком рву на корточках сидели два батальона. С ними был и блаженно улыбавшийся Гереб. Бока взошел на бруствер.
– Ребята! – воскликнул он, воодушевляясь. – От вас зависит исход сражения! Сумеете задержать неприятеля до тех пор, пока армия улицы Марии сделает свое дело, – битва выиграна! Запомните это хорошенько!
Громкие крики раздались в ответ. Забавно было видеть, как скорчившиеся во рву фигурки вопят от восторга и размахивают своими фуражками.
– Тише! – крикнул генерал и вышел на середину пустыря. Там его уже поджидал Колнаи с трубой.
– Адъютант!
– Слушаю!
– Надо занять место, откуда видно все поле боя. Полководцы всегда наблюдают за ходом сражения с вершины холма. А мы взберемся на сторожку.
Через минуту они уже стояли на крыше сторожки. Труба Колнаи сверкала на солнце, придавая адъютанту чрезвычайно воинственный вид. Бомбардиры в фортах даже показывали на него друг другу:
– Гляди, гляди…
А Бока извлек из кармана театральный бинокль, уже появлявшийся однажды на сцену – в Ботаническом саду. С ремешком бинокля через плечо, он был ни дать ни взять сам великий Наполеон. Во всяком случае, полководец, черт возьми!
И они стали ждать.
Историк должен придерживаться точной хронологии. Поэтому мы отмечаем, что ровно через шесть минут на улице Пала зазвучала труба, – но чужая. Заслышав этот звук, батальоны встрепенулись.
– Идут! – пробежало по рядам. Бока слегка побледнел.
– Сейчас, – сказал он Колнаи, – сейчас решится судьба нашей державы.
Спустя несколько мгновений оба часовых, спрыгнув с забора, помчались к сторожке, на крыше которой стоял генерал. Остановившись внизу, они отдали ему честь:
– Неприятель приближается!
– По местам! – приказал Бока, и часовые убежали: один спрыгнул в ров, другой присоединился к армии улицы Марии. Приложив бинокль к глазам, Бока тихо сказал Колнаи:
– Подыми трубу и держи наготове.
Колнаи повиновался. Бока быстро отнял бинокль от глаз. По лицу его разлился румянец.
– Труби! – с одушевлением воскликнул он.
И труба запела. Краснорубашечники остановились перед обоими входами. Серебряные острия их копий сверкали на солнце. В своих красных фуражках и рубашках они походили на красных дьяволят. Их горнисты тоже затрубили атаку, и воздух наполнился призывными трубными звуками. Колнаи трубил не переставая.
– Тата… тра… трара… – неслось с крыши сторожки. Бока с биноклем в руках искал Фери Ача.
– Вон он!.. – вдруг воскликнул генерал. – Идет с отрядом, который наступает с улицы Пала… Там и Себенич… знамя наше несет… Да, жарко придется армии улицы Пала!
Отрядом, подошедшим с улицы Марии, командовал старший Пастор. Над отрядом развевалось алое знамя. Все три трубы пели не умолкая. Но краснорубашечники, сомкнув ряды, неподвижно стояли у ворот.
– Они что-то замышляют, – промолвил Бока.
– Пускай замышляют! – воскликнул адъютант, на мгновение перестав трубить. Но в следующую секунду уже снова дул изо всей мочи.
– Тата… тра… трара…
Внезапно трубы краснорубашечников смолкли. Их отряд, стоявший на улице Марии, разразился оглушительными боевыми кликами:
– Гейя, гоп! Гейя, гоп!
И ринулся в ворота. Защитники мгновение помедлили, словно собираясь принять бой, но потом сломя голову бросились наутек, как и предусматривалось планом.
– Браво! – воскликнул Бока и поспешно обернулся к улице Пала.
Однако отряд Ача и не думал входить на пустырь, а стоял на улице, перед открытой калиткой, словно прирос к месту.
– Что это они? – промолвил Бока с тревогой.
– Какая-нибудь, хитрость, – дрогнувшим голосом отозвался Колнаи.
Они снова посмотрели налево. Наши бежали, и краснорубашечники гнались за ними.
Тут Бока, до той поры серьезно и не без испуга наблюдавший за неподвижным отрядом Ача, вдруг выкинул такое, чего не делал ни разу в жизни: подбросил вверх фуражку, испустил дикий вопль и принялся плясать, как сумасшедший, на ветхой кровле, которая чуть под ним не проломилась.
– Спасены! – восклицал он.
Потом, подскочил к Колнаи, стиснул его в объятиях и, расцеловав, пустился в пляс вместе с ним. Адъютант ровно ничего не понимал.
– Что с тобой? Что ты? – спрашивал он в недоумении. Бока указал в ту сторону, где в бездействии стоял со своим отрядом Ач.
– Видишь?
– Вижу.
– И не понимаешь?
– Не понимаю.
– Ах ты, дурачина… Да ведь мы спасены! Победили! Неужели не понимаешь?
– Нет.
– Видишь, они стоят не двигаясь?
– Конечно, вижу!
– Не входят… ждут…
– Ну, ждут.
– А почему ждут? Они ведь ждут, пока корпус Пастора покончит с армией, прикрывающей пустырь с улицы Марии. Только после этого они пойдут в атаку. Я это сразу понял, когда увидел, что они не нападают одновременно. Нам повезло! Они составили точно такой же план сражения, как мы: хотели вытеснить половину нашего войска на улицу Марии (это поручено Пастору), а оставшуюся половину атаковать потом сразу с двух сторон: Фери Ач ударил бы спереди, а Пастор – с тыла. Но теперь им придется облизнуться! Пошли!
И Бока стал спускаться с крыши.
– Куда ты?
– Идем, идем. Тут смотреть нечего: они все равно не тронутся с места. Скорей на помощь армии улицы Марии!
Армия улицы Марии отлично делала свое дело. Рассеявшиеся бойцы ее беспорядочно бегали между тутовыми деревьями, у лесопилки, для пущего правдоподобия восклицая:
– Ой! Ой!
– Нам крышка!
– Все пропало!
Краснорубашечники с криком их преследовали. Бока следил теперь только, попадется ли враг в ловушку. Вдруг наши у лесопилки исчезли. Половина скрылась в каретном сарае, половина – в сторожке.
В час поднялась страшная беготня. Все помчались домой, и без четверти два на пустыре уже, волнуясь, шумело войско. У некоторых от обеда даже остался ломоть хлеба в кармане, и они доедали его, отщипывая по кусочку. Но возбуждение было все же не так велико, как накануне. Тогда никто еще не знал, что будет. Появление послов рассеяло тревогу, которая сменилась суровым ожиданием. Теперь все знали, когда нагрянет враг и как будет протекать битва. Все загорелись воинственным пылом и жаждали скорей очутиться в гуще боя. Но за полчаса до сражения Бока внес изменение в план военных действий. Когда войско собралось, все с изумлением увидели, что перед фортами номер четыре и номер пять тянется длинная, глубокая канава. Более пугливые, решив, что это дело вражеских рук, обступили Боку:
– Ты видел эту канаву?
– Видел.
– Кто ее вырыл?
– Яно выкопал сегодня утром по моему распоряжению.
– Зачем?
– Потому что план сражения частично изменяется. Посмотрев в свои записи, Бока подозвал командиров двух первых батальонов:
– Видите этот ров?
– Видим.
– Знаете, что такое шанец?
Те представляли себе это довольно смутно.
– Шанец, – сказал Бока, – делается для того, чтобы расположившееся в нем войско было скрыто от неприятеля и могло начать бой в удобный для себя момент. План сражения изменяется: вам теперь не придется стоять у входа с улицы Пала. Я понял, что это неудачно придумано. Вы со своими двумя батальонами спрячетесь в этом рву. Когда неприятельский отряд войдет через калитку, форты сейчас же начнут бомбардировку. Неприятель не заметит рва у штабелей и направится прямо к фортам. Когда они будут от вас в пяти шагах, вы высовываетесь и начинаете бомбардировать их песком. А форты продолжают вести огонь. Тут вы выскакиваете из шанца и бросаетесь на врага. Но сразу к выходу его не гоните, а подождите, пока мы не управимся с другим отрядом. Гоните, только когда я прикажу трубить атаку. После того как мы запрем другой отряд в сторожку, гарнизон первых двух фортов перебежит в остальные, а армия улицы Марии поспешит к вам на подмогу. Значит, вы должны только задержать их. Понятно?
– Конечно.
– Тут я прикажу трубить атаку. К тому времени нас будет вдвое больше, чем их, потому что у них половина войска будет уже сидеть в сторожке. Но по правилам во время атаки превосходство в численности допускается; только в одиночном бою нельзя вдвоем нападать на одного.
Пока Бока объяснял все это, Яно подошел ко рву и несколькими ударами мотыги подровнял края. Потом вывалил в него тачку песка.
Между тем гарнизон фортов сновал на штабелях, усердно трудясь. Форты были устроены так, что из-за поленьев виднелись только головы, которые то исчезали, наклоняясь, то вновь показывались. Там изготовлялись песочные бомбы. На верхнем уступе каждого форта развевалось маленькое ало-зеленое знамя; только на угловом, третьем по счету, знамени не было. Это знамя в свое время унес Ферн Ач. Но его не стали заменять другим, а решили отбить у неприятеля.
Мы помним, что это испытавшее много превратностей знамя оказалось в конце концов у Гереба. Похищенное Фери Ачем, оно сначала было спрятано в Ботаническом саду, в развалинах замка. Оттуда его унес Немечек, чьи маленькие следы были обнаружены на песке. Но в тот памятный вечер, когда мальчуган, свалившись с дерева, вдруг очутился среди краснорубашечников, Пасторы вырвали знамя у него из рук, и оно снова вернулось к томагавкам, в тайный арсенал врага. Напоследок его оттуда выкрал Гереб, чтобы заслужить благодарность мальчишек с улицы Пала. Но Бока тогда же сказал ему, что выкраденное знамя им не нужно: они хотят вернуть его в честном бою.
Поэтому накануне, как только послы краснорубашечников удалились с пустыря, другое посольство – посольство мальчишек с улицы Пала – отправилось с этим знаменем в Ботанический сад.
Когда они туда прибыли, происходил как раз большой военный совет. Послов было трое: Вейс, Чонакош и во главе их Челе. У него был белый флаг, а красно-зеленое знамя, завернутое в газетную бумагу, нес Вейс.
На деревянном мостике им заступили дорогу часовые:
– Стой! Кто идет?
Челе, не отвечая, достал из-под полы белый флаг и молча поднял его над головой. Часовые, не зная, что полагается делать в таких случаях, обернулись к острову и закричали:
– Гейя, гоп! Здесь чужие пришли!
На крик к мосту вышел Фери Ач. Ему хорошо было известно, что означает белый флаг, и он пропустил пришельцев на остров.
– Посольство?
– Да.
– Что вам нужно?
Челе выступил вперед:
– Мы принесли обратно знамя, которое вы у нас похитили. Оно вернулось к нам, но не так, как мы хотим. Возьмите его завтра в бой, и мы постараемся отбить его. А не сумеем – пускай остается у вас. Вот что велел вам передать мой генерал!
Челе подал знак Вейсу. Тот с глубокой серьезностью развернул бумагу, вынул из нее знамя и, прежде чем отдать, поцеловал его.
– Начальник арсенала Себенич! – крикнул Ач.
– Нет его! – прозвучало в ответ из густого кустарника.
– Он ведь только что был у нас с посольством, – сказал Челе.
– Верно, я и забыл, – ответил Фери Ач. – Тогда – его заместитель!
В одном месте кусты раздвинулись, и перед главнокомандующим предстал маленький, юркий Вендауэр.
– Прими у послов знамя, – сказал Фери Ач, – и спрячь в арсенал.
Затем обратился к посольству:
– Во время сражения знамя будет у Себенича. Так и передайте.
Челе хотел было снова поднять белый флаг в знак того, что посольство отбывает, но командир краснорубашечников спросил:
– Знамя вам, наверно, Гереб принес?
Послы молчали.
– Гереб? Да? – переспросил Ач.
– На это я отвечать не уполномочен! – щелкнув каблуками, отчеканил Челе. – Смирно! Ша-гом марш! – скомандовал он своим подчиненным и покинул краснорубашечников.
Недаром про Челе говорили, что он – франт, недаром отличался он изяществом! Надо отдать ему справедливость – это было сделано молодцевато, по-военному. Никого не выдал врагу, даже изменника.
А Фери Ач почувствовал себя пристыженным. Вендауэр со знаменем в руках стоял и таращился вслед уходящим.
– Чего рот разинул?! – накинулся на него главнокомандующий. – Неси знамя на место, живо!
Вендауэр побрел исполнять приказание, думая: «А молодцы все-таки эти ребята с улицы Пала! Второй раз утерли нос грозному Фери!»
Вот как знамя вернулось к краснорубашечникам. Потому-то его и не было на форте номер три.
Часовые уже сидели верхом на заборе: один – на ограждавшем пустырь с улицы Марии, другой – на том, который выходил на улицу Пала. Из хлопотливой сутолоки, кипевшей между штабелями, вдруг вынырнул Гереб. Он подбежал к Боке и, остановившись перед ним, сдвинул каблуки:
– Господин генерал! Позвольте доложить: у меня просьба.
– Какая?
– Господин генерал, вы назначили меня сегодня в крепостную артиллерию на форт номер три, потому что он угловой и там опаснее всего. И еще потому, что на нем нету знамени, которое я вам уже принес один раз.
– Так. Чего же ты хочешь?
– Прошу перевести меня в еще более опасное место. Я уже поменялся с Барабашем, который назначен в шанец. Он хороший бомбометчик, от него будет польза в форте. А я хочу сражаться в открытую, из шанца, в первом ряду. Пожалуйста, разрешите.
Бока оглядел его с ног до головы:
– А ты все-таки молодец, Гереб!
– Значит, можно?
– Можно.
Гереб отдал честь, но остался стоять перед генералом.
– Ну, что еще? – спросил тот.
– Я хочу только сказать, – не без смущения ответил артиллерист, – что очень обрадовался, когда ты сказал: «Молодец, Гереб». Но мне очень больно, что ты говоришь: «Все-таки молодец».
– Я тут ни при чем, – улыбнулся Бока. – Это уж ты сам себя вини. А сейчас – нечего нюни распускать. Кругом марш! Занять свое место!
И Гереб твердым шагом удалился. Радостно спрыгнул он в ров и сразу занялся изготовлением бомб из сырого песка. А из шанца высунулась чумазая физиономия Барабаша.
– Ты ему разрешил? – крикнул он Боке.
– Разрешил, – откликнулся генерал.
Словом, ему не очень-то доверяли, этому Геребу. Так всегда бывает с теми, кто хоть раз обманул. Им не верят, даже когда они говорят правду. Но слово генерала рассеяло последние сомнения. Барабаш вскарабкался на угловой форт, и снизу было видно, как он, взяв под козырек, доложил начальнику гарнизона о своем прибытии. В следующее мгновение обе вихрастые головы уже исчезли за парапетом. Оба взялись за работу: вместе со всеми стали складывать бомбы в пирамиды.
Так прошло несколько минут. Мальчикам они показались целой вечностью. Нетерпение возросло до того, что послышались восклицания:
– А может, они раздумали?
– Струсили!
– Тут какой-то подвох!
– Они не придут!
В начале третьего адъютант объехал боевые позиции и передал приказ стать «смирно», прекратив всякую суету, так как генерал желает в последний раз произвести смотр войскам. Когда он, завершая свой объезд, объявил об этом на левом фланге, на правом уже появился Бока – молчаливый и строгий. Сначала он сделал смотр армии улицы Марии. Там все было в порядке. Два батальона застыли по обе стороны больших ворот. Командиры вышли из рядов.
– Так, хорошо, – сказал Бока. – Задачу свою знаете?
– Да. Мы притворимся, что убегаем.
– А потом… в тыл им!
– Есть, господин генерал!
Затем Бока осмотрел сторожку. Открыл дверь, вставил в замочную скважину большой ржавый ключ и повернул его, пробуя, действует ли замок. Потом проверил готовность первых трех фортов. Гарнизон, из двух человек в каждом, налицо. Песочные бомбы, сложенные пирамидами, – под рукой. В форте номер три бомб втрое больше, чем в остальных. Этот форт был главным. Тут уж не двое, а трое бомбардиров встали навытяжку при появлении генерала. В фортах четвертом, пятом и шестом лежали запасные бомбы.
– Этих бомб не трогайте, – сказал Бока. – Они понадобятся, когда по моему приказу сюда перейдут артиллеристы из других фортов.
– Есть, господин генерал!
В форте пятом напряжение достигло такой степени, что один не в меру усердный артиллерист, увидев генерала, даже воскликнул:
– Стой! Кто идет?!
Другой толкнул его в бок. А Бока прикрикнул:
– Ты что, генерала своего не узнаешь? Осел! И добавил:
– Такого расстрелять не жалко!
Растерянный артиллерист до смерти перепугался, не сообразив впопыхах, что подобная казнь не очень вероятна. Да и Бока не заметил, что на сей раз он, хоть и редко это с ним бывало, сморозил глупость.
Он пошел дальше, к шанцу. В глубоком рву на корточках сидели два батальона. С ними был и блаженно улыбавшийся Гереб. Бока взошел на бруствер.
– Ребята! – воскликнул он, воодушевляясь. – От вас зависит исход сражения! Сумеете задержать неприятеля до тех пор, пока армия улицы Марии сделает свое дело, – битва выиграна! Запомните это хорошенько!
Громкие крики раздались в ответ. Забавно было видеть, как скорчившиеся во рву фигурки вопят от восторга и размахивают своими фуражками.
– Тише! – крикнул генерал и вышел на середину пустыря. Там его уже поджидал Колнаи с трубой.
– Адъютант!
– Слушаю!
– Надо занять место, откуда видно все поле боя. Полководцы всегда наблюдают за ходом сражения с вершины холма. А мы взберемся на сторожку.
Через минуту они уже стояли на крыше сторожки. Труба Колнаи сверкала на солнце, придавая адъютанту чрезвычайно воинственный вид. Бомбардиры в фортах даже показывали на него друг другу:
– Гляди, гляди…
А Бока извлек из кармана театральный бинокль, уже появлявшийся однажды на сцену – в Ботаническом саду. С ремешком бинокля через плечо, он был ни дать ни взять сам великий Наполеон. Во всяком случае, полководец, черт возьми!
И они стали ждать.
Историк должен придерживаться точной хронологии. Поэтому мы отмечаем, что ровно через шесть минут на улице Пала зазвучала труба, – но чужая. Заслышав этот звук, батальоны встрепенулись.
– Идут! – пробежало по рядам. Бока слегка побледнел.
– Сейчас, – сказал он Колнаи, – сейчас решится судьба нашей державы.
Спустя несколько мгновений оба часовых, спрыгнув с забора, помчались к сторожке, на крыше которой стоял генерал. Остановившись внизу, они отдали ему честь:
– Неприятель приближается!
– По местам! – приказал Бока, и часовые убежали: один спрыгнул в ров, другой присоединился к армии улицы Марии. Приложив бинокль к глазам, Бока тихо сказал Колнаи:
– Подыми трубу и держи наготове.
Колнаи повиновался. Бока быстро отнял бинокль от глаз. По лицу его разлился румянец.
– Труби! – с одушевлением воскликнул он.
И труба запела. Краснорубашечники остановились перед обоими входами. Серебряные острия их копий сверкали на солнце. В своих красных фуражках и рубашках они походили на красных дьяволят. Их горнисты тоже затрубили атаку, и воздух наполнился призывными трубными звуками. Колнаи трубил не переставая.
– Тата… тра… трара… – неслось с крыши сторожки. Бока с биноклем в руках искал Фери Ача.
– Вон он!.. – вдруг воскликнул генерал. – Идет с отрядом, который наступает с улицы Пала… Там и Себенич… знамя наше несет… Да, жарко придется армии улицы Пала!
Отрядом, подошедшим с улицы Марии, командовал старший Пастор. Над отрядом развевалось алое знамя. Все три трубы пели не умолкая. Но краснорубашечники, сомкнув ряды, неподвижно стояли у ворот.
– Они что-то замышляют, – промолвил Бока.
– Пускай замышляют! – воскликнул адъютант, на мгновение перестав трубить. Но в следующую секунду уже снова дул изо всей мочи.
– Тата… тра… трара…
Внезапно трубы краснорубашечников смолкли. Их отряд, стоявший на улице Марии, разразился оглушительными боевыми кликами:
– Гейя, гоп! Гейя, гоп!
И ринулся в ворота. Защитники мгновение помедлили, словно собираясь принять бой, но потом сломя голову бросились наутек, как и предусматривалось планом.
– Браво! – воскликнул Бока и поспешно обернулся к улице Пала.
Однако отряд Ача и не думал входить на пустырь, а стоял на улице, перед открытой калиткой, словно прирос к месту.
– Что это они? – промолвил Бока с тревогой.
– Какая-нибудь, хитрость, – дрогнувшим голосом отозвался Колнаи.
Они снова посмотрели налево. Наши бежали, и краснорубашечники гнались за ними.
Тут Бока, до той поры серьезно и не без испуга наблюдавший за неподвижным отрядом Ача, вдруг выкинул такое, чего не делал ни разу в жизни: подбросил вверх фуражку, испустил дикий вопль и принялся плясать, как сумасшедший, на ветхой кровле, которая чуть под ним не проломилась.
– Спасены! – восклицал он.
Потом, подскочил к Колнаи, стиснул его в объятиях и, расцеловав, пустился в пляс вместе с ним. Адъютант ровно ничего не понимал.
– Что с тобой? Что ты? – спрашивал он в недоумении. Бока указал в ту сторону, где в бездействии стоял со своим отрядом Ач.
– Видишь?
– Вижу.
– И не понимаешь?
– Не понимаю.
– Ах ты, дурачина… Да ведь мы спасены! Победили! Неужели не понимаешь?
– Нет.
– Видишь, они стоят не двигаясь?
– Конечно, вижу!
– Не входят… ждут…
– Ну, ждут.
– А почему ждут? Они ведь ждут, пока корпус Пастора покончит с армией, прикрывающей пустырь с улицы Марии. Только после этого они пойдут в атаку. Я это сразу понял, когда увидел, что они не нападают одновременно. Нам повезло! Они составили точно такой же план сражения, как мы: хотели вытеснить половину нашего войска на улицу Марии (это поручено Пастору), а оставшуюся половину атаковать потом сразу с двух сторон: Фери Ач ударил бы спереди, а Пастор – с тыла. Но теперь им придется облизнуться! Пошли!
И Бока стал спускаться с крыши.
– Куда ты?
– Идем, идем. Тут смотреть нечего: они все равно не тронутся с места. Скорей на помощь армии улицы Марии!
Армия улицы Марии отлично делала свое дело. Рассеявшиеся бойцы ее беспорядочно бегали между тутовыми деревьями, у лесопилки, для пущего правдоподобия восклицая:
– Ой! Ой!
– Нам крышка!
– Все пропало!
Краснорубашечники с криком их преследовали. Бока следил теперь только, попадется ли враг в ловушку. Вдруг наши у лесопилки исчезли. Половина скрылась в каретном сарае, половина – в сторожке.