– Полагаю, что так.
   – Ну а как же я? Ты желаешь мне счастья?
   Счастье Друстана не должно было иметь для Кэт серьезного значения. Она вышла замуж не по доброй воле и даже не из чувства долга, а всего лишь по несчастному стечению обстоятельств. Потому-то таким удивительным казалось его стремление к семейному миру и благополучию. Ее чувства оказались ему небезразличны, хотя она и не слишком понимала, почему именно.
   Может быть, забота диктовалась супружеским долгом?
   Не важно, что заставило мужа вести себя так, а не иначе. В любом случае Кэт тоже стремилась подарить радость истинной близости.
   – Да, я от всей души желаю тебе счастья.
   – Значит, мы непременно будем счастливы.
   – Учти: если убьешь моего брата, все мгновенно разрушится.
   Друстан взглянул на Кэт так свирепо, что она невольно зажмурилась.
   – Только не пытайся манипулировать. Ничего не выйдет. Я все равно буду поступать только так, как приказывает долг воина.
   – Так, значит, ты солгал? – Кэт безуспешно пыталась освободиться из кольца сильных рук. – Желаешь мне счастья лишь настолько, насколько оно не помешает тебе поступать по-своему?
   – Воину редко выпадает невероятная удача поступать по-своему. Куда чаще он выполняет то, что диктует чувство долга.
   – Но если ты хотя бы попробуешь поговорить с Талорком – вместо того чтобы бездумно и опрометчиво бросаться в бой, – то, возможно, поймешь, что война между кланами ни к чему.
   – Вряд ли он согласится на переговоры.
   – Малыш еще не родился. С Божьей помощью вам удастся прийти к соглашению, и мое сердце не разорвется от горя. Пока еще время терпит.
   Друстан вздохнул и лег на спину.
   – Лахлан не мог позволить Сусанне охотиться в одиночестве – это первое. А второе – моя сестра никогда не лжет. Никогда.
   Без теплого объятия Кэт сразу замерзла. Или это обдали холодом слова?
   – Так, значит, ты считаешь, что обманываю я? – спросила она вслух, а потом мысленно прокричала прямо ему в мозг: «Я говорю чистую правду!»
   Друстан снова повернулся к жене, прижал к себе и согрел теплыми сильными руками.
   – Не хочу сейчас это обсуждать.
   Губы Кэт рвались к поцелую, и все-таки она увернулась. Тема казалась слишком важной, чтобы вот так запросто погасить ее ласками.
   – Не хочешь, потому что не готов признать собственные заблуждения. И все-таки остановись и подумай. Что, если Сусанна переплыла пролив в надежде пережить полнолуние в одиночестве? Но попытка не удалась. Дело закончилось союзом с Магнусом. А теперь она не хочет, чтобы возлюбленный считал ее неверной или непослушной, и потому-то…
   – И потому-то солгала? Моя сестра не настолько слаба!
   – Пожалуйста, Друстан! Хотя бы подумай о такой возможности!
   Он покачал головой и поцеловал Кэт, но она не захотела ответить на нежность. Выдержка далась нелегко – труднее, чем когда бы то ни было в жизни, и все же она не хотела и не могла отдаться человеку, который считал ее лгуньей.
   – Что с тобой? – недовольно поинтересовался Друстан, поднимая голову.
   – Ты продолжаешь считать, что я говорю неправду.
   Друстан глубоко вздохнул, и от этого вздоха твердая мускулистая грудь прижалась к боку Кэт.
   – Не думаю, что ты обманываешь.
   – Нет, думаешь! Ведь получается, что кто-то из нас двоих непременно лжет: или Сусанна, или я.
   «Или Лахлан», – добавила Кэт про себя. Впрочем, она считала, что мнение Эмили на этот счет вполне заслуживало уважения. Вождь слишком самонадеян, чтобы опускаться до обмана.
   – Сусанну я знаю всю жизнь. Она ни за что не будет лгать.
   – А меня ты знаешь всего лишь два дня и одну ночь. Тем не менее я тоже не способна на ложь.
   Сердце защемило, но Кэт не понимала отчего. Недоверие должно не ранить, а оскорблять и возмущать. Так что же происходит? Почему так больно?
   – Может быть, это Магнус убедил сестру рассказать историю?
   – Зачем? Наш кузнец не настолько стеснителен и робок, чтобы бояться официального предложения. А поскольку Сусанна скорее всего уже ждет маленького, ему вряд ли отказали бы… независимо от того, как она стала его.
   – Но если он захватил ее, Лахлан все равно мог бы объявить войну.
   – И даже ложь не смогла бы предотвратить кровопролитие. Нет, Магнусу незачем толкать жену на обман.
   – Итак, ты все-таки стремишься обвинить мою сестру во лжи?
   – Нет. Я всего лишь прошу тебя поговорить с ней… поговорить с Талорком. Пожалуйста, не упрямься!
   – И каким же образом, по-твоему, это можно сделать?
   – Ну, например, ты мог бы отправиться к Синклерам открыто, на переговоры.
   – И конечно, взять с собой тебя?
   – Меня Талорк выслушал бы более внимательно, чем тебя. И все же нет… если, конечно, ты сам не считаешь, что мне следует присутствовать.
   Кэт всю жизнь общалась с самолюбивыми и вспыльчивыми воинами, а потому хорошо знала, когда следует пойти в наступление, а когда лучше ретироваться.
   – Ну а если я откажусь взять тебя к Синклерам, ты откажешь мне в близости?
   – Нет.
   – Докажи.
   Кэт доказала в полной мере. Она отбросила в сторону все тревоги, волнения, страхи и с готовностью приняла радость и наслаждение. Эмили считала, что подруга не понимает ее решения позволить Лахлану нежные прикосновения, но Кэт все понимала. Даже слишком хорошо понимала. Она и сама отчаянно нуждалась в той страстной близости, которую дарил муж. Стремилась почувствовать неразрывную связь – пусть даже и иллюзорную.
   Но с другой стороны, почему же иллюзорную, если сам Всевышний решил сделать их с Друстаном священными супругами?

Глава 15

   За ужином Лахлан снова приказал, чтобы Эмили села рядом, слева. Кэт и Друстан остались у себя, так что Ульф сел по правую руку от вождя и всецело завладел его вниманием. Эмили не могла с уверенностью утверждать, что воин специально исключил ее из разговора, но подозревала, что дело обстояло именно так. Ульф определенно ее недолюбливал.
   Конечно, он брат Лахлана, но, даже несмотря на это, она тоже не испытывала симпатии к неприветливому, резкому человеку.
   Эмили машинально ковыряла в тарелке. Есть не хотелось, а потому она внимательно разглядывала собравшихся в зале воинов. Ангус – крикт. Лахлан – тоже. А вот насчет остальных она не знала. Следить за Ангусом и отмечать малейшие особенности его поведения было куда проще, чем следить за сидящим рядом вождем. Но все же Эмили умудрялась украдкой, краем глаза поглядывать и на соседа.
   – Почему ты не спускаешь глаз с моего воина, англичанка?
   Ну вот, хитрость не удалась.
   – А разве я на кого-то смотрю?
   – Может быть, она предпочитает его компанию, – ядовито заметил Ульф из-за плеча брата.
   Эмили недовольно посмотрела на него. Какой неприятный, ехидный человек! Лахлан повернулся к ней:
   – Это правда? Хочешь сидеть с ним за одним столом? – В вопросе слышалось не столько беспокойство, сколько удивление.
   – А если бы это было так, разве что-нибудь изменилось бы?
   – Нет, ничего бы не изменилось.
   Иного ответа трудно было и ожидать.
   – Так зачем же спрашивать?
   – Чтобы знать.
   Ульф издал презрительный звук. Эмили наклонилась и пристально посмотрела на обидчика.
   – А вы всегда такой грубый?
   Воин вскочил на ноги и смерил пленницу, а потом и брата испепеляющим взглядом.
   – И что же, я должен стерпеть и это оскорбление?
   – Если истина вас оскорбляет, то, может быть, стоит изменить манеру поведения, чтобы не пришлось держать за нее ответ? – заметила Эмили, прежде чем Лахлан успел открыть рот.
   – У вас в Англии все женщины такие языкастые? – поинтересовался Лахлан, в то время как брат кипел от праведного гнева.
   Эмили покраснела: в вопросе явственно слышалось обвинение.
   – Нет. Моя мачеха, например, пришла бы в ужас от подобной прямоты суждений.
   И все же мнение Лахлана ее волновало куда больше, чем мнение Сибил. Увы, кажется, оно было столь же отрицательным. Скоро красавец вождь возненавидит ее так же остро, как ненавидела мачеха. А может быть, уже возненавидел? Эмили грустно вздохнула и прямо посмотрела в пылающие обидой глаза Ульфа.
   – Простите. Мне очень жаль, если неосторожные слова показались вам обидными.
   Воин не принял извинения, однако вернулся за стол и продолжил трапезу. Оскорбление ничуть не повредило аппетиту.
   А Эмили так расстроилась из-за неприятного происшествия, что совсем перестала есть. Она сидела и рассеянно переводила взгляд с одного из присутствующих на другого. Вот только на того, кто сидел рядом, смотреть не смела – боялась встретить выражение открытой неприязни и даже отвращения. То самое, которое так часто появлялось на лице Сибил во время разговоров с падчерицей.
   – Новый человек мог бы подумать, что ты шпионишь за моими воинами в пользу Синклеров. – В голосе Лахлана слышалась ирония.
   Эмили заставила себя посмотреть на вождя, но улыбнуться не смогла.
   – Я пленница, а вовсе не шпионка.
   – Почему ты так внимательно разглядываешь моих воинов? – сурово поинтересовался Лахлан.
   Разве могла Эмили признаться, что пытается определить, кто из них оборотни, а кто – обычные слабые люди?
   – Просто интересно смотреть на Балморалов, вот и все. – Она неопределенно пожала плечами.
   – Ты немало времени провела во дворе.
   Осведомленности вождя удивляться не приходилось.
   И без того было ясно, что он внимательно следит за всем происходящим в замке. А за английской пленницей – особенно.
   – Знакомство с членами клана оказалось очень приятным. Вы сказали чистую правду. Никто, кроме Ульфа, даже и не думает относиться ко мне враждебно.
   – Брата очень волнует благополучие клана.
   – А я нанесла оскорбление вождю.
   – Да.
   – О! – Сил для извинения Эмили не нашла – ведь она все еще продолжала искренне считать, что похищать невинных женщин во имя мести – преступление. Что поделать – видимо, им с Ульфом не суждено стать друзьями. Хорошо, что остальные члены клана относятся к ней куда более дружелюбно.
   – А вот Ангус вовсе не ставит мне в пику неосторожные слова.
   Лахлан метнул на нее сердитый взгляд.
   – Не слишком ли ты высокого мнения о моем воине?
   Эмили пожала плечами:
   – Он очень добр.
   – А мы с Ульфом, по-твоему, не добрые?
   – Почему же? Вовсе нет. На самом деле ваше намерение научить меня плавать и есть проявление сочувствия.
   – Но я действительно не добрый человек, англичанка.
   Эмили не хотела соглашаться и в то же время чувствовала, что возражение оскорбит собеседника. Сплошные противоречия. Сначала он обижался из-за того, что добр Ангус, а не он, а потом рассердился, когда добрым назвали его самого.
   – Как бы там ни было, я очень ценю вашу щедрость.
   – А ты не побоялась пойти на озеро с Кэт?
   Вот эту часть дня обсуждать совсем не хотелось.
   – Нет, совсем нет. Близость воды меня не пугает. Просто никогда не захожу глубоко… во всяком случае, не заходила до сегодняшнего утра.
   – Зачем вы отправились в такую даль? Ведь я не давал разрешения выходить за крепостную стену.
   – Кэт очень хотелось посмотреть озеро.
   Лахлан взглянул как-то странно.
   – Ходить на озеро в одиночестве небезопасно.
   – Чего же нам опасаться? – спросила Эмили.
   – В лесу водятся дикие звери, а во время беременности Кэт беззащитна перед ними.
   – Д-дикие звери? – запинаясь, переспросила Эмили. Она, конечно, подумала о Талорке. Оставалось лишь надеяться, что мысли не отразились на лице.
   – Конечно. Кабаны… и волки. – Лахлан действительно смотрел пристальнее, чем обычно? Или просто разыгралось воображение?
   – О!
   – Тебе не стоит ходить на озеро без меня.
   – Хорошо.
   Густые брови озадаченно сдвинулись.
   – Странно… я ожидал очередного возражения.
   – Правда?
   – Да.
   – Так, может быть, я все-таки не настолько упряма, как кажется?
   – Думаю, у тебя просто есть повод согласиться. Скорее всего ты уже и сама убедилась в моей правоте.
   «Или же просто не хотела спорить, чтобы не выдать, что видела на самом деле», – подумала Эмили.
   – Сегодня во время прогулки дикие звери вам еще не встретились? – Острый взгляд Лахлана проникал в душу.
   – Только если считать диким зверем самого господина, – уклончиво ответила Эмили. Ей не хотелось лгать, и в то же время оставалась надежда, что он применит сказанное к самому себе.
   – Порою господин именно таков.
   После откровений Кэт слова Лахлана хлестнули словно плетью. Можно было до конца жизни гадать, какое именно значение вождь вкладывал в свое замечание. Однако пропустить мимо ушей выражение, с которым оно было сделано, казалось поистине немыслимым.
   Ульф вновь завладел вниманием Лахлана, так что Эмили вскоре извинилась и отправилась в свою башню. День выдался чересчур насыщенным, так что хотелось лечь спать пораньше. Она расчесала волосы, закончила обычный вечерний туалет, но вдруг поняла, что усталость куда-то испарилась. Воздух словно наполнился магической энергией, и волшебная сила не позволяла расслабиться.
   Эмили снова оделась и решила вернуться в общий зал. Уже спустилась ночная прохлада. Может быть, там развели огонь? Если долго смотреть на живое пламя, то сон придет сам собой. И уж конечно, спуск и подъем по крутой каменной лестнице утомят и потребуют отдыха.
   В большом зале не оказалось никого, кроме Ульфа и Лахлана. Братья горячо спорили и не заметили появления пленницы. Ей же не хотелось мешать разговору, но в то же время не хотелось сразу возвращаться к себе: ведь для этого пришлось бы опять подниматься по бесконечным узким ступенькам.
   Если подождать в укромном уголке, то воины, наверное, скоро уйдут и тогда можно будет посидеть у камина – огонь и вправду приветливо горел в дальнем конце огромной комнаты. Эмили с тоской взглянула на яркое пятно. Холодная каменная стена, возле которой она стояла, леденила кровь. Нет, нестерпимо! Пленница скользнула в сторону в надежде все-таки добраться незамеченной до живительного тепла. Ведь можно бесшумно пройти в темноте, возле самой стены. Мужчины слишком увлечены спором и чересчур возбуждены, чтобы обратить на нее внимание.
   – Так ты действительно веришь, что Синклер не собирается принимать ответных мер? – горячо воскликнул Ульф, словно призывая брата к ответу.
   На месте Лахлана Эмили ни за что не стерпела бы бесконечных нападок.
   – А тебе не кажется, что он вполне может уважать мою правоту? Захват сестры – всего лишь реституция, возвращение утраченного, – спокойно парировал Лахлан.
   – Нет, это невозможно. Талорк наверняка готовит войну. Нисколько не сомневаюсь в его агрессивных планах!
   – Но нашим шпионам не удалось заметить ни малейших приготовлений.
   – Враг хитер.
   – А я разве не хитер? – с иронией поинтересовался Лахлан.
   – Конечно, нет. Тебя слишком легко обвести вокруг пальца.
   – А если еще никому на свете не удалось это сделать?
   Ульф снова издал характерный презрительный звук, неприятно похожий на храп, и Эмили от возмущения даже остановилась и смерила негодяя презрительным взглядом. Тот, разумеется, ничего не заметил. Он вообще не подозревал о ее присутствии в зале.
   – Если тебя интересует мое мнение, то вот оно: нападение! Нападение опережающее – прежде, чем нападут на нас.
   Решение привело Эмили в ужас. Она едва сдержалась, чтобы не закричать от отчаяния и бессильного возмущения. Неужели этому жестокому и воинственному человеку безразлична неизбежная гибель ни в чем не повинных соотечественников?
   Лахлан внезапно обернулся. Эмили показалось, что вождь внимательно посмотрел прямо на нее. Нет, это невозможно! Ведь она спряталась в самом дальнем углу, за мощной колонной.
   – Я выбрал иную форму расплаты – не военную.
   – Она недостаточна. Все равно надо срочно вернуть Сусанну и убить кузнеца.
   Эмили в ужасе прикрыла рот рукой.
   – А ты кровожаден, брат, – нахмурился Лахлан.
   – Всего лишь сын собственного отца. А вот можно ли сказать то же самое о тебе?
   Как ни странно, Лахлан не пришел в ярость. Всего лишь слегка рассердился.
   – Так чего же ты все-таки ждешь от меня? Осады замка?
   – Организуй налет. Возьми стены штурмом. Отомсти и исчезни.
   – Я уже отверг твое предложение, когда услышал его в первый раз.
   – И все потому, что не желаешь проливать кровь? – настаивал Ульф.
   – И все потому, что это нелепая форма мести. Другой план устраивает меня куда больше.
   Сейчас голос вождя звучал холодно. Эмили решила, что терпение Лахлана наконец иссякло.
   Она продолжала осторожно пробираться к камину, но вскоре поняла, что подойти близко и остаться незамеченной все-таки не удастся. Впрочем, даже там, где она стояла сейчас, было немного теплее.
   – Так ты осмеливаешься называть меня глупцом?
   – Я назвал глупым не тебя, а твой план. Но теперь спрашиваю, в свою очередь: ты осмеливаешься бросить мне вызов?
   Лицо Ульфа застыло. Воин промолчал.
   Воздух большого зала раскалился от противостояния двух мощных натур.
   Эмили сжалась в своем уголке. Оставалось лишь надеяться, что Ульф все-таки не окончательно безрассуден. Трудно было не согласиться с Лахланом: стремление брата к войне и убийству действительно нелепо, а вдобавок еще и ужасно. Обоим кланам оно не принесет ничего, кроме боли и утрат. Слова Лахлана об ином пути казались разумнее и ближе к жизни.
   Эмили обдумала альтернативу и наконец-то поняла, что история с Кэт – вовсе не эмоциональная попытка выместить зло на невинной и беззащитной женщине. Нет, на самом деле так решалась серьезная проблема, которая могла бы принести много горя.
   Правда заключалась в том, что здесь, среди Балморалов, им с Кэт жилось лучше, чем в клане Синклеров. Кэт если еще и не влюбилась по уши в нового мужа, то готова была влюбиться. Ну а саму Эмили радовали ласки Лахлана и отчаянно пугала мысль о прикосновениях Талорка. По словам подруги, Сусанна обрела счастье в объятиях Магнуса. Гибель мужа от рук бывших сородичей неминуемо раздавила бы ее.
   Выбирая между жизнью и смертью, Лахлан выбрал жизнь. Этим все сказано. Эмили сомневалась, мог ли проявить подобную мудрость благородный лорд Гамильтон, ее отец. Ульф явно оказался к этому не способен.
   Братья стояли совершенно неподвижно, в напряженных, застывших позах. Трудно было предположить, что произойдет в следующий момент.
   Лахлан скрестил руки на груди. Казалось, он возвышался над братом, словно скала, – и это при почти одинаковом росте.
   – Обнажи горло или неси меч.
   – Горло обнажают волки. Я – человек.
   Эмили в ужасе прикусила губу.
   – Ты – крикт. И к тому же мой брат.
   Ульф нервно дернулся и поднял голову так, что горло оказалось беззащитным.
   Лахлан что-то произнес. Эмили не разобрала слов: они звучали не по-гэльски. Ульф ответил так же непонятно, а потом резко повернулся и вышел из зала.
   Эмили выдохнула. Оказалось, что все это время она стояла затаив дыхание и отчаянно дрожа от страха.
   Лахлан взглянул в ее сторону.
   – Подойди, англичанка.
   В этот самый момент Эмили безоговорочно, с кристальной ясностью поняла, что Кэт говорила чистую правду. Ульф даже и не подозревал о ее присутствии, а Лахлан заметил сразу, едва она вошла. Правда, вида не подал. Он действительно смотрел на пленницу тогда, когда она ощутила на себе его взгляд. Но самым убедительным доказательством, конечно, служил приказ обнажить горло. Эта традиция не принадлежала людям, и в момент высшей ярости именно она выдала истинную природу Балморала.
   Лорд Гамильтон приказал бы провинившемуся воину встать на колени. И даже в этой беззащитной позе мог бы ударить.
   Эмили понимала, что прятаться бесполезно, и покорно вступила в круг тусклого света.
   – Почему вы ни словом не обмолвились о том, что знаете о моем присутствии?
   – Решил, что не стоит. Ты слишком плохо влияешь на брата – пробуждаешь в нем самые низменные чувства. Не хотел провоцировать лишние неприятности.
   – Но я вовсе не хочу плохо влиять на Ульфа.
   – А я тебя и не виню.
   – Правда? Даже несмотря на мой длинный язык?
   – Мне твой длинный язык даже нравится. Только Ульф не настолько терпелив.
   – О! – Эмили нервно облизнула губы. – Так, значит, в разговоре с вами я могу говорить все, что думаю? Вы не обидитесь?
   – Если ты вдруг перейдешь границы дозволенного, я непременно потребую отмщения, но совсем не тем способом, который проповедует брат.
   Почему-то обещание не испугало. Напротив, очень захотелось обидеть всемогущего вождя.
   Балморал улыбнулся, словно понял желание. Эмили тяжело вздохнула:
   – Но вы же не сможете убить брата.
   – Тебя это удивляет? Что, в Англии родственники не останавливаются перед убийством?
   Лахлан стоял спокойно, даже расслабленно. Но в то же время во всем его облике ощущалось внутреннее напряжение, которое не могли скрыть ни поза, ни выражение лица.
   – Мне почему-то казалось, что вы не остановитесь ни перед чем – лишь бы сделать по-своему.
   – Неужели?
   Эмили потупилась:
   – Я ошибалась.
   Во взгляде Лахлана мелькнул молчаливый вопрос.
   – Я говорю о мести. Дело в том, что вы могли бы поступить куда более жестоко, чем похитить Кэт и выдать ее замуж за своего военачальника.
   – Ты так считаешь?
   Эмили словно попала в поле непреодолимого напряжения и подходила все ближе – до тех пор пока не оказалась почти вплотную к тому, от кого исходила таинственная сила.
   – Да, я так считаю. А еще считаю, что если бы вам непременно требовалось уязвить гордость Талорка, а заодно и чувства других, то вы запросто могли бы использовать меня, а потом бросить. Но вы этого не сделали. Так что я напрасно обвиняла вас в черствости и бессердечии.
   Слова несли истинную правду – могучий вождь не причинил ей ни капли вреда.
   – Использовать женщину – удел слабого.
   – Думаю, Ульф непременно возразил бы. И все же поэтому вы были так уверены, что Друстан не обидит Кэт?
   – Друстан не слаб.
   – И вы тоже.
   – Ульф как раз считает меня слабым.
   – Ульф слишком горяч, вспыльчив и кровожаден. Если страдает его гордость, то ему все равно, кого он ранит или убьет. Главное для него – месть. Вряд ли из вашего брата смог бы получиться хороший вождь. Клан не вылезал бы из кровавых побоищ.
   – Согласен.
   – Счастье, что вы родились первым. – Потребность дотронуться до статного красавца росла с каждой секундой.
   – Нет, я не старший брат. Ульф родился на два года раньше.
   – И все же вождем клана оказались вы, а не он!
   – После смерти отца Ульф не стал претендовать на его место.
   – Потому что знал, что не сможет победить вас.
   – Да. Будь он глуп, это обстоятельство не имело бы значения и он все равно бросил бы мне вызов.
   – Вы восхищаетесь старшим братом.
   – Да, у него немало достоинств.
   – И вас больно ранит его критика.
   – Воин не имеет права на излишнюю чувствительность.
   Не в силах сдерживать желание, Эмили положила ладонь на мускулистую грудь Лахлана – на сердце.
   – А мне кажется, воин тоже подвержен чувствам, но просто старается их скрыть, – возразила она.
   В это самое мгновение тело независимо от ее воли вздрогнуло от узнавания близости. И даже то тайное местечко, которое отвечало только Лахлану, томительно заныло, прося чего-то неизведанного – новых ощущений, которым трудно было подобрать название. Неожиданно выступила влага, и Эмили смущенно сдвинула ноги в попытке унять странные проявления желания.
   Ноздри Лахлана едва заметно затрепетали. Он, без сомнения, почувствовал, что происходит с телом той, которая стояла так близко и смотрела так доверчиво.
   – Я не настолько слаб, – ответил он.
   – Мой отец тоже был сильным человеком. И все же, потеряв любимую жену – мою мать, – как будто потерял часть себя. Так что воины испытывают глубокие чувства, даже против собственной воли.
   – Твой отец гадко обошелся с тобой.
   – После того происшествия на пруду он больше ни разу даже пальцем меня не тронул.
   – Может быть, физически и не тронул, но ранил твое нежное сердце.
   – Откуда вам известно? – Вопрос прозвучал шепотом.
   – А как же иначе? Отправил в чужой далекий Хайленд. Приказал выйти замуж за совершенно незнакомого человека. Заставил платить за свои ошибки. Он вовсе не ценил тебя в той мере, в которой отец должен ценить дочь.
   – Я же говорила, что сама напросилась сюда.
   – Из-за страха, что они отправят глухую сестру.
   – Да.
   – То есть отец фактически заставил тебя совершить этот шаг.
   – Не отец, а Сибил.
   – Должен сказать, что ты ошиблась не только в моем характере.
   – А в чем же еще? – с улыбкой уточнила Эмили. Самоуверенность вождя казалась занимательной и даже симпатичной.
   – В нашей стране Абигайл не чувствовала бы себя несчастной.
   – Скорее всего вы правы. Думаю, что со временем смягчился бы даже Талорк. Она удивительно мила и обаятельна.
   – В таком случае вы с сестрой очень похожи.
   Эмили не придумала, что ответить на неожиданное замечание, и несколько долгих мгновений молча смотрела в темные глаза с манящими золотыми ободками.
   Лахлан бережно провел пальцем по пухлым, почти детским, губам. Неожиданное ласковое прикосновение заставило Эмили вздрогнуть.
   – Ты надежная подруга. Кэт повезло.
   – Я люблю ее.
   – И она тебя тоже любит.
   – Да, наверное.
   – Очень любит. Даже обидела Друстана настойчивыми просьбами отпустить к тебе. Так волновалась, что хотела как можно скорее убедиться, что с тобой все в порядке.