Страница:
— Девочки, дорогие, я до смерти устала и чувствую себя как человек без родины
[39]… или без тени? Забыла как. Короче, я упаковывала вещи.
— И, как я полагаю, ты измучена потому, что не знала, какие из них упаковать сначала, а какие потом, или куда их положить, — засмеялась Присилла.
— Так точно. Когда я все как-то впихнула и втиснула и моя квартирная хозяйка и ее горничная сели на крышку чемодана, а я повернула ключик в замке, то вдруг обнаружила, что положила в чемодан, и притом на самое дно, те вещи, которые хотела надеть на заключительное торжественное собрание. Пришлось снова открыть беднягу чемодан, нырнуть в него и шарить в нем целый час, пока не удалось выудить то, что нужно. Я хваталась за что-то на ощупь точно такое, как то, что я искала, и рывком вытаскивала это что-то наверх, но оказывалось, что это что-нибудь совсем не то… Нет, Аня, я не чертыхалась.
— Я этого не говорила.
— Ну, ты выразила это взглядом. Но я признаю, что мысли мои граничили с богохульством. А еще у меня такой насморк, что я не в состоянии делать ничего, кроме как только сопеть, скрипеть и стонать. Как вам нравится такая аллитерация? [40]Королева Анна, скажите что-нибудь, чтобы подбодрить меня.
— Вспомни, что в следующей четверг ты снова будешь в краю Алека и Алонзо, — предложила Аня.
Фил сокрушенно покачала головой.
— Снова аллитерация. Нет, когда у меня насморк, мне не нужны Алек и Алонзо. Но что произошло с вами обеими? Теперь, когда я смотрю на вас внимательно, мне кажется, что вы светитесь изнутри. Да-да, вы прямо-таки сияете! В чем дело?
— Будущей зимой мы будем жить в Домике Патти, — с торжеством сказала Аня. — Жить — обрати внимание, — а не просто столоваться и иметь комнату. Мы сняли его, и с нами поселится Стелла Мэйнард, а ее тетя будет нашей домоправительницей.
Фил вскочила, вытерла нос и упала на колени перед Аней.
— Девочки, девочки, возьмите и меня к себе. О, я буду такой хорошей! Если для меня не найдется комнаты, я буду спать в собачьей конуре в саду — я видела, там есть конура. Только возьмите меня!
— Встань, глупая.
— Не двинусь с колен, пока вы не скажете, что мне можно будет поселиться с вами в следующую зиму.
Аня и Присилла переглянулись. Затем Аня сказала неторопливо:
— Фил, дорогая, мы были бы рады пригласить тебя. Но будем говорить откровенно. Я бедна, Прис бедна, Стелла Мэйнард тоже — наше хозяйство будет очень простым, а стол неизысканным. Если бы ты поселилась с нами, тебе пришлось бы жить так, как мы. А ты богата, об этом говорит та плата, которую ты вносишь за свой пансион.
— Ах, да разве это важно для меня? — с трагическим видом воскликнула Фил. — Лучше обед из зелени там, где вы, чем зажаренный бык в унылом пансионе. Не думайте, будто я состою из одного лишь желудка! Я охотно буду сидеть на хлебе и воде — с чу-уточкой варенья, — если вы возьмете меня к себе.
— И потом, — продолжила Аня, — нам придется самим выполнять значительную часть работы по дому. Тетя Стеллы не сможет одна справиться со всем. Поэтому все мы, как предполагается, будем иметь обязанности. А ты…
— «Не тружусь и не пряду» [41], — закончила за нее Филиппа. — Но я всему научусь. Вам придется только один раз показать мне, что и как делать. А для начала я умею застилать свою собственную постель. И вспомните, что хотя я не умею готовить, я умеювладеть собой. Это уже кое-что. И я никогдане жалуюсь на погоду. Это еще больше. О, пожалуйста, прошу вас! Я никогда ничего не хотела так сильно… а этот пол ужасно жесткий.
— Есть еще одно обстоятельство, — сказала Присилла решительно. — Ты, Фил, как известно всему Редмонду, принимаешь у себя гостей почти каждый вечер. В Домике Патти мы не сможем делать этого. Мы решили, что для наших друзей мы будем дома только в пятницу вечером. Если ты поселишься с нами, тебе придется подчиниться этому правилу.
— Неужели вы думаете, что я буду против? Да я очень рада! Я давно знала, что мне следует самой ввести для себя такое правило, но мне недоставало решимости. Когда я смогу переложить всю ответственность за введение этого правила на вас, для меня это будет огромным облегчением… Если вы не позволите мне связать мою судьбу с вашей, я умру от разочарования и буду возвращаться в виде призрака, чтобы преследовать вас. Я поселюсь на самом пороге Домика Патти, и вы не сможете ни войти, ни выйти, не споткнувшись при этом о мой дух.
Аня и Присилла снова обменялись выразительными взглядами.
— Хорошо, — сказала Аня. — Конечно, мы не можем ничего обещать, пока не посоветуемся со Стеллой, но, я думаю, она не будет возражать, а что касается нас, то мы согласны и будем рады тебе.
— Если тебе надоест наша скромная жизнь, ты всегда сможешь покинуть нас, и никто не потребует от тебя никаких объяснений, — добавила Присилла.
Фил вскочила, с восторгом обняла их и, счастливая, убежала.
— Надеюсь, все будет в порядке, — сдержанно сказала Присилла.
— Мы должны постараться,чтобы все было в порядке, — заявила Аня твердо. — Я думаю, что Фил отлично впишется в наше счастливое маленькое семейство.
— Конечно, с Фил приятно поболтать и повеселиться. Да и чем больше нас будет, тем меньше бремя для наших тощих кошельков. Но какой окажется она, когда мы будем жить бок о бок? Порой нужно немало времени, чтобы понять, могут люди жить вместе или нет.
— Ну, что до этого, то всем нам предстоит серьезное испытание. И мы должны вести себя как разумные люди, которые живут сами и дают жить другим. Фил не эгоистична, хотя немного легкомысленна, но я думаю, все мы чудесно поладим в Домике Патти.
Глава 11
Глава 12
— И, как я полагаю, ты измучена потому, что не знала, какие из них упаковать сначала, а какие потом, или куда их положить, — засмеялась Присилла.
— Так точно. Когда я все как-то впихнула и втиснула и моя квартирная хозяйка и ее горничная сели на крышку чемодана, а я повернула ключик в замке, то вдруг обнаружила, что положила в чемодан, и притом на самое дно, те вещи, которые хотела надеть на заключительное торжественное собрание. Пришлось снова открыть беднягу чемодан, нырнуть в него и шарить в нем целый час, пока не удалось выудить то, что нужно. Я хваталась за что-то на ощупь точно такое, как то, что я искала, и рывком вытаскивала это что-то наверх, но оказывалось, что это что-нибудь совсем не то… Нет, Аня, я не чертыхалась.
— Я этого не говорила.
— Ну, ты выразила это взглядом. Но я признаю, что мысли мои граничили с богохульством. А еще у меня такой насморк, что я не в состоянии делать ничего, кроме как только сопеть, скрипеть и стонать. Как вам нравится такая аллитерация? [40]Королева Анна, скажите что-нибудь, чтобы подбодрить меня.
— Вспомни, что в следующей четверг ты снова будешь в краю Алека и Алонзо, — предложила Аня.
Фил сокрушенно покачала головой.
— Снова аллитерация. Нет, когда у меня насморк, мне не нужны Алек и Алонзо. Но что произошло с вами обеими? Теперь, когда я смотрю на вас внимательно, мне кажется, что вы светитесь изнутри. Да-да, вы прямо-таки сияете! В чем дело?
— Будущей зимой мы будем жить в Домике Патти, — с торжеством сказала Аня. — Жить — обрати внимание, — а не просто столоваться и иметь комнату. Мы сняли его, и с нами поселится Стелла Мэйнард, а ее тетя будет нашей домоправительницей.
Фил вскочила, вытерла нос и упала на колени перед Аней.
— Девочки, девочки, возьмите и меня к себе. О, я буду такой хорошей! Если для меня не найдется комнаты, я буду спать в собачьей конуре в саду — я видела, там есть конура. Только возьмите меня!
— Встань, глупая.
— Не двинусь с колен, пока вы не скажете, что мне можно будет поселиться с вами в следующую зиму.
Аня и Присилла переглянулись. Затем Аня сказала неторопливо:
— Фил, дорогая, мы были бы рады пригласить тебя. Но будем говорить откровенно. Я бедна, Прис бедна, Стелла Мэйнард тоже — наше хозяйство будет очень простым, а стол неизысканным. Если бы ты поселилась с нами, тебе пришлось бы жить так, как мы. А ты богата, об этом говорит та плата, которую ты вносишь за свой пансион.
— Ах, да разве это важно для меня? — с трагическим видом воскликнула Фил. — Лучше обед из зелени там, где вы, чем зажаренный бык в унылом пансионе. Не думайте, будто я состою из одного лишь желудка! Я охотно буду сидеть на хлебе и воде — с чу-уточкой варенья, — если вы возьмете меня к себе.
— И потом, — продолжила Аня, — нам придется самим выполнять значительную часть работы по дому. Тетя Стеллы не сможет одна справиться со всем. Поэтому все мы, как предполагается, будем иметь обязанности. А ты…
— «Не тружусь и не пряду» [41], — закончила за нее Филиппа. — Но я всему научусь. Вам придется только один раз показать мне, что и как делать. А для начала я умею застилать свою собственную постель. И вспомните, что хотя я не умею готовить, я умеювладеть собой. Это уже кое-что. И я никогдане жалуюсь на погоду. Это еще больше. О, пожалуйста, прошу вас! Я никогда ничего не хотела так сильно… а этот пол ужасно жесткий.
— Есть еще одно обстоятельство, — сказала Присилла решительно. — Ты, Фил, как известно всему Редмонду, принимаешь у себя гостей почти каждый вечер. В Домике Патти мы не сможем делать этого. Мы решили, что для наших друзей мы будем дома только в пятницу вечером. Если ты поселишься с нами, тебе придется подчиниться этому правилу.
— Неужели вы думаете, что я буду против? Да я очень рада! Я давно знала, что мне следует самой ввести для себя такое правило, но мне недоставало решимости. Когда я смогу переложить всю ответственность за введение этого правила на вас, для меня это будет огромным облегчением… Если вы не позволите мне связать мою судьбу с вашей, я умру от разочарования и буду возвращаться в виде призрака, чтобы преследовать вас. Я поселюсь на самом пороге Домика Патти, и вы не сможете ни войти, ни выйти, не споткнувшись при этом о мой дух.
Аня и Присилла снова обменялись выразительными взглядами.
— Хорошо, — сказала Аня. — Конечно, мы не можем ничего обещать, пока не посоветуемся со Стеллой, но, я думаю, она не будет возражать, а что касается нас, то мы согласны и будем рады тебе.
— Если тебе надоест наша скромная жизнь, ты всегда сможешь покинуть нас, и никто не потребует от тебя никаких объяснений, — добавила Присилла.
Фил вскочила, с восторгом обняла их и, счастливая, убежала.
— Надеюсь, все будет в порядке, — сдержанно сказала Присилла.
— Мы должны постараться,чтобы все было в порядке, — заявила Аня твердо. — Я думаю, что Фил отлично впишется в наше счастливое маленькое семейство.
— Конечно, с Фил приятно поболтать и повеселиться. Да и чем больше нас будет, тем меньше бремя для наших тощих кошельков. Но какой окажется она, когда мы будем жить бок о бок? Порой нужно немало времени, чтобы понять, могут люди жить вместе или нет.
— Ну, что до этого, то всем нам предстоит серьезное испытание. И мы должны вести себя как разумные люди, которые живут сами и дают жить другим. Фил не эгоистична, хотя немного легкомысленна, но я думаю, все мы чудесно поладим в Домике Патти.
Глава 11
Круговорот жизни
И снова Аня была в Авонлее — на сей раз с сиянием стипендии Торберна на челе. Все говорили ей, что она ничуть не изменилась, тоном, подразумевавшим, что они удивляются этому и даже немного разочарованы. Авонлея тоже не изменилась. По крайней мере, так показалось Ане сначала. Но в первое воскресенье после своего возвращения, сидя в церкви на скамье Касбертов и обводя взглядом прихожан, она заметила кое-какие перемены и вдруг осознала, что время не стоит на месте даже в Авонлее. С кафедры читал проповедь новый священник. Не одно знакомое лицо навсегда исчезло со скамей. Старый дядюшка Эйб, завершивший свою карьеру предсказателя, миссис Слоан, которой, как можно было надеяться, уже не придется вздыхать, Тимоти Коттон, который, по словам миссис Рейчел Линд, «наконец все-таки сумел умереть, после того как упражнялся в этом двадцать лет», и старый Джошуа Слоан, которого никто не узнал в гробу, так как его бакенбарды были аккуратно подстрижены, — все они спали вечным сном на маленьком кладбище за церковью. А Билли Эндрюс женился на Нетти Блеветт! В то воскресенье они впервые вышли вдвоем. Когда Билли, сияя от гордости и счастья, вел свою молодую жену, в шелках и перьях, к скамье Эндрюсов, Аня опустила глаза, чтобы скрыть заигравшие в них веселые искорки. Она вспомнила ту штормовую ночь во время прошлых рождественских каникул, когда Джейн сделала ей предложение от лица Билли. Он, конечно же, не умер от горя, получив отказ. Интересно, подумала Аня, пришлось ли Джейн и во второй раз делать предложение за него, или он сумел набраться мужества, чтобы самому задать Нетти судьбоносный вопрос. Все семейство Эндрюсов, похоже, разделяло его гордость и радость — от его матери на церковной скамье до Джейн в рядах церковного хора. Джейн отказалась от должности в авонлейской школе и собиралась осенью уехать на Запад.
— Не может найти жениха в Авонлее, вот что, — пренебрежительно заметила миссис Линд. — А говорит, будто хочет поправить здоровье там, на Западе. Что-то я не слышала раньше, чтобы она жаловалась на здоровье.
— Джейн — хорошая девушка, — сказала верная дружбе Аня. — Она никогда не старалась привлечь к себе внимание, как это делали некоторые.
— Да, за мальчиками она не бегала, если ты это хочешь сказать, — соглашалась миссис Рейчел. — Но выйти замуж она хочет не меньше других, вот что я вам скажу. Зачем бы еще ей отправляться на Запад в какой-то захолустный городок, единственное достоинство которого то, что мужчин там полно, а женщин не хватает? Здоровье! Можете не рассказывать!
Но не на Джейн Эндрюс смотрела Аня в тот день в церкви. С удивлением и ужасом вглядывалась она в Руби Джиллис, стоявшую рядом с Джейн в хоре. Что случилось с Руби? Она была, пожалуй, даже еще красивее, чем прежде, но ее голубые глаза казались слишком яркими и блестящими, щеки покрывал нездоровый румянец; к тому же она очень похудела: ее руки, державшие сборник церковных гимнов, в своей хрупкости были почти прозрачными.
— Руби Джиллис больна? — спросила Аня у миссис Линд по пути домой.
— Руби Джиллис умирает от скоротечной чахотки, — с грубоватой прямотой ответила миссис Линд. — Все это знают, кроме нее и ее родных. Они не хотят этого признать. Если ты у них спросишь, так Руби совершенно здорова. Она не может работать в школе, с тех пор как зимой у нее было кровохарканье, но теперь говорит, что осенью опять пойдет преподавать. Подала заявление в школу в Уайт Сендс. В могиле она уже будет, бедняжка, когда начнется учебный год, вот что я вам скажу.
Потрясенная, Аня слушала молча. Руби Джиллис, ее школьная подруга, умирает? Неужели такое возможно? В последние годы они отдалились друг от друга, но старые узы сложившейся в школьные годы дружбы по-прежнему существовали, и Аня почувствовала это, когда печальная новость камнем легла ей на душу. Руби — само очарование, веселье, кокетство! Было невозможно связать мысль о ней с чем-то таким, как смерть. Всего несколько минут назад, выходя из церкви, она радостно и сердечно приветствовала Аню и настойчиво приглашала зайти следующим вечером.
— Во вторник и среду вечером меня не будет дома, — шепнула она с торжеством. — Сначала концерт в Кармоди, а потом вечеринка в Уайт Сендс. За мной заедет Херб Спенсер. Это мой новый воздыхатель. Непременно приходи завтра. Мне до смерти хочется поболтать с тобой. Я хочу услышать все о твоей редмондской жизни.
Руби подразумевала, что хочет рассказать Ане все о своих новых победах. Аня знала это, но обещала прийти. Диана вызвалась сопровождать ее.
— Мне самой давно хотелось повидать Руби, — объясняла она Ане, когда на следующий вечер они вдвоем вышли из Зеленых Мезонинов и направились к дому Джиллисов, — но я была не в силах пойти к ней одна. Это ужасно — слушать, как Руби продолжает все так же трещать без умолку, делая вид, что все с ней в порядке, хотя не может и слова сказать, не закашлявшись. Она отчаянно борется за жизнь, но, говорят, что шансов у нее нет никаких.
Девушки молча шли по красноватой, тускло освещенной закатом дороге. В верхушках высоких деревьев пели вечерние песни малиновки, наполняя золотистый воздух своими ликующими голосами. Серебристые звуки лягушечьих флейт неслись с болот и прудов и звенели над полями, где уже начинали трепетать жизнью семена, откликаясь на пролитые на землю солнечное тепло и дождевую влагу. Воздух был напоен буйным, сладким и живительным ароматом молодых побегов малины. Над безмолвными домиками висела белая дымка, а на берегах ручья голубели звездочки фиалок.
— Какой красивый закат, — сказала Диана. — Смотри, Аня, кажется, что там тоже земля: длинный край лилового облака — берег, а ясное небо вокруг него — золотистый океан.
— Как было бы приятно поплыть туда в волшебной лодочке из лунного света, о которой написал однажды Пол в своем сочинении — помнишь? — отозвалась Аня, очнувшись от занимавших ее мыслей. — Как ты думаешь, Диана, смогли бы мы найти там все наши минувшие дни — наши прежние весны и их цветение? Цветы на клумбах, которые видел там Пол, не те ли это розы, что цвели для нас в прошлом?
— Перестань! — сказала Диана. — Когда ты так говоришь, мне кажется, что мы старухи, у которых все в прошлом.
— У меня именно такое чувство, с тех пор как я услышала о бедной Руби, — вздохнула Аня. — Если правда, что она умирает, то и все остальное, самое печальное, тоже может быть правдой.
— Ты ведь не будешь возражать, если мы на минутку забежим к Илайше Райту? — спросила Диана. — Мама попросила отнести этот горшочек с джемом тетке Атоссе.
— Тетке Атоссе? Кто это?
— Ты не слышала о ней? Это миссис Коутс, вдова Семсона Коутса из Спенсерваля. Она приходится тетей Илайше Райту и моему папе тоже. Ее муж умер прошлой зимой, и она осталась совсем одна и без средств, поэтому Райты взяли ее к себе. Мама считала, что мы должны взять ее в наш дом, но отец решительно воспротивился. Сказал, что жить с теткой Атоссой ни за что не станет.
— Неужели она такая невыносимо противная? — спросила Аня рассеянно.
— Я думаю, ты поймешь, что это за женщина, еще прежде, чем мы сумеем ускользнуть от нее, — заметила Диана многозначительно. — Отец говорит, что лицо у нее, как томагавк, рассекает ветер. Но язык ее еще острее.
Хотя время уже было позднее, тетка Атосса сидела в кухне Райтов и нарезала картофель для посадки. На ней был старый полинялый халат, а седые волосы заметно растрепались. Тетка Атосса не любила, когда ее заставали не «при параде», а потому в полной мере проявила свою сварливость.
— А, так вы мисс Ширли, —сказала она, когда Диана представила ей Аню. — Слышала я о вас, слышала. — Тон ее заставлял предположить, что ничего хорошего она не слышала. — Миссис Эндрюс говорила мне, что вы вернулись домой, она сказала, что вы стали малость попривлекательнее.
Не вызывало сомнений то, что, на взгляд тетки Атоссы, в Аниной внешности оставалось еще много недостатков.
— Не знаю, стоит ли предлагать вам присесть, — добавила она язвительно, не прекращая энергично орудовать ножом. — Ничего особенно интересного для вас здесь, конечно, нет. Дома я одна, остальные ушли.
— Мама посылает вам этот горшочек ревенного джема, — сказала Диана любезно. — Она варила его сегодня и подумала, что, может быть, вам понравится.
— Хм, спасибо, — отозвалась тетка Атосса брюзгливо. — Мне никогда не нравились джемы твоей матери — она вечно валит чересчур много сахара. Впрочем, попытаюсь проглотить чуток, хотя аппетит у меня этой весной никудышный. Со здоровьем у меня плохо, — продолжила она мрачно, — но я все еще на ногах. Люди, которые не работают, здесьне нужны. Если это вас не слишком обременит, не соблаговолите ли снести этот джем в кладовую? Я спешу, чтобы покончить с этой картошкой сегодня. Вы-то — такие леди —ничем подобным, небось, не занимаетесь. Боитесь испортить ручки.
— Я всегда резала картофель для посадки, до того как мы стали сдавать в аренду нашу ферму, — улыбнулась Аня.
— А я до сих пор этим занимаюсь, — засмеялась Диана. — На прошлой неделе три дня резала. Хотя, разумеется, — добавила она лукаво, — после этого я протирала руки лимонным соком и надевала лайковые перчатки на ночь.
Тетка Атосса презрительно хмыкнула.
— Нашла, наверное, этот совет в каком-нибудь из глупых журналов, которые читаешь в таком количестве. Удивляюсь, как твоя мать тебе это позволяет. Но она всегда тебя баловала и портила. Когда Джордж женился на ней, мы все считали, что она не будет такой женой, какая ему нужна.
И тетка Атосса тяжело вздохнула, как будто все дурные предчувствия относительно брака Джорджа Барри сбылись полностью и самым мрачным образом.
— Уходите, да? — спросила она, когда девушки встали. — Ну конечно, что вам за удовольствие беседовать со старой теткой вроде меня. Жаль, что мальчиков нет дома.
— Мы хотим успеть еще забежать ненадолго к Руби Джиллис, — объяснила Диана.
— О, разумеется, любая отговорка подойдет, — любезно отвечала на это тетка Атосса. — Только вбежать да выбежать, не успев даже как следует поздороваться. Видать, это университетская манера… Вы поступили бы умнее, если бы держались подальше от Руби Джиллис. Доктора говорят, чахотка — болезнь прилипчивая. Я так и знала, что Руби схватит какую-нибудь заразу, болтаясь без дела в Бостоне прошлой осенью. Те, кому не сидится дома, всегда что-нибудь да подцепят.
— Люди, которые никуда не ездят, тоже заражаются, а иногда даже умирают, — возразила Диана серьезно.
— Тогда им, по крайней мере, не в чем себя винить, — с торжеством парировала тетка Атосса. — Я слышала, Диана, у тебя в июне свадьба.
— Это пустые слухи. — Диана покраснела.
— Ну, смотри, не слишком тяни с этим, — выразительно произнесла тетка Атосса. — Ты скоро отцветешь — у тебя хорошего только цвет лица да волосы. А Райты ужасно непостоянны. А вам, мисс Ширли, следовало бы носить шляпу с полями. У вас безобразно веснушчатый нос. Ну и ну, до чего ж вы рыжая? Ну да впрочем, все мы такие, какими Господь нас создал. Передайте привет от меня Марилле Касберт. Она ни разу не зашла повидать меня, с тех пор как я перебралась в Авонлею, но я, наверное, не должна жаловаться: Касберты всегда смотрели свысока на всех остальных в округе.
— Ох, разве это не отвратительная женщина, — задыхаясь, вымолвила Диана, когда они уже бежали прочь от дома по узкой тропинке.
— Она хуже даже, чем мисс Элиза Эндрюс, — сказала Аня. — Но только подумай: прожить всю жизнь с таким именем, как Атосса! Разве тут не озлобишься? Ей следовало бы попытаться вообразить, что ее зовут Корделией. Я думаю, ей это очень помогло бы. Мне такой способ очень пригодился в то время, когда я еще не любила имя Анна.
—Джози Пай, когда повзрослеет, будет именно такая, — сказала Диана. — Мать Джози и тетка Атосса — двоюродные сестры. Ах, как я рада, что это испытание позади! Она такая злющая — вечно все истолкует превратно. Папа рассказывает про нее одну очень забавную историю, Одно время у них в Спенсервале был старик священник, добрый и набожный, но тугоухий. Обычную речь он почти совсем не слышал. Ну так вот, каждый воскресный вечер они проводили молитвенное собрание, и все присутствующие прихожане вставали по очереди и читали молитву или цитировали какой-нибудь стих из Библии. Но на одном из таких собраний со своего места неожиданно вскочила тетка Атосса. Она не стала молиться или проповедовать. Вместо этого она обрушилась с обвинениями на каждого, кто только был в церкви, разворошила все старые сплетни, называя при этом всех по именам и говоря всем в глаза, как они поступили тогда-то и тогда-то, и собрала все ссоры и скандалы за последние десять лет. Под конец она заявила, что спенсервальская церковь внушает ей отвращение и она не намерена больше переступать ее порог и надеется, что кара Божия поразит эту церковь. Потом она, запыхавшаяся, села на место, а священник, который не слышал ни слова из ее речей, тут же заключил очень набожным тоном: «Аминь! Да откликнется Господь на молитву нашей дорогой сестры!» Слышала бы ты, как папа рассказывает эту историю!
— Кстати, Диана, об историях, — сказала Аня доверительным тоном, — знаешь, я в последнее время все чаще подумываю о том, не удастся ли мне написать короткий рассказ, настолько хороший, чтобы он годился для опубликования.
— Конечно, удастся, — заверила Диана, после того как уразумела эту удивительную и неожиданную идею. — В прежнее время ты писала совершенно потрясающие истории в нашем литературном клубе.
— Нет, я имею в виду не такого рода истории, — улыбнулась Аня. — Я думаю об этом уже несколько недель, но мне как-то страшно браться за перо; ведь если я потерплю неудачу, это будет так унизительно.
— Я слышала однажды от Присциллы, что все первые рассказы миссис Морган были отвергнуты издателями. Но с твоими, я уверена, такого не случится. В наши дни у редакторов наверняка больше здравого смысла, чем прежде.
— Одна из третьекурсниц в Редмонде, Mapгарет Бертон, написала прошлой зимой рассказ, и его напечатали в журнале «Канадская женщина». Я думаю, что могла бы написать, по крайней мере, не хуже.
— И ты тоже опубликуешь его в «Канадской женщине»?
— Я еще не решила. Возможно, сначала я попробую предложить его какому-нибудь более крупному журналу. Все зависит от того, какого рода историю я напишу.
— А о чем она будет?
— Еще не знаю. Я хочу подыскать хороший сюжет. Мне кажется, что, с точки зрения редакторов, это самое существенное. Единственное, что я решила окончательно, — это как назову героиню. Ее будут звать Аверил Лестер. Неплохое имя, как на твой взгляд? Только никому не говори! Я сказала только тебе и мистеру Харрисону. Он, правда, мою идею не одобрил — сказал, что в наши дни и так уже слишком много макулатуры понаписано и что он ожидал от меня большего после целого года учебы в университете.
— Да что мистер Харрисон в этом понимает? — с презрением воскликнула Диана.
Дом Джиллисов встретил их яркими огнями и веселыми голосами гостей. В этот вечер сюда заглянули несколько нарядных девушек, а в разных углах гостиной сидели и враждебно поглядывали друг на друга два поклонника Руби — Леонард Кимбел из Спенсерваля и Морган Белл из Кармоди.
Руби была в белом платье, ее глаза и волосы блестели. Она смеялась и болтала без умолку, а когда все остальные девушки ушли, пригласила Аню наверх, чтобы показать ей свои новые платья.
— А голубое шелковое еще недошито, но оно тяжеловато для лета, и я думаю, что не буду носить его до осени. Ты, наверное, слышала, я собираюсь преподавать в школе в Уайт Сендс. А как тебе нравится моя шляпа? Та, что была вчера на тебе в церкви, очень миленькая. Но для себя я предпочитаю что-нибудь поярче. Ты обратила внимание на этих двух смешных парней там внизу? Каждый твердо решил пересидеть другого. Но меня они оба ни капельки не интересуют. Мне нравится только Херб Спенсер. Иногда мне кажется, что он и есть мой суженый. Прошлой зимой я думала, что выйду за учителя из Спенсерваля, но потом узнала о нем кое-что такое, что меня от него оттолкнуло. Он прямо-таки с ума сходил, когда я ему отказала. Лучше бы эти двое сегодня не приходили. Мне так хотелось поговорить с тобой, Аня, и столько всего тебе рассказать. Ведь мы с тобой всегда дружили, правда?
И с беззаботным смехом Руби обняла Аню за талию. На мгновение взгляды их встретились, и за ярким блеском глаз Руби Аня вдруг увидела нечто такое, что заставило сжаться ее сердце.
— Приходи почаще, Аня, хорошо? — шепнула Руби. — Приходи одна… Ты мне нужна.
— Хорошо ли ты себя чувствуешь, Руби?
— Я? Конечно! Я совершенно здорова. Никогда в жизни не чувствовала себя лучше, чем сейчас. Конечно, это кровотечение, которое было зимой, немного ослабило меня. Но посмотри, какой у меня теперь цвет лица. Я вовсе не похожа на больную!
Голос Руби звучал почти резко. Она, словно обидевшись, убрала руку с Аниной талии и побежала вниз по лестнице в гостиную, где была так весела и беззаботна и так увлечена поддразниванием двух своих обожателей, что Аня и Диана почувствовали себя лишними и вскоре ушли.
— Не может найти жениха в Авонлее, вот что, — пренебрежительно заметила миссис Линд. — А говорит, будто хочет поправить здоровье там, на Западе. Что-то я не слышала раньше, чтобы она жаловалась на здоровье.
— Джейн — хорошая девушка, — сказала верная дружбе Аня. — Она никогда не старалась привлечь к себе внимание, как это делали некоторые.
— Да, за мальчиками она не бегала, если ты это хочешь сказать, — соглашалась миссис Рейчел. — Но выйти замуж она хочет не меньше других, вот что я вам скажу. Зачем бы еще ей отправляться на Запад в какой-то захолустный городок, единственное достоинство которого то, что мужчин там полно, а женщин не хватает? Здоровье! Можете не рассказывать!
Но не на Джейн Эндрюс смотрела Аня в тот день в церкви. С удивлением и ужасом вглядывалась она в Руби Джиллис, стоявшую рядом с Джейн в хоре. Что случилось с Руби? Она была, пожалуй, даже еще красивее, чем прежде, но ее голубые глаза казались слишком яркими и блестящими, щеки покрывал нездоровый румянец; к тому же она очень похудела: ее руки, державшие сборник церковных гимнов, в своей хрупкости были почти прозрачными.
— Руби Джиллис больна? — спросила Аня у миссис Линд по пути домой.
— Руби Джиллис умирает от скоротечной чахотки, — с грубоватой прямотой ответила миссис Линд. — Все это знают, кроме нее и ее родных. Они не хотят этого признать. Если ты у них спросишь, так Руби совершенно здорова. Она не может работать в школе, с тех пор как зимой у нее было кровохарканье, но теперь говорит, что осенью опять пойдет преподавать. Подала заявление в школу в Уайт Сендс. В могиле она уже будет, бедняжка, когда начнется учебный год, вот что я вам скажу.
Потрясенная, Аня слушала молча. Руби Джиллис, ее школьная подруга, умирает? Неужели такое возможно? В последние годы они отдалились друг от друга, но старые узы сложившейся в школьные годы дружбы по-прежнему существовали, и Аня почувствовала это, когда печальная новость камнем легла ей на душу. Руби — само очарование, веселье, кокетство! Было невозможно связать мысль о ней с чем-то таким, как смерть. Всего несколько минут назад, выходя из церкви, она радостно и сердечно приветствовала Аню и настойчиво приглашала зайти следующим вечером.
— Во вторник и среду вечером меня не будет дома, — шепнула она с торжеством. — Сначала концерт в Кармоди, а потом вечеринка в Уайт Сендс. За мной заедет Херб Спенсер. Это мой новый воздыхатель. Непременно приходи завтра. Мне до смерти хочется поболтать с тобой. Я хочу услышать все о твоей редмондской жизни.
Руби подразумевала, что хочет рассказать Ане все о своих новых победах. Аня знала это, но обещала прийти. Диана вызвалась сопровождать ее.
— Мне самой давно хотелось повидать Руби, — объясняла она Ане, когда на следующий вечер они вдвоем вышли из Зеленых Мезонинов и направились к дому Джиллисов, — но я была не в силах пойти к ней одна. Это ужасно — слушать, как Руби продолжает все так же трещать без умолку, делая вид, что все с ней в порядке, хотя не может и слова сказать, не закашлявшись. Она отчаянно борется за жизнь, но, говорят, что шансов у нее нет никаких.
Девушки молча шли по красноватой, тускло освещенной закатом дороге. В верхушках высоких деревьев пели вечерние песни малиновки, наполняя золотистый воздух своими ликующими голосами. Серебристые звуки лягушечьих флейт неслись с болот и прудов и звенели над полями, где уже начинали трепетать жизнью семена, откликаясь на пролитые на землю солнечное тепло и дождевую влагу. Воздух был напоен буйным, сладким и живительным ароматом молодых побегов малины. Над безмолвными домиками висела белая дымка, а на берегах ручья голубели звездочки фиалок.
— Какой красивый закат, — сказала Диана. — Смотри, Аня, кажется, что там тоже земля: длинный край лилового облака — берег, а ясное небо вокруг него — золотистый океан.
— Как было бы приятно поплыть туда в волшебной лодочке из лунного света, о которой написал однажды Пол в своем сочинении — помнишь? — отозвалась Аня, очнувшись от занимавших ее мыслей. — Как ты думаешь, Диана, смогли бы мы найти там все наши минувшие дни — наши прежние весны и их цветение? Цветы на клумбах, которые видел там Пол, не те ли это розы, что цвели для нас в прошлом?
— Перестань! — сказала Диана. — Когда ты так говоришь, мне кажется, что мы старухи, у которых все в прошлом.
— У меня именно такое чувство, с тех пор как я услышала о бедной Руби, — вздохнула Аня. — Если правда, что она умирает, то и все остальное, самое печальное, тоже может быть правдой.
— Ты ведь не будешь возражать, если мы на минутку забежим к Илайше Райту? — спросила Диана. — Мама попросила отнести этот горшочек с джемом тетке Атоссе.
— Тетке Атоссе? Кто это?
— Ты не слышала о ней? Это миссис Коутс, вдова Семсона Коутса из Спенсерваля. Она приходится тетей Илайше Райту и моему папе тоже. Ее муж умер прошлой зимой, и она осталась совсем одна и без средств, поэтому Райты взяли ее к себе. Мама считала, что мы должны взять ее в наш дом, но отец решительно воспротивился. Сказал, что жить с теткой Атоссой ни за что не станет.
— Неужели она такая невыносимо противная? — спросила Аня рассеянно.
— Я думаю, ты поймешь, что это за женщина, еще прежде, чем мы сумеем ускользнуть от нее, — заметила Диана многозначительно. — Отец говорит, что лицо у нее, как томагавк, рассекает ветер. Но язык ее еще острее.
Хотя время уже было позднее, тетка Атосса сидела в кухне Райтов и нарезала картофель для посадки. На ней был старый полинялый халат, а седые волосы заметно растрепались. Тетка Атосса не любила, когда ее заставали не «при параде», а потому в полной мере проявила свою сварливость.
— А, так вы мисс Ширли, —сказала она, когда Диана представила ей Аню. — Слышала я о вас, слышала. — Тон ее заставлял предположить, что ничего хорошего она не слышала. — Миссис Эндрюс говорила мне, что вы вернулись домой, она сказала, что вы стали малость попривлекательнее.
Не вызывало сомнений то, что, на взгляд тетки Атоссы, в Аниной внешности оставалось еще много недостатков.
— Не знаю, стоит ли предлагать вам присесть, — добавила она язвительно, не прекращая энергично орудовать ножом. — Ничего особенно интересного для вас здесь, конечно, нет. Дома я одна, остальные ушли.
— Мама посылает вам этот горшочек ревенного джема, — сказала Диана любезно. — Она варила его сегодня и подумала, что, может быть, вам понравится.
— Хм, спасибо, — отозвалась тетка Атосса брюзгливо. — Мне никогда не нравились джемы твоей матери — она вечно валит чересчур много сахара. Впрочем, попытаюсь проглотить чуток, хотя аппетит у меня этой весной никудышный. Со здоровьем у меня плохо, — продолжила она мрачно, — но я все еще на ногах. Люди, которые не работают, здесьне нужны. Если это вас не слишком обременит, не соблаговолите ли снести этот джем в кладовую? Я спешу, чтобы покончить с этой картошкой сегодня. Вы-то — такие леди —ничем подобным, небось, не занимаетесь. Боитесь испортить ручки.
— Я всегда резала картофель для посадки, до того как мы стали сдавать в аренду нашу ферму, — улыбнулась Аня.
— А я до сих пор этим занимаюсь, — засмеялась Диана. — На прошлой неделе три дня резала. Хотя, разумеется, — добавила она лукаво, — после этого я протирала руки лимонным соком и надевала лайковые перчатки на ночь.
Тетка Атосса презрительно хмыкнула.
— Нашла, наверное, этот совет в каком-нибудь из глупых журналов, которые читаешь в таком количестве. Удивляюсь, как твоя мать тебе это позволяет. Но она всегда тебя баловала и портила. Когда Джордж женился на ней, мы все считали, что она не будет такой женой, какая ему нужна.
И тетка Атосса тяжело вздохнула, как будто все дурные предчувствия относительно брака Джорджа Барри сбылись полностью и самым мрачным образом.
— Уходите, да? — спросила она, когда девушки встали. — Ну конечно, что вам за удовольствие беседовать со старой теткой вроде меня. Жаль, что мальчиков нет дома.
— Мы хотим успеть еще забежать ненадолго к Руби Джиллис, — объяснила Диана.
— О, разумеется, любая отговорка подойдет, — любезно отвечала на это тетка Атосса. — Только вбежать да выбежать, не успев даже как следует поздороваться. Видать, это университетская манера… Вы поступили бы умнее, если бы держались подальше от Руби Джиллис. Доктора говорят, чахотка — болезнь прилипчивая. Я так и знала, что Руби схватит какую-нибудь заразу, болтаясь без дела в Бостоне прошлой осенью. Те, кому не сидится дома, всегда что-нибудь да подцепят.
— Люди, которые никуда не ездят, тоже заражаются, а иногда даже умирают, — возразила Диана серьезно.
— Тогда им, по крайней мере, не в чем себя винить, — с торжеством парировала тетка Атосса. — Я слышала, Диана, у тебя в июне свадьба.
— Это пустые слухи. — Диана покраснела.
— Ну, смотри, не слишком тяни с этим, — выразительно произнесла тетка Атосса. — Ты скоро отцветешь — у тебя хорошего только цвет лица да волосы. А Райты ужасно непостоянны. А вам, мисс Ширли, следовало бы носить шляпу с полями. У вас безобразно веснушчатый нос. Ну и ну, до чего ж вы рыжая? Ну да впрочем, все мы такие, какими Господь нас создал. Передайте привет от меня Марилле Касберт. Она ни разу не зашла повидать меня, с тех пор как я перебралась в Авонлею, но я, наверное, не должна жаловаться: Касберты всегда смотрели свысока на всех остальных в округе.
— Ох, разве это не отвратительная женщина, — задыхаясь, вымолвила Диана, когда они уже бежали прочь от дома по узкой тропинке.
— Она хуже даже, чем мисс Элиза Эндрюс, — сказала Аня. — Но только подумай: прожить всю жизнь с таким именем, как Атосса! Разве тут не озлобишься? Ей следовало бы попытаться вообразить, что ее зовут Корделией. Я думаю, ей это очень помогло бы. Мне такой способ очень пригодился в то время, когда я еще не любила имя Анна.
—Джози Пай, когда повзрослеет, будет именно такая, — сказала Диана. — Мать Джози и тетка Атосса — двоюродные сестры. Ах, как я рада, что это испытание позади! Она такая злющая — вечно все истолкует превратно. Папа рассказывает про нее одну очень забавную историю, Одно время у них в Спенсервале был старик священник, добрый и набожный, но тугоухий. Обычную речь он почти совсем не слышал. Ну так вот, каждый воскресный вечер они проводили молитвенное собрание, и все присутствующие прихожане вставали по очереди и читали молитву или цитировали какой-нибудь стих из Библии. Но на одном из таких собраний со своего места неожиданно вскочила тетка Атосса. Она не стала молиться или проповедовать. Вместо этого она обрушилась с обвинениями на каждого, кто только был в церкви, разворошила все старые сплетни, называя при этом всех по именам и говоря всем в глаза, как они поступили тогда-то и тогда-то, и собрала все ссоры и скандалы за последние десять лет. Под конец она заявила, что спенсервальская церковь внушает ей отвращение и она не намерена больше переступать ее порог и надеется, что кара Божия поразит эту церковь. Потом она, запыхавшаяся, села на место, а священник, который не слышал ни слова из ее речей, тут же заключил очень набожным тоном: «Аминь! Да откликнется Господь на молитву нашей дорогой сестры!» Слышала бы ты, как папа рассказывает эту историю!
— Кстати, Диана, об историях, — сказала Аня доверительным тоном, — знаешь, я в последнее время все чаще подумываю о том, не удастся ли мне написать короткий рассказ, настолько хороший, чтобы он годился для опубликования.
— Конечно, удастся, — заверила Диана, после того как уразумела эту удивительную и неожиданную идею. — В прежнее время ты писала совершенно потрясающие истории в нашем литературном клубе.
— Нет, я имею в виду не такого рода истории, — улыбнулась Аня. — Я думаю об этом уже несколько недель, но мне как-то страшно браться за перо; ведь если я потерплю неудачу, это будет так унизительно.
— Я слышала однажды от Присциллы, что все первые рассказы миссис Морган были отвергнуты издателями. Но с твоими, я уверена, такого не случится. В наши дни у редакторов наверняка больше здравого смысла, чем прежде.
— Одна из третьекурсниц в Редмонде, Mapгарет Бертон, написала прошлой зимой рассказ, и его напечатали в журнале «Канадская женщина». Я думаю, что могла бы написать, по крайней мере, не хуже.
— И ты тоже опубликуешь его в «Канадской женщине»?
— Я еще не решила. Возможно, сначала я попробую предложить его какому-нибудь более крупному журналу. Все зависит от того, какого рода историю я напишу.
— А о чем она будет?
— Еще не знаю. Я хочу подыскать хороший сюжет. Мне кажется, что, с точки зрения редакторов, это самое существенное. Единственное, что я решила окончательно, — это как назову героиню. Ее будут звать Аверил Лестер. Неплохое имя, как на твой взгляд? Только никому не говори! Я сказала только тебе и мистеру Харрисону. Он, правда, мою идею не одобрил — сказал, что в наши дни и так уже слишком много макулатуры понаписано и что он ожидал от меня большего после целого года учебы в университете.
— Да что мистер Харрисон в этом понимает? — с презрением воскликнула Диана.
Дом Джиллисов встретил их яркими огнями и веселыми голосами гостей. В этот вечер сюда заглянули несколько нарядных девушек, а в разных углах гостиной сидели и враждебно поглядывали друг на друга два поклонника Руби — Леонард Кимбел из Спенсерваля и Морган Белл из Кармоди.
Руби была в белом платье, ее глаза и волосы блестели. Она смеялась и болтала без умолку, а когда все остальные девушки ушли, пригласила Аню наверх, чтобы показать ей свои новые платья.
— А голубое шелковое еще недошито, но оно тяжеловато для лета, и я думаю, что не буду носить его до осени. Ты, наверное, слышала, я собираюсь преподавать в школе в Уайт Сендс. А как тебе нравится моя шляпа? Та, что была вчера на тебе в церкви, очень миленькая. Но для себя я предпочитаю что-нибудь поярче. Ты обратила внимание на этих двух смешных парней там внизу? Каждый твердо решил пересидеть другого. Но меня они оба ни капельки не интересуют. Мне нравится только Херб Спенсер. Иногда мне кажется, что он и есть мой суженый. Прошлой зимой я думала, что выйду за учителя из Спенсерваля, но потом узнала о нем кое-что такое, что меня от него оттолкнуло. Он прямо-таки с ума сходил, когда я ему отказала. Лучше бы эти двое сегодня не приходили. Мне так хотелось поговорить с тобой, Аня, и столько всего тебе рассказать. Ведь мы с тобой всегда дружили, правда?
И с беззаботным смехом Руби обняла Аню за талию. На мгновение взгляды их встретились, и за ярким блеском глаз Руби Аня вдруг увидела нечто такое, что заставило сжаться ее сердце.
— Приходи почаще, Аня, хорошо? — шепнула Руби. — Приходи одна… Ты мне нужна.
— Хорошо ли ты себя чувствуешь, Руби?
— Я? Конечно! Я совершенно здорова. Никогда в жизни не чувствовала себя лучше, чем сейчас. Конечно, это кровотечение, которое было зимой, немного ослабило меня. Но посмотри, какой у меня теперь цвет лица. Я вовсе не похожа на больную!
Голос Руби звучал почти резко. Она, словно обидевшись, убрала руку с Аниной талии и побежала вниз по лестнице в гостиную, где была так весела и беззаботна и так увлечена поддразниванием двух своих обожателей, что Аня и Диана почувствовали себя лишними и вскоре ушли.
Глава 12
«Раскаяние Аверил»
— О чем ты задумалась, Аня? — спросила Диана.
В этот тихий вечер девушки сидели вдвоем в волшебной долине у ручья. В воде отражались чуть покачивающиеся папоротники, на берегу зеленела молоденькая травка, а вокруг опустили белые надушенные занавеси цветущие дикие груши.
Аня со счастливым вздохом очнулась от задумчивости.
— Я обдумываю мой рассказ.
— О, ты уже начала писать? — воскликнула Диана, сразу же загоревшись живым интересом.
— Да. Правда, пока я написала лишь несколько страниц, но уже довольно хорошо продумала все в целом. Было так трудно найти подходящий сюжет. Ни один из тех, что приходили на ум, не годился для героини по имени Аверил.
— Разве нельзя было изменить имя?
— Нет, это было совершенно невозможно. Я пробовала, но не смогла — так же, как не смогла бы изменить твое. Аверил была для меня такой реальной, что какое бы другое имя я ни пыталась дать ей, все равно думалао ней как о Аверил. Но наконец я придумала сюжет, который ей подойдет. За этим последовали волнения, связанные с выбором имен для всех остальных персонажей. Ты представить себе не можешь, до чего это увлекательно. Я часами лежала без сна, обдумывая, какие взять имена. Герой будет носить имя Персиваль Дэлримпль.
— Ты дала имена всем персонажам? — печально спросила Диана. — Если нет, то, может быть, позволишь мне дать имя одному, хотя бы самому незначительному? Тогда у меня было бы такое чувство, что и я приняла участие в сочинении рассказа.
— Ты можешь дать имя маленькому батраку Лестеров, — уступила просьбе Аня. — Он не очень заметный персонаж, но неназванным остался он один.
— Назови его Раймонд Фицосборн, — предложила Диана, располагавшая большим запасом подобных имен, сохранившихся в ее памяти со времен существования литературного клуба, в котором она, Аня, Джейн Эндрюс и Руби Джиллис состояли в школьные годы.
Аня с сомнением покачала головой:
— Боюсь, что это слишком аристократическое имя для мальчика-батрака. Я не могу представить себе Фицосборна задающим корм поросятам или собирающим щепки на растопку, а ты можешь?
Диане было непонятно, почему, если уже вы обладаете воображением, нельзя напрячь его до такой степени. Но, вероятно, Ане было виднее, и батрак, в конце концов, был наречен Робертом Рэем, чтобы при случае назвать его Бобби.
— А сколько, ты думаешь, тебе за это заплатят? — поинтересовалась Диана.
Но об этом Аня даже не думала. Она искала славы, а не презренного металла, и ее литературные мечты были пока еще не запятнаны корыстными соображениями.
В этот тихий вечер девушки сидели вдвоем в волшебной долине у ручья. В воде отражались чуть покачивающиеся папоротники, на берегу зеленела молоденькая травка, а вокруг опустили белые надушенные занавеси цветущие дикие груши.
Аня со счастливым вздохом очнулась от задумчивости.
— Я обдумываю мой рассказ.
— О, ты уже начала писать? — воскликнула Диана, сразу же загоревшись живым интересом.
— Да. Правда, пока я написала лишь несколько страниц, но уже довольно хорошо продумала все в целом. Было так трудно найти подходящий сюжет. Ни один из тех, что приходили на ум, не годился для героини по имени Аверил.
— Разве нельзя было изменить имя?
— Нет, это было совершенно невозможно. Я пробовала, но не смогла — так же, как не смогла бы изменить твое. Аверил была для меня такой реальной, что какое бы другое имя я ни пыталась дать ей, все равно думалао ней как о Аверил. Но наконец я придумала сюжет, который ей подойдет. За этим последовали волнения, связанные с выбором имен для всех остальных персонажей. Ты представить себе не можешь, до чего это увлекательно. Я часами лежала без сна, обдумывая, какие взять имена. Герой будет носить имя Персиваль Дэлримпль.
— Ты дала имена всем персонажам? — печально спросила Диана. — Если нет, то, может быть, позволишь мне дать имя одному, хотя бы самому незначительному? Тогда у меня было бы такое чувство, что и я приняла участие в сочинении рассказа.
— Ты можешь дать имя маленькому батраку Лестеров, — уступила просьбе Аня. — Он не очень заметный персонаж, но неназванным остался он один.
— Назови его Раймонд Фицосборн, — предложила Диана, располагавшая большим запасом подобных имен, сохранившихся в ее памяти со времен существования литературного клуба, в котором она, Аня, Джейн Эндрюс и Руби Джиллис состояли в школьные годы.
Аня с сомнением покачала головой:
— Боюсь, что это слишком аристократическое имя для мальчика-батрака. Я не могу представить себе Фицосборна задающим корм поросятам или собирающим щепки на растопку, а ты можешь?
Диане было непонятно, почему, если уже вы обладаете воображением, нельзя напрячь его до такой степени. Но, вероятно, Ане было виднее, и батрак, в конце концов, был наречен Робертом Рэем, чтобы при случае назвать его Бобби.
— А сколько, ты думаешь, тебе за это заплатят? — поинтересовалась Диана.
Но об этом Аня даже не думала. Она искала славы, а не презренного металла, и ее литературные мечты были пока еще не запятнаны корыстными соображениями.