Морев Глеб. Критическая масса, №4 за 2006

 
 
***
БисхоффВы никогда не учили арабский.
БоулзНет, у меня не было времени! Поначалу у меня не было желания. Потом у меня не было времени учить арабский. Я был занят работой – писал, сочинял музыку. У меня не было желания учить его, потому что не было ничего, что я хотел бы прочитать по-арабски. А если хочешь научиться читать, нужно, как говорят Белые Отцы 11, заниматься восемь лет, целыми днями, с утра до вечера.
БисхоффЧтобы читать что?
БоулзВот то-то и оно, читать нечего!
БисхоффА как же Коран?
БоулзНу, его можно прочитать и на других языках. У меня он есть на французском, английском и испан­ском – на арабском нет. Джейн учила арабский в Париже, перед приездом сюда. Не очень долго учила. Здесь она через день училась диалекту. Говорить на нем можно, а читать нельзя. Чтобы читать, нужно знать араб­ский. Придется учить два разных языка – арабский и разговорный арабский. И есть вариации, конечно, по всему Марокко, от города к городу, но это один диалект среди тех, кто говорит по-арабски. Потому что есть несколько миллионов тех, кто по-арабски не говорит, у них свои языки – у берберов, например…
 
 
***
БисхоффЧто вы собираетесь делать после ужина?
Боулз( барабанит пальцами по деревянному подносу). Хочу прочитать почту и написать несколько писем. У меня горы писем, я многие выбросил, не ответив. Вчера целую стопку выбросил. Я не могу на них отвечать. Ну, я не знаю этих людей, почему я должен им писать? Много жен­щин пишет: «Я видела вас в передаче „Апостроф“», множество таких писем. И все чего-то хотят. Присылают всякое. Стихи, которые они написали, рассказ или просто свою автобиографию: где они родились, в какую школу ходили, чем занимались. Невероятно! А потом выясняется, что этим женщинам пятьдесят, шестьдесят лет, почти как мне. Наверное, нужно отвечать, но у меня нет времени. Мне стыдно, что я не могу ответить; если бы у меня был секретарь, я бы его попросил. Однажды у меня возникла хорошая идея: я напечатал письмо, сделал много ксерокопий и послал пятидесяти адресатам: «Прос­тите, я посылаю вам это формальное письмо, потому что я болен – это правда, я действительно болел – и я не могу больше писать, а просто хочу сказать, что я получил ва­ше письмо, спасибо и до сви­данья!» ( Смеется.) И тут же получил множество ответов: «Надеюсь, вы поправились!» Вот так! ( Смеется.)
БисхоффА что хотели эти женщины, которые видели вас в «Апострофе»?
БоулзМожет быть, им понравилось то, что я сказал ведущему, Бернару Пиво. Многие, наверное, думают, что я слишком добр с теми людьми, которые ко мне приезжают, потому что Бернар Пиво сказал: «Почему вы пускаете всех этих людей?!» А я ответил: «Потому что они приезжают». Все засмеялись, так что, наверное, это прозвучало смешно. Но это была правда! Именно поэтому я их пускаю.
Даниэль Родо из «Либерасьон» написал мне четыре года назад и прислал вопрос: «Почему вы пишете?» Я вы­бросил его письмо. Я никогда не слышал о «Либерасьон», мне это ни о чем не говорило. Я по­лучил еще одно письмо: «Полагаю, что вы не получили мое первое письмо? Почему вы пишете?» Я и это выбросил, еще в большем раздражении. Потом кто-то другой мне написал: «Даниэль Родо пытается связаться с вами и хочет получить ответ на свой вопрос». Так что я ответил очень быстро: «Дорогой Даниэль Родо, я пишу, потому что я жив!» И он решил, что это замечательно, и опубликовал. Это единственный вменяемый ответ, разве нет? Если вы писатель и вы живы, так почему бы вам не писать?
БисхоффОчевидно, он хотел узнать, почему вы стали писателем?
БоулзОб этом он меня не спросил! Он спросил, почему я пишу!
БисхоффА что бы вы ответили на вопрос, почему вы стали писателем?
БоулзОтвечу, что я ничего другого не умею делать!
БисхоффНо вы ведь были композитором.
БоулзЯ умею сочинять музыку, да. Но я не мог бы стать композитором здесь, в Танжере. Необходимо пиа­нино.
БисхоффНу, невеликая проблема.
БоулзКолоссальная проблема – это невозможно! Когда Танжер был европейским городом, тут были музыкальные магазины – два, по меньшей мере, французские, можно было взять пианино напрокат. Теперь невозможно достать, даже если хочешь купить.
БисхоффНо ведь нетрудно выписать из Испании.
БоулзСкорее всего, его не пропустят, ведь оно деревянное. Мне придется купить железное пианино. Уже представляю, как оно прибывает в порт, его сгружают и разглядывают: «Вы не може­те ввозить это, мсье». – «Почему?» – «Оно деревянное». – «Ах, да». Мне даже это не позволили бы ввезти ( показывает на электронное ми­ни-пиа­нино) .
БисхоффА как вы его достали?
БоулзОдин француз при­ехал, у него оно было в трейлере. Такой большой трейлер, с кроватью, кухней, горячей водой, душем… и вот этой штукой! Я сказал: «Какая замечательная вещь!» Он спросил: «Хотите купить?» Я по­думал, согласился, и мы договорились о цене. Да­же помню, сколько я за­платил. Я платил долларами: 450 долларов. Хорошее, «Филипс», очень мощ­ное. Оно у меня уже 15 лет и прекрасно работает. Но я написал на нем всего одну или две вещи. Я привык к пианино, а здесь клавиатура такая короткая, приходится воображать, как это будет звучать на пианино. Думаю, на нем можно написать струнный квартет. Там не нужна большая тесситура.
БисхоффТак это главная причина, почему вы больше не пишете музыку – отсутствие пианино?
БоулзДа, но дело не только в этом, мне все равно его тут некуда поставить в квартире, нужен дом. Это была бы совершенно другая жизнь. Я не против, но это очень дорого! Прежде всего найти дом – тут ни одного не найдешь! Почти невозможно снять дом с обстановкой; пустой – да, но ведь придется покупать мебель. У меня нет обстановки для дома. У меня вообще нет мебели! Здесь все ужасно дорого и все равно плохого качества. Раньше марокканские ве­щи были хорошие. Сомневаюсь, что они хороши сейчас. Все, что я вижу, мне совсем не нравится, потому что это наполовину европейское. Они используют европейские тка­ни, наносят на них европейские узоры, вечно накрывают свои тайфоры 12этим ужасным материалом, который называют «формика», что-то вроде пластика. Ужас! Несколько месяцев уйдет на то, чтобы обставить дом. У ме­­ня нет времени, сил и да­же интереса. Нет, я абсолютно счастлив здесь, по­ка мне дают здесь жить, и я не думаю, что они выгонят меня отсюда.
БисхоффА могут?
БоулзИз Марокко? Да! В любой момент. Каждый год приходится обновлять вид на жительство. И когда это делаешь, нужны три копии письма из твоего банка с указанием, сколько точно у тебя денег, откуда ты их получил, как их перевели… много всего. Каждый год масса проблем. А бывает, что они не хотят давать. Я ждал два года и два месяца разрешения. Я по-прежнему здесь, как видите. Но у меня нет вида на жительство! И в любой момент, когда ты живешь без разрешения, они могут сказать, что запрещают тебе здесь находиться, и придется уехать. В прошлом году у меня шесть месяцев не было разрешения. Ждал, ждал и ждал. Даже дольше: не шесть, а восемь месяцев. И наконец оно пришло – как раз перед тем, как его срок истекал. Еще четыре ме­сяца, и оно заканчивалось. Безумие, я этого не понимаю.
Так что они могут отказать в любой момент. Нужно подать заявку и через какое-то время что-то происходит. Они говорят – либо «удовлетворено», либо «отказано». Если отказ, приходится уезжать. Они так сделали с Альфредом Честером 13. Но он сам напрашивался на неприятности. Если ты портишь дома, все бьешь и ломаешь, можно такого ожидать. Он за все заплатил, но я ему не помогал.
БисхоффА что за человек был Альфред Честер?
БоулзБезумец. Сумасшедший, совершенно сумасшедший!
БисхоффВ каком смысле?
БоулзВо всех смыслах! Я впервые встретил его в Нью-Йорке в доме женщины по имени Энн Морисетт, и он мне показался очень интересным и образованным. В тот вечер он говорил о Сьюзан Зонтаг. Он вдруг сказал мне: «Ну пошли! Вставай!» Со всеми попрощался, мы вышли и пошли к Зонтаг. Так я с ней познакомился. А оттуда мы пошли к Джеймсу Болдуину, негритянскому писателю. Альфред знал всех. Он жил в Париже девять лет, когда мы снова встретились. Тогда он еще не был такой сума­сшедший. Он сошел с ума в Марокко. Сьюзан Зонтаг тоже так считала. А я ей сказал: «Знаю, но ведь мы все сумасшедшие». А она: «Нет, он по-настоящему сумасшедший. Он ведь лежал в сумасшедшем доме».
БисхоффА почему он сошел с ума?
БоулзНу, он влюбился в Марокко, его тут все восхищало, он курил много кифа и стал пить коньяк. Выпивал литр коньяка в день – это ведь очень много. Да еще с кифом… Его мозг никогда не был в нормальном состоянии.
БисхоффТо же самое произошло с Джейн, верно?
БоулзНет, она ведь не курила киф, а пить начала до приезда сюда. Так что Марокко не изменило ее так, как изменило Альфреда.
БисхоффВы не думаете, что марокканский опыт ее изменил?
БоулзНе знаю, что с ней сделала Шерифа 14, что она ей давала. Конечно, у нее было кровоизлияние в мозг. Но это, возможно, произошло от высокого давления из-за алкоголя. У всех врачей свои теории. Многие люди думают, что Шерифа давала ей что-то.
БисхоффА зачем?
БоулзНе знаю, зачем, разве что хотела ее убить. Но зачем ей это понадобилось? Она получала от нее деньги. Джейн давала ей деньги каждый день. Если вы получаете от кого-то деньги, обычно в ваших интересах, чтобы этот человек был жив. Она могла давать ей что-то, чтобы помрачить ее рассудок, так тут принято. Иногда они неточно определяют дозу и дают слишком много, парализуют жертву или сводят с ума, в зависимости от количества снадобий. Так что не знаю. Врач, лечившая Джейн, убеждена, что ей что-то давали, она всегда это говорила. Она 18 лет проработала в Марокко, в разных городах, и многим ее пациентам давали так называемую «магию», а на самом деле это разного типа яды. Она говорила, что встречала похожие случаи. Но доказательств нет. Кто может сказать? Шерифа никогда ничего не говорила. А я никогда ее не обвинял. Только она одна знает, делала она что-то или нет…
БисхоффА она никогда не скажет!
БоулзНет! ( Смеется.) Разумеется, нет. Надеюсь, никогда ее больше не увижу.
БисхоффПочему Джейн в нее влюбилась?
БоулзПонятия не имею! Не знаю. Разве такие вещи можно понять? Объяснения нет. Кто угодно может влюбиться в кого угодно. Можно объяснить, почему марокканцы влюбляются в европейцев: потому что у тех есть деньги! Но при этом они не имеют в виду то же самое, что и европейцы. Их представление о любви – это благополучие. Если кто-то обеспечивает им благополучие, они любят этого человека. Но они всегда опасаются, что благополучие может кончиться. И тут они начинают давать им наркотики, или подсыпать «магию» в еду, или даже пытаются убить.
БисхоффА Шерифа ее любила?
БоулзНет!! Нет! Я думаю, совсем не в этом дело. Джейн обеспечивала ей благополучие. Вот что такое любовь для марокканцев: знать, что у тебя будет что поесть ( смеется). Это относится к абсолютно неграмотным марокканцам, у которых ничего нет. Такие у них представления. Другие люди, которые умеют читать и писать, может быть, чувствуют по-другому. Так что теперь у молодых людей должно быть иное восприятие. Что-то вроде европейского представления о роман­тической любовной привязанности. Но в те времена такого не было. Это ведь произошло довольно давно, много лет назад…
Джейн все время работала над романом, который она не могла собрать вместе. Так что весь роман состоит из кусочков.
БисхоффПочему она не могла его закончить?
БоулзПонятия не имею. Ей не нравилось то, что у нее получалось. Она писала и перечеркивала все, потом целую неделю пыталась переписать и снова все зачеркивала. Почти за двадцать лет не продвинулась. Только записные книжки, полные идей.
БисхоффЭто как-то связано с тем, что ей пришлось жить в Марокко?
БоулзНет, вовсе нет! Она написала два рассказа в Марокко.
БисхоффДва рассказа и статью для журнала «Мадмуазель».
БоулзДа. А потом вернулась к роману и попыталась его дописать. Но не смогла.
 
 
***
БисхоффЧестер ведь жил с марокканцем, Дриссом?
БоулзДа.
БисхоффПочему они разошлись?
БоулзОни не расходились. Полиция выгнала Альфреда из Марокко. Ему дали восемь дней на то, чтобы он уехал из страны без права возвращения. Он дважды пытался вернуться, разными способами. Однажды приплыл на югославском корабле. В порту ему не дали сойти на берег. Он хотел повидаться с Дриссом. На следующий год прилетел на самолете. И в аэропорту его опять не впустили. Потом он вроде бы жил в Штатах. И в конце концов поехал в Израиль. Некоторое время жил в Иерусалиме. Не знаю, как долго: кажется, меньше года. Там он покончил с собой. Об этом писали в нью-йоркских газетах. Мне кажется, он всегда был сумасшедший. Он не расставался с огромной, толстенной книгой – Талмудом на иврите. Он знал иврит. Его мать хотела, чтобы он стал раввином. Но когда ему было лет девять, он чем-то таким заболел, и у него исчезли все волосы на теле: у него не было ресниц, вообще никаких волос, ужас. Дрисс всегда говорил: это все равно, что трахать младенца ( смеется) .Так что оказалось, что он не может стать раввином. У раввина должны быть волосы. Не знаю, почему ( смеется) .Так что он это дело бросил, и его мать, разумеется, заставила его носить парик. Он выходил из дома в парике, но, как только оказывался на улице, снимал…
БисхоффА что же случилось с Честером в Марокко?
БоулзЕго выгнали из Марокко потому, что он ломал все дома, которые снимал. Ломал все. Вбивал гвозди в матрасы, сжигал вещи, разбивал холодильники, бил раковину молотком, ломал стены. Ему нравилось ломать вещи.
Владелец пошел в полицию, сказал, что Честер сума­сшедший, что он разломал два дома в Танжере и один в Арчиле, а потом пришел к нему в контору, кричал и визжал, оскорблял его секретаршу и его самого, конечно, тоже. И полиция дала ему восемь дней. Так что ему не удалось вернуться. Когда делаешь такие вещи, не удивительно, что тебя высылают.
БисхоффА с Дриссом он так и не встретился?
БоулзНет. Альфред ведь не мог вернуться в Марокко. И потом Дрисс нашел себе женщину из Голландии, и Альфред его больше не интересовал. Вероятно, она давала ему больше денег.
БисхоффОбычно у марокканцев нет представления о физической красоте.
БоулзДа, думаю, что нет.
БисхоффОни больше думают о характере человека.
БоулзНу да, и дает ли он им денег на еду, покупает ли одежду. У Альфреда почти не было денег. Все, что у него было, он отдавал Дриссу. И тот готовил ему, занимался хозяйством.
БисхоффТак что вы думаете, что сексуальные и любовные отношения основаны только на деньгах?
БоулзДа, я думаю, это основное представление у марокканцев, что все можно свести к вопросу «сколько?». Так у них устроено сознание. Может быть, в деревне, где встречается молодая пара и женится, все по-другому. Они не думают о деньгах, но они несомненно думают о том, что родят детей, которые будут их содержать. И в этом смысле, не напрямую, они тоже думают о деньгах – да, абсолютно все! Небогатые люди по всему миру думают прежде всего об этом.
Мне надо прочитать письма Честера. Их готовят к печати, и публикатор прислал их мне и сказал, что я до­лжен их прочитать, потому что там обо мне много оскорбительных упоминаний. Совершенно ясно, что Честер был сумасшедший, но он ненавидел меня с такой силой, что не мог написать ни одного письма без того, чтобы не напасть на меня, выдумывал обо мне всякие ужасные истории. Не вижу никакого смысла разре­шать их публикацию, мне это совершенно ни к чему. Вы бы разрешили? Он ведь просто врал. Придумывал все эти истории, чтобы изобразить меня чудовищем, ужасным человеком, который заслуживает смерти. Но у него ничего не вышло, так что я все еще жив! ( Смеется.)
 
 
***
БисхоффЧто за человек был Ахмед Якуби?
БоулзОчень странный, очень суеверный. Он считал это религиозностью, но… Когда он болел, он все время проклинал Бога: «Я ненавижу Бога, ненавижу… Ты слышишь меня? Я тебя ненавижу! Я вел достойную жизнь, а ты сделал меня таким!» Он, конечно, верил, был настоящим мусульманином. Но его реакция была немусульманской. Ни один добрый мусульманин не начнет кричать на Бога: «Я тебя ненавижу!» Это немыслимо.
БисхоффОн отличался от Мрабета 15?
БоулзО да, очень. Якуби был «примитивным», его реакции были совсем первобытными. Вот что меня восхищало. Когда он заканчивал картину, он сидел перед ней минут десять и играл на флейте – говорил, что вдыхает в нее жизнь, потому что где-то слышал легенду о Боге, который вдохнул жизнь в Адама, вылепив его из глины. И он решил: картина по-настоящему не живая, но я оживлю ее, если бу­ду играть перед ней на флейте. Он верил в это! Почему? Это очень примитивно, мне кажется… Я всегда старался, чтобы он был как можно примитивнее… ну, то есть оставался таким, как есть… Так что мы говорили только на диалекте. Он не знал ни слова по-французски, по-испански и, конечно, по-английски. В об­щем, приходилось очень трудно – ведь я не говорил по-арабски, знал только отдельные слова. Так что он учил меня, и мы общались. Ну, у него не бы­ло со мной особых проб­лем – не знаю уж почему – сначала жесты, гримасы, а потом я научился с ним говорить. Он говорил на диалекте очень странно. Я сперва этого не знал, а потом Питер Мейн сказал мне, что он говорит как ребенок. Странно. Видимо, он считал, что так я лучше пойму. Возможно, так и было! Но потом он стал говорить так с други­ми европейцами, знавшими арабский, и все они думали: «Какой странный па­рень, он говорит, как буд­то ему четыре года». Вот так он говорил с ними, но не с другими марокканцами. Забавно!
Мы обедали в китайском ресторане, а потом кто-то ему сказал: «Знаешь, что они всегда добавляют свинину в любую еду?» И он выбежал, его стошнило, хотя это было на следующий день, и потом он плохо себя чувствовал и говорил: «Ах, я должен много часов молиться, прости меня, я не знал, что ел свинину». Вышел из туалета и говорит: «Бог наказывает меня! Но это не моя вина, я не хотел есть свинину». А я: «Но ты же не знаешь, ел ли ты свинину?» – «О да, ел!» Потому что ему сказали, что свинина во всех блюдах. При этом он ел утку, там вовсе не было свинины. «Но там была свинина в соусе, они любят свинину, нет никаких сомнений…» Он все время думал, что его наказывает Аллах. Потом, когда он оказался в Америке, он не мог исполнять предписания – не знал, когда начинается Рамадан, потому что вокруг не было мусульман, у которых можно спросить.
БисхоффА он не возражал, что вы не мусульманин?
БоулзНет. Иногда он пытался меня обратить, но я, разумеется, отвечал: «Нет, нет, отстань!» А он говорил: «Но ты ведь не любишь Иисуса Христа, верно?» – «Нет, не люблю». – «Тогда почему бы тебе не стать мусульманином?» Я не мог ему объяснить, что я вообще не люблю никакого бога, это бы его ужаснуло. Они вообще не понимают атеизма – бедные мусульмане! Я час­то от них слышал: «Христианин или иудей лучше, чем атеист: у тебя должен быть Бог, какая-то религия, если у тебя ее вообще нет, ты хуже всех». Такое у них представление, что это очень плохо. Но я многому научился у Якуби.
БисхоффСколько вы прожили вместе?
БоулзНе знаю, это было не постоянно. Он приезжал в Танжер иногда, проводил месяц и возвращался в Фес, потом опять уезжал. Мы жили вместе в одном доме примерно пять лет. Мы много путешествовали: были в Египте, Судане, Шри-Ланке, Индии, Малайзии, Гонконге, Японии, потом на Занзибаре, в ЮАР, Америке, на Канарах, в Испании, ездили по Европе, однажды поехали в Турцию, в Стамбул…
БисхоффВы ведь писали об этом?
БоулзДа.
БисхоффИ это единственный раз, когда вы о нем пи­сали?
БоулзНе знаю, наверняка еще где-то…
БисхоффВ «Доме паука»?
БоулзДа, тут большая связь, конечно, там было все о нем. Ну то есть вдохновлено, навеяно им. Не о нем непосредственно.
БисхоффКак закончились ваши отношения?
БоулзХмм… Дайте припомнить… Я уезжал, он вернулся… кажется, из Америки, и он был женат на какой-то американке, и она увезла его в Бразилию. Она сюда много раз приезжала, они тут жили, у них родилась дочь… и они то уезжали в Нью-Йорк, то возвращались сю­да. И потом она с ним серьезно поссорилась, и у него появилась еще одна девушка, он привез ее сюда… и у него было великое множество друзей… мы с ним не ссорились, просто не встречались. Он часто приезжал сюда в свою мастерскую. У него была большая мастерская, которую он постоянно снимал. Он часто уезжал в Америку на выставки. Так что мы не виделись. Он не любил Мрабета; Мрабет, естественно, не любил его. Они никогда не любят друг друга, марокканцы.
БисхоффРевнуют?
БоулзНе знаю. Само собой разумеется, что они настроены друг против друга. Каждому кажется, что другой получает все деньги. Даже если у него нет возможности получить самому, потому что он здесь не живет, да еще и женат. Я считаю это само собой разумеющимся, что они будут не любить друг друга. Например, Темсамани, мой шофер, и Якуби ненавидели друг друга. Им приходилось встречаться каждый день, но они беспрерывно говорили мне друг о друге гадости. Они всегда тебя предупреждают: «Не смотри на него, не обращай на него внимания, все эти люди плохие, только один я, я надежный, я честный, а они все плохие…»
БисхоффОни всегда надеются, что их полюбят.
БоулзЭто не просто любовь: они ищут благополучия. И если марокканец видит, что Икс уделяет ему много внимания, любит его, привязан к нему, он чувствует, что удастся что-то получить… Я всегда считал это само собой разумеющимся, всегда смотрел на них предельно цинично, считал, что весь их интерес состоит в том, чтобы как можно больше получить – вещей или денег. Знаю, что это не совсем правда, но ведь так с ними проще иметь дело, верно?
БисхоффИ именно в этом суть ваших отношений с Ахмедом Якуби?
БоулзДумаю, что да. Конечно, я не знаю, до какого предела. Я не думаю, что он хотел что-то конкретное получить, потому что я взял его на полное содержание. Он получал все, что хотел, а больше всего он хотел, чтобы я его не выгнал. Хотел быть рядом со мной, куда бы я ни направлялся, что бы я ни делал. Но я пола­гаю, все это потому, что он знал, что о нем будут заботиться.
БисхоффТолько в материалистическом смысле – все измерялось в деньгах и подарках?
БоулзНу, так мне всегда казалось…
БисхоффИ как же вы на это согласились?
БоулзА что тут такого? Вы ведь тоже хотите, чтобы марокканцы вас любили, верно?
БисхоффДа, но не только за деньги! На это я не готов.
БоулзНу а я привык. Я всегда на это соглашался, с самого начала. За все отношения, которые у меня бы­ли, приходилось платить. У меня никогда не было бесплатного секса, даже когда я был намного моложе. Так что я принял это как должное. Вы не понимаете ( cмеется).
БисхоффНо разве это дружба?
БоулзНет, конечно! Можно назвать это собственностью. Так, видимо, точнее.
БисхоффНо разве вы с Якуби не были и друзьями тоже?
БоулзКто знает, где начинается дружба… или кончается. Я бы сказал, что мы были друзьями, да, разумеется. Но я не ожидал, что он будет об этом думать, в той или иной степени… Я взял его в Америку, мы поселились у Либби Хольман 16. И тут она заявляет: «Я влюбилась в него, я его забираю себе!» И забрала. И он остался с ней. Не было вообще никакой проблемы.
БисхоффНо ведь для вас это наверняка была проблема?
БоулзНу уж рад я не был, нет! Я огорчился.
БисхоффЭто было своего рода предательство.
БоулзДа, но я всегда ожидал, что они будут так себя вести. Если по-другому, то тут что-то странное! Они не обязательно так поступали, но я этого ожидал. Я не ожидал, что марокканцы будут относиться ко мне как к личности. Я бы удивился, если бы это случилось. Думаю, что это относится в целом к людям в странах Третьего мира. Уверен, что это справедливо для мексиканцев, а я прожил среди них четыре года. Они воспринимают нас как туристов. Да, Мрабет сказал, что он считает европейцев тлями, которые живут на листьях. Муравьи идут и доят их, но никогда не нападают, просто используют их, как коров… Так что он думает, что европейцы – тли для марокканцев. Марокканцы используют их. Главное, что они существуют за их счет, собирают молоко или что там производят тли, и тащат себе домой. Вот это очень точно отражает их точку зрения. При этом они думают, что европейцы уже и так все у них отобрали. Так что, по меньшей мере, они пытаются забрать то, что могут. Это с их точки зрения…
 
 
***
БоулзУ меня нет никаких моих писем! Откуда им взяться – я их пишу, отправляю, и их больше нет!
БисхоффА письма Джейн?
БоулзДжейн никогда не думала, что ее письма захотят публиковать. И я не думал. Если бы я подумал, что они понадобятся, я бы сохранил, потому что у меня было очень много. Но я все выбросил. Очень трудно хранить письма, когда ты все время путешествуешь. Они были очень забавные. Но что мне было с ними делать? Мне негде было их хранить!
БисхоффТак что она писала много писем?