Унаследовали?
   Свекор получил хозяйство от своего дяди. Впрочем, я во всем этом плохо разбираюсь, вы лучше у самого свекра спросите.
   Из слов хозяйки явствовало, что теперешним хозяином гостиницы был ее муж, а свекор удалился от дел и жил на покое в «Киридзумикане». Вряд ли двадцатичетырехлетний Джонни Хэйворд был связан с кем-то из обитателей Киридзуми, живших здесь еще раньше.
   Эти стихи вам знакомы? - Мунэсуэ перевел разговор на другую тему и показал хозяйке принадлежавший Джонни Хойворду сборник стихов Ясо Сайдзё.- Видите ли, эта книга была среди вещей негра. Когда он уезжал из Америки, то сказал, что едет в Японию, в Киридзуми.- Объяснять ей, как от «кисми» пришли к «Киридзуми», не было нужды.- Эти стихи были чем-то очень важны для него. В них говорится о Киридзуми. И в Японию он приехал, чтобы попасть сюда. Но вот что он собирался тут делать? Весьма вероятно, что разгадка кроется в этих стихах. Вам они ничего не говорят?
   Я знаю, что в этих стихах Ясо Сайдзё вспоминает, как он в детстве приезжал с матерью в Киридзуми. Я слышала, что отец мужа отыскал эти стихи и напечатал их в рекламной брошюрке и на салфетках.
   У вас есть сейчас эта брошюра?
   Сейчас нет, это давно было.
   Жаль,- сказал Мунэсуэ, не скрывая разочарования, и спросил; - До какого времени были в ходу салфетки и брошюры?
   Только муж или свекор могут это знать.
   А как вы думаете, чем стихи Ясо Сайдзё были важны для негра, Джонни Хэйворда?..- все-таки задал Мунэсуэ хозяйке мучивший его вопрос, хотя на ответ
   особенно и не надеялся; что могла сказать ему женщина, никогда в жизни не видевшая Джонни Хэйворда?
   Ну, внаете, Киридзуми - это ведь не только где мы живем…
   Последние слова хозяйки, по-видимому, заинтересовали Ёковатари, потому что он едва слышно пробормотал: «Вот именно, Джонни мог иметь в виду вовсе и не источники…»
   Когда в следственной группе обсуждалось название «Киридзуми», обнаруженное астихотворении Ясо Сайдзё, все немедленно связали его с горячими источниками, но ведь речь могла идти об этой местности вообще.
   Скажите, где еще в Киридауми живут люди? - спросил Ёковатари. Ведь если где-нибудь поблизости тоже есть человеческое жилье, то Джонни Хэйворд вполне мог стремиться и туда. Или ему были нужны не люди, а сама земля Киридзуми? Ну, тогда уж точно ничего не удастся выяснить.
   То есть всегда ли местные люди жили только на источниках? - уточнил Мунэсуэ, подхватив мысль Ёковатари.
   Раньше была еще деревня Юносава, но теперь там никто не живет.
   Юносава? Это где же?
   Вы, когда выезжали из Сакамото, наверно, видели плотину. Так вот немножко выше этой плотины. Скоро ее затопят, эту деревню, поэтому оттуда почти все уехали.
   Давно?
   Да уж года три. Но только Юносава сама по себе, это не Киридзуми.
   Дело зашло в тупик. Нужно было как можно скорее идти в старую гостиницу,
   Извините за беспокойство. Мы пойдем' в «Кинтокан».
   Я вас провожу.
   Спасибо, не нужно. Тут ведь одна дорога, верно?
   Конечно, но мне все равно туда надо.- И хозяйка с готовностью поднялась.
 
2
 
   В «Кинтокан» вела узкая лесная тропинка. Солнце уже скрылось за горами, на небе говел закат. Метров семьсот не слишком крутого подъема привели их к перевалу, с которого уже виднелась старая гостиница. Ёко-ватари и Мунэсуэ едва переводили дух, а хозяйка, казалось, чувствовала себя прекрасно. «Кинтокан» прятался' в глухой ложбинке. Над ним поднимался легкий дымок, похожий на пар; сначала он тянулся ввысь, а потом, отдав свое тепло холодному воздуху, расплывался вширь, и от этого затерянное в горах пристанище для любителей горячих ванн казалось еще уютней. Солнце скрылось, и только догорающая вечерняя заря освещала ложбину призрачным светом.
   Подойдя к обветшалой гостинице, они увидели водяную мельницу.
   - Гостям из города очень нравится, вот мы и оставили,- объяснила хозяйка.
   Они вошли в переднюю. В доме уже горел свет. Их встретил довольно невзрачный мужчина средних лет. Это и был хозяин. Жена о чем-то пошепталась с ним, и он немного извиняющимся тоном пригласил гостей в комнаты:
   - Очень рады видеть вас у себя. Вы, должно быть, устали с дороги, не откажитесь принять ванну.
   После «Киридзумикана» почтенный возраст «Кинто-кана» сразу бросался в глаза. Почерневшие столбы покосились, в раздвижных перегородках зияли щели. Доски пола в коридоре покоробились и страшно скрипели.
   - Это не соловьиные полы
[10], а петушиные,- съязвил острый на язык Ёковатари, ничуть не стесняясь присутствия хозяев.
   Конечно, тут тоже надо было сделать ремонт,- еще более извиняющимся тоном сказал хозяин, - но все деньги ушли на «Киридзумикан».
   Да нет, так даже лучше. В этом, поверьте, есть своя прелесть, дух старины, что ли. Придает дому очарование, которое пьянит, как старое вино,- снисходительно утешил хозяев Ёковатари.
   И в самом деле, если бы вам захотелось почувствовать себя затерянным в глуши, полностью оторванным от мира, вы не нашли бы места лучше, чем этот горный приют для запоздалого путника.
   - Трудно поверить, что такие вот местечки до сих пор существуют всего в нескольких часах езды от Токио! - с воодушевлением заметил Мунэсуэ. Ему давно не приходилось бывать в подобных поездках. И он чувствовал себя помолодевшим на добрый десяток лет.
   Их проводили в отдельный домик, одиноко стоявший в стороне от главного здания. Под окнами небольшой, обставленной в традиционном японском стиле комнаты журчала вода: там проходил мельничный желоб.
   Когда они вошли в домик, на улице уже стемнело. Заря догорела, со дна ложбины поднялась ночная мгла, густая, как тушь. Хозяин зажег в комнате свет, и за окнами окончательно воцарилась ночь. В центре комнаты был устроен котацу
[11].
   Сейчас жена чай принесет.- С этими словами хозяин собрался было уйти, но Мунэсуэ остановил его.
   Сначала нам хотелось бы у вас кое-что узнать. Мы тут расспрашивали вашу супругу…
   Да, жена мне говорила, но, боюсь, я тоже не смогу вам ничем помочь.
   Речь идет об этом человеке. Взгляните на фото.- Мунэсуэ протянул хозяину фотографию Джонни.
   Да нет, не было у нас такого. Если б он у нас останавливался, я б его непременно запомнил, очень уж внешность необычная. Может, он приезжал давно, еще до меня, тогда отец должен помнить. Кончите ужинать, я его приведу.
   Как ни соблазнительна была перспектива единым .духом покончить с расспросами, приходилось считаться и с интересами хозяев. Поэтому было решено сначала принять ванну. Купальня располагалась во флигеле по другую сторону главного здания. В длинном переходе, соединявшем главное здание и купальню, их обдал аромат стряпни, и у них разгорелся аппетит.
   Вода источника была тридцать девять градусов. Когда-то температура ее была меньше - тридцать семь градусов: вода стала горячее после того, как пробурили дополнительную скважину. В бассейне соорудили шахматную доску, и постояльцы, нежась в воде, подолгу играли в японские шахматы «сёги».
   Хоть отдохнем немножко,- сказал Ёковатари, растянувшись в воде. За стенами купальни стояла тьма. Черные кроны деревьев придавали ей какую-то особую густоту.
   А ведь если б не вся эта история, мы бы и не знали про такое местечко.
   Спасибо, значит, убитому негру?
   Ёковатари-сан, что вы думаете о нашем деле?
   В каком смысле?
   Видите ли, из-за того, что убитый - иностранец, в расследовании, как мне кажется, никто особенно незаинтересован. Похоже, что наша группа создана про
   формы ради, поскольку здесь замешана честь японской полиции.
   А вы что, настроены иначе? - спросил Ёковатаря, искоса взглянув на собеседника. Взгляд его был недобрый: Мунэсуэ повторил то, что с самого начала говорил сам
   Ёковатари.
   С чего вы взяли? Мне, откровенно говоря, все равно. До убитого мне дела нет. Мне только одно нужно - разделаться с убийцей.
   При этих словах глаза Мунэсуэ будто сверкнули огнем. Или это просто почудилось сквозь пар? Видимо, не зря перед отъездом в Киридзуми Ямадзи сказал про него: «Очень уж ретивый. Как начнет таскать за собой по горам - не угонишься». И послал вместо себя Ёковатари.
   Мунэсуэ испытывал к преступникам ненависть совершенно особого рода. Для сотрудника полиции отвращение и гнев по отношению к преступнику - вещь естественная. Однако Мунэсуэ переносил на преступный мир свою личную ненависть к негодяям, убившим его отца. Наверное, именно поэтому его так раздражало поведение следственной группы. Вряд ли его коллеги относились к дознанию спустя рукава оттого, что убитый был иностранцем. Пожалуй, напротив: это обстоятельство могло бы быть дополнительным стимулом в раскрытии преступления. И все-таки где-то в самой глубине души дело какого-то негра представлялось им не столь уж важным. Мунэсуэ же считал, что, даже не испытывая симпатии к жертве, следует положить все силы на поимку убийцы.
   Ёковатари тоже было не по себе от рвения Мунэсуэ. Бригада Насу состояла из ветеранов, но Ёковатари был старейшим из них, на счету у него было почти столько же дел, сколько у Ямадзи. Но даже его Мунэсуэ опережал в энтузиазме и упорстве.
   «Если рвение Мунэсуэ направить в нужное русло, из него выйдет отличный сыскной агент…- думал Ёковатари, погружаясь в горячую воду.- Иначе его энергия неизвестно во что может вылиться: начнет еще пытать подследственных. Следствие должно подчиняться строгим правилам, и насилию здесь не место».
   Ёковатари понял, почему Ямадзи послал с Мунэсуэ именно его. Человеку помоложе было бы трудно сдерживать Мунэсуэ.
   «Ну-ну,- подумал он и вдруг почувствовал голод.- Хватит купаться. Пора и поесть».
   В комнате их ждал накрытый столик. Рис и суп были еще горячие. На столе красовались сасими
[12]из карпа, тэмпура
[13]из грибов и овощей, всевозможные салаты.
   Вот это да! - воскликнули Мунэсуэ и Ёковатари в один голос. Богатство и разнообразие стола сделали бы честь самому модному курорту.
   У нас в горах ничего нет, уж не знаю, придется ли вам все это по вкусу,- скромно сказала хозяйка, но гости, едва пробормотав что-то в ответ, накинулись на ужин. Сейчас им было не до служебных дел.
 
3
 
   Когда они, покончив с обильным ужином, немного отдышались, раздались осторожные шаги: хозяин привел стариков.
   Право, не стоило беспокоиться! Мы сами собирались к вам зайти,- стал извиняться обычно неприветливый Ековатари.
   Ну что вы, старому человеку поговорить - одно удовольствие…
   Старик был худой, но еще крепкий. За ним тенью следовала маленькая старушка. Приведя родителей, хозяин ушел по своим делам в главное здание.
   Четверо расселись вокруг котацу - не электрического, а угольного, такого же старого, как все в доме.
   - Нам уже сын сказал, в чем дело. Иностранцы сюда приезжать стали сразу после войны. Тут Многим нравится, вот люди и приезжают сюда: кто на немного, а кто и надолго,- не спеша заговорил старик.
   Хотя инспекторов интересовали сведения о Джонни Хэйворде, им пришлось сначала выслушать всю историю Киридзуми.
   Старик рассказал, что горячие источники были обнаружены здесь больше тысячи лет назад. Нашла их собака, принадлежавшая отцу Садамицу Усуи, одного из вассалов Ёримицу Минамото
[14], и потому одно время их называли Собачьими ключами.
   Первый курорт в этих местах был создан в 1880 году. Десять пайщиков основали «Компанию по эксплуатации источников Усуи», которая и положила начало теперешнему курорту Киридзуми. Именно тогда была построена старая гостиница, как видно, многое повидавшая на своем веку. В числе десяти основателей компании был и дед старика; впоследствии он стал ее единственным владельцем. В 1911 году, кргда дело перешло к наследнику, компанию переименовали в «Кинтокан. Горячие источники Киридзуми». Почему в название было включено слово «Киридзуми», точно неизвестно.
   - Скорее всего, потому, что уж очень часто здесь бывают туманы
[15],- сказал старик, очевидно вороша в памяти события далекого прошлого. Расспросы пробудили в нем воспоминания, и сейчас он мысленно оглядывал свою долгую жизнь - семьдесят с лишним лет.
   Получалось, что старик владел предприятием в третьем поколении, а нынешний хозяин - в четвергом. Кто только не перебывал на источниках со времени основания курорта.
   Кода Рохан
[16]сюда приезжал. И Ясо Сайдзё тут останавливался. Правда, я его не видел. Это было еще при отце. А стихотворение то я случайно нашел в сборнике и отдал напечатать на салфетках.
   Когда это было? - спросил Мунэсуэ. Наконец-то начался разговор по существу.
   До войны еще. Точно уж не номню когда.
   А салфетки у вас до сих пор в ходу?
   Нет. В пятидесятые годы еще были, а теперь уже нет.
   Джонни Хэйворд родился сразу после войны. Так что он мог видеть эти салфетки. Знал ли он, откуда они,- это уже другой вопрос.
   Кстати, не приезжал ли сюда на вашей памяти этот негр? - протянул Мунэсуэ старику фотографию.- Может быть, вы что-нибудь знаете о нем?
   Иностранцев у нас много было, а вот негры ни разу не приезжали,- покачал головой старик, разглядывая фотографию. Потом он передал ее задумавшейся о чем-то своем старухе. Та, едва взглянув, тихо прошамкала провалившимся ртом, словно размышляя вслух:
   Мы-то ничего не знаем, может, О-Танэ-сан
[17]знает?
   А ведь и то правда, она же все время смотрела за гостями, когда нас не было,- сказал старик.
   А кто это О-Танэ-сан? - оживились инспекторы.
   Горничная, она давно у нас работала. Когда мы ездили в Токио или еще куда, она оставалась за хозяйку. Если уж кого спрашивать, так ее.
   А эта О-Танэ-сан сейчас здесь?
   Она в Юносава живет.
   Юносава? - Кажется, они уже где-то слышали это название.
   - В деревне около плотины. Там уж никого не осталось, только одна она.
   Ну конечно, про эту деревню им говорила хозяйка, когда они пили чай в «Киридзумикане».
   А сейчас внучка О-Танэ помогает нам по хозяйству.
   Внучка?
   Славная девочка. Она еще малышкой осталась без родителей, О-Танэ ее вырастила. Когда О-Танэ состарилась и больше не могла работать, мы какое-то время присматривали за Сидзуэ - ее Сидзуэ зовут, эту девочку,- потом она кончила школу и теперь у нас работает, бабушку содержит. Говорили мы ей, иди дальше учись, мы об О-Танэ позаботимся, а она ни в какую: как же, говорит, я бабулю оставлю? Так и работает у нас. Сейчас позовем ее.
   Не успел старик договорить, как старушка с неожиданным для ее возраста проворством встала, раздвинула сёдзи
[18]и вышла. Вернулась она в сопровождении сем-надцати-восемнадцатилетней девушки, крепенькой и круглощекой. Тут же явилась и хозяйка с горячим чаем.
   - Это наша Сидзуэ-тян. Уж такая она работница, так нам помогает. Грех, конечно, держать ее в такой глуши…- словно оправдываясь, сказала хозяйка, разливавшая чай.
   Сидзуэ, и без того румяная, совсем залилась краской и смущенно поклонилась инспекторам.
   Рады познакомиться, Сидзуэ-сан. Видите ли, мы хотели бы поговорить с вашей бабушкой по одному важному делу… Скажите, как у нее с памятью? - дружелюбно заговорил Мунэсуэ, боясь обеспокоить девушку.
   Бабуля очень любит поговорить о прежних временах, часто рассказывает, какие люди раньше к нам приезжали. Так подробно обо всем рассказывает, что я даже удивляюсь иногда.- Сидзуэ, кажется, обрадовалась, что с ней заговорили о любимой бабушке.
   Это прекрасно. Кстати, не говорила ли бабушка о каком-нибудь постояльце-негре?
   Негре?
   Ну да, из Америки.
   Говорила. Она рассказывала, что как-то очень давно приезжал чернокожий солдат с сыном.
   Чернокожий солдат с сыном! - невольно вырвалось у полицейских.
   Ну да. Правда, она давно об этом рассказывала, может, я что и путаю.
   - Мы хотели бы увидеться с вашей бабушкой…
   - Ну вот и прекрасно! - улыбнулась хозяйка, обратившись к Сидзуэ.- У тебя же завтра выходной, ты как раз и проводишь гостей в Юносава.
   Все, что можно было выяснить в Киридзуми, они выяснили. Теперь оставалось ждать завтрашнего дня. Ёковатари и Мунэсуэ вышли на улицу, и над ними раскинулось яркое звездное небо. Такого им давно не приходилось видеть. В городе небо тусклое, звезды унылые, едва заметные. А тут им словно не хватало места на небе, они теснили друг друга и сверкали. Сверкали жестким металлическим блеском, лишенным теплоты, как острия копий. Казалось, увидев людей, звезды ощетинились, как стая голодных зверей, готовых вот-вот броситься на добычу.
   - Небо какое-то жуткое,- поежился Ёковатари и поспешил обратно в дом. Мунэсуэ последовал за ним, не рискнув остаться в одинбчестве.
 
4
 
   Утро было ясное. Во дворе гостиницы раздавались толоса: выглянув в окно, инспекторы увидели, что это отправляется в путь компания туристов.
   Стало быть, мы не одни тут ночевали, а? - обратился Мунэсуэ к Ёковатари.
   Видно, они неплохо время провели. Вон какие веселые.
   Здесь, кажется, проходит туристский маршрут на какую-то Кривобрюхую гору и на плоскогорье Асама.
   Не Кривобрюхая, а Кривоносая! - раздался девичий смех у них за спиной. Это была вчерашняя девушка Сидзуэ: она принесла завтрак.
   А, Сидзуэ-сан!
   Ну как, хорошо вы спали?
   Как младенцы. Только от голода и проснулись.
   У меня давненько такого аппетита не было,- подтвердил Ёковатари слова Мунэсуэ, взглянув на накрытый столик.- На свежем воздухе особенно хочется есть.
   Кстати, Сидзуэ-сан, когда вы уходите?
   Все от вас зависит. Как только соберетесь, так сразу и пойдем.
   Так что ж мы тут расселись,- заторопился Ёковатари,- отнимаем у вас время, сегодня ведь ваш выходной.
   - Ничего, ничего, завтракайте спокойно,- присела Сидзуэ рядом.
   Ночь в гостинице вместе с обильным и изысканным ужином и завтраком стоила всего три тысячи иен. Расплачиваясь, они подивились дешевизне. Провожали их старики. Было что-то очень трогательное в том, как они стояли рядышком, глядя им вслед. Залитые ярким утренним солнцем фигурки стариков становились все меньше и скоро превратились в два черных пятнышка на дне ложбины.
   Все еще не уходят,- недоуменно сказал Мунэсуэ.
   Они всегда так провожают гостей,- объяснила Сидзуэ.
   Так вот и доживут свои дни вдвоем в этой горной гостинице, в тишине,- с грустью промолвил Ёковатари.
   Пу что ж, красивая, спокойная жизнь.
   Так-то оно так, да кто знает, что им пришлось претерпеть на своем веку? - заметил Ёковатари.
   Тут они поднялись на перевал, откуда здания гостиницы уже не было видно. Мунэсуэ помахал рукой и тихо, чтоб никто не услышал, прошептал: «До свидания». Сидзуэ шла впереди и была уже по ту сторону перевала. Отсюда открывался вид на «Киридзумикан».
   Хорошо бы еще разок попасть в эти места,- сказал Ёковатари.
   Да, неплохо бы…- ответил Мунэсуэ. Оба знали, что расчувствовались, что это скоро пройдет и что больше они сюда никогда не вернутся.
   Обратный путь они снова проделали на микроавтобусе. Шофер был тот же. И даже вчерашний спутник, немолодой мужчина, опять ехал вместе с ними. Видимо, он ночевал в «Киридзумикане». В рекламном проспекте, который хозяйка вручила им на прощание, говорилось, что гостиница открыта круглый год - единственный в своем роде случай.
   Это, конечно, не наше дело,- почему-то вдруг озабоченно сказал Ёковатари,- но как же они не прогорают?
   За прибылью они как будто не гонятся. Наверно, хорошо зарабатывают в отпускной сезон и праздничные дни.
   Действительно, в проспекте говорилось, что на источниках бывает людно во время больших весенних и осенних праздников, под Новый год, а также летом. Но много ли приезжих останавливается в гостиницах, не было сказано.
   Жалко будет, если не уберегут такое заведение,- вздохнул Ёковатари.
   Жалко,- согласился с ним Мунэсуэ.
   Старуха О-Танэ жила в единственном оставшемся в деревне Юносава доме. Ей давно предлагали переехать в город, в новый дом, выделенный для нее муниципалитетом, но она говорила, что хочет быть поближе к внучке, и до сих пор ютилась в своем полуразвалившемся домишке.
   О-Танэ доживала в Юносава свой век, и единственной ее радостью была Сидзуэ, приходившая навещать старуху в свои выходные дни. О-Танэ было тоскливо без Сидзуэ, но в остальном ей жилось неплохо: заботы о ее пропитании взяли на себя хозяева гостиниц в Киридзуми.
   Сидзуэ была славной девочкой, ее не смущало то, что ее бывшие одноклассники либо продолжили учение, либо бросили родные места и отправились работать в Такасаки или Токио. Она не хотела покидать бабуптку и осталась работать здесь же, в Киридзуми. Ничего, что ей, такой молодой, тоскливо в горной глуши. Мечты подождут, сейчас главное - позаботиться о бабушке.
   - Не скучно вам здесь, в горах? - спросил Мунэсуэ.
   Девушка смущенно подняла глаза:
   - Послушать моих подруг, которые в Токио работают или в других городах, так там не жизнь, а сплошной праздник. Непонятно только, что ж они всякий раз приезжают оттуда такие бледные да худые? У нас иногда бывают постояльцы моего возраста, так они говорят, что зарабатывают меньше, чем я в Киридзуми. И уж больно тонюсенькие, прямо едва живые - все фигуру берегут. А мне больше нравится в горах. Красиво, воздух какой,
   да и хозяева добрые… А самое главное - возле бабули.
   Сидзуэ говорила просто и доверчиво.
   - Правильно,- отозвался Ёковатари.- Ничего хорошего в этом Токио нет. А такой девушке, как ты, там и вовсе не место.
   Когда приезжают студенты из Токио, подрабатывать, с ними надо быть начеку.
   В каком смысле начеку?
   Сразу говорят: давай встречаться. А сами-то скучные такие и хуже всех работают…- Сидзуэ судила строго.
   Микроавтобус спускался по горной дороге. Теперь долина расстилалась уже не где-то внизу, а совсем рядом.
   - Бабуля, когда я прихожу домой, всегда выходит меня встречать, к самой плотине,- сказала раскрасневшаяся от радостного волнения Сидзуэ.
   Показалась плотина. У ее подножия столпились люди.
   Что-то случилось,- пробормотал 'шофер, притормозив.
   Что может случиться? - встревоженно нахмурилась Сидзуэ.
   Похоже, кто-то разбился.
   С плотины упал? Да ведь это верная гибель! - переглянулись инспекторы.
   Что-то я бабули не вижу! - заволновалась Сидзуэ, глядя туда, где обычно ждала ее бабушка.
   Видимо, она пошла посмотреть, что случилось,- сказал Мунэсуэ, желая не столько успокоить девушку, сколько заглушить тревожные предчувствия в себе самом.
   Автобус подъехал к краю плотины.
   Эй, что произошло? - крикнул шофер кому-то из собравшихся внизу.
   Да вроде какая-то старуха здешняя разбилась,- ответили ему.
   А вдруг это бабуля? - Сидзуэ чуть не плакала.
   Да нет, не может быть. Мало ли старух на свете… Чего тревожиться понапрасну, беги лучше домой,- подбодрил Сидзуэ шофер, протянув ей сверток с гостинцами, который она чуть было не оставила в автобусе.
   Верно, верно. Может, вашу бабушку задержало что, вот она и не смогла вас встретить,- поддержал его Мунэсуэ.
   Господин начальник станции, можно я пойду взгляду? - спросил шофер у пожилого мужчины. Видно, он встревожился не на шутку.
   - Иди, Цунэ-сан. Я, пожалуй, тоже схожу посмотрю,-- сказал пожилой мужчина, оказавшийся начальником станции, и вышел из автобуса вместе с шофером. Оба пошли за Сидзуэ; должно быть, они прекрасно знали, что никаких других старух, кроме О-Танэ, в Юносава нет. У лестницы, ведущей с плотины вниз, им преградил дорогу человек в каске, видимо рабочий:
   Проход воспрещен.
   Скажите, кто там разбился? - спросил рабочего Цунз-сан.
   Не знаю,- ответил тот и замахал рукой, словно отгоняя собак.- Сюда нельзя!
   Пропустите хоть эту девушку, она из Юносава, там живет ее бабушка…
   Из Юносава! - Рабочий изменился в лице, что явно не предвещало ничего хорошего.- Бабушка, говорите?
   Да, а что? Неужели…- Цунэ-сан помрачнел. Сидзуэ, смертельно бледная, едва держалась на ногах. Если бы Мунэсуэ не поддерживал ее, она бы наверняка упала.
   Раз так, идите. Меня-то просто для охраны сюда поставили,- сказал рабочий и показал рукой вниз, на подножие плотины.
   Мне страшно! - оцепенела Сидзуэ.
   Ну что ты, Сидзуэ! С бабушкой твоей все в порядке. Иди скорей домой,- успокаивал ее Цунэ-сан.
   Но для того, чтобы попасть в Юносава, все равно падо было спускаться по лестнице. В глубине красновато-ржавой долины виднелись останки заброшенных домов и засохшие деревья. Где-то там должен был быть и дом старухи О-Танэ.
   Хотя рабочий явно уклонился от ответа, им все еще не верилось, что произошла трагедия. Ведь О-Танэ старая женщина - а вдруг она плохо себя почувствовала и не смогла прийти встретить внучку?
   Они спустились к подножию плотины, где шумела толпа, в которой мелькали полицейские.
   - Кто упал? - спросил Цунэ-сан, пытаясь пробиться через толпу.
   Его остановил резкий голос полицейского:
   Кто такие?
   Мы из Киридзуми, услышали, что тут несчастье, и…
   Кто вас пропустил?
   Дело в том, что вот эта девушка живет в Юносава…
   В Юносава?
   А это господин начальник станции…
   Кто-то из полицейских, видимо, узнал железнодорожника, и тон разговора сразу переменился.
   Толпа расступилась, и они увидели нависавшую прямо над ними 67-метровую бетонную плотину. У ее подножия лежал труп, небрежно прикрытый циновкой. Камни и земля вокруг были в крови.