Страница:
Она убила Танэ Накаяма потому, что старуха знала об убийстве Джонни.
Значит, чтобы заткнуть ей рот, не так ли? А почему она убила Джонни? Между Джонни и Ясуги как будто нет никакой связи…
Вот здесь и предстоит как следует покопаться. Может, отыщется связь. Но…- Мунэсуэ вдруг замолчал.
Что «но»?
Танэ Накаяма в открытке, посланной Ёсино Омуро, пишет, что в июле сорок девятого года встретила в Киридзуми некоего Икс, выходца из Яцуо.
Ты хочешь сказать, что этот Икс - Кёко Ясуги?
Я не могу это утверждать. Просто мне кажется, что среди уроженцев Яцуо не много таких, кто бывал в Киридзуми - безвестной деревушке на горячих источниках, затерянной в горах.
Ну и что?
Предположим, что Икс - Кёко Ясуги. Зачем ей понадобилось в те времена забираться в Киридзуми? Скорее всего, она хотела спрятаться.
Почему же она решила спрятаться?
Из содержания открытки следует, будто бы Икс был не один, а со спутником. Может, спутника и хотели спрятать?
Если спутником был не Ёхэй Коори, а кто-то другой, значит, Икс - Кёко Ясуги - не хочет, чтобы муж узнал об этой истории?
Скажем так.
Вряд ли она стала бы убивать старуху, чтобы скрыть то, что уже и так давно в прошлом.
Вот что пишет Танэ Накаяма об этом спутнике. Она пишет, что он очень необычный человек. Может быть, это был иностранец?..
Иностранец, говоришь? По какое все это может иметь отношение к Джонни Хэйворду? В сорок девятом году Джонни еще и на свете-то не было.
Я думаю, ключ к решению этой загадки - в стихотворении Ясо Сайдзё,- сказал Мунэсуэ и не спеша достал копию «Стихов о соломенной шляпе». Глаза всех
присутствующих обратились к нему.
После «выхода на волю» Морито поспешил доложить обо всем Ниими.
Тебе досталось, я знаю,- приветствовал его Ниими.
Ох и наломал же я дров.- Морито почесал в затылке.- В полиции всячески выпытывали, кто меня подговорил прикинуться грабителем, но я, господин Ниими, вас не выдал.
Даже если б ты и сослался на меня, большой беды бы не было. Тут приходили из полиции к Оямаде-сан, расспрашивали о том о сем. И беседа как будто была мирной.
А я фотографировал и увлекся, забыл, где нахожусь. Вот меня и застукали. Но доказательства я добыл. На автомобиле ясно видны следы столкновения.
Пленку-то у тебя, наверно, конфисковали?
Когда поднялся шум, я подумал, что пленку отберут, и самую первую катушку припрятал.
В самом деле? Так ты принес пленку?!
Нет худа без добра. Первая пленка быстро кончилась, и я ее вынул, так что сейчас она со мной. А полиция, видно, посчитала, что я отснял только одну катушку, ту, что была в аппарате, и удовлетворилась ею.
- Ну-ка покажи.
- Я принес негативы вместе с отпечатками. Морито с гордым видом протянул Ниими негативы и фотографии, увеличенные до половины кабинетного формата. Ниими принялся внимательно их разглядывать.
Ну как? - спросил Морито, дождавшись, пока Ниими кончил смотреть фотографии.
Машина в самом деле помята.
По-моему, лучше улики не найти.
Ты в этом уверен?
То есть? - Морито, втайне ждавший похвалы за совершенный им подвиг, расстроился.
Видишь ли, эти вмятины могли образоваться от чего угодно. Следовательно, такое доказательство нельзя назвать неоспоримым.
Я так старался, фотографировал…
Ты сделал все, что мог. Большего я не могу от тебя требовать,- впервые поблагодарил Ниими Морито. Выражение его лица недвусмысленно говорило о том, что он не забудет оказанную услугу. Морито понял, что страдал не зря.
Проводив Морито, Ниими встретился с Оямадой.
- Теперь я точно знаю,- сказал он,- что вашу жену сбил Кёхэй Коори.
Значит, надо немедленно идти в полицию,- настроился Оямада на решительные действия.
Этого мы пока не можем сделать,- ответил Ними и объяснил: - Мы не сможем доказать связь между пятном на медвежонке и повреждениями на автомобиле Кёхэя
Коори. Кроме того, эти фотографии добыты незаконным способом и, следовательно, не могут быть представлены в суд.
Но почему полиция ничего не предпринимает, ведь дело очень подозрительное? Осмотрели бы машину Кёхэя. Если бы на ней обнаружились следы крови Фумиэ или ее волосы, кто бы смог опровергнуть такие доказательства?
Все это не так просто. Во-первых, до сих пор неясно, был наезд или нет. Ведь только мы утверждаем, что он был. Не имея достаточных оснований, полиция не может подвергнуть обыску частную машину. Помимо всего прочего, отец Кёхэя - видный политический деятель. Полиция вынуждена действовать очень осторожно.
У нас есть доказательство. Медвежонок…
- А откуда известно, что это медвежонок Кёхэя?
Оямада замолчал. Значит, их расследование на этом и закончится? Ну что ж, кое-что.они выяснили. Без Ниими он бы не смог и этого. Но как досадно отступать сейчас, когда уже, кажется, есть зацепка.
Ниими-сан, неужели больше ничего нельзя сделать? Я убежден, что жену сбил Кёхэй Коори. Мы столького добились, так неужели теперь придется все бросить?!
Я сам в отчаянии. Но, увы, мы не можем подключить к делу полицию. И к Морито я больше не могу обратиться…
Они обменялись взглядами, полными сожаления.
А ведь у нас есть еще один шанс…- вдруг сказал Ниими.
Какой? - оживился Оямада.
Встретиться лицом к лицу с самим Кёхэем Коори.
С Кёхэем? Он же сейчас в Нью-Йорке.
До Нью-Йорка рукой подать. Туда каждый день летают самолеты.
Но…- Несмотря на наличие ежедневных рейсов, Нью-Йорк казался Оямаде недоступно далеким.
Как знать, может быть, то, что он за границей, сыграет нам на руку. Своих, японцев, там нет. Предъявим ему медвежонка и призовем к ответу, вдруг он признается?
Все это так, но я не могу поехать в Нью-Йорк.
Оямада представить себе не мог, что он поедет разыскивать преступника в другую страну, где все чужое, незнакомое. Да и денег на такую поездку у него не было.
Оямада-сан, если вы разрешите, я сам поеду в Нью-Йорк.
Вы?
Я много раз бывал в Штатах. В Нью-Йорке у меня есть знакомые, там находится филиал нашей фирмы. За несколько дней я обернусь туда и обратно.
Ниими-сан, вы серьезно?
Я сейчас не расположен шутить.
Моя жена… настолько для вас…
Я в долгу перед ней.- Конечно, не только чувство долга заставляло Ниими действовать, но об этом не следовало лишний раз напоминать мужу Фумиэ.- Вместо того, чтобы сидеть и дожидаться Кёхэя, который неизвестно когда вернется в Японию, лучше уж самим к нему слетать. И чем быстрее, тем лучше. Если Кёхэй признается, обследование автомобиля даст дополнительные доказательства.
- Я ее муж, а сделать ничего не могу.- В голосе Оямады слышалась горькая усмешка. Он глубоко переживал свою бездеятельность.
- О чем вы говорите! Я заменяю вас в данном случае только потому, что знаком с тамошними условиями. К тому же у меня есть льготный билет и свидетельство о прививках. Если поедете вы, формальности займут не меньше двух недель. Так что не принимайте это близко к сердцу,- постарался утешить Оямаду Ниими.
Они приехали в Нью-Йорк и сразу затосковали. Ничего нового по сравнению с Токио в Нью-Йорке не было. Город контрастов? Пожалуй. А в остальном такое же детище машинной цивилизации, что и Токио. Деловитость, роскошь и нищета, отчужденность, потоки машин, смрад и грязь, перенаселенность, лощеный фасад и разложение - все эти привычные для Токио явления нашли свое место и за океаном.
Им скоро приелись бесчисленные, но, конечно же, «единственные в мире» предметы туристических восторгов.
Стоит привыкнуть, и высота небоскребов перестает поражать воображение. Ни искусства, ни красоты в них нет. Внимание Кёхоя привлек лишь магазин по соседству с Таймс-сквер, где торговали порнографическими открытками, да еще кинотеатр порнографических фильмов. Жаль только, что Митико терпеть всего этого не может.
В Токио можно развлечься где угодно, а в Нью-Йорке увеселительные заведения сосредоточены на Манхоттене. Вроде бы неплохо, что злачные места сосредоточены в одном районе, но все они на одно лицо. Такое впечатление, что ты все время в одном и том же кабаке. Наверно, и в Нью-Йорке есть славные местечки, по отыскать их в незнакомом городе не так-то просто. В результате им приходилось довольствоваться занудными респектабельными ресторанами. Языка они не знали, и это еще больше ограничивало их возможности.
- Да здесь с тоски подохнешь.- Кёхой валялся на гостиничной постели и зевал. Ему надоели и Бродвей, и Пятая авеню. Проснешься утром, и деваться некуда. Хорошо, хоть деньги еще есть. Не заниматься же целыми днями любовью. Проваляешься вот так дня три, а потом уж и смотреть на Митико тошно. Не то чтобы она тебе противна, а вроде вы заключенные в одной камере и уже плесенью покрылись. Так хочется чего-нибудь свеженького, все равно чего. Нью-Йорк, громадный город из железа и бетона, превратился для них в постылую тюрьму.
Нью-Йорк спланирован как-то чересчур «геометрически». Он весь состоит из прямых линий и острых углов. Не город, а шахматпая доска. С юга на север тянутся авеню, с запада на восток - стриты, и почти все улицы под номерами.
А номера домов исчисляются сотнями. В каждом квартале с северной стороны - нечетные номера, с южной - четные. Кёхэю начинало казаться, что в громадном городе-тюрьме Нью-Йорке дома пронумерованы, как камеры, и что у людей, как у заключенных, тоже должны быть свои номера.
О, милые лабиринты Сэтагая и Сугинами, где номера домов не подчиняются никакой логике, где так легко заблудиться! А приятели, которых всегда можно встретить в кафе и забегаловках Китидзёдзи или Синдзюку,- как он соскучился по ним! Нью-Йорк - гнусная дыра, здесь даже знакомых нет.
Я же тебе говорила: поедем еще куда-нибудь. Америка большая. А то и в Европу могли бы съездить. Ну что мы торчим в этом Нью-Йорке? - Митико, зевнув, прикрыла рот рукой. Как ему осточертело это ее выражение лица!
Куда ни поедешь, всюду скука! Видеть не могу эти жирные рожи, эту жирную жратву! Хочу назад в Японию.
Мы ведь только что приехали. А вернешься домой, опять будешь трястись, что кто-то тебя выслеживает.
Ну и пусть, все равно хочу в Японию.
Кёхэй совсем раскис. Стоит шагнуть за порог, и он словно глухонемой. Несколько английских слов, которые он выучил в школе, ничуть не помогают. Правда, Кёхэй никогда и не отличался лингвистическими способностями. Из-за того, что он не может объясниться, он постоянно робеет, теряется.
Кёхэй думал, что в большом городе для человека с деньгами открыты все двери, но по приезде в Нью-Йорк он убедился, что это не совсем так. Конечно, он платит и получает за свои деньги все, что хочет. Но это все равно что покупать у автомата. Не то что в Токио, где клиенту стараются всячески угодить. Стоит ему здесь зайти в первоклассный клуб, театр или ресторан, и он тушуется. Кёхэй не может отделаться от мысли, что бои и официанты его презирают, смотрят па него, как на «желтую обезьяну».
В самом деле, к цветным в Нью-Йорке относятся не так, как к белым. Платишь, казалось бы, те же самые деньги, но белым все равно достаются лучшие места, и обслуживают их по высшему разряду. И возразить вроде нечего. В Токио такого не бывает. Малейшее упущение со стороны обслуживающего персонала - и он вызывает управляющего, который рассыпается перед ним в извинениях.
Его родители - «единственные в мире Ёхэй Коори и Кёко Ясуги» - здесь, в Нью-Йорке, никому не известны. До чего дошло - он, покупатель, клиент, робеет перед обслуживающим персоналом! Все это Кёхэго порядком действовало на нервы, и он едва сдерживался. Но пока он находится там, где тон задают белые, это положение никак не изменишь. Потому-то всюду, куда ни поедешь, тоска зеленая, только в Японии можно жить по-настоящему. Одно и остается, что заниматься в номере сексом. По крайней мере всякие мысли в голову не лезут.
Кёхэй не любознателен, как прочие молодые люди. Ему все неинтересно. Он никогда ничем не увлекался - искусством, например. У них в семье материальные блага всегда ставились выше духовных, потому-то ему и наплевать на все. Митико более или менее похожа в этом смысле на Кёхэя. Только она никогда не ощущала на себе славы «знаменитых родителей» и поэтому, может быть, не так чувствительна к ударам судьбы.
Все равно делать нечего. Давай куда-нибудь пойдем,- предлагает Митико. Ей кажется, что она прямо прокисла, сидя в гостиничном номере, куда не заглядывают лучи солнца, где и окно-то открыть нельзя.
«Куда-нибудь пойдем»! А куда?
Выйдем и решим куда.
Некуда нам ходить.
Я не могу торчать здесь целый день.
Ну давай ляжем поваляемся.
Нет, хватит! Належалась.
Мы с тобой утреннюю норму еще не выполнили.
Надоело! Всю ночь до утра… Надоело.
А сколько, по-твоему, надо, чтобы не надоело?
Ну послушай, мне сейчас совсем не хочется.
Тогда отправляйся одна, куда хочешь.
Ага, затащит меня в подворотню какой-нибудь сопляк. Потом и полиция не разыщет!
Пошла-поехала.
После обычной перебранки они собираются, с постным видом выходят на улицу и бесцельно бредут по Нью-Йорку.
Самолеты между Токио и Нью-Йорком курсируют ежедневно. Ниими купил билет на прямой рейс через Анкару. Его самолет, принадлежавший японской авиакомпании, должен был вылетать в десять утра в пятницу. До Анкары семь часов лету, в Анкаре полуторачасовая остановка, заправка горючим, техосмотр. Еще шесть часов пути, и он наконец будет в Нью-Йорке. Из-за разницы во времени, равной четырнадцати часам, получается, что прилетаешь в Нью-Йорк в тот же день около одиннадцати утра.
Местопребывание Кёхэя Коори в Нью-Йорке установил Морито. Он связался с туристическим агентством, занимавшимся его поездкой, и узнал название гостиницы, которая была для него заказана. Не долго думая, Морпто позвонил в эту гостиницу, и ему сообщили, что Кёхэй Коори уже две недели как живет там.
Потому-то Нпими и спешил. Если Кёхэй покинет гостиницу, найти его будет нелегко. Настигнув же Кёхэя в Нью-Йорке, Ниими, возможно, сумеет добиться немедленного его ареста.
Договориться с женой было куда труднее, нежели уладить дела в фирме. Разве скажешь ей, что ты собрался за границу наводить справки о пропавшей любовнице! Ниими часто ездил в командировки, и его скоропалительный отъезд сам по себе не мог удивить жену. Однако вдруг ей вздумается позвонить ему на работу, тогда все откроется. И он сказал жене, что едет собирать информацию по особо важному делу и поэтому о его командировке знают лишь несколько лиц.
Как пригодилось ему на этот раз его служебное положение!
По дороге в Нью-Йорк Ниими снова и снова удивлялся своему необычному упорству. Как бы они с Фумиэ ни любили друг друга, их отношения не могли длиться вечно. Он не мог принести ей в жертву семью, жену и детей. Да и Фумиэ не хотела оставлять мужа. И все же для них обоих это было подлинное, сильное чувство, испытанное впервые, которое в глазах общества выглядело бы, конечно, как аморальная связь и которое поэтому приходилось тщательно скрывать.
По сути, эта связь и не требовала от Ниими никаких жертв. Все было весьма просто: он украл чужую жену и наслаждался ее прекрасным телом, только и всего. Так, может быть, сейчас им двигало желание искупить свою вину перед Фумиэ? Но это было так не похоже на Ниими. Это противоречило всему его образу жизни, его привычке рассчитывать каждый свой шаг. Можно сколько угодно называть их отношения безнравственными, но они взрослые люди и поступали так по взаимному согласию. Просто они делали то, что им хотелось. Кроме того, Фумиэ работала в баре, а там заигрывание с посетителями входит в профессиональные обязанности. Когда муж разрешает жене заниматься такой работой, он должен быть готов к возможным последствиям.
Оямада не просил его ни о чем, а он до самой Америки добрался, чтобы узнать о Фумиэ хоть что-нибудь. Как ни верти, а он крупно рискует. Если узнает жена, скандала не миновать, да и доверие начальства он потеряет. В общем, хорошего ждать не приходится. И все-таки он пустился в путь, до самого Нью-Йорка добрался. Нет, Ниими решительно не мог понять, что с ним творится. Однако ему казалось, что именно сейчас он более всего верен себе.
Он родился в семье, принадлежащей к хорошо обеспеченным средним слоям общества, служебная карьера поставила его в ряды элиты, но с течением времени у Ниими возникло впечатление, что он теряет себя. Он всегда был гордостью семьи, родители возлагали па него большие надежды. Ниими превзошел их ожидания: учеба в привилегированном институте, служба на первоклассном предприятии, его теперешняя должность, особое расположение начальства… Если задуматься, его жизнь была беспрерывной борьбой за то, чтобы оправдать возлагавшиеся на него надежды. До сих пор он всегда оправдывал чьи-то расчеты. Что же, и дальше так будет продолжаться? Ведь это жизнь не для себя, для других. Заслужить чье-то расположение, оправдать чье-то доверие, а между тем карабкаться все вверх и вверх… Что ждет его в конце пути? Ниими никогда над этим не задумывался. Он был твердо увереп, что идет дорогой, избранной им самим. Эту уверенность поколебала Фумиэ. Ниими не хотел безоглядно отдаваться ее любви. Да и как он мог, под грузом бесчисленных забот и обязанностей, позволить себе вообще отдаться любви?
Но эта властная радость тела и души, которую он испытывал, когда был вместе с Фумиэ, и эта опустошенность, когда ее пе было рядом, выворачивали наизнанку его сорокалетний здравый смысл. Ему казалось, что он всегда живший для кого-то другого, только теперь, впервые за все годы, живет своей собственной истинной жизнью. Однако, любя Фумиэ, он не утратил пи своей расчетливости, ни чувства самосохранения, хотя зпал, что эта любовь всерьез. Вряд ли ему еще когда-нибудь посчастливится встретить такую любовь.
Что проку бездумно предаваться радостям любви, искать в них одно лишь наслаждение? Счастье не может быть полным, если человек не отдается чувству без остатка. Это он узнал благодаря Фумиэ. Она подарила Ниими сладость любви и ее горечь, и несмотря на то, что им приходилось считаться с грузом обязательств, она сумела открыть ему радость настоящей жизни, жизни для себя. И вот теперь она исчезла. Ииими должен сделать все, что в его силах, чтобы найти Фумиэ. Казалось, к нему перешли и ее страсть, и ее упорство.
Самолет нрибыл в Нью-Йорк в половине десятого утра. Аэропорт Кеннеди был забит, и около получаса им не давали посадки. Самолет кружил над городом. Сквозь туман и дым неясные очертания небоскребов казались скелетом гигантского животного, агонизирующего в испарениях бесчисленных машин. Море было черно от копоти. Такая же картина открывалась взгляду путешественника, пролетающего над Токийским заливом, над задымленным индустриальным районом Токио - Иокогама.
Наконец настал их черед, и самолет пошел на посадку. После долгого ожидания в воздухе посадка показалась какой-то уж очень быстрой.
Со всеми формальностями было покончено еще в Анкаре. Багажа у него не было. И он налегке покинул аэропорт. Поймал такси, направлявшееся в город. Прежде всего необходимо было заехать в гостиницу, где остановился Кёхэй, выяснить, там ли он еще. В зависимости от этого сложится план дальнейших действий. Времени у Ниими в обрез. За один-два дня дело с Кёхэем нредстояло довести до конца.
Поболтавшись по городу, Кёхэй и Митико вернулись в гостиницу. И ходили-то совсем недолго, а устали ужасно.
Рядом с телефоном на ночном столике зажглась красная лампочка. Это означало, что у портье есть к ним какое-то дело.
Вот скотина! Издевается! - разозлился Кёхэй и поднял телефонную трубку, но слова словно застряли у него в горле. Когда Кёхэй злился, скудное знание английского и вовсе покидало его.
Наверно, опять ключ понадобился… - сказала Митико.
Всякий раз, когда они отправлялись в город, им было лень идти к портье, чтобы отдать ключ от номера. И они уносили его с собой. Но может быть на этот раз портье им хочет что-то передать?
Странно, вроде у нас-в Нью-Йорке никого знакомых нет,- покачала головой Митико.
Небось за номер пора платить.
Нет, мы заплатили вперед.
Ты что, думаешь, к нам кто-то приходил?
Да ничего я не думаю! Ты лучше сам пораскинь мозгами, что это может быть.
А вдруг кто-нибудь из ребят приехал нас проведать?..
Разве ты кому-нибудь оставлял адрес гостиницы?
Нет.
Кто же тогда может приехать!
Послушай, Митико, сходи узнай, что там.
Я? Не пойду, не хочется.
- Ну я тебя прошу. Ты и по-английски лучше говоришь, и вообще женщинам легче с мужиками разговаривать.
- Ладно, схожу. На твои деньги живу, ничего не поделаешь.
С тех пор как они поселились в Нью-Йорке, Кёхэй совершенно упал духом. Объясниться он не мог и по возможности избегал общения с посторонними. Ели они в кафе самообслуживания, а покупки делали в супермаркетах. Когда же уйти от разговора было невозможно, Кёхэй предоставлял объясняться Митико. Митико знала английский не лучше Кёхэя. Но она, пе стесняясь, жестикулировала во всю и кое-как добивалась понимания. Вообще Митико быстро освоилась в Нью-Йорке и пе робела перед американцами. Но чем свободнее чувствовала себя Митико, тем больше съеживался Кёхэй. Дошло до того, что он не мог договориться с таксистом. «Я у тебя как поводырь»,- смеялась Митико, удивляясь сама еебе.
Зная, что Кёхэя посылать бесполезно, Митико, не мешкая, отправилась к портье. А Кёхэй решил пока что принять душ. Он не придавал значения «вызову» - так, ошибка или какое-нибудь распоряжение гостиничной администрации… Он как раз выходил из ванной, когда вернулась Митико. Она была бледна.
- Что с тобой? У тебя такое лицо, точно ты с привидением встретилась.
Кёхэй испугался. Он заметил, что Митико вся дрожит.
Да я и встретилась с привидением.
Чего ты мне голову морочишь! Говори наконец, что случилось! И не трясись так…- прикрикнул Кёхэй на подружку.
На, смотри.
Митико сунула Кёхэю какой-то предмет. Он глянул и похолодел.
Э-это…
Да-да. Не забыл небось! Медвежонок, твой медвежонок.
В самом деле, это был медвежонок, талисман Кёхая, который бесследно исчез в ту ночь, когда он задавил женщину. Кёхэй узнал его с первого взгляда.
Где ты его взяла?
У портье.
Кто принес?
Не знаю. Портье говорит, с час назад приходил японец, попросил передать и ушел.
А кому передать - мне? Может, еще кому?
Ну что ты говоришь! Это же твой медвежонок. Кому же его передавать, как не тебе?
А японец какой? Сколько лет, как выглядит, портье ничего не говорил?
Нет, он его не запомнил. Гостиница большая, он всех посетителей запомнить не может. Потом, говорят, для американцев японцы все на одно лицо.
Ну кто же его принес? И зачем?
Почем я знаю!
Митико, скажи, что делать?
Не спрашивай меня, я ничего не знаю.
- Митико, мне страшно. Ясно, кто-то нас выследил. Кёхэя трясло так же, как только что Митико. Он едва держался на ногах.
Кёхэй, успокойся! Ну подумаешь, кто-то прислал тебе медвежонка… Может быть, тут ничего особенного и нет.
Как ты не понимешь! Здесь расчет. Наверняка кто-то все видел, отыскал медвежонка и теперь будет меня шантажировать.
Кёхэй, какой ты смешной, ей-богу! Мы в Нью-Йорке… Кому понадобится забираться в такую даль, за океан, чтобы тебя шантажировать! Ну, скажем, все так, как ты говоришь, но ведь неизвестно, что ты потерял медвежонка именно там. Может, его нашли где-то совсем в другом месте.
Нет, именно там. Все ясно, кто-то там был и все видел. Теперь мне конец. Что делать? - Кёхэй совсем потерял голову. Его так трясло от страха, словно преследователь с наручниками в руках уже стоял перед ним.- Что бы там ни было,- простонал он,- а здесь мы больше не можем оставаться.
«Не можем»! А куда мы денемся?
Куда угодно. Уедем из Нью-Йорка.
У страха глаза велики. Давай сначала узнаем, кто принес этого медвежонка.
Тогда будет поздно. Если ты остаешься, я уеду один.
Ну, один-то ты никуда по уедешь.
Я тебя прошу, уедем вместе. Ведь ты меня не бросишь, правда? - цеплялся Кёхэй за Митико.
Раз уж так случилось, пас обоих притянут. Придется вместе удирать,- мрачно сказала Митико.
Они принялись лихорадочно собираться. Кёхэй не знал, как поступить с медвежонком - выбросить его он не мог, а брать с собой тоже было страшно.
Они спустились с чемоданами вниз и заявили об отъезде. Кассир ввел в компьютер данные и мгновенно составил счет. Кёхэй ждал сдачу с уплаченных вперед денег, как вдруг кто-то осторожно притронулся к его плечу.
Перед Кёхэем стоял японец средних лот, крепкий, с суровым взглядом.
- Изволите отъезжать?
Голос глухой, будто из самой груди идет. Глаза внимательно следят за Кёхоем и Митико.
Т-ты кто? - Кёхэй заикался.
Ниими, к вашим услугам.
Не суй нос в чужие дела.
Я прекрасно осведомлен обо всем.
Что тебе надо? Я занят. Я собираюсь…- Кёхэй запнулся, он сообразил, что не имеет ни малейшего представления о том, куда и зачем он собирается.
Уезжать, по-видимому? - подсказал ему Ниими.
Уезжать не уезжать - не твое дело!
Зачем же так волноваться. Я хочу оказать вам услугу, не более того.
Я тебя и знать-то не знаю, чего пристал!
- Зато я вас знаю, о чем я вас только что уведомил. Недавно я позволил себе передать вам скромный сувенир, плюшевого медведя. Пришелся ли он вам по вкусу?
Ниими взглянул на чемодан, подумав вдруг, не там ли медвежонок.
Так это был ты… Ты принес. Какого черта тебе понадобилось комедию ломать?
А вот это тебе лучше знать, не так ли?
Ты… ты…
Медвежонок-то твой.
Значит, чтобы заткнуть ей рот, не так ли? А почему она убила Джонни? Между Джонни и Ясуги как будто нет никакой связи…
Вот здесь и предстоит как следует покопаться. Может, отыщется связь. Но…- Мунэсуэ вдруг замолчал.
Что «но»?
Танэ Накаяма в открытке, посланной Ёсино Омуро, пишет, что в июле сорок девятого года встретила в Киридзуми некоего Икс, выходца из Яцуо.
Ты хочешь сказать, что этот Икс - Кёко Ясуги?
Я не могу это утверждать. Просто мне кажется, что среди уроженцев Яцуо не много таких, кто бывал в Киридзуми - безвестной деревушке на горячих источниках, затерянной в горах.
Ну и что?
Предположим, что Икс - Кёко Ясуги. Зачем ей понадобилось в те времена забираться в Киридзуми? Скорее всего, она хотела спрятаться.
Почему же она решила спрятаться?
Из содержания открытки следует, будто бы Икс был не один, а со спутником. Может, спутника и хотели спрятать?
Если спутником был не Ёхэй Коори, а кто-то другой, значит, Икс - Кёко Ясуги - не хочет, чтобы муж узнал об этой истории?
Скажем так.
Вряд ли она стала бы убивать старуху, чтобы скрыть то, что уже и так давно в прошлом.
Вот что пишет Танэ Накаяма об этом спутнике. Она пишет, что он очень необычный человек. Может быть, это был иностранец?..
Иностранец, говоришь? По какое все это может иметь отношение к Джонни Хэйворду? В сорок девятом году Джонни еще и на свете-то не было.
Я думаю, ключ к решению этой загадки - в стихотворении Ясо Сайдзё,- сказал Мунэсуэ и не спеша достал копию «Стихов о соломенной шляпе». Глаза всех
присутствующих обратились к нему.
2
После «выхода на волю» Морито поспешил доложить обо всем Ниими.
Тебе досталось, я знаю,- приветствовал его Ниими.
Ох и наломал же я дров.- Морито почесал в затылке.- В полиции всячески выпытывали, кто меня подговорил прикинуться грабителем, но я, господин Ниими, вас не выдал.
Даже если б ты и сослался на меня, большой беды бы не было. Тут приходили из полиции к Оямаде-сан, расспрашивали о том о сем. И беседа как будто была мирной.
А я фотографировал и увлекся, забыл, где нахожусь. Вот меня и застукали. Но доказательства я добыл. На автомобиле ясно видны следы столкновения.
Пленку-то у тебя, наверно, конфисковали?
Когда поднялся шум, я подумал, что пленку отберут, и самую первую катушку припрятал.
В самом деле? Так ты принес пленку?!
Нет худа без добра. Первая пленка быстро кончилась, и я ее вынул, так что сейчас она со мной. А полиция, видно, посчитала, что я отснял только одну катушку, ту, что была в аппарате, и удовлетворилась ею.
- Ну-ка покажи.
- Я принес негативы вместе с отпечатками. Морито с гордым видом протянул Ниими негативы и фотографии, увеличенные до половины кабинетного формата. Ниими принялся внимательно их разглядывать.
Ну как? - спросил Морито, дождавшись, пока Ниими кончил смотреть фотографии.
Машина в самом деле помята.
По-моему, лучше улики не найти.
Ты в этом уверен?
То есть? - Морито, втайне ждавший похвалы за совершенный им подвиг, расстроился.
Видишь ли, эти вмятины могли образоваться от чего угодно. Следовательно, такое доказательство нельзя назвать неоспоримым.
Я так старался, фотографировал…
Ты сделал все, что мог. Большего я не могу от тебя требовать,- впервые поблагодарил Ниими Морито. Выражение его лица недвусмысленно говорило о том, что он не забудет оказанную услугу. Морито понял, что страдал не зря.
Проводив Морито, Ниими встретился с Оямадой.
- Теперь я точно знаю,- сказал он,- что вашу жену сбил Кёхэй Коори.
Значит, надо немедленно идти в полицию,- настроился Оямада на решительные действия.
Этого мы пока не можем сделать,- ответил Ними и объяснил: - Мы не сможем доказать связь между пятном на медвежонке и повреждениями на автомобиле Кёхэя
Коори. Кроме того, эти фотографии добыты незаконным способом и, следовательно, не могут быть представлены в суд.
Но почему полиция ничего не предпринимает, ведь дело очень подозрительное? Осмотрели бы машину Кёхэя. Если бы на ней обнаружились следы крови Фумиэ или ее волосы, кто бы смог опровергнуть такие доказательства?
Все это не так просто. Во-первых, до сих пор неясно, был наезд или нет. Ведь только мы утверждаем, что он был. Не имея достаточных оснований, полиция не может подвергнуть обыску частную машину. Помимо всего прочего, отец Кёхэя - видный политический деятель. Полиция вынуждена действовать очень осторожно.
У нас есть доказательство. Медвежонок…
- А откуда известно, что это медвежонок Кёхэя?
Оямада замолчал. Значит, их расследование на этом и закончится? Ну что ж, кое-что.они выяснили. Без Ниими он бы не смог и этого. Но как досадно отступать сейчас, когда уже, кажется, есть зацепка.
Ниими-сан, неужели больше ничего нельзя сделать? Я убежден, что жену сбил Кёхэй Коори. Мы столького добились, так неужели теперь придется все бросить?!
Я сам в отчаянии. Но, увы, мы не можем подключить к делу полицию. И к Морито я больше не могу обратиться…
Они обменялись взглядами, полными сожаления.
А ведь у нас есть еще один шанс…- вдруг сказал Ниими.
Какой? - оживился Оямада.
Встретиться лицом к лицу с самим Кёхэем Коори.
С Кёхэем? Он же сейчас в Нью-Йорке.
До Нью-Йорка рукой подать. Туда каждый день летают самолеты.
Но…- Несмотря на наличие ежедневных рейсов, Нью-Йорк казался Оямаде недоступно далеким.
Как знать, может быть, то, что он за границей, сыграет нам на руку. Своих, японцев, там нет. Предъявим ему медвежонка и призовем к ответу, вдруг он признается?
Все это так, но я не могу поехать в Нью-Йорк.
Оямада представить себе не мог, что он поедет разыскивать преступника в другую страну, где все чужое, незнакомое. Да и денег на такую поездку у него не было.
Оямада-сан, если вы разрешите, я сам поеду в Нью-Йорк.
Вы?
Я много раз бывал в Штатах. В Нью-Йорке у меня есть знакомые, там находится филиал нашей фирмы. За несколько дней я обернусь туда и обратно.
Ниими-сан, вы серьезно?
Я сейчас не расположен шутить.
Моя жена… настолько для вас…
Я в долгу перед ней.- Конечно, не только чувство долга заставляло Ниими действовать, но об этом не следовало лишний раз напоминать мужу Фумиэ.- Вместо того, чтобы сидеть и дожидаться Кёхэя, который неизвестно когда вернется в Японию, лучше уж самим к нему слетать. И чем быстрее, тем лучше. Если Кёхэй признается, обследование автомобиля даст дополнительные доказательства.
- Я ее муж, а сделать ничего не могу.- В голосе Оямады слышалась горькая усмешка. Он глубоко переживал свою бездеятельность.
- О чем вы говорите! Я заменяю вас в данном случае только потому, что знаком с тамошними условиями. К тому же у меня есть льготный билет и свидетельство о прививках. Если поедете вы, формальности займут не меньше двух недель. Так что не принимайте это близко к сердцу,- постарался утешить Оямаду Ниими.
3
Они приехали в Нью-Йорк и сразу затосковали. Ничего нового по сравнению с Токио в Нью-Йорке не было. Город контрастов? Пожалуй. А в остальном такое же детище машинной цивилизации, что и Токио. Деловитость, роскошь и нищета, отчужденность, потоки машин, смрад и грязь, перенаселенность, лощеный фасад и разложение - все эти привычные для Токио явления нашли свое место и за океаном.
Им скоро приелись бесчисленные, но, конечно же, «единственные в мире» предметы туристических восторгов.
Стоит привыкнуть, и высота небоскребов перестает поражать воображение. Ни искусства, ни красоты в них нет. Внимание Кёхоя привлек лишь магазин по соседству с Таймс-сквер, где торговали порнографическими открытками, да еще кинотеатр порнографических фильмов. Жаль только, что Митико терпеть всего этого не может.
В Токио можно развлечься где угодно, а в Нью-Йорке увеселительные заведения сосредоточены на Манхоттене. Вроде бы неплохо, что злачные места сосредоточены в одном районе, но все они на одно лицо. Такое впечатление, что ты все время в одном и том же кабаке. Наверно, и в Нью-Йорке есть славные местечки, по отыскать их в незнакомом городе не так-то просто. В результате им приходилось довольствоваться занудными респектабельными ресторанами. Языка они не знали, и это еще больше ограничивало их возможности.
- Да здесь с тоски подохнешь.- Кёхой валялся на гостиничной постели и зевал. Ему надоели и Бродвей, и Пятая авеню. Проснешься утром, и деваться некуда. Хорошо, хоть деньги еще есть. Не заниматься же целыми днями любовью. Проваляешься вот так дня три, а потом уж и смотреть на Митико тошно. Не то чтобы она тебе противна, а вроде вы заключенные в одной камере и уже плесенью покрылись. Так хочется чего-нибудь свеженького, все равно чего. Нью-Йорк, громадный город из железа и бетона, превратился для них в постылую тюрьму.
Нью-Йорк спланирован как-то чересчур «геометрически». Он весь состоит из прямых линий и острых углов. Не город, а шахматпая доска. С юга на север тянутся авеню, с запада на восток - стриты, и почти все улицы под номерами.
А номера домов исчисляются сотнями. В каждом квартале с северной стороны - нечетные номера, с южной - четные. Кёхэю начинало казаться, что в громадном городе-тюрьме Нью-Йорке дома пронумерованы, как камеры, и что у людей, как у заключенных, тоже должны быть свои номера.
О, милые лабиринты Сэтагая и Сугинами, где номера домов не подчиняются никакой логике, где так легко заблудиться! А приятели, которых всегда можно встретить в кафе и забегаловках Китидзёдзи или Синдзюку,- как он соскучился по ним! Нью-Йорк - гнусная дыра, здесь даже знакомых нет.
Я же тебе говорила: поедем еще куда-нибудь. Америка большая. А то и в Европу могли бы съездить. Ну что мы торчим в этом Нью-Йорке? - Митико, зевнув, прикрыла рот рукой. Как ему осточертело это ее выражение лица!
Куда ни поедешь, всюду скука! Видеть не могу эти жирные рожи, эту жирную жратву! Хочу назад в Японию.
Мы ведь только что приехали. А вернешься домой, опять будешь трястись, что кто-то тебя выслеживает.
Ну и пусть, все равно хочу в Японию.
Кёхэй совсем раскис. Стоит шагнуть за порог, и он словно глухонемой. Несколько английских слов, которые он выучил в школе, ничуть не помогают. Правда, Кёхэй никогда и не отличался лингвистическими способностями. Из-за того, что он не может объясниться, он постоянно робеет, теряется.
Кёхэй думал, что в большом городе для человека с деньгами открыты все двери, но по приезде в Нью-Йорк он убедился, что это не совсем так. Конечно, он платит и получает за свои деньги все, что хочет. Но это все равно что покупать у автомата. Не то что в Токио, где клиенту стараются всячески угодить. Стоит ему здесь зайти в первоклассный клуб, театр или ресторан, и он тушуется. Кёхэй не может отделаться от мысли, что бои и официанты его презирают, смотрят па него, как на «желтую обезьяну».
В самом деле, к цветным в Нью-Йорке относятся не так, как к белым. Платишь, казалось бы, те же самые деньги, но белым все равно достаются лучшие места, и обслуживают их по высшему разряду. И возразить вроде нечего. В Токио такого не бывает. Малейшее упущение со стороны обслуживающего персонала - и он вызывает управляющего, который рассыпается перед ним в извинениях.
Его родители - «единственные в мире Ёхэй Коори и Кёко Ясуги» - здесь, в Нью-Йорке, никому не известны. До чего дошло - он, покупатель, клиент, робеет перед обслуживающим персоналом! Все это Кёхэго порядком действовало на нервы, и он едва сдерживался. Но пока он находится там, где тон задают белые, это положение никак не изменишь. Потому-то всюду, куда ни поедешь, тоска зеленая, только в Японии можно жить по-настоящему. Одно и остается, что заниматься в номере сексом. По крайней мере всякие мысли в голову не лезут.
Кёхэй не любознателен, как прочие молодые люди. Ему все неинтересно. Он никогда ничем не увлекался - искусством, например. У них в семье материальные блага всегда ставились выше духовных, потому-то ему и наплевать на все. Митико более или менее похожа в этом смысле на Кёхэя. Только она никогда не ощущала на себе славы «знаменитых родителей» и поэтому, может быть, не так чувствительна к ударам судьбы.
Все равно делать нечего. Давай куда-нибудь пойдем,- предлагает Митико. Ей кажется, что она прямо прокисла, сидя в гостиничном номере, куда не заглядывают лучи солнца, где и окно-то открыть нельзя.
«Куда-нибудь пойдем»! А куда?
Выйдем и решим куда.
Некуда нам ходить.
Я не могу торчать здесь целый день.
Ну давай ляжем поваляемся.
Нет, хватит! Належалась.
Мы с тобой утреннюю норму еще не выполнили.
Надоело! Всю ночь до утра… Надоело.
А сколько, по-твоему, надо, чтобы не надоело?
Ну послушай, мне сейчас совсем не хочется.
Тогда отправляйся одна, куда хочешь.
Ага, затащит меня в подворотню какой-нибудь сопляк. Потом и полиция не разыщет!
Пошла-поехала.
После обычной перебранки они собираются, с постным видом выходят на улицу и бесцельно бредут по Нью-Йорку.
Самолеты между Токио и Нью-Йорком курсируют ежедневно. Ниими купил билет на прямой рейс через Анкару. Его самолет, принадлежавший японской авиакомпании, должен был вылетать в десять утра в пятницу. До Анкары семь часов лету, в Анкаре полуторачасовая остановка, заправка горючим, техосмотр. Еще шесть часов пути, и он наконец будет в Нью-Йорке. Из-за разницы во времени, равной четырнадцати часам, получается, что прилетаешь в Нью-Йорк в тот же день около одиннадцати утра.
Местопребывание Кёхэя Коори в Нью-Йорке установил Морито. Он связался с туристическим агентством, занимавшимся его поездкой, и узнал название гостиницы, которая была для него заказана. Не долго думая, Морпто позвонил в эту гостиницу, и ему сообщили, что Кёхэй Коори уже две недели как живет там.
Потому-то Нпими и спешил. Если Кёхэй покинет гостиницу, найти его будет нелегко. Настигнув же Кёхэя в Нью-Йорке, Ниими, возможно, сумеет добиться немедленного его ареста.
Договориться с женой было куда труднее, нежели уладить дела в фирме. Разве скажешь ей, что ты собрался за границу наводить справки о пропавшей любовнице! Ниими часто ездил в командировки, и его скоропалительный отъезд сам по себе не мог удивить жену. Однако вдруг ей вздумается позвонить ему на работу, тогда все откроется. И он сказал жене, что едет собирать информацию по особо важному делу и поэтому о его командировке знают лишь несколько лиц.
Как пригодилось ему на этот раз его служебное положение!
По дороге в Нью-Йорк Ниими снова и снова удивлялся своему необычному упорству. Как бы они с Фумиэ ни любили друг друга, их отношения не могли длиться вечно. Он не мог принести ей в жертву семью, жену и детей. Да и Фумиэ не хотела оставлять мужа. И все же для них обоих это было подлинное, сильное чувство, испытанное впервые, которое в глазах общества выглядело бы, конечно, как аморальная связь и которое поэтому приходилось тщательно скрывать.
По сути, эта связь и не требовала от Ниими никаких жертв. Все было весьма просто: он украл чужую жену и наслаждался ее прекрасным телом, только и всего. Так, может быть, сейчас им двигало желание искупить свою вину перед Фумиэ? Но это было так не похоже на Ниими. Это противоречило всему его образу жизни, его привычке рассчитывать каждый свой шаг. Можно сколько угодно называть их отношения безнравственными, но они взрослые люди и поступали так по взаимному согласию. Просто они делали то, что им хотелось. Кроме того, Фумиэ работала в баре, а там заигрывание с посетителями входит в профессиональные обязанности. Когда муж разрешает жене заниматься такой работой, он должен быть готов к возможным последствиям.
Оямада не просил его ни о чем, а он до самой Америки добрался, чтобы узнать о Фумиэ хоть что-нибудь. Как ни верти, а он крупно рискует. Если узнает жена, скандала не миновать, да и доверие начальства он потеряет. В общем, хорошего ждать не приходится. И все-таки он пустился в путь, до самого Нью-Йорка добрался. Нет, Ниими решительно не мог понять, что с ним творится. Однако ему казалось, что именно сейчас он более всего верен себе.
Он родился в семье, принадлежащей к хорошо обеспеченным средним слоям общества, служебная карьера поставила его в ряды элиты, но с течением времени у Ниими возникло впечатление, что он теряет себя. Он всегда был гордостью семьи, родители возлагали па него большие надежды. Ниими превзошел их ожидания: учеба в привилегированном институте, служба на первоклассном предприятии, его теперешняя должность, особое расположение начальства… Если задуматься, его жизнь была беспрерывной борьбой за то, чтобы оправдать возлагавшиеся на него надежды. До сих пор он всегда оправдывал чьи-то расчеты. Что же, и дальше так будет продолжаться? Ведь это жизнь не для себя, для других. Заслужить чье-то расположение, оправдать чье-то доверие, а между тем карабкаться все вверх и вверх… Что ждет его в конце пути? Ниими никогда над этим не задумывался. Он был твердо увереп, что идет дорогой, избранной им самим. Эту уверенность поколебала Фумиэ. Ниими не хотел безоглядно отдаваться ее любви. Да и как он мог, под грузом бесчисленных забот и обязанностей, позволить себе вообще отдаться любви?
Но эта властная радость тела и души, которую он испытывал, когда был вместе с Фумиэ, и эта опустошенность, когда ее пе было рядом, выворачивали наизнанку его сорокалетний здравый смысл. Ему казалось, что он всегда живший для кого-то другого, только теперь, впервые за все годы, живет своей собственной истинной жизнью. Однако, любя Фумиэ, он не утратил пи своей расчетливости, ни чувства самосохранения, хотя зпал, что эта любовь всерьез. Вряд ли ему еще когда-нибудь посчастливится встретить такую любовь.
Что проку бездумно предаваться радостям любви, искать в них одно лишь наслаждение? Счастье не может быть полным, если человек не отдается чувству без остатка. Это он узнал благодаря Фумиэ. Она подарила Ниими сладость любви и ее горечь, и несмотря на то, что им приходилось считаться с грузом обязательств, она сумела открыть ему радость настоящей жизни, жизни для себя. И вот теперь она исчезла. Ииими должен сделать все, что в его силах, чтобы найти Фумиэ. Казалось, к нему перешли и ее страсть, и ее упорство.
Самолет нрибыл в Нью-Йорк в половине десятого утра. Аэропорт Кеннеди был забит, и около получаса им не давали посадки. Самолет кружил над городом. Сквозь туман и дым неясные очертания небоскребов казались скелетом гигантского животного, агонизирующего в испарениях бесчисленных машин. Море было черно от копоти. Такая же картина открывалась взгляду путешественника, пролетающего над Токийским заливом, над задымленным индустриальным районом Токио - Иокогама.
Наконец настал их черед, и самолет пошел на посадку. После долгого ожидания в воздухе посадка показалась какой-то уж очень быстрой.
Со всеми формальностями было покончено еще в Анкаре. Багажа у него не было. И он налегке покинул аэропорт. Поймал такси, направлявшееся в город. Прежде всего необходимо было заехать в гостиницу, где остановился Кёхэй, выяснить, там ли он еще. В зависимости от этого сложится план дальнейших действий. Времени у Ниими в обрез. За один-два дня дело с Кёхэем нредстояло довести до конца.
Поболтавшись по городу, Кёхэй и Митико вернулись в гостиницу. И ходили-то совсем недолго, а устали ужасно.
Рядом с телефоном на ночном столике зажглась красная лампочка. Это означало, что у портье есть к ним какое-то дело.
Вот скотина! Издевается! - разозлился Кёхэй и поднял телефонную трубку, но слова словно застряли у него в горле. Когда Кёхэй злился, скудное знание английского и вовсе покидало его.
Наверно, опять ключ понадобился… - сказала Митико.
Всякий раз, когда они отправлялись в город, им было лень идти к портье, чтобы отдать ключ от номера. И они уносили его с собой. Но может быть на этот раз портье им хочет что-то передать?
Странно, вроде у нас-в Нью-Йорке никого знакомых нет,- покачала головой Митико.
Небось за номер пора платить.
Нет, мы заплатили вперед.
Ты что, думаешь, к нам кто-то приходил?
Да ничего я не думаю! Ты лучше сам пораскинь мозгами, что это может быть.
А вдруг кто-нибудь из ребят приехал нас проведать?..
Разве ты кому-нибудь оставлял адрес гостиницы?
Нет.
Кто же тогда может приехать!
Послушай, Митико, сходи узнай, что там.
Я? Не пойду, не хочется.
- Ну я тебя прошу. Ты и по-английски лучше говоришь, и вообще женщинам легче с мужиками разговаривать.
- Ладно, схожу. На твои деньги живу, ничего не поделаешь.
С тех пор как они поселились в Нью-Йорке, Кёхэй совершенно упал духом. Объясниться он не мог и по возможности избегал общения с посторонними. Ели они в кафе самообслуживания, а покупки делали в супермаркетах. Когда же уйти от разговора было невозможно, Кёхэй предоставлял объясняться Митико. Митико знала английский не лучше Кёхэя. Но она, пе стесняясь, жестикулировала во всю и кое-как добивалась понимания. Вообще Митико быстро освоилась в Нью-Йорке и пе робела перед американцами. Но чем свободнее чувствовала себя Митико, тем больше съеживался Кёхэй. Дошло до того, что он не мог договориться с таксистом. «Я у тебя как поводырь»,- смеялась Митико, удивляясь сама еебе.
Зная, что Кёхэя посылать бесполезно, Митико, не мешкая, отправилась к портье. А Кёхэй решил пока что принять душ. Он не придавал значения «вызову» - так, ошибка или какое-нибудь распоряжение гостиничной администрации… Он как раз выходил из ванной, когда вернулась Митико. Она была бледна.
- Что с тобой? У тебя такое лицо, точно ты с привидением встретилась.
Кёхэй испугался. Он заметил, что Митико вся дрожит.
Да я и встретилась с привидением.
Чего ты мне голову морочишь! Говори наконец, что случилось! И не трясись так…- прикрикнул Кёхэй на подружку.
На, смотри.
Митико сунула Кёхэю какой-то предмет. Он глянул и похолодел.
Э-это…
Да-да. Не забыл небось! Медвежонок, твой медвежонок.
В самом деле, это был медвежонок, талисман Кёхая, который бесследно исчез в ту ночь, когда он задавил женщину. Кёхэй узнал его с первого взгляда.
Где ты его взяла?
У портье.
Кто принес?
Не знаю. Портье говорит, с час назад приходил японец, попросил передать и ушел.
А кому передать - мне? Может, еще кому?
Ну что ты говоришь! Это же твой медвежонок. Кому же его передавать, как не тебе?
А японец какой? Сколько лет, как выглядит, портье ничего не говорил?
Нет, он его не запомнил. Гостиница большая, он всех посетителей запомнить не может. Потом, говорят, для американцев японцы все на одно лицо.
Ну кто же его принес? И зачем?
Почем я знаю!
Митико, скажи, что делать?
Не спрашивай меня, я ничего не знаю.
- Митико, мне страшно. Ясно, кто-то нас выследил. Кёхэя трясло так же, как только что Митико. Он едва держался на ногах.
Кёхэй, успокойся! Ну подумаешь, кто-то прислал тебе медвежонка… Может быть, тут ничего особенного и нет.
Как ты не понимешь! Здесь расчет. Наверняка кто-то все видел, отыскал медвежонка и теперь будет меня шантажировать.
Кёхэй, какой ты смешной, ей-богу! Мы в Нью-Йорке… Кому понадобится забираться в такую даль, за океан, чтобы тебя шантажировать! Ну, скажем, все так, как ты говоришь, но ведь неизвестно, что ты потерял медвежонка именно там. Может, его нашли где-то совсем в другом месте.
Нет, именно там. Все ясно, кто-то там был и все видел. Теперь мне конец. Что делать? - Кёхэй совсем потерял голову. Его так трясло от страха, словно преследователь с наручниками в руках уже стоял перед ним.- Что бы там ни было,- простонал он,- а здесь мы больше не можем оставаться.
«Не можем»! А куда мы денемся?
Куда угодно. Уедем из Нью-Йорка.
У страха глаза велики. Давай сначала узнаем, кто принес этого медвежонка.
Тогда будет поздно. Если ты остаешься, я уеду один.
Ну, один-то ты никуда по уедешь.
Я тебя прошу, уедем вместе. Ведь ты меня не бросишь, правда? - цеплялся Кёхэй за Митико.
Раз уж так случилось, пас обоих притянут. Придется вместе удирать,- мрачно сказала Митико.
Они принялись лихорадочно собираться. Кёхэй не знал, как поступить с медвежонком - выбросить его он не мог, а брать с собой тоже было страшно.
Они спустились с чемоданами вниз и заявили об отъезде. Кассир ввел в компьютер данные и мгновенно составил счет. Кёхэй ждал сдачу с уплаченных вперед денег, как вдруг кто-то осторожно притронулся к его плечу.
Перед Кёхэем стоял японец средних лот, крепкий, с суровым взглядом.
- Изволите отъезжать?
Голос глухой, будто из самой груди идет. Глаза внимательно следят за Кёхоем и Митико.
Т-ты кто? - Кёхэй заикался.
Ниими, к вашим услугам.
Не суй нос в чужие дела.
Я прекрасно осведомлен обо всем.
Что тебе надо? Я занят. Я собираюсь…- Кёхэй запнулся, он сообразил, что не имеет ни малейшего представления о том, куда и зачем он собирается.
Уезжать, по-видимому? - подсказал ему Ниими.
Уезжать не уезжать - не твое дело!
Зачем же так волноваться. Я хочу оказать вам услугу, не более того.
Я тебя и знать-то не знаю, чего пристал!
- Зато я вас знаю, о чем я вас только что уведомил. Недавно я позволил себе передать вам скромный сувенир, плюшевого медведя. Пришелся ли он вам по вкусу?
Ниими взглянул на чемодан, подумав вдруг, не там ли медвежонок.
Так это был ты… Ты принес. Какого черта тебе понадобилось комедию ломать?
А вот это тебе лучше знать, не так ли?
Ты… ты…
Медвежонок-то твой.