Памятный подарок? Всем детям?
   Всем. Сент-Фелис славится своими зверушками. Знаешь, скольким матерям хотелось бы раздобыть для своего ребенка такой талисман.
   И всегда дарят только медведей?
   Нет, бывает, что собачек, обезьян, зайцев - в общем, каждый год что-нибудь новое. В этом году были медвежата. Почему-то медвежата ценятся больше всего. Кажется, игрушки повторяются каждые пять лет. Но послушай, братец, зачем тебе это?
   Забавный очень медведь, вот я и заинтересовался. А их дарит только Сент-Фелис?
   Как будто да. В магазинах они не продаются, а то бы все за ними бросились: говорят, они счастье приносят.
   И сколько же таких раздают в год?
   Столько, сколько детишек принимают. Не больше пятидесяти. Но в чем дело, ты же вроде никогда не интересовался игрушками?
   Сестру-то, видимо, только они и занимали.
   На следующий день Ниими отправился в детский сад при университете Сент-Фелис. Университет занимал обширную территорию в тихом уголке одного из фешенебельных районов Токио. Здесь были собраны в единый комплекс первоклассные учебные заведения, от дошкольных до высших, обеспечивавшие своим выпускникам прочное место в обществе
   Университетский городок утопал в зелени. Учебные корпуса почти терялись в ней. Вокруг зданий тянулись широкие лужайки, отданные во владение учащимся. Яркие платья девушек-студенток пестрели на них, словно цветы.
   На студенческой автостоянке было немало спортивных и иностранных машин. И одевались питомцы Сент-Фелиса отнюдь не по-студенчески. По всему было видно, что денежные затруднения им неведомы. Они не знали конфликтов на почве повышения платы за обучение и не имели идеологических разногласий. Никакое повышение платы не могло серьезно обеспокоить состоятельных студентов, политика же и идеология их просто не волновали. Волновало их только одно - как бы повеселее провести быстролетную молодость.
   Если конфликты все-таки возникали - правда, крайне редко,- это случалось по вине студентов, попавших сюда по ошибке. .Опираясь на поддержку извне, они развертывали здесь бурную агитацию. Но за ними никто не шел. Идеи борьбы, переустройства мира были совершенно чужды Сент-Фелису. «Золотая молодежь» оттачивала свой интеллект и накапливала знапия в атмосфере великосветского салона, которым и был, по сути дола, Сент-Фелис. Положение родителей полностью обеспечивало учащимся всяческий комфорт. Им достаточно было катиться по заранее проложенной для них колее, никуда не сворачивая, чтобы столь прекрасно установленный порядок никогда не нарушался. Вот почему чужаки не надолго задерживались в университете. Студенческие волнения бушевали по всей стране, но здесь царил покой.
   В глубине обширной университетской территории находился детский сад. Как ни странно, здесь тоже была автостоянка, забитая дорогими автомобилями. На них привозили и увозили детей. В этот фешенебельный детский сад отдавали детей не только из Токио и его пригородов, но и из соседних префектур. На какое-то мгновение Ниими даже забыл о цели своего визита: его охватило беспокойство - сумеют ли сестра с мужем при своих доходах обеспечить сыну полный курс обучения?
   Ниими пригласили в приемную, где его встретил человек со значком заведующего. Заведующий с недоумением взглянул на медвежонка, которого Ниими держал в руках, и подтвердил, что это действительно сувенир детского сада Сент-Фелис.
   А в чем, собственно, дело? - спросил он настороженно.
   Видите ли, судя по всему, владелец этого медвежонка попал под автомобиль,- сказал Ниими, сознательно искажая происшедшее.
   И что же?
   Поскольку найти его до сих пор не удалось…- И Ииими объяснил, что случайно оказался на месте столкновения вскоре после того, как оно произошло, и подобрал там этого медвежонка. Но никаких других доказательств происшествия у него нет, и полиция за это дело не берется. Пятна на медвежонке - это, очевидно, кровь пострадавшего. Даже если ему не удастся ничего предпринять для расследования этого преступления, он хотел
   бы по крайней мере вернуть медвежонка семье пострадавшего, но сначала надо ее разыскать.
   История прозвучала довольно правдоподобно. Заведующий, видимо, поверил Ниими.
   Эта игрушка была подарена одному из наших новичков в пятьдесят восьмом году,- сказал он.
   Откуда вы знаете? - спросил Ниими.
   У нас игрушки пяти видов: медведь, белка, заяц, обезьяна и собака. Через каждые пять лет они повторяются. Медведь приходится на годы, оканчивающиеся тройкой и восьмеркой. У троечных медведей носы белые, у восьмерочных - черные.
   А почему вы сказали, что этот мишка относится к пятидесятым годам?
   У него на шее пять белых отметин. Значит, пятидесятые годы. Каждое поколение игрушек имеет свой цвет когтей, зубов, ушей и тому подобного.
   Понятно. Скажите, а вы не могли бы показать мне список принятых в сад в пятьдесят восьмом году?
   Видите ли… Если семья пострадавшего подала просьбу о розыске, то появление медвежонка, возможно, поможег делу.
   Ну что же, если так, я не возражаю,- сказал заведующий. Хитроумная легенда Ниими подействовала. Идея объявить владельца медвежонка пострадавшим оказалась удачной. Если бы Ниими сказал, что игрушка принадлежит преступнику, ему не только отказали бы в праве взглянуть на список, но и без промедления указали бы на дверь: Сент-Фелис с его безупречной репутацией не мог воспитывать правонарушителей.
   В 1958 году детский сад принял сорок три человека. Сейчас им было по девятнадцать-двадцать лет. Как и следовало ожидать, в списке значились исключительно отпрыски высокопоставленных семей. Родители их были в основном предпринимателями, врачами, адвокатами, писателями, известными артистами, художниками. Среди сорока трех детей двадцать шесть были девочки. В дальнейшем учебу в Сент-Фелисе, включая и учебу в университете, продолжали тридцать человек.
   Пока что круг подозреваемых ограничивался этими сорока тремя. Правда, кое-кто из них мог подарить мед-нежонка постороннему человеку. Но если питомцы Сент-Фелиса всю жизнь берегут эти игрушки как талисманы, го весьма вероятно, что преступника удастся обнаружить именно среди них.
   Так или иначе, искать предстояло теперь уже не в безбрежном людском море, а среди весьма ограниченного круга лиц, и это само по себе было огромным успехом. Ниими все время чудилось, будто душа Фумиэ указывает ему путь.
   - Но главное еще впереди,- сказал он Оямаде при встрече.- Не будем же мы спрашивать у каждого из сорока трех, где его медведь.
   Ведь даже если они наткнутся на преступника, тот запросто отговорится, и все на этом кончится. У них же нет права вести расследование, и никто перед ними не обязан держать ответ,
   Что же делать? - спросил Оямада, не зная, что предложить.
   А не разузнать ли нам потихоньку об их машинах? Если машина сбила человека, на ней непременно должны остаться следы.
   Без помощи полиции нам не обойтись.
   О поисках хозяина медвежонка мы полиции, конечно, сообщим. Но поскольку на месте происшествия никаких следов столкновения не обнаружено, полиция, вероятнее всего, ничего не станет делать. В конце концов, мы не имеем доказательств, что между медвежонком и автомобилем есть связь.
   А как же кровавое пятно?
   Неизвестно, откуда эта кровь: может быть, от столкновения с машиной, а может быть, и нет. Группа крови тоже, в общем-то, ни о чем не говорит - простое совпадение, так что нельзя до конца утверждать, что это кровь вашей жены.
   Значит, нам никогда не найти убийцу…
   У нас есть медвежонок - талисман преступника, который теперь стал вашим талисманом. Судя по тому, что он валялся на месте происшествия и уж очень истрепан, хозяин все время возил его с собой. Нам надо навести справки о каждом из сорока трех и узнать, кто из них недавно потерял медвежонка.
   Но ведь их сорок три! О каждом расспрашивать… Разве мы справимся?!
   Ничего, у меня есть личный детектив.
   Кто же он?
   Морито из «Тото кигё».
   То есть как?
   У него редкий нюх. В нем пропадает талант сыщика. Я уверен, что он нам поможет.
   А он возьмется?
   Если я попрошу, возьмется. То, что я сейчас скажу, должно остаться между нами. Морито работает на меня, собирает для меня промышленную информацию. А я за это покупаю его оборудование. Так что для наведения справок Морито самый подходящий человек.
 
5
 
   Кёхэй, а Кёхэй! - настойчиво звала Митико. Кёхой вздрогнул и проснулся. Он был весь в поту.- Что случилось? Ты так кричал во сне.
   Жуть всякая снилась.
   Уж больно часто она тебе снится…
   Один и тот же кошмар повторяется: будто я убегаю из какой-то пещеры, а за мной гонятся, гонятся, вот-вот поймают. А повить не ловят, только топот за спиной. Так и слышу его, словно не просыпался. А ноги увязают в чем-то, еле бегу…
   Да не волнуйся ты так.
   Ничего не могу с собой поделать.
   Надо с этим кончать, а то загнешься. Может, в путешествие отправиться?
   В путешествие?
   Ну да. За границу. Уедешь из Японии - и невроз твой пройдет.
   За границу, думаешь?
   Конечно, что тут такого? Давай махнем с тобой куда-нибудь в дальние страны. Я еще ни разу не была за границей.
   Я тоже.
   Ну вот видишь. Может, забудем эту историю, и кошмары сниться перестанут.-Митико воодушевилась.
   А как же отец с матерью, вдруг не разрешат?
   Да брось ты. Ты же от них не зависишь. Ты сам себе хозяин, у тебя свой дом.
   За границу без денег не поедешь.
   Попроси у матери. Книжку, которая ее прославила, на самом деле кто написал? Ты. Вот и потребуй с нее свой законный гонорар.
   Это мысль, конечно…
   Да не будь ты тюфяком. А если не даст, продай этот дом. Он же на твое имя записан.
   Продать дом? - Кёхэй никак не ожидал от Митико такого предложения.
   Ну конечно. Дом роскошный. А цены теперь так подскочили, что отхватишь уйму денег. С такими деньгами куда угодно ехать можно.
   Но если я уеду, мать-то с носом останется. Что она без меня?
   Опять ты за свое. Никак от материной юбки не отцепишься. Только треплешься, что самостоятельный, а сам все норовишь к родителям под крылышко!
   - Ничего подобного!
   Тогда кончай эти разговоры. Не пропадет твоя мамочка - при ней твоя сестра останется. Пора передать эстафету ей. И потом…- Митико вдруг запнулась.
   Что ‹потом»?
   И потом, если полиция на ваш след нападет, за границей она нас не изловит
   Ты все-таки думаешь, нападет? - Кёхэю стало страшно.
   Ты ведь и сам об этом все время думаешь, потому тебе и кошмары снятся.
   Но как полиция нас найдет? - чуть не завизжал от ужаса Кёхэй.
   Не кричи, я не глухая. А про медвежонка ты за был? Он ведь с тех пор так и не нашелся.
   Что ты все про медвежонка!
   Да то, что надо ехать туда, где он нас не достанет.
   Это верно. Медведю море не переплыть,- решился наконец Кёлэй.
 
6
 
   Морито дейсгвовал быстро. Не прошло и педели, как он доложил Ниими первые результаты.
   Уже что-нибудь есть? - удивился Ниими.
   Пока лишь предварительные сведения,- горделиво улыбнулся Морито.
   Раз есть предварительные сведения, значит, где-то клюнуло?
   В общем, да.
   Не тяни, говори скорее.
   Из-за этого дела я совсем забросил работу в фирме. Только им и занимаюсь.
   Понятно. Заказы я тебе обеспечу, не волнуйся,- натянуто улыбнулся Ниими. За услуги надо было платить.
   Женщин я решил оставить на потом, сначала занялся мужчинами. Женщина вряд ли смогла бы втащить труп в машину, а потом везти его куда-то прятать.
   Предвзятые мнения опасны.
   Я знаю. Поэтому я сначала выясню все о мужчинах, а потом перейду к женщинам.
   Ну так что, есть среди мужчин подозрительные?
   Нет, все благонравные пай-мальчики, но один из них недавно ни с того ни с сего уехал за границу.
   И что же?
   Вообще-то, конечно, ничего, хотя и странно, когда человек вот так вдруг срывается с места без всякой определенной цели.
   Кто он? Куда отправился?
   Давайте уж по порядку. Зовут этого человека Кёхэй Коори. Ему девятнадцать лет, он студент университета Сент-Фелис. Уехал неделю назад с девушкой. Занятия еще идут, но ему наплевать, он из богатых прогульщиков.
   Кёхэй Коори? Это ведь сын Ёхэя Коори и Кёко Ясуги? - вспомнил Ниими список родителей, который показал ему заведующий детского сада.
   Совершенно верно. Предмет гордости Кёко Ясуги. Большой актер, изображает из себя «образцового ребенка», а на самом деле отпетый. Он из этих, знаете ли, из «диких». Выклянчил у матери целый дом и вытворяет там, что хочет. А теперь вот с такой же «дикой» девицей отправился за границу.
   Машина у него есть?
   Ездит на «G.T.6» второго выпуска. До самого недавнего времени был в компании моторизованных хулиганов.
   А теперь что, ушел от них?
   Ушел по просьбе матери. И только-только он перестал носиться на машине, как вдруг уехал в Америку. Билеты купил до Нью-Йорка. Любопытно, не правда ли?
   Морито смотрел на Ниими, как собака, принесшая в зубах дичь: похвалит ли хозяин?
   А что насчет медвежонка? Есть он у него?
   Видите ли, этот Кёхэй Коори всегда таскал его с собой, хоть ему скоро двадцать. Приятели даже прозвали ого Кумахэй
[19].
   Ну а медвежонок, где он сейчас?
   Не знаю. Кёхэй же в Америку уехал. Может быть, увез его с собой. Теперь не проверишь.
   А машину его не отправляли в ремонт?
   Как будто нет.
   Где она стоит?
   Наверно, либо на стоянке, либо дома в гараже.
   Надо выяснить, нет ли на машине каких следов. Сможешь?
   Если этот парень сшиб на своей машине человека, вряд ли он поставил ее на стоянку. А если у них свой гараж, трудновато мне придется. Вокруг папеньки всегда полно телохранителей.
   Может быть, все-таки попробуешь?
   Только ради вас.
   Узнай, прошу тебя.
   Может быть, эта поездка всего-навсего причуда богатого барчука? Хотя, безусловно, настораживает тот факт, что состоялась она сразу после исчезновения Фумиэ Ояма-да. В случае необходимости, подумал Ниими, можно будет съездить за парнем и в Нью-Йорк.
 

Где-то осталась мама

 
1
 
   Уилл Хэйворд бросился под машину, чтобы его сын Джонни получил страховку и компенсацию и смог на эти деньги поехать в Японию,- Кен Шефтен окончательно утвердился в этом мнении. Старому Хэйворду зачем-то непременно нужно было отправить туда сына.
   Но зачем?
   Кен вдруг неожиданно для себя увлекся этим делом, хотя поначалу оно пе представляло для него никакого интереса - он взялся за него только по распоряжению сверху.
   «В Японию…» - Кеп глубоко задумался. Дело в том, что эта страна не была для пего чужой. Там проходила его отчаянная юность. Будь он побогаче, он съездил бы туда еще разок. Япония, которую он знал, была пепелищем, опустошенной землей, еще не успевшей оправиться от поражения в войне, но в ней чувствовалась человечность, совершенно утраченная теперешней Америкой.
   С тех пор Кен пе видел Японии и не знал, как она изменилась. Прошло много лет. Трудолюбивые и сплоченные японцы в короткий срок возродили страну и превратили ее из пепелища в одно из чудес света. Когда-то Кену и его сотоварищам в муравьином прилежании и целеустремленной коллективной силе японцев чудилась таинственная угроза. Вероятно, если бы они обладали материальной мощью Америки, они оказались бы непобедимыми. Дело тут было, скорее всего, в присущем этой нации чувстве всенародного кровного родства и в ее духовности. Если ты японец - ясно уже, кто ты такой, откуда родом и чем живешь. Среди японцев не бывает «темных лошадок». Именно ото делало их такими сильными и опасными.
   В Америке все по-другому. Люди здесь разобщены. Здесь каждый - «темная лошадка». Здесь легко разжигается взаимное недоверие между людьми. Здесь больше доверяют вещам, чем людям. И торгуют этими вещами тоже вещи - автоматы. Когда тебе грустно, тяжко, когда ты одинок, опусти монетку в автомат - и записанный на пленку голос специалиста в соответствующей области утешит тебя в твоей беде. Достаточно выбрать нужную кнопку, и за одну монетку ты получишь все, что захочешь: от слова господня до секса для холостяков по телефону. Автоматы доступны, удобны и надежны: где бы вы ни оказались, они предложат вам свой товар. И люди охотно пользуются ими. Люди привыкли доверять вещам.
   Автоматы не только позволяют уволить лишних работников и сократить лишние расходы - они дают возможность сделать деньги языком общения. Но даже там, где нет автоматов: на вокзалах, на стадионах, в театрах, в банках, в отелях, мотелях, ресторанах, на автостоянках,- всюду, где скапливается много людей и денег, кассиры берут деньги, не глядя на вас. Кое-где даже все специально устроено так, чтобы при расчете видны были только руки. Деньги курсируют между людьми, а людей словно бы и нет. И это никого не удивляет.
   Высокоразвитая цивилизация давно избавилась от человечности как ненужного груза, вперед устремились одни вещи. Америка оказалась благодатной почвой для такого рода цивилизации. В нее съехались люди с разных концов света, искавшие успеха или бежавшие от нищеты у себя на родине. Они были соперниками, сделавшими принципом своей жизни убеждение, что материя есть все, дух - ничто. Не то в Японии. Там человек и страна изначально едины. И потому, как бы вещи ни бунтовали, они не возьмут там верх над человеком. В этой мысли для Кена было что-то притягательное. Он слишком хорошо знал нутро Нью-Йорка - знал по долгу службы и просто как его житель, всеми фибрами своими ощущавший опустошенность родного города.
   Надо полагать, что преступность существовала всегда, существует она и теперь, и в разных странах. Но американская преступность особая. Даже самые страшные преступления должны, казалось бы, иметь какую-то, пускай чудовищную, но цель. А вот в Нью-Йорке сплошь и рядом убивают и уродуют без всякой цели, просто так. Ограбят - и тут же воткнут нож. Изнасилуют - и не моргнув убьют. А заодно прирежут и случайных прохожих. Утверждают, что в Нью-Йорке следует ходить чуть ли не по краю тротуара. Потому что, если вы идете близко к домам, вас могут втащить в подъезд или переулок и обобрать до нитки.
   Не так давно в Центральном парке избили и чуть не задушили студента из Японии. Он звал на помощь, но прохожие будто ничего не замечали. Японца спас полицейский патруль, случайно проезжавший мимо. Юноша только что поступил в университет, но после происшедшего немедленно бросил учебу и вернулся в Японию. Покидая Соединенные Штаты, он сказал: «Мне стало страшно даже не потому, что меня собирались ограбить и убить, а потому, что, когда я позвал на помощь проходивших мимо интеллигентных пожилых супругов, жена велела мужу не связываться и потащила его за рукав. Они убежали. И это показалось мне самым страшным в Америке». С точки зрения Кена, эта история очень точно отражала суть национальной болезни американцев.
   Пусть кого-то убивают - тебе нет до этого дела. Тебе уютно и спокойно - это главное. А потому никогда не следует подставлять себя под удар. Начинать борьбу за справедливость можно лишь после того, как обеспечишь собственную безопасность. Быть свидетелем преступления и сделать вид, что ничего не происходит,- такое поведение разумных членов общества есть в конечном счете результат деятельности гигантской машинной цивилизации, заглушившей в людях человеческое.
   Как ни странно, желание отгородиться от чужих бед обнаруживается и у полицейских. Они охраняют человека и заботятся о поддержании порядка только на службе. А в остальное время они обыкновенные обыватели. Человек может попасть в беду у них на глазах, но они и пальцем не пошевельнут, если это будет хоть немного угрожать их собственной безопасности.
   Кен не был в этом смысле исключением. В служебные часы он смело шел навстречу убийце, но, если по дороге домой после долгого дежурства видел, что к кому-то пристает шпана, спокойно проходил мимо. Полицейские тоже люди. После работы они имеют право отдохнуть.
   И все-таки порой Кену становилось не по себе оттого, что он так легко поддавался этим настроениям. «Вот и меня отравил Нью-Йорк»,- думал он в такие минуты.
   Япония представлялась Кену в его смутных воспоминаниях «страной, где живут люди». Потому и волновал его остававшийся без ответа вопрос: чем была для Уилла Хэйворда Япония, если он послал туда своего сына, пожертвовав собой?
 
2
 
   Когда Кен, решив еще раз наведаться в квартиру Xэй-вордов, появился опять в царстве мусора, вони и пьяниц, там все выглядело в точности так же, как в прошлый рез: те же люди в тех же позах подпирали те же стены. Еще недавно Уилл Хэйворд был одним из них.
   Неподалеку от дома Хэйвордов на тротуаре стояла кучка оборванцев, явно чем-то удрученных. Их испитые лица блестели. Они плакали.
   Что тут такое? - спросил Кен у одного из них, подойдя поближе.
   Да вот, посмотрите, беда какая.
   Один из бродяг сидел, прислонившись к стене и уткнувшись лицом в колени. Перед ним стояло несколько бутылок дешевого виски. Все недопитые. Кен сразу понял, что произошло. Ему и раньше приходилось видеть подобные сцены.
   Когда?
   Сегодня утром. Приходим, а Сарди, бедняга, на своем обычном месте, ужи совсем холодный. Эх, Сарди, дружище, как же мы теперь без тебя?
   Уже сообщили?
   Да, сейчас за ним приедут.
   Пьяные бродяги провожали в последний путь одного из своих собратьев. Люди, искалеченные жизнью, ищут утешения в алкоголе, и рано или поздно алкоголь убивает их. Они утратили все желания. Все страсти угасли в них, все, кроме одной - страсти к спиртному. Они превратились в живые трупы и топят себя в вине, купленном на подаяние прохожих, тупо ожидая настоящей смерти.
   Но даже этим, почти мертвым людям больно, когда умирает их товарищ. Он жил тяжело и бессмысленно и вот, словно зверь, почуявший смерть, приплелся к этой стене умирать.
   Ему еще повезло: у его смертного «ложа» хоть кто-то стоит. Собутыльники, словно придя на панихиду, расставили вокруг него бутылки с виски вместо поминальных свечей.
   Сарди перед смертью так хотел попасть на родину!
   А откуда он?
   Вроде бы из Италии, с острова Сардиния. Я толком и не знаю, где это.
   Видно, потому его и прозвали Сарди… Должно быть, он при жизни так привык к этому прозвищу, что забыл свое настоящее имя. А может, они и не знают своих настоящих имен. Во всяком случае, некоторые из mix не знают, откуда они родом.
   Все эти бродяги, пришедшие хоронить товарища, понимают, что их ждет такая же судьба. Они только нз хотели бы умереть последними. Ведь тогда некому будет проводить их.
   Приехала машина из морга. На улицах Нью-Йорка ежедневно находят такие трупы. Кто умирает на тротуаре, кто в метро или на скамейке парка, кто в общественной уборной, а кто и в телефонной будке. Трупы подбирают специальные машины.
   Когда машина уехала, пьяницы как ни в чем не бывало разбрелись по своим обычным местам и погрузились в созерцание бутылки.
   - Пропустим по глоточку, а? - протянул Кену виски один из них, почему-то оставшийся на тротуаре.
   Оттолкнув бутылку, Кен вошел в дом и поднялся по лестнице. У Марио, как и в прошлый раз, во всю орал телевизор. Увидев полицейского, она лишь красноречиво пожала плечами - мол, чего пожаловал - и сказала:
   Та квартира стоит пустая, как было велено.
   Да кто ж в этот мусорный ящик жить-то пойдет?
   Э-э, не скажи, крыша над головой всем нужна. У меня тут каждый день очередь на эту квартиру выстраивается. Только потому и не сдаю, что полиция не велит. Вы уж возместите мне потери.
   Какие тут могут быть потери? Даже хозяин от этого дома отказался. Ему ремонт дороже квартплаты станет.
   - Ну ладно, что тебе сегодня-то от меня надо? Я вроде ничего такого не сделала, чтобы полиция за мной ходила,- сбавила тон Марио.
   - Для начала утихомирьте телевизор.
   Туша Марио колыхнулась, телевизор замолк.
   Я опять насчет Хэйвордов. Фотографий их у вас случайно нет?
   Фотографий?
   Да, особенно отец меня интересует.
   Да откуда ж они у меня?
   Эти люди столько лет тут жили. Может, снимались когда.
   Что они, богачи, что ли, были? Да у вас в полиции наверняка их карточки есть, коли они на чем попадались.
   Не попадались.
   Тогда взять негде.
   А вещи у них в комнате никто не трогал?
   Это ты их барахло вещами-то назвал? Хороши вещи - даже украсть нечего.
   Я хочу еще раз на них посмотреть…
   Забрала бы полиция к себе это барахло, и дело с концом…
   Сопровождаемый ворчанием Марио, Кен вошел в жилище Хойвордов, оставляя на пыльном полу следы. Других следов не было видно, значит, со времени его первого посещения сюда действительно никто не входил. Вещи разбросаны так же, как в прошлый раз.
   Повторный обыск ничего не дал. «Уилл Хэйворд,- раздумывал Кен,- служил в армии. Поискать его фотографию у военных? Но на это потребуется официальное разрешение». Кен продолжал заниматься делом Хэйвордов на свой страх и риск, и обращаться с подобной просьбой к О'Брайену ему не хотелось. Он и так доставляет инспектору массу хлопот. Любительское следствие, несомненно, имело свои неудобства.
   В этот момент раздался легкий стук в дверь, и в комнату заглянула Марио.
   - Я ухожу,- сказал Кен, решив, что ей надоело ждать, когда он соблаговолит удалиться.
   Но она, видимо поняв по выражению лица Кена, что обыск желаемого не принес, сказала:
   Я тут припомнила кое-что, кажется, я знаю, у кого может быть фотография дядюшки Уилли.
   Да ну! - обрадовался Кен и грозно добавил: - Имя?