Борн продолжал кружить по лесу, останавливался, прислушиваясь, снова кружил, но слышал только шум ветра в кронах деревьев и звук снежной крупы, бьющей по еловым веткам. Наконец, на поляне появился старик. Он подошел к лошадям и стал успокаивать их. Конечно, следовало бы более тщательно проверить окрестности, но страх того, что старик может угнать лошадей, заставил Борна поспешить присоединиться к нему.
— Ну, чего испугалась? Это просто ветер и снег, — разговаривал старик с каурой кобылкой, похлопывая ее по крупу.
— Где он?
Старик повернулся и посмотрел на него.
— Не понимаю, о чем ты?
— Ваш пистолет. Где он? За поясом? В сапоге? Где?
— В кобуре под курткой, — после паузы ответил он.
— Какой? Покажите!
— Зачем? Уж не собираешься литы отнять у меня и его? Ты прекрасно знаешь, что этого я не позволю.
Борн промолчал. Ситуация вновь, как и днем раньше, оказалась тупиковой, но с тем лишь различием, что сейчас Борн не смог бы направить пистолет на старика. Хотя бы потому, что сам бы поступил на его месте точно так же. Он просто разозлился на себя за то, что позволил себя одурачить.
— Нет, — ответил он, — не собираюсь. Если бы вы хотели нас убить, вы бы давно это сделали. У вас было для этого немало возможностей. Я, видимо, просто нервничаю из-за погоды — так же, как лошади.
— Похоже на то. — Старик пристально взглянул на него. — Это старый армейский кольт 45-го калибра.
Он расстегнул куртку, достал револьвер и показал его Борну. Это был револьвер, похожий на “магнум”, с длинным стволом, наподобие тех, что показывают в вестернах, но металл был тусклый и серый, на деревянной необработанной рукоятке виднелась трещина.
— Он еще неплохо стреляет, — сказал старик. — Не бойся, я умею им пользоваться.
— Не сомневаюсь, — ответил Борн.
— Они не обменялись больше ни словом, ни жестом, но атмосфера разрядилась. Борн почувствовал, что все снова будет хорошо.
— Берите каурую, — предложил он старику, потом распутал концы веревок, которыми были привязаны лошади, смотал их и сел в седло.
Глава 17
Глава 18
Глава 19
— Ну, чего испугалась? Это просто ветер и снег, — разговаривал старик с каурой кобылкой, похлопывая ее по крупу.
— Где он?
Старик повернулся и посмотрел на него.
— Не понимаю, о чем ты?
— Ваш пистолет. Где он? За поясом? В сапоге? Где?
— В кобуре под курткой, — после паузы ответил он.
— Какой? Покажите!
— Зачем? Уж не собираешься литы отнять у меня и его? Ты прекрасно знаешь, что этого я не позволю.
Борн промолчал. Ситуация вновь, как и днем раньше, оказалась тупиковой, но с тем лишь различием, что сейчас Борн не смог бы направить пистолет на старика. Хотя бы потому, что сам бы поступил на его месте точно так же. Он просто разозлился на себя за то, что позволил себя одурачить.
— Нет, — ответил он, — не собираюсь. Если бы вы хотели нас убить, вы бы давно это сделали. У вас было для этого немало возможностей. Я, видимо, просто нервничаю из-за погоды — так же, как лошади.
— Похоже на то. — Старик пристально взглянул на него. — Это старый армейский кольт 45-го калибра.
Он расстегнул куртку, достал револьвер и показал его Борну. Это был револьвер, похожий на “магнум”, с длинным стволом, наподобие тех, что показывают в вестернах, но металл был тусклый и серый, на деревянной необработанной рукоятке виднелась трещина.
— Он еще неплохо стреляет, — сказал старик. — Не бойся, я умею им пользоваться.
— Не сомневаюсь, — ответил Борн.
— Они не обменялись больше ни словом, ни жестом, но атмосфера разрядилась. Борн почувствовал, что все снова будет хорошо.
— Берите каурую, — предложил он старику, потом распутал концы веревок, которыми были привязаны лошади, смотал их и сел в седло.
Глава 17
На обратном пути ветер дул им в спину, но холод все равно пробирал до костей. Метель разыгралась вовсю; снег уже покрыл землю толстым, не менее дюйма, слоем. Гривы лошадей превратились в тяжелые снежные кремы, мотавшиеся из стороны в сторону. Под стенами домов намело сугробы. Проезжая мимо “Мареро Хауз”, Борн заметил вышедшую им навстречу Клер, дрожащую от холода, но не стал останавливаться и лишь покачал головой, словно передавая ей изумление внезапно обрушившемуся ненастью. Добравшись до конюшни, они расседлали лошадей, принесли воды, задали им корму и, только убедившись, что с ними все в порядке, плотно закрыли, за собой дверь и двинулись сквозь буран в обратный путь к отелю.
Снег слепил глаза. Борн решил пробежаться, но через несколько шагов обнаружил, что старик отстал. Обернувшись, он увидел, что тот замер посреди улицы с посеревшим лицом.
— Что с вами? — обеспокоился Борн, возвращаясь. Старик не шевелился и едва дышал, словно малейшее движение могло причинить ему боль. Хлопья снега оседали на его лице.
— Не знаю. Наверное, спазм, — выдавил он из себя. — Может, лишняя тяжесть или что-нибудь. Сейчас все пройдет.
Но его явно не отпускало. Под ногами уже намело снежные холмики. Борн, не зная, что предпринять, стоял рядом и просто поддерживал старика.
Вдруг его лицо исказила судорога, глаза закатились, но старик удержался на ногах, а через пару секунд глубоко вздохнул и стал приходить в себя. Он открыл глаза; словно тень сошла у него с лица, и оно начало приобретать нормальный цвет.
— Вот и все. Я же говорил — сейчас все пройдет.
— Хорошо. Пойдемте отсюда. Я вам помогу.
— Я же сказал — со мной все в порядке.
— О`кей.
Борн взглянул ему в глаза. Старик, задев его плечом, тяжелой походкой двинулся в сторону отеля. Борн поглядел ему в спину и побрел следом.
Клер встретила их на пороге.
— Мне нужно поговорить с тобой, — сказала она.
— Почему? Что случилось?
— Ты слышишь? Сейчас же, — повторила Клер и пошла в кухню.
— Семейные неприятности? — посочувствовал старик.
— Не знаю, — ответил Борн в замешательстве.
— Ну что ж, это ваши проблемы. Я пока посижу немного с твоей малышкой.
Борн кивнул и нехотя отправился к жене. За спиной старик стряхивал снег с куртки и разговаривал с собакой.
— Что с тобой? Что случилось? — спросил он, входя. Клер стояла лицом к плите.
— Закрой дверь.
Он повиновался. Клер обернулась.
— Сегодня утром, как только вы ушли, я пошла в город. Сара вполне окрепла, так что я взяла ее с собой. Мы нашли в архиве те документы, о которых говорил старик. Пара здоровых томов, покрытых слоем пыли толщиной с палец. Я полистала их. Записи, конечно, не такие подробные, как он изображал, но все же достаточно полные. Так вот, здесь не было никакого мексиканца, которого линчевали, и не было никакой оспы. И город был построен не в 1879 году, а в 1890-м, и люди не были вынуждены уезжать отсюда. Просто золото исчезло, и они отправились на поиски лучшей доли.
Борн оказался не готов к такому повороту событий.
— Ты, наверное, пропустила что-нибудь. Может быть, есть другая версия.
Жена покачала головой.
— Нет, мы обыскали все. Мы даже проверили подвал и чердак. Поверь мне, там нет других документов.
— Разница в датах ничего не значит. Старика могла подвести память.
— Но это не объясняет историю с линчеванием и оспой.
— Ну, линчевание — это не то событие, которое хотелось бы отразить в документах. А оспа, должно быть, произвела на них такое впечатление, что им стало не до записей.
Клер снова покачала головой.
— Записи велись практически до последнего дня. Тот, кто их вел, написал, что в городе остались буквально считанные единицы жителей и что он прекращает вести книгу. Если бы здесь была оспа, он не мог не упомянуть о ней.
— Если у него нашлось время сделать последнюю запись, почему он не забрал книги с собой? Ты уверена, что они вообще относятся к этому Городу?
— Название города написано на обложках. Насколько я поняла, он собирался вернуться, но, видимо, почему-то не смог. Но дело не в этом. Старик — сумасшедший. Он опасен, и я это чувствую. Как только прекратится метель, мы должны уехать отсюда.
— Но куда?
— Мне все равно. Я боюсь за себя и за Сару. Мысль о Саре подхлестнула его. Он резко распахнул дверь и увидел дочку, сидящую у противоположной стены комнаты, укутанную в спальный мешок. Старик расположился у ее ног на полу, спиной к кухне, и рассказывал очередную историю. Борн прислушался.
— Это случилось примерно в такую же пору. Тоже шел снег, совсем как сейчас. Погода была не настолько плоха, чтобы невозможно было высунуть нос, но можно было понять, что дальше будет хуже и пора заканчивать свои дела и убираться отсюда.
Старик говорил тихо, монотонно, завораживающе, как будто от многократного повторения знал эту историю наизусть. Словно загипнотизированный, Борн медленно вышел их кухни и встал у стойки бара.
— И долина реки была похожа на эту, — продолжал старик. — Только там был не город, как здесь, а просто деревня, и жили в ней не белые, а индейцы. Они жили в вигвамах и согревались у костров. А женщины их ходили, завернувшись в одеяла от холода. Мне было шестнадцать лет, когда все это случилось, потом я уехал оттуда и поселился здесь.
Борн увидел, что Клер тоже подошла к бару и не отрываясь смотрела на старика. Он почему-то боялся услышать продолжение и в тоже время не мог остановить старика, будто находился в каком-то трансе.
— Ты понимаешь, они воровали лошадей. Но им этого стало мало, и они начали воровать скот. Двоих из них застукали, когда они пытались ограбить склад на пастбищах. Потом горожане поймали одного из индейцев, пристававшего к белой женщине, и линчевали его. С этого все и началось.
Похоже на историю с мексиканцем, подумал Борн. Сара, казалось, была полностью поглощена рассказом; она слушала, затаив дыхание и широко раскрыв глаза.
— Однажды мужчины города собрались вечером, крепко выпили, а к утру решили проучить этих индейцев. Человек сорок, вооружившись, оседлали коней и отправились в эту деревню. По дороге они пили, болтали, смеялись, стреляли в воздух. Не доезжая до места, все слезли с лошадей, потому что хотели подобраться тайно, и залегли на утесе, изучая местность. В это время шел снег, и они поняли, что нужно действовать быстро.
Но при этом не торопиться. Индейцы никогда не нападали в открытую; никаких всадников с ружьями наперевес, несущихся во весь опор, никакой стрельбы заранее. И белые решили поступить так же, чтобы у противника не было возможности собраться и дать отпор. Они спустились с утеса, договорившись подобраться к деревне и окружить ее, прячась в высокой траве. Они даже порадовались, что пошел снег — в метель легче подкрасться незаметно. Пустив по кругу последние бутылки, они двинулись в путь. Далеко за полдень они добрались до травы, а еще через час подошли к деревне вплотную.
Я был с ними. Мне тогда было всего шестнадцать, я уже говорил, и мне казалось, что все это жутко интересно. Они взяли меня с собой, а двух других мальчиков оставили сторожить лошадей. Я шел вместе с человеком по имени Арондэйл. Он был хорошим другом моего отца, но к тому времени отец уже умер и этот человек во многом заменил мне его. Он часто заходил проведать нас с матерью. Я думаю, он хотел жениться на ней. Ты не можешь представить, как я им восхищался. Он брал меня с собой на охоту и научил практически всему, что я сейчас знаю. Крупный мужчина. Мощные плечи. Лицо как скала. Хотя по натуре мягкий, как твой папа…
Клер стояла, прижавшись к нему. Борн был почти уверен, что старик почувствовал их появление, но просто не подал виду, продолжая тем же ровным голосом:
— Мы ползли с ним в траве. У меня был дробовик наподобие моей нынешней двухстволки. Никогда не забуду, какой жесткой была та трава, какой был снег и ветер. Я протер штаны и ободрал коленки. Мы с ним подобрались так близко, что могли видеть блестящие от жира лица их женщин. Он дал мне знак затаиться, и мы стали ждать. Понимаешь, мы договорились, что все должны занять удобные позиции и начать одновременно. Даже назначили срок — в две минуты шестого. Помню, как Арондэйл смотрел на свои карманные часы, у них еще стекло было треснуто — наверное, он где-то ударил их о камень. Потом на другом конце деревни раздался выстрел. Трудно было сказать, кто стрелял — наши или индейцы, но сразу поднялась такая пальба, что мы тоже вскочили и начали стрелять. Я помню, как недалеко от нас падали индейские женщины, я видел, как отовсюду выскакивали из травы наши люди. Арондэйл бежал впереди меня. Он убил огромного индейца, который, шатаясь, вылезал из вигвама, чтобы узнать, что происходит.
Впрочем, я ошибся. Когда я сказал, что мы начали стрелять, я был не прав. Я совсем не стрелял. Я просто бежал. Наверное, мне казалось, что я тоже стреляю, потому что меня захватил азарт атаки. Арондэйл убил еще троих индейцев, вылезших из того же вигвама, а когда добежал до следующего, то уже не ждал, а просто несколько раз выстрелил в полог из оленьих шкур, продырявив их насквозь. Потом обернулся и прикладом сбил с ног подбегавшего индейца. А потом начался такой гвалт, что я и не помню толком, как все происходило. Все куда-то бежали, стреляли, вопили…
До сих пор не понимаю, как мне удалось уцелеть в тот день, ведь я был прямо в центре событий. Правда, настоящий бой длился всего минут пять, почти все индейцы были убиты, горожане бегали вокруг вигвамов и добивали раненых, а другие стреляли лошадей и скот. Вот этого я уже не понимал. Если они пришли сюда отнять у индейцев ворованных лошадей и коров, то зачем же их убивать? Но они делали это. А еще я помню индейскую девушку, ей, наверное, было лет шестнадцать — как и мне тогда. Она лежала на земле рядом с мертвой матерью, притворяясь убитой, надеясь, видимо, что на нее не обратят внимания. Но Арондэйл подошел и легонько толкнул ее ногой — она вскочила и понеслась, будто испуганный кролик.
Она тут же потеряла один свой мокасин, одеяло свалилось, на ней была одежда из оленьей кожи, расшитая красным бисером; правда, потом я подумал, что это могла быть кровь. Она мчалась, и ее длинные волосы развевались по ветру. Арондэйл погнался за ней; не знаю почему, но я тоже побежал. Когда-то он служил в кавалерии и привез с войны саблю. Он всегда носил ее на боку, так, для забавы. Но часто точил ее. И вот, когда он догнал девушку, он просто выхватил саблю и ударил ее сбоку, а это ведь был крупный человек — помнишь, я говорил тебе, — и он разрубил девушку прямо надвое…
Борн почувствовал, как ногти Клер впились ему в руку, сдирая кожу.
— И ты знаешь, она умерла не сразу, — продолжил старик. — Не спрашивай меня, как это могло быть. Я подбежал к Арондэйлу. Она была все еще жива и, кажется, дышала. Из открытого рта лилась кровь, и кровью исходили обе половины ее тела. Она смотрела на нас огромными черными глазами, и даже теперь было видно, какой она была красавицей. Арондэйл не просто стоял, он начал лихорадочно расстегивать штаны, а потом вытащил свою штуковину!
Борн вырвал свою руку из судорожно вцепившихся пальцев Клер и ринулся к старику. Тот, не обращая внимания, продолжал монотонно:
— Он нагнулся над нижней частью ее тела, содрал одежду, приподнял за ноги, раздвинул их и с маху насадил себе…
Борн обеими руками вцепился старику в глотку с такой силой, что мог бы, пожалуй, свернуть тому шею, но старикан ухватил его за мизинцы, выламывая их; непонятно как, но ему удалось ослабить хватку.
— И он гонял ее тело туда-сюда, плотно прижимая к себе, а она еще была жива и смотрела на это! — прокричал или прохрипел он яростно, пытаясь оторвать от себя руки Борна. — И тогда я поднял ружье и размозжил ему башку! У него просто вылетели мозги! Вот почему он никогда не женился на моей матери, и вот почему…
Внезапно он резко вывернулся, выхватил висевший на поясе у Борна нож и ткнул ему лезвием в живот.
— Хочешь знать, что чувствовала та девчонка? — заорал старик, выкатив глаза и побагровев. — Хочешь? Только дотронься до меня еще раз, сынок! Только попробуй, и я выпущу тебе кишки!
Снег слепил глаза. Борн решил пробежаться, но через несколько шагов обнаружил, что старик отстал. Обернувшись, он увидел, что тот замер посреди улицы с посеревшим лицом.
— Что с вами? — обеспокоился Борн, возвращаясь. Старик не шевелился и едва дышал, словно малейшее движение могло причинить ему боль. Хлопья снега оседали на его лице.
— Не знаю. Наверное, спазм, — выдавил он из себя. — Может, лишняя тяжесть или что-нибудь. Сейчас все пройдет.
Но его явно не отпускало. Под ногами уже намело снежные холмики. Борн, не зная, что предпринять, стоял рядом и просто поддерживал старика.
Вдруг его лицо исказила судорога, глаза закатились, но старик удержался на ногах, а через пару секунд глубоко вздохнул и стал приходить в себя. Он открыл глаза; словно тень сошла у него с лица, и оно начало приобретать нормальный цвет.
— Вот и все. Я же говорил — сейчас все пройдет.
— Хорошо. Пойдемте отсюда. Я вам помогу.
— Я же сказал — со мной все в порядке.
— О`кей.
Борн взглянул ему в глаза. Старик, задев его плечом, тяжелой походкой двинулся в сторону отеля. Борн поглядел ему в спину и побрел следом.
Клер встретила их на пороге.
— Мне нужно поговорить с тобой, — сказала она.
— Почему? Что случилось?
— Ты слышишь? Сейчас же, — повторила Клер и пошла в кухню.
— Семейные неприятности? — посочувствовал старик.
— Не знаю, — ответил Борн в замешательстве.
— Ну что ж, это ваши проблемы. Я пока посижу немного с твоей малышкой.
Борн кивнул и нехотя отправился к жене. За спиной старик стряхивал снег с куртки и разговаривал с собакой.
— Что с тобой? Что случилось? — спросил он, входя. Клер стояла лицом к плите.
— Закрой дверь.
Он повиновался. Клер обернулась.
— Сегодня утром, как только вы ушли, я пошла в город. Сара вполне окрепла, так что я взяла ее с собой. Мы нашли в архиве те документы, о которых говорил старик. Пара здоровых томов, покрытых слоем пыли толщиной с палец. Я полистала их. Записи, конечно, не такие подробные, как он изображал, но все же достаточно полные. Так вот, здесь не было никакого мексиканца, которого линчевали, и не было никакой оспы. И город был построен не в 1879 году, а в 1890-м, и люди не были вынуждены уезжать отсюда. Просто золото исчезло, и они отправились на поиски лучшей доли.
Борн оказался не готов к такому повороту событий.
— Ты, наверное, пропустила что-нибудь. Может быть, есть другая версия.
Жена покачала головой.
— Нет, мы обыскали все. Мы даже проверили подвал и чердак. Поверь мне, там нет других документов.
— Разница в датах ничего не значит. Старика могла подвести память.
— Но это не объясняет историю с линчеванием и оспой.
— Ну, линчевание — это не то событие, которое хотелось бы отразить в документах. А оспа, должно быть, произвела на них такое впечатление, что им стало не до записей.
Клер снова покачала головой.
— Записи велись практически до последнего дня. Тот, кто их вел, написал, что в городе остались буквально считанные единицы жителей и что он прекращает вести книгу. Если бы здесь была оспа, он не мог не упомянуть о ней.
— Если у него нашлось время сделать последнюю запись, почему он не забрал книги с собой? Ты уверена, что они вообще относятся к этому Городу?
— Название города написано на обложках. Насколько я поняла, он собирался вернуться, но, видимо, почему-то не смог. Но дело не в этом. Старик — сумасшедший. Он опасен, и я это чувствую. Как только прекратится метель, мы должны уехать отсюда.
— Но куда?
— Мне все равно. Я боюсь за себя и за Сару. Мысль о Саре подхлестнула его. Он резко распахнул дверь и увидел дочку, сидящую у противоположной стены комнаты, укутанную в спальный мешок. Старик расположился у ее ног на полу, спиной к кухне, и рассказывал очередную историю. Борн прислушался.
— Это случилось примерно в такую же пору. Тоже шел снег, совсем как сейчас. Погода была не настолько плоха, чтобы невозможно было высунуть нос, но можно было понять, что дальше будет хуже и пора заканчивать свои дела и убираться отсюда.
Старик говорил тихо, монотонно, завораживающе, как будто от многократного повторения знал эту историю наизусть. Словно загипнотизированный, Борн медленно вышел их кухни и встал у стойки бара.
— И долина реки была похожа на эту, — продолжал старик. — Только там был не город, как здесь, а просто деревня, и жили в ней не белые, а индейцы. Они жили в вигвамах и согревались у костров. А женщины их ходили, завернувшись в одеяла от холода. Мне было шестнадцать лет, когда все это случилось, потом я уехал оттуда и поселился здесь.
Борн увидел, что Клер тоже подошла к бару и не отрываясь смотрела на старика. Он почему-то боялся услышать продолжение и в тоже время не мог остановить старика, будто находился в каком-то трансе.
— Ты понимаешь, они воровали лошадей. Но им этого стало мало, и они начали воровать скот. Двоих из них застукали, когда они пытались ограбить склад на пастбищах. Потом горожане поймали одного из индейцев, пристававшего к белой женщине, и линчевали его. С этого все и началось.
Похоже на историю с мексиканцем, подумал Борн. Сара, казалось, была полностью поглощена рассказом; она слушала, затаив дыхание и широко раскрыв глаза.
— Однажды мужчины города собрались вечером, крепко выпили, а к утру решили проучить этих индейцев. Человек сорок, вооружившись, оседлали коней и отправились в эту деревню. По дороге они пили, болтали, смеялись, стреляли в воздух. Не доезжая до места, все слезли с лошадей, потому что хотели подобраться тайно, и залегли на утесе, изучая местность. В это время шел снег, и они поняли, что нужно действовать быстро.
Но при этом не торопиться. Индейцы никогда не нападали в открытую; никаких всадников с ружьями наперевес, несущихся во весь опор, никакой стрельбы заранее. И белые решили поступить так же, чтобы у противника не было возможности собраться и дать отпор. Они спустились с утеса, договорившись подобраться к деревне и окружить ее, прячась в высокой траве. Они даже порадовались, что пошел снег — в метель легче подкрасться незаметно. Пустив по кругу последние бутылки, они двинулись в путь. Далеко за полдень они добрались до травы, а еще через час подошли к деревне вплотную.
Я был с ними. Мне тогда было всего шестнадцать, я уже говорил, и мне казалось, что все это жутко интересно. Они взяли меня с собой, а двух других мальчиков оставили сторожить лошадей. Я шел вместе с человеком по имени Арондэйл. Он был хорошим другом моего отца, но к тому времени отец уже умер и этот человек во многом заменил мне его. Он часто заходил проведать нас с матерью. Я думаю, он хотел жениться на ней. Ты не можешь представить, как я им восхищался. Он брал меня с собой на охоту и научил практически всему, что я сейчас знаю. Крупный мужчина. Мощные плечи. Лицо как скала. Хотя по натуре мягкий, как твой папа…
Клер стояла, прижавшись к нему. Борн был почти уверен, что старик почувствовал их появление, но просто не подал виду, продолжая тем же ровным голосом:
— Мы ползли с ним в траве. У меня был дробовик наподобие моей нынешней двухстволки. Никогда не забуду, какой жесткой была та трава, какой был снег и ветер. Я протер штаны и ободрал коленки. Мы с ним подобрались так близко, что могли видеть блестящие от жира лица их женщин. Он дал мне знак затаиться, и мы стали ждать. Понимаешь, мы договорились, что все должны занять удобные позиции и начать одновременно. Даже назначили срок — в две минуты шестого. Помню, как Арондэйл смотрел на свои карманные часы, у них еще стекло было треснуто — наверное, он где-то ударил их о камень. Потом на другом конце деревни раздался выстрел. Трудно было сказать, кто стрелял — наши или индейцы, но сразу поднялась такая пальба, что мы тоже вскочили и начали стрелять. Я помню, как недалеко от нас падали индейские женщины, я видел, как отовсюду выскакивали из травы наши люди. Арондэйл бежал впереди меня. Он убил огромного индейца, который, шатаясь, вылезал из вигвама, чтобы узнать, что происходит.
Впрочем, я ошибся. Когда я сказал, что мы начали стрелять, я был не прав. Я совсем не стрелял. Я просто бежал. Наверное, мне казалось, что я тоже стреляю, потому что меня захватил азарт атаки. Арондэйл убил еще троих индейцев, вылезших из того же вигвама, а когда добежал до следующего, то уже не ждал, а просто несколько раз выстрелил в полог из оленьих шкур, продырявив их насквозь. Потом обернулся и прикладом сбил с ног подбегавшего индейца. А потом начался такой гвалт, что я и не помню толком, как все происходило. Все куда-то бежали, стреляли, вопили…
До сих пор не понимаю, как мне удалось уцелеть в тот день, ведь я был прямо в центре событий. Правда, настоящий бой длился всего минут пять, почти все индейцы были убиты, горожане бегали вокруг вигвамов и добивали раненых, а другие стреляли лошадей и скот. Вот этого я уже не понимал. Если они пришли сюда отнять у индейцев ворованных лошадей и коров, то зачем же их убивать? Но они делали это. А еще я помню индейскую девушку, ей, наверное, было лет шестнадцать — как и мне тогда. Она лежала на земле рядом с мертвой матерью, притворяясь убитой, надеясь, видимо, что на нее не обратят внимания. Но Арондэйл подошел и легонько толкнул ее ногой — она вскочила и понеслась, будто испуганный кролик.
Она тут же потеряла один свой мокасин, одеяло свалилось, на ней была одежда из оленьей кожи, расшитая красным бисером; правда, потом я подумал, что это могла быть кровь. Она мчалась, и ее длинные волосы развевались по ветру. Арондэйл погнался за ней; не знаю почему, но я тоже побежал. Когда-то он служил в кавалерии и привез с войны саблю. Он всегда носил ее на боку, так, для забавы. Но часто точил ее. И вот, когда он догнал девушку, он просто выхватил саблю и ударил ее сбоку, а это ведь был крупный человек — помнишь, я говорил тебе, — и он разрубил девушку прямо надвое…
Борн почувствовал, как ногти Клер впились ему в руку, сдирая кожу.
— И ты знаешь, она умерла не сразу, — продолжил старик. — Не спрашивай меня, как это могло быть. Я подбежал к Арондэйлу. Она была все еще жива и, кажется, дышала. Из открытого рта лилась кровь, и кровью исходили обе половины ее тела. Она смотрела на нас огромными черными глазами, и даже теперь было видно, какой она была красавицей. Арондэйл не просто стоял, он начал лихорадочно расстегивать штаны, а потом вытащил свою штуковину!
Борн вырвал свою руку из судорожно вцепившихся пальцев Клер и ринулся к старику. Тот, не обращая внимания, продолжал монотонно:
— Он нагнулся над нижней частью ее тела, содрал одежду, приподнял за ноги, раздвинул их и с маху насадил себе…
Борн обеими руками вцепился старику в глотку с такой силой, что мог бы, пожалуй, свернуть тому шею, но старикан ухватил его за мизинцы, выламывая их; непонятно как, но ему удалось ослабить хватку.
— И он гонял ее тело туда-сюда, плотно прижимая к себе, а она еще была жива и смотрела на это! — прокричал или прохрипел он яростно, пытаясь оторвать от себя руки Борна. — И тогда я поднял ружье и размозжил ему башку! У него просто вылетели мозги! Вот почему он никогда не женился на моей матери, и вот почему…
Внезапно он резко вывернулся, выхватил висевший на поясе у Борна нож и ткнул ему лезвием в живот.
— Хочешь знать, что чувствовала та девчонка? — заорал старик, выкатив глаза и побагровев. — Хочешь? Только дотронься до меня еще раз, сынок! Только попробуй, и я выпущу тебе кишки!
Глава 18
Он не помнил в точности, что прозвучало раньше — крик Клер или звон разбившегося вдребезги окна слева от входа. Наверное, Клер закричала, увидев, как старик схватился за нож. А может, она закричала, услышав звон стекла. Этого уже никогда не узнать. Мелькнула мысль, что кто-то швырнул камень в, окно или оно разбилось от ветра, но тут же две пули вонзились в стену рядом с ним, и Борн плюхнулся на пол.
— Господи, они добрались до нас! Ложись! — приказал он Клер. — На пол!
Та рванулась к Саре и упала, обнимая дочь. Старик, все еще в состоянии крайнего возбуждения, продолжал стоять; озираясь, с ножом в руке.
Сквозь разбитое окно в комнату влетели хлопья снега. Потом со звоном разлетелось стекло правого окна, пули впились в стену; в помещении вовсю гулял холодный ветер.
— Ложись! — крикнул он старику, хватая того за ногу. Ему пришлось с силой рвануть его на себя, прежде чём тот упал лицом вниз. Борн выхватил у него из руки свой нож. Достал “магнум” и нервно переводил ствол с двери на окно.
— Они сейчас придут, они уже идут! — Голова старика тряслась; струйка крови появилась в уголке рта.
— Где ваш пистолет? — заорал на него Борн. Наконец старик пришел в себя и полез за пазуху.
— Чертов старый осел! — разозлился Борн. — Эти валуны не обманули их, наоборот, они услышали шум и догадались, где мы находимся.
— Может быть, — буркнул старик, но его слова заглушил еще один выстрел. Пуля попала в пианино; звук лопнувших струн диким стонущим аккордом словно подчеркнул трагизм ситуации.
— Черный ход! — воскликнула Клер.
— Нет, — возразил Борн. — Они нападают спереди и как раз ждут, что мы кинемся в заднюю дверь.
— Он прав, — поддержал старик. — Наш единственный шанс — на второй этаж.
— Какой же это шанс? Мы просто загоним себя в ловушку. При мысли о черном ходе он вспомнил, что Клер закрыла за собой дверь, уходя из кухни. Значит, кто-то мог уже проникнуть туда через заднюю дверь. Услышав там какой-то шум, он не раздумывая выстрелил в дверь кухни. Сара вскрикнула, звук выстрела больно ударил в уши. Пес тоже, видимо, почуял кого-то и зарычал, оскалив зубы.
— Сидеть, — приказал старик. Пес остановился.
— Ко мне, — произнес старик, и пес вернулся на место. Из-за кухонной двери повалил густой черный дым, пробиваясь сквозь щели. В тот же момент через разбитые окна вместе со снегом влетели два горящих факела и, описав дугу, упали на пол. Осколки стекла брызнули во все стороны, тошнотворно-сладкий запах керосина ударил в ноздри; вспыхнуло пламя, огромная волна огня взметнулась к потолку, отрезав их от двери и окон.
Сара закашлялась; сквозь густой черный дым из кухни начали пробиваться оранжевые языки пламени, нижняя часть двери загорелась.
— Закрой рот рубашкой. Дыши через ткань, — сказал Борн Саре.
— Говорю вам — наверх! — повторил старик, бросился к бару, схватил дробовик, оставленный Клер, потом забежал за стойку.
— В чем дело?
— В этом. — Старик, кашляя, появился в дыму, сжимая в другой руке винтовку.
— Как она там оказалась?
— Я положил ее туда прошлой ночью, пока ты спал.
— О Господи!
— Вот именно. Быстро на второй этаж!
Не дожидаясь ответа, он, пригнувшись, добежал до лестницы и начал подниматься. Пламя было уже совсем рядом, пол трещал, пожираемый огнем. Потолка не было видно в дыму. Дверь в кухню прогорела насквозь; там тоже вовсю гудел пожар.
— Пошли, — решил Борн, подавая Клер руку и пытаясь поднять Сару.
— Я могу идти сама, — сказала дочь.
— Тогда вставай. Пошли быстрее.
Они побежали к лестнице. Борн безотчетным движением прихватил с собой спальный мешок Сары и свой рюкзак и ринулся за ними. Поднимаясь, он почувствовал, как раскалился воздух. Комната внизу уже была полностью охвачена пламенем.
— Сюда, — крикнул старик.
— А как же огонь? Он доберется до нас и здесь! — в недоумении воскликнул Борн.
Дым проникал сквозь щели в полу. Кое-где уже появились язычки пламени.
— Некогда объяснять! — Старик уже бежал по коридору, освещенному отблесками огня. Это было что-то вроде крытой галереи, тянущейся вдоль улицы. Добежав до двери, он поторопил Борна: — Помоги!
Пламя гудело на первом этаже, жара становилась нестерпимой, коридор наполнился удушливым дымом. Они навалились на дверь, но она не открылась. Они. раз за разом пытались выломать запертую дверь, но та не поддавалась.
— Надо выбить замок, — предложил Борн и потянулся за дробовиком.
— Нет, они услышат.
Наконец отчаянным броском им удалось выломать ее, и они полетели на пол вместе с обломками.
— Мы теперь в другом здании, — сказал старик. — Оно тоже принадлежало хозяину отеля. Здесь был его офис.
Мимо большого письменного стола и изгрызенного мышами кожаного кресла они перебежали к противоположной стене. Пропустив всех вперед, включая собаку, Борн боком, пригнувшись, протиснулся в пролом в стене. Пожар остался позади. Воздух вокруг был чист и свеж.
— Я устроил такие переходы во всем городе. Чтобы передвигаться незаметно, когда кто-нибудь здесь появится, — объяснил старик.
Комната, в которой они оказались, была заставлена деревянными ящиками, один из них — рядом с проломом, — очевидно, чтобы замаскировать дыру в случае необходимости. Потом побежали по коридору, мимо еще каких-то ящиков, мимо лестницы, пролезли еще в одну дыру и очутились в тюремной камере.
Борн отшатнулся от крепких, в дюйм толщиной, металлических прутьев и от железной кровати, приставленной к стене, подумав, что попал в западню. Но в заграждении оказалась потайная дверь. Старик толкнул ее и объявил:
— Мы почти пришли.
В этом помещении тоже был стол, а также специальная подставка для винтовок и большая доска на стене с гвоздями — очевидно, для ключей. На полу в углу виднелась крышка люка.
— Я подниму, а ты будь наготове, — сказал старик, продевая палец в кольцо и резко поднимая крышку; Борн навел пистолет в дыру, готовый стрелять, но на лестнице никого не было.
— Отлично, — обрадовался старик. — Я беспокоился именно из-за этого. Теперь они у нас в кармане.
— О чем вы говорите?
Но старик уже спускался вниз. На полпути он остановился, прислушиваясь, потом пошел дальше. Все последовали за ним. Они очутились в кабинете шерифа. Еще один ряд камер, стол, пустой ящик для винтовок, деревянный шкаф для папок и бумаг в переднем углу, карта на стене, прибитая гвоздями, объявления о розыске без фотографий — просто имена и описания преступлений: убийство, поджог, изнасилование — и сумма вознаграждения. Борн быстро осмотрел все это, пока старик добрался до черного хода под лестницей около камер и осторожно приоткрыл дверь, выглянув наружу. Даже посередине комнаты можно было почувствовать ледяной холод улицы, где по-прежнему бушевала метель.
В маленькие окна, залепленные снегом, Борн попытался разглядеть, что там происходит. Старик вышел на улицу и через пару секунд вернулся.
— Никого нет. Наступил наш черед. На мгновение Борна охватило возбуждение от мысли, что появилась возможность сбежать, но он тут же одернул себя:
— Они могут послать кого-нибудь и на конюшню!
— На конюшню? При чем здесь конюшня? Мы сейчас с ними разделаемся!
Эта мысль даже не приходила Борну в голову.
— Как это?
— В окна кинули два факела. Значит, у парадного входа их двое. Еще один с черного хода поджег кухню. Начнем с него.
— Но это безумие, А если их не трое, а целая дюжина?
— Не имеет значения. В такой буран их может быть и трое. Мы захватим их врасплох.
— Вы — пожалуйста. А мы уходим отсюда.
— Вот как? Послушай! Даже если вы убежите сейчас, они от вас не отстанут. Другого такого случая не представится. Ты знаешь, где они находятся, а они — нет; к тому же метель — отличное прикрытие.
— Что-то здесь не так. Ведь вы делаете это не ради меня, а ради себя. А я не собираюсь подвергать свою семью опасности только для того, чтобы помочь вам.
— Ты прав, черт побери! Это мне нужно! Это мой город они подожгли. Нет, не просто мой город — мой дом! И я не позволю им уйти безнаказанно.
— Зачем это? Город обречен. Когда они покончат с. этой частью, то примутся за другую. В результате здесь останутся одни головешки. Другое дело, если бы у нас была возможность спасти хоть что-нибудь. Но просто мстить? Нет, это не для нас. Мы уходим.
— Я убью тебя!
Ну вот, круг замкнулся. Старик направил на него свой дробовик, он на него — свой “магнум”. Но на этот раз Борну придется уступить. Потому что старик спустит курок, в этом нет никакого сомнения. А он — не сможет, потому что побоится, что те услышат выстрел. Это не тупик. Это самоубийство.
Потянуло дымом.
Старик взвел курки.
— Ну ладно, — согласился Борн. — Расскажите, как вы собираетесь это сделать.
Старик усмехнулся и опустил ружье.
— Ты просто иди за мной и делай, что я скажу. Борн перевел дух.
— Горит! — воскликнула Клер.
Гудение и потрескивание огня слышалось совсем близко. Дым просачивался в помещение.
— Их лучше вывести на окраину. Пусть спрячутся в траве, — кивнул старик в сторону Клер и Сары. Он отвернулся к двери, приглашая их за собой. Борн подумал, что настал удобный момент дать ему пистолетом в висок, а потом добраться до лошадей, но отбросил эту мысль. Было такое чувство, словно все решено за него, и оставалось только подчиниться этому решению, благодаря судьбу за то, что еще способен хоть что-то сделать. Может, старик и прав, и лучшего шанса не будет. Так или иначе, через полчаса все это закончится. И возможно, им не придется больше ни от кого убегать.
— Господи, они добрались до нас! Ложись! — приказал он Клер. — На пол!
Та рванулась к Саре и упала, обнимая дочь. Старик, все еще в состоянии крайнего возбуждения, продолжал стоять; озираясь, с ножом в руке.
Сквозь разбитое окно в комнату влетели хлопья снега. Потом со звоном разлетелось стекло правого окна, пули впились в стену; в помещении вовсю гулял холодный ветер.
— Ложись! — крикнул он старику, хватая того за ногу. Ему пришлось с силой рвануть его на себя, прежде чём тот упал лицом вниз. Борн выхватил у него из руки свой нож. Достал “магнум” и нервно переводил ствол с двери на окно.
— Они сейчас придут, они уже идут! — Голова старика тряслась; струйка крови появилась в уголке рта.
— Где ваш пистолет? — заорал на него Борн. Наконец старик пришел в себя и полез за пазуху.
— Чертов старый осел! — разозлился Борн. — Эти валуны не обманули их, наоборот, они услышали шум и догадались, где мы находимся.
— Может быть, — буркнул старик, но его слова заглушил еще один выстрел. Пуля попала в пианино; звук лопнувших струн диким стонущим аккордом словно подчеркнул трагизм ситуации.
— Черный ход! — воскликнула Клер.
— Нет, — возразил Борн. — Они нападают спереди и как раз ждут, что мы кинемся в заднюю дверь.
— Он прав, — поддержал старик. — Наш единственный шанс — на второй этаж.
— Какой же это шанс? Мы просто загоним себя в ловушку. При мысли о черном ходе он вспомнил, что Клер закрыла за собой дверь, уходя из кухни. Значит, кто-то мог уже проникнуть туда через заднюю дверь. Услышав там какой-то шум, он не раздумывая выстрелил в дверь кухни. Сара вскрикнула, звук выстрела больно ударил в уши. Пес тоже, видимо, почуял кого-то и зарычал, оскалив зубы.
— Сидеть, — приказал старик. Пес остановился.
— Ко мне, — произнес старик, и пес вернулся на место. Из-за кухонной двери повалил густой черный дым, пробиваясь сквозь щели. В тот же момент через разбитые окна вместе со снегом влетели два горящих факела и, описав дугу, упали на пол. Осколки стекла брызнули во все стороны, тошнотворно-сладкий запах керосина ударил в ноздри; вспыхнуло пламя, огромная волна огня взметнулась к потолку, отрезав их от двери и окон.
Сара закашлялась; сквозь густой черный дым из кухни начали пробиваться оранжевые языки пламени, нижняя часть двери загорелась.
— Закрой рот рубашкой. Дыши через ткань, — сказал Борн Саре.
— Говорю вам — наверх! — повторил старик, бросился к бару, схватил дробовик, оставленный Клер, потом забежал за стойку.
— В чем дело?
— В этом. — Старик, кашляя, появился в дыму, сжимая в другой руке винтовку.
— Как она там оказалась?
— Я положил ее туда прошлой ночью, пока ты спал.
— О Господи!
— Вот именно. Быстро на второй этаж!
Не дожидаясь ответа, он, пригнувшись, добежал до лестницы и начал подниматься. Пламя было уже совсем рядом, пол трещал, пожираемый огнем. Потолка не было видно в дыму. Дверь в кухню прогорела насквозь; там тоже вовсю гудел пожар.
— Пошли, — решил Борн, подавая Клер руку и пытаясь поднять Сару.
— Я могу идти сама, — сказала дочь.
— Тогда вставай. Пошли быстрее.
Они побежали к лестнице. Борн безотчетным движением прихватил с собой спальный мешок Сары и свой рюкзак и ринулся за ними. Поднимаясь, он почувствовал, как раскалился воздух. Комната внизу уже была полностью охвачена пламенем.
— Сюда, — крикнул старик.
— А как же огонь? Он доберется до нас и здесь! — в недоумении воскликнул Борн.
Дым проникал сквозь щели в полу. Кое-где уже появились язычки пламени.
— Некогда объяснять! — Старик уже бежал по коридору, освещенному отблесками огня. Это было что-то вроде крытой галереи, тянущейся вдоль улицы. Добежав до двери, он поторопил Борна: — Помоги!
Пламя гудело на первом этаже, жара становилась нестерпимой, коридор наполнился удушливым дымом. Они навалились на дверь, но она не открылась. Они. раз за разом пытались выломать запертую дверь, но та не поддавалась.
— Надо выбить замок, — предложил Борн и потянулся за дробовиком.
— Нет, они услышат.
Наконец отчаянным броском им удалось выломать ее, и они полетели на пол вместе с обломками.
— Мы теперь в другом здании, — сказал старик. — Оно тоже принадлежало хозяину отеля. Здесь был его офис.
Мимо большого письменного стола и изгрызенного мышами кожаного кресла они перебежали к противоположной стене. Пропустив всех вперед, включая собаку, Борн боком, пригнувшись, протиснулся в пролом в стене. Пожар остался позади. Воздух вокруг был чист и свеж.
— Я устроил такие переходы во всем городе. Чтобы передвигаться незаметно, когда кто-нибудь здесь появится, — объяснил старик.
Комната, в которой они оказались, была заставлена деревянными ящиками, один из них — рядом с проломом, — очевидно, чтобы замаскировать дыру в случае необходимости. Потом побежали по коридору, мимо еще каких-то ящиков, мимо лестницы, пролезли еще в одну дыру и очутились в тюремной камере.
Борн отшатнулся от крепких, в дюйм толщиной, металлических прутьев и от железной кровати, приставленной к стене, подумав, что попал в западню. Но в заграждении оказалась потайная дверь. Старик толкнул ее и объявил:
— Мы почти пришли.
В этом помещении тоже был стол, а также специальная подставка для винтовок и большая доска на стене с гвоздями — очевидно, для ключей. На полу в углу виднелась крышка люка.
— Я подниму, а ты будь наготове, — сказал старик, продевая палец в кольцо и резко поднимая крышку; Борн навел пистолет в дыру, готовый стрелять, но на лестнице никого не было.
— Отлично, — обрадовался старик. — Я беспокоился именно из-за этого. Теперь они у нас в кармане.
— О чем вы говорите?
Но старик уже спускался вниз. На полпути он остановился, прислушиваясь, потом пошел дальше. Все последовали за ним. Они очутились в кабинете шерифа. Еще один ряд камер, стол, пустой ящик для винтовок, деревянный шкаф для папок и бумаг в переднем углу, карта на стене, прибитая гвоздями, объявления о розыске без фотографий — просто имена и описания преступлений: убийство, поджог, изнасилование — и сумма вознаграждения. Борн быстро осмотрел все это, пока старик добрался до черного хода под лестницей около камер и осторожно приоткрыл дверь, выглянув наружу. Даже посередине комнаты можно было почувствовать ледяной холод улицы, где по-прежнему бушевала метель.
В маленькие окна, залепленные снегом, Борн попытался разглядеть, что там происходит. Старик вышел на улицу и через пару секунд вернулся.
— Никого нет. Наступил наш черед. На мгновение Борна охватило возбуждение от мысли, что появилась возможность сбежать, но он тут же одернул себя:
— Они могут послать кого-нибудь и на конюшню!
— На конюшню? При чем здесь конюшня? Мы сейчас с ними разделаемся!
Эта мысль даже не приходила Борну в голову.
— Как это?
— В окна кинули два факела. Значит, у парадного входа их двое. Еще один с черного хода поджег кухню. Начнем с него.
— Но это безумие, А если их не трое, а целая дюжина?
— Не имеет значения. В такой буран их может быть и трое. Мы захватим их врасплох.
— Вы — пожалуйста. А мы уходим отсюда.
— Вот как? Послушай! Даже если вы убежите сейчас, они от вас не отстанут. Другого такого случая не представится. Ты знаешь, где они находятся, а они — нет; к тому же метель — отличное прикрытие.
— Что-то здесь не так. Ведь вы делаете это не ради меня, а ради себя. А я не собираюсь подвергать свою семью опасности только для того, чтобы помочь вам.
— Ты прав, черт побери! Это мне нужно! Это мой город они подожгли. Нет, не просто мой город — мой дом! И я не позволю им уйти безнаказанно.
— Зачем это? Город обречен. Когда они покончат с. этой частью, то примутся за другую. В результате здесь останутся одни головешки. Другое дело, если бы у нас была возможность спасти хоть что-нибудь. Но просто мстить? Нет, это не для нас. Мы уходим.
— Я убью тебя!
Ну вот, круг замкнулся. Старик направил на него свой дробовик, он на него — свой “магнум”. Но на этот раз Борну придется уступить. Потому что старик спустит курок, в этом нет никакого сомнения. А он — не сможет, потому что побоится, что те услышат выстрел. Это не тупик. Это самоубийство.
Потянуло дымом.
Старик взвел курки.
— Ну ладно, — согласился Борн. — Расскажите, как вы собираетесь это сделать.
Старик усмехнулся и опустил ружье.
— Ты просто иди за мной и делай, что я скажу. Борн перевел дух.
— Горит! — воскликнула Клер.
Гудение и потрескивание огня слышалось совсем близко. Дым просачивался в помещение.
— Их лучше вывести на окраину. Пусть спрячутся в траве, — кивнул старик в сторону Клер и Сары. Он отвернулся к двери, приглашая их за собой. Борн подумал, что настал удобный момент дать ему пистолетом в висок, а потом добраться до лошадей, но отбросил эту мысль. Было такое чувство, словно все решено за него, и оставалось только подчиниться этому решению, благодаря судьбу за то, что еще способен хоть что-то сделать. Может, старик и прав, и лучшего шанса не будет. Так или иначе, через полчаса все это закончится. И возможно, им не придется больше ни от кого убегать.
Глава 19
Ветер со снегом хлестал в лицо. Густые клубы черного дыма достигали нависших над головой свинцовых облаков. Даже зарево пожара, охватившего уже целый квартал, не могло рассеять сгустившийся мрак. В четыре часа дня было темно, как ночью. Они с трудом разбирали дорогу, прикрывая лица от колючего слепящего снега. Направляясь к догорающему “Мареро Хауз” и проходя мимо покосившегося домишки, они едва не натолкнулись на человека, который прятался под стеной, наблюдая за задней дверью отеля. Старик заметил его и отпрянул, толкнув Борна плечом за угол. Не оборачиваясь, он зажал ему рот холодной костлявой ладонью. Не дав себе труда объяснить что-либо, старик наклонился, вытащил из сапога длинный охотничий нож и исчез за углом.
Борн удивился. Если старик прятал нож в сапоге, почему же он не воспользовался им во время стычки в отеле? Не успел? Или просто хотел показать, как легко может лишить Борна его оружия? Ответа на этот вопрос он так никогда и не получил.
Внезапно из-за угла появился старик, вытирая нож о брюки. За гулом пожара и метели Борн даже не расслышал звуков скоротечной схватки. Если тот парень вообще успел что-то крикнуть. Да, до старика в подобной ситуации мне далеко, подумал Борн.
— Пойдем, поможешь, — коротко бросил старик.
Словно в трансе, Борн последовал за ним.
Парень лежал ничком под стеной. Вокруг него уже начало наметать сугроб, который быстро темнел, пропитываясь кровью. В крови была и вся голова. На поясе у старика висел бесформенный комок окровавленных волос. Догадавшись, в чем дело, и представив себе, как старик схватил парня за волосы и резанул вкруговую, он зажмурился и выдохнул с нескрываемым ужасом:
Борн удивился. Если старик прятал нож в сапоге, почему же он не воспользовался им во время стычки в отеле? Не успел? Или просто хотел показать, как легко может лишить Борна его оружия? Ответа на этот вопрос он так никогда и не получил.
Внезапно из-за угла появился старик, вытирая нож о брюки. За гулом пожара и метели Борн даже не расслышал звуков скоротечной схватки. Если тот парень вообще успел что-то крикнуть. Да, до старика в подобной ситуации мне далеко, подумал Борн.
— Пойдем, поможешь, — коротко бросил старик.
Словно в трансе, Борн последовал за ним.
Парень лежал ничком под стеной. Вокруг него уже начало наметать сугроб, который быстро темнел, пропитываясь кровью. В крови была и вся голова. На поясе у старика висел бесформенный комок окровавленных волос. Догадавшись, в чем дело, и представив себе, как старик схватил парня за волосы и резанул вкруговую, он зажмурился и выдохнул с нескрываемым ужасом: