Моррелл Дэвид. Испытание

   — Господи, вы скальпировали его!
   Старик угрожающе взмахнул ножом.
   — Заткнись и помоги мне. Будешь ныть, я устрою тебе то же самое. Мне некогда с тобой рассусоливать! — Он схватил парня за ноги и поволок к горящему зданию; за телом убитого тянулась кровавая полоса. — Слышал, что я сказал? Помогай, черт тебя побери!
   Борн, спотыкаясь, бросился вперед, схватил труп за руки, приподнял его и боком, стараясь не наступать на кровавый след, который стал шире и гуще, потащил к огню. Снег таял на куртке Борна, хлопья сажи оседали на руках. Подойдя как можно ближе, они раскачали труп и швырнули в огонь. Тот шмякнулся у самого края, руки неестественно вывернулись. Языки пламени лизнули лицо, и в ноздри Борну ударил острый тошнотворный запах паленых волос. Полыхнуло жаром, и Борн, уже не понимая, чьи это волосы горят — того парня или его собственные, отшатнулся, наступив на клубок кишок, вывалившихся, пока они раскачивали труп. Неудержимая тошнота подкатила к горлу. Отпрыгнув с омерзением в сторону, он увидел, как старик наклонился, поднял этот комок и, размахнувшись, швырнул в огонь. Кишки, развеваясь, плюхнулись прямо в центр пламени. Огонь уже целиком охватил тело. Колени Борна подкосились. Его рвало.
   — А ну, вставай! — прикрикнул старик.
   Но сил подняться у него не было. Стоя на коленях спиной к огню, Борн чувствовал, как коченеют от холода лицо и руки. Его прошиб ледяной пот. Дышал он с трудом.
   — Я сказал, вставай! — повторил старик, рывком поднимая его на ноги. — Здесь нам нечего делать. Я пойду туда. — Он показал в сторону конторы шерифа. — Проверю дома на центральной улице. А ты сделай то же самое с другой стороны. — Он указал рукой в противоположном направлении. — Мы возьмем их в клещи.
   Борн даже не успел возразить. Да это и не имело смысла, так как старикан уже сорвался с места и исчез в снежной пелене. Весь в холодном поту, он еще какое-то время продолжал стоять, не отрывая глаз от кровавой полосы, быстро заметаемой снегом, и чувствуя запах горелых волос, плоти и одежды. Потом сделал над собой усилие и побежал в том направлении, куда указал старик. Миновав несколько горящих зданий, он выскочил на улочку, ведущую к центру, и решил двинуться по ней.
   Однако от этого пришлось отказаться: дома по обе стороны были охвачены пламенем; сунуться туда означало сгореть заживо. Поэтому он продолжал идти по задворкам, там, куда еще не добрался огонь. Неожиданно он оказался на следующей улочке.
   Прижавшись к стене крайнего дома, он осторожно выглянул из-за угла, приготовившись стрелять, и стал всматриваться в пространство между домами в направлении главной улицы.
   Никого…
   Короткими перебежками, замирая под стенами домов, напряженно всматриваясь сквозь метель в пустое пространство улицы, в фасады магазинов, он продвигался вперед. Ему повезло, что теперь ветер дул в спину, но все равно приходилось напрягать зрение, чтобы разглядеть что-либо в этом мраке и снежной круговерти.
   Пока ничего подозрительного он не заметил. Затаив дыхание, Борн перебежал улицу на углу. И здесь никого не было. Он торопливо шагал по тротуару, проверяя окна магазинов, мимо которых проходил, всматриваясь вперед, оглядываясь по сторонам.
   Он надеялся, что здесь никого не встретит. Скорее всего, те просто остались у отеля, дожидаясь, пока он прогорит окончательно и наверняка похоронит под своими останками всех, кто прятался там. Но если преследователей не трое, а больше, то кто-то мог отправиться патрулировать улицы — так, на всякий случай. Поэтому Борн не позволял себе расслабиться. Наконец он добрался до перекрестка, откуда уже был виден горящий впереди и справа квартал с отелем в центре пожара. Он замедлил шаг и замер, услышав выстрелы. Три выстрела, где-то впереди. Гул пожара и вой ветра помешали определить, из чего стреляли — из винтовки или пистолета. С беспокойством подумав о старике, он решил было броситься на помощь, но почему-то замешкался, и это секундное колебание спасло ему жизнь. На перекрестке из-за снежной пелены возникла белая фигура, быстро увеличивающаяся в размерах. Она уже стала выше человеческого роста, но продолжала расти… Наконец Борн понял, что видит человека в белом маскхалате, а его огромный рост — всего лишь обман зрения, потому что там он сидит на корточках.
   Он мгновенно распластался под стеной, едва не задохнувшись в снегу, забившему рот и ноздри. Сердце заколотилось как сумасшедшее, дыхание перехватило. Осторожно подняв голову, он увидел, как фигура быстро удаляется в сторону выстрелов.
   Оттуда донеслось еще два хлопка. На этот раз ближе, и Борн безошибочно определил, что стреляли из пистолета. О Боже, старик тратит последние патроны! У него не будет времени перезарядить пистолет, а дробовика у него нет — он отдал его Клер. Правда, остается еще винтовка, но в этой метели противника издалека не разглядеть, а в ближнем бою винтовка — плохой помощник.
   Еще один выстрел, теперь винтовочный, громкий, раскатистый. Борн не смог определить, откуда стреляли. Опасаясь наткнуться еще на одного человека в белом халате, Борн ползком поспешил убраться с перекрестка под стену ближайшего здания. Время от времени останавливаясь, чтобы оглядеться и прислушаться, он достиг тротуара и пополз вдоль стены, прячась под ней на тот случай, если кто-нибудь сторожит улицу, выглядывая из окна какого-нибудь здания. В такую погоду вряд ли они захотят торчать снаружи, в полной уверенности, что из пожара никому не выбраться. Они просто устроились где-нибудь под крышей и ждут, пока утихнет пурга и погаснет огонь. Тогда они выйдут, чтобы посмотреть на результаты своей деятельности.
   Нет, он ошибается. Если он наткнулся на улице на одного, с тем же успехом здесь могут оказаться и другие. Это не исключает того, что кто-то еще и прячется в домах. Поэтому Борн вовсю вертел головой, утирая тающий снег с лица и продолжая свой путь ползком.
   Винтовочные выстрелы. Два. Один, за ним другой. Потом — чей-то вопль. Нет, на голос старика это не похоже. Значит, он сам подстрелил одного из тех. Или наоборот? И он просто не узнал предсмертный крик старика?
   И тут Борн не выдержал. Осточертела эта метель, они все ему осточертели! Выхватив пистолет и крепко зажав его заледеневшую рукоятку, он вскочил, пробежал несколько шагов по тротуару, шибанул плечом в дверь и влетел внутрь. Прыгнув в сторону, он присел и осмотрелся. Когда-то это была бакалейная лавка: прилавки вдоль стен, за ними — пустые полки. Он сунулся в один угол, затянутый паутиной, затем в другой, заглянул под прилавок, потом, стараясь не шуметь, метнулся к двери, прислушиваясь к звукам на улице.
   Никого. Он отступил в тень и споткнулся о какую-то коробку; в этот миг распахнулась задняя дверь и вместе с ветром и снегом внутрь ввалился человек с пистолетом в руке. Они узнали друг друга на мгновение раньше, чем спустили курки.
   Слабый свет, проникавший в помещение, не давал Борну толком понять, что старик делает там, у дальней полки. Лицо его было смертельно бледным, и двигался он с трудом. Сначала Борн даже подумал, что тот ранен, но это было не так. Похоже, у старика снова случился приступ, как тогда, посреди улицы.
   Что-то словно оторвалось в нем. Наконец Борн разглядел, что тот достал керосиновую лампу. Старик встряхнул ее, проверяя, есть ли в ней горючее, потом снял стекло и зажег фитиль. Поставив стекло на место, он размахнулся.
   — Что вы делаете? — Борн схватил его за руку.
   — Заткнись! — оборвал его старик. — Не мешай!
   Он вырвался и швырнул горящую лампу в стенку. Стекло разбилось, огонь охватил все полки, сухое дерево занялось почти мгновенно.
   — Они тут почти в каждой лавке, — отрывисто сообщил старик. — Ну ничего. Я им устрою. Как они мне. Сейчас они полезут наружу, как тараканы из щелей, вот я их и встречу.
   Он истерически захохотал и неуклюже заковылял к входной двери.
   Это же полный абсурд, подумал Борн. Старик решил отомстить пришельцам за то, что они начали жечь город, а теперь сам делал то же самое. Это уже не расплата. Это сумасшествие. Он просто хочет уничтожить всех! Так вот почему старик не дал им убежать, вот почему Клер и Сара коченеют сейчас в открытом поле, прячась в траве!
   Борн не мог больше сдерживаться и закричал яростно:
   — Безмозглый сукин сын!
   Но это уже не имело никакого значения. Старик сделал всего шаг на тротуар, потом выронил винтовку, схватился обеими руками за живот и рухнул на колени. Хохот перешел в стон. Прогремел выстрел. От удара пули старика приподняло и швырнуло обратно в дверь. Он упал навзничь, всхлипнул, дернулся и затих.
   Борн не двинулся. Он понимал, что нужно либо нырнуть в укрытие и открыть ответный огонь, либо поспешить скрыться через черный ход, чтобы не попасть им в лапы. Но вместо всего этого он стоял, глядя на старика с развороченной пулей грудной клеткой, и кричал не помня себя:
   — Подонок! Тупой, мерзкий подонок! — Потом выстрелил трижды в распростертое тело.
   Пламя перекинулось с потолка на пол и уже подбиралось к пальцам старика. Еще одна пуля разнесла стекло и впилась в прилавок рядом с Борном. Он выстрелил в мертвого старика еще раз, размозжив тому голову, потом пальнул в открытый дверной проем и выскочил в заднюю дверь.

Глава 20

   Как ему удалось найти Клер и Сару, Борн не мог бы объяснить никогда.
   Он выбежал в заднюю дверь лавки. Метель бушевала по-прежнему, ветер усилился, снег больно сек по лицу и глазам, но он даже не пытался осмотреться, пригнуться на бегу. Борн не думал о том, чтобы, спрятаться в каком-нибудь из домов или просто в сугробе. Он мог только бежать, надеясь, что в такую метель его не заметят. Он пересек главную улицу, нырнул в переулок, чтобы скорее попасть в поле, где прятались его жена и дочка. Он уже не понимал, где находится. Но все равно бежал, спотыкался, падал, вставал, снова бежал, а в голове крутилось: “Подонок! Безмозглый, грязный, мерзкий, выживший из ума подонок!”
   Впрочем, может быть, он кричал вслух, но этого он тоже не помнил. Он просто бежал, не разбирая дороги, мимо складов, мимо лачуг, из улицы в улицу, шатаясь и падая. Он даже не заметил, когда выскочил из города и очутился в открытом поле, очередной раз споткнулся и упал лицом в жесткую траву. Мелькнула мысль, что в поле он заблудится и погибнет от холода, и лишь спустя какое-то время за ней последовала другая: ведь Клер и Сара тоже в поле, в снегу, ждут его и тоже могут замерзнуть! Подумав о жене и дочке, он наконец пришел в себя.
   Он двинулся назад, ориентируясь на горящий город, как на маяк. Прячась под стенами зданий, он пересек центральную улицу, вышел к тому месту, где они проходили со стариком; спотыкаясь, миновал еще пару улиц. Зарево пожара освещало ему путь. Наконец он выбрался в поле, с трудом передвигая ноги, побрел по траве и буквально наткнулся на своих. Клер, которой он строго-настрого приказал стрелять в любого, кто приблизится и не окликнет ее по имени, чуть не пристрелила его, но, слава Богу, узнала знакомую фигуру. Они сидели в какой-то ямке, забившись в спальный мешок, почти занесенные снегом.
   — Боже, я уже не знала, что думать! — воскликнула она. — Я слышала все эти выстрелы и видела, как разгорается пожар. Я уже не надеялась увидеть…
   — Я понимаю. Все хорошо, не волнуйся. Теперь все будет хорошо, — успокаивал он Клер, надеясь, что та ему поверит.
   Они продрогли до костей, но времени, чтобы размяться и хоть как-то согреться не было. Сначала он думал сразу отправиться в лес, но понял, что пешком далеко не уйти и они могут просто заблудиться и замерзнуть насмерть; значит, надо возвращаться за лошадьми. Существовала, конечно, опасность, что преследователи не оставили конюшню без внимания. Но без лошадей они пропадут, поэтому надо хотя бы попытаться. Если конюшня охраняется — ну что ж, он будет знать, что сделал все, что мог. Тогда ничего другого не останется, кроме как уходить обратно в метель, надеясь на спасение в лесу.
   Они сделали большой крюк, обходя городок по краю поля. Сара так замерзла, что ему пришлось нести ее, прокладывая путь по сугробам. В какой-то момент она прильнула к нему, и Борн понял, что должен заставить девочку идти, иначе она заснет и может умереть от переохлаждения. Он спустил ее с рук и заставил передвигать ноги, поддерживая за плечи я подталкивая вперед. Наконец они подошли к тому углу центральной улицы, налево от которого в середине квартала располагалась конюшня. Здания впереди уже были охвачены огнем. Остальные было трудно разглядеть из-за густой снежной пелены.
   — Мы должны войти одновременное двух сторон, — сказал он Клер. — Если там кто-то есть, это дезориентирует их.
   — Но мы не сможем войти одновременно, — возразила Клер. Она была права. Да и вообще этого делать не следовало. Надо держаться вместе. Разъединившись, они могут потом не найти ДРУГ друга. Либо все вместе, либо никто. Еще раз рисковать нельзя. Подтолкнув Сару, он перебежал улицу. Клер держалась рядом. Они миновали переулок, потом какую-то дорожку и остановились у западной стены конюшни. Борн подал знак подождать, а сам осторожно, пригибаясь, двинулся вперед, обошел здание, выискивая следы у главного входа, но ничего не обнаружил. Высота сугробов перед воротами говорила о том, что их никто не отворял с того момента, как началась пурга. Он поглядел на дорожку, заметенную снегом, потом — на зарево пожара, затем обернулся и увидел, что Клер с Сарой уже подошли тихонько и стояли сзади. Собравшись с силами и тяжело вздохнув, Борн взялся за ручку, ногой откинул снег от двери и рывком распахнул ее. Двумя прыжками он оказался за ближайшей перегородкой, упал, перекатился в сторону, целясь вдоль прохода. Лошади заметались, испуганные запахом дыма и внезапным появлением человека. Борн бросил взгляд на сеновал, пробежал между стойлами, вгляделся в сеновал у противоположной стены. Если кто-то здесь прятался, меня уже не было бы в живых, подумал он.
   — Давайте быстрее! — бросил он, подходя к пегой кобыле, чтобы оседлать ее. — У нас совсем нет времени.
   Клер подбежала к гнедой, а Сара, притопывая у лестницы на сеновал, растирала ладони, чтобы согреться. У него самого руки окоченели настолько, что сразу справиться с седлом не удалось. Пришлось несколько раз резко бросить руки вниз, хлопая по бедрам, прежде чем он сумел продеть ремни через шлевки и надежно их затянуть. В тот момент, когда он собрался шагнуть к каурой. Клер отчаянно вскрикнула. Обернувшись, он увидел на сеновале человека, поднимающего винтовку. Должно быть он прятался в углу, полагая, что, занимаясь лошадьми, его ни кто не заметит. Молодой парень в таком же маскхалате с капюшоном, как и тот тип на улице, ухмылялся, продолжая держать Борна на мушке. Борн перемахнул через стенку стойла, дрожащей рукой вытаскивая пистолет, но окоченевшие пальцы ж удержали ледяную сталь, и пистолет выпал из рук. Безоружный он увидел, что парень еще шире расплылся в ухмылке, прижимая приклад к плечу и слегка опустив голову, чтобы прицелиться поточнее.
   Грохот двух выстрелов был оглушительным. Парня словно разорвало на части — голова отлетела в одну сторону, рука — в другую, грудь разворотило, винтовка упала вниз, какая-то невидимая сила подбросила его тело, а затем швырнула в угол, где он, вероятно, и прятался раньше.
   Борн ничего не мог понять; он слышал только бесконечный крик Сары. И тут он увидел Клер, которая застыла с дробовиком в руках, направленным на сеновал, туда, где только что стоял парень. Она не могла ни вздохнуть, ни отвести глаз, продолжая сжимать в руках ружье. Ему пришлось применить силу, чтобы разжать ее пальцы. И только после этого у Клер дотекли слезы. Но приводить ее в чувство не было времени. Потом Борн сам удивился, откуда у него взялись силы к решительным действиям: Он вывел гнедую и пегую из стойл, покрикивая на жену и дочку, чтобы они шевелились побыстрее, вытолкал их с лошадьми через заднюю дверь, потом бросился к каурой, кое-как застегнул седло и накинул уздечку, надеясь, что сумеет удержаться на скаку, выбежал с ней на улицу, прыгнул в седло и, беспрестанно нахлестывая, рванул вперед. Догнав своих, он хлестнул их лошадей, понукая, и с криком “За мной!” пустил лошадь галопом. С дорожки они попали в переулок, потом пересекли центральную улицу и помчались по направлению к лугу. За спиной вдалеке прогремел выстрел, но пуля прошла стороной. Он постоянно подгонял свою кобылку, вцепившись в поводья и луку седла, чтобы не свалиться на землю. Теперь они скакали рядом — он в центре. Клер — по одну сторону от него, Сара — по другую. Метель, кажется, начала стихать; впереди немного развиднелось. Они уже были в поле, когда Борн услышал второй выстрел. Он мгновенно понял, что произошло. Хорошо, что Сара была с другой стороны. Оборачиваясь на скаку, он уже знал, что увидит за спиной.
   Последний раз в жизни он видел Клер. Сначала превратившееся в кровавое месиво лицо, потом, когда она качнулась вперед, уже падая с лошади, — затылок с зияющей раной… Подпрыгнув от удара о землю и прокатившись по траве, ее тело осталось сзади, в снегу.

Глава 21

   Он долго не мог прийти в себя.
   Шок от увиденного был настолько силен, что Борн мог только безудержно погонять лошадь, заставляя ее скакать изо всех сил; слава Богу, кобылка, на которой ехала Сара, не отставала. Они неслись по лесу, но Бори не замечал этого, лишь инстинктивно натягивал поводья, чтобы обогнуть препятствия — стену кустарника, внезапно выросшую перед ним, затем — поваленные деревья… Увидев просвет между стволами, он ринулся было туда, но испугался. Резко взяв влево, он обогнул открытое пространство, направив лошадь вверх по лесистому склону, потом — по другому, третьему, подстегивая и колотя каблуками. Наверное, он загнал бы ее до смерти, но вдруг заметил, что рядом никого нет. Резко осадив, он обернулся. Пегая лошадь лежала в снегу далеко внизу; рядом с ней увидел Сару. Пустив свою каурую в галоп и едва не свалившись с седла, он подскакал к ним, соскочив на землю, накинул поводья на ветку и поспешил к дочке. Та даже не пыталась выбраться, почти утонув в снегу. Борн испугался, что она сломала ногу, но понял, что ее просто придавило крупом лошади.
   Он вытащил дочь, потом, схватив пегую под уздцы и проваливаясь в снег, попытался поднять ее. С трудом это ему удалось. Привязав лошадь к дереву, он почувствовал такую усталость от всего пережитого, что ноги подкосились и он рухнул на снег, прислонившись спиной к стволу ели. Метель кончилась; лишь ветер по-прежнему раскачивал макушки деревьев; с веток слетали редкие снежинки.
   Ветер внизу утих, но над головой по-прежнему неслись тяжелые облака. В угрюмом ельнике сгустилась какая-то гнетущая тишина, лишь где-то вдали снежные комья срывались с веток и с глухим звуком валились на землю.
   — А где мама? — спросила Сара. Голосок ее прозвучал сдавленно и глухо.
   Борна передернуло.
   — Где мама? — повторила она.
   — Там…
   — А почему она не идет к нам?
   Он промолчал.
   — Она придет к нам?
   — Я думаю, что не придет.
   Голова Клер, пронзенная пулей, с развороченные лицом… Эта картина стояла перед глазами. Он взглянул на небо со стремительно бегущими облаками, потом на свои дрожащие руки, наконец перевел взгляд на Сару и привлек ее к себе.
   — Солнышко мое, твоя мама умерла. — Он обнял девочку. Она не шелохнулась. Борн отодвинул Сару от себя и посмотрел ей в лицо. Оно оставалось таким же — холодным, серым, безучастным, каким было вот уже много-много дней.
   — Что с ней случилось?
   — Ее убили.
   — Ты в этом уверен?
   — Когда мы выехали из города. В поле. Я видел, как в нее попала пуля.
   — Ты точно знаешь, что она умерла?
   — Точно. — И он снова прижал ее к себе.
   Но ее вопросы разбередили душу. Сомнения в правильности своих действий так никогда и не оставили его. Да, была страшная метель, они отчаянно уходили от погони, но ведь он видел Клер всего лишь мгновение — когда она падала. Ему показалось, что это длилось долго, но на самом деле это был только миг… А если она не убита? Если пуля лишь задела, например, щеку и кровь на лице от этого? Если бы он остановился, вернулся, поднял ее — она была бы сейчас с ними?
   Да нет, никаких “если”. Он видел не просто кровь, а развороченное пулей лицо. И дырка в темени, выглядела так, будто кто-то рубанул по нему мотыгой. Она умерла еще до того, как упала на землю, и никакие “если” уже не вернут ее.
   Но перед глазами по-прежнему стояло лицо Клер. Крепко прижимая к себе Сару, он боролся с этим видением, зажмурившись, кусая губы, стискивая кулаки, дрожа всем телом… Постепенно он осознал, что главная причина его шокового состояния — страх. Страх от того, что это окровавленное лицо могло принадлежать ему, что это он мог свалиться с лошади и грохнуться на всем скаку о землю, что это его голова могла расколоться, как орех… И от этого чувство вины в нем росло — Клер мертва, а он трясется за себя. Он представил себе, что тело, оставшееся там, в открытом поле, могло быть его телом, представил, что те люди могли сделать с ним, вспомнив рассказ старика об индейской девочке, и чувство вины стало невыносимым. Он не должен был оставлять Клер так. Что бы ни было, он не должен был оставлять ее.
   Он слегка отпустил от себя Сару.
   — Послушай меня. Я должен туда вернуться. Снег и ветер кончилась, теперь не так уж холодно. Ты сможешь спокойно поспать. Я сделаю укрытие, ты ляжешь в спальник, и лошадки останутся с тобой, так что ты будешь тут не одна. Сейчас мы что-нибудь поедим быстренько, и ты ложись. А я должен вернуться обратно.
   Она не произнесла ни слова, только смотрела на него все тем же отрешенно-безучастным взглядом, пока он доставал из карманов еду. С тех пор как они покинули избушку лесника, он взял за правило носить с собой еду: шоколад, вяленое мясо, соль. Они молча поели. Лошади рыли копытами снег, пытаясь добраться до травы, и изредка всхрапывали.
   — Нам не в чем согреть воды. Но снег есть нельзя, — сказал Борн. — Ты только замерзнешь еще больше. Поэтому придется потерпеть, Мне очень не хочется оставлять тебя здесь, но я должен идти, а тебя с собой взять не могу. Обещаю, что скоро вернусь. Чтобы тебе не было так страшно одной, постарайся заснуть. Когда ты проснешься, я уже приду. Обещаю тебе — я вернусь.
   Девочка держала в руке плитку шоколада и смотрела на отца. Потом киврула равнодушно. Он выкопал яму в снегу, положил туда спальный мешок, прикрыл лапником, уложил в него Сару и застегнул “молнию”. Поцеловав дочь, Борн взглянул на нее еще раз и отправился в путь.

Глава 22

   Сначала он решил идти пешком. Он боялся, что лошадь может заржать и выдать его, к тому же ночью по лесу пешком передвигаться сподручнее, чем верхом. Но, почувствовав, насколько закоченели ноги и сообразив, как далеко от города он в результате своего панического бегства очутился, отказался от этой идеи. Без лошади ему не одолеть путь туда и обратно.
   Каурая четко придерживалась их старых следов. Еще не рассвело, когда они оказались на опушке. Впереди простиралось заснеженное поле. Пока все складывалось весьма удачно.
   Борн слез с седла и надежно привязал лошадь под деревом. Снег поскрипывал под ногами. Высокая трава кое-где еще торчала из-под снега. Было облачно. Город догорал; кое-где еще взмывали вверх ярко-оранжевые языки пламени. На фоне виднелись силуэты немногочисленных уцелевших зданий.
   Борн двинулся вперед, придерживаясь конского следа. Кое-где следы почти исчезали, заметенные ветром и продолжавшимся снегопадом, но все равно их было легко разглядеть — более темные углубления на сером снегу. Чем ближе к городу, тем яснее они были видны.
   Вначале он шел, не испытывая страха. Он знал, что на фоне чернеющего за спиной леса его издалека не разглядеть. Но по мере приближения к городу он пригибался все ниже, опасаясь, что теперь отблески пожара могут высветить его силуэт на более светлом снегу.
   Маловероятно, что они устроили засаду прямо здесь, в поле. Вряд ли они думают, что он вернется. В этом нет никакого смысла. Разумеется, кроме одного: вернуться за телом Клер. Подумав, что не может исключить такой возможности, Борн снова испугался, пригнулся, а потом и вовсе пополз. В толстых шерстяных перчатках руки вполне согрелись, но теперь пришлось одну снять и засунуть в карман куртки, чтобы достать пистолет. Настывший металл неприятно холодил ладонь.
   Он полз, стараясь вспомнить место, где упала Клер. Они уже выехали за город и были примерно в середине поля. Впрочем, он мог и ошибиться в расстоянии, и ему только показалось, что они ускакали так далеко. Во всяком случае. Клер тогда была слева, значит, теперь надо смотреть справа, немного в стороне от следов. Придется взять правее.
   Зарево стало ближе. Слева послышался какой-то звук — словно кто-то царапал землю. Борн замер, прислушиваясь. Потом прополз еще немного и снова прислушался. Тишина. Наверное, какой-то кролик или суслик вылез из норы. А может, ему просто померещилось. Он пополз дальше.
   На снегу плясали красные отблески пожара. Внезапно на фоне города — или того, что от него осталось, — он различил движущуюся фигуру и схватился за пистолет. Сжимая его изо всех сил, чтобы унять дрожь, он ждал. Фигура исчезла. Борн огляделся, прислушался и, забирая вправо, пополз туда, где, по его предположению, могла упасть Клер. Представив себе, как он доберется до нее, прикоснется рукой, увидит ее лицо, он помотал головой.