Моррелл Дэвид. Лазутчики

   — Ну что, до всех дошло? — спросил Мэк.
   От постоянной смены ощущений в желудке — то ему казалось, что там лежит огненный шар, а то — ледяной ком, — Бэленджера начало подташнивать.
   — Как вы думаете, если мы дадим вам несколько простых инструкций, вы сможете идти за нами, не причиняя нам хлопот? — осведомился Джи Ди.
   Рик слабо кивнул. Из его разбитого носа на ветровку капала кровь.
   — Тогда слушайте инструкции, — снова взял инициативу в свои руки Тод. — Сейчас вы все медленно подниметесь на ноги. Никаких быстрых движений. Ничего такого, что могло бы навести нас на мысль, что вы хотите на нас напасть.
   Лишенные возможности помогать себе руками, четыре человека медленно поднимались на колени, подтягивали одну ногу, потом вторую и в конце концов смогли выпрямиться.
   Когда кровь отлила от головы Бэленджера, он почувствовал, что шатается. Живот, бок и предплечье болели.
   — И продолжайте разговоры насчет тайника, — сказал Мэк.
   — Если верить тому, что вы тут несли, гангстер устроил его для себя, — подхватил Джи Ди. — Он мог прятать три вещи. Деньги, оружие или наркотики.
   — Шестьсот десять. — Мэк потер выбритую голову. — Мы хорошо слышали, как вы называли этот номер, когда упоминали гангстера. Пошли. Мы сейчас это проверим.
   Бэленджер кивнул на лежавшего на полу профессора.
   — Мы должны втащить его вверх по лестнице.
   — Нет, — отрезал Тод. — Он никуда не пойдет.
   — Да, он слабое звено. О, этого-то парня мы сейчас пришьем, чтобы вы хорошо себя вели.
   — Подождите! — воскликнул Бэленджер, ощутив, как его мускулы непроизвольно напряглись. — Профессор проводил все исследования. Он единственный, кто знает об этом отеле почти все. Он может помочь вам добраться до тайника.
   Тод, Мэк и Джи Ди переглянулись.
   — А с чегой-то ты так уверен, что он сможет это сделать? — спросил Мэк.
   — Потому что именно для этого он попросил меня присоединиться к группе.
   Рик, Кора и Винни сразу вскинулись.
   — Так вы не репортер? — прогнусавил Рик, прожигая Бэленджера взглядом.
   Тот пожал плечами.
   — Я когда-то смотрел «Вся президентская рать».
   — Вы грязный сукин сын! — возмущенно фыркнула Кора.
   — Профессор лишился своей работы в университете. Ему удалось сохранить пенсию, но не медицинскую страховку. Как вы сами видели, у него серьезные проблемы с сердцем. Но пенсии никак не хватит, чтобы оплатить необходимое лечение. Из-за этого он пришел в отчаяние и попросил меня присоединиться к группе, чтобы выяснить, как проникнуть в отель и разобраться в местонахождении тайника. Предполагалось, что потом я вернусь сюда уже один и выну из тайника то, что там находится.
   — И что же именно там находится? — Мэк шагнул к нему поближе.
   — Если информация профессора верна... — Бэленджер замялся на долю секунды. — Золотые монеты.
   — Золотые?..
   — Профессор немало рассказал мне об истории. В частности, о золотых монетах в Соединенных Штатах. Десяти— и двадцатидолларовые золотые монеты по рисункам... секундочку, я должен вспомнить... Огастус...
   — Сент-Годенс, — сказал Винни.
   — Да. Именно так его и звали. Десятидолларовые золотые монеты называли «орлами». А двадцатидолларовые — «двойными орлами». До Депрессии они ходили как твердая валюта. Но затем случилась Черная пятница.
   — Какая еще, к черту, черная пятница? — удивился Тод.
   — Великий крах фондовой биржи в двадцать девятом году, — ответила Кора.
   Сердцебиение Бэленджера начало понемногу успокаиваться. «Правильно. Попытаемся отвлечь их разговором», — подумал он.
   — Валяйте-ка к делу, — перебил Мэк, словно подслушав его мысли, и потер след от ожога на щеке.
   — В начале тридцатых годов, — сказала Кора, — американская экономика так сильно пошатнулась, что правительство боялось полного краха. Чтобы поддержать плавающий уровень доллара, правительство отказалось от золотого стандарта.
   — Говори на нормальном английском языке, лапочка.
   — До Депрессии стоимость доллара определялась количеством золота, которое имело в своем распоряжении американское казначейство, — пояснила Кора. — Теоретически можно было прийти в банк, достать тридцать пять долларов и попросить золота на эту сумму. Одну унцию. Но когда началась Депрессия, правительство объявило, что доллар будет стоить столько, сколько скажет правительство, независимо от величины золотого запаса страны.
   Так мы отказались от золотого стандарта. А это означало, что золото больше не могло использоваться в качестве денег. Согласно Акту о золотом запасе тридцать четвертого года, частные граждане лишились права владеть золотом в слитках или монетах. Все золото, кроме ювелирных изделий, нужно было сдать в Казначейство.
   — Получается, что правительство захапало золотишко? — осведомился Джи Ди.
   — Те, кто сдал монеты и слитки, получили квитанции, по которым на их банковские счета зачислялись деньги, — сказал Винни. — С тех пор американцы могут владеть золотыми монетами только в составе коллекций. На них можно смотреть. Их можно держать в руках. Их можно продавать и покупать в антикварных магазинах. Но бензин в бак на заправочной станции за эту монету не зальют.
   — Конечно, в наше время на двадцать долларов бак бензином не наполнишь, — вставил Бэленджер. «Нужно поддерживать эту болтовню», — думал он.
   — Так как же насчет гангстера? — Тод постукивал пальцами по обрезку трубы, заткнутому за пояс.
   — Кармин Даната был известным гангстерским авторитетом в Ревущие двадцатые годы, — сказал Бэленджер. — Все знали о его привычке награждать своих «шестерок» золотыми монетами. Когда разразилась Депрессия, он с самого начала был уверен, что правительство, конфискуя золотые монеты и слитки, всех нагреет. Поэтому он так и не сдал свое золото, а, совсем напротив, начал его копить. В конце концов он завел столько тайников, что даже не мог все запомнить. Тогда-то, в тридцать пятом году, он и устроил тайник в своих апартаментах.
   — Ты хочешь сказать, что золотые монеты все еще валяются в загашнике? — Глаза Мэка ярко сверкнули.
   — Даната погиб в сороковом году, во время перестрелки с другой бандой в Бруклине, — ответил Бэленджер. — Номер сдавался только ему. Он оплатил его на год вперед. А после его смерти владелец отеля...
   — Карлайл. Мы слышали ваш базар о нем. Придурок, имеющий кучу бабок и не знающий, куда их девать.
   — Он никогда больше не сдавал этот номер, — продолжал Бэленджер. — С сорокового по шестьдесят восьмой, когда отель закрылся и Карлайл остался здесь один, комнаты так и стояли свободными. У Карлайла был один очень заметный пунктик: он постоянно шпионил за постояльцами отеля, как бы проживая таким образом вместе с ними дополнительные жизни. Профессор подозревает, что Карлайл сохранил номер в том же состоянии, в каком он был при жизни Данаты. Мы считаем, что само существование этого тайника доставляло ему огромное удовольствие, что Карлайл время от времени наведывался в этот тайник и любовался монетами, к которым больше никто не имел доступа. Они и впрямь очень красивые — взлетающий орел на одной стороне, а на другой — статуя Свободы с факелом.
   — А не мог этот козел контрабандой вывезти их за кордон и продать за наличные? — спросил Мэк.
   — Он страдал агорафобией. И боялся выходить из отеля. Другая страна была для него недостижима, как другая планета. Так почему же обратить монеты в наличные деньги, которые ему вовсе не были нужны — ведь он и так был очень богат, — было бы ему приятнее, чем обладать запасом золота, какого с тридцатых годов не было ни у одного американца?
   Этой ночью мы осмотрели несколько номеров и обнаружили, что Карлайл стремился сохранить их в том самом виде, в каком они пребывали, когда их покинули последние постояльцы. Возможно, он принялся за это уже в сороковом году, когда погиб Даната.
   — А сколько сейчас стоит золото?
   — Более четырехсот долларов за унцию.
   — Значит, мы можем переплавить эти монеты и...
   — На этом вы много потеряете. «Двойной орел», который весит меньше унции, стоит у коллекционеров почти семьсот долларов.
   — Господи...
   — Но это еще не все, — продолжал Бэленджер. — Последняя партия «двойных орлов» была отчеканена в тридцать третьем году, непосредственно перед тем, как американское правительство отменило золотой стандарт. И еще до выпуска в обращение они были запрещены и их уничтожили. Большую часть. Но несколько монет были украдены. Недавно одна из украденных монет попала в руки правительства и выставлена на аукцион «Сотби». И там она ушла за без малого семь миллионов долларов.
   — Семь?..
   — Миллионов долларов. Мы считаем, что у Данаты таких монет могло быть пять.
   В свете горящих фонарей глаза Тода ярко сверкнули. Он махнул рукой:
   — Эй, пошли. Мне очень не терпится запустить руку в этот тайник.

Глава 32

   — Помогите мне поднять профессора, — обратился Бэленджер к Винни.
   Винни метнул в него яростный взгляд. Было понятно, что он не может простить своему новому знакомому обман. Тем не менее опасность и давняя привязанность к профессору заставили его повиноваться. Сразу же стало ясно, что связанные запястья до чрезвычайности ограничивают их возможности. Методом проб и ошибок они выяснили, что могут поднять профессора, только просунув сложенные руки ему под мышки. Поскольку у Конклина руки тоже были связаны, он ничем не мог им помочь. С великими усилиями они все же подняли его.
   Конклин стонал, но все же сумел устоять на здоровой ноге.
   — Как вы себя чувствуете? — спросил Бэленджер.
   — Я все еще жив. — Профессор тяжело вздохнул. — Да уж, при таких обстоятельствах на что мне жаловаться?
   — Скажите, это правда? — потребовал Винни. — Что вы с этим парнем собирались присвоить золотые монеты?
   — Я далеко не идеальный человек, — сказал Конклин. — Это вам следовало бы уже понять о своих преподавателях. Но когда я слушал ваши объяснения насчет Акта о золотом запасе от тысяча девятьсот тридцать четвертого года... О Сент-Годен-се... Винни, ты запомнил даже Сент-Годенса.
   — И как вы собирались поделить деньги? Между вами двоими?
   Пожилой профессор выглядел пристыженным.
   — И ты согласился бы участвовать в этом? Ведь мы все время провозглашали, что ничего не берем, а только фотографируем. А ведь в этом случае мы не просто нарушили бы это правило. Мы намеревались совершить серьезное преступление. Что ты предпочел бы: опасность просидеть в тюрьме значительную часть жизни или же поставить в известность власти?
   — Но вы же были готовы на риск попасть в тюрьму.
   — В настоящее время мне почти нечего терять.
   Мэк и Джи Ди торопливо запихивали снаряжение в рюкзаки, набивая их так, что все содержимое пяти рюкзаков уместилось в три. На месте они оставили только бутылки с мочой.
   Мэк засунул водяной пистолет за пояс.
   — Эх, давно не играл в игрушки.
   Он взял один из рюкзаков, Джи Ди второй, Тод третий. Очки ночного видения болтались у всех троих на шеях.
   — Теперь слушайте, как мы поступим, — сказал Тод. Одной рукой он подстраивал лямки рюкзака, а в другой держал пистолет Бэленджера. — Я пойду первым, спиной вперед, и буду все время держать вас на мушке. Мэк и Джи Ди пойдут позади, но не станут наступать вам на пятки. Так что, если вам приспичит накинуться на них и попытаться столкнуть с лестницы, у вас все равно ничего не выйдет. Если вы что-нибудь затеете, Мэк и Джи Ди лягут на лестницу, а я буду стрелять. Мне плевать, что там кто-то из вас может знать о тайнике: я вас всех замочу. Так что хорошенько пошевелите мозгами, прежде чем сердить меня.
   Тод покинул балкон, миновал холл, вышел на пожарную лестницу и начал задом наперед подниматься по ней. Бэленджер и Винни шли следом, неловко держа связанными руками профессора и изо всех сил помогая ему. Потом шли Рик и Кора, а последними — Мэк и Джи Ди. Шаги восьми человек гулко разносились по лестничной клетке.
   — Теперь, когда вы узнали, что я не репортер, — сказал Бэленджер Винни, — я хочу задать один вопрос.
   — Какой?
   — Вы говорили о композиторе, который написал «На берегах Уобаша» и «Моя девчонка Сэл». Вы тогда упомянули, что он был братом Теодора Драйзера, да еще так, будто все должны знать это имя. Прах побери, кем был этот Теодор Драйзер?
   — Он написал «Сестру Керри».
   — Чью сестру?
   «Говори, говори, — убеждал себя Бэленджер. — Пытайся любым путем завязать с ними какие-нибудь контакты».
   — Это один из первых американских реалистических романов. — Винни, похоже, понимал замысел Бэленджера. — Действие происходит в трущобах Чикаго. Там рассказывается история женщины, которая вынуждена спать со всеми подряд, чтобы выжить.
   — По мне, так в настоящей жизни иначе не бывает, — сказал Мэк снизу из темноты.
   Винни поддержал разговор:
   — Тема романа — пессимистический детерминизм. Независимо от людских поступков, все определяют судьба и веления тела.
   — Да, точно, парень писал о настоящей жизни, — снова откликнулся Мэк.
   «Кажется, действует», — подумал Бэленджер. Он продолжал тащиться вверх. Чувствовалось, как профессор дергался от боли.
   — Роман издали в 1900 году, за год до того, как выстроили этот отель, — продолжал Винни. — В большинстве американских романов того времени писали об упорном труде, который вознаграждался успехом. То, что Уильям Дин Хауэллз назвал «приветливой улыбкой американской жизни».
   — Кто такой Хауэллз, я спрошу попозже, — сказал Бэленджер, в очередной раз помогая профессору устоять на ногах.
   — Драйзер вырос в ужасной бедности. Он видел столько страданий, что пришел к выводу о том, что американская мечта — всего лишь обман. Чтобы подчеркнуть свое мнение, он назвал еще один из своих романов «Американской трагедией». «Сестру Керри» издала компания «Даблдей», но, когда жена Даблдея прочла эту книгу, она была так потрясена, что заставила мужа не пускать тираж в продажу, а оставить весь на складе. Только через несколько лет роман опубликовали в другом издательстве, и он сразу был признан классическим.
   — Пожалуй, нужно будет прочитать эту книжку, — сказал Бэленджер.
   — Я уверен, что вам понравится, — ответил Винни. — Сильнейшая история, но написана просто ужасно. Драйзер ненавидел гладкую прозу и выражался по-своему. Где-то он сказал, что бар — это раздувшийся от важности салун.
   Ниже, на лестнице, рассмеялся Джи Ди.
   Двигаясь очень медленно из-за Конклина, они добрались до пятого этажа и потащились выше. Бэленджера продолжало тревожить затрудненное дыхание профессора. Он не раз уже думал о том, что, может быть, стоит кинуться вверх по лестнице и попытаться выхватить пистолет у Тода. Но Тод держался слишком далеко. Да и лестница тоже ограничивала движения. Тод начал бы стрелять, а может быть, Мэк и Джи Ди пустили бы в ход ножи против остальных пленников, которым было совершенно некуда бежать. Попытка нападения закончилась бы резней. Нет, решил он, пока что не время.
   — Эта сестра Керри напомнила мне одну цыпочку из того кино, о котором говорила наша лапочка. — Бэленджер знал, что Мэк имеет в виду Кору. Его гнев делался все сильнее. — Того, где поют «Лунную реку». Как это кино называется, а, лапочка?
   — Прекратите трогать меня.
   — Как называется это кино?
   — "Завтрак у «Тиффани».
   — Да. Черт возьми, пока я не увидел эту штуку по ящику однажды вечерком, я думал, что она о каком-нибудь кабаке, вроде какого-нибудь «Обеда с затраханным Андре». Оказалось, что не о кабаке, а о той дурной цыпочке. Как ее зовут, а, лапочка?
   — Холли Голайтли.
   — Во, и даже имя у нее дурное. Холли-динамистка. Вот как ее надо называть. Эта телка уломала парней взять ее с собой в офигенный ресторан. Естественно, они рассчитывали вдуть ей. А она чего сделала? Стрескала дорогущий обед, а потом попросила у них денег, чтобы пойти, видите ли, в ванную. Никогда не видал ванной, где нужно платить за вход, но, может быть, у богатых свои хохмы. Эта стерва втихаря смылась из ресторана, и парни так и не получили того, за что они заплатили. Она не переспала ни с кем из них, но, как я кумекаю, все равно была шлюхой и остается шлюхой.
   Они дошли до шестого этажа.
   — И где же шестьсот десятый? — спросил Тод.
   В свете фонарей отчетливо были видны потемневшие бронзовые номера на дверях.
   — Шестьсот двадцать два справа. — Джи Ди осветил фонарем растущее на полу дерево.
   — Значит, шестьсот десятый с другой стороны. — Тод движением руки с пистолетом приказал группе идти в темноту налево.
   — А конец совсем уж дурацкий, — продолжал разглагольствовать Мэк. — Герой там писатель. Вроде должен быть умным мужиком. Знает ведь, что эта м...да тратит большие бабки, чтобы передавать малявы гангстеру в тюрьму. Знает, что она хочет окрутить южноамериканского миллионера и выскочить за него замуж, чтобы добыть еще бабла. Но этот лох все равно в нее втюрился. И чем кончается? Они оказываются в этом переулке и ищут под дождем кошку, которую она сама же и выбросила, находят кошку, целуются, и тут музыка делается такой слезливой, что прям сопли текут, и я думаю: лох ты беспонтовый, вали отсюда! Вали от этой шлюхи со всей скоростью, какую сможешь выжать! Она разобьет тебе сердце, а потом кинет тебя, как только поблизости появится какой-нибудь парень с тугим лопатником!
   — А что кроме этого тебе понравилось в кино? — снова рассмеялся Джи Ди.
   — Черт побери, — неожиданно крикнул Винни Бэленджеру, — да будьте вы прокляты! — Он был настолько разъярен, что совершенно не мог сдерживаться. — Профессору всего-то нужно было спросить меня, и я сам занялся бы этим делом! Вы думаете, что мне не нужны деньги? Я зарабатываю жалкие центы в школе, где ученики бьют учителей за то, что те пытаются задавать им уроки на дом. У меня нет богатых родителей, как, например, у Рика. Черт возьми, да мой отец загибается от эмфиземы. И у него нет медицинской страховки. Все мои заработки уходят на оплату его медицинских счетов! Если бы вы спросили меня, я согласился бы!
   — Ну вот, парень хоть просек, что главное в жизни — это бабки на кармане, — сказал Мэк. — Если подцепишь бабла, то можно будет не только оплатить все счета на лекарей своего старика, но еще и трахать Холли-динамистку, пока не обрыднет.
   — Это-то я секу, — отозвался Тод. — А вот и шестьсот десятый.

Глава 33

   На двери висела табличка «НЕ БЕСПОКОИТЬ».
   Тод повернул ручку и толкнул дверь.
   — Заперто.
   — Ничего удивительного. — Бэленджер изо всех сил старался поддерживать разговор.
   — Выкладывай.
   — Кора и Рик не смогли найти ключи от нескольких номеров, включая и шестьсот десятый. Вероятно, все двери, от которых нет ключей, должны быть заперты.
   — Ну а теперь, на тот случай, если ты пытаешься сообразить, почему и ты сам, и твои кореша до сих пор живы, могу назвать одну причину. Вы будете заниматься черной работой, а мы пока что отдохнем.
   — Но это не единственная причина, — добавил Мэк, взглянув на Кору.
   — Да, еще и дед, который поможет нам искать тайник, — сказал Джи Ди. — Бросьте-ка его на пол.
   Бэленджер и Винни повиновались. Правда, они опустили профессора очень осторожно и постарались устроить его со всеми возможными удобствами. Бэленджер, чувствовавший себя донельзя измотанным, с наслаждением выпрямился. Жаль только, что руки у него связаны и он не мог помассировать предплечья.
   — А теперь откройте дверь. — Тод включил фонарь.
   — Как?
   Тод направил на него пистолет. Ударивший в глаза свет мощного фонаря заставил Бэленджера зажмуриться.
   — Я терпеть не могу, когда со мной спорят.
   — Рик. Винни. Подойдите сюда.
   Рик, нос которого, покрытый коркой запекшейся крови, сделался вдвое больше нормального размера, и Винни поспешно подошли к стоявшему перед дверью Бэленджеру.
   Винни, несмотря на связанные запястья, исхитрился еще раз повернуть ручку и толкнуть дверь. Естественно, безрезультатно.
   — Я буду держать ручку, а вы попытайтесь вышибить дверь.
   Мэк рассмеялся.
   — Я же говорю — башковитый парень. Они будут работать, а он — стоять.
   Бэленджер и Рик дружно навалились на дверь плечами. Стена пошатнулась. Они отступили и толкнули сильнее. Дверь стояла на месте.
   — Такое ощущение, что там железо. — Теперь у Бэленджера разболелось еще и плечо.
   — Мне плевать, пусть хоть броня. Открывайте!
   — Теперь моя очередь держаться за ручку, — сказал Рик, отталкивая Винни в сторону.
   Тот присоединился к Бэленджеру. Они отступили на пару шагов и с разгону ударили в дверь плечами.
   — Мы можем прыгать тут хоть целый день, — сказал Бэленджер. — Она не открывается.
   — Ладно, тогда тебе было бы лучше поскорее придумать, как ее открыть, — ответил Тод, — потому что у меня кончается терпение, а когда мое терпение кончится...
   — Фомка!
   — Да неужели? Фомка, говоришь?
   — Ничего другого тут не придумаешь. Или, может быть, молоток.
   — Молоток... — глумливо протянул Мэк. — А может, тебе дать еще парочку ножей, чтобы ты прорезал стену? Или пистоль, чтобы прострелить замок?
   — Не думаю, что от этого был бы какой-нибудь толк.
   — Приятно слышать, — сказал Джи Ди. — А то мне уже показалось, что ты хочешь, чтобы мы дали тебе оружие.
   — Только фомку, если, конечно, вы хотите открыть эту дверь.
   — О, мы хотим ее открыть. Это уж точно. Парни, у кого фомка?
   — У меня, — ответил Мэк. На его выбритом черепе играл отблеск от налобного фонаря Бэленджера.
   — Доставай ее.
   — Достану, можешь не сомневаться.
   Мэк вытащил из рюкзака блестящий гвоздодер.
   — Но ведь вы, парни, не станете пытаться проломить нам бошки, ведь правда?
   — Мы только хотим сделать то, что вы требуете.
   — Потому что вы ведь знаете, что случится, если вы все-таки попытаетесь напасть с этой штукой на нас, верно?
   — Да.
   — Нет, я думаю, что вы все-таки не знаете, — заявил Джи Ди. — Я думаю, что должен хорошенько объяснить вам все.
   Джи Ди шагнул к группе пленников. Внезапно он правой рукой уперся в загривок Рика, заставив того низко согнуть голову, а левой ухватился сзади за пояс.
   — Эй, что вы...
   Но юный бандит уже побежал, толкая Рика перед собой к перилам.
   — Нет! — отчаянно выкрикнул Бэленджер.
   На сей раз, оказавшись около края, Джи Ди не отбросил Рика в безопасное место. Напротив, он сделал еще один широкий шаг и, напрягшись, перекинул Рика через балюстраду.

Глава 34

   — Не-е-е-е-ет!
   Рик рухнул в темноту. Его вопль стремительно затихал.
   Потом раздался приглушенный треск, отдавшийся тоже негромким эхом далеко внизу, и наступила тишина. Сердце Бэленджера, казалось, остановилось. Ему показалось, что оно так и застыло между двумя ударами. Он был не в силах пошевелиться.
   Молчание нарушил все тот же Джи Ди.
   — Знаете что? — сказал он, посмотрев через перила вниз. — А там горит свет. Отличный фонарь. Не разбился.
   — Как там говорилось? — отозвался Тод. — Эта старая хохма. Опасно не падение, а приземление.
   — Ну, лапочка, теперь будешь заниматься музыкой со мной, — сказал Мэк.
   Кора осела на пол. Ее губы шевелились почти беззвучно.
   — Нет.
   Бэленджер с трудом расслышал ее шепот. В свете фонаря было видно, каким отчаянным ужасом полны ее глаза.
   — Нет, — снова прошептала она.
   Вдруг ее глаза выкатились из орбит. Сухожилия на шее напряглись, как веревки. Она завопила так, что ее голос напрочь заглушил вой ветра в дырах стеклянного купола высоко над головой.
   — НЕТ!!!
   — Ладно, ладно, мы тебя поняли! — Тод направил мощный луч фонаря прямо ей в глаза. — Ты соскучилась по нему! Так привыкай, что его больше нет, и заткнись, а не то живо отправишься вслед за ним!
   — Только после того, как лапочка подружится со мной, — вмешался Мэк.
   — НЕТ!
   — Заткните ее кто-нибудь, — потребовал Тод. — Я не шучу. Если она не закроет пасть...
   Бэленджер поспешно подошел к сидевшей на полу женщине.
   — Кора.
   Она продолжала кричать.
   — Кора. — Он положил связанные скотчем руки ей на левое плечо. — Замолчите!
   — НЕТ!
   — Кора. — Бэленджер легонько толкнул ее. — Прекратите немедленно.
   Все ее лицо было залито слезами. Из разинутого в крике рта капала слюна. Под носом повисли сопли.
   — Кора. — Бэленджер, изловчившись, взял ее за руку, встряхнул, потом сильнее. Тело Коры было мягким, будто у тряпичной куклы. Выпустив руку, он хлопнул ее по щеке, и она сразу же умолкла.
   Ее щека покраснела. На лице появилось изумленное выражение. Ее глаза оставались все так же широко раскрытыми, но теперь они часто мигали. Кора откинулась на стену и чуть слышно заскулила.
   — Нельзя было бить ее так сильно, — с горечью в голосе произнес Винни.
   — Но ведь она заткнулась, точняк? — сказал Тод. — Можете не сомневаться, еще минута, и она тоже отправилась бы вниз.
   Профессор, лежавший на полу, испуганно следил за происходившим близорукими глазами.
   Мэк постучал фомкой по ладони левой руки.
   — Теперь вы знаете, что будет, если кто-нибудь из вас вознамерится неаккуратно обращаться с инструментом. Валяйте, открывайте дверь.
   Он бросил ломик на пол и отошел в сторону.
   Бэленджер попытался совладать с собой. Трясущимися руками он кое-как поднял фомку и засунул конец в дверную щель. Потом извернулся и потянул со всей силой, на какую были способны связанные руки. От косяка отлетела щепка.