Моррисон Уильям. Пиршество демонов

   Харлинг шел, сжимая в левой руке конец шланга и футляр со спичками, а в правой армейский пистолет: ведь никто не мог предсказать заранее, что ждет его в щитовой. Наконец он добрался до нее и увидел, что дверь открыта. На пороге, преграждая ему путь, лежал труп — вахтер, дежуривший в ночь вторжения. Нигде во всех четырех помещениях не было ни одного живого существа. Харлинг осмотрел рычаги: их явно давно уже никто не касался, и они, казалось, были в полном порядке. Он попробовал рычаг самого маленького щита… Механизм работал. Значит, можно было приступить к выполнению плана.
   Он открыл футляр — спички были сухие. Тогда он повернул штурвалы, которые открывали верхние затворы обоих водосливов. Однако он не стал открывать нижние затворы, впускавшие воду в канал. Теперь вода должна была наполнить оба гигантских водослива и остановиться у нижнего затвора. Если бы он открылся, вода ринулась бы не в канал, перекрытый вторым затвором, а затопила бы долину. Поэтому механизмы были сконструированы так, что открыть нижние затворы по отдельности было невозможно. Они открывались и закрывались только вместе. Приборы на пульте управления показывали, что они закрыты, и Харлинг не стал их открывать. Он подождал три минуты, зная, что от этих ста восьмидесяти секунд зависит все. Пока не истекли сто пятьдесят секунд, ему раз сто казалось, что часы его остановились. И сто раз он убеждался, что это не так.
   Повсюду в лесу ждали командиры орудийных расчетов. Глаза их не отрывались от часовых циферблатов, руки готовились дернуть спусковой шнур. Первоклассные летчики, выделывая самые отчаянные фигуры высшего пилотажа над застывшими в неподвижности вражескими кораблями, то и дело поглядывали на гребень плотины.
   Две минуты сорок секунд.
   Бесчисленные тонны воды неслись по крутому уклону закрытых водосливов.
   Две минуты сорок пять секунд.
   Вода продолжает заполнять водосливы, так что уровень озера снижается на несколько дюймов, но проливной дождь маскирует это.
   Две минуты пятьдесят секунд.
   Через двадцать секунд вода достигнет нижних затворов. Три секунды… Одна, чтобы успел сгореть бикфордов шпур. Одна-две — для ракет. Еще четыре для…
   Две минуты пятьдесят пять секунд.
   Харлинг чиркнул сразу семью спичками и стиснул шланг.
   Три минуты!
   Еще две секунды ожидания. Харлинг отсчитывал их сдавленным голосом; вместо того чтобы сказать "раз… два…", он назвал более длинное число:
   — Сто один… сто два…
   Он поджег шнур, бросил шланг на пол и растянулся рядом с ним.
   Три секунды спустя пятьдесят сигнальных ракет взмыли в небо. Несмотря на сырость, большинство из них сработало. Они рвались вверх сквозь дождь… Харлинг подумал, что, не будь сопротивления дождя, они могли бы взорваться среди низко нависающих туч так, что остались бы незамеченными.
   Небо внезапно побагровело от вспышек ракет.
   В ответ раздался громовый залп ста орудий, отдача заставила дернуться стволы, грохот оглушил солдат, снаряды с визгом пронизывали дождь.
   Первыми своей обычной цели достигли снаряды гаубиц и, как всегда, взорвались над кораблями и куполом. Двадцатичетырехдюймовые снаряды железнодорожных пушек отстали от них на секунду. Прицел был взят с невообразимой точностью. Два снаряда одновременно ударили по обе стороны долины…
   И разбили нижние затворы!
   Бешеный поток воды вырвался из водосливов и хлынул в долину, так как вторые затворы, запирающие канал, оставались закрытыми. В то же мгновение снаряды двух сводных батарей семнадцатидюймовых мортир ударили по плотине — в те секции, которые уже не подпирала вода. Харлинговская плотина с грохотом обрушилась в долину. Вода затопила купол и корабли. И вместе с водой на них обрушились все снаряды, остававшиеся в резерве десятков батарей тяжелых гаубиц, над которыми теперь курился пар.
   Профессор Хасгрейв не ошибся. Защитное поле, на котором безвредно рвались снаряды и бомбы, исчезло, вода каким-то образом уничтожила его.
   Лавина тяжелых снарядов накрыла цель. И цель перестала существовать…
   Во главе спасателей, которые поднялись в щитовую в поисках Харлинга, был сам генерал. Они не слишком ясно представляли, что ожидали увидеть, но, во всяком случае, это было не то, что они увидали.
   Харлинг в весьма скудном костюме — почти всю свою одежду он развесил для просушки — сидел, озаренный лучами восходящего солнца, за единственным столом контрольного пункта. Он торопливо писал формулы и уравнения на обороте афиши, рекламирующей пиво. И, не слушая поздравлений, сообщил своим спасителям, что Харлинговская плотина начнет работать еще до весны.

Конрад ФИАЛКОВСКИЙ

Я — МИЛИКИЛОС

   Конрад Фиалковский — польский ученый-кибернетик, доктор физических наук, специалист в области вычислительной техники, сотрудник Варшавского политехнического института. Советскому читателю известен сборник его научно-фантастических расска зов "Пятое измерение".

 
   "ПОЛЬЗУЙТЕСЬ УСЛУГАМИ "КОСМОЛЕТА"!" "МИГ — И ВЫ НА ЛУНЕ!" "СОВРЕМЕННЫЙ ЗЕМЛЯНИН ПУТЕШЕСТВУЕТ ПО КОСМОСУ ТОЛЬКО В ВИДЕ ЭЛЕКТРОМАГНИТНОЙ ВОЛНЫ!" "ОРГАНИЗУЙТЕ ГРУППОВЫЕ ПОЕЗДКИ НА ЮПИТЕР!" "МЧИСЬ СО СКОРОСТЬЮ СВЕТА К ГРАНИЦАМ СОЛНЕЧНОЙ СИСТЕМЫ!"
   Фоторекламы стреляли гигантскими буквами в небо над центральным портом и гасли в стратосфере, видимые на расстоянии сотен километров.
   Я сидел на четырнадцатом этаже тринадцатого корпуса в комнате 1413 и играл в шахматы с автоматом. Как обычно, я проигрывал-впрочем, иначе и быть не могло. Помню, однажды, несколько месяцев назад, я выиграл, но тогда у автомата были повреждены системы связей и он играл со мной, используя одну сто двадцать седьмую часть своего мозга. Об этом сухим профессиональным тоном мне сообщил ремонтный автомат, (в тот момент его индикатор достоверности стоял на 99,9 %).
   Я терпеть не могу шахмат и в свободное время старательно обхожу все места, где можно встретить шахматистов. При одном виде шахматного коня у меня портится настроение. Но здесь, на четырнадцатом этаже тринадцатого корпуса, в отделе жалоб и предложений, у меня просто нет другого занятия. Месяцами сюда никто не заглядывает. Ни у кого нет претензий к «Космолету». Все довольны, что развитие цивилизации позволило создать подобное бюро путешествий. Гениальное изобретение уменьшило нашу солнечную систему до размеров большого города. Раньше, во времена, к которым не хочется возвращаться даже мысленно, путешествие было сложной проблемой. Взять, к примеру, хотя бы полет на Юпитер, — а ведь это далеко не окраинная планета! Чтобы побывать там, приходилось заказывать место в ракете за несколько месяцев. Полет длился несколько недель. Попробуйте вообразить, как чувствует себя человек, запертый в тесной ракете, где от бескрайних просторов пустоты его отделяет лишь хрупкий металлический панцирь. Но, к счастью, все это кануло в Лету. Сегодня с помощью ракет перевозят только грузы, да и то такие, которые, собственно говоря, можно было бы и не возить.
   Современный человек, освобожденный от веками сковывающей его атомной структуры собственного тела, путешествует со скоростью света в виде сгустка информации. Собственно, идея такого путешествия не нова. Уже древние считали, что, изготовив соответствующие химические соединения и расположив их так, как они расположены в живом человеке, можно получить другого человека, во всем подобного оригиналу. Это-то бесспорно. Трудность состояла в том, чтобы создать соответствующий анализатор. В течение многих веков эта проблема оставалась неразрешимой, и лишь развитие пейроэлектроники позволило в наше время создать мозг, способный запомнить структуру человеческого тела.
   Сразу же после этого появился «Космолет», могущественный сложнейший конгломерат, малюсеньким винтиком которого являюсь я (четырнадцатый этаж тринадцатого корпуса, отдел жалоб и предложений). Я не стану расхваливать наше бюро — для этого есть отдел рекламы. Замечу только, что другого столь безупречно работающего отдела в солнечной системе нет.
   Подумайте, сколько драм написано о том, как Он летит в ракете исследовать ледяные скалы Титана, а Она остается на Земле и посылает ему письма, полные тоски (либо наоборот). Теперь этой проблемы вообще нет. Вы хотите повидаться с ней? Пожалуйста: договариваетесь о встрече у подножия Памира, входите на Титане в анализатор, который разложит вас на атомы, знакомясь со структурой вашего тела. Исчерпывающую информацию о ней передают по радио на Землю. Земной синтезатор воспроизводит ваше тело, и всего за несколько часов вы переноситесь в Азию.
   Мы не допускаем ненужных драм. Правда, литераторы не могут простить нам уничтожения столь удачного видеотронного сюжета и обвиняют «Космолет» в том, что он-де искажает тело и искривляет ноги, а кому-то там синтезатор якобы забыл воспроизвести печень! Но это ложь! Я уже много лет работаю в отделе жалоб и предложений, и ничего такого не случалось, ну, разве что разок-другой, но это к делу не относится.
   Помню, началось это с утра. Главный контролер нашего порта указывал на скверный прием с внешних планет и предлагал задержать пересылку путешественников. Потом он успокоился и мы решили, что помехи в приеме были вызваны временным возрастанием солнечной активности. Когда контролер, уже совершенно успокоившись, зажег на контрольном пульте зеленый треугольник, разрешая прием, я пошел в свою комнату и принялся за обычное занятие. Я как раз кончил проигрывать шестую партию, когда засветился экран видеофона и передо мной предстала испуганная физиономия диспетчера.
   — Дам, кажется, тебе сегодня предстоит пережить несколько неприятных минут…
   — Что случилось?
   — Какая-то авария на Титане… Оттуда возвращались несколько человек…
   — И что — растворились в пустоте?
   — Нет, но их немного деформировало… — Диспетчер состроил такую гримасу, что я заподозрил наихудшее.
   — Не воспроизвели им голов, конечностей?..
   — Нет. Но они уменьшились. Словно кто-то превратил нормальных людей в карликов, точно сохранив все пропорции. И это самое странное…
   — Но это же невозможно! Это не может быть случайностью…
   — Да, похоже на злой умысел.
   — Но зачем кому-то понадобилось создавать карликов? — удивился я, так как недооценивал человеческой изобретательности.
   — Я тоже этого не понимаю, — он пожал плечами. — Во всяком случае, я тебе не завидую. Неприятности на сегодня тебе обеспечены.
   — Сколько их?
   — Неприятностей?
   — Да нет, этих… уменьшенных?
   — Увидишь. Во всяком случае, приготовься к приему. Через несколько минут первая партия выйдет из синтезаторов…
   Я встал. Пригладил волосы, сдул невидимую пылинку со стола, еще раз окинул кабинет критическим взглядом и придал лицу деловое выражение. Сейчас кто-нибудь войдет и начнется… Придется объяснять, что эта метаморфоза произошла не по вине «Космолета», что всему причиной законы физики…
   Я долго расхаживал по кабинету, а когда наконец остановился, информационный автомат с треском распахнул дверь перед небольшим человечком. Человечек подозрительно огляделся и подошел ко мне.
   — Меня зовут Бим Мом, — сказал он гулким басом, исходившим откуда-то из глубины живота.
   Это было так неожиданно, что я с трудом удержался от смеха.
   — Дам, заведующий отделом жалоб и предложений, — представился я.
   Бим Мом кивнул, словно подтверждая, что именно я ему и нужен.
   — У вас какие-нибудь претензии к "Космолету"? — спросил я, и вида не подав, что знаю, в чем дело.
   — Претензии? Это не то слово! Я потерпел ущерб и возмущен! — крикнул он, а его голос напоминал басовитое рычание стартующей ракеты. — Вы безответственные головотяпы, эксплуатирующие человеческую доверчивость! Что вы наделали, посмотрите… — Он трагическим жестом указал себе на грудь.
   — Успокойтесь и скажите наконец, в чем дело?
   — То есть как в чем? Вы же меня… укоротили, разве не видите?
   — Нет. А как вы выглядели раньше?
   — Вы не видите разницы? Раньше я был человеком, мужчиной, а не обрубком, как теперь! Посмотрите! — Он сунул мне под нос свою видеографию.
   Действительно, на фоне зеленых скал Титана стоял слегка сгорбившись широкоплечий мужчина, а передо мной была его уменьшенная копия.
   — Да, бывает, — сказал я негромко.
   — Что бывает?
   — Помехи при приеме…
   — Не понимаю. — Он пожал плечами.
   — Вы кто по профессии? — спросил я.
   — Астроном. — Бим Мом с недоумением взглянул на меня.
   — Чудесно! — обрадовался я. — Мы с вами поладим!
   — Ни в коем случае! — опять вспылил Бим Мом.
   — Да я не об этом. Как астроном вы должны знать принципы термодинамики.
   — Да, конечно, — растерянно согласился он.
   — Вот это я и имел в виду.
   — Но какое отношение имеют принципы термодинамики…
   — То есть как? Ведь, между прочим, они гласят, что в замкнутой системе энтропия не уменьшается.
   — Уж не хотите ли вы сказать, что именно поэтому нас превратили в лилипутов? Глупости! Вы и сами это отлично знаете.
   В дверях появилась уменьшенная молодая женщина. Она внимательно осмотрела меня с головы до ног, словно я был манекеном в витрине.
   — Ну да… — Я не находил веских возражений, а она тем временем подошла совсем близко.
   — Замечательно вы нас… обработали. Правда, теперь я умещусь в любом из этих прелестных детских гелиоптеров, зато все мои платья будут мне велики! Вам хотя бы известно, что именно произошло? — Она бросила на меня проницательный взгляд.
   И тут я понял, что не гожусь для отдела жалоб и предложений. У меня в голове не было ни единой мысли. Я не мог ничего придумать. "Только и умеешь, что проигрывать автомату", — сердито подумал я.
   — Значит, вам ничего не известно! Советую хорошенько обдумать план действий, пока они не явились сюда.
   — Кто "они"?
   — Волноэкскурсия с Титана, которую переслали после нас. Они собрались внизу и обсуждают, что делать дальше. Рано или поздно они придут к вам.
   — Ну, что-нибудь я им да скажу, — сказал я легкомысленно.
   — Советую придумать что-нибудь пооригинальнее. Среди них есть археологи, у некоторых при себе автобиты… — усмехнулась она.
   Я побледнел, и она заботливо спросила:
   — Вам нехорошо?
   — Нет… нет…
   Бим Мом неожиданно оживился.
   — Представляю себе, что тут произойдет через минуту, — расхохотался он.
   Через минуту в кабинет ворвались волноэкскурсанты. Они толкались в дверях, пытаясь перекричать друг друга. Некоторые грозили мне сжатыми кулачками. И только тогда я понял свою истинную роль в «Космолете». Я был тем, кого в древности называли жертвой, которую резали во славу богов во время больших торжеств. «Космолет», придерживаясь принципа: "Наш клиент — наш бог", тоже, видимо, должен был иногда приносить жертвы.
   Вначале я пытался что-то им объяснить, но вскоре понял, что они все равно меня не слушают. Кричали те, которые уже были в кабинете. Те, кто еще оставался за дверью, тоже кричали. Шум стоял невыносимый. Если б не искаженные яростью лица, их можно было бы принять за шумную ватагу ребятишек, выходящих из детского сада.
   Я подумал, что у меня, наверное, вид провинившегося школьника, и чуть не рассмеялся. Однако мое положение отнюдь не было веселым. Человечков в кабинете набивалось все больше и больше.
   Кабинет не был резиновым, так что попасть внутрь удалось не всем. Стало так душно, что у меня по лбу заструился пот. Я дышал с трудом, хотя толпа едва доходила мне до груди. Им, должно быть, приходилось еще хуже, но, несмотря на это, верещание не прекращалось. В смешанном хоре голосов я все чаще различал крик:
   — Окно! Окно!
   Наконец кто-то рядом со мной крикнул:
   — Откройте окно!
   Я подумал, что им душно, но вдруг почувствовал, что они настойчиво подталкивают меня к окну. Четырнадцатый этаж! Перед глазами у меня встали ряды окон нижних этажей и в глубине, внизу, — серая площадь гелиодрома с разбросанными на ней многоцветными пятнами гелиоптеров.
   — Но послушайте! — Я старался перекричать их. — Ведь это не моя вина. Во всем виноваты программисты передатчика на Титане! Они вас укоротили. Я тут ни при чем…
   Меня никто не слушал. Окно распахнулось. Подоконник все приближался и приближался.
   Вдруг мне показалось, что в окне, заглушая нестройный хор голосов, раздается жужжание мотора. Я повернулся. За окном висел гелиоптер. В корзинке, прицепленной у него под хвостом, сидел репортер видеотронии и с помощью видеопередатчика передавал то, что творилось в кабинете. Он помахал мне рукой и крикнул:
   — Спасибо, что повернулись… Прекрасно… Теперь улыбнитесь! — Его многократно усиленный голос я слышал отлично.
   Я скривил лицо, силясь улыбнуться, ибо сознавал, что на меня глядят миллионы видеозрителей. Однако улыбки не получилось. Она превратилась в гримасу боли, так как в этот момент меня ударили в солнечное сплетение.
   — В окно его, в окно! — истерически верещал кто-то.
   В эту минуту я заметил, что к окну приближается еще один гелиоптер, а под его фюзеляжем колышется веревочная лестница. Это было спасение. Не обращая внимания на удары, которыми меня осыпали, я начал протискиваться к окну. Репортер ободряюще улыбнулся и приник к визиру аппарата.
   Спустя секунду я был уже на подоконнике и с ужасом увидел, что репортер знаками показывает пилоту второго гелиоптера, чтобы тот не приближался к окну.
   — Лестницу! Лестницу! — отчаянно вопил я, изо всех сил цепляясь за раму. Сзади на меня наседала толпа, впереди разверзлась пропасть.
   — Подождите минутку, — успокаивал меня в мегафон репортер. — Мне нужно расстояние, чтобы охватить всю картину…
   — Но они меня выкинут… Спасите!
   — Потерпите. Только момент. — Гелиоптер с репортером медленно отошел подальше. Второй с лестницей придвинулся ближе.
   Я схватился за лестницу, уже падая, и кое-как вскарабкался к дверце кабины. Кто-то втащил меня внутрь. Несколько раз сверкнула фотовспышка. Это сидящие внутри репортеры запечатлели момент моего появления в кабине.
   — Вы Дам, специалист по теории сокращений?
   — Какое будущее ожидает укороченного человека?
   — Это первый этап укорочения? Ваш прогноз?
   — Ускорит ли это экспедиции к звездам?
   Вопросы сыпались со всех сторон. Я ошаращенно вертел головой, а потом энергично кивнул.
   — Да, это укорочение, — неопределенно ответил я.
   — Скажите, укороченный человек чем-нибудь отличается от нас? — Небольшой чернявый репортер в очках немного заикался.
   — Абсолютно ничем. Просто он немного поменьше… -
   Я начал обретать уверенность.
   — А этот взрыв восторга, который мы наблюдали, был вызван улучшением самочувствия?
   — Разумеется! Чем меньше организм, тем меньше потребности, отсюда и улучшение самочувствия.
   И где они углядели восторг, хотел бы я знать!
   Больше они ни о чем меня не спрашивали, так как мы опустились на гелиодром. Выходя из гелиоптера, я услышал отрывок сообщения:
   "…восторг укороченных людей не поддается описанию. Они радуются своему росту, — сказал нам проектировщик Дам, специалист «Космолета» по вопросам миниатюризации. — «Космолет» свершил великое, историческое открытие, достойное нашей эры, эры миниатюризации. В эпоху, когда каждый предмет, каждый автомат становится все меньше, человек также должен пересмотреть свое отношение к собственному росту. Будущее принадлежит миниатюризованным — именно миниатюризованные люди полетят к звездам".
   Я шагал по плитам гелиодрома, и все расступались передо мной. Образовавшийся таким образом живой коридор вел к двери кабинета директора «Космолета». Я хотел как-нибудь улизнуть, добраться до ближайшего гелиоптера и улететь домой, однако стоило мне свернуть с назначенного маршрута, как из толпы выбежал молодой человек, поддержал меня и отвел на середину прохода. Сверкнуло несколько вспышек, а на лицах стоявших поблизости людей отразилось беспокойство.
   — Ему нехорошо? — послышалось в толпе.
   — Это от переутомления, — ответил кто-то приглушенным басом.
   Больше я не пытался сбежать.
   Кабинет директора был переполнен.
   — Дорогой коллега, — Директор сделал шаг мне навстречу. — Я восхищен вашим успехом. Это успех всей нашей организации. — Последнюю фразу он произнес громко, чтобы ее слышали в кабинете все.
   — Но, господин директор…
   — Нет, нет, коллега! Примите мои сердечнейшие поздравления.
   Потом я пожимал десятки рук. Все наперебой говорили, что гордятся мною, что это достижение космического масштаба. Я уже перестал слушать, когда кто-то задал вопрос:
   — Почему вы вели свою работу втайне?
   Я не нашелся, что ответить. Так я и знал, что кто-нибудь наконец задаст вопрос, на который придется отвечать конкретно. Я лихорадочно искал какой-нибудь правдоподобный ответ. У меня мелькнула было мысль признаться, что все это ошибка и недоразумение. Но нет. После этого Годья наверняка не захочет со мной разговаривать! А этого я допустить не мог. Вдруг меня осенило. Как можно более таинственным жестом я указал на директора.
   — Об этом спросите у него, — добавил я столь же таинственно.
   Я успел заметить, что несколько репортеров кинулись к директору, и с ехидным удовлетворением подумал, что теперь настала его очередь выкручиваться и придумывать правдоподобные ответы.
   Я уже успел ответить репортерам, сколько раз в день ем, пользуюсь ли в работе универкосмической энциклопедней, когда мне лучше работается — утром или вечером, а также что я думаю о целесообразности первой звездной экспедиции (по-моему, сказал я, она весьма целесообразна), когда из толпы вышел тощий блондин и, благоговейно глядя на меня светло-голубыми глазами, спросил:
   — По-вашему, профессор, миниатюризация должна охватить все человечество?
   — Да, — ответил я не задумываясь. ("Профессор" — такая мелочь, что ради исправления ошибки не стоило смущать молодого человека.)
   — А почему вы, профессор, до сих пор еще не миниатюризовались?
   Я опешил. Что ему ответить?
   — В самом деле — почему? Вот в чем вопрос! — сказал я на всякий случай, чтобы выиграть время.
   Охотнее всего я бы удалился, но юноша вопросительно смотрел на меня.
   — Это станет ясно впоследствии, — сообщил я решительным тоном и вдруг понял, что он мне не верит.
   Он было отвернулся, но мне показалось, что в его взгляде мелькнула тень подозрения.
   — Не все проблемы еще разрешены полностью, — добавил я и в тот же момент сообразил, что ляпнул глупость.
   — Значит, первые миниатюризованные люди всегонавсего подопытные кролики? — оживился блондин.
   — Ни в коем случае! — пожал я плечами.
   — Какие еще подопытные кролики? — заинтересовался стоящий рядом репортер.
   — Ну, те, укороченные, — объяснил юноша.
   На лице репортера появилось плотоядное выражение.
   — Нельзя ли поподробнее? — обратился он ко мне.
   — Право, не могу. Я не знаю, о чем говорит этот молодой человек…
   Я отошел, но краем глаза заметил, что репортер о чем-то оживленно разговаривает с юношей.
   Я стал знаменитостью. Дома меня ожидали знакомые и репортеры. Впрочем, репортеров было больше, хотя и среди знакомых я заметил лица, которых не видел много лет.
   Годья сияла, отвечая то одному, то другому, как я работаю, отдыхаю, какими видами спорта увлекаюсь и почему. При этом она так настойчиво подчеркивала свою роль в моей жизни, что всем становилось очевидно, что без нее я до сих пор копался бы в песочнице и, уж наверное, не кончил бы даже начальной школы. Она не здороваясь кинулась мне на шею и прильнула ко мне поцелуем, достаточно долгим для того, чтобы все репортеры успели сделать видеоснимки.
   На следующий день я любовался ими на экране видеотрона и по земному и по межпланетному каналу. "Семейная жизнь великого ученого", — так звучал комментарий. Все наперебой восхищались удачным экспериментом «Космолета». И только одна телегазетенка в статье "Недозволенный эксперимент" приводила мой ответ на вопрос юноши, который спросил, почему я сам до сих пор не миниатюризовался.
   — Интриги завистников, — объявила Годья, дослушав статью.
   И тут пришла телевидеограмма от директора. Она была краткой и недвусмысленной. Когда я явился к нему, он сразу же начал:
   — Мне кажется, вам придется миниатюризоваться.
   — Это еще зачем?
   — Чтобы доказать, что вы сторонник этой метаморфозы.
   — Но я чувствую себя вполне нормально и при моем природном росте.
   — Верю, но миниатюризоваться все равно придется. Поймите: сегодня здесь побывали три репортера. Им и в голову не приходит, что вы можете отказаться от миниатюризации. Они не спрашивали меня, собираетесь ли вы это сделать, их интересовало только одно: когда вы это сделаете. Понятно?
   — Ну да, только…
   — Никаких «только». Если вы этого не сделаете, рано или поздно пресса узнает, что ваши заслуги в области миниатюризации не столь уж велики. А тогда…
   — Хорошо. Я подвергнусь миниатюризации! — ответил я и в ту же ночь был излучен на Титан. Уже будучи на спутнике, я узнал из последних общесистемных известий, что создатель миниатюризации Дам отправился на Титан с целью… Комментатор добавил, что мода на миниатюризацию возрастает и в связи с этим начат серийный выпуск микроизлучателей.