Принято считать, что Петербург в ментальном отношении очень консервативный город. Какая клевета! Ментальность нашего города представляет из себя бесцветный туман, готовый принять любую форму. Вот пример: не успела Валентина Ивановна Матвиенко поправить шарфик, чтобы сойти по трапу самолета, доставившего ее на невские берега в качестве полпреда президента и возможного губернатора, как 42 % петербуржцев уже заявили социологам, что они страшно хотят видеть во главе города женщину.
   Понятно, что вменяемый горожанин должен хотеть видеть на посту главы города разумного, порядочного, ответственного и волевого человека, пол тут не имеет значения. Но любимый русский народный праздник Холуин уже вступил в свои права - хотим женщину, и все. Что ж, раз в мелодиях белых ночей зазвучал жен-ский'вальс, поговорим на женскую тему.
   Массовое участие женщин в политике и общественной жизни началось с развитием демократии в XX веке и за сто лет принесло один твердый результат: у женщин в этой области жизнестроительства нет никаких видимых преимуществ в сравнении с мужчинами. Они - в массе - и не умней, и не добрей, и не великодушней, и даже не честнее. Взгляд историка-общество-воведа, конечно, привлекают отдельные индивидуумы женского рода, которые особенно одарены способностями к общественной работе, но это решительно ничего не означает. Вопрос о том, может ли женщина управлять страной, городом, большим предприятием, решается однозначно - разумеется, может, но благодаря своим личным качествам, а не физиологии. Мне отвратительна любая демагогия типа «надо, чтобы в политике было больше женщин». За каким чертом это надо? Кому надо? Мужчинам на политзаседаниях, чтоб не так тошнило от вида друг дружки? Надо, чтобы в политике было больше квалифицированных, порядочных, волевых, работящих, умных и так далее людей, а свои, как говорится, конструктивные различия пусть эти люди используют в интимной жизни.
   У женщин как у общественных деятельниц есть и тревожные свойства: как правило, это - малые способности к самокритике и неумение признавать свою неправоту. Я вот сейчас даже крамольную мысль выскажу, несколько ее полемически заострив, по обыкновению.
   Грозный бородатый Александр Исаевич Солженицын давно сидит в уединении и пишет мрачные тома под названием «Двести лет вместе». Из его книг явствует, в частности, какой огромный вред принесло России активное участие еврейского народа в революции и социальном устройстве 20-30-х годов. Нет, не там Александр Исаевич ищет главных врагов. Куда больший вред стране принесло наиживейшее, наиактивнейшее участие в советских делах - женщин. Обольщенные равными правами на труд и образование, миллионы женщин встали на сторону Красной России. Везде, сверху донизу, и в райкомах-обкомах, и в НКВД и ГУЛАГе, и в школах и на заводах, и - что немаловажно - в постелях у всех советских палачей были женщины. Социализм не продержался бы и года, если бы не был горячо, искренне, всей душой и всем телом поддержан женщинами. А потом, в более вегетарианские времена, они цокали каблучками по коридорам власти и мололи тяжелый бред о развитом социализме и слиянии города с деревней, и не было школы, где бы не сидела монументальная завуч, при взгляде на которую хотелось сказать словами Данте: «Оставь надежду всяк, сюда входящий»...
   Теперь Солженицын призывает евреев каяться. А женщинам что - каяться не надо? Они, значит, все святые страдалицы, белые голуби, они все сплошь лучше мужчин просто по определению, они никогда и ни в чем не виноваты, они ни в чем не участвовали, а только суп варили и ждали мужчин, занятых гадкими делами? Полно, полно. Участвовали во всем как миленькие. И Гитлера выбрали, когда разрешили голосовать. И от Сталина млели, сменив Бога на рябого кумирчика. И сейчас своих бедолаг мужей теребят - надо домик, надо платьице, чтоб те воровали и казнокрадствовали,
   Так что, в отличие от петербуржцев, вдруг страстно захотевших женщину (в чем, конечно, можно и посомневаться, зная наших социологов и наши газеты), я лично никаких женщин во власти не хочу. И доверять человеческому существу только на том основании, что у него такие же, как у меня, формы тела, не собираюсь. Мне интересно только то, что у человека в голове - а здесь ни у женщин, ни у мужчин нет и не было никаких приоритетов. май
   P. S. После этой статьи руководством было принято решение закрыть телепередагу «Спешите видеть» на канале РТР-Петербург, которую я вела на пару с журналистом Дм. Циликиным. Любое появление моей лигнос-ти и упоминание о моем существовании, судя по всему, запрещено до сих пор и на РТР-Петербург, и на Пятом канале. Итак, государство сделало свой оконгателъный выбор в отношении меня. И я сделала свой выбор в отношении этого государства.

ПИТАНИЕ ПО КРОВИ

   Не хогется попусту кровь портить и проливать из-за того, гто на Земле все с ума посходили ? -? .- _ - , | ,
   Летом, когда солнце разгоняет усталую кровь, хочется резкого оздоровления. Не заняться ли своей бедной плотью - думаешь на досуге. Вдруг пригодится. Душа - она, конечно, бессмертна. Но тельце-то совсем наоборот. Будет оно трудиться, болеть, стареть и потом истлеет. Жалко. Хочется что-то сделать хорошее для бедолаги. Где же найти путь к здоровью? Может быть, в книгах? Но книги говорят что-то тревожное, порою даже зловещее.
   В новой химере, обрушившейся на массовое сознание, так называемом «питании по группе крови», я обнаружила некую разновидность марксизма-ленинизма. То есть это когда ничего не объясняют, а сразу выдают список запретов и догм. Оказывается, мне нельзя употреблять помидоры и гречку. «Не для вас растет и кукуруза», - написал автор книги о питании по крови, и эта фраза поразила меня своей тонкой печалью.
   «Боже, что же в твоем мире растет для меня?» - подумала я, дочитывая фолиант А. И. Солженицына «Двести лет вместе». Он ведь тоже о крови. О том, что древняя кровь иудеев важнее и сильнее всего - отчизны, веры, воспитания, культуры, судьбы, свободного человеческого духа. Один момент в книге меня совсем изумил. Речь идет о том, что после революции 1917 года в культуру пришла еврейская молодежь и стала там успешно творить свои разрушительные произведения.
   В качестве примера Солженицын приводит судьбу знаменитого театрального режиссера Всеволода Мейерхольда. Мейерхольда звали Карл Казимир Теодор. Он был родом из обрусевшей семьи онемеченных евреев-лютеран. В сознательном возрасте Мейерхольд принял православие и имя Всеволод, в честь обожаемого писателя Всеволода Гаршина. Мейерхольд был в числе основоположников МХАТа и в спектакле «Чайка» 1898 года играл главную роль, Константина Треп-лева. За актерское мастерство, учась у Немировича-Данченко, он получил пять с плюсом.
   Далее Мейерхольд начал самостоятельную режиссерскую жизнь, общаясь с лучшими людьми свого времени - с Чеховым, Блоком, Комиссаржевской. Наконец, дирекция Императорских театров, заинтересованная громкой славой искателя, пригласила его на работу. Для режиссера это был предел возможного. Мейерхольд ставил роскошные спектакли в Мариин-ском и Александрийском театрах, тратя невозбранно колоссальные суммы. Я уж о художественной стороне не говорю - десятки томов про это написано еще при жизни режиссера.
   Мне совершенно безразлично, кем был Мейерхольд по крови - хоть еврей, хоть эфиоп, - он был гений театра. Но позвольте заметить, что ни прямого, ни даже косвенного отношения к еврейской культуре он не имел. И что такого Мейерхольду дала советская власть - ему, режиссеру заката империи! - ободранный театрик, пытки в подвале НКВД и пулю в конце поруганной жизни? В любой вменяемой стране он получил бы долю послаще.
   Но величественному лауреату Нобелевской премии совершенно ясно - главное для человека его кровь, в которую намертво впечатаны все ошибки и преступления твоей нации. Пока что такого рода идейки лежат в книжках. А что, как они выйдут на улицу? Тут такое «питание по крови» начнется! Нашим людям ведь только разреши ненавидеть друг друга, мало не покажется.
   И я начинаю беспокоиться. Кровь у меня пестренькая. В основном, конечно, напрудили русские, но есть и польская прабабушка, и еврейский дедушка. Насчет еврейского дедушки, приехавшего из Новоград-Во-лынска в Ленинград поступать в консерваторию и убитого стрелой Амура при виде моей бабушки, Антонины Кузнецовой, ткачихи из Вышнего Волочка, мне все ясно. О таких осквернителях и пишет Солженицын. Тут мне не отвертеться, когда грянет. Тут я готова, и мировой гуманизм, если что, мне поможет. Верю. Надеюсь.
   Но есть у меня и еще один совсем таинственный дед, по национальности черемис.
   Я его никогда не видела, он на войне погиб. На фотографиях - приятный такой мужчина, крепкий, скуластый, глаза чуть раскосые. Знаю, что черемисы (правильно говорить «мари») живут в Республике Марий Эл, столица - Йошкар-Ола. Вроде бы народ мирный и в исторических катавасиях не замеченный. А вот кто сто знает. Мало ли что откопают бородатые старцы, решившие перед заходом солнца навести в мире полный порядок. Может, мои черемисы в чем проштрафились. Может, придется отвечать за их исторические ошибки, и очень может быть, что найдутся желающие с меня за эти ошибки спросить. И вот что тут поделать?
   С одной стороны, неохота отпираться от деда. Дескать, знать не знаю и ведать не ведаю. Дед был веселый и молодой, звали деда Евгений, а мать его - чудесным именем Федосья, фамилию он имел Москвин, так что от него моя фамилия, дед захотел бабу, отчего народился мой славный папа Владимир. С другой стороны, мне вообще ничего про черемисов не известно, в глаза ни одного экземпляра не видела. Как я за них отвечать буду? (Хотя само звучание слова мне нравится. Можно будет так назвать свои мемуары - «Записки черемиски».) В общем, не знаю, запутали вы меня, люди!
   То вам помидоров не ешь и на курицу даже не смотри-в крови образуются лектины. То пить водку, видите ли, нельзя - скопляются шлаки. То за дедушек и бабушек отвечай - а как я отвечу, когда меня тогда на свете не было? И на что вам далась моя кровь? Она, вообще-то, как у всех - просто красная и горячая. И не хочется ее портить или зря проливать, оттого что вы тут все на Земле с ума посходили. июнь

НАЮБИЛЕЯЛИСЬ!

   После долгих лет окраинной жизни Петербург вдруг оказался в центре, в фокусе, в горягей тогке
   Как председатель комитета по бойкотированию празднования 300-летия Санкт-Петербурга (комитет был организован разумно и экономно и состоял из меня одной; многие потом просились, но - нет), я собиралась на время достославного юбилея покинуть родимый город. Однако мои невидимые друзья распорядились иначе - я была буквально принуждена остаться. Об этой удивительнейшей истории я когда-нибудь расскажу тебе, читатель, не волнуйся, я ничего с собой в могилу не унесу, а пока просто поверь, что оставили меня в городе сильными средствами. Ну что ж, подумала я, по крайней мере, наберу себе впечатлений на шпильки. 11ублицист я или где? И вот 27, 28 и 29 мая я совершила три четырехчасовые прогулки по городу в поисках празднования 300-летия Петербурга. Обещанные двадцать тысяч мероприятий как-то сильно, хотя и не слишком приятно волновали воображение-Город был довольно чист. Запретов на проезд и проход не наблюдалось. Плотность гуляющего населения не превышала обычную воскресную. В глаза бросались только два болезненно ярких момента.
   В прошлом году, беседуя с начальником Главного управления эстетики города Сергеем Петченко, я спросила, не слишком ли городские власти романтизировали свои представления о людях? Люди наши, безусловно, любят свой город. Но при сборке первой модели человека разумного архангелы-строители все-таки не (могли обойтись без устройства для сброса отходов, неминуемо возникающих при переработке воды и органической пищи. Отучить людей писать (с ударением на первом слоге, поскольку с ударением на втором уже отучили вроде бы), наверное, возможно. Но не в этом веке точно. В ответ на мой вопрос Сергей Иванович поведал мне, что городские власти давно и напряженно думают над проблемой. И что к юбилею повсеместно будут установлены платные общественные туалеты. Вопрос только в том, какого они должны быть цвета - зеленого или серого? Главное управление эстетики города думает, что лучше всего серые. Так уютней и гармоничней.
   Итак, свидетельствую: туалетов не было никаких - ни зеленых, ни серых, ни буро-малиновых в крапинку. Я, в силу титанического сложения организма, могу потерпеть часов пять-шесть. Но мужчины созданы иначе, о чем порою приходится сожалеть, хотя вообще-то время от времени эту разницу можно и приветствовать. В результате Петербург подвергся некоему языческому обряду массового орошения - вероятно, бесконечно полезному и магически грамотному. Но явно идущему вразрез со всем тем, что мы понимаем под «эстетикой города».
   Второе изумление постигло меня от количества и качества юбилейных мероприятий. 27 мая, собственно в День города, я нашла их в количестве двух. Возле Медного всадника была сооружена эстрада, и на ней стояла в черном боа, развевающемся на лихом ветру, солистка Театра музкомедии. Под звуки оркестра она пела куплеты Марицы из одноименной оперетты Им-ре Кальмана. «Где скрыто счастье, никто не знает...» Происходящее неумолимо напоминало воскресенье в ЦПКиО образца 1972 года. Следующее мероприятие происходило в Михайловском саду, где городские власти что-то открывали, стоя в портике спиной к канавке и, соответственно, предоставляя свои спины любому желающему вдарить по ним помидором. Но горожане были настроены исключительно мирно. Особенно мирная картина представала возле Кузнечного рынка. Там, на разрытом асфальте, в куче песка, тихо спало лицо типа бомж, по-своему, по-простому отпраздновав славный юбилей. Воистину - где скрыто счастье, никто не знает, а где скрыты юбилейные бабки, кто-нибудь да знает, но вряд ли скажет. Вообще-то массовые петербуржцы проявили исключительные запасы доброй воли. Надо учредить какую-нибудь специальную юбилейную медаль «За присутствие на лазерном шоу Хиро Ямагото». Это был подвиг. Запертый на Неве миллион народу - без транспорта, без еды, без туалетов и, собственно, без лазерного шоу тоже - ничего не порушил, не попортил и не снес, никого не убил, не покалечил. Очень мне понравились петербуржцы в эту роковую ночь. И приходят тут разные мысли об жизни в голову. В основном такого свойства.
   Так мы наконец отстрадали, оттерпели, отмучились или еще нет? Соединятся ли в добром усилии когда-нибудь петербургские власти и петербургский народ? Наскребем ли мы в этот раз человеческого материала хотя бы на приличную администрацию? Наворожим ли себе настоящего, серьезного, скучного, умеющего считать губернатора? Что ожидает наш юный город на триста первом году его многотрудной жизни?
   А юбилей... что о нем сказать. Праздник был, но не для нас, а «для них» - для царствующих особ. Слушать рассказы о том, как сорок президентов стояли в очереди в буфет Мариинского театра, было приятно. Слава Петербурга действительно резко возросла - и мы, простые людишки, по своей странной привычке приписывать себя к истории, отчего-то этому рады. После долгих лет окраинной жизни Петербург вдруг оказался в центре, в фокусе, в горячей точке, и это было весьма приятным ощущением. Что-то стало мерещиться и грезиться, куда-то захотелось двигаться, расправив плечи. А чем мы не люди! Президент - из 11етербурга, самый знаменитый дирижер, Гергиев, - наш, самый известный театр (Малый драматический, Театр Европы) - тоже нашенский, и Герман с Сокуро-вым, и Рогожкин с Балабановым, и даже Николай Фоменко и Дмитрий Нагиев - наши казачки, да помилуйте-и Константин Хабенский с Михаилом Пореченко-вым, и Татьяна Парфенова с Татьяной Котеговой - батюшки, не перечислишь всех.
   Трудно жили, а себя вроде бы сберегли. Не знаю - может, мы молодцы? июль

АЛЛО, КРЕМЛЬ?

   Безнаказанность развращает. Абсолютная безнаказанность развращает абсолютно. Это - аксиома
   Алло, барышня, дайте Кремль. Кто говорит? Петропавловская крепость говорит. Как это - по какому вопросу? По личному вопросу. Барышня, я вам петербургским языком говорю: Кремль. Срочно. Вызывает Петропавловская крепость. Ах, он мне перезвонит в течение дня? А ураган завтра в центр своего Лужков-града он не хочет? Могу организовать по старой дружбе. Да. Жду.
   Ну, привет, что ли. Как поживаю... А ты будто не знаешь, как я поживаю. Это твои воры тебя каждый день вылизывают, а я как стояла ободранная, так и стою. Да уж, конечно, «все равно красивая». Как иноземцам пыль в глаза пускать - так я тебе Петрушечкадушечка, а по будним дням - так «в рабочем порядке». Что-что? Ты обо мне думаешь? Башни твои бесстыжие! Когда ты обо мне думал-то? Ты мной только хвастаться любишь - вот, мол, что у меня за чудо есть, а какое право ты, старый хрен, на это имеешь? Ты меня придумал? Ты меня строил? Всю дорогу завидовал и вредил. Уж не знаю, что за любовь такая. Вот какой мне толк от твоей любви? Денег дал на юбилей? Так я тебе три года талдычила, что все упрут. Все и уперли.
   Интересное дело - ты претендуешь на то, чтобы управлять громадной страной, и не можешь остановить многолетний разгул казнокрадства в крупнейшем и славнейшем городе? А на кой тогда ты вообще нужен, милок? Давай я тогда свистну оставшимся в Питере мужичкам, мы организуем какие-нибудь отряды гражданской самообороны и будем жить своим аулом. Объясни тогда, в чем смысл нашего союза. Чем ты можешь распоряжаться, если ты ничего не контролируешь? Почему ты не вмешался два года назад, год назад, когда я кричала как раненая птица, умоляла тебя остановить грабеж? Вот как. Кремлевские тайны, значит. Нетелефонный разговор... Понятно. Потерпеть до выборов? Скоро все переменится? Да вот как раз об этом я и хотела потолковать.
   Тут человек приехал, женского вида, говорит, что от тебя. Действительно от тебя? А что вдруг? Наилучший вариант, ты считаешь? Ну, не знаю, не знаю. По-моему, дружок, ты в людях не разбираешься абсолютно. Приведи хоть один пример твоей убедительной кадровой победы. Взял, назначил - и расцвели все цветы. По-моему, вы там в Москве очень любите куски навоза туда-сюда перекладывать, вот и вся ваша кадровая по-питика. Не тот случай, ты говоришь?
   Слушай, а почему я должна тебе верить? Допустим, твой человек прекрасен, кристально честен и богатырски силен. Но весь чиновничий аппарат в городе развращен бешеными даровыми деньгами и полнейшей безнаказанностью. Он ничего не будет делать хорошего. Он этого просто не умеет. И при этом - ничего не боится. Да весь город развращен - от верхов до какого-нибудь распоследнего сантехника, и все хотят даровых денег, и никто ничего не боится. Народец мелкий, грязный, бездарный и беспросветно скучный. Они облепят твоего человека, как водоросли купальщика в Финском заливе. Затянут глаза показухой, заткнут уши лестью, опутают хитростями и подставками. Это сейчас они будут курлыкать, что срочно нужны перемены, - никто никаких перемен не хочет на самом деле.
   Что? Говоришь, «А тебе бы все шашкой махать, революционерка?» Я никакая не революционерка. Я всех революционеров буквально в гробу видела. Я просто знаю твердо: безнаказанность развращает, абсолютная безнаказанность развращает абсолютно.
   Опять - «подожди». Опять - «не все сразу». А чего нам ждать, мы уже всего дождались - этой зимой, когда огромный город, обладающий всеми вроде бы признаками развитой цивилизации, целыми районами сидел как в блокаду, без света и отопления. Прямо накануне распрекрасного трехсотлетия, сожравшего миллиарды. Коммунальное хозяйство дошло до точки, за которой начинается бесконтрольный повальный распад. А ты опять - «подожди». Тут ведь бесполезно говорить правильные слова и взывать к совести. Тут надо бить по мордам и в тюрьму сажать с конфискацией. Да, по мордам! Да, с конфискацией, да еще с общественным позором, так, чтоб дети воров не в «мерседесах» к школе подъезжали, а фамилии своей стыдились!
   И что - твой человек, женского вида, сможет бить по мордам? Ой сомневаюсь. Пока что его полностью облепили водоросли, и, как сказал старина Чуковский, «ослы тебе славу по нотам поют, козлы бородою доро-iy метут, бараны, бараны стучат в барабаны, сычи-трубачи трубят, грачи с каланчи кричат, летучие мыши на крыше платочками машут и пляшут». И я так понимаю, что это только начало.
   Нет, не верю. Нет. Я верю в то, что Санкт-Ленинградом заинтересовались новые хищники, которые желают кое-что переделать в формах существующей собственности. Так вот: следует заставить их за это платить. Не парить население на тему «чик-чирик, зло ушло, добро пришло», а реально принудить новых хозяев города содержать имеющийся человекообразный контингент в санитарной норме и хоть по прожиточному минимуму.
   Что? Обещает он. Ты мне много чего обещал... А? Как настроения интеллигенции? Вот только не надо про интеллигенцию в такую жару, а то меня стошнит. Какая там у нас интеллигенция. Горстка мучеников, толпа лакеев и Алексей Герман. Говоришь, у вас и этого нет? Наверняка есть, только они в тебя не ходят, вот ты их и не видишь... Ну ладно, хватит языком молоть. Будет дело какое - звони. А без дела лучше не тревожь меня и нервы не трепли. Я и так еле живая. август

ПУСТО-ПУСТО

   .... . ....
   Российские газеты - это лекарства от умственной деятельности
   Известно, что... Не знаю, как вы, читатель, но я никогда не читаю статей, начинающихся словами «известно, что...». Опыт показывает, что в этих статьях не имеется ровным счетом никакой информации. Значит, начнем иначе.
   Существуют на Востоке специальные медитативные техники, избавляющие человека от деятельности разума. Индийские йоги и буддийские монахи умеют достигать состояния «ментального молчания» - разгрузки для мозга, когда в голове буквально ничего нет, одна божественная пустота.
   Я тоже могу теперь внести свой русский вклад, свою технологию обретения «ментального молчания», в копилку человеческих исканий. Эта технология выработана мной летом и довольна проста.
   Значит, так. Встав ото сна, я отправлялась на берег Финского залива и спрашивала себе в береговом кафе бутылку минеральной воды. После чего я (каждый день!) прочитывала не менее восьми-десяти газет, причем газет специальных, таких, где крупными буквами пишут на обложке что-нибудь вроде «У мужа Ларисы Долиной украли миллион».
   Сначала я примечала в себе какие-то мозговые реакции на прочитанное. Скажем, изучив сообщение о том, что «ученый Иван Купоросов из Новосибирска обнаружил следы снежного человека», я подумала о снежном человеке с нежностью как о большом молодце. Он всегда начинает оставлять следы в начале подписных кампаний. Но уже через несколько дней я перестала реагировать. Живя в стране, где за Уралом кончаются дороги и губернаторы вверенных им краев вынуждены летать на вертолетах, отчего происходит серьезная убыль в их рядах, я нисколько не удивлялась, что главным событием в такой сказочной стране является то, что Людмила Гурченко помолодела на пятьдесят лет.
   В отношении способов омоложения газеты разделились. В одной утверждалось, что эффект получен за счет применения каких-то совсем уже окончательных кремов, а другие зловеще намекали, что дело не обошлось без ножа. Счастливый муж-продюсер, осознавая, что кости супруги еще можно бросить в игру, рассказал прессе о новом проекте, в котором Людмила Марковна предстанет в совершенно новом, неожиданном амплуа.
   И мы примерно представляем себе в каком. Речь, очевидно, пойдет о юной девушке, пробующей свои силы в нелегком жанре музыкальной комедии.
   Освоив эту информацию, я перевела глаза на сизую гладь залива, на работу мастера облаков, на потоки мягкого света - и поняла, что в моей голове пусто-пусто.
   То есть мы ошибочно думаем, что в киосках и на прилавках лежат газеты, в которых работают журналисты. На самом деле это - лекарства от умственной деятельности. Их изготовляют квалифицированные и толковые специалисты. Журналистика тут ни причем.
   Кто первым придумал небывалой красоты трюк - отмечать юбилей выпуска известных картин на экран? Такого нет нигде в мире. Пять лет назад торжественно, с показом документальных фильмов о фильме, с многочисленными интервью отметили тот неоспоримый факт, что двадцать пять лет назад страна первый раз увидела «Семнадцать мгновений весны». Этим летом с не меньшей помпой праздновали тот факт, что тридцать лет назад страна первый раз увидела «Семнадцать мгновений весны». В задаче спрашивается: это когда-нибудь закончится? Ответ: нет, это никогда не закончится, как не закончатся модификации жвачки «Дирол».
   В общем, через три недели тренировки в ментальном молчании по-русски я заметила серьезные изменения работы интеллекта. Я стала покупать не десять, а пятнадцать газет. Я осилила два интервью с Александром Домогаровьш - чего в нормальном режиме функционирования мозга сделать бы не могла. Я начинала тревожиться, если ни в одной газете не было ничего про Аллу Пугачеву. Я всерьез обрадовалась, когда прочла, что «ученый из Новосибирска» открыл лекарство от СПИДа. И напрасно тоненький голос из руин разума пищал, что «ученые из Новосибирска» - устойчивый газетный фантом, открывший уже по крайней мере двадцать лекарств от рака и наркомании. Наконец я обнаружила, что смеюсь, читая опубликованные в газете анекдоты. Тут мне стало страшно, и я очнулась.