- Ходить за Карлиным больше не надо, - распорядился Артем. - Начинаешь пасти Вадима Алексеевича.
   Резаный скромно молчал. Он знал, кто даст шефу наводку на этого кобеля. Карлин. Уж он-то должен знать, кто насилует его бабу!
   Борис Еремин приехал в аэропорт заранее. Его сопровождали ещё двое парней. Одного из них звали Вадим Сидельниклв. Он состоял в личной охране Беглова.
   Сердце у Бориса нехорошо заныло, когда он узнал об участии Сидельникова. Уж, кажется, исполнительнее и четче его, Бориса, человека нет, но, видно, не доверяет ему шеф до конца.
   Обидно стало: пашешь, пашешь, а толку...
   Группу артистов во главе с продюсером Шаныгиным задержали в аэропорту при попытке вывоза за границу антикварных вещей, представляющих культурную и историческую ценность. На вывоз подобных предметов требуется разрешение Управления культуры города Москвы. Никакого разрешения, разумеется, и в помине не было.
   Шаныгин пробовал качать права, начал что-то доказывать, но быстро скис.
   Группу в полном составе сняли с рейса.
   - Порядок, шеф, - докладывал Беглову Еремин. - Всех замели. Чапы в Шереметьево сегодня не было.
   - Уверен? Хорошо смотрел?
   - Да, - твердо ответил Борис.
   - Думаю, что завтра он никуда не полетит.
   - Наблюдение с него снять?
   Артем раздумывал недолго.
   - Проверь на всякий случай. Он - мужик шустрый и наглый. Если появится в аэропорту, прими меры, чтобы не улетел, только без явной уголовщины.
   Но Чапа в аэропорту на следующий день не появился. Его билет никто не сдал.
   Вечером того дня, когда группа артистов во главе с Шаныгиным должна быть в Берлине, он позвонил своему человеку.
   Тот сразу же выпалил:
   - Господин Шаныгин ожидаемым рейсом не прилетел. Я был в гостинице, где он обычно останавливается. Забронированный номер пуст.
   У Чапы нехорошо заныло внизу живота.
   - А в аэропорту? Он прилетел в Берлин? - Он хотел заорать громко, но что-то случилось с горлом, голос вдруг пропал.
   - Звонил в аэропорт. Ответили, что такого пассажира не было.
   - Что, что случилось? - едва шевеля языком, выговорил Чапа.
   - Они не располагают подробностями, - твердил голос по ту сторону с едва заметным акцентом. - Других справок компания дать не может. Надо интересоваться там, у вас.
   При этих словах боль внизу живота усилилась.
   - А как же... как теперь быть?.. - растерянно спрашивал компаньон с легким акцентом. - Клиент ждет.
   Чапа едва сдержал себя, чтобы не выругаться. Хрен с ним, с клиентом! Ноги уносить надо.
   - Я позвоню, - коротко бросил он в трубку.
   Он сидел в своей разоренной квартире, - загнал все, что можно было загнать и что представляло хоть какую-то ценность, - и судорожно думал, как быть. В голове мутилось.
   Залетел-таки этот мудак! А он-то, он тоже хорош. Все мало ему было, мало! Последний раз... Вот и дохапался. А может, сумеет прорваться за кордон?
   Он поднял голову. Да нет, куда... Федора быстро не расколоть, но Шаныгин заговорит сразу. Да и Федор... Чем скорее сдаст его, Чапу, тем для него лучше. Меньший срок посулят. Там уговаривать умеют.
   О-ох! Чапа схватился за голову и забегал по комнате. В западном банке денежки лежат, его дожидаются, а он вшей на нарах кормить будет. И все из-за собственной жадности и дурости.
   Вчера уходить надо было, вчера, шептал он горячими губами и думал, что делать. Затаиться, залечь на дно, а дальше что? Что?! Выхода он не видел.
   Глава 19
   Борис Ефимович Мастинский приехал в свой подмосковный особняк, расположенный в районе Клязьминского водохранилища.
   Первые коттеджи появились здесь лет шесть - семь назад. Место превосходное, денежные люди это сразу оценили. Иметь недвижимость в красивейшем уголке Подмосковья - дело хорошее, всегда себя окупит, смекнули они.
   Раньше на самом берегу водохранилища между пахучими соснами стояли летние студенческие лагеря. Палатки, гитары, смех - место так и называлось: бухта Радости.
   Сюда собирались отдыхающие со всего Мытищинского района. Вернее, собирались те, кто имел автотранспорт, потому что добираться было сложно. Основная часть ехала до Пансионата, куда часто ходили автобусы.
   В бухту Радости без личного автотранспорта приезжали те, кто был по-настоящему влюблен в этот изумительный уголок природы. Подгадывали к жостовскому автобусу, который ходил редко и, как правило, был переполнен. Если опаздывали, то выходили на развилке и дальше шли пешком километра три.
   Эти мытарства окупались. Здесь было не так многолюдно, как на огромных песочных пляжах Пансионата. Величавые сосны бухты, шашлыки по доступной цене, подвезенное пиво, - отдыхай, не хочу.
   Зимой жостовский автобус возил рыбаков, но они ехали дальше, бухта их почему-то не привлекала. Каждый ищет, где глубже.
   Летом здесь было раздолье любителям парусного спорта. Яхты, лодки, всевозможные плавающие средства, - воды залива пестрели от разноцветных парусов. Любители отводили душу.
   Хорошо было отдыхать в бухте Радости: доступно, недорого, комфортно и уютно. А воздух какой! Стройные сосны усыпали все вокруг своими иглами. Так приятно было ходить по ним босиком... Или валяться, задрав голову, на шершавой земле.
   Эти времена давно прошли. Исчезли дешевый шашлык и недорогое пиво. Не было массового наплыва отдыхающих. Не до того стало. Частники, конечно, по-прежнему приезжали на машинах, и было их тоже достаточно, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что было раньше. С тех пор, как общество резко разделилось на богатых и бедных, здесь тоже произошли изменения. Местность сохранила лишь название - бухта Радости.
   Началось строительство коттеджей. Земля в округе стоила безумно дорого. Коренному населению - в основном это были те, кто проживал в поселке Жостово, где изготавливали замечательные жостовские подносы и другие поделки, разрешили по льготной цене приобрести участки земли в десять соток. Некоторые, взяв землю, так и не смогли её освоить. Дорого, средств не хватало.
   Красивейшим в Подмосковье местом заинтересовались люди богатые. Эти скупали землю правдами и неправдами.
   Для таких, как Мастинский, десять соток было маловато. Они приобретали подряд три - четыре участка и возводили роскошные особняки.
   Борис Ефимович, когда затевался со строительством коттеджа, был просто богатым человеком. Влиятельным он стал позднее. Он любил бывать здесь. Привлекало то, что добираться до Москвы очень удобно.
   Мастинского красоты природы привлекали мало, рыбной ловлей он не интересовался, парусным спортом тоже не увлекался. Он не мог себе позволить тратить время попусту.
   Борис Ефимович приезжал сюда круглый год. Зимой ему нравилось даже больше. Посторонних меньше. Трехэтажный особняк, обнесенный прочным забором, надежно скрывал жизнь своего хозяина от любопытных глаз.
   Сегодня вслед за Мастинским приехал Большаков.
   - Значит, мадам Пашина сотрудничать с нами отказалась, - подытожил Борис Ефимович. - Жаль, очень жаль.
   Вадим развел руками.
   - А ты её не того?.. - Мастинский уперся немигающим взглядом в переносицу Большакова.
   - Пощупал маленько, - глаза Вадима под тонкой оправой очков хищно блеснули.
   - Маленько, говоришь?
   Большакову сразу стало не по себе.
   - Мне плевать, если ты ее... попользовал. Жаловаться не побежит?
   - Нет, она баба гордая, скорее удавится, - скривился Вадим.
   - Не смог, значит, убедить.
   - Я ведь предупреждал, что пустой номер эти уговоры, надо было действовать по-другому.
   - Нет! - оборвал Мастинский. - Уголовщина мне не нужна.
   Он был труслив по природе, и любое насилие вызывало в нем отвращение. Его голова работала, как компьютер, он мог просчитать самую сложную ситуацию на несколько ходов вперед, но не мог видеть даже капли крови. О своей слабости знал лишь сам. Его приближенные даже не догадывались об этом.
   Действовать с позиции силы ему доводилось, но он всячески старался этого избегать. Одно дело - взрыв в далеком сибирском аэропорту, где его причастность проследить трудно, и совсем другое - здесь, в столице. Он интуитивно оберегал свое спокойствие.
   Насилие он признавал лишь в одном случае: когда не было другого выхода.
   Большаков злился: хочет и на дерево залезть, и задницу не ободрать.
   Мастинский продолжал думать, как обойти Беглова. Ему нужен был человек из окружения Артема. Он, притесняя конкурента, привык действовать сразу в нескольких направлениях. Была у него одна наводочка, да только нестоящей оказалась. Поторопился он, видно, тогда с выводами. Давление на любовницу Карлина тоже оказалось бесполезным.
   - Может, ещё разок попробовать? - с готовностью спросил Большаков.
   Он сразу же представил себе раскоряченную на полу Лидочку и почувствовал, как его опять одолевают желания.
   - Что, понравилась дамочка? - правильно понял его вопрос Мастинский? Не надо перегибать палку, а то другим концом шарахнет.
   - Да нет, я ничего, - сразу отступился Вадим. Ладно, он там свое ещё возьмет.
   - Не горячись.
   - Борис Ефимович, у меня тут одна идейка возникла... - задумчиво начал Большаков.
   - Опять у кого-нибудь юбку задрать?
   - Нет, вот послушай. Есть такое казино "Белый жасмин". Владельцем его считался Юрий Петрович Яковлев.
   - Которого выдвигали в депутаты Государственной Думы. Он нелепо погиб, переходя дорогу. Этот, что ли? - в темных глазах Мастинского появился интерес.
   - Ну и память у тебя! - восхитился Вадим. - Все верно, он самый. Что интересно, водителя, совершившего наезд, так и не нашли.
   - Это сплошь и рядом.
   - Ну, не скажи, Борис Ефимович, не скажи...
   - Так что с этим Яковлевым? - перебил Мастинский. - К чему о нем заговорил?
   - Яковлев только считался владельцем казино. Официальным. Роскошное, я тебе скажу заведение! Настоящий хозяин "Белого жасмина" - Беглов.
   - Я догадался.
   - Юрий Петрович в команде Беглова был не последний человек, - гнул свое Вадим.
   - Это замечательно. Только я не понимаю, какая мне польза от покойника?
   - У меня есть один приятель, Евгений Балин, журналист, так вот он частенько в ресторан казино заглядывал. Яковлев его подкармливал. Балин в своей газетенке и рекламу заведения давал. В общем, дружили, не дружили, но общий язык находили.
   Большаков быстро взглянул на Мастинского и, заметив, что тот его внимательно слушает, продолжал.
   - Мне Евгений рассказывал, что Яковлев перед самой смертью пугливый стал, всерьез чего-то опасался. Проговаривался несколько раз перед Балиным, что кто-то его за горло уцепил и держит. Намеки разные делал.
   - Может, жена или любовница кислород перекрыла, - хмыкнул Мастинский. - Вот он и пожаловался приятелю, нашел родственную душу. Намеки остаются намеками.
   - Балин этот и в самом деле бабник тот еще, - согласился Вадим.
   - Как и ты.
   - Можно сказать, что мы сошлись на этой почве.
   - Представляю... - засмеялся Борис Ефимович.
   - Юрий Петрович Яковлев тоже к бабам неравнодушен был. Он Балина несколько раз к девочкам возил. Какой-то закрытый бордель в центре. Гостиница на спецобслуживании. Для журналиста разных телок приводил, себе всегда одну и ту же. Лилей звали. Балин приметил, что обращался он с ней не как с дежурной шлюхой. Эта Лиля должна немало знать про Яковлева.
   Мастинский не пропускал ни единого слова. Он мгновенно почувствовал, что эта история может сослужить ему хорошую службу.
   - Посли гибели директора казино, - продолжал Большаков, - у Балина возникли подозрения, что эта смерть не была случайной. Он задумал провести журналистское расследование, но пришлось срочно выехать в командировку. Пока мотался, ему в редакцию позвонила Лиля, хотела срочно встретиться. Так ему передали. Она и телефон свой оставила. Балин, как только вернулся, стал ей звонить. Но увы! Трубку снял мужчина и сказал, что он ошибся, никакой Лили по этому телефону нет и не было. Еще мужик поинтересовался, кто ему дал номер телефона. Балин отвечать не стал, положил трубку.
   Вадим скосил глаза на Большакова: ого, как его зацепило! Слушает, открыв рот, даже всегда недовольное, как у старой девы, выражение лица изменилось.
   - Интересный рассказ?
   - Что дальше? - спросил Борис Ефимович.
   - Не волнуйся, будет и дальше. Балин не успокоился, поехал к этой самой гостинице без вывески и стал караулить Лилю. Он видел, что какие-то люди изредка подъезжали на машинах, входили в подъезд, но Лилю он так и не увидел. Внутрь соваться опасался. Уже хотел уходить, как вдруг заметил знакомую девицу из гостиницы. Яковлев представлял её как Ларису. Крупная телка с широко расставленными глазами и длинными ресницами. Она направлялась к входу в заведение.
   Вадим прервал рассказ и шумно выдохнул. Он уже сейчас прикидывал: сколько можно слупить с босса за эту историю. В таких случаях Мастинский обычно не мелочится.
   - Увидя журналиста, Лариса испугалась. Схватила его за руку и потащила в сторону. "Ты зачем, - шепчет, - сюда пришел?" Он: повидать Лилю нужно. Она на него даже руками замахала. "Какая Лиля! Уходи, пока кто не заметил". Балин уперся: нужна Лиля, и все тут. Тогда девица, озираясь по сторонам, шепнула: уехала Лиля, домой уехала, в Курск.
   Лариса быстро проговорила её адрес. "Еще она у тетки своей бывает, но ты туда не суйся", - скороговоркой выпалила она. Балин даже переспросить не успел, только рот открыл, как девица, завидя кого-то на другой стороне улицы, сорвалась с места и убежала.
   - Занятная история.
   Мастинский не пропустил ни единого слова из рассказа.
   - Да, очень занятная.
   - После этого Балину позвонили и сказали, что он сует нос не в свое дело. Если не угомонится, пусть не обижается.
   - И он?
   - Не стал копать дальше. Рассудил так: зачем ему надо на свою задницу приключения искать? Яковлев в могиле, его не воскресишь. Что он получит за свою публикацию? Копейки. А неприятностей может нажить вагон. Нет смысла затеваться.
   - Как думаешь, зачем он тебе рассказал эту историю?
   - Рассказал по пьянке, похвастаться, вот, мол, какой сенсационный материал у меня есть.
   Мастинский думал иначе.
   - А не было такого впечатления, что он заказчика ищет, который сможет ему хорошо заплатить, а?
   Вадим подпрыгнул.
   - Да, Борис Ефимович, - вымолвил он, - смекалистый ты мужик. Я, признаться, даже не подумал об этом, так, решил, пьяный треп.
   - Какие у него предположения насчет смерти Яковлева?
   - Он об этом не говорил. Сказал только, что хороший скандал можно было раздуть.
   Мастинский обдумывал ситуацию.
   - Раскрутить этого журналиста сможешь?
   - Думаю, да. Но подогревать интерес придется. Он, как я понял, в полной зависимости от жены, а деньги получше баб любит.
   - За этим дело не станет, - пообещал Борис Ефимович.
   Он вышел из комнаты и вернулся с пачкой долларов.
   - На вот ему для начала, - он бросил "зеленые" на стол.
   - Если ему угрожали, - осторожно начал Вадим, - то...
   - Этот вопрос мы решим. Материал стоящий раскопает, отправлю отдыхать на Канарские острова недельки на две. А за две недели много воды утечет... Намекни ему об этом так, ненавязчиво. Свои карты раньше времени не открывай, пусть он сначала сам тебе все выложит, понял?
   Как не понять? Большакова учить не надо. Тактику своего шефа он давно разгадал.
   - Сегодня же, как вернусь в Москву, позвоню ему, - сказал Вадим.
   - По телефону такие вопросы не обсуждай, - предупредил осторожный Мастинский.
   - Что я, мальчик?
   Ловко он к Беглову подбирается, восхитился шефом Большаков. Такому любое лыко в строку. Из всего умеет или деньги выкачать, или получить нужную информацию, чтобы завалить противника. Если он сумеет смерть Яковлева повесить на Беглова или развернуть широкую кампанию в прессе, то сильно подпортит его авторитет. Главное, начать, как говаривал главный перестройщик страны.
   Покидая особняк на Клязьминском водохранилище, Вадим, чтобы подольститься к шефу, сказал, спускаясь по красивой деревянной лестнице:
   - Эх, Борис Ефимович, в такие-то хоромы да хозяйку хорошую привести.
   Он стоял в просторном холле и оглядывал картины в багетовых рамах.
   - Красота!
   Мастинский посуровел.
   - Что ты этим хочешь сказать?
   - Да ничего, - глаза Большакова забегали. - Это я так.
   - А если так, то и болтать нечего, - он ревниво зыркнул на Вадима, не желая разговаривать на эту тему.
   Присмотрел он себе хозяйку.
   Он не евнух, любовницы в его жизни время от времени появлялись. Он и на этот раз подумал: так, побалуется с девочкой, а там видно будет. Да не получилось.
   Женщины в его жизни имели небольшое значение. Он их никогда не понимал. В молодости денег не было, чтобы красиво ухаживать. Когда заматерел и появилось все: деньги, особняки, квартиры, он не видел достойного объекта для ухаживания. Когда ехал отдыхать, брал с собой какую-нибудь дамочку, чтобы не быть на людях одному. Постель его интересовала меньше всего. А его спутниц интересовали только доллары и подарки. Он расставался с приятельницами без сожаления. Они быстро превращалсь в бывших, да и немного их у него было. Одну добрую службу дамы ему сослужили: его не считали голубым. Здесь это не имело особого значения, а на Западе к таким деловым партнерам относились настороженно.
   Сейчас Мастинский задумал жениться. Он все обдумал. Его женой должна стать Ирэн Сайгина. С её отчимом, Сергеем Львовичем Федоровым, он давно знаком. Помог ему встать на ноги. С Федоровым проблем не будет. Со своей предполагаемой невестой Борис Ефимович ещё не разговаривал на эту тему. Федоров обещал подготовить падчерицу морально.
   Эта красивая девочка с неулыбающимися глазами приворожила Мастинского. Впервые он испытывал подобное чувство. Он, акула в бизнесе, был робок и неуверен в себе! Он даже побаивался её.
   Отчим разодел Ирэн, как куклу, но она все воспринимала не по-женски равнодушно. Норковый свингер? Хорошо. Но она могла бы и в старом пальто походить.
   Мастинский чувствовал, что тряпками её не купишь. А чем, чем?.. Он хотел завоевать эту девочку, которая повидала в жизни немало. И не сломалась. Он хотел поразить, удивить её. Сдержанность Ирэн только подогревала Бориса Ефимовича.
   Он понял, что ему рядом не хватает именно такой женщины: несуетной, красивой, молодой, умеющей с достоинством держать себя и при любой ситуации оставаться такой же. Рядом с ней прочие дамы проигрывали. Да он и не хотел других дам.
   Борис Ефимович тоже сегодня собирался поехать в Москву, но позже, к вечеру. В пустынном особняке хорошо думалось. Он не любил, когда его беспокоили. Вадим Большаков беспардонен, он уставал от него.
   Предстояло ещё отдать приказание сторожу, который находился здесь безотлучно. Надо было вызвать женщину, живущую в поселке, которая приходила делать уборку.
   Сторож, здоровенный амбал, одичавший от безделья, удивился:
   - Так ведь порядок в доме, все блестит.
   - Гостей жду. Пусть Матвеевна ещё раз как следует глянет женским глазом. Я ещё позвоню.
   - Понял, - амбал кивал головой.
   - И вот ещё что... - помедлил Мастинский. - Никто поблизости не крутился?
   - В смысле? - здоровяк таращил на хозяина глаза.
   - Не интересовался особняком кто-нибудь? В разговоры с тобой не вступал?
   - Еще чего! - возмутился сторож. - Я порядок знаю. Кто сюда сунется, собаки, как волки, загрызут. Все в округе знают. Я, когда в магазин за продуктами отлучаюсь, не только двери запираю, но и кобелей отвязываю. Не дом - крепость неприступная.
   Это хорошо, что крепость. Два офиса в столице были защищены от прослушки. Особняк... Время от времени Мастинский привозил специалиста, тот все обшаривал. "Закладок" не было. Сейчас, когда собирался потеснить Беглова, надо принять дополнительные меры для безопасности. Одну из глухих комнат клязьминского особняка Борис Ефимович собирался оснастить специальным оборудованием, исключающим прослушку. Удовольствие не из дешевых. Подобные помещения имелись в обоих офисах.
   Здесь, в дачном поселке, заметить посторонних людей легко. Особенно зимой, когда нет наплыва гостей, но поберечься не помешает. Снять информацию лазером с окна при помощи колебания стекла - вполне возможно. Дела затеваются крупные, значит, надо быть готовым ко всему. В таких случаях не экономят.
   На днях Мастинский собирался пригласить в гости Ирэн с отчимом. Привезти её сюда, в дом, показать все. Пусть посмотрит, как он живет. Он и раньше хотел это сделать, да мамаша Ирэн подкачала. Сергей Львович в лечебницу её отправит на этой неделе.
   Он вспомнил о Большакове. Хорошо бы с журналистом дело выгорело! Борис Ефимович не брезговал ничем, старался не упускать ни единой возможности.
   А Большаков, расставшись с шефом, направлялся, как и было говорено, в Москву.
   Когда выехал из дачного поселка, следом за его темно-синим "Вольво" тронулся серый грязный "жигуль", который до того времени, заметенный снегом, неприметно торчал у обочины.
   За рулем сидел Сема Резаный.
   Следуя из Москвы по пятам Большакова, он не стал въезжать в дачный поселок, где его могли заприметить.
   Дачным поселок можно было назвать с большим натягом. Господа новые русские, скупив землю, возводили здесь дворцы один краше другого. Лишь кое-где попадался пустой незастроенный участок или торчал из-под снега фундамент. Это значит, какой-нибудь местный бедолага, не продавший свой клочок богатею, пыжился соорудить скромный домишко. Таких пустырей среди роскошных вилл было немного.
   Сема успел обозреть все как следует, пока торчал на обочине дороги. Он знал, что в доме находятся Мастинский и Большаков, но слышать, о чем они говорили, он, конечно, не мог. Да это и не входило в его обязанности. Он донесет Беглову, а тот пусть сам решает, как быть дальше. Солидный дядя, этот Мастинский, по всему видать.
   Большаков, удобно расположившись в салоне, включил музыку, чтобы не скучно было.
   Он вспомнил, как изменилось лицо Мастинского, когда он ему про Ирэн намекнул. Хорошая девочка, слов нет. Лакомый кусочек. Он, Большаков, тоже не прочь с ней побаловаться. Но у босса, видать, на её счет намерения серьезные. Надо поаккуратнее с насмешками. Не ровен час скажешь что-нубудь не то. Его дело маленькое. Вадим удивлялся: при возможностях Мастинского западать до такой степени на какую-то девчонку?.. Умный, хитрый, могущественный Борис Ефимович, оказывается, имеет маленькую слабость. Он этого не понимал.
   Хотя чего тут не понимать? Прокололся же он с этой чертовой медсестрой из дома отдыха, Маргаритой Сергеевной!
   Сексуально озабоченная хищница... Но как была хороша в постели! Как изощренно ругалась матом, когда сидела на нем верхом и качалась... Ни капли женской стыдливости. Она называла все своими именами, и это тоже подстегивало, возбуждало. У него даже сейчас что-то екнуло в груди. Хороша, мерзавка, но какая стерва! Вместо одного любовника ей нужно пару жеребцов, может быть, они её удовлетворят.
   На такую ситуацию он и напоролся, когда отлучился на день в Москву.
   Большаков проехал уже жостовскую развилку. Занятый своими мыслями, он так и не заметил, что у него на хвосте висит грязный "жигуленок".
   Резаный больше, чем на пять машин, от темно-синего "Вольво" не отставал. На Ярославском шоссе, боясь упустить клиента, приблизился ещё на одну машину. Так они доехали до Кунцева.
   "Куда это он лыжи навострил?" - подумал Сема.
   Большаков, позвонив предварительно из машины, не поехал ни в свой офис на Малой Грузинской, ни домой, на Берсеньевскую набережную. Он ехал к Евгению Балину.
   Сема Резаный этого не знал. Он боялся упустить из виду
   Большакова. Ему надо было во что бы то ни стало выяснить, куда наладился этот хмырь.
   Глава 20
   Слежка за Большаковым принесла неожиданный результат.
   Артем, слушая Сему Резаного, побледнел от гнева. Он вспомнил предостережение Гудкова. Мастинский - серьезный противник, он, как гадюка, жалил внезапно и насмерть.
   Артем крепко закрутил гайки с Блиновым. Он ещё раз предупредил его, чтобы сидел смирно и не помышлял вырваться из-под опеки. Губернатор убедился, что Беглов намерен привести свои угрозы в действие.
   - Ты мои хорошие намерения знаешь. Широкой общественности будет небезынтересно узнать...
   Плевать Блинову на широкую общественность. Его деятельностью заинтересуются компетентные органы. За аморалку не сажают, а вот за то, что в карман к государству залез, за злоупотребление полномочиями и нанесение материального ущерба не только с должности, за решетку загреметь можно.
   Да и от аморалки не поздоровится. Приятно, что ли, видеть, как тебя на всю страну по телевизору показывают, когда в постели по девкам ползаешь и причиндалами своими трясешь?!
   Блинов ежился, представив себя на месте высокопоставленного чиновника, борца с преступностью, кассету про развлечения которого показали недавно по ночному телевизионному каналу. Караул!! Толстым животом через бабу переваливается... Вот мерзость-то!
   Скандал с банным министром, которого голым с девками в бане застукали - детская шалость по сравнению с показанной кассетой. А должности-то, должности какие... Что у одного, что у другого!
   Журналисты, конечно, подонки те еще, но это дело десятое. Каждый свой хлеб зарабатывает, как может.
   Бывший министр юстиции не из-за голых баб, с которыми в бане засветился, на нарах парится. От срама никто не умер. Стыд не дым, глаза не ест. За баб министра юстиции с должности поперли, посадили за другое. Валютный счет в банке, то, се... Брал, не брал - каждый про себя сам все знает.
   За Блиновым, кроме аморалки, криминальный след тянется.
   - Я уйду из региона, но тебя под суд отдадут, уж я об этом позабочусь, будь уверен, - от этих слов Артема Семеновича у Блинова уши закладывало.