Страница:
Мигель Серрано, Эренция Серрано, Домингес Серрано».
Все молчали, у Эсмей перехватило дыхание, она вся похолодела. Час назад эти лица были такими дружелюбными, теперь же они словно окаменели и смотрят на нее мрачно, отчужденно. Все, кроме Барина. Он тоже потрясен, но он не отвергает ее.
— Я никогда этого не слышала, — наконец произнесла она.
— Не думаю, что этим стали бы хвастаться, — ответила Вида. — А что вы слышали?
Поверят ли они ей? Скорее всего, нет.
— Мне рассказывали, что… была война, эпидемия чумы, тогда погибло около трети населения планеты, в том числе и Основатели.
— Так вы называете династию?
— Да… наверное, хотя я никогда не слышала о какой-то одной большой династии. Мне всегда представлялось, что это была не одна семья.
— Вы никогда не слышали имя Гарсия-Макдональд?
— Нет.
— Ага. Не сомневаюсь, что мятежники уничтожили все документы. И когда спустя триста лет они вступили в состав Правящих Династий, не было ничего такого, что могло бы их уличить. Нам оставалось только наблюдать, мы ведь не знали, кто из семейств Альтиплано принимал участие в мятеже. К тому времени вокруг нас уже сплотилась Регулярная Космическая служба.
— Значит, это и была династия? Гарсия-Макдональд?
— Да. Этой династии семейство Серрано служило со времен Старой Земли, когда наши предки были еще моряками обычного флота. Расскажите мне, что вам известно о той войне.
— Любящие Сердца и Староверы, — Эсмей пробовала восстановить в памяти то, что слышала в детстве на уроках истории. — …Основатели хотели, чтобы на планете было больше колонистов, приверженцев естественных родов, тамидианцев. Они должны были стать шахтерами и землепашцами. Существовал закон, они называли его договором, по которому нельзя было заселять Альтиплано людьми, враждующими с теми, кто уже жил на планете. Староверы выступили против тамидианцев, которых хотели завезти на планету Основатели, считая, что поскольку те придерживались так называемой естественной политики рождаемости, то через два-три поколения численность тамидианцев намного превысит численность самих староверов. А Любящие Сердца были обеспокоены состоянием экосистемы планеты и выступали против любых планов развития, которые могли бы ее нарушить. Основателей же интересовала быстрая прибыль, они завезли на Альтиплано много тамидианцев, а вместе с ними и много болезней, противостоять которым альтипланцы не могли генетически.
Теперь она все вспомнила, все обвинения, все «за» и «против». Среди коренных жителей Альтиплано резко увеличилась детская смертность, болезни распространялись с небывалой скоростью. Стало ясно, что не через несколько поколений, а уже через несколько десятков лет альтипланцев почти не останется. Тамидианцы высмеивали веру коренных жителей, уничтожали их святыни, топтали иконы. Основатели переселили коренных жителей в города, отчего смертность только повысилась. Прабабушка рассказывала ей о страшном Годе смерти, когда ни один младенец из числа коренных жителей не прожил и недели после рождения, и тогдашняя Невеста Земель ценой собственной души призвала проклятие на головы иноверцев.
— Потому что Невеста Земель не может проклинать никого и ничто, она лишь благословляет. Но ее тогда насильно выселили с ее земель, все ее дети умерли, она сбежала из города в горы. Там она молилась, смешала кровь, слюну и волосы, приготовила гийейм, и принесла свою душу в жертву земле в обмен на то, что та погубит пришельцев.
Не знаю, что было на самом деле, — продолжа-ла Эсмей. — Прабабушка никогда мне этого не рассказывала, возможно, ей что-то и было известно. Но она считала, что гордость и высокомерие Основателей прогневили Бога, и он послал им справедливое наказание. С гор и равнин, с моря пришла чума, в первый же год тамидианцы начали вымирать, как до этого вымирали наши дети, они плевались кровью и гнили заживо. Говорят, что они просили Основателей позволить им улететь обратно, но те привозили на смену умершим новые партии тамидианцев. И вот смерть захлестнула планету, города провоняли ею, стали умирать и сами Основатели.
— Биологическое оружие? — спросил кто-то из присутствующих.
Эсмей покачала головой:
— Нет, я ничего такого не слышала. Альтипланцы никогда не пользовались биологическим оружием. Но когда они хотели покинуть города и вернуться на землю, Основатели не пустили их, и тогда началась война… но не для того чтобы убить Основателей, а для того чтобы вернуться на землю, с которой их согнали.
— Нам известна другая версия, — заметила адмирал Серрано. — В этом документе все описано по-другому. — И она помахала в воздухе бумагой, которую держала в руке.
— Это все, что я знаю, — ответила Эсмей. — А вы уверены, что ваша версия достоверна?
— Почему бы ей быть ложной? Слуга… или кто-то еще, кому удалось спастись…
— Каким образом? Куда он сбежал?
— На атмосферном шаттле добрался до орбитальной станции. Но он тоже был заражен неизлечимой болезнью и заразил весь экипаж станции. Выжило только трое, но они передали его рассказ…
— А я не верю! — Барин протянул руку Эсмей. — Как можно верить клочку бумаги, который случайно выпал из детской книжки…
— Это не детская книжка…
— Не важно. Как вы можете поверить, что на протяжении веков эти сведения оставались неизвестными и вдруг обнаружились как раз в тот момент, когда я собрался жениться на Эсмей?
Раздались злобные голоса, но голос Барина перекрыл их все:
— Мне все равно! Мне все равно, откуда она родом. Меня не интересует, что говорится в этой бумажке — будто сотни лет тому назад ее предки убили кого-то. Неужели все Серрано были таким уж святыми? Я ее люблю, я восхищаюсь ею, и я женюсь на ней, даже если вы все от меня отречетесь!
— Барин, не надо! — Эсмей схватила его за руку. — Подожди… надо узнать…
— Я и так знаю все, что мне нужно знать, — ответил он, глядя ей в глаза. — Я люблю тебя, ты преданная, честная, смелая… и ты любишь меня. Вот, что важно для меня, а то, что происходило сотни лет тому назад, меня не интересует.
— Но как же клятва… — начала Вида.
Барин повернулся к бабушке, и Эсмей поразилась, насколько они похожи друг на друга.
— А что, все клятвы достойны того, чтобы им следовать? Ты же сама учила меня другому, бабушка, когда я клялся сохранить секрет Мизи. Ты говорила, что клятва клятве рознь, что нельзя разбрасываться клятвами.
Эсмей на секунду показалось, что сейчас Вида закричит на Барина, но адмирал отвечала тихо и спокойно:
— Значит, надо докопаться до истины, внук, узнать, какая версия, наша или версия семейства Суиза, истинна. Потому что если мы наконец узнаем имена тех, кто убил наших патронов, я не представляю, как мы сможем жить с ними в мире.
— Мы клялись в верности Правящим Династиям, — вступила в разговор Херис Серрано. — Ты сама всегда говоришь это тем флотским семьям, которые слишком уж преданны своим патронам. Неужели ты согласишься на предательство по отношению к Фло-ту, а может, даже к государству в целом ради отмщения за дела давно минувших дней?
Снова молчание, но молчание слишком напряженное. Эсмей казалось, что она слышит, что говорит каждый в зависимости от звания, опыта, знаний. Нарушил молчание Барин:
— Все это не важно. Я останусь с Эсмей, что бы ни выяснилось.
— А останется ли с тобой она? Или окажется такой же предательницей, как и ее предки? — это спросил какой-то мужчина из дальнего угла зала.
— Ерунда, — ответила Херис. — Вопрос в другом. Любит ли она его?
Тут все снова зашумели. Послышались выкрики «Любовь — это всего лишь гормоны!» и «Никакие не гормоны!». Эсмей все это уже много раз слышала.
Прервал спор резкий звонок внутренней связи. Все умолкли.
Кто-то поднял трубку, и в зале наступила полная тишина. Все повернули голову в сторону человека с трубкой.
Теперь и Эсмей увидела его. Мужчина, которого она прежде не замечала, стоял, подняв одну руку вверх, лицо его, по мере того, как он слушал, делалось серым. Наконец он осторожно положил трубку на место и произнес:
— Мятеж. Мятеж на Коппер-Маунтин. Мятежники захватили десять кораблей.
— Что?
— Отпуска отменяются, все обязаны немедленно вернуться на свои корабли… — Он нашел взглядом Виду Серрано. — Приказ всем снятым с действующей службы адмиралам прибыть как можно быстрее в Главный штаб.
— Но кто? — спросила Херис. — Вы знаете, кто поднял мятеж?
— Начал все «Бонар Тай», Херис. Потом с помощью заключенных Третьего Стэка они захватили орбитальную станцию Коппер-Маунтин. Командира тюрьмы звали Бэкэрион.
— Бэкэрион, — Херис нахмурилась. — Она была офицером в штабе Лепеску. Снова эти бандиты, наша собственная Кровавая Орда. Все приспешники Ле песку ненавидят Серрано.
Барин притянул Эсмей и крепко обнял ее.
— Вечно нам что-нибудь мешает, — прошептал он. — Но я все равно тебя люблю, мы все равно поженимся, и ничто: ни бабушка, ни какие-то там исторические события или мятежи, ничто не остановит меня.
Она тоже обняла его, на секунду забыв обо всем, что их окружало. А люди в зале тем временем суетились, двери то открывались, то закрывались. Наконец кто-то громко откашлялся.
— Вы оба доказали, что намерены следовать своему слову до конца, — сказала Вида Серрано. — Но сейчас лучше быстро переодевайтесь в форму и отправляйтесь на свои корабли.
Эсмей подняла голову с плеча Барина и увидела, что вокруг все уже переоделись. Один за другим люди в форме с дорожными сумками в руках выходили из своих комнат и направлялись к лифтам.
— Я люблю его, — сказала Эсмей в лицо Виде. — Я не предательница и не собираюсь причинять ему вред.
Вида вздохнула.
— На карту поставлено нечто большее, чем ваше личное счастье, — ответила она. — Но я надеюсь, что все будет в порядке.
Барин отправился к себе, Эсмей к себе. Она быстро разделась, натянула помятую форму, в которой приехала и которую не успела даже погладить. Эсмей хотела было оставить вещи Долсент прямо тут, в комнате, но потом, вспомнив, что видела, как та, уже переодевшись, входила в лифт, быстро сложила их в дорожную сумку (может, она столкнется с Долсент на отлетающем корабле?), пригладила растрепавшиеся волосы и вышла в коридор. Барин уже ждал ее. В холле последние восемь человек стояли в ожидании лифта.
— Никогда больше не буду жаловаться на скучные семейные сборища, — заметила одна из них, женщина лет сорока. Она оценивающе смотрела на Эсмей. — Сначала вместо знакомства с будущей невестой одного из молодых родственников нам преподносят чуть ли не линчевание старых врагов, потом вот мятеж. — Остальные рассмеялись, но смех получился какой-то неестественный. — Это все из-за вас, дорогуша, или Херис с Видой постарались? Они, конечно, умеют притягивать молнии.
— Сегодня, по-моему, получились и молнии и гром, — сказал молодой человек педантичного вида. — Искры летели во все стороны.
— Ей все и так известно. — Все смотрели только на нее, и Эсмей начала краснеть.
Наконец подошел один из лифтов, они зашли внутрь. Кабина быстро пошла вниз.
Фойе гостиницы было похоже на муравейник. Мужчины и женщины в форме РКС сновали туда-сюда. Каккие-то люди оформляли бумаги у стоек, другие толпились у выхода.
— Не волнуйтесь насчет регистрации, — сказал педантичный молодой человек. — Я обо всем позабочусь. Мы оказались последними, но я все сделаю.
— Кузен Энди, — тихо сказал Барин на ухо Эс мей, — На административной службе. Пршли.
Во всех переходах станции и в трамвайчиках, следовавших к выходу на территорию Флота, было много народу. На экранах комментаторы с серьезными лицами рассказывали то, что уже всем было известно, потом показывали виды Коппер-Маунтин. Эсмей ни разу не остановилась, но у каждого экрана толпились люди.
На остановках в трамвайчик заходили все новые и новые люди в форме Флота. Очевидно, на станции, кроме Серрано, было много других офицеров. Интересно, как они все поместятся на корабле? Ответ ждал ее на территории Флота.
Люди по очереди проходили через пропускной пункт, и их сразу же делили на тех, чьи корабли стояли на швартовке у станции, и тех, кому нужно куда-то лететь. Одни отправлялись сразу же на свои корабли, остальных делили дальше в зависимости от звания и специализации. Через два часа Эсмей с Барином получили новый приказ. Им следовало сесть на пассажирский лайнер и на нем добраться до места, где формировалась боевая группа. Они снова прошли через большой зал, дошли в зал ожидания, где еще восемнадцать офицеров ждали посадки на борт «Сесилии Мари». Позже подошли еще тринадцать человек. Гражданские пассажиру лайнера уже жаловались на доставленные неудобства.
— Добро пожаловать на борт, пожалуйста, сади-тесь, чуть позже вам покажут ваши каюты… — Стюард явно нервничал, да и не мудрено. В последнюю минуту на борт поднимается тридцать три незапланированных пассажира, все офицеры Флота, что-то там говорят о мятеже. Что еще ждет их впереди? Эсмей и Барин сели вместе в салоне-обсерватории. Эсмей чувствовала себя очень странно. Может, Барин испытывает то же самое? Она ведь только шесть часов назад прилетала на станцию на этом же, самом корабле, а теперь вот снова здесь.
Старшим офицером на борту был капитан Депар. Он быстро навел порядок среди остальных офицеров, и корабль стал больше напоминать обычный корабль РКС. А Эсмей еще надеялась хотя бы время полета провести вместе с Барином. Она ведь так ждала этого отпуска, так надеялась несколько дней побыть с ним. Но капитан Депар хотел, чтобы все поняли серьезность положения, к тому же ему представилась возможность показать себя перед гражданскими лицами.
Хотя, с точки зрения Эсмей, своими действиями он только окончательно запугал гражданских пассажиров лайнера. Офицеров можно было самих принять за мятежников, планирующих захват корабля. Они держались особняком от остальных пассажиров, все время вместе, все время настороже. Но капитан Депар наслаждался. Обычно в его обязанности входило составление сметы жалованья в Главном штабе четвертого сектора. Он назначил Эсмей командовать всеми женщинами, так как она была среди них старшей по званию. Еще он настаивал, что на ночь нужно выставлять часового у прохода в их каюты. Эсмей пыталась протестовать.
— Мы не можем допустить, чтобы нас упрекнули в расхлябанности, лейтенант, — твердо ответил капитан Депар.
Барин многозначительно закатил глаза за спиной капитана, но Эсмей было не до смеха. Все женщины, праведность которых ей предлагалось охранять, были старше ее самой, за исключением молоденькой светлоглазой старшины. Всего их было семь, две — из старшего сержантского состава, они вообще путешествовали вместе с мужьями. Но это не интересовало капитана Депара, он настаивал, что женщинам «не пристало» в данной ситуации жить в каютах со своими мужьями. Он не мог объяснить, почему именно «не пристало», да и не старался.
По крайней мере, сами женщины понимали, что нельзя вину за капризы таких офицеров, как Депар, сваливать на тех, кому поручено их исполнять, а спорить с ним бесполезно. Сложнее оказалось уговорить сержанта и капрала, которым понравился кое-кто из пассажиров лайнера. Они никак не могли понять, почему им запрещается общаться с теми, с кем они хотят.
Эсмей и Барину не удалось поговорить даже во время еды, потому что капитан решил, что женщины должны есть за отдельным столом. Они могли немного поболтать — и то соблюдая все меры предрсторож-ности — дважды в сутки. Капитан распорядился, что полчаса два раза в день офицеры должны проводить отдельно от сержантов и старшин. Эсмей про себя завидовала последним, потому что они хоть на это время могли отдохнуть от общества капитана. Кроме этого, капитан Депар считал своим долгом раз в день, как минимум, побеседовать с глазу на глаз с одним из «своих» офицеров.
— Ничто не вечно, — заметил как-то Барин. — Это путешествие тоже когда-нибудь закончится… — Но Эсмей казалось, что этого никогда не произойдет.
— Если учесть, как нам везло до сих пор, мы вполне можем угодить на один корабль с этим Депаром до конца дней своих.
— Нет… я уверен, что он вернется к своим обязанностям.
— Будем надеяться.
Глава 21
Все молчали, у Эсмей перехватило дыхание, она вся похолодела. Час назад эти лица были такими дружелюбными, теперь же они словно окаменели и смотрят на нее мрачно, отчужденно. Все, кроме Барина. Он тоже потрясен, но он не отвергает ее.
— Я никогда этого не слышала, — наконец произнесла она.
— Не думаю, что этим стали бы хвастаться, — ответила Вида. — А что вы слышали?
Поверят ли они ей? Скорее всего, нет.
— Мне рассказывали, что… была война, эпидемия чумы, тогда погибло около трети населения планеты, в том числе и Основатели.
— Так вы называете династию?
— Да… наверное, хотя я никогда не слышала о какой-то одной большой династии. Мне всегда представлялось, что это была не одна семья.
— Вы никогда не слышали имя Гарсия-Макдональд?
— Нет.
— Ага. Не сомневаюсь, что мятежники уничтожили все документы. И когда спустя триста лет они вступили в состав Правящих Династий, не было ничего такого, что могло бы их уличить. Нам оставалось только наблюдать, мы ведь не знали, кто из семейств Альтиплано принимал участие в мятеже. К тому времени вокруг нас уже сплотилась Регулярная Космическая служба.
— Значит, это и была династия? Гарсия-Макдональд?
— Да. Этой династии семейство Серрано служило со времен Старой Земли, когда наши предки были еще моряками обычного флота. Расскажите мне, что вам известно о той войне.
— Любящие Сердца и Староверы, — Эсмей пробовала восстановить в памяти то, что слышала в детстве на уроках истории. — …Основатели хотели, чтобы на планете было больше колонистов, приверженцев естественных родов, тамидианцев. Они должны были стать шахтерами и землепашцами. Существовал закон, они называли его договором, по которому нельзя было заселять Альтиплано людьми, враждующими с теми, кто уже жил на планете. Староверы выступили против тамидианцев, которых хотели завезти на планету Основатели, считая, что поскольку те придерживались так называемой естественной политики рождаемости, то через два-три поколения численность тамидианцев намного превысит численность самих староверов. А Любящие Сердца были обеспокоены состоянием экосистемы планеты и выступали против любых планов развития, которые могли бы ее нарушить. Основателей же интересовала быстрая прибыль, они завезли на Альтиплано много тамидианцев, а вместе с ними и много болезней, противостоять которым альтипланцы не могли генетически.
Теперь она все вспомнила, все обвинения, все «за» и «против». Среди коренных жителей Альтиплано резко увеличилась детская смертность, болезни распространялись с небывалой скоростью. Стало ясно, что не через несколько поколений, а уже через несколько десятков лет альтипланцев почти не останется. Тамидианцы высмеивали веру коренных жителей, уничтожали их святыни, топтали иконы. Основатели переселили коренных жителей в города, отчего смертность только повысилась. Прабабушка рассказывала ей о страшном Годе смерти, когда ни один младенец из числа коренных жителей не прожил и недели после рождения, и тогдашняя Невеста Земель ценой собственной души призвала проклятие на головы иноверцев.
— Потому что Невеста Земель не может проклинать никого и ничто, она лишь благословляет. Но ее тогда насильно выселили с ее земель, все ее дети умерли, она сбежала из города в горы. Там она молилась, смешала кровь, слюну и волосы, приготовила гийейм, и принесла свою душу в жертву земле в обмен на то, что та погубит пришельцев.
Не знаю, что было на самом деле, — продолжа-ла Эсмей. — Прабабушка никогда мне этого не рассказывала, возможно, ей что-то и было известно. Но она считала, что гордость и высокомерие Основателей прогневили Бога, и он послал им справедливое наказание. С гор и равнин, с моря пришла чума, в первый же год тамидианцы начали вымирать, как до этого вымирали наши дети, они плевались кровью и гнили заживо. Говорят, что они просили Основателей позволить им улететь обратно, но те привозили на смену умершим новые партии тамидианцев. И вот смерть захлестнула планету, города провоняли ею, стали умирать и сами Основатели.
— Биологическое оружие? — спросил кто-то из присутствующих.
Эсмей покачала головой:
— Нет, я ничего такого не слышала. Альтипланцы никогда не пользовались биологическим оружием. Но когда они хотели покинуть города и вернуться на землю, Основатели не пустили их, и тогда началась война… но не для того чтобы убить Основателей, а для того чтобы вернуться на землю, с которой их согнали.
— Нам известна другая версия, — заметила адмирал Серрано. — В этом документе все описано по-другому. — И она помахала в воздухе бумагой, которую держала в руке.
— Это все, что я знаю, — ответила Эсмей. — А вы уверены, что ваша версия достоверна?
— Почему бы ей быть ложной? Слуга… или кто-то еще, кому удалось спастись…
— Каким образом? Куда он сбежал?
— На атмосферном шаттле добрался до орбитальной станции. Но он тоже был заражен неизлечимой болезнью и заразил весь экипаж станции. Выжило только трое, но они передали его рассказ…
— А я не верю! — Барин протянул руку Эсмей. — Как можно верить клочку бумаги, который случайно выпал из детской книжки…
— Это не детская книжка…
— Не важно. Как вы можете поверить, что на протяжении веков эти сведения оставались неизвестными и вдруг обнаружились как раз в тот момент, когда я собрался жениться на Эсмей?
Раздались злобные голоса, но голос Барина перекрыл их все:
— Мне все равно! Мне все равно, откуда она родом. Меня не интересует, что говорится в этой бумажке — будто сотни лет тому назад ее предки убили кого-то. Неужели все Серрано были таким уж святыми? Я ее люблю, я восхищаюсь ею, и я женюсь на ней, даже если вы все от меня отречетесь!
— Барин, не надо! — Эсмей схватила его за руку. — Подожди… надо узнать…
— Я и так знаю все, что мне нужно знать, — ответил он, глядя ей в глаза. — Я люблю тебя, ты преданная, честная, смелая… и ты любишь меня. Вот, что важно для меня, а то, что происходило сотни лет тому назад, меня не интересует.
— Но как же клятва… — начала Вида.
Барин повернулся к бабушке, и Эсмей поразилась, насколько они похожи друг на друга.
— А что, все клятвы достойны того, чтобы им следовать? Ты же сама учила меня другому, бабушка, когда я клялся сохранить секрет Мизи. Ты говорила, что клятва клятве рознь, что нельзя разбрасываться клятвами.
Эсмей на секунду показалось, что сейчас Вида закричит на Барина, но адмирал отвечала тихо и спокойно:
— Значит, надо докопаться до истины, внук, узнать, какая версия, наша или версия семейства Суиза, истинна. Потому что если мы наконец узнаем имена тех, кто убил наших патронов, я не представляю, как мы сможем жить с ними в мире.
— Мы клялись в верности Правящим Династиям, — вступила в разговор Херис Серрано. — Ты сама всегда говоришь это тем флотским семьям, которые слишком уж преданны своим патронам. Неужели ты согласишься на предательство по отношению к Фло-ту, а может, даже к государству в целом ради отмщения за дела давно минувших дней?
Снова молчание, но молчание слишком напряженное. Эсмей казалось, что она слышит, что говорит каждый в зависимости от звания, опыта, знаний. Нарушил молчание Барин:
— Все это не важно. Я останусь с Эсмей, что бы ни выяснилось.
— А останется ли с тобой она? Или окажется такой же предательницей, как и ее предки? — это спросил какой-то мужчина из дальнего угла зала.
— Ерунда, — ответила Херис. — Вопрос в другом. Любит ли она его?
Тут все снова зашумели. Послышались выкрики «Любовь — это всего лишь гормоны!» и «Никакие не гормоны!». Эсмей все это уже много раз слышала.
Прервал спор резкий звонок внутренней связи. Все умолкли.
Кто-то поднял трубку, и в зале наступила полная тишина. Все повернули голову в сторону человека с трубкой.
Теперь и Эсмей увидела его. Мужчина, которого она прежде не замечала, стоял, подняв одну руку вверх, лицо его, по мере того, как он слушал, делалось серым. Наконец он осторожно положил трубку на место и произнес:
— Мятеж. Мятеж на Коппер-Маунтин. Мятежники захватили десять кораблей.
— Что?
— Отпуска отменяются, все обязаны немедленно вернуться на свои корабли… — Он нашел взглядом Виду Серрано. — Приказ всем снятым с действующей службы адмиралам прибыть как можно быстрее в Главный штаб.
— Но кто? — спросила Херис. — Вы знаете, кто поднял мятеж?
— Начал все «Бонар Тай», Херис. Потом с помощью заключенных Третьего Стэка они захватили орбитальную станцию Коппер-Маунтин. Командира тюрьмы звали Бэкэрион.
— Бэкэрион, — Херис нахмурилась. — Она была офицером в штабе Лепеску. Снова эти бандиты, наша собственная Кровавая Орда. Все приспешники Ле песку ненавидят Серрано.
Барин притянул Эсмей и крепко обнял ее.
— Вечно нам что-нибудь мешает, — прошептал он. — Но я все равно тебя люблю, мы все равно поженимся, и ничто: ни бабушка, ни какие-то там исторические события или мятежи, ничто не остановит меня.
Она тоже обняла его, на секунду забыв обо всем, что их окружало. А люди в зале тем временем суетились, двери то открывались, то закрывались. Наконец кто-то громко откашлялся.
— Вы оба доказали, что намерены следовать своему слову до конца, — сказала Вида Серрано. — Но сейчас лучше быстро переодевайтесь в форму и отправляйтесь на свои корабли.
Эсмей подняла голову с плеча Барина и увидела, что вокруг все уже переоделись. Один за другим люди в форме с дорожными сумками в руках выходили из своих комнат и направлялись к лифтам.
— Я люблю его, — сказала Эсмей в лицо Виде. — Я не предательница и не собираюсь причинять ему вред.
Вида вздохнула.
— На карту поставлено нечто большее, чем ваше личное счастье, — ответила она. — Но я надеюсь, что все будет в порядке.
Барин отправился к себе, Эсмей к себе. Она быстро разделась, натянула помятую форму, в которой приехала и которую не успела даже погладить. Эсмей хотела было оставить вещи Долсент прямо тут, в комнате, но потом, вспомнив, что видела, как та, уже переодевшись, входила в лифт, быстро сложила их в дорожную сумку (может, она столкнется с Долсент на отлетающем корабле?), пригладила растрепавшиеся волосы и вышла в коридор. Барин уже ждал ее. В холле последние восемь человек стояли в ожидании лифта.
— Никогда больше не буду жаловаться на скучные семейные сборища, — заметила одна из них, женщина лет сорока. Она оценивающе смотрела на Эсмей. — Сначала вместо знакомства с будущей невестой одного из молодых родственников нам преподносят чуть ли не линчевание старых врагов, потом вот мятеж. — Остальные рассмеялись, но смех получился какой-то неестественный. — Это все из-за вас, дорогуша, или Херис с Видой постарались? Они, конечно, умеют притягивать молнии.
— Сегодня, по-моему, получились и молнии и гром, — сказал молодой человек педантичного вида. — Искры летели во все стороны.
— Ей все и так известно. — Все смотрели только на нее, и Эсмей начала краснеть.
Наконец подошел один из лифтов, они зашли внутрь. Кабина быстро пошла вниз.
Фойе гостиницы было похоже на муравейник. Мужчины и женщины в форме РКС сновали туда-сюда. Каккие-то люди оформляли бумаги у стоек, другие толпились у выхода.
— Не волнуйтесь насчет регистрации, — сказал педантичный молодой человек. — Я обо всем позабочусь. Мы оказались последними, но я все сделаю.
— Кузен Энди, — тихо сказал Барин на ухо Эс мей, — На административной службе. Пршли.
Во всех переходах станции и в трамвайчиках, следовавших к выходу на территорию Флота, было много народу. На экранах комментаторы с серьезными лицами рассказывали то, что уже всем было известно, потом показывали виды Коппер-Маунтин. Эсмей ни разу не остановилась, но у каждого экрана толпились люди.
На остановках в трамвайчик заходили все новые и новые люди в форме Флота. Очевидно, на станции, кроме Серрано, было много других офицеров. Интересно, как они все поместятся на корабле? Ответ ждал ее на территории Флота.
Люди по очереди проходили через пропускной пункт, и их сразу же делили на тех, чьи корабли стояли на швартовке у станции, и тех, кому нужно куда-то лететь. Одни отправлялись сразу же на свои корабли, остальных делили дальше в зависимости от звания и специализации. Через два часа Эсмей с Барином получили новый приказ. Им следовало сесть на пассажирский лайнер и на нем добраться до места, где формировалась боевая группа. Они снова прошли через большой зал, дошли в зал ожидания, где еще восемнадцать офицеров ждали посадки на борт «Сесилии Мари». Позже подошли еще тринадцать человек. Гражданские пассажиру лайнера уже жаловались на доставленные неудобства.
— Добро пожаловать на борт, пожалуйста, сади-тесь, чуть позже вам покажут ваши каюты… — Стюард явно нервничал, да и не мудрено. В последнюю минуту на борт поднимается тридцать три незапланированных пассажира, все офицеры Флота, что-то там говорят о мятеже. Что еще ждет их впереди? Эсмей и Барин сели вместе в салоне-обсерватории. Эсмей чувствовала себя очень странно. Может, Барин испытывает то же самое? Она ведь только шесть часов назад прилетала на станцию на этом же, самом корабле, а теперь вот снова здесь.
Старшим офицером на борту был капитан Депар. Он быстро навел порядок среди остальных офицеров, и корабль стал больше напоминать обычный корабль РКС. А Эсмей еще надеялась хотя бы время полета провести вместе с Барином. Она ведь так ждала этого отпуска, так надеялась несколько дней побыть с ним. Но капитан Депар хотел, чтобы все поняли серьезность положения, к тому же ему представилась возможность показать себя перед гражданскими лицами.
Хотя, с точки зрения Эсмей, своими действиями он только окончательно запугал гражданских пассажиров лайнера. Офицеров можно было самих принять за мятежников, планирующих захват корабля. Они держались особняком от остальных пассажиров, все время вместе, все время настороже. Но капитан Депар наслаждался. Обычно в его обязанности входило составление сметы жалованья в Главном штабе четвертого сектора. Он назначил Эсмей командовать всеми женщинами, так как она была среди них старшей по званию. Еще он настаивал, что на ночь нужно выставлять часового у прохода в их каюты. Эсмей пыталась протестовать.
— Мы не можем допустить, чтобы нас упрекнули в расхлябанности, лейтенант, — твердо ответил капитан Депар.
Барин многозначительно закатил глаза за спиной капитана, но Эсмей было не до смеха. Все женщины, праведность которых ей предлагалось охранять, были старше ее самой, за исключением молоденькой светлоглазой старшины. Всего их было семь, две — из старшего сержантского состава, они вообще путешествовали вместе с мужьями. Но это не интересовало капитана Депара, он настаивал, что женщинам «не пристало» в данной ситуации жить в каютах со своими мужьями. Он не мог объяснить, почему именно «не пристало», да и не старался.
По крайней мере, сами женщины понимали, что нельзя вину за капризы таких офицеров, как Депар, сваливать на тех, кому поручено их исполнять, а спорить с ним бесполезно. Сложнее оказалось уговорить сержанта и капрала, которым понравился кое-кто из пассажиров лайнера. Они никак не могли понять, почему им запрещается общаться с теми, с кем они хотят.
Эсмей и Барину не удалось поговорить даже во время еды, потому что капитан решил, что женщины должны есть за отдельным столом. Они могли немного поболтать — и то соблюдая все меры предрсторож-ности — дважды в сутки. Капитан распорядился, что полчаса два раза в день офицеры должны проводить отдельно от сержантов и старшин. Эсмей про себя завидовала последним, потому что они хоть на это время могли отдохнуть от общества капитана. Кроме этого, капитан Депар считал своим долгом раз в день, как минимум, побеседовать с глазу на глаз с одним из «своих» офицеров.
— Ничто не вечно, — заметил как-то Барин. — Это путешествие тоже когда-нибудь закончится… — Но Эсмей казалось, что этого никогда не произойдет.
— Если учесть, как нам везло до сих пор, мы вполне можем угодить на один корабль с этим Депаром до конца дней своих.
— Нет… я уверен, что он вернется к своим обязанностям.
— Будем надеяться.
Глава 21
Старый дворец, Касл-Рок
— Мятеж! — Хобарт Конселлайн с гневом уставился на человека на экране. — Что вы хотите сказать? Какой мятеж?
— Коппер-Маунтин, милорд. Мятежники захватили планету и всю систему…
Коппер-Маунтин далеко, Хобарт даже точно не знал, как именно далеко. Очень далеко. Тренировочная база Флота, так? Наверное, кучка недовольных курсантов, беспокоиться не о чем.
— Кто отвечает?
— Прошу прощения, милорд? Ну и идиоты.
— Кто отвечает за Коппер-Маунтин? Там что, база Флота? Кто главный? — В ответ пустой взгляд и что-то насчет Основной базы, какого-то Кэмпа, какого-то Айленда. — Какая разница? Оцепите все, поставьте кордоны.
— Кордоны, милорд?
Неужели ему придется все объяснять на пальцах? И это называется военный советник.
— Изолируйте их, — твердо сказал он. — Блокада, кордоны, какая разница, как назвать. Просто изолируйте их от остального мира, вскоре у них закончатся все запасы.
На экране появилось другое лицо, старше первого.
— Спикер, вы не понимаете. Мятеж начался на Коппер-Маунтин, но теперь в руках мятежников вся система, они захватили орбитальную станцию, защитную сеть системы… у них по меньшей мере десять боевых кораблей. Этого достаточно, чтобы напасть на любую другую орбитальную станцию или даже на плохо защищенную планету.
— Но зачем им это?
— Не знаем, лорд Конселлайн, а так как нам неизвестны их планы, мы обязаны принять все меры предосторожности для защиты наиболее уязвимых населенных центров…
— Черт бы их побрал! Я хочу знать, от чьего имени они действуют! И немедленно!
— Милорд, в первую очередь мы должны обеспечить безопасность…
— Держу пари, это Барраклоу… или Серрано…
— Такой информации не поступало… — Лицо человека на экране помрачнело.
— Тогда узнайте сами. Я жду немедленного отчета. — Он отключил внутреннюю связь и так быстро повернулся на кресле, что стукнулся коленями о стол. Черт их всех побери. Самодовольные, снисходительные… все хотят только собственные карманы набить, ничего больше. Он чувствовал, что кто-то плетет вокруг него сети. Он всегда чувствовал, когда кто-то что-то против него замышлял. Но как это несправедливо… неужели они не видят, что он старается для всего государства, для Правящих Династий. Он так и видит перед собой эдаких трудолюбивых доброжелательных лордов и леди, таких же трудолюбивых и верных представителей менее известных семейств и простых рабочих. Это для них он старается, для них работает из последних сил. Почему же они постоянно спорят, огрызаются, жалуются? Делали бы, что им говорят, и не спорили бы, тогда и правительству было бы легче работать.
Но нет. Мешают личные амбиции, эгоизм, глупая гордыня… Они саботируют все его усилия спасти Правящие Династии. Глаза наполнились слезами, он смахнул их. Так и подмывает подать в отставку, пусть сами увидят, что без него они ничего не стоят. Он многое сделал, можно и на покой. Нет. Он исполнит свой долг, как делал это всегда. Он уничтожит ленивых заговорщиков, которые строят козни и смеются за его спиной, он спасет государство, несмотря ни на что…
Хобарт поднял трубку… не будет он больше звонить через этого Пуассона с его лимонным лицом… На другом конце линии ему ответил секретарь министра обороны, Хобарт потребовал самого министра.
— Ужасная беда, — министр заговорил еще до того, как на экране появилось четкое изображение.
— Только вы не начинайте, — прервал его Хобарт. — Канцелярия фельдмаршала не может ничего сделать…
— Они все в растерянности, лорд Конселлайн, ведь фельдмаршал до своего недавнего назначения носил всего одну звездочку в петлице, а всех высших офицеров отправили на медицинскую проверку…
— Не оправдывайтесь, Эд! Мятежи на пустом месте не возникают. Я хочу знать, кто все это затеял. Имена, даты, все. Еще полетят головы, слышите меня, Эд?
— Слышу, лорд Конселлайн. Доложу вам, как только что-нибудь узнаю…
— У меня есть враги, вам это известно, — продолжал Хобарт. — Есть люди, которым хотелось бы навредить мне. Могу назвать поименно…
— Во Флоте тоже, милорд?
— Не совсем, хотя семейство Серрано, насколько мне известно, поддерживало близкие отношения с лордом Торнбаклом и его дочерью. Они ведь сыграли немаловажную роль в ее спасении, когда было без толку потрачено столько государственных средств.
— Да, милорд, но на кораблях мятежников нет ни одного представителя семейства Серрано. Они все или почти все были на большом семейном сборе…
— Обыкновенное алиби, — ответил Хобарт. — Очень уж это подозрительно.
— Хм-м. Это была помолвка, насколько я понимаю. Милорд, Флот запросил у меня разрешения отозвать из неограниченной отставки высшие чины, их помощь просто необходима, и я дал согласие…
— Зачем?
Министр непонимающе посмотрел на него.
— Потому что они нам сейчас нужны, милорд. Нам нужны верные офицеры, особенно их уровня и ранга…
— Откуда вы знаете, что они верны и преданы нам? Откуда вы знаете, что не они организовали этот мятеж, чтобы снова вернуть себе теплые местечки, которые занимали раньше?
— Лорд Конселлайн, у нас нет никаких доказательств…
— Если вы собираетесь спорить со мной, Эд… — начал Хобарт, еще немного, и он выйдет из себя.
— Милорд, я не спорю. Я просто излагаю вам известные мне факты.
— Вам вообще ничего не известно! — Хобарт бросил трубку и чуть было снова не ударился ногой о стол. Его окружают некомпетентные дураки. Ведь он сам сотворил этого министра, он учил его, он ввел его в состав правительства, и вот награда… Неподчинение, некомпетентность…
Конечно, он может его снять. Но кого назначить на это место? Никто из них до сих пор не оправдал его надежд. Вместо того чтобы работать с ним вместе, поддерживать его, помогать ему, все они ведут себя подобно капризным примадоннам. Но разве он сможет найти кого-то лучше?
— Гунар… проснись! — Гунар перевернулся и уставился на брата.
— Сейчас не моя вахта. Оставь меня в покое.
— Гунар, слушай, мы только что перекачали особо важный отчет…
— Лайса с ума, что ли, сошла? Если мы будем постоянно перекачивать внутренние докладные записки Флота, они…
— Мятеж, Гунар.
— Мятеж?
— Они говорят о десяти кораблях в системе Коппер-Маунтин. Возможно, еще где-то.
— Открытый мятеж? — Гунар окончательно проснулся, внутри все похолодело.
— Так говорится в отчете. Мятежники спустили посадочные модули с одного из кораблей в тюрьму на планете, подняли на корабль закоренелых преступников и с их помощью захватили орбитальную станцию, захватили связь, защитные сооружения и объявили, что система Коппер-Маунтин теперь является частью Общества естественных людей.
— И что. это такое, позвольте спросить? — Он, похоже, никогда о таком обществе не слышал. Естественные люди? Что же они делают, ходят голышом и едят сырую рыбу?
— Мне кажется, это те же головорезы, что вились вокруг адмирала Лепеску. Помнишь того лысого, который напился до чертиков и хотел продемонстрировать нам свои трофеи после драки в баре? И что тогда сказал Каим?
— Лепеску мертв, — ответил Гунар.
— Но зло не умерло вместе с ним. — Бейзил пожал плечами. — Интересно, Каим имеет к ним какое-нибудь отношение или нет?
— Он бы рассказал нам… мы ведь родственники…
— Можешь себе представить, чтобы заговорщики доверились Кайму? Он так уверен в том, что его никто не надует, как человек, который сам показывает воришкам, где хранит бумажник. Мне бы совсем не хотелось, чтобы кто-нибудь из семейства Теракян оказался замешанным в этом мятеже, пусть даже косвенно.
— Меня больше интересуют остальные родственники. Мятеж во Флоте означает, что будет нарушено расписание полетов, в том числе и нашего корабля.
— Именно поэтому я тебя и разбудил. Мы пытаемся состыковаться с «Урожаем Теракяна», Лайса говорит, мы почти в пределах досягаемости плотного луча.
— Надеюсь, нам не придется переходить с корабля на корабль, — сказал Гунар. Он ненавидел переходные трубы, еще больше, чем когда его не вовремя будили.
— Нет. То есть тебе не придется, а мне придется. Но разговаривать они хотят с тобой.
Гунар застонал, но из постели вылез. Почесал голову. Он никогда не мог резко проснуться и поэтому готов был побить Бейзила за то, что тот свеж как огурчик.
На мостике «любимчика» его встретила Лайса.
— Ну и времена, Гунар.
— Меня это не вдохновляет, — проворчал он в ответ. Что может быть лучше покоя и тишины? Он вспомнил спокойный семейный ужин за круглым столом на Каскадаре… теплый свет ламп, запахи еды, веселые голоса детей. Вздохнул и вышел на связь со связистом «Урожая».
— Какова твоя оценка происходящего, Гунар?
Какая у него может быть оценка, когда он только что проснулся? Он и языком-то с трудом ворочает, правда, в мозгу уже начинают шевелиться разные мысли, вот появились цифры, цифры, ряды цифр.
— Какой у вас груз?
— Мятеж! — Хобарт Конселлайн с гневом уставился на человека на экране. — Что вы хотите сказать? Какой мятеж?
— Коппер-Маунтин, милорд. Мятежники захватили планету и всю систему…
Коппер-Маунтин далеко, Хобарт даже точно не знал, как именно далеко. Очень далеко. Тренировочная база Флота, так? Наверное, кучка недовольных курсантов, беспокоиться не о чем.
— Кто отвечает?
— Прошу прощения, милорд? Ну и идиоты.
— Кто отвечает за Коппер-Маунтин? Там что, база Флота? Кто главный? — В ответ пустой взгляд и что-то насчет Основной базы, какого-то Кэмпа, какого-то Айленда. — Какая разница? Оцепите все, поставьте кордоны.
— Кордоны, милорд?
Неужели ему придется все объяснять на пальцах? И это называется военный советник.
— Изолируйте их, — твердо сказал он. — Блокада, кордоны, какая разница, как назвать. Просто изолируйте их от остального мира, вскоре у них закончатся все запасы.
На экране появилось другое лицо, старше первого.
— Спикер, вы не понимаете. Мятеж начался на Коппер-Маунтин, но теперь в руках мятежников вся система, они захватили орбитальную станцию, защитную сеть системы… у них по меньшей мере десять боевых кораблей. Этого достаточно, чтобы напасть на любую другую орбитальную станцию или даже на плохо защищенную планету.
— Но зачем им это?
— Не знаем, лорд Конселлайн, а так как нам неизвестны их планы, мы обязаны принять все меры предосторожности для защиты наиболее уязвимых населенных центров…
— Черт бы их побрал! Я хочу знать, от чьего имени они действуют! И немедленно!
— Милорд, в первую очередь мы должны обеспечить безопасность…
— Держу пари, это Барраклоу… или Серрано…
— Такой информации не поступало… — Лицо человека на экране помрачнело.
— Тогда узнайте сами. Я жду немедленного отчета. — Он отключил внутреннюю связь и так быстро повернулся на кресле, что стукнулся коленями о стол. Черт их всех побери. Самодовольные, снисходительные… все хотят только собственные карманы набить, ничего больше. Он чувствовал, что кто-то плетет вокруг него сети. Он всегда чувствовал, когда кто-то что-то против него замышлял. Но как это несправедливо… неужели они не видят, что он старается для всего государства, для Правящих Династий. Он так и видит перед собой эдаких трудолюбивых доброжелательных лордов и леди, таких же трудолюбивых и верных представителей менее известных семейств и простых рабочих. Это для них он старается, для них работает из последних сил. Почему же они постоянно спорят, огрызаются, жалуются? Делали бы, что им говорят, и не спорили бы, тогда и правительству было бы легче работать.
Но нет. Мешают личные амбиции, эгоизм, глупая гордыня… Они саботируют все его усилия спасти Правящие Династии. Глаза наполнились слезами, он смахнул их. Так и подмывает подать в отставку, пусть сами увидят, что без него они ничего не стоят. Он многое сделал, можно и на покой. Нет. Он исполнит свой долг, как делал это всегда. Он уничтожит ленивых заговорщиков, которые строят козни и смеются за его спиной, он спасет государство, несмотря ни на что…
Хобарт поднял трубку… не будет он больше звонить через этого Пуассона с его лимонным лицом… На другом конце линии ему ответил секретарь министра обороны, Хобарт потребовал самого министра.
— Ужасная беда, — министр заговорил еще до того, как на экране появилось четкое изображение.
— Только вы не начинайте, — прервал его Хобарт. — Канцелярия фельдмаршала не может ничего сделать…
— Они все в растерянности, лорд Конселлайн, ведь фельдмаршал до своего недавнего назначения носил всего одну звездочку в петлице, а всех высших офицеров отправили на медицинскую проверку…
— Не оправдывайтесь, Эд! Мятежи на пустом месте не возникают. Я хочу знать, кто все это затеял. Имена, даты, все. Еще полетят головы, слышите меня, Эд?
— Слышу, лорд Конселлайн. Доложу вам, как только что-нибудь узнаю…
— У меня есть враги, вам это известно, — продолжал Хобарт. — Есть люди, которым хотелось бы навредить мне. Могу назвать поименно…
— Во Флоте тоже, милорд?
— Не совсем, хотя семейство Серрано, насколько мне известно, поддерживало близкие отношения с лордом Торнбаклом и его дочерью. Они ведь сыграли немаловажную роль в ее спасении, когда было без толку потрачено столько государственных средств.
— Да, милорд, но на кораблях мятежников нет ни одного представителя семейства Серрано. Они все или почти все были на большом семейном сборе…
— Обыкновенное алиби, — ответил Хобарт. — Очень уж это подозрительно.
— Хм-м. Это была помолвка, насколько я понимаю. Милорд, Флот запросил у меня разрешения отозвать из неограниченной отставки высшие чины, их помощь просто необходима, и я дал согласие…
— Зачем?
Министр непонимающе посмотрел на него.
— Потому что они нам сейчас нужны, милорд. Нам нужны верные офицеры, особенно их уровня и ранга…
— Откуда вы знаете, что они верны и преданы нам? Откуда вы знаете, что не они организовали этот мятеж, чтобы снова вернуть себе теплые местечки, которые занимали раньше?
— Лорд Конселлайн, у нас нет никаких доказательств…
— Если вы собираетесь спорить со мной, Эд… — начал Хобарт, еще немного, и он выйдет из себя.
— Милорд, я не спорю. Я просто излагаю вам известные мне факты.
— Вам вообще ничего не известно! — Хобарт бросил трубку и чуть было снова не ударился ногой о стол. Его окружают некомпетентные дураки. Ведь он сам сотворил этого министра, он учил его, он ввел его в состав правительства, и вот награда… Неподчинение, некомпетентность…
Конечно, он может его снять. Но кого назначить на это место? Никто из них до сих пор не оправдал его надежд. Вместо того чтобы работать с ним вместе, поддерживать его, помогать ему, все они ведут себя подобно капризным примадоннам. Но разве он сможет найти кого-то лучше?
— Гунар… проснись! — Гунар перевернулся и уставился на брата.
— Сейчас не моя вахта. Оставь меня в покое.
— Гунар, слушай, мы только что перекачали особо важный отчет…
— Лайса с ума, что ли, сошла? Если мы будем постоянно перекачивать внутренние докладные записки Флота, они…
— Мятеж, Гунар.
— Мятеж?
— Они говорят о десяти кораблях в системе Коппер-Маунтин. Возможно, еще где-то.
— Открытый мятеж? — Гунар окончательно проснулся, внутри все похолодело.
— Так говорится в отчете. Мятежники спустили посадочные модули с одного из кораблей в тюрьму на планете, подняли на корабль закоренелых преступников и с их помощью захватили орбитальную станцию, захватили связь, защитные сооружения и объявили, что система Коппер-Маунтин теперь является частью Общества естественных людей.
— И что. это такое, позвольте спросить? — Он, похоже, никогда о таком обществе не слышал. Естественные люди? Что же они делают, ходят голышом и едят сырую рыбу?
— Мне кажется, это те же головорезы, что вились вокруг адмирала Лепеску. Помнишь того лысого, который напился до чертиков и хотел продемонстрировать нам свои трофеи после драки в баре? И что тогда сказал Каим?
— Лепеску мертв, — ответил Гунар.
— Но зло не умерло вместе с ним. — Бейзил пожал плечами. — Интересно, Каим имеет к ним какое-нибудь отношение или нет?
— Он бы рассказал нам… мы ведь родственники…
— Можешь себе представить, чтобы заговорщики доверились Кайму? Он так уверен в том, что его никто не надует, как человек, который сам показывает воришкам, где хранит бумажник. Мне бы совсем не хотелось, чтобы кто-нибудь из семейства Теракян оказался замешанным в этом мятеже, пусть даже косвенно.
— Меня больше интересуют остальные родственники. Мятеж во Флоте означает, что будет нарушено расписание полетов, в том числе и нашего корабля.
— Именно поэтому я тебя и разбудил. Мы пытаемся состыковаться с «Урожаем Теракяна», Лайса говорит, мы почти в пределах досягаемости плотного луча.
— Надеюсь, нам не придется переходить с корабля на корабль, — сказал Гунар. Он ненавидел переходные трубы, еще больше, чем когда его не вовремя будили.
— Нет. То есть тебе не придется, а мне придется. Но разговаривать они хотят с тобой.
Гунар застонал, но из постели вылез. Почесал голову. Он никогда не мог резко проснуться и поэтому готов был побить Бейзила за то, что тот свеж как огурчик.
На мостике «любимчика» его встретила Лайса.
— Ну и времена, Гунар.
— Меня это не вдохновляет, — проворчал он в ответ. Что может быть лучше покоя и тишины? Он вспомнил спокойный семейный ужин за круглым столом на Каскадаре… теплый свет ламп, запахи еды, веселые голоса детей. Вздохнул и вышел на связь со связистом «Урожая».
— Какова твоя оценка происходящего, Гунар?
Какая у него может быть оценка, когда он только что проснулся? Он и языком-то с трудом ворочает, правда, в мозгу уже начинают шевелиться разные мысли, вот появились цифры, цифры, ряды цифр.
— Какой у вас груз?