Муратова Ника. Мое чужое лицо

   Тёма изменился. Стал больше похож на Артема Даниловича, чем на ботаника Тёму. Почему он так смотрит? Объективно — обаятельный молодой человек с открытым взглядом и напускной серьезностью. Сбивает её с толку — что за интерес он испытывает, профессиональный или не только?
   — Катя, — протянула она руку.
   — Артем Данилович. Чем могу помочь?
   Альбина взяла себя в руки. В конце концов, она сюда явилась по совершенно конкретному вопросу. И этот вопрос был важнее, много важнее застарелых ран.
   — Да тут разговор не на одну минуту. И очень, как бы сказать… — замялась она, все еще не зная, как себя вести. — Личный разговор. Можем мы где-нибудь поговорить в другом месте?
   — Хорошо. — спокойно отозвался Симонов. — Давайте пройдем ко мне в кабинет. Вот только халат на вас накинем. Петровна, у вас есть запасной халат? — зычно крикнул он в пустоту коридора. Откуда ни возьмись, из недр коридора появилась дородная женщина с перекинутым через руку белым халатом.
   Оглядев Альбину, она, не задавая лишних вопросов, передала ей халат.
   — Дежурите? — обратилась Петровна к Симонову.
   — Нет. Задерживаюсь.
   — Как всегда. Спешить не к кому, значить.
   С этим словами она удалилась, качая головой и не обращая внимания на укоризненный взгляд врача.
   — Пойдемте.
   Поднявшись на пятый этаж, они прошли в пустой кабинет. Альбина семенила вслед за ним, сосредоточено глядя ему в спину. Он изменился. Увереннее стал, что ли. Еще серьезнее. Более расслабленный в движениях. Или она запомнила его напряженным, потому что сама всегда напрягала его? Сейчас ему некого и нечего было бояться, не от кого бежать, нет демона под названием «дружба», с которым надо бороться, убивая себя. Ничего этого нет. Есть другая жизнь Возможно, в ней есть женщина. И у него с ней все хорошо и спокойно. От того он такой расслабленный и уверенный в себе.
   Симонов уселся за стол, а Альбине предложил низенький проваливающийся диван.
   — Можем продолжить? — бесстрастно спросил он, снимая колпак. Без врачебного колпака выглядел он менее представительно, и даже как-то немного по-мальчишески, словно сбросил лет пять. Сбившиеся каштановые волосы непослушными прядями беспорядочно легли на лбу, и он привычным движением откинул их назад.
   — Видите ли, … — она запнулась, чуть не сказав Тёма, — видите ли, Артем Данилович , вы бы не могли на меня повнимательнее посмотреть?
   — Что? Простите, не понял?
   Если бы это не была пациентка Булевского, Артем подумал бы, что девушка собралась тут флиртовать с ним.
   — Вам мое лицо никого не напоминает?
   Альбина терпеливо ждала, пока он разглядывал её. Нейтральный взгляд оскорблял, унижал её своим беззвучием чувств, отсутствием интереса. Мужского интереса. Еще раз почувствовала себя подопытной крыской. Неужели это на всю жизнь?
   Артем сначала не придал значения её вопросу, но потом поймал себя на мысли, что на самом деле девушка кажется ему знакомой. Перед его глазами проходило столько людей, что он даже не вглядывался в их лица. Особенности работы были таковы, что попадающие по скорой больные зачастую представали перед ним в таком состоянии, что была недосуг разглядывать их лица. Чаще всего они прямиком шли на операционный стол. Сколько раз его останавливали на улице бывшие пациенты, здороваясь, а он смущенно жал им руки, пытаясь вспомнить, где они встречались. Но лицо Альбины все же казалось очень знакомым.
   — Вы у меня лечились? — неуверенно спросил он. — Вас поэтому ко мне направили?
   Симонов вдруг занервничал. А вдруг он сделал что-то не так, и теперь она пришла жаловаться? Да если еще и Булевский об этом знает, вот позору-то будет!
   — И да и нет. То есть, мое лицо должно напомнить вам об одной вашей пациентке, но это будет не совсем верно.
   — Вы меня, надо сказать, совсем запутали.
   — Четыре месяца назад к вам поступила девушка, сбитая машиной. Беременная. Она умерла во время операции. Теперь припоминаете?
   Артем побледнел. Да. Припоминает. Ну, конечно же, конечно он припоминает эту несчастную, правда, выглядела она тогда намного хуже, но он помнил её, тем более…
   — Но вы?
   Он запнулся. Он не мог ошибиться — та девушка тогда умерла, он сам констатировал смерть, это не могло быть ошибкой! Но тогда кто…
   — Тогда кто вы такая? Сестра? Близнец?
   — Больше, чем близнец. Вы помните, куда тогда отправили погибшую?
   Артем нахмурился. Ну да, он помнил, они направили её к Булевскому, вот почему она пришла от него! Но…они ведь направили её мертвую!
   — Можете не ломать голову. Я вам объясню, в чем дело.
   Альбина ровным тоном, словно речь шла о банальной ангине, поведала бледному Симонову всю историю, включая её жизнь после выхода из больницы. Правда, она не сказала, кем она была раньше и почему пока предпочитает жить под чужим именем. Просто рассказала, что произошла трагедия, в результате чего она получила ожог лица. А дальше — дальше все, как было.
   — Невероятно, просто невероятно, — бормотал Симонов. — И как ему это удалось? Ну, профессор! Никогда раньше о таком не слышал. Видно, еще не читал последний выпуск медицинских журналов.
   — Не сомневайтесь, скоро шумихи вокруг этого случая поднимется предостаточно. И я, можно, сказать, подопытная зверушка, получившая новое лицо с новой жизнью в придачу.
   — Так вы теперь под её именем живете?
   — Да. Есть причины. Личные. Может, позже я вам о них расскажу. Её родители и знакомые думают, что я — настоящая Екатерина Лаврентьева.
   — А почему мне никто не сказал, что её родственники нашлись? Ну, что за люди! Ведь сто раз предупреждал! — неизвестно к кому в сердцах обратился Артем Данилович.
   — Не знаю. И я бы не обратилась, если бы не…
   — Что?
   — Вы прекрасно знаете, что, Артем Данилович. И теперь, когда настоящее имя девушки известно и её семья нашлась, думаю, придется вам покопаться в своей памяти и рассказать мне все подробности.
   — А вам это зачем? Ведь вы— не она?
   Альбина задумалась. Как объяснить?
   — Я вроде как ответственна перед этой девушкой. Меня спасло её лицо, теперь, наверное, я должна сделать что-то и для неё.
   — Хм, для неё вы уже ничего не сделаете. — вздохнул Симонов.
   — Зато могу сделать что-нибудь для её ребенка, не так ли?
   Теперь замолчал Симонов. Тот случай изменил многое в его жизни. Перед глазами до сих пор стояли сцены объяснения с начальством, зачем он сделал кесарево сечение при незрелом ребенке, когда надо было в первую очередь спасать саму пациентку? Зачем вообще было спасать не родившееся существо, мать которого висела на волоске от смерти? Он сделал это тогда, повинуясь внутреннему инстинкту. Повинуясь правилу «не навреди». Он решил, что если есть шанс спасти ребенка, почему бы не сделать это? Он, конечно, не подумал, а что будет делать этот младенец, если мать умрет. Был бы он более опытным хирургом, имевшим в запасе не только знание писаных правил, но и приходящих с практикой правил негласных, он бы, конечно, никогда не совершил такую оплошность.
   Пациентка умерла, а ребенок, мальчик, словно назло всем, выжил. Его отдали сначала в отделение для недоношенных детей в другую больницу, а потом… Потом он пополнил ряды обитателей дома малютки. Артем чувствовал себя виноватым перед ним и даже узнавал у детских врачей, как его состояние. Убедившись, что ребенок в прядке, он и не знал, что чувствовать. Облегчение, что его труд был не напрасен, или же горечь от того, что благодаря его действиям на свете появился еще один несчастный. Вот если бы нашлась семья, все ждал он, тогда было бы легче. Но никто не спрашивал о том случае. Теперь же выясняется, что спрашивали, но, видимо, попали на какого-нибудь равнодушного работника архива, не потрудившегося внимательно прочесть записи в истории болезни и автоматически отправившего родителей погибшей в ожоговый центр.
   — Как вы узнали о ребенке?
   — Сначала узнала от Катиных знакомых, что она ждала ребенка, а потом разыскала все документы. Похоже, не сделай я этого, никто бы так и не узнал, что ребенок этот не безродный.
   — А вы знаете, кто отец?
   — Знаю, но он тут ни при чем. В том смысле, что ребенок ему не нужен.
   — А кому он тогда нужен?
   Альбине показалось, что в голосе Тёмы звучал не столько вопрос, сколько мольба. Похоже, он принял эту историю слишком близко к сердцу. Она с каким-то злорадством наблюдала за ним — не только ей тяжело, его тоже потрясла эта история, задела, ввела в состояние смятения. Что же — так еще лучше. Похоже, им вместе расхлебывать эту кашу. Кто бы знал… Жить в одном городе и не видеться десять лет, и в итоге встретиться при таких обстоятельствах. Ей захотелось затрясти его за плечи, задать тысячу, миллион вопросов, выпытать, вытрясти из него ответы. Почему? Почему он оставил её тогда? Что он делал все эти годы? Где скрывался? Хотя, она ведь и не искала. Стоп. Он, кажется, задал вопрос. Ах да, про ребенка…
   — Ну, во-первых, у этого ребенка живы бабушка с дедушкой.
   — А они будут ему рады?
   Этого она не знала. Всучить старикам, еле перебивающимся на пенсию, младенца, пусть даже и родного… Разве что она будет помогать…
   — Давайте пока так далеко не заглядывать. Сначала найдем его, а потом уже..
   — Нет, вы не правы, — перебил Симонов. — Я уже и так достаточно напортачил, вытащив этого мальчишку на свет божий из умирающей матери, а теперь вы хотите найти его в доме малютки, а потом выяснится, что он никому не нужен, что тогда? Сначала надо рассказать об этом его родне, а потом уж решать, что делать.
   — Чтобы рассказать его родне, мне придется рассказать им, что их дочь мертва.
   Альбина опустила голову на руки, словно обессилев. Ах, Тёма! Если бы ты знал, через что ей пришлось пройти, не был бы таким суровым сейчас. Интересно, поддержал бы он её, зная правду? Или так и остался на той враждебной стороне, куда так поспешно сбежал десять лет назад? Как бы она не крепилась и не храбрилась, свалившееся перемены в её жизни порой казались непосильным грузом. Она заварила такую кашу, что расхлебывать её теперь придется очень долго. И тяжело. Страх возвращения в прежнюю жизнь бледнел перед горем родителей Катерины, когда они узнают правду. Горе Лаврентьевых меркло перед риском оставить Катиного ребенка сиротой при живых родственниках. Ужас раскрыться перед Тёмой сковывал язык и мысли. Ясно одно — легко и безболезненно пройти через эту стадию не получится.
   Артем наблюдал за ней, не совсем понимая её мучения. Не зная до конца всей истории, он не мог понять, что её так мучает и зачем вообще она здесь. Его самого давила грузом вины эта история с ребенком, а тут, похоже, нашлась компания. Странная девушка со странными глазами. Глаза… Что-то знакомое отражали эти глаза. Что-то давно забытое. Он не мог уловить.
   — Так что будем делать? — тихо спросил он.
   — Найдите, где мальчик. Я поеду туда.
   — Зачем?
   — Взглянуть на него. Я… я вам обещаю, что найду наилучший выход. Просто мне нужно время.
   — Я знаю, где ребенок.
   Альбина изумленно подняла на него глаза.
   — Знаете?
   — Да. Я следил за его судьбой. Я ведь тоже, так сказать, причастен. Если хотите, можем съездить завтра.
   — Почему не сегодня?
   — Поздно уже.
   — А мы скажем, что вы врач, который спас его.
   — Это весьма спорно.
   — Что?
   — Да, так, не берите в голову, — махнул он рукой. — Подождите здесь, я переоденусь.
   Через пять минут он вернулся в джинсах и клетчатой рубашке. Весь представительный вид как рукой сняло, отметила про себя Альбина. Теперь он намного больше напоминал того Тёму, которого она помнила.
   — Поехали, у меня машина на стоянке. Только заправимся по дороге.
   — Артем Данилович…
   — Да зовите меня Артем. Я же не совсем еще старик. И можно на ты, если вы не против.
   — Совершенно не против. Спасибо, Артем. — облегченно вздохнула Альбина. Быть официальной с Тёмой давалось нелегко.
   — Пока не за что.
   — Все равно. За то, что выслушал. За понимание.
   Он пожал плечами и ничего не ответил. В своем репертуаре. Не останавливается, чтобы прислушаться к полутонам.
   Они спустились на стоянку, где стояла его синяя «Лада».
   — Немного пыльно тут внутри, все руки не доходят… — смущенно улыбнулся он.
   — Ничего. Я бы и не заметила.
 
   По иронии судьбы прямо после выезда на основную трассу вдоль дороги красовались рекламные щиты с фотографией Дормич. Эта косметическая фирма купила права на её фотографии на год вперед, вот и продолжали эксплуатировать её лицо. Альбина, конечно, часто сталкивалась со своим изображением то там, то тут, и уже не вздрагивала каждый раз, боясь быть узнанной. И в новостях вот совсем недавно о ней вспоминали, рассказывая об успехе нового «Подиума», отснятого в точности, как того хотела Полякова, без лидирующего ведущего. Альбина тогда лишь усмехнулась, возвращаться в «Подиум» она и не собиралась, но этот факт лишь укрепил её уверенность в том, что надо думать о совершенно новых проектах в её будущей жизни. Модельные снимки можно будет в скором временем сложить в архив, она старалась концентрироваться на них как можно меньше. Но сейчас Альбина внимательно разглядывала свои фотографии на рекламных щитах, задумавшись о том, что очень скоро её нынешнее лицо будет постоянно появляться рядом с прежним, а журналисты будут сравнивать и сравнивать без конца, выдавливая слезу у публики.
   — Как тебе? — спросила она Тёму, когда они остановились на перекрестке.
   — Как что?
   — Фотомодель. Вон та, на плакате.
   — Ничего, — он пожал плечами. Равнодушие или маска? Она не смогла разобрать.
   — Не нравится?
   — Нормально. Я их особо не разглядываю.
   — В смысле?
   — Ну, они все же сделанные — пластика, косметика, компьютерный дизайн. Мне однажды друг показал, как можно на компе из любой уродины Синди Кроуфорд сделать, так я теперь ни одному снимку не верю. И сестренке своей, Наташке, говорю об этом, а то 15 лет — а все туда же, копирует этих роботов из журналов.
   — Ну, не все они роботы, — улыбнулась его логике Альбина. Интересно, он и тогда так о ней думал? Как о роботе?
   — Вот эта, например, — продолжила она, — она же и в жизни такая же, неужели не видел по телевизору её передачи?
   — Неа, не видел. У меня нет времени на такую муру, если честно. Но ты права, — добавил он после паузы. — эта такая же и в жизни. В смысле — такая же красивая.
   — А откуда ты знаешь?
   — Встречал живьем лет сто назад.
   Она замолчала, борясь с волнением в голосе. Так, спокойно. Надо оставаться спокойной.
   — Да ну? И как она?
   — Нормальная девчонка.
   Нормальная девчонка? И это все?
   — А ты, случаем, не был влюблен в неё?
   Дурацкий вопрос. Ведь он сказал, что просто встречал её. Кто её тянул за язык?
   — Я? — Артем неопределенно хмыкнул. Потом занялся заменой кассеты в магнитофоне.
   — Я слышала, с ней какое-то несчастье случилось? — осторожно спросила Альбина, следя за выражением его лица. Он нахмурился.
   — Да, псих один кислотой облил. Она до сих пор в коме, говорят. Не повезло.
   Ага! Вот теперь интонации поменялись. Прикидываться равнодушным уже труднее. Улыбка стерлась с лица, взгляд стал колючим, как сухой кустарник в пустыне.
   — А ты не навещал её?
   — Нет. — не ответил, а отрезал. Потом увидел, что она наблюдает за ним. Решил смягчить тог. — Я давно её не видел. Лет десять. Там, в больнице, наверняка, охрана, никого к ней не пускают. А ты что, её поклонница?
   Ловко сменил тему.
   — Нет. — Альбина покраснела. — Просто спросила.
   — Ясно.
 
   Они тронулись и всю оставшуюся дорогу молчали. Альбина размышляла о том, почему она никогда больше не пыталась найти его. В принципе, она выбросила из головы многих старых знакомых, думала, что все они не её уровень, куда там — она звезда, а они кто? Одни из многих. В итоге старых знакомых всех растеряла, а новые… А новые, наверняка, не нарадуются сейчас, что одной конкуренткой стало меньше. Но здесь… Тёма был не просто знакомый. И он и она отлично это понимали. И после разрыва с Олегом у них были все шансы попытаться попробовать сначала. Ни один из них не сделал ни шагу. Могла ли она винить его? Решив раз и навсегда избавиться от обиды, от чего в итоге она избавилась? Ни от чего. Зато приобрела болезненные воспоминания на всю жизнь. А может, все получилось как раз, как должно было быть? Если дело было лишь в её необычной внешности и модельной славе, то и не к чему было продолжать. Ведь сейчас он даже не реагирует на неё. Не видит ничего привлекательного. Свет не вспыхивает в его глазах, когда он смотрит на неё. Она ему неинтересна. Вот он — ключевой вывод. Вот оно — подтверждение правоты её решения в прошлом. Он летел на оболочку. Оболочку поменяли и бабочка уже не стремиться приблизиться.
 
   Альбина смотрела на дорогу. Дом малютки находился на окраине города, на отшибе, но Артем ехал так уверенно, словно бывал по этому маршруту не один раз. Около здания Дома Малютки он оставил её у входа.
   — Подожди здесь, я сначала улажу все.
   Через минут десять он окликнул её. Пожилая нянечка провела их к комнате, где в три ряда стояли детские кроватки, в которых спали дети, одетые в застиранные чуть не до дыр распашонки и ползунки. Запах хлорки бил в нос. Если не смотреть на спящих детей, то невозможно и представить, что это детская спальня. Все серо и убого. Единичные потрепанные и поблекшие игрушки стояли на видных местах. На шкафах. В детских кроватках игрушек не было. Малыши спали, зажав в кулачки замусоленные уголки одеял.
   — Тсс, — нянечка приложила палец к губам. — Не разбудите. А то потом все проснуться.
   Она оставила их одних, тихо притворив дверь.
   — А как мы найдем нашего, ну, в смысле, того самого? — Альбина растеряно разглядывала спящих детей, ощущение казенности давило тоской.
   — Да вот он, Санёк.
   Артем уверенно подошел к одной из кроваток и остановился, наклонившись поближе к ребенку. Альбина тихо прошла вслед за ним, стараясь не задеть кроватки других детей. Ребенок, розовощекий, с редкими светлыми волосенками, спал, широко раскинув руки и причмокивая во сне.
   — Ты ведь здесь уже не в первый раз, да?
   Он кивнул.
   — Привожу ему иногда кое-что из одежды и игрушки. Правда, он еще пока ничего не понимает. Хотя улыбается, когда видит меня.
 
   Альбина постояла еще минуту и вышла быстрым шагом. Он догнал её в коридоре.
   — Ты что?
   — Тяжело смотреть. Все так…так ужасно. Бедные дети.
   — Но ты же решила вытащить его отсюда? — Артем внимательно посмотрел в её глаза. — Да или нет?
   — Да, я заберу его. — голос её зазвучал глухо и не очень уверено. Неуверенно не потому, что она сомневалась в своем решении, а потому что не знала, как это осуществить. Полякова была права. Она не продумала все, как следует, и шагнула в незнакомый омут. Еще и Тёму там нашла…
   Они сели в машину, Артем молчал, нахмурив лоб.
   — Где живешь?
   — Да оставь меня где-нибудь по дороге, ближе к центру. Я сама доберусь.
   — Да ладно, все равно на колесах. Куда везти?
   Она объяснила адрес и они проехали всю дорогу молча, думая каждый о своем. Симонов о том, что если Альбина не сдержит обещание, он сам что-нибудь предпримет. Может, найдет семью, кто захочет усыновить Саньку, хотя это такая волокита. Если бы он был женат, он бы сам усыновил. Но одинокому мужчине никто не даст этого сделать. Бюрократия, чтоб её! Еще он думал о своей спутнице. Еще неясно, но уже уверенно в душе зрело ощущение, что он встречал её раньше. Неужели лицо пациентки может так врезаться в память? Ведь он даже не общался с ней, только оперировал. А может, встречал до операции? Но где?
   Альбина размышляла о том, что теперь-то она точно разыщет этого Леонида и если Марина Степановна права насчет его папаши, то она вытрясет из этой семейки хоть какие-нибудь деньги на ребенка. Это поможет Катерининым родителям, хотя бы на первое время. Ну, хорошо, первый шаг был ясен. А потом? Потом предстоит признание перед Антониной и Кондратием. Она так и представляла их глаза. Господи, дай сил вынести это. Альбина подумала, что последующее за этим возвращение в мир Альбины Дормич будет уже не таким болезненным. Никакое уязвленное самолюбие, ломка тщеславия, разбитые вдребезги мечты не смогут перекрыть по силе горе родителей, потерявших двоих любимых дочерей.
   Когда они подъехали к дому Катерины, Альбина вытащила из сумки блокнот и ручку.
   — Я тебе оставлю свой телефон и возьму твой. У тебя сотовый есть?
   Артем кивнул.
   — Дай мне несколько дней на утряску всего, хорошо? — Альбина неуверенно взглянула на него. Он ведь не понимает её нисколечко и что он думает — уму непостижимо. Как был скрытным, так и остался. — Возможно, даже не дней, а недель. Ничего пока персоналу дома малютки не говори. Не думай, что оттягиваю решение вопроса, просто… — Она отвернулась к окну. — Просто все непросто. И поставить все на свои места тоже будет непросто. Ты был прав, когда сказал, что сначала надо точно определить, куда я определю малыша, в чьи руки он попадет и на что его будут растить. А уж потом я заберу его. Ты говоришь, его Сашей назвали?
   — Александром.
   — А фамилию чью дали?
   Артем смутился.
   — Симонов. Они же не знали фамилию матери, вот не стали долго думать.
   Альбина улыбнулась.
   — Я смотрю, тебе этот малец совсем не чужой будет, а? Ты на меня не сердись, что я не сразу его забираю. Кое-что надо сделать, для его же блага.
   Он кивнул, хотя не понимал. И не до конца верил, что эта девушка с чужим лицом и странными глазами, выбравшая жить чужую жизнь, на самом деле доведет дело до конца. Ведь ребенок ей никто, как ни крути. Он еще раз взглянул на бумажку с номером телефона, которую она дала. Там значилось Катерина.
   — А как твое настоящее имя? Или ты тоже Катерина?
   — Да, какая разница теперь, кто я. Пусть пока будет Катерина.
   Артем пожал плечами. Действительно, какая разница?
   — Звони, если что узнать надо.
   Альбина кивнула и вышла из машины. Тёма, Тёма… Она понимала его, понимала его сухость и осторожность, но пока не могла ему ничего объяснить. Позже. Все сюрпризы и разоблачения позже. Только вот понравятся ли ему они?
   — Постой, — вдруг окликнул он её из открытого окна.
   Она обернулась, стерев с лица грустное выражение.
   — Спасибо тебе. За то, что хотя бы пытаешься помочь. — он улыбнулся такой знакомой теплой мальчишеской улыбкой, что у Альбины защемило сердце. Вот она, мечта больничная — улыбка знакомого человека. Искренняя улыбка, предназначенная не её оболочке, а ей самой. Но от Тёмы ей нужно больше, чем просто улыбка. А этого «больше» и в помине нет. Она неловко махнула рукой и быстро зашагал прочь, чтобы скрыться в подъезде прежде, чем соленая влага заполонит глаза.

Глава 14

   Итак, теперь сомнений не было — Мартынова необходимо найти всенепременно. И как можно скорее. Где его искать, Альбина знала, что ему сказать — тоже. Но перед этим нужна еще одна деталь, чтобы подтвердить подозрения. Она вышла во двор и нашла на скамейке своих соседок-старушек, кукующих там целыми днями.
   — Что, Катюша? Потеряла что? — спросила Антоновна, живущая на одной с ней лестничной площадке.
   — Да нет. Вы бы не могли вот сюда взглянуть, на этого парня, — она протянула фотографию, держа палец на Леониде. — Вы его не видели здесь?
   Антоновна и остальные посмотрели на неё, как на тронутую умом.
   — Да, деточка, ить и впрямь ничегошеньки не помнишь. Это же жених твой!
   — Жених? — сделала круглые глаза Альбина. — Так вы его хорошо знаете?
   — А то как же! Жил он с тобой несколько месяцов, а потом уехал и пропал. А ты осталась с… — Антоновна осеклась. Вроде, Антонина, мать Катина, велела про дитя ничего не упоминать.
   — Оставил с животом, хотите сказать? — помогла ей Дормич.
   — Ну, да. Ты уже вспомнила об этом?
   — Вспоминаю потихоньку. Так что я говорила — что жених мой отец ребенка?
   — Ну да, — закивали все дружно. — Так и говорила, что ждешь его, что приедет он скоро.
   Альбина поблагодарила их и поднялась к себе. Ну, вроде все. И даже больше, чем знали на работе. Как они умудрялись жить вместе и никто об этом не знал из вездесущих коллег? Вот подонок. У неё зудели ладони от желания наказать его. Если бы это касалось только Катерины, она, возможно, не так бы завелась. Но после того, как Тёма свозил её к малому, она решила, что папаша так просто не отделается. Она не удержалась и позвонила Симонову. Первый звонок за десять лет. Чужое лицо давало ей это право. Под его прикрытием можно было позволить себе сделать то, что бы не позволила себе Альбина Дормич. В принципе, она вдруг почувствовала прилив неожиданного оптимизма. Ведь теперь она может играть их отношений совсем по другому. Она освобожден от обид прошлого, она может претендовать на начало с чистого листа. И даже попытаться изменить правила игры. Если он захочет.
   — Привет, это я.
   Судорожный вздох на том конце провода.
   — Ты?
   — Да.
   Артем замолчал и несколько мгновений не мог выговорить ни слова. Альбина не сразу поняла, в чем дело, а когда поняла, поспешила исправить ситуацию.
   — Ну, это я — Катерина, та самая, мы с тобой еще в дом малютки вчера ездили.
   — Ой, извини, — шумно выдохнул он. — Привет. Твой голос так напомнил мне одну знакомую, что я даже не понял сразу, что это ты.