Страница:
— Ты что, совсем спятил? — заорала она. — Ты уже прямо здесь перепих устраиваешь, да? Зная, что я приду? А твоя секретарша мне лапшу вешает, что ты только приехал? И с кем это, интересно, так невтерпеж было?
— Киса, успокойся. С каких пор ты в мусорных ведрах ковыряешься? — засмеялся он.
— А с каких пор ты в такого кобеля превратился?
— Да давно уже. Разве ты не знала? Раньше тебя это устраивало. Какая муха сегодня укусила мою кису?
— Да иди ты! Плевать мне на тебя и твоих подстилок! Пошли вы все к черту!
— О-о-о, — присвистнул Влад, глядя в её поплывшие глаза, — я смотрю, наша киса в туалете время не теряла.
— Знаешь, что, шел бы ты куда подальше! — Альбина схватила сумку с ручки туалетной двери и вышвырнулась из кабинета, сопровождаемая взглядом изумленной Вероники. Будь Альбина в нормальном расположении духа, она бы нашла силы посмеяться над произошедшим, но утренняя стычка и кок обострили её восприятие и притупили чувство юмора. Она завела машину и поехала домой, в свою квартиру на Чистопрудном бульваре, где забралась в джакузи и закрыла глаза, отключившись от всего мира. Действия наркотика постепенно смягчалось и она уже пожалела о затеянном скандале. Влад, сто процентов, и не подумает позвонить. Придется тащиться к нему самой, хотя он уже так осточертел со своим выпендрёжем. Может, найти другого? Правда, сочетания хорошего секса, денег и связей не часто встретишь, вздохнула она. Значит, придется все же тащиться.
Со стороны казалось, что Альбина довольна жизнью. Настолько, насколько это возможно. Пожалуй, тщательно следуя имиджу успешной красавицы, добивающейся всего, чего хочет, она никогда никому не призналась бы, что живет двойной жизнью. Одна жизнь проходила наяву, её все видели знали, другая — ночью, после того, как голова касается мягкой подушки, мозги отключаются от повседневной реальности, мысли уносятся в другом направлении. Туда, где она видела себя обнаженной, с вывернутыми наизнанку мыслями и нутром. Самым удивительным было то, что в этих снах она словно заново проживала некоторые моменты своей жизни, но видела себя со стороны, как посторонний наблюдатель, наделенный способностью видеть насквозь. Сны эти по большей частью были мучительны, потому что в этом ирреальном (а, может быть, как раз реальном) мире у неё не было способности контролировать ни свои поступки, ни свои оценки.
Этого постороннего наблюдателя она называла своим вторым «я». Было довольно тяжело осознавать, что твое второе «я» буквально ненавидит тебя, вернее даже было бы сказать — презирает, потому что считает все твои поступки насквозь фальшивыми, продиктованными ложными представлениями типа «я должна быть такой». Альбина выросла в обстановке самых грандиозных ожиданий от неё — она должны быть самой красивой, самой модной, самой умной, самой успешной, самой заметной, самой-самой! Она довольно легко следовала этой нарисованной для неё дорожке, но путь в итоге привел к такому устоявшемуся поведению, что любой шаг за рамки сложившегося казался невозможным. Она сама поместила себя в эти рамки. Да и общество, в котором она выросла и прошла стадию формирования, ожидало от неё условной модели поведения. Будь звездой, требуй от всех вокруг поклонения, обожания, поддержки, не разбрасывайся на сентиментальные ерундовины, так как ты сильная, ты яркая, ты стерва, иначе ты никому неинтересна, никому не нужна. Любой шаг в сторону — и ты можешь ослабить интерес к себе, можешь сойти с пьедестала, можешь потерять звездность. А это равносильно смерти.
Второе «я» презрительно смеялось над реальной Дормич, высвечивая отвращение, с которым она общалась с людьми только по признаку нужности, злость, с которой она выслушивала снисходительные отзывы о ней «власть имущих», омерзение к собственному телу, когда она занималась любовью с мужчинами, не вызывавших в ней ни малейшего отклика. Особенно последнее. Мир секса она открыла для себя довольно рано, как часть познания мира вокруг. Поначалу ей это нравилось, она упивалась властью своей красоты над мужчинами, да и над женщинами тоже. Да, ради интереса она попробовала и женщин, не нашла в этом ничего неприятного для себя, но и никаких преимуществ перед сексом с мужчинами тоже не оказалось. Тогда еще её тело было живым, чувствовало энергию партнера, откликалось на неё, секс доставлял ей удовольствие, давал ощущение внутреннего взрыва.
Лет до двадцати она шла на поводу своих желаний, своих стремлений, полагалась на свои инстинкты. Она могла себе это позволить, потому что еще не маячила впереди долгосрочная карьера, потому что её молодость и красота еще открывали для неё все желаемые подиумы и модельные агентства без использования связей. А потом… Потом началась жестокая реальность судьбы модели, обнаруживающей, что кожа семнадцатилетней девушки значительно отличается на фотографии крупным планом от кожи двадцати двухлетней, что работодатели очень внимательно изучают дату твоего рождения прежде, чем смотрят на твое лицо.
Впрочем, сообразительная Альбина позаботилась об этом заранее, поступив на факультет журналистики и создав себе базу для будущего. Но этого оказалось мало. Какими бы звездными не были её родители, их связей оказалось недостаточно для запросов Альбины. Она не могла довольствоваться малым ни в журналистике, ни в мире моды. Так в первый раз она переспала с одним влиятельным дядечкой, от которого зависел её контракт. И вот тут-то Дормич обнаружила весьма приятную вещь — её тело, столь любимое и обожаемое до каждого миллиметра тело, имеет магическое влияние на мозги мужчин, не просто доставляет им наслаждение, но и имеет гипнотический эффект на их мысли, заставляя их делать то, что она хочет. Это было на самом деле открытием для Альбины, так как сама она никогда не хотела никого настолько, чтобы это занимало её разум, контролировало её поступки.
С того первого секса по расчету спать для удовольствия стало казаться пустой тратой времени, разве что в качестве отпуска иди под действием алкоголя или наркотиков. И вроде бы все шло хорошо, сумма в контрактах вновь взлетела вверх, она получила передачу с отличным эфирным временем, звезда удачи светила ярко и радовала глаз. Кроме одного маленького «но» — возник неожиданный побочный эффект. Любовь к собственному телу постепенно стала сменяться презрением и ненавистью. Тогда же впервые появились те странные сны, вторая реальность, выворот наизнанку. Постепенно жизнь начала казаться пустой и отвратительной. Дорога, так тщательно выкладывающаяся по камешку столько лет, вела в итоге в никуда. Сны рисовали картинку будущего — Альбина лежала на чужой кровати, с пеной у рта от передозировки наркотиками, окруженная пустотой…
А еще это противное второе «я» иногда напоминало о Тёме. Напоминало эдакой иголочкой, которую втыкают в затянувшуюся ранку, чтобы напомнить о её существовании. В отличие от всего другого, в этом случае Альбине было чем возразить. Тёма — не её вина. Он сам выбрал то, что получил. Или ей так только казалось?
Ничего романтичного в их встрече не было. Альбина тогда только окончила школу и встречалась с Олегом, начинающим журналистом. Олег взял у неё интервью, откровенно восхищался ею, да и статья получилась замечательная — без подколов и иронии, гламурная и светская. Ей это польстило, они начали встречаться и проводить вечера вместе. Бары, клубы… Отношения доставляли обоим приятные минуты, но, пожалуй, не более того. Друг Олега, Тёма, возник на горизонте как-то незаметно, присоединялся к ним один или с девушками, по большей части молчал, слушал, иногда рассказывал странные истории, слишком серьезные по мнению Альбины.
Тусовка, где они вращались, собирала людей самых разных интересов, но с одним общим стремлением хорошо провести время. Впрочем, Тёма несколько выделялся из толпы. Прежде всего тем, что появлялся не так регулярно, как остальные, все был занят учебой в университете. Альбина посмеивалась над ним, называя ботаником, хотя к ботанике его будущая профессия не имела никакого отношения. Выделялся молчанием, серьезным взглядом, отсутствием стремления ставить из себя кого-то, кем не являлся. Альбину он невзлюбил. Она была в этом уверена с самого начала. Ей даже казалось порой, что он и на Олега влияет, пытаясь изменить его мнение. Почему невзлюбил, она не знала. Но все признаки были налицо. Тёма избегал её взгляда, частенько иронизировал над её словами, всячески исключал любое соприкосновение, даже рукопожатие. Альбину это даже забавляло.
— Неужели я так противна, что ты даже руку мне пожать не хочешь?
Он лишь пожимал плечами и переводил разговор на другую тему.
— Слушай, а может твой друг голубой и ревнует тебя ко мне? — спросила она однажды Олега.
— С чего ты взяла?
— А почему он так откровенно меня ненавидит?
— Да кажется тебе все это. А почему тебя это волнует?
Вопрос был на засыпку. Действительно, почему? Уязвленное тщеславие? Возможно. До сих пор никто так открыто не выказывал к ней неприязни.
— Да не волнует меня твой ботаник. Откуда только у тебя такие друзья?
Олег лишь смеялся в ответ.
Вскоре, однако, обнаружилась довольно любопытная деталь, зацепившая Альбинино внимание. В один из ленивых вечеров, когда они, как обычно, собрались расслабиться, Тема взялся заказывать всем выпивку. Когда очередь дошла до нее, она лишь неопределенно пожала плечами, мол, заказывай, что хочешь.
— Крепкое или не очень? — уточнил он.
— Давай покрепче. Я сегодня не в тонусе, так что не помешает.
— Кальвадос мне и даме. — бросил Тема бармену.
— Кальвадос? — Альбина уставилась на него, словно на привидение. Когда-то в юности она зачитывалась Ремарком и «Триумфальная арка» зацепила ее больше других произведений. Она представляла себя порой Жоан, и Кальвадос, напиток, так обожаемый героями романа, взбудоражил ее воображение. Она заказала его через знакомых, так как в Москве найти не удалось. Попробовав в первый раз, она не сразу поняла в чем его ценность, но образ Жоан протянул ниточку между ней и напитком, и яблочный аромат навсегда вошел в ее кровь, превратившись навсегда в символ страсти.
— Не подходит? — Артем жестом остановил бармена. — Давай закажу что-нибудь другое.
— Да нет, наоборот. Просто… Олег вот, например, всегда прикалывается надо мной, что я люблю кальвадос. Мало кто понимает, за что я обожаю эту простенькую яблочную водку.
— Сказала тоже, простенькая. — Тема неодобрительно усмехнулся. — Такой аромат еще поискать надо.
— Да я-то сама так не считаю, — непонятно зачем стала оправдываться Альбина. — это так другие говорят, когда узнают мое тайное пристрастие. Ты, значит, тоже поклонник Кальвадоса…
— Угу. Могу даже рассказать, как все началось.
— Погоди, попробую угадать. Ты прочел «Триумфальную арку» Ремарка, да? Прочел о стакане с Кальвадосом на подоконнике, о глотке в темноте, о глазах, полных страсти…
Артем впервые за долгое время посмотрел ей в глаза, долго и внимательно, без улыбки, просто изучал.
— Ты тоже?
— Да, я тоже. Как прочла о Кальвадосе, так и загорелась непременно попробовать. А уж когда попробовала, так сразу и влюбилась в него окончательно и бесповоротно.
— Похожая история. — на этот раз Тема улыбнулся широкой теплой улыбкой, словно встретил старого друга из детства.
В это время подошел Олег. Увидев у них в руках рюмки с терпко пахнущим напитком янтарного цвета, он расхохотался.
— Только не говорите мне, что нашли друг дуга! Я и забыл, что Тема тоже любит эту фигню. Кальвадосники несчастные!
— Тебе не понять, — парировала Альбина. — Это не для таких, как ты.
— Ну конечно! Куда нам до ваших утонченных вкусов!
— Утонченность тут не при чем. Это напиток любви, простой, ничем не прикрашенной любви. Страсти, если хочешь. — Альбина наклонилась к Олегу, состроив томное лицо.
— Я и без Кальвадоса страстный мужчина, разве ты не знаешь?
— Конечно, знаю, котик. Но лишнее подтверждение не помешает…
Тема отошел, оставив голубков продолжать воркование. Но Альбина заметила, как он, уходя, кинул на нее еще один внимательный взгляд, будто пытался сложить в уме сложные составляющие, никак не поддающиеся сложению.
Однажды после небольшой презентации, где Альбина представляла продукцию начинающей упаковочной фирмы, оказалось, что фотограф запорол пленку и для буклета пришлось собирать непрофессиональные снимки по знакомым, снимавшим больше друг друга, чем моделей. Среди фотографировавших оказался и Тёма. Как бы Альбине не претило обращаться к нему, она все же поехала к нему домой, так как пока среди набранных пока фотографий не нашлось ничего примечательного. А Тёма, по словам Олега, занимался фотографией давно и серьезно.
Тёма был откровенно не рад её визиту, а когда узнал, зачем она пришла, так вообще заторопился, засобирался, сославшись на срочные дела.
— Ты знаешь, мне надо уходить сейчас, а где та пленка, я даже не знаю. Я даже не помню, распечатал я её или нет. Скорее всего — нет. И где сейчас искать её среди всех пленок? Я ведь не подписываю их. Может, я поищу позже и тебе позвоню?
— Да, да, конечно…
Альбина рассеяно слушала его, разглядывая тем временем его комнату.
— Знаешь, Артем, — говорила она тихо, не глядя на него. — Я знаю, что ты… ты очень близкий друг Олега и не очень-то….ммм… тепло воспринимаешь меня в качестве его девушки.
— Я не понимаю, о чем ты.
Тема заложил руки за спину, словно не знал, куда их деть. Лицо его было абсолютно спокойно, но общий вид, жесты, выдавали некую нервозность, беспокойство.
— Я тут подумала, — продолжала она, — что, может быть, если ты не против, конечно, мы могли бы… могли бы попытаться стать друзьями.
— Да мы, вроде бы, и так…
Тема зачем то подошел к столу, заслонив его.
— У тебя тут интересно.
Альбина тоже приблизилась к столу, усмехнувшись царящему там «порядку». Заваленный книгами, полных хаос. На стене над столом, как впрочем и по всей комнате, коллекция фотоснимков на стенах, скорее всего, не его, уж слишком хорошо сделаны.
— А это что? — Альбина вытащила за уголок снимок, прикрытый книгой на столе. На фотографии была она, крупным планом. Вслед за этой фотографией из-под книги показались и остальные снимки из пачки, освободившись от скрывающего их груза.
Тёма молчал. Альбина, затаив дыхание, перебирала фотографии, одну за другой, переполняясь изумлением. Время от времени она оборачивалась к нему, пытаясь что-нибудь сказать, но слов не находилось.
На всех фотографиях, абсолютно на всех была изображена она, Альбина. С разных ракурсов, в темноте и в лучах света, улыбающаяся и задумчивая, вычурно позирующая специально для камеры и естественная, как ребенок. Издалека и вблизи. Профиль и анфас. Полутона. И везде — она, она…
— Но, почему…? — вопрос застрял у неё в горле. — Ты ведь никогда…Ты даже не разговаривал со мной никогда толком.
— Мне пора идти. — ответил он, не глядя ей в глаза. — Надеюсь, ты нашла, что искала. Отбери, что тебе нужно. Захлопнешь дверь, когда будешь уходить.
В дверях он остановился и обернулся.
— Теперь ты понимаешь. Инстинкт самосохранения… — кулак взлетел, словно намереваясь стукнуть стену, но вместо этого лишь бессильно опустился.
Тёма выскочил за дверь, оставив её одну в его квартире. Альбина была настолько потрясена снимками, потрясена своим открытием, что не могла думать ни о чем другом. Даже не смогла выбрать снимки для рекламы. Она просто смотрела бесконечное количество раз на свое изображение, как будто увидела себя впервые. Так её не удавалось заснять даже самым крутым фотографам. Это был не просто объектив фотоаппарата. Не просто внимательный взгляд беспристрастного фотографа. Намного больше…
После этой встречи она довольно долго не видела его. А потом была вечеринка в клубе. Олег напился в стельку и не мог не то, что Альбину довезти до дому, но и себя самого. Альбина фыркнула, оставила его на попечения друзей в четыре утра и отправилась ждать вызванное такси за дверьми клуба.
— Я поеду с тобой.
Тёма подошел к ней незаметно, догнав её уже у дороги.
— Я не из пугливых… — удивленно взглянула она на возникшую рядом фигуру.
— Я знаю. Но я поеду с тобой.
Сказано это было так, что возражения отметались сами собой. А потом были бесконечные минуты в такси. Руки, коснувшиеся друг друга и отлетевшие в разные стороны, словно обжегшись. Прикосновение головами, опять таки случайное. Напряженная тишина.
Они вели себя, как подростки, совершенно не понимающие, что делать со своими эмоциями, ощущениями. Как слепые новорожденные котята, знающие инстинктивно, что они умеют ходить, но еще не понявшие, как это делать. Таксист несколько раз взглянул на них в зеркало, напряженные, вытянутые в струнку, ни единого звука. Он решил, что везет рассорившихся влюбленных и улыбнулся.
Он вышел вслед за ней, отпустив такси. Зачем, он сам не знал. Проводил до дома. Она все молчала, язык почему-то прилип к небу. Во рту пересохло. Она жила одна и могла пригласить его к себе. Боже, никогда она не переживала так по такому простому поводу. Пригласить к себе понравившегося парня. Что за проблема? Но на этот раз проблема была, реальная, она билась там, где обычно бьется сердце, она пыталась выпрыгнуть и застревала где-то в области горла, сжимая его, не давая вымолвить банальные слова приглашения, такие простые и доступные в любой другой момент, и такие недоступные именно в это мгновение.
Тема облегчил задачу. У подъезда он спешно попрощался и ушел, так и не дав ей вымолвить ни слова. Альбина прислонилась к стене, силясь совладать со своим сердцебиением. Плохой знак. Она теряет контроль. Надо собой, над ситуацией. Она раздваивается и перестает принадлежать себе.
Они продолжали встречаться только на людях. Никогда не звонили друг другу, никогда не оставались наедине. Олег посмеивался, что теперь они точно превратились в настоящих врагов.
— Вы что, на самом деле поцапались? Даже смотреть друг на друга не хотите. И что за кошка между вами пробежала, не понимаю.
Альбина пожимала плечами, Тёма молчал.
Однажды Олег буквально подтолкнул их на совместный танец, решив примирить. Альбина не ощущала его рук на талии, она чувствовала, словно вся окутана его телом, его дыханием, его близостью. Ее собственное тело отозвалось каждой клеточкой, растворяясь в ощущениях. Её захватила волна оргазма и она закрыла глаза, отдаваясь горячему потоку. Альбина благодарила бога, что в клубе темно, иначе её пылающее лицо выдало бы её с головой. Когда она вновь нашла силы взглянуть на Тёму, она встретилась с его пристальным взглядом. Его мысли были спрятаны за маской внимания, но выдала кожа, предательски покрывшись бисеринками влаги.
— Спасибо, — вежливо сказал он, ведя за локоть к столику. Музыка еще не кончилась, но им обоим необходимо было сесть. Продолжать танец казалось пыткой.
Альбина пропустила мимо ушей насмешку Олега, что они даже один танец не могут станцевать, надела маску улыбки и стала отчаянно опустошать бокал с виски. Он все понял, стучало в её голове. Он знает. Он знает, что с ней твориться. И он тоже в плену той же паутины. И те фотографии. Это началось давно. Почему же он молчит?
На следующий день она не выдержала. Позвонила и попросила его приехать. Он ничего не ответил, просто положил трубку. Но приехал. Не сразу, но приехал. Открыв дверь, Альбина несколько секунд стояла молча, ощущая себя полной идиоткой. Ну почему она не знает, как себя вести с ним? Почему он такой сложный и не похож на других мужчин? Ведь все ясно и так, без слов, без лишних движений. Все давно решено и предопределено между мужчиной и женщиной, остается лишь следовать инстинкту, желанию, зову сердца…
Она не могла больше стоять и бездействовать. Подошла и поцеловала его. Буквально впилась губами, наверстывая упущенные моменты. Через несколько мгновений они уже лежали на полу и Альбина срывала с него одежду, едва справляясь с прерывающимся дыханием.. Внезапно он отстранился.
— Что? Что? — закричала она, задыхаясь от желания, от непонимания, от страха.
— Я не могу. Ты и Олег… Он мой друг. Я не могу.
Его трясло. Он поднялся, поспешно оделся и вышел.
Так и оставшись лежать на полу, Альбина ощутила резкую боль внизу живота. Такую острую, что даже не смогла сдвинуться с места. Ей хотелось закричать ему что-нибудь очень обидное, злое, оскорбить… Но язык не слушался. Лишь заплакала. Горько, как маленькая девочка. Это был и так сложный период в её жизни. Проблемы с мамой. Бесконечные обиды на жизнь. На семью. Стена боли. И теперь вот Тёма. Глупо.
Они встретились еще один раз. Всего один раз. И опять оказались вместе в одном такси. В темноте. До этого весь вечер она издевалась над ним, высмеивала так зло, как только могла. Он не реагировал. Совсем. Словно слышал не то, что говорит её рот, а то, о чем стонет сердце. И взглядом вел с ней совсем другой диалог.
В такси он взял её за руку. Нежно, не торопясь, перебирал её холодные пальцы. Потом осторожно взял за подбородок, повернул к себе её залитое слезами лицо.
— Ты ведь все понимаешь, да? Мы не можем предавать друзей, это … так нельзя…
Так нельзя. А как? Как можно? Когда все внутри готово разорваться тротиловой бомбой, как можно?
— А любовь? — выдавила она. — А себя? Свое сердце мы предавать можем?
Она отодвинулась, забилась в самый угол, натянула берет на глаза, закрылась, отгородилась от него ладонями.
— Я больше не хочу тебя видеть, — шепот сквозь слезы. Бесполезная влага, мешающая говорить. — Никогда. Я не хочу… не хочу мучений. Исчезни, ясно тебе? Исчезни!
Он остановил машину и вышел в темноту. Исчез. В полном смысле этого слова. Больше она его не видела. С Олегом они вскоре расстались. Он и так никогда не был ей дорог, а теперь и вовсе превратился в напоминание о Тёме. О неудаче. О непонимании. Она окунулась головой в свою обычную жизнь. Новые мужчины. Новые страсти. Она забыла о нем. Она, но не второе «я», напоминавшее о несостоявшемся «нечто», что, возможно, и было единственным истинным.
Во второй реальности это напоминание звучало очередной издевкой. Она ненавидела эти сны, она ненавидела погружение в это состояние, она оттягивала время сна насколько, насколько могла, заполняла ночи чем угодно, только бы не спать. Но спать все равно приходилось. Да и бессонные ночи сказывались мешками и синяками под глазами. И тогда, проспав вынужденно и вновь побывав там, за чертой реальности, Альбина усилием воли заставляла себя забыть об увиденном. Таким образом, она научилось с этим жить, разграничив сны и жизнь с открытыми глазами, заставив себя поверить, что сны — это просто сны, игра больного воображения. Ничего более. К психотерапевту она никогда не обращалась и держала свои открытия в себе, запрятав глубоко-глубоко. Как постыдные фотографии, сделанные случайно, в дурмане, но отражающие то самое, настоящее выражение лица.
Сейчас, задремав под струями джакузи, Альбина опять стала погружаться в мир со своим вторым «я», перед глазами поплыл отвратительный образ невменяемой девицы, унизительно выясняющей подробности происхождения использованного презерватива из мусорного ведра. До какой же степени надо себя презирать, чтобы совершать столь тошнотворные поступки, смеялось второе «я». Посмотри на себя, словно проститутка, упавшая в цене, цепляющаяся изломанными ногтями за любой намек на деньги.
Альбина закашлялась и очнулась. Оказалось, что, забывшись, она соскользнула ниже и вода затекла к ней в нос. Инстинкт к жизни моментально привел её в чувство. И, как всегда, она быстренько, умело закрыла видение плотной ширмой. Огляделась, взяла с полу журнал. Фотографии мира моды окончательно вернули её в действительность. Перелистывая страницы «Vogue», она наткнулась на рекламу новой коллекции аксессуаров в бутике «Элле». Надо бы порадовать себя, расправить скомканный день, решила она, и выползла из воды, не трудясь заворачиваться в полотенце. Одинокая жизнь прививает определенные привычки, иногда принимаемые за признаки свободы…
Запив обезжиренный йогурт минеральной водой, накинув одежду, она отправилась за покупками.
Потом…. Потом был тот самый бутик, и стайка восторженных школьниц, и … и мерзкий человечишка с бесцветными прозрачными глазами, поставивший крест на всей её жизни. Все кончено. Она понимала, что единственное, что её ожидает, это жалость и насмешки. На какое-то время. А потом все забудут про неё, убогую. Просто перешагнут и забудут, как это всегда делала она сама. Забвение — смерть…
Глава 6
— Киса, успокойся. С каких пор ты в мусорных ведрах ковыряешься? — засмеялся он.
— А с каких пор ты в такого кобеля превратился?
— Да давно уже. Разве ты не знала? Раньше тебя это устраивало. Какая муха сегодня укусила мою кису?
— Да иди ты! Плевать мне на тебя и твоих подстилок! Пошли вы все к черту!
— О-о-о, — присвистнул Влад, глядя в её поплывшие глаза, — я смотрю, наша киса в туалете время не теряла.
— Знаешь, что, шел бы ты куда подальше! — Альбина схватила сумку с ручки туалетной двери и вышвырнулась из кабинета, сопровождаемая взглядом изумленной Вероники. Будь Альбина в нормальном расположении духа, она бы нашла силы посмеяться над произошедшим, но утренняя стычка и кок обострили её восприятие и притупили чувство юмора. Она завела машину и поехала домой, в свою квартиру на Чистопрудном бульваре, где забралась в джакузи и закрыла глаза, отключившись от всего мира. Действия наркотика постепенно смягчалось и она уже пожалела о затеянном скандале. Влад, сто процентов, и не подумает позвонить. Придется тащиться к нему самой, хотя он уже так осточертел со своим выпендрёжем. Может, найти другого? Правда, сочетания хорошего секса, денег и связей не часто встретишь, вздохнула она. Значит, придется все же тащиться.
Со стороны казалось, что Альбина довольна жизнью. Настолько, насколько это возможно. Пожалуй, тщательно следуя имиджу успешной красавицы, добивающейся всего, чего хочет, она никогда никому не призналась бы, что живет двойной жизнью. Одна жизнь проходила наяву, её все видели знали, другая — ночью, после того, как голова касается мягкой подушки, мозги отключаются от повседневной реальности, мысли уносятся в другом направлении. Туда, где она видела себя обнаженной, с вывернутыми наизнанку мыслями и нутром. Самым удивительным было то, что в этих снах она словно заново проживала некоторые моменты своей жизни, но видела себя со стороны, как посторонний наблюдатель, наделенный способностью видеть насквозь. Сны эти по большей частью были мучительны, потому что в этом ирреальном (а, может быть, как раз реальном) мире у неё не было способности контролировать ни свои поступки, ни свои оценки.
Этого постороннего наблюдателя она называла своим вторым «я». Было довольно тяжело осознавать, что твое второе «я» буквально ненавидит тебя, вернее даже было бы сказать — презирает, потому что считает все твои поступки насквозь фальшивыми, продиктованными ложными представлениями типа «я должна быть такой». Альбина выросла в обстановке самых грандиозных ожиданий от неё — она должны быть самой красивой, самой модной, самой умной, самой успешной, самой заметной, самой-самой! Она довольно легко следовала этой нарисованной для неё дорожке, но путь в итоге привел к такому устоявшемуся поведению, что любой шаг за рамки сложившегося казался невозможным. Она сама поместила себя в эти рамки. Да и общество, в котором она выросла и прошла стадию формирования, ожидало от неё условной модели поведения. Будь звездой, требуй от всех вокруг поклонения, обожания, поддержки, не разбрасывайся на сентиментальные ерундовины, так как ты сильная, ты яркая, ты стерва, иначе ты никому неинтересна, никому не нужна. Любой шаг в сторону — и ты можешь ослабить интерес к себе, можешь сойти с пьедестала, можешь потерять звездность. А это равносильно смерти.
Второе «я» презрительно смеялось над реальной Дормич, высвечивая отвращение, с которым она общалась с людьми только по признаку нужности, злость, с которой она выслушивала снисходительные отзывы о ней «власть имущих», омерзение к собственному телу, когда она занималась любовью с мужчинами, не вызывавших в ней ни малейшего отклика. Особенно последнее. Мир секса она открыла для себя довольно рано, как часть познания мира вокруг. Поначалу ей это нравилось, она упивалась властью своей красоты над мужчинами, да и над женщинами тоже. Да, ради интереса она попробовала и женщин, не нашла в этом ничего неприятного для себя, но и никаких преимуществ перед сексом с мужчинами тоже не оказалось. Тогда еще её тело было живым, чувствовало энергию партнера, откликалось на неё, секс доставлял ей удовольствие, давал ощущение внутреннего взрыва.
Лет до двадцати она шла на поводу своих желаний, своих стремлений, полагалась на свои инстинкты. Она могла себе это позволить, потому что еще не маячила впереди долгосрочная карьера, потому что её молодость и красота еще открывали для неё все желаемые подиумы и модельные агентства без использования связей. А потом… Потом началась жестокая реальность судьбы модели, обнаруживающей, что кожа семнадцатилетней девушки значительно отличается на фотографии крупным планом от кожи двадцати двухлетней, что работодатели очень внимательно изучают дату твоего рождения прежде, чем смотрят на твое лицо.
Впрочем, сообразительная Альбина позаботилась об этом заранее, поступив на факультет журналистики и создав себе базу для будущего. Но этого оказалось мало. Какими бы звездными не были её родители, их связей оказалось недостаточно для запросов Альбины. Она не могла довольствоваться малым ни в журналистике, ни в мире моды. Так в первый раз она переспала с одним влиятельным дядечкой, от которого зависел её контракт. И вот тут-то Дормич обнаружила весьма приятную вещь — её тело, столь любимое и обожаемое до каждого миллиметра тело, имеет магическое влияние на мозги мужчин, не просто доставляет им наслаждение, но и имеет гипнотический эффект на их мысли, заставляя их делать то, что она хочет. Это было на самом деле открытием для Альбины, так как сама она никогда не хотела никого настолько, чтобы это занимало её разум, контролировало её поступки.
С того первого секса по расчету спать для удовольствия стало казаться пустой тратой времени, разве что в качестве отпуска иди под действием алкоголя или наркотиков. И вроде бы все шло хорошо, сумма в контрактах вновь взлетела вверх, она получила передачу с отличным эфирным временем, звезда удачи светила ярко и радовала глаз. Кроме одного маленького «но» — возник неожиданный побочный эффект. Любовь к собственному телу постепенно стала сменяться презрением и ненавистью. Тогда же впервые появились те странные сны, вторая реальность, выворот наизнанку. Постепенно жизнь начала казаться пустой и отвратительной. Дорога, так тщательно выкладывающаяся по камешку столько лет, вела в итоге в никуда. Сны рисовали картинку будущего — Альбина лежала на чужой кровати, с пеной у рта от передозировки наркотиками, окруженная пустотой…
А еще это противное второе «я» иногда напоминало о Тёме. Напоминало эдакой иголочкой, которую втыкают в затянувшуюся ранку, чтобы напомнить о её существовании. В отличие от всего другого, в этом случае Альбине было чем возразить. Тёма — не её вина. Он сам выбрал то, что получил. Или ей так только казалось?
Ничего романтичного в их встрече не было. Альбина тогда только окончила школу и встречалась с Олегом, начинающим журналистом. Олег взял у неё интервью, откровенно восхищался ею, да и статья получилась замечательная — без подколов и иронии, гламурная и светская. Ей это польстило, они начали встречаться и проводить вечера вместе. Бары, клубы… Отношения доставляли обоим приятные минуты, но, пожалуй, не более того. Друг Олега, Тёма, возник на горизонте как-то незаметно, присоединялся к ним один или с девушками, по большей части молчал, слушал, иногда рассказывал странные истории, слишком серьезные по мнению Альбины.
Тусовка, где они вращались, собирала людей самых разных интересов, но с одним общим стремлением хорошо провести время. Впрочем, Тёма несколько выделялся из толпы. Прежде всего тем, что появлялся не так регулярно, как остальные, все был занят учебой в университете. Альбина посмеивалась над ним, называя ботаником, хотя к ботанике его будущая профессия не имела никакого отношения. Выделялся молчанием, серьезным взглядом, отсутствием стремления ставить из себя кого-то, кем не являлся. Альбину он невзлюбил. Она была в этом уверена с самого начала. Ей даже казалось порой, что он и на Олега влияет, пытаясь изменить его мнение. Почему невзлюбил, она не знала. Но все признаки были налицо. Тёма избегал её взгляда, частенько иронизировал над её словами, всячески исключал любое соприкосновение, даже рукопожатие. Альбину это даже забавляло.
— Неужели я так противна, что ты даже руку мне пожать не хочешь?
Он лишь пожимал плечами и переводил разговор на другую тему.
— Слушай, а может твой друг голубой и ревнует тебя ко мне? — спросила она однажды Олега.
— С чего ты взяла?
— А почему он так откровенно меня ненавидит?
— Да кажется тебе все это. А почему тебя это волнует?
Вопрос был на засыпку. Действительно, почему? Уязвленное тщеславие? Возможно. До сих пор никто так открыто не выказывал к ней неприязни.
— Да не волнует меня твой ботаник. Откуда только у тебя такие друзья?
Олег лишь смеялся в ответ.
Вскоре, однако, обнаружилась довольно любопытная деталь, зацепившая Альбинино внимание. В один из ленивых вечеров, когда они, как обычно, собрались расслабиться, Тема взялся заказывать всем выпивку. Когда очередь дошла до нее, она лишь неопределенно пожала плечами, мол, заказывай, что хочешь.
— Крепкое или не очень? — уточнил он.
— Давай покрепче. Я сегодня не в тонусе, так что не помешает.
— Кальвадос мне и даме. — бросил Тема бармену.
— Кальвадос? — Альбина уставилась на него, словно на привидение. Когда-то в юности она зачитывалась Ремарком и «Триумфальная арка» зацепила ее больше других произведений. Она представляла себя порой Жоан, и Кальвадос, напиток, так обожаемый героями романа, взбудоражил ее воображение. Она заказала его через знакомых, так как в Москве найти не удалось. Попробовав в первый раз, она не сразу поняла в чем его ценность, но образ Жоан протянул ниточку между ней и напитком, и яблочный аромат навсегда вошел в ее кровь, превратившись навсегда в символ страсти.
— Не подходит? — Артем жестом остановил бармена. — Давай закажу что-нибудь другое.
— Да нет, наоборот. Просто… Олег вот, например, всегда прикалывается надо мной, что я люблю кальвадос. Мало кто понимает, за что я обожаю эту простенькую яблочную водку.
— Сказала тоже, простенькая. — Тема неодобрительно усмехнулся. — Такой аромат еще поискать надо.
— Да я-то сама так не считаю, — непонятно зачем стала оправдываться Альбина. — это так другие говорят, когда узнают мое тайное пристрастие. Ты, значит, тоже поклонник Кальвадоса…
— Угу. Могу даже рассказать, как все началось.
— Погоди, попробую угадать. Ты прочел «Триумфальную арку» Ремарка, да? Прочел о стакане с Кальвадосом на подоконнике, о глотке в темноте, о глазах, полных страсти…
Артем впервые за долгое время посмотрел ей в глаза, долго и внимательно, без улыбки, просто изучал.
— Ты тоже?
— Да, я тоже. Как прочла о Кальвадосе, так и загорелась непременно попробовать. А уж когда попробовала, так сразу и влюбилась в него окончательно и бесповоротно.
— Похожая история. — на этот раз Тема улыбнулся широкой теплой улыбкой, словно встретил старого друга из детства.
В это время подошел Олег. Увидев у них в руках рюмки с терпко пахнущим напитком янтарного цвета, он расхохотался.
— Только не говорите мне, что нашли друг дуга! Я и забыл, что Тема тоже любит эту фигню. Кальвадосники несчастные!
— Тебе не понять, — парировала Альбина. — Это не для таких, как ты.
— Ну конечно! Куда нам до ваших утонченных вкусов!
— Утонченность тут не при чем. Это напиток любви, простой, ничем не прикрашенной любви. Страсти, если хочешь. — Альбина наклонилась к Олегу, состроив томное лицо.
— Я и без Кальвадоса страстный мужчина, разве ты не знаешь?
— Конечно, знаю, котик. Но лишнее подтверждение не помешает…
Тема отошел, оставив голубков продолжать воркование. Но Альбина заметила, как он, уходя, кинул на нее еще один внимательный взгляд, будто пытался сложить в уме сложные составляющие, никак не поддающиеся сложению.
Однажды после небольшой презентации, где Альбина представляла продукцию начинающей упаковочной фирмы, оказалось, что фотограф запорол пленку и для буклета пришлось собирать непрофессиональные снимки по знакомым, снимавшим больше друг друга, чем моделей. Среди фотографировавших оказался и Тёма. Как бы Альбине не претило обращаться к нему, она все же поехала к нему домой, так как пока среди набранных пока фотографий не нашлось ничего примечательного. А Тёма, по словам Олега, занимался фотографией давно и серьезно.
Тёма был откровенно не рад её визиту, а когда узнал, зачем она пришла, так вообще заторопился, засобирался, сославшись на срочные дела.
— Ты знаешь, мне надо уходить сейчас, а где та пленка, я даже не знаю. Я даже не помню, распечатал я её или нет. Скорее всего — нет. И где сейчас искать её среди всех пленок? Я ведь не подписываю их. Может, я поищу позже и тебе позвоню?
— Да, да, конечно…
Альбина рассеяно слушала его, разглядывая тем временем его комнату.
— Знаешь, Артем, — говорила она тихо, не глядя на него. — Я знаю, что ты… ты очень близкий друг Олега и не очень-то….ммм… тепло воспринимаешь меня в качестве его девушки.
— Я не понимаю, о чем ты.
Тема заложил руки за спину, словно не знал, куда их деть. Лицо его было абсолютно спокойно, но общий вид, жесты, выдавали некую нервозность, беспокойство.
— Я тут подумала, — продолжала она, — что, может быть, если ты не против, конечно, мы могли бы… могли бы попытаться стать друзьями.
— Да мы, вроде бы, и так…
Тема зачем то подошел к столу, заслонив его.
— У тебя тут интересно.
Альбина тоже приблизилась к столу, усмехнувшись царящему там «порядку». Заваленный книгами, полных хаос. На стене над столом, как впрочем и по всей комнате, коллекция фотоснимков на стенах, скорее всего, не его, уж слишком хорошо сделаны.
— А это что? — Альбина вытащила за уголок снимок, прикрытый книгой на столе. На фотографии была она, крупным планом. Вслед за этой фотографией из-под книги показались и остальные снимки из пачки, освободившись от скрывающего их груза.
Тёма молчал. Альбина, затаив дыхание, перебирала фотографии, одну за другой, переполняясь изумлением. Время от времени она оборачивалась к нему, пытаясь что-нибудь сказать, но слов не находилось.
На всех фотографиях, абсолютно на всех была изображена она, Альбина. С разных ракурсов, в темноте и в лучах света, улыбающаяся и задумчивая, вычурно позирующая специально для камеры и естественная, как ребенок. Издалека и вблизи. Профиль и анфас. Полутона. И везде — она, она…
— Но, почему…? — вопрос застрял у неё в горле. — Ты ведь никогда…Ты даже не разговаривал со мной никогда толком.
— Мне пора идти. — ответил он, не глядя ей в глаза. — Надеюсь, ты нашла, что искала. Отбери, что тебе нужно. Захлопнешь дверь, когда будешь уходить.
В дверях он остановился и обернулся.
— Теперь ты понимаешь. Инстинкт самосохранения… — кулак взлетел, словно намереваясь стукнуть стену, но вместо этого лишь бессильно опустился.
Тёма выскочил за дверь, оставив её одну в его квартире. Альбина была настолько потрясена снимками, потрясена своим открытием, что не могла думать ни о чем другом. Даже не смогла выбрать снимки для рекламы. Она просто смотрела бесконечное количество раз на свое изображение, как будто увидела себя впервые. Так её не удавалось заснять даже самым крутым фотографам. Это был не просто объектив фотоаппарата. Не просто внимательный взгляд беспристрастного фотографа. Намного больше…
После этой встречи она довольно долго не видела его. А потом была вечеринка в клубе. Олег напился в стельку и не мог не то, что Альбину довезти до дому, но и себя самого. Альбина фыркнула, оставила его на попечения друзей в четыре утра и отправилась ждать вызванное такси за дверьми клуба.
— Я поеду с тобой.
Тёма подошел к ней незаметно, догнав её уже у дороги.
— Я не из пугливых… — удивленно взглянула она на возникшую рядом фигуру.
— Я знаю. Но я поеду с тобой.
Сказано это было так, что возражения отметались сами собой. А потом были бесконечные минуты в такси. Руки, коснувшиеся друг друга и отлетевшие в разные стороны, словно обжегшись. Прикосновение головами, опять таки случайное. Напряженная тишина.
Они вели себя, как подростки, совершенно не понимающие, что делать со своими эмоциями, ощущениями. Как слепые новорожденные котята, знающие инстинктивно, что они умеют ходить, но еще не понявшие, как это делать. Таксист несколько раз взглянул на них в зеркало, напряженные, вытянутые в струнку, ни единого звука. Он решил, что везет рассорившихся влюбленных и улыбнулся.
Он вышел вслед за ней, отпустив такси. Зачем, он сам не знал. Проводил до дома. Она все молчала, язык почему-то прилип к небу. Во рту пересохло. Она жила одна и могла пригласить его к себе. Боже, никогда она не переживала так по такому простому поводу. Пригласить к себе понравившегося парня. Что за проблема? Но на этот раз проблема была, реальная, она билась там, где обычно бьется сердце, она пыталась выпрыгнуть и застревала где-то в области горла, сжимая его, не давая вымолвить банальные слова приглашения, такие простые и доступные в любой другой момент, и такие недоступные именно в это мгновение.
Тема облегчил задачу. У подъезда он спешно попрощался и ушел, так и не дав ей вымолвить ни слова. Альбина прислонилась к стене, силясь совладать со своим сердцебиением. Плохой знак. Она теряет контроль. Надо собой, над ситуацией. Она раздваивается и перестает принадлежать себе.
Они продолжали встречаться только на людях. Никогда не звонили друг другу, никогда не оставались наедине. Олег посмеивался, что теперь они точно превратились в настоящих врагов.
— Вы что, на самом деле поцапались? Даже смотреть друг на друга не хотите. И что за кошка между вами пробежала, не понимаю.
Альбина пожимала плечами, Тёма молчал.
Однажды Олег буквально подтолкнул их на совместный танец, решив примирить. Альбина не ощущала его рук на талии, она чувствовала, словно вся окутана его телом, его дыханием, его близостью. Ее собственное тело отозвалось каждой клеточкой, растворяясь в ощущениях. Её захватила волна оргазма и она закрыла глаза, отдаваясь горячему потоку. Альбина благодарила бога, что в клубе темно, иначе её пылающее лицо выдало бы её с головой. Когда она вновь нашла силы взглянуть на Тёму, она встретилась с его пристальным взглядом. Его мысли были спрятаны за маской внимания, но выдала кожа, предательски покрывшись бисеринками влаги.
— Спасибо, — вежливо сказал он, ведя за локоть к столику. Музыка еще не кончилась, но им обоим необходимо было сесть. Продолжать танец казалось пыткой.
Альбина пропустила мимо ушей насмешку Олега, что они даже один танец не могут станцевать, надела маску улыбки и стала отчаянно опустошать бокал с виски. Он все понял, стучало в её голове. Он знает. Он знает, что с ней твориться. И он тоже в плену той же паутины. И те фотографии. Это началось давно. Почему же он молчит?
На следующий день она не выдержала. Позвонила и попросила его приехать. Он ничего не ответил, просто положил трубку. Но приехал. Не сразу, но приехал. Открыв дверь, Альбина несколько секунд стояла молча, ощущая себя полной идиоткой. Ну почему она не знает, как себя вести с ним? Почему он такой сложный и не похож на других мужчин? Ведь все ясно и так, без слов, без лишних движений. Все давно решено и предопределено между мужчиной и женщиной, остается лишь следовать инстинкту, желанию, зову сердца…
Она не могла больше стоять и бездействовать. Подошла и поцеловала его. Буквально впилась губами, наверстывая упущенные моменты. Через несколько мгновений они уже лежали на полу и Альбина срывала с него одежду, едва справляясь с прерывающимся дыханием.. Внезапно он отстранился.
— Что? Что? — закричала она, задыхаясь от желания, от непонимания, от страха.
— Я не могу. Ты и Олег… Он мой друг. Я не могу.
Его трясло. Он поднялся, поспешно оделся и вышел.
Так и оставшись лежать на полу, Альбина ощутила резкую боль внизу живота. Такую острую, что даже не смогла сдвинуться с места. Ей хотелось закричать ему что-нибудь очень обидное, злое, оскорбить… Но язык не слушался. Лишь заплакала. Горько, как маленькая девочка. Это был и так сложный период в её жизни. Проблемы с мамой. Бесконечные обиды на жизнь. На семью. Стена боли. И теперь вот Тёма. Глупо.
Они встретились еще один раз. Всего один раз. И опять оказались вместе в одном такси. В темноте. До этого весь вечер она издевалась над ним, высмеивала так зло, как только могла. Он не реагировал. Совсем. Словно слышал не то, что говорит её рот, а то, о чем стонет сердце. И взглядом вел с ней совсем другой диалог.
В такси он взял её за руку. Нежно, не торопясь, перебирал её холодные пальцы. Потом осторожно взял за подбородок, повернул к себе её залитое слезами лицо.
— Ты ведь все понимаешь, да? Мы не можем предавать друзей, это … так нельзя…
Так нельзя. А как? Как можно? Когда все внутри готово разорваться тротиловой бомбой, как можно?
— А любовь? — выдавила она. — А себя? Свое сердце мы предавать можем?
Она отодвинулась, забилась в самый угол, натянула берет на глаза, закрылась, отгородилась от него ладонями.
— Я больше не хочу тебя видеть, — шепот сквозь слезы. Бесполезная влага, мешающая говорить. — Никогда. Я не хочу… не хочу мучений. Исчезни, ясно тебе? Исчезни!
Он остановил машину и вышел в темноту. Исчез. В полном смысле этого слова. Больше она его не видела. С Олегом они вскоре расстались. Он и так никогда не был ей дорог, а теперь и вовсе превратился в напоминание о Тёме. О неудаче. О непонимании. Она окунулась головой в свою обычную жизнь. Новые мужчины. Новые страсти. Она забыла о нем. Она, но не второе «я», напоминавшее о несостоявшемся «нечто», что, возможно, и было единственным истинным.
Во второй реальности это напоминание звучало очередной издевкой. Она ненавидела эти сны, она ненавидела погружение в это состояние, она оттягивала время сна насколько, насколько могла, заполняла ночи чем угодно, только бы не спать. Но спать все равно приходилось. Да и бессонные ночи сказывались мешками и синяками под глазами. И тогда, проспав вынужденно и вновь побывав там, за чертой реальности, Альбина усилием воли заставляла себя забыть об увиденном. Таким образом, она научилось с этим жить, разграничив сны и жизнь с открытыми глазами, заставив себя поверить, что сны — это просто сны, игра больного воображения. Ничего более. К психотерапевту она никогда не обращалась и держала свои открытия в себе, запрятав глубоко-глубоко. Как постыдные фотографии, сделанные случайно, в дурмане, но отражающие то самое, настоящее выражение лица.
Сейчас, задремав под струями джакузи, Альбина опять стала погружаться в мир со своим вторым «я», перед глазами поплыл отвратительный образ невменяемой девицы, унизительно выясняющей подробности происхождения использованного презерватива из мусорного ведра. До какой же степени надо себя презирать, чтобы совершать столь тошнотворные поступки, смеялось второе «я». Посмотри на себя, словно проститутка, упавшая в цене, цепляющаяся изломанными ногтями за любой намек на деньги.
Альбина закашлялась и очнулась. Оказалось, что, забывшись, она соскользнула ниже и вода затекла к ней в нос. Инстинкт к жизни моментально привел её в чувство. И, как всегда, она быстренько, умело закрыла видение плотной ширмой. Огляделась, взяла с полу журнал. Фотографии мира моды окончательно вернули её в действительность. Перелистывая страницы «Vogue», она наткнулась на рекламу новой коллекции аксессуаров в бутике «Элле». Надо бы порадовать себя, расправить скомканный день, решила она, и выползла из воды, не трудясь заворачиваться в полотенце. Одинокая жизнь прививает определенные привычки, иногда принимаемые за признаки свободы…
Запив обезжиренный йогурт минеральной водой, накинув одежду, она отправилась за покупками.
Потом…. Потом был тот самый бутик, и стайка восторженных школьниц, и … и мерзкий человечишка с бесцветными прозрачными глазами, поставивший крест на всей её жизни. Все кончено. Она понимала, что единственное, что её ожидает, это жалость и насмешки. На какое-то время. А потом все забудут про неё, убогую. Просто перешагнут и забудут, как это всегда делала она сама. Забвение — смерть…
Глава 6
— Очухивается!
— Да, пора бы уж, сколько можно спать! Когда в последний раз снотворное кололи?
— Вчера.
— Больше не надо. Пусть приходит в себя. Ей уже можно двигаться.
Интересно, это они про меня? — подумала Альбина, пытаясь разлепить глаза. Яркий свет мешал разглядеть людей вокруг, но голоса казались знакомыми. Она уже их слышала, но где? Вспомнить это казалось совершенно невозможным делом. Альбина четко помнила невыносимую боль после ожога, перевязки, отчетливое желание умереть.. Ей даже казалось, что она помнила, как прыгнула из больничного окна, вырвав из вен иглы и оторвав от тела провода датчиков. Или это была игра её больного воображения? Мечта о смерти, настолько заполнившая её мозг, что в итоге смешалась с реальностью. Она не могла поручиться, что это произошло именно так. Потому что потом все куда-то исчезло, в памяти образовался провал, белое пятно, и вот теперь она проснулась и с удивлением обнаружила, что ни боли, ни даже малейшего дискомфорта она не ощущает. Это было по меньшей мере странно.
— Да, пора бы уж, сколько можно спать! Когда в последний раз снотворное кололи?
— Вчера.
— Больше не надо. Пусть приходит в себя. Ей уже можно двигаться.
Интересно, это они про меня? — подумала Альбина, пытаясь разлепить глаза. Яркий свет мешал разглядеть людей вокруг, но голоса казались знакомыми. Она уже их слышала, но где? Вспомнить это казалось совершенно невозможным делом. Альбина четко помнила невыносимую боль после ожога, перевязки, отчетливое желание умереть.. Ей даже казалось, что она помнила, как прыгнула из больничного окна, вырвав из вен иглы и оторвав от тела провода датчиков. Или это была игра её больного воображения? Мечта о смерти, настолько заполнившая её мозг, что в итоге смешалась с реальностью. Она не могла поручиться, что это произошло именно так. Потому что потом все куда-то исчезло, в памяти образовался провал, белое пятно, и вот теперь она проснулась и с удивлением обнаружила, что ни боли, ни даже малейшего дискомфорта она не ощущает. Это было по меньшей мере странно.