Страница:
С отъездом Кантемира за границу для него разрешилась еще одна проблема – проблема личного плана. Князь Черкасский прочил отдать за него свою дочь Варвару, однако Кантемир не был склонен жениться на ней. Княжна Варвара Черкасская отличалась веселым и легким характером, с юных лет она участвовала в развлечениях при дворе, танцевала на ассамблеях, скакала верхом, играла в домашних спектаклях – одним словом, была в полной мере девушкой галантной и кокетливой, полным воплощением петровского ассамблейного просвещения. Кантемир изобразил ее в одной из своих сатир:
Княжна Варвара Черкасская вышла замуж за сына отцовского друга Петра Борисовича Шереметева, такого же, как и она, любителя светских развлечений и театра.
В их доме на Никольской улице, называвшемся Китайским, так как он находился в Китай-городе, бывшей усадьбе Черкасских (нынешнее домовладение № 10, дом не сохранился) был устроен театр. Труппа из крепостных актеров разыгрывала сложные пьесы, иногда устраивались любительские спектакли, в которых участвовали «знатные персоны», был также крепостной оркестр. В числе крепостных Шереметева и Черкасского было немало талантливых людей: художник И.П. Аргунов, написавший портреты А.М. Черкасского и В.А. Шереметевой, композитор С.А. Дегтярев, писатель и переводчик В.Г. Вороблевский и другие.
Сын П.Б.Шереметева и Варвары Алексеевны Николай Петрович, получивший великолепное образование в России и за границей, унаследовал их любовь к театру и музыке, но у него она превратилась в страсть. Его театр на Никольской, в котором играли крепостные, считался лучшим в Москве. На его сцене впервые сыграла свою знаменитую роль Элианы в героической опере А. Гретри «Браки самнитян» легендарная Параша Жемчугова, именно в этой роли она обратила на себя внимание графа Н.П. Шереметева.
Но два десятилетия спустя и Шереметевы уезжают с Никольской, сдавая (но не продавая) участок арендаторам, и он превращается в типичное подворье. В 1860-е годы строится по красной линии улицы гостиница, возводятся большие доходные здания с помещениями под магазины и конторы. После революции их занимают многочисленные учреждения, в том числе издательства, гостиница оборудуется под швейную фабрику «Красная швея».
В 2001 году начинается реконструкция Шереметевского подворья под современный торговый центр, который был открыт в 2007 году.
У Никольских ворот
Гостиница «Славянский базар». Открытка начала ХХ в.
Возле Историко-архивного института, бывшей Синодальной типографии, Никольская делает легкий, чуть заметный изгиб влево. Им намечается как бы граница двух частей улицы; одна – до Синодальной типографии – тяготеет к Красной площади, другая – за ней – к Никольским воротам Китай-города. Эти граница и зоны притяжения ощутимы и сейчас, хотя Никольские ворота давно снесены.
Первое здание, находящееся в зоне притяжения Никольских ворот – по современной нумерации дом 17, – ресторан «Славянский базар», один из самых известных московских ресторанов.
Здание «Славянского базара» свой современный облик приобрело в начале 1870-х годов. Это домовладение принадлежало Синодальной типографии, которая в XVIII веке выстроила на нем здание с флигелями, которое в начале XIX века было приспособлено под торговые помещения, в одном из помещений торговали издаваемыми типографией книгами, остальные сдавались в аренду. Здание, выходившее на Никольскую улицу, и его дворовые флигеля к середине XIX века заняли многочисленные и разнообразные лавки, поэтому это место москвичи называли базаром.
В 1860-е годы «базар» арендовал крупный промышленник и предприниматель А.А. Пороховщиков. На месте лавок он решил построить фешенебельную гостиницу с рестораном.
Прекрасно понимая необходимость сохранения в торговом деле традиционного названия, известного публике, и в то же время желая заявить об образовании и расширении дела, Пороховщиков дает гостинице удовлетворяющее обоим этим требованиям название: «Славянский базар».
Пороховщиков по своим убеждениям был славянофилом, и поэтому внутренние помещения гостиницы он решил оформить так, чтобы они соответствовали названию. Кроме собственно номеров, в комплекс гостиницы входили ресторан и концертный зал, который Пороховщиков именовал «Беседой» или «Русской палатой».
Само здание под гостиницу перестраивали, вернее, строили почти заново «в современном вкусе» архитекторы Р.А. Гедике и А.Е. Вебер. Концертный зал декорировали известные архитекторы А.Л. Гун и П.И. Кудрявцев, работавшие во входящем в моду русском стиле. (А.Л. Гуном построен сохранившийся до нашего времени особняк А.А. Пороховщикова в Староконюшенном переулке – деревянный дом в русском стиле.) Колонны, мебель, рамы портретов русских деятелей культуры разных веков, развешанные по стенам зала, были украшены резьбой по мотивам русского национального орнамента.
Пороховщикову пришла идея изобразить на панно композиторов славянских стран. Он обратился к модному тогда художнику Константину Маковскому, тот запросил за четырехметровое полотно двадцать пять тысяч рублей. Пороховщиков располагал лишь полутора тысячами. За эту цену согласился написать панно только что окончивший Академию художеств И.Е. Репин. В своих воспоминаниях он пишет, что ему «назначенная за картину цена представлялась огромной» и, сознавался он, «я только из приличия умалчивал о своей радости от этого богатого заказа».
По просьбе Пороховщикова список композиторов, которых следовало изобразить на панно, составил директор Московской консерватории Н.Г. Рубинштейн. В этот список он включил русских композиторов: основоположника новой русской музыки М.И. Глинку, духовных композиторов XVIII века Д.С. Бортнянского и П.И. Турчанинова, композиторов начала XIX века и своих современников Н.А. Львова, А.Н.Верстовского, А.Е. Варламова, В.Ф. Одоевского, А.С. Даргомыжского, М.А. Балакирева, Н.А. Римского-Корсакова, А.Н.Серова, А.Г. и Н.Г. Рубинштейнов, польских композиторов – Шопена, Монюшку, Липинского, чешских – Сметану, Направника, Бенду Гораха…
В.В. Стасов, с которым Репин советовался при работе над «Славянскими композиторами», заметил, что в картину необходимо включить еще А.П. Бородина и М.П. Мусоргского. Репин был с ним согласен и попросил Пороховщикова пополнить список этими именами.
– Вот еще! – вспылил Пороховщиков. – Вы всякий мусор будете сметать в эту картину! Мой список имен музыкантов выработан самим Николаем Рубинштейном, и я не смею ни прибавить, ни убавить ни одного имени из списка, данного вам… Одно мне досадно, что он не вписал сюда Чайковского… Тут что-то есть. Но что делать?
Репин вынужден был подчиниться.
Наступил день торжественного открытия концертного зала «Славянского базара». «Московские ведомости» поместили объявление о том, что 10 июня 1872 года состоится с 8 часов вечера «осмотр «Русской палаты» и выставка, при вечернем освещении, картины известного художника Императорской Академии И.Е. Репина… Во время выставки играет славянский оркестр под управлением известного цитриста Ф.М. Бауэра…»
Картину Репина «Славянские композиторы» хотел перекупить для своей галереи П.М. Третьяков, но Пороховщиков запросил за нее огромную цену, и покупка не состоялась. После революции картина была передана Московской консерватории и сейчас висит в одном из ее фойе.
С таким же великолепием, как концертный зал, был отделан ресторан «Славянского базара». П.Д. Боборыкин в романе «Китай-город» описывает вид ресторана, каким он был в первое десятилетие своего существования.
«Зала, – пишет Боборыкин, – переделанная из трехэтажного базара, в этот ясный день поражала приезжих из провинции, да и москвичей, кто в ней редко бывал, своим простором, светом сверху, движеньем, архитектурными подробностями. Чугунные выкрашенные столбы и помост, выступающий посредине, с купидонами и завитушками, наполняли пустоту огромной махины, останавливали на себе глаз, щекотали по-своему смутное художественное чувство даже у заскорузлых обывателей откуда-нибудь из Чухломы или Варнавина. Идущий овалом ряд широких окон второго этажа, с бюстами русских писателей в простенках, показывал изнутри драпировки, обои под изразцы, фигурные двери, просветы площадок, окон, лестниц. Бассейн с фонтанчиком прибавлял к смягченному топоту ног по асфальту тонкое журчание струек воды. От них шла свежесть, которая говорила как будто о присутствии зелени или грота из мшистых камней. По стенам пологие диваны темно-малинового трипа успокаивали зрение и манили к себе за столы, покрытые свежим, глянцевито-выглаженным бельем. Столики поменьше, расставленные по обеим сторонам помоста и столбов, сгущали трактирную жизнь. Черный с украшениями буфет под часами, занимающий всю заднюю стену, покрытый сплошь закусками, смотрел столом богатой лаборатории, где расставлены разноцветные препараты. Справа и слева в передних стояли сумерки. Служители в голубых рубашках и казакинах с сборками на талье, молодцеватые и степенные, молча вешали верхнее платье. Из стеклянных дверей виднелись обширные сени с лестницей наверх, завешанной триповой веревкой с кистями, а в глубине мелькала езда Никольской, блестели вывески и подъезды».
«Славянский базар» был рестораном, что называется, приличным и даже респектабельным. В.А. Гиляровский в своем перечне московских трактиров и ресторанов, в котором особое внимание уделил описанию разгулов, маленьких и больших купеческих «безобразий», «Славянскому базару» посвятил неполную страничку – и весьма пресную:
«Фешенебельный «Славянский базар» с дорогими номерами, где останавливались петербургские министры, и сибирские золотопромышленники, и степные помещики, владельцы сотен тысяч десятин земли, и… аферисты, и петербургские шулера, устраивавшие картежные игры в двадцатирублевых номерах. Ход из номеров был прямо в ресторан через коридор отдельных кабинетов…
Обеды в ресторане были непопулярными, ужины – тоже. Зато завтраки, от двенадцати до трех часов, были модными, как и в «Эрмитаже». Купеческие компании после «трудов праведных» на бирже являлись сюда во втором часу и, завершив за столом миллионные сделки, к трем часам уходили. Оставшиеся после трех кончали «журавлями».
«Завтракали до журавлей» – было пословицей. И люди понимающие знали, что, значит, завтрак был в «Славянском базаре», где компания, закончив шампанским и кофе с ликерами, требовала «журавлей».
Так назывался запечатанный хрустальный графин, разрисованный золотыми журавлями, и в нем был превосходный коньяк, стоивший пятьдесят рублей. Кто платил за коньяк, тот и получал пустой графин на память. Был даже некоторое время спорт коллекционировать эти пустые графины, и один коннозаводчик собрал их семь штук и показывал свое собрание с гордостью».
Кроме истории про «журавлей» Гиляровский рассказывает такой анекдот: «Сидели однажды в «Славянском базаре» за завтраком два крупных афериста. Один другому и говорит:
– Видишь, у меня в тарелке какие-то решетки… Что это значит?
– Это значит, что не минуешь ты острога! Предзнаменование!
А в тарелке ясно отразились переплеты окон стеклянного потолка».
В дальнейшей своей судьбе «Славянский базар» оправдал мечты его основателя, и его история оказалась связана с историей русской культуры – музыки, литературы, искусства. Среди постояльцев гостиницы можно назвать много известных имен: П.И. Чайковский, В.В. Стасов, Н.А. Римский-Корсаков, Г.И. Успенский, И.С. Тургенев, А.П. Чехов, А.М. Горький и другие.
В июне 1897 года в одном из кабинетов «Славянского базара» в традиционное для ресторана время завтраков, в два часа дня, встретились руководитель театральных курсов, драматург Вл. И. Немирович-Данченко и режиссер любительской труппы К.С. Станиславский. Немирович-Данченко предложил, объединив курсы и труппу, создать свой театр. Станиславский тоже не раз задумывался об этом же. Близки были их взгляды на театр, его общественную роль, художественные принципы.
«Заседание наше, – вспоминал позже Станиславский о разговоре в «Славянском базаре», – началось в два часа дня и окончилось на следующий день утром, в 8 часов. Таким образом оно длилось без перерыва 18 часов. Зато мы столковались по всем основным вопросам и пришли к заключению, что мы можем работать вместе». Так было положено начало Московскому Художественному театру – гордости русской театральной культуры.
В «Славянском базаре» часто останавливался А.П. Чехов. Однажды писатель Б.А. Лазаревский заметил ему: «А из московских гостиниц вы очень любите «Славянский базар», – и перечислил произведения, в которых Антон Павлович упомянул ее: «Чайка», «Дама с собачкой», «Три года», «Мужики». На что Чехов ответил: «Это оттого, что я москвич. В «Славянском базаре» можно было когда-то вкусно позавтракать…» Но, видимо, иронично снижающие тему слова о завтраке скрывали за собой что-то гораздо более значительное для Чехова.
Литературоведы потратили немало сил, чтобы установить прототип «дамы с собачкой». Почти все они уверены, что рассказ автобиографичен, назывались разные имена, но сам Чехов хранил тайну, и ни один из множества мемуаристов, писавших о нем, не назвал имени этой дамы…
После революции «Славянский базар» – основное здание, флигеля, театр – занимали учреждения. Гостиничные номера были превращены в жилые комнаты, поселили в них руководителей разного уровня административных и хозяйственных учреждений, все они, конечно, были партийными и в основном молодыми. Много лет спустя домоуправ назвал их «комсомольцы двадцатых годов». Мне довелось слышать рассказ одного человека, детство которого – это тридцатые годы – прошло на Никольской, в бывшем «Славянском базаре». «Мы жили в том самом номере, – утверждал он, – куда приходила к Чехову “дама с собачкой”…»
Раньше всех – в конце 1930-х годов – из помещений «Славянского базара» стало использоваться по своему прямому назначению театральное помещение: еще до войны в нем давали спектакли Театр юного зрителя и Московский кукольный театр. В 1965 году в нем открылся Музыкальный театр для детей под руководством Наталии Сац, затем это помещение получил Московский государственный академический камерный музыкальный театр Бориса Покровского.
В середине 1960-х годов в прежнем своем здании вновь открылся ресторан, сохранивший название «Славянский базар».
Третьяковский проезд в Китай-городе. Фотография 1880-х гг.
Примыкающий к «Славянскому базару» участок, когда-то принадлежавший Шереметевым, во второй половине XIX века приобрели Третьяковы – владельцы торгового дома «Братья П. и С. Третьяковы и В. Коншин. Мануфактурные товары, полотно, бумажные и шерстяные товары». Хотя Третьяковы в московском промышленном мире занимали одно из первых мест, память по себе и настоящую славу они оставили не как промышленники, но как коллекционеры и основатели главной московской картинной галереи. В 1870–1873 годах Третьяковы проложили через свою землю переулок с Никольской улицы к Театральному проезду и подарили его городу. Городская Дума назвала подаренный переулок Третьяковским проездом.
Архитектор Третьяковского проезда А.С. Каминский решил его в едином архитектурном стиле (как в свое время К.И. Росси Театральную улицу в Петербурге). В специальной литературе имя Каминского часто сопровождает эпитет «стилизатор». А по отношению к архитектуре Третьяковского проезда было сказано, что он «неразличимо вписывается в линию застройки Никольской улицы». Въезды Третьяковского проезда с Никольской и Театрального проезда оформлены в виде ворот-башен – фантазий на тему Китайгородской стены. Они не копируют какую-то конкретную башню, для оформления их фасадов использованы архитектурные детали, вообще характерные для русского стиля, а поверху идут зубцы – «ласточкины хвосты», по форме имитирующие зубцы на Кремлевских стенах и некоторых башнях Китай-города. Со стороны Театрального проезда рядом с построенной Каминским находится подлинная башня как раз с такими зубцами.
Если уж специалисты так высоко ставят мастерство стилизации Каминского, то неспециалисты нередко принимают их за подлинные исторические постройки. Так, недавно в одной московской газете к статье о восстановлении снесенной части стены Китай-города для иллюстрации были выбраны въездные ворота Третьяковского проезда.
Сейчас Третьяковский проезд отремонтирован, на нем поставлены фонари «под старину», и он объявлен пешеходной зоной.
В 1980-е годы в проекте разработки концепции Китай-города как заповедной территории зону Третьяковского проезда, сообщала «Вечерняя Москва», «предусматривается отдать Обществу книголюбов. Рядом с памятником первопечатнику Ивану Федорову расположатся выставочные и клубные помещения Общества, книжные магазины. Удобным местом встреч книголюбов, видимо, станет кафе, которое архитекторы предполагают открыть в нижнем уровне Китай-города». Планировалось продолжение и развитие трехвековой просветительской традиции этих мест, где с XVII века во множестве книжных лавочек, а также с лотков и рук кипела торговля новыми и букинистическими книгами, лубочными листами и сочинениями и где можно было отыскать при помощи опытных торговцев-книжников любую книгу и от души поговорить о любом книжном раритете.
Но сейчас в этой зоне «просвещение» вытеснено коммерцией, по всему проезду дорогие «бутики» и не знатоки и любители книг толпятся и шумят здесь, а стоят и прохаживаются молчаливые серьезные охранники…
В «Вечерней Москве» (15 июня 2007 г.) опубликован очерк Татьяны Сидорченко о Никольской улице, описывает она и Третьяковский проезд:
«Третьяковский проезд можно преодолеть за пару минут. И все же место это особенное – средоточие гламура! Куда ни глянь – одни бутики. Их витрины протирают так часто, что пыль не успевает садиться. Одежда, часы, ювелирные украшения и предметы для дома, которые здесь продаются, – это настоящий класс люкс.
Несмотря на то, что переулок расположен в самом центре города (рядом Красная площадь, Большой театр, «Метрополь»), тут малолюдно. Москва шумит на Никольской и в Театральном проезде, но не здесь.
– У нас почти не бывает посторонних, заходят только клиенты. Тут не просто мода, а мода коммерчески успешная, – гордо рассказывает Елена, продавщица одного бутика, – Во всех этих бутиках, – уверяет она, – товар не залеживается, хоть и распродажи бывают крайне редко. Причем покупают все: и майки с джинсами, и деловые костюмы, и нелепые сумочки с броскими ремнями со стразами…
За двухчасовую прогулку по этому проезду ни один покупатель нам так и не встретился. Изредка заходили люди, чтобы посмотреть на новую коллекцию часов или очков и, не задерживаясь, уходили. Кто же тогда тот таинственный клиент роскошных магазинов?
– В этом переулке жители Рублевки да владельцы квартир, чьи окна на храм Христа Спасителя выходят, отовариваются. И расплачиваются даже не тысячами рублей, а килограммами долларов…»
Журналистка приводит выразительный факт: «Самая демократичная цена в рублях на милые джинсовые штанишки в этом переулке 20 тысяч». На вопрос к продавщице, купила ли она себе что-нибудь в своем бутике, она ответила, что и не собирается этого делать, потому что, поехав в отпуск в Европу, там она такие же джинсы купит за 300 долларов.
До революции в зданиях, стоящих вдоль Третьяковского проезда и архитектурно оформленных в том же русском стиле, располагались магазины, торговые конторы и городские учреждения. Под всеми строениями находились обширные, хорошо оборудованные подвалы, использовавшиеся под склады.
После революции магазины ликвидировали, а количество контор и учреждений увеличилось, на вывесках можно было прочесть названия трестов, объединений, научно-исследовательских лабораторий, издательств и так далее. В 1923 году именно здесь получила помещение «Экспериментальная мастерская по мультипликации», положившая начало советской мультипликации. Первый мультфильм, над которым здесь работали, назывался «Межпланетная революция». Подвалы же, как и прежде, использовались в основном под склады.
Преобразования, в результате приведшие к превращению Третьяковского проезда в заповедник гламура и роскоши, начались во второй половине 1990-х годов, в 2000 году проезд был открыт как пешеходная зона, а в конце 2001 – начале 2002 он превратился в торговую улицу с магазинами заграничных фирм, о чем «Аргументы и факты» сообщили статьей с фотографией облагороженного проезда и горделивым названием: «Наша улица дороже их».
Но – в этом гламурном проезде есть заведение отнюдь не гламурное.
На Никольской перед аркой, ведущей в Третьяковский проезд, вывеска: «Пироги. Кафе». А внизу на ней же помельче: «Книги». По проезду первая дверь слева – обычная дверь, какие в давние времена вели в котельную или подвал. Здесь – вход тоже в подвальное помещение, где находится круглосуточное кафе-книжный магазин.
Крутая узкая лестница. Ступени ведут вниз, первый марш – прямо, затем поворот налево, после второго марша – площадка. Плывут запахи съестного, табачного дыма, легкий гул голосов, стук посуды.
От площадки – направо, налево и прямо – входы в подземные залы. Эти старые подвалы действительно представляют собой залы, они обширны, высоко вверх уходят сводчатые потолки, кирпичная неоштукатуренная кладка мощна, как крепостная стена. Будто декорация к фильму о раннем Средневековье… Столики и люди здесь кажутся маленькими.
Прямо от лестницы – недлинный коридор, по его стенам – полки с книгами, а за ним – высокий освещенный зал, все стены которого с полу до потолка заняты сплошными полками книг. К верхним полкам можно добраться по имеющимся здесь же лестницам-стремянкам. Это и есть книжный магазин, а вернее – очарованное книгохранилище с таким разнообразным подбором литературы, что в день и не осмотришь всего. Но здесь можно не спешить и в крайнем случае задержаться на ночь. Подкрепись чашечкой кофе с чем-нибудь и продолжай лазить по полкам.
В зале есть столы и стулья, можно посидеть, почитать.
Девушки-продавщицы и бородатый молодой человек приносят новые книги, расставляют по полкам, не мешая посетителям, лишь доброжелательно улыбаясь и тем давая понять, что в любой момент готовы прийти на помощь…
В этом же доме, но наверху, в пушкинское время находилась книжная лавка Глазунова, в которой бывали Пушкин и многие другие тогдашние литературные знаменитости. Память подсказывает известные гравюры из альманаха «Новоселье», изображающие книжную лавку Смирдина и застолье по поводу переезда лавки в новое помещение на Невском проспекте, за столом писатели, поэты – Жуковский, Крылов, Вяземский, Пушкин и другие. Оживленные лица, поднятые бокалы, и все это – на фоне уходящих в высоту (тогда потолки были очень высокие) полок с книгами…
А еще, будучи в «Пирогах», следует обратить внимание на само помещение кафе – книжного магазина: посмотреть и запомнить, что за подвалы находятся под зданиями в зоне Третьяковского проезда…
Фрагмент фасада здания аптеки Феррейна. Современная фотография
Здание аптеки (дом № 21) – безусловная достопримечательность не только Никольской улицы, но и общемосковская. Ныне официальное ее название «Аптека № 1», в 1930-е годы ее именовали «Центральной», «Главной», «Аптекоуправлением», но москвичи упорно называли и называют ее до сих пор аптекой Феррейна, по имени ее основателя и владельца.
В конце XVIII – начале XIX века на месте нынешнего здания аптеки находился дом Академии наук с книжной лавкой, которые затем перешли к московскому книготорговцу Глазунову. В начале 1860-х годов дом приобрел купец «потомственный почетный гражданин, аптекарь Карл Феррейн». К этому времени он уже имел крупный капитал и его дела шли успешно. Фирма Феррейна была крупнейшей московской фармацевтической фирмой. Она имела плантации лекарственных растений, фабрику химических продуктов, стеклодувную мастерскую, сеть аптек и магазинов в Москве, в 1896 году на Всероссийской Нижегородской ярмарке изделия фирмы были награждены золотой медалью.
После революции аптеку национализировали, ее бывший владелец Владимир Карлович Феррейн – сын основателя – продолжал работать в ней в качестве заведующего складом аптекоуправления.
Впрочем, стихи эти были написаны десять лет спустя после того, как они расстались.
Сильвия круглую грудь редко покрывает,
Смешком сладким всякому льстит, очком мигает,
Белится, румянится, мушек с двадцать носит;
Сильвия легко дает, кто чего ни просит,
Бояся досадного в отказе ответа…
Княжна Варвара Черкасская вышла замуж за сына отцовского друга Петра Борисовича Шереметева, такого же, как и она, любителя светских развлечений и театра.
В их доме на Никольской улице, называвшемся Китайским, так как он находился в Китай-городе, бывшей усадьбе Черкасских (нынешнее домовладение № 10, дом не сохранился) был устроен театр. Труппа из крепостных актеров разыгрывала сложные пьесы, иногда устраивались любительские спектакли, в которых участвовали «знатные персоны», был также крепостной оркестр. В числе крепостных Шереметева и Черкасского было немало талантливых людей: художник И.П. Аргунов, написавший портреты А.М. Черкасского и В.А. Шереметевой, композитор С.А. Дегтярев, писатель и переводчик В.Г. Вороблевский и другие.
Сын П.Б.Шереметева и Варвары Алексеевны Николай Петрович, получивший великолепное образование в России и за границей, унаследовал их любовь к театру и музыке, но у него она превратилась в страсть. Его театр на Никольской, в котором играли крепостные, считался лучшим в Москве. На его сцене впервые сыграла свою знаменитую роль Элианы в героической опере А. Гретри «Браки самнитян» легендарная Параша Жемчугова, именно в этой роли она обратила на себя внимание графа Н.П. Шереметева.
Но два десятилетия спустя и Шереметевы уезжают с Никольской, сдавая (но не продавая) участок арендаторам, и он превращается в типичное подворье. В 1860-е годы строится по красной линии улицы гостиница, возводятся большие доходные здания с помещениями под магазины и конторы. После революции их занимают многочисленные учреждения, в том числе издательства, гостиница оборудуется под швейную фабрику «Красная швея».
В 2001 году начинается реконструкция Шереметевского подворья под современный торговый центр, который был открыт в 2007 году.
У Никольских ворот
Возле Историко-архивного института, бывшей Синодальной типографии, Никольская делает легкий, чуть заметный изгиб влево. Им намечается как бы граница двух частей улицы; одна – до Синодальной типографии – тяготеет к Красной площади, другая – за ней – к Никольским воротам Китай-города. Эти граница и зоны притяжения ощутимы и сейчас, хотя Никольские ворота давно снесены.
Первое здание, находящееся в зоне притяжения Никольских ворот – по современной нумерации дом 17, – ресторан «Славянский базар», один из самых известных московских ресторанов.
Здание «Славянского базара» свой современный облик приобрело в начале 1870-х годов. Это домовладение принадлежало Синодальной типографии, которая в XVIII веке выстроила на нем здание с флигелями, которое в начале XIX века было приспособлено под торговые помещения, в одном из помещений торговали издаваемыми типографией книгами, остальные сдавались в аренду. Здание, выходившее на Никольскую улицу, и его дворовые флигеля к середине XIX века заняли многочисленные и разнообразные лавки, поэтому это место москвичи называли базаром.
В 1860-е годы «базар» арендовал крупный промышленник и предприниматель А.А. Пороховщиков. На месте лавок он решил построить фешенебельную гостиницу с рестораном.
Прекрасно понимая необходимость сохранения в торговом деле традиционного названия, известного публике, и в то же время желая заявить об образовании и расширении дела, Пороховщиков дает гостинице удовлетворяющее обоим этим требованиям название: «Славянский базар».
Пороховщиков по своим убеждениям был славянофилом, и поэтому внутренние помещения гостиницы он решил оформить так, чтобы они соответствовали названию. Кроме собственно номеров, в комплекс гостиницы входили ресторан и концертный зал, который Пороховщиков именовал «Беседой» или «Русской палатой».
Само здание под гостиницу перестраивали, вернее, строили почти заново «в современном вкусе» архитекторы Р.А. Гедике и А.Е. Вебер. Концертный зал декорировали известные архитекторы А.Л. Гун и П.И. Кудрявцев, работавшие во входящем в моду русском стиле. (А.Л. Гуном построен сохранившийся до нашего времени особняк А.А. Пороховщикова в Староконюшенном переулке – деревянный дом в русском стиле.) Колонны, мебель, рамы портретов русских деятелей культуры разных веков, развешанные по стенам зала, были украшены резьбой по мотивам русского национального орнамента.
Пороховщикову пришла идея изобразить на панно композиторов славянских стран. Он обратился к модному тогда художнику Константину Маковскому, тот запросил за четырехметровое полотно двадцать пять тысяч рублей. Пороховщиков располагал лишь полутора тысячами. За эту цену согласился написать панно только что окончивший Академию художеств И.Е. Репин. В своих воспоминаниях он пишет, что ему «назначенная за картину цена представлялась огромной» и, сознавался он, «я только из приличия умалчивал о своей радости от этого богатого заказа».
По просьбе Пороховщикова список композиторов, которых следовало изобразить на панно, составил директор Московской консерватории Н.Г. Рубинштейн. В этот список он включил русских композиторов: основоположника новой русской музыки М.И. Глинку, духовных композиторов XVIII века Д.С. Бортнянского и П.И. Турчанинова, композиторов начала XIX века и своих современников Н.А. Львова, А.Н.Верстовского, А.Е. Варламова, В.Ф. Одоевского, А.С. Даргомыжского, М.А. Балакирева, Н.А. Римского-Корсакова, А.Н.Серова, А.Г. и Н.Г. Рубинштейнов, польских композиторов – Шопена, Монюшку, Липинского, чешских – Сметану, Направника, Бенду Гораха…
В.В. Стасов, с которым Репин советовался при работе над «Славянскими композиторами», заметил, что в картину необходимо включить еще А.П. Бородина и М.П. Мусоргского. Репин был с ним согласен и попросил Пороховщикова пополнить список этими именами.
– Вот еще! – вспылил Пороховщиков. – Вы всякий мусор будете сметать в эту картину! Мой список имен музыкантов выработан самим Николаем Рубинштейном, и я не смею ни прибавить, ни убавить ни одного имени из списка, данного вам… Одно мне досадно, что он не вписал сюда Чайковского… Тут что-то есть. Но что делать?
Репин вынужден был подчиниться.
Наступил день торжественного открытия концертного зала «Славянского базара». «Московские ведомости» поместили объявление о том, что 10 июня 1872 года состоится с 8 часов вечера «осмотр «Русской палаты» и выставка, при вечернем освещении, картины известного художника Императорской Академии И.Е. Репина… Во время выставки играет славянский оркестр под управлением известного цитриста Ф.М. Бауэра…»
Картину Репина «Славянские композиторы» хотел перекупить для своей галереи П.М. Третьяков, но Пороховщиков запросил за нее огромную цену, и покупка не состоялась. После революции картина была передана Московской консерватории и сейчас висит в одном из ее фойе.
С таким же великолепием, как концертный зал, был отделан ресторан «Славянского базара». П.Д. Боборыкин в романе «Китай-город» описывает вид ресторана, каким он был в первое десятилетие своего существования.
«Зала, – пишет Боборыкин, – переделанная из трехэтажного базара, в этот ясный день поражала приезжих из провинции, да и москвичей, кто в ней редко бывал, своим простором, светом сверху, движеньем, архитектурными подробностями. Чугунные выкрашенные столбы и помост, выступающий посредине, с купидонами и завитушками, наполняли пустоту огромной махины, останавливали на себе глаз, щекотали по-своему смутное художественное чувство даже у заскорузлых обывателей откуда-нибудь из Чухломы или Варнавина. Идущий овалом ряд широких окон второго этажа, с бюстами русских писателей в простенках, показывал изнутри драпировки, обои под изразцы, фигурные двери, просветы площадок, окон, лестниц. Бассейн с фонтанчиком прибавлял к смягченному топоту ног по асфальту тонкое журчание струек воды. От них шла свежесть, которая говорила как будто о присутствии зелени или грота из мшистых камней. По стенам пологие диваны темно-малинового трипа успокаивали зрение и манили к себе за столы, покрытые свежим, глянцевито-выглаженным бельем. Столики поменьше, расставленные по обеим сторонам помоста и столбов, сгущали трактирную жизнь. Черный с украшениями буфет под часами, занимающий всю заднюю стену, покрытый сплошь закусками, смотрел столом богатой лаборатории, где расставлены разноцветные препараты. Справа и слева в передних стояли сумерки. Служители в голубых рубашках и казакинах с сборками на талье, молодцеватые и степенные, молча вешали верхнее платье. Из стеклянных дверей виднелись обширные сени с лестницей наверх, завешанной триповой веревкой с кистями, а в глубине мелькала езда Никольской, блестели вывески и подъезды».
«Славянский базар» был рестораном, что называется, приличным и даже респектабельным. В.А. Гиляровский в своем перечне московских трактиров и ресторанов, в котором особое внимание уделил описанию разгулов, маленьких и больших купеческих «безобразий», «Славянскому базару» посвятил неполную страничку – и весьма пресную:
«Фешенебельный «Славянский базар» с дорогими номерами, где останавливались петербургские министры, и сибирские золотопромышленники, и степные помещики, владельцы сотен тысяч десятин земли, и… аферисты, и петербургские шулера, устраивавшие картежные игры в двадцатирублевых номерах. Ход из номеров был прямо в ресторан через коридор отдельных кабинетов…
Обеды в ресторане были непопулярными, ужины – тоже. Зато завтраки, от двенадцати до трех часов, были модными, как и в «Эрмитаже». Купеческие компании после «трудов праведных» на бирже являлись сюда во втором часу и, завершив за столом миллионные сделки, к трем часам уходили. Оставшиеся после трех кончали «журавлями».
«Завтракали до журавлей» – было пословицей. И люди понимающие знали, что, значит, завтрак был в «Славянском базаре», где компания, закончив шампанским и кофе с ликерами, требовала «журавлей».
Так назывался запечатанный хрустальный графин, разрисованный золотыми журавлями, и в нем был превосходный коньяк, стоивший пятьдесят рублей. Кто платил за коньяк, тот и получал пустой графин на память. Был даже некоторое время спорт коллекционировать эти пустые графины, и один коннозаводчик собрал их семь штук и показывал свое собрание с гордостью».
Кроме истории про «журавлей» Гиляровский рассказывает такой анекдот: «Сидели однажды в «Славянском базаре» за завтраком два крупных афериста. Один другому и говорит:
– Видишь, у меня в тарелке какие-то решетки… Что это значит?
– Это значит, что не минуешь ты острога! Предзнаменование!
А в тарелке ясно отразились переплеты окон стеклянного потолка».
В дальнейшей своей судьбе «Славянский базар» оправдал мечты его основателя, и его история оказалась связана с историей русской культуры – музыки, литературы, искусства. Среди постояльцев гостиницы можно назвать много известных имен: П.И. Чайковский, В.В. Стасов, Н.А. Римский-Корсаков, Г.И. Успенский, И.С. Тургенев, А.П. Чехов, А.М. Горький и другие.
В июне 1897 года в одном из кабинетов «Славянского базара» в традиционное для ресторана время завтраков, в два часа дня, встретились руководитель театральных курсов, драматург Вл. И. Немирович-Данченко и режиссер любительской труппы К.С. Станиславский. Немирович-Данченко предложил, объединив курсы и труппу, создать свой театр. Станиславский тоже не раз задумывался об этом же. Близки были их взгляды на театр, его общественную роль, художественные принципы.
«Заседание наше, – вспоминал позже Станиславский о разговоре в «Славянском базаре», – началось в два часа дня и окончилось на следующий день утром, в 8 часов. Таким образом оно длилось без перерыва 18 часов. Зато мы столковались по всем основным вопросам и пришли к заключению, что мы можем работать вместе». Так было положено начало Московскому Художественному театру – гордости русской театральной культуры.
В «Славянском базаре» часто останавливался А.П. Чехов. Однажды писатель Б.А. Лазаревский заметил ему: «А из московских гостиниц вы очень любите «Славянский базар», – и перечислил произведения, в которых Антон Павлович упомянул ее: «Чайка», «Дама с собачкой», «Три года», «Мужики». На что Чехов ответил: «Это оттого, что я москвич. В «Славянском базаре» можно было когда-то вкусно позавтракать…» Но, видимо, иронично снижающие тему слова о завтраке скрывали за собой что-то гораздо более значительное для Чехова.
Литературоведы потратили немало сил, чтобы установить прототип «дамы с собачкой». Почти все они уверены, что рассказ автобиографичен, назывались разные имена, но сам Чехов хранил тайну, и ни один из множества мемуаристов, писавших о нем, не назвал имени этой дамы…
После революции «Славянский базар» – основное здание, флигеля, театр – занимали учреждения. Гостиничные номера были превращены в жилые комнаты, поселили в них руководителей разного уровня административных и хозяйственных учреждений, все они, конечно, были партийными и в основном молодыми. Много лет спустя домоуправ назвал их «комсомольцы двадцатых годов». Мне довелось слышать рассказ одного человека, детство которого – это тридцатые годы – прошло на Никольской, в бывшем «Славянском базаре». «Мы жили в том самом номере, – утверждал он, – куда приходила к Чехову “дама с собачкой”…»
Раньше всех – в конце 1930-х годов – из помещений «Славянского базара» стало использоваться по своему прямому назначению театральное помещение: еще до войны в нем давали спектакли Театр юного зрителя и Московский кукольный театр. В 1965 году в нем открылся Музыкальный театр для детей под руководством Наталии Сац, затем это помещение получил Московский государственный академический камерный музыкальный театр Бориса Покровского.
В середине 1960-х годов в прежнем своем здании вновь открылся ресторан, сохранивший название «Славянский базар».
Примыкающий к «Славянскому базару» участок, когда-то принадлежавший Шереметевым, во второй половине XIX века приобрели Третьяковы – владельцы торгового дома «Братья П. и С. Третьяковы и В. Коншин. Мануфактурные товары, полотно, бумажные и шерстяные товары». Хотя Третьяковы в московском промышленном мире занимали одно из первых мест, память по себе и настоящую славу они оставили не как промышленники, но как коллекционеры и основатели главной московской картинной галереи. В 1870–1873 годах Третьяковы проложили через свою землю переулок с Никольской улицы к Театральному проезду и подарили его городу. Городская Дума назвала подаренный переулок Третьяковским проездом.
Архитектор Третьяковского проезда А.С. Каминский решил его в едином архитектурном стиле (как в свое время К.И. Росси Театральную улицу в Петербурге). В специальной литературе имя Каминского часто сопровождает эпитет «стилизатор». А по отношению к архитектуре Третьяковского проезда было сказано, что он «неразличимо вписывается в линию застройки Никольской улицы». Въезды Третьяковского проезда с Никольской и Театрального проезда оформлены в виде ворот-башен – фантазий на тему Китайгородской стены. Они не копируют какую-то конкретную башню, для оформления их фасадов использованы архитектурные детали, вообще характерные для русского стиля, а поверху идут зубцы – «ласточкины хвосты», по форме имитирующие зубцы на Кремлевских стенах и некоторых башнях Китай-города. Со стороны Театрального проезда рядом с построенной Каминским находится подлинная башня как раз с такими зубцами.
Если уж специалисты так высоко ставят мастерство стилизации Каминского, то неспециалисты нередко принимают их за подлинные исторические постройки. Так, недавно в одной московской газете к статье о восстановлении снесенной части стены Китай-города для иллюстрации были выбраны въездные ворота Третьяковского проезда.
Сейчас Третьяковский проезд отремонтирован, на нем поставлены фонари «под старину», и он объявлен пешеходной зоной.
В 1980-е годы в проекте разработки концепции Китай-города как заповедной территории зону Третьяковского проезда, сообщала «Вечерняя Москва», «предусматривается отдать Обществу книголюбов. Рядом с памятником первопечатнику Ивану Федорову расположатся выставочные и клубные помещения Общества, книжные магазины. Удобным местом встреч книголюбов, видимо, станет кафе, которое архитекторы предполагают открыть в нижнем уровне Китай-города». Планировалось продолжение и развитие трехвековой просветительской традиции этих мест, где с XVII века во множестве книжных лавочек, а также с лотков и рук кипела торговля новыми и букинистическими книгами, лубочными листами и сочинениями и где можно было отыскать при помощи опытных торговцев-книжников любую книгу и от души поговорить о любом книжном раритете.
Но сейчас в этой зоне «просвещение» вытеснено коммерцией, по всему проезду дорогие «бутики» и не знатоки и любители книг толпятся и шумят здесь, а стоят и прохаживаются молчаливые серьезные охранники…
В «Вечерней Москве» (15 июня 2007 г.) опубликован очерк Татьяны Сидорченко о Никольской улице, описывает она и Третьяковский проезд:
«Третьяковский проезд можно преодолеть за пару минут. И все же место это особенное – средоточие гламура! Куда ни глянь – одни бутики. Их витрины протирают так часто, что пыль не успевает садиться. Одежда, часы, ювелирные украшения и предметы для дома, которые здесь продаются, – это настоящий класс люкс.
Несмотря на то, что переулок расположен в самом центре города (рядом Красная площадь, Большой театр, «Метрополь»), тут малолюдно. Москва шумит на Никольской и в Театральном проезде, но не здесь.
– У нас почти не бывает посторонних, заходят только клиенты. Тут не просто мода, а мода коммерчески успешная, – гордо рассказывает Елена, продавщица одного бутика, – Во всех этих бутиках, – уверяет она, – товар не залеживается, хоть и распродажи бывают крайне редко. Причем покупают все: и майки с джинсами, и деловые костюмы, и нелепые сумочки с броскими ремнями со стразами…
За двухчасовую прогулку по этому проезду ни один покупатель нам так и не встретился. Изредка заходили люди, чтобы посмотреть на новую коллекцию часов или очков и, не задерживаясь, уходили. Кто же тогда тот таинственный клиент роскошных магазинов?
– В этом переулке жители Рублевки да владельцы квартир, чьи окна на храм Христа Спасителя выходят, отовариваются. И расплачиваются даже не тысячами рублей, а килограммами долларов…»
Журналистка приводит выразительный факт: «Самая демократичная цена в рублях на милые джинсовые штанишки в этом переулке 20 тысяч». На вопрос к продавщице, купила ли она себе что-нибудь в своем бутике, она ответила, что и не собирается этого делать, потому что, поехав в отпуск в Европу, там она такие же джинсы купит за 300 долларов.
До революции в зданиях, стоящих вдоль Третьяковского проезда и архитектурно оформленных в том же русском стиле, располагались магазины, торговые конторы и городские учреждения. Под всеми строениями находились обширные, хорошо оборудованные подвалы, использовавшиеся под склады.
После революции магазины ликвидировали, а количество контор и учреждений увеличилось, на вывесках можно было прочесть названия трестов, объединений, научно-исследовательских лабораторий, издательств и так далее. В 1923 году именно здесь получила помещение «Экспериментальная мастерская по мультипликации», положившая начало советской мультипликации. Первый мультфильм, над которым здесь работали, назывался «Межпланетная революция». Подвалы же, как и прежде, использовались в основном под склады.
Преобразования, в результате приведшие к превращению Третьяковского проезда в заповедник гламура и роскоши, начались во второй половине 1990-х годов, в 2000 году проезд был открыт как пешеходная зона, а в конце 2001 – начале 2002 он превратился в торговую улицу с магазинами заграничных фирм, о чем «Аргументы и факты» сообщили статьей с фотографией облагороженного проезда и горделивым названием: «Наша улица дороже их».
Но – в этом гламурном проезде есть заведение отнюдь не гламурное.
На Никольской перед аркой, ведущей в Третьяковский проезд, вывеска: «Пироги. Кафе». А внизу на ней же помельче: «Книги». По проезду первая дверь слева – обычная дверь, какие в давние времена вели в котельную или подвал. Здесь – вход тоже в подвальное помещение, где находится круглосуточное кафе-книжный магазин.
Крутая узкая лестница. Ступени ведут вниз, первый марш – прямо, затем поворот налево, после второго марша – площадка. Плывут запахи съестного, табачного дыма, легкий гул голосов, стук посуды.
От площадки – направо, налево и прямо – входы в подземные залы. Эти старые подвалы действительно представляют собой залы, они обширны, высоко вверх уходят сводчатые потолки, кирпичная неоштукатуренная кладка мощна, как крепостная стена. Будто декорация к фильму о раннем Средневековье… Столики и люди здесь кажутся маленькими.
Прямо от лестницы – недлинный коридор, по его стенам – полки с книгами, а за ним – высокий освещенный зал, все стены которого с полу до потолка заняты сплошными полками книг. К верхним полкам можно добраться по имеющимся здесь же лестницам-стремянкам. Это и есть книжный магазин, а вернее – очарованное книгохранилище с таким разнообразным подбором литературы, что в день и не осмотришь всего. Но здесь можно не спешить и в крайнем случае задержаться на ночь. Подкрепись чашечкой кофе с чем-нибудь и продолжай лазить по полкам.
В зале есть столы и стулья, можно посидеть, почитать.
Девушки-продавщицы и бородатый молодой человек приносят новые книги, расставляют по полкам, не мешая посетителям, лишь доброжелательно улыбаясь и тем давая понять, что в любой момент готовы прийти на помощь…
В этом же доме, но наверху, в пушкинское время находилась книжная лавка Глазунова, в которой бывали Пушкин и многие другие тогдашние литературные знаменитости. Память подсказывает известные гравюры из альманаха «Новоселье», изображающие книжную лавку Смирдина и застолье по поводу переезда лавки в новое помещение на Невском проспекте, за столом писатели, поэты – Жуковский, Крылов, Вяземский, Пушкин и другие. Оживленные лица, поднятые бокалы, и все это – на фоне уходящих в высоту (тогда потолки были очень высокие) полок с книгами…
А еще, будучи в «Пирогах», следует обратить внимание на само помещение кафе – книжного магазина: посмотреть и запомнить, что за подвалы находятся под зданиями в зоне Третьяковского проезда…
Здание аптеки (дом № 21) – безусловная достопримечательность не только Никольской улицы, но и общемосковская. Ныне официальное ее название «Аптека № 1», в 1930-е годы ее именовали «Центральной», «Главной», «Аптекоуправлением», но москвичи упорно называли и называют ее до сих пор аптекой Феррейна, по имени ее основателя и владельца.
В конце XVIII – начале XIX века на месте нынешнего здания аптеки находился дом Академии наук с книжной лавкой, которые затем перешли к московскому книготорговцу Глазунову. В начале 1860-х годов дом приобрел купец «потомственный почетный гражданин, аптекарь Карл Феррейн». К этому времени он уже имел крупный капитал и его дела шли успешно. Фирма Феррейна была крупнейшей московской фармацевтической фирмой. Она имела плантации лекарственных растений, фабрику химических продуктов, стеклодувную мастерскую, сеть аптек и магазинов в Москве, в 1896 году на Всероссийской Нижегородской ярмарке изделия фирмы были награждены золотой медалью.
После революции аптеку национализировали, ее бывший владелец Владимир Карлович Феррейн – сын основателя – продолжал работать в ней в качестве заведующего складом аптекоуправления.