Муравьев Владимир. Во времена Перуна

   Ролав узнал, что их отряд - только часть большого войска ладожского князя Рюрика. Сам князь со своей дружиной собирает дань на юге Ладоги, воевода Алвад - племянник князя - со своей дружиной объезжает подвластные селения на востоке, а Олегу досталась западная окраина.
   Большинство воинов Олеговой дружины были славянами какого-то дальнего племени. Они говорили, что отцы и деды их прежде жили на берегу Варяжского моря, и главный город у них был Старгород. Ролав хорошо понимал их речь: слова были те же, только выговаривали их варяги по другому.
   Свенельд, Карл и ещё несколько дружинников хотя тоже знали по-славянски, между собой говорили по-своему, они были не из славян. Были в дружине и полочане, и словене.
   Их Ролав тоже отличал по выговору.
   А вот какого племени был сам воевода Олег, Ролав никак не мог понять: воевода с каждым говорил на его родном языке.
   Впрочем, Ролав скоро перестал обращать внимание, кто из какого племени, так как в дружине жили не племенными, а своими, дружинными обычаями.
   Главным в дружине был воевода. Его слушались беспрекословно. Но во всех важных случаях воевода держал совет со старшими дружинниками-мужами. Под началом мужей находились простые воины. А ещё в дружине были отроки юноши, приучавшиеся к военной службе: они прислуживали воеводе и дружинникам, носили за ними оружие, водили запасных коней.
   Забота об обозе, об обозных лошадях, повозках и волокушах лежала на слугах. Правда, в походе, особенно когда обоз становился большим, дружинники наравне со слугами грузили кладь, вытаскивали застрявшие на дороге телеги, похозяйски следили, чтобы всё было в целости и сохранности.
   А бога в дружине почитали своего - Перуна.
   В Освее главным богом почитали Рода, ибо он дарует жизнь людям, плодородие пашне, приплод скоту. Перуна - бога грома и молнии, покровителя воинов - тоже знали, но не он занимал первое место на мольбище, не ему приносили самые обильные жертвы.
   Проходил день за днём. Одну за другой проезжала дружина деревни, повсюду собирая дань. С каждым днём увеличивался обоз.
   Ролава в дружине уже перестали считать чужаком, но он по-прежнему держался Добромира.
   В одной небольшой - в пять изб - деревушке дани соСрали мало.
   - Стоило ехать из-за такой малости, - ворчал Свадич, принимая от мужика три лисьих шкурки и куль зерна. - Давай ещё!
   - Нету более, - отвечал мужик. - Сколько положено, столько и даю. Повсюду столько дают.
   - Так повсюду с деревни сотню шкур набираем, а здесь, почитай, пустыми возвращаться придётся. Растворяй клеть, поглядим, что там у тебя припасено.
   Свадич двинулся к клети. Но мужик встал на его пути.
   - Сколько положено...
   Свадич толкнул мужика, но тот оказался не слабее дружинника и, покачнувшись, остался стоять на месте.
   - Пошёл с дороги! Пусти!
   - Не пущу!
   Свадич схватился за меч.
   Но в этот момент подскакал Олег.
   - Что тут за свара?
   - Вон я ему дань, как положено, отдал: три лисы, куль зерна, а он в клеть лезет.
   Олег грозно посмотрел на Свадича.
   - Остынь, Свадич.
   Свадич нехотя убрал меч.
   - А ты, дядя, не серчай, - сказал Олег мужику.
   Мужик хмурым взглядом проводил варягов.
   Вечером у костра Свадич жаловался Добромиру:
   - Прежде никогда такого не бывало у нас, чтобы воевода запрещал мужика потрясти...
   - А по-моему, прав воевода, - рассудительно проговорил Добромир. Мужик - что овца. Можно с овцы стричь шерсть - каждый год с шерстью будешь. А можно шкуру содрать. Тут уж раз сдерёшь, в другой и драть нечего. А нам к этому мужику на будущий год опять идти. Нет, Олег правильно рассудил.
   - Может, и правильно, только больно много власти он забрал. Нами, старейшими мужами, как хочет помыкает.
   Есть в дружине люди более его достойные быть воеводой...
   - Про кого же ты говоришь?
   - Да хотя бы про нас с тобой. Мы пришли сюда с Рюриком из самого Старгорода, а Олег в дружине объявился потом.
   - Всё это так, да, знать, князь Рюрик неспроста поставил воеводой не нас с тобой, а Олега, - проговорил Добромир. - А с Рюриком не поспоришь. Так что давай спать.
   ЛАДОГА
   К весне дружина с данью вернулась в Ладогу.
   Ролав впервые в жизни видел город.
   Окружённый земляным высоким валом, огороженный бревенчатым тыном, он неожиданно появился перед глазами, когда дружина выехала из лесу на открытое место. Внизу, под валом, была река Волхов, на ней, вмёрзшие в лёд и засыпанные снегом, словно стая гусей, остановившихся на отдых, виднелись ладьи.
   На льду реки, на берегу возле вала толклось множество народу, катили сани, скакали верховые.
   - Ой, народищу сколько! - не сдержал удивления Ролав.
   - Город, - ответил Добромир, в его голосе прозвучала радость.
   Да и все в дружине радовались возвращению: ведь почти четыре месяца не были дома. Из города тоже заметили возвращающуюся дружину. Движение возле стен и на реке остановилось, все обернулись и стали смотреть в сторону подъезжающих.
   К городским воротам подъезжали, перекрикиваясь с горожанами.
   - Много привезли?
   - Да немало...
   - Лихоня, на тебе, никак, броня новая?
   - А что ж, я хуже людей, что ли? - приосанился молодой дружинник.
   - Декша, сосед!
   - А-а, дед Митеня, жив ещё.
   - Жив, Декша, жив! - весело кричал старик в рваном кожухе и, подпрыгивая, бежал сбоку всадника. - Твоя Русавушка сынка тебе родила.
   - Добрая весть! Ужо одарю тебя, Митеня.
   К воротам выбежали женщины - жёны дружинников - и ребятишки. Они ныряли между коней, сразу нарушив строй. Гомон пошёл, что ничего не разберёшь.
   Олег привстал на стременах и гаркнул:
   - Дружина! Гони всех прочь!
   От его зычного крика взлетели в испуге вороны с тына, женщины, подхватив детей, метнулись в толпу.
   Дружина через ворота вошла в город.
   Ну, а тут теснота, так уж тесней нельзя: дома прислонились один к другому, стена к стене. В конце улицы виден просвет - там площадь и княжеский двор.
   Ролав с любопытством оглядывался вокруг, а Добромир объяснял, где что.
   Перед городом на берегу - торг, там купеческие лавки, склады. Поодаль от стен - слободы, там живут мужики и мастера-ремесленники. Ремесленников много и в городе, их прокопчённые избушки узкими, кривыми улочками отходят от главной. На каждой улице своё ремесло: кузнецы, гончары, ткачи, сапожники, резчики, что режут из дерева ложки, ковши, миски, корыта. Отдельно живут плотники и вбжи, то есть люди, которые проводят купеческие ладьи по Волхову через пороги до Ильмень-озера, до словенского Города, где правит словенский князь - Гостомысл.
   Толпа осталась на улице, дружина с обозом втянулась на княжеский двор, и сразу широкий двор стал похож на торг.
   Князь Рюрик возвратился с полюдья ещё на прошлой неделе. Княжеские дружинники высыпали из гридницы во двор, смешались с приехавшими, расспрашивали, ревниво сравнивали свою добычу с добычей Олеговых воинов.
   Из княжеского дома, с высокого крыльца спустился князь - высокий, плечистый, с крупным орлиным хищным носом, из-под густых, космами, бровей сверкали в глубоких тёмных глазницах недобрые глаза. За ним шёл молодой воин, племянник князя - Алвад.
   Олег шагнул навстречу Рюрику.
   - Здравствуй, князь.
   - Здравствуй, воевода. Какова нынче дань?
   - Собрали сполна.
   Рюрик и Олег подошли к обозу. Князь намётанным глазом определял, какое именье и сколько его нагружено в санях.
   Выходило - немало.
   Рюрик шёл, здороваясь с воинами, перекидываясь приветственной шуткой.
   - Здравствуй, Добромир.
   - Отощал ты, Свадич. Или ел недосыта?
   - А этот откуда? - остановился Рюрик против Ролава, сверля его тяжёлым взглядом.
   Ролав растерялся.
   - Слуга мой, - сказал Олег.
   - А-а! - И Рюрик пошёл дальше.
   БОЙ СО СВАДИЧЕМ
   Поделили дань: князю Рюрику - треть, остальное - Олегу и дружине. Ролаву тоже кое-что перепало.
   Как только дружинники получили свою долю, их принялись обхаживать весёлые, разговорчивые купцы. Ожидая возвращения дружины с полюдья, купцы припасли заморские товары: узорчатую одежду, вино, женские украшения.
   Дружинники не торговались, отдавали с лёгким сердцем воск, мёд, наряжались сами, наряжали жён, пили вино, ели чужеземные лакомства.
   Ролав стал жить на дворе у воеводы Олега.
   На воеводском дворе жило много народа: сам воевода, дружинники, слуги, рабы, исполнявшие самую тяжёлую работу.
   Ролав всё думал, куда приставит его Олег. Хорошо бы, конечно, конюхом на конюшню. Но воевода распорядился по-своему.
   - Пригляделся я к тебе, - сказал ему Олег, - и решил, что отныне будешь ты у меня не слугой, а отроком.
   Ролав обрадовался:
   - Благодарю тебя, воевода! Вот увидишь, в первом же бою я покажу себя! Скорее бы воевать только!
   Олег потрепал парня по плечу, засмеялся:
   - Ладно. Скажи управителю, чтоб дал тебе, что положено - оружие, броню, одежду, и ходи с моими отроками к князю.
   Княжеский двор - город внутри города. Он тоже обнесён тыном.
   На дворе - высокий дом с горницей на высокой подклети.
   В этом доме живёт сам Рюрик. Рядом большой дом - гридница. Тут же дома, в которых живут Алвад, племянник Рюриков, и старшая дружина. Дальше - избы простых дружинников.
   Большое и длинное строение на княжеском дворе, по величине своей равное восьми или десяти избам, гридница была для дружины тем же, чем торговая площадь для горожан, то есть средоточием общественной жизни. Здесь, в обширном помещении, вдоль боковых стен которого тянулись длинные столы и лавки и в дальнем конце, против дверей, было возвышение со столом для князя, устраивались княжеские пиры, здесь князь держал совет с дружиной, объявлял свою волю, и сюда же дружинники приходили, просто чтобы встретиться, поговорить, провести время. Здесь всегда были приготовлены для них бочки с мёдом, пивом и квасом, хлеб, мясо, рыба, похлёбка и каша. Поэтому в гриднице почти всегда были люди. Пустовала она лишь ночью, да и тогда иной раз оставались в ней прикорнувшие на лавке или под столом упившиеся мёдом и пивом сверх меры гости.
   Шумные пиры с гуслярами, плясунами, певцами да соревнования на широком княжеском дворе в силе и ловкости - в стрельбе из лука, бое на палицах и мечах, в кулачном бою и борьбе - составляли главное времяпрепровождение дружинников.
   Став отроком воеводы, Ролав получил право присутствовать в княжеской гриднице, участвовать в потехах на княжеском дворе.
   Появление Ролава на княжеском дворе в числе отроков воеводы знакомые дружинники встретили криками одобрения. И раньше в дружине относились к нему хорошо, но,слуга всё-таки не свой брат дружинник. Теперь же он становился хотя и самым младшим среди них, но всё же ровней.
   Воевода ушёл в хоромы к князю. Ролав остался во дворе.
   Все вернулись к прерванным приходом Олега занятиям.
   Ролав присоединился к зрителям, окружившим борющихся Декшу и Добромира. Декша был помоложе, но победа явно клонилась на сторону более опытного Добромира, и вот Декша свалился на землю.
   - Выходи следующий! - вызвал Добромир, оглядывая зрителей, и остановил взгляд на Ролаве: - Попробуй, Ролав.
   Парень стал отказываться:
   - Куда мне против тебя...
   - Иди, иди, - стоявший рядом с Ролавом дружинник подтолкнул его в круг. - За одного битого двух небитых дают.
   Ролав и Добромир сошлись. Добромир обхватил парня за пояс, пытаясь сломить, но Ролав упёрся и, подвинув Добромира, наклонился вперёд. Они стояли, переступая с ноги на ногу, и ни один не мог потеснить другого.
   Наконец Добромир сказал:
   - Хватит.
   Они расцепились.
   - Здоров же ты, парень, словно медведь, - тяжело дыша, сказал Добромир. - Ну тебя!..
   - Так уж и здоров! - усмехнулся Свадич.
   - А ты схватись с ним, - отозвался Добромир.
   - И схвачусь. Уж я не стану этого телятю, как корова, лизать.
   Зрители, обрадовавшись новой забаве, принялись раззадоривать Свадича:
   - Ну, давай!
   - Свадич, ты уж хоть живым отпусти его!
   - Живым отпущу, а что бока намну, пусть не обижается.
   Добромир положил руку на плечо Ролава и сказал сурово:
   - Иди.
   Свадич, оскалившись в презрительной улыбке, выставил вперёд левую руку, чтобы не дать Ролаву захватить себя.
   Зрители затихли: все поняли, что Свадич решил жестоко проучить юношу. Он знал какую-то хитрость, которую применял в решительную минуту. Когда противник пытался сблизиться, обращая всё внимание на эту левую руку, Свадич делал неуловимо быстрое движение, и противник падал в бессознательном состоянии. Очнувшись, он не помнил, что же такое сделал с ним Свадич.
   Ролав не подозревал о поставленной ему ловушке, но, стесняясь первым начинать бой, остановился.
   Свадич в нетерпении шагнул вперёд, и Ролав рванулся к нему. Это произошло- так быстро, что Свадич, не успев применить своей хитрости, оказался в объятиях Ролава.
   Может быть, в других обстоятельствах Свадич и выстоял бы, потому что силы ему не занимать. Но тут, растерявшись от того, что такой неопытный боец не поддался на его уловку, он замешкался, упустил момент и, сломленный молодым напором, упал, увлекая за собой Ролава.
   Это произошло в один короткий момент. Все молчали.
   В молчании бойцы поднялись с земли.
   Свадич искоса взглянул на Ролава, и по одному этому взгляду Ролав понял, что теперь Свадич ему враг на всю жизнь.
   НОЖ АКУНА
   Все давно уже забыли про разорённую Освею, ведь для варягов она была всего лишь утратой небольшой доли добычи, к тому же возмещённой в других деревнях.
   Но Ролав ни на минуту не забывал ни о гибели родных, ни о своей клятве, и в глубине души у него теплилась надежда, что брат Акун всё-таки жив и что он отыщется.
   Ролав ходил на торг, надеясь среди рабов, привозимых купцами, встретить кого-нибудь из земляков, а может быть, даже и Акуна...
   Олег тоже не забыл про Освею. Правда, его занимал даже не Торстен Собачий хвост, а неведомый проводник жадного свея, который, оставшись безнаказанным, может и в будущем не единожды повторить своё чёрное дело.
   Как-то, после очередного неудачного похода Ролава на торг, Олег сказал ему:
   - Ладно, завтра схожу узнаю у свеев, приедет ли нынешней весной мой друг свейский купец Олаф. Он-то наверняка расскажет нам про Торстена и про то, куда он продал людей.
   Назавтра Олег с Ролавом пошли на торг.
   Прошли по рядам, потолкались на пристани. Торг, как обычно в предвесеннюю пору, был небогат.
   Олег пошёл на свейское подворье, сказав Ролаву:
   - Жди меня в рядах, я тебя найду.
   Ролав брёл среди лавок и прилавков, и вдруг он услышал впереди, за лавкой, скрипучий голос Свадича. Ролаву не хотелось встречаться с ним, и он остановился, ожидая, когда Свадич пройдёт.
   Но Свадичу отвечал другой голос, незнакомый, и Ролав понял, что разговаривающие стоят на месте и никуда уходить не собираются.
   - Напрасно ты тогда отказался, - говорил незнакомец, - я на том деле заработал больше, чем вы в три года от своего воеводы получите.
   - С нашим Олегом не разживёшься, ты это правду говоришь. Кабы Алвад был на его месте... - сказал Свадич.
   - Чего ж вы терпите? - усмехнулся незнакомец. - Кричите, что хотите Алвада, а Олега не желаете.
   - Да заворожил Олег дружину, всем мил. Слово, что ли, какое колдовское знает...
   - На тебя же его колдовство не действует...
   - Что я один сделаю?
   - Как будто сам не соображаешь? А уж Алвад тебя отблагодарит.
   Ролав выглянул из-за угла и увидел говорящих. Они стояли на солнце, облокотясь о бочку, оба дружинника были хмельны.
   Ролав посмотрел на незнакомца и увидел в его руках нож Акуна...
   Незнакомец поигрывал ножом, подкидывая его и перехватывая.
   Нож был в тех же, так хорошо известных Ролаву кожаных ножнах с красной бусиной на конце, в рукоятке белел вделанный медвежий зуб, зуб того самого медведя, который ломал Акуна и в которого Акуну, уже терявшему сознание, удалось всадить этот нож в сердце.
   Ролав подбежал к Свадичу с незнакомцем.
   - Откуда у тебя этот нож?
   Незнакомец с удивлением глянул на Ролава, перевёл взгляд на нож.
   - Тебе какое дело?
   - Это нож моего брата.
   - Твоего брата? - незнакомец перестал играть ножом.
   Ролав быстро заговорил:
   - На нашу деревню напал Торстен - Собачий хвост и увёл людей. Вон Свадич тебе подтвердит. Это нож моего брата Акуна, которого увёл Торстен. И бусина на ножнах, и медвежий зуб...
   И Ролав протянул руку к ножу.
   Незнакомец побледнел и потянул меч из ножен.
   - Врешь. Этот нож мой.
   В ряду поднялся переполох. Если дружинники затевают ссору, тут уж держись от них подальше, не то и тебе попадёт ни за что ни про что.
   Но в этот миг из-за лавки вышел Олег, искавший Ролава.
   - У него нож Акуна! - бросился Ролав к воеводе.
   - У кого?
   Но тут Олег сам увидел разъярённого дружинника с обнажённым мечом.
   - Дай нож, Веред, - приказал Олег.
   Незнакомец нехотя подал нож.
   Олег сказал:
   - Смотри, Ролав, точно ли это нож твоего брата? Не ошибаешься ли ты? Тут дело пахнет кровью. Смотри не ошибись.
   - Акуна, Акуна! Эту бусину дала ему Утеха, наша сестра, и этот зуб с жёлтым пятном помню.
   - Откуда у тебя этот нож? - спросил Олег дружинника.
   - Купил, - ответил Веред.
   - У кого?
   - Я его не знаю. Продавал на торгу, я и купил.
   - Продай его мне.
   - Бери, воевода.
   Когда Олег и Ролав возвращались с торга, Олег сказал:
   - Может, было и так, как говорит Веред, купил на торгу. - Потом он добавил: - Свейские купцы сказали, что Олаф в этом году непременно приедет, так что жди.
   Когда вскрылись реки, и в Ладогу стали приплывать купцы, Ролав у каждого спрашивал, не знает ли он, какова судьба пленных, захваченных Торстеном прошлой осенью в славянских землях. Но купцы ничего не могли сообщить Ролаву.
   Некоторые привезли рабов, но купили их не у Торстена.
   Наконец, приплыл друг Олега свейский купец Олаф.
   - Я слышал, - сказал Олаф, - что Торстен - Собачий хвост в этом году поплыл не на восток, а на запад.
   Приуныл Ролав: значит, его родичи попали в неведомые далёкие земли, и теперь никогда уж он их не увидит...
   Олег сказал:
   - Ты, Олаф, где будешь, узнавай, нет ли, мол, у кого раба - славянина по имени Акун, родом из деревни Освеи.
   У него примета: шрам на лице от медвежьих когтей. Найдёшь, выкупи. Заплачу тебе сполна.
   Олаф обещал исполнить просьбу.
   ДЕЛА СЛОВЕНСКИЕ
   Рюрик пришёл в Ладогу из Поморья лет десять назад.
   Он обложил данью окрестные земли словен и чуди, и все платили ему.
   Но в прошлом году неожиданно наступил конец владычеству варягов. Словенские и чудские князья и старейшины, объединив свои силы, отказались платить дань варягам.
   Теперь варяги вынуждены были ограничиваться данью, собираемой в ближних от Ладоги деревнях, и пошлиной с купцов, которые, плывя из Варяжского моря на восток, на Волгу, или на юг, в Царьград, не могли миновать Ладогу.
   Когда изгоняли варягов, первыми против них поднялись ильменские словене. Тогда словенский князь Гостомысл и старейшина самого большого словенского рода Вадим шли вместе, в полном согласии.
   Но после изгнания варягов начались споры. Вадим всюду говорил, что если бы не он, то не одолели бы варягов, и что теперь не ему быть под рукой у Гостомысла, а Гостомыслу у него.
   Три конца в словенском Городе на Ильмене: Словенский, Неревской и Плотницкий. В каждом конце свой кон - место, где собираются жители решать дела. На кону устанавливают законы, на кону выбирают правителя - князя. На кону всякий волен предлагать, что хочет, и поэтому всегда там крик, шум, спор, одни в одну сторону тянут, другие в другую.
   Однако спор спором, воля волей, а если уж примет кон решение, тут ослушаться не смей, что кон решил - свято.
   Но нынче, хотя решили, что старшим князем быть Гостомыслу, избранному князем на Словенском кону, а Вадиму с Плотницкого конца и Актевую с Неревского ходить у него под рукой, по всему Городу не утихает смута.
   Князья спорят, а смердам и ремесленникам беда. То Вадимова дружина бьёт холопов Гостомысла, то Гостомысловы холопы вымещают обиду на гончарах Плотницкого конца.
   И так всё запуталось, что городские концы только и занимались тем, что отплачивали друг другу уж и неведомо за что.
   Вражда губила Город.
   Гостомысл надеялся одолеть Вадима, но выходило, что чаще одерживал верх Вадим.
   Одним ясным майским утром к Гостомыслу явились смерды из его подгородного села.
   - Князь, заступись!
   - Что случилось?
   - Выехали мы в поле пахать, вдруг, откуда ни возьмись, Вадимовы люди наскакали. Поле потоптали, сохи поломали, лошадей увели, нас побили.
   Гостомысл, чувствуя, как в нём поднимается гнев, спросил:
   - Правду говорите? Может, сами начали свару?
   - Что ты, князь! Мы же пахать выехали...
   - Ну, этого я ему не спущу! - сказал Гостомысл и крикнул, чтобы позвали воеводу княжеской дружины Буеслава и Вадима. - Слышал? - встретил Гостомысл воеводу вопросом.
   - Слышал.
   - Доколе же нам терпеть такие бесчинства?
   - У Вадима дружина не меньше твоей, князь, а может, и больше, - хмуро ответил Буеслав, - поэтому он и бесчинствует.
   Гостомысл и сам знал это.
   - Я за Вадимом послал, - сказал он.
   - Пустое дело, - махнул рукой воевода, - его не уговоришь.
   Вадим подъехал ко двору Гостомысла с пятью дружинниками. Они остановились у ворот. Вадим, высокий, широкоплечий, лет тридцати, соскочил с коня и взошёл на крыльцо.
   - Здравствуй, князь, - приветствовал он Гостомысла, показывая в улыбке белые, крепкие зубы. - Зачем звал?
   - Жалуются на твоих людей, Вадим. Вот сегодня они смердов с поля прогнали, лошадей увели.
   - Чего ж твои смерды отдали лошадей? - засмеялся Вадим. - Когда у моих отнимают, они не отдают. Подтверди, Буеслав.
   Воевода отвернулся. Было такое дело: на прошлой неделе смерды Вадима побили княжеских дружинников. Но смердов толпа была, а дружинников - всего двое.
   - Вадим, - проговорил Гостомысл, - уймись, не то вызову тебя на кон и представлю обвинения.
   - Не грози, не боюсь. Это тебе, князь, меня бояться надо.
   Гостомысл потемнел лицом.
   - Ну ладно, Вадим, ты ещё раскаешься в своих словах.
   Вадим рассмеялся.
   ПОСОЛ
   Мало ли народа приходит, приезжает и приплывает ежедневно в Ладогу, поэтому стража у ворот не обратила никакого внимания на бедно одетого смерда без всякой ноши, шедшего низко опустив голову и приволакивая правую ногу.
   Какой-то купец, ехавший за ним, прикрикнул:
   - Эй, убогий, прочь с дороги, задавлю!
   Нищий, обернувшись, сверкнул глазами и схватился было рукой за левое бедро, на котором носят меч, но в то же мгновение опять поник и соступил с дороги в грязь, пропуская купца.
   Войдя в город, нищий направился не на торг, куда обычно шли нищие, рассчитывавшие на милостыню, а прямо к княжескому двору.
   - Куда лезешь? - остановил его челядинец в воротах.
   - Передай князю Рюрику вот это, - сказал нищий, доставая из-под лохмотьев блестящую круглую бляху с изображением змеи, - и скажи, что тот, кому принадлежит эта вещь, хочет говорить с ним.
   Челядинец с удивлением посмотрел на нищего, взял бляху и, оборачиваясь, пошёл к княжескому дому.
   Очень быстро он вернулся в сопровождении Свадича.
   Дружинник остановился против нищего, внимательно разглядывая его, и вдруг воскликнул:
   - Буеслав, ты?
   - Я, - ответил нищий. - Что, Свадич, трудно узнать меня в этой одежде?
   - На улице встретил бы, не признал, - согласился дружинник. - Ну, идём к князю.
   - Прикажи челядинцу молчать, - сказал Буеслав, - что я здесь и кто я такой.
   Дружинник повернулся к челядинцу:
   - Хоть слово кому скажешь, языка лишишься. Понял?
   Челядинец склонился:
   - Буду нем как рыба.
   Войдя в княжескую горницу, Буеслав поклонился и сказал:
   - Здравствуй, князь.
   Рюрик, как и дружинник, внимательно оглядел нищего, усмехнулся и ответил:
   - Здравствуй, боярин.
   - Як тебе пришёл послом от Гостомысла.
   - Говори.
   - Мои слова только для твоих ушей.
   Рюрик кивнул дружинникам, и те вышли из горницы.
   - Ну?
   - Гостомысл согласен снова платить тебе дань.
   Рюрик ожидал чего угодно, только не этого.
   - Да, согласен платить тебе ту же дань, что платил, - повторил Буеслав, - если ты со своей дружиной поможешь одолеть Вадима.
   - Значит, туго приходится князю?
   - Туго не туго, а твоя помощь, не скрою, нужна. Каков будет твой ответ Гостомыслу?
   Рюрик задумался.
   "Нет ли тут какой хитрости?" - подумал он и сказал:
   - Иди, Буеслав, отдохни с дороги. Тебе дадут одежду и еду. Завтра получишь ответ.
   Хотя словене, прогнав варягов, не пускали их в свой Город, купцы с товарами по-прежнему ездили беспрепятственно, платя на заставах пошлину. Поэтому узнать, что происходит в Городе, не представляло особого труда.
   Рюрик велел найти на торгу двух купцов, которые сегодня приехали из Города, и привести к нему. Купцы рассказали, что вражда словенских старейшин с каждым днем становится злее, что их люди бьются друг с другом и убивают друг друга.
   Наутро Рюрик сказал Буеславу:
   - Передай Гостомыслу, что я приду, когда наступит полнолуние. Пусть его люди с половиной годовой дани ждут на берегу Волхова, на мысу, что в трёх поприщах от Города.
   НОВГОРОД
   - Воеводы и мужи, дружина! - сказал Рюрик. - Наступила наша пора. Ныне вернём прежнее, а может, добавим и новое. Ныне пойдём к словенам.
   Дружина зашумела. И в этом гуле голосов слышались разные речи: молодые радовались походу, добыче, бывалые воины, которым уже приходилось биться со словенскими дружинами Гостомысла и Вадима, говорили, что прежде, чем выступать на словен, нужно крепко подумать.
   - Дружина! - продолжал между тем Рюрик. - Гостомысл сам призывает нас в свою дружину и обещает платить дань, какую платил. Но, хотя зовёт нас словенский князь не на войну, будьте готовы к битвам.