Старик оглянулся, увидел Ролава, но, вместо того чтобы убежать, он ещё быстрее заковылял к поверженному.
И в тот самый миг, когда Ролав, осадив лошадь, хотел поразить старика копьём, тот упал на дружинника и вонзил ему нож в горло.
Ролав бросил взгляд на убитого: это был Веред, старый знакомый, тот самый дружинник, у которого был нож Акуна.
Старик повернул лицо к Ролаву и сказал:
- Теперь убивай, я свой долг отплатил.
Ролав поднял копьё, но неожиданно замер и, пристально глядя на старика, опустил копьё.
Лицо старика пересекал глубокий шрам. Такой же шрам был у Акуна. Ролав попытался вспомнить лицо брата, но не смог. Помнилось только, что был шрам.
- Ты славянин, старик?
- Да.
- Как твоё имя?
- Теперь зовут Акинф.
- А как звали прежде?
- Я имел много имён.
Ролав вглядывался в его лицо и старался вызвать в памяти черты Акуна, чтобы сравнить с этим изувеченным временем и превратностями судьбы лицом. Шрам на лице старика - через лоб, разорванную бровь и щёку - был похож и не похож на шрам Акуна. Помнится, на лице брата он выделялся резко, а тут был бледен и, сходя на нет, терялся в морщинах и других шрамах.
Какой-то внезапно охвативший его страх мешал Ролаву спросить прямо: "Ты - Акун?" Он боялся услышать в ответ:
"Нет".
- Давно у тебя этот шрам? - спросил он.
- О каком шраме ты спрашиваешь?
- Что на лбу и щеке.
- Давно.
- Медведь?
- Медведь.
Внезапно осевшим голосом, почти шёпотом и как будто через силу Ролав произнёс:
- Акун...
Старик вздрогнул, поднял голову, и они с Ролавом впервые встретились глазами.
- Акун, - повторил Ролав, - это ты?
- Да, когда-то меня звали так.
- Акун, ты меня не узнаёшь?
- Нет, господин.
- Я - Ролав... Твой брат Ролав... Ну? Узнаёшь? Смотри, вот твой нож... Я искал тебя везде...
Старик покачнулся и упал.
Ролав бросился к нему.
- Кто это? - спросил подъехавший Олег,
- Брат... Акун... - Ролав приложил ухо к груди старика и сказал: - Он жив.
Когда Олег вернулся в лагерь, ему сообщили, что взяли в плен какого-то византийского военачальника, который с отрядом апелатов пытался прорваться к осаждённым.
Олег захотел взглянуть на пленного и приказал привести его.
Пленник был изранен и еле стоял на ногах.
Два дружинника вели его, поддерживая и подталкивая.
Глядя на Олега страдающими и полными ненависти глазами, пленный вдруг принялся что-то выкрикивать зло и отчаянно.
- Кто он и что говорит? - спросил Олег Стемида.
- Это стратиг, по-нашему, воевода, - объяснял Стемид. - А говорит он, что нам никогда не взять на щит Царьград, так как в былые времена и более могущественные, чем ты, князь, владыки приходили сюда, и те не смогли взять.
- Что ещё он говорит? - спросил Олег замолчавшего Стемида.
- Ругает нас и говорит, что им было откровение, будто Цррьград падёт перед нечестивыми скифами - они нас так зовут - лишь тогда, когда наши корабли пойдут по суше, как по воде.
Олег задумался и неожиданно хлопнул стратига по плечу и весело рассмеялся.
- Стемид, спроси, от кого он слышал про это пророчество.
- Он отвечает, что о нём знают все в городе, так сказал император.
- Скажи, что мы и есть те самые, чьи ладьи ходят по суху, как по воде.
Пленный, выслушав Стемида, презрительно сплюнул и коротко ответил:
- Он говорит, что такого чуда не может быть.
- Это я и без перевода понял, - снова засмеялся Олег. - Воеводу этого не убивайте, пусть своими глазами посмотрит на чудо.
В тот же вечер Олег повелел всем князьям и воеводам племён, пришедших с ним под Царьград - варягам, словенам, чуди, кривичам, мери, древлянам, радимичам, полянам, северянам, вятичам, хорватам, дулебам, тиверцам, собраться на совет к его шатру.
Олег сказал:
- Царьград можно взять только со стороны залива, а в залив преграждает путь проклятая цепь. Кабы не цепь, давно бы город был наш.
- То-то, кабы не цепь, а что с ней поделаешь? - послышались голоса.
- Если по морю ладьям не пройти через цепь, так переправим их по берегу, как переправляют у нас на волоках.
- Дело говоришь, - обрадовались князья и воеводы.
Наступила ночь. В Царьграде в домах горели огни.
На противоположном берегу залива, в русском лагере, шло шумное веселье.
У князя Олега пировали все воеводы, не было только Ролава.
Он в своём шатре сидел у изголовья Акуна.
Брат умирал.
Он умирал спокойно, в полном сознании.
- Теперь мне смерть не страшна, - сказал он. - Я отомстил. Тысячу раз у меня было желание умереть, потому что лучше смерть, чем такая жизнь, какая была у меня, проданного в рабство. Но каждый раз я прогонял эти мысли, потому что поклялся найти Вереда и отомстить ему.
И теперь отомстил.
Акун рассказал, как была разорена Освея.
На следующий день, как Ролав ушёл проверять охотничьи угодья, на деревню нагрянула дружина варягов - свеев. Их привёл дружинник ладожского князя Рюрика Веред, его в деревне знали. Остальные же воины были не из дружины Рюрика, они, как Акун понял потом, промышляли сами по себе.
Жители Освеи, думая, что они явились за данью, вынесли всё положенное. Дружинники забрали мёд, воск, меха, увязали во вьюки, под вьюки взяли ещё лошадей. Потом вдруг накинулись на людей. Часть дружинников стерегла людей на улице, часть побежала искать по домам.
Молодых выгоняли, стариков убивали, потому что старики им были ни к чему, их не продашь.
А Веред шастал со свеями из избы в избу и приговаривал:
- Всех, всех убивайте, чтобы ни одной души живой здесь не осталось, ни одного глаза, который видел меня.
Оставшихся в живых пересчитал по головам.
Предводитель свеев Торстен - Собачий хвост сказал:
- На твою долю, Веред, приходится пятнадцать человек.
Получай плату за них, - и он отсчитал Вереду серебро. - Остальное получишь, когда выведешь нас из этих лесов к морю.
Пленников погнали через леса.
Акун пытался убежать по пути, но его поймали, избили, тогда-то Веред и отнял у него нож.
У моря свей уплатили Вереду остальное. Он сказал им:
- Только, как уговорились, чтоб ни один человек из них не попал в словенские земли.
- Не бойся, - заверил его Торстен, - мы их увезём далеко.
Свей поплыли на юго-запад, в тёплые моря. В Аквитанском море на них напали морские разбойники, свеев перебили, а рабы стали добычей победителей.
Много стран и хозяев переменил Акун, пока очутился в Царьграде.
И повсюду, куда ни забрасывала его судьба, он искал Вереда.
Увидел он его с городской стены несколько дней назад и ушёл из-под защиты стен в горящее предместье. Он нашёл Вереда и следил за ним, ожидая удобной минуты...
- Силы мои иссякли, - закончил свой рассказ Акун, - я не мог больше ждать, я должен был решиться. Я знал, что меня убьют, но мне было всё равно...
Ночью Акун умер.
ПО СУШЕ, КАК ПО МОРЮ
После совета целую неделю под стенами Царьграда стояла тишина, ни одного приступа. Царьградцы недоумевали.
А в русском лагере готовились к решительному бою.
На волоках по суше переправляли ладьи по-разному. Где недалеко, то поднимали всей дружиной на плечи и несли.
А где волок подлиннее, подлаживали под ладьи колёса на крепких дубовых осях и катили ладьи, словно телеги.
Олег повелел ставить ладьи на колёса. Был у него умысел не только преодолеть преграду, но ещё и устрашить надменных царьградцев видом сбывшегося их же собственного пророчества.
Ладьи поставили на колёса.
Неделю спустя, на рассвете, подул ветер в сторону города, на Олеговых ладьях воины подняли паруса. Ударил ветер в паруса и понёс ладьи.
Когда со стен города увидели, что бессчётные ладьи Великой Скифии бегут по равнинному Галатскому мысу под белыми парусами по суху, как по воде, великий страх объял царьградцев: сбылось роковое пророчество.
Раскрылись царьградские ворота, и из них вышли навстречу Олегу царские послы - епископы, игумены монастырей, первые вельможи.
Остановились ладьи. Олег вышел к послам.
- Пощади, князь, наш город, не рушь палат и храмов, - взмолились послы. - Дадим тебе дань, какую скажешь, за то, чтобы ты удалился в свои земли с миром.
Усмехнулся Олег, повернулся к своим воеводам:
- Как мыслите, князья и воеводы, возьмём город на щит или, не бившись, заберём золото, серебро и иную дань?
Горячие головы кричат:
- Без боя нам достанется лишь часть их богатств, а с боем всё будет наше.
Но верх взяли всё-таки разумнейшие из князей и воевод.
- В битве не знаешь, то ли останешься жив, то ли убьют тебя, а мёртвому ничего не надобно. Лучше порешить дело миром, но дань взять большую.
Выслушал их Олег и говорит послам:
- Дань будет такая. Первое: дадите по двенадцать гривен на человека, а всех нас две тысячи кораблей и в каждом по сорок мужей. Второе: будете платить уклады русским городам Киеву, Чернигову, Переяславлю, Полоцку, Ростову и прочим городам, в которых сидят князья. А ещё дадите пищу и питие всему моему войску вволю. Когда же домой пойдём, дадите всё нужное на дорогу: еду, якоря, паруса, верёвки.
Чем дальше говорил Олег, тем ниже склонялись головы послов. Когда же он замолчал, самый старший и чиновный среди послов - логофет дрома - сказал:
- Мы согласны, князь.
Казначей в ужасе шепнул логофету дрома:
- Во всей Византии нет столько золота, сколько он спрашивает. Мы не в силах уплатить столько...
- Сейчас надо во что бы то ни стало спасти город от разрушения, а потом сторгуемся, - быстро ответил логофет дрома и, поклонившись Олегу, торжественно проговорил: - Божественный император наш Лев VI приглашает тебя, князь Великой Скифии, с твоими стратигами посетить его дворец.
Веем же твоим воинам будет доставлено угощение в лагерь.
- Приглашает - придём, - ответил Олег.
ОЛЕГ В ИМПЕРАТОРСКОМ ДВОРЦЕ
У городских ворот Олега встретили, униженно кланяясь, патриарх, священники в полном облачении и весь синклит.
Олег и дружина ехали по улицам на конях, а знатнейшие царьградские вельможи шля рядом, пешие.
Князь смотрел по сторонам на дворцы, колоннады, торговые галереи, храмы и думал: действительно, богатый город, Смотрел на людей, которые стояли тесной и тихой толпой у стен и со страхом и подобострастием взирали на грозных победителей, были тут люди в богатых одеждах, но больше бедняков в лохмотьях.
При входе в императорский дворец слуги преградили Олегу дорогу. Препозит - распорядитель дворцовым церемокиалом, - - кланяясь, что-то вкрадчиво сказал, обращаясь к Олегу.
Стемид перевел.
- Он говорит, что не положено входить в императорские покои с оружием и просит отдать слугам мечи.
- Мечи привели нас сюда, и мы войдём с ними, - ответил Олег и оттолкнул препозита.
Препозит, извернувшись, побежал впереди, указывая дорогу, и двери перед ними раскрывались как бы сами собой.
Наконец вошли в обширный зал, в котором свет лился с потолка. В противоположном от входных дверей конце зала, сверкая и переливаясь золотом, возвышался императорский трои, на котором восседал император. Он был в пурпурной г-штии, на голове - диадема, на груди - золотая цепь, в руках - скипетр.
Перед троном стояло золотое дерево с золотыми листьями, с-?эди листьев на ветках сидели золотые птицы. Как только Олег вступил в тронный зал, птицы захлопали крыльями и запели.
По обеим сторонам трона сидели огромные золотые львы.
Они раскрывали пасти, били хвостами об пол и издавали устрашающий рык.
Услышав этот рык, Олег вздрогнул и схватился за меч, но, увидев, что львы не живые, успокоился.
Император полагал, что эти львы нагонят на диких скифов страху, какой они нагоняли обычно на иноземцев, но тут он просчитался.
Император сошёл с трона и двинулся навстречу Олегу, протягивая руки.
- Мы желаем жить с вами в любви верной и нерушимой, - заговорил он, - и ради того приносим вам дары и даём торжественную клятву блюсти неколебимую и неизменную дружбу с русскими князьями.
В зал вошли слуги с дарами. Подходя один за другим, они складывали к ногам Олега драгоценные блюда, кубки, златотканые одежды и материи. Гора сокровищ росла и росла...
Затем Лев VI пригласил Олега с князьями и воеводами в другой зал, где было приготовлено всё для пиршества.
Но Олег, боясь отравы, отказался от угощения и вернулся в лагерь.
Писцы императора Льва VI составляли мирный договор, чтобы утвердить мир не только словесным согласием, но и записанными речами и условиями.
Условий было много, всё надо было предусмотреть: и как мир соблюдать, и как купцам русским в Царьград, а царьградским на Русь ездить, чтобы ни тем, ни другим урона не чинить, и какие дани платить Царьграду Руси, и как споры решать, коли случатся, между Русью и царьградцами.
Олег поручил Стемиду крепко следить за тем, чтобы всё правильно записали царьградские писцы в том договоре.
И особо сказал, чтобы вписали условие о полонянниках: если кто из русских пленных окажется в рабстве в Царьграде, то возвратить его на Русь и возвратившему будет уплачена цена, за которую выкупил он полонянника, из княжеской казны.
Отправляясь домой на Русь, Олег повелел укрепить вверху на главных Золотых воротах Царьграда свой боевой щит, чтобы царьградцы всегда помнили свои клятвы и обещания.
РУССКАЯ ЗЕМЛЯ
Олег возвратился в Киев с великой честью и богатой данью.
И покатились спокойные дни, складываясь в благополучные годы. Замирённые, покорились соседи, богатая дань текла в Киев со всех сторон.
У Ольги и Игоря родился сын. Мальчику дали имя многообещающее, пророчащее - Святослав.
Покойное течение времени в пятое лето после похода на Царьград смутило непонятное небесное знамение. В конце месяца липеня каждый день с наступлением сумерек на западе являлась яркая, затмевающая все остальные вокруг себя звезда в виде копья.
Волхвы говорили, что не к добру это небесное знамение.
Десять дней всходила на небе копьевидная звезда, смущая умы и наводя страх.
Однако десять дней спустя копьё стало бледнеть и пропало вовсе, а никаких бед не последовало: ни нашествия, ни засухи, ни ливней, ни морового поветрия. Волхвы ошиблись.
Мало-помалу люди успокоились.
Однажды на пиру вспомнил Олег своего коня Летыша и спросил конюшего:
- - Где ныне мой любимый конь, от которого, как предсказывали волхвы, мне суждено принять смерть?
- Господин, тому уже третий год, как Летыш пал, - ответил конюший.
- Он пал, а я жив, - сказал Олег. - Отыщите тех волхвов и приведите сюда.
Волхвов отыскали, привели на княжий двор.
- Ложны ваши злые пророчества, лживы ваши слова, - сказал им Олег, а конюшему приказал: - Веди туда, где лежат кости Летыша, хочу увидеть их своими глазами.
Княеь с воеводами и дружиной сел на коня и поехал в поле.
Конюший привёл его к груде белых костей и белому конскому черепу.
- Вот кости Летыша.
Олег сошёл с седла и ступил ногой на конский череп.
- От этих ли костей будет мне смерть? - усмехнулся он.
Но вдруг из конского черепа выползла большая змея и ужалила князя в ногу, прокусив тонкий красный сапог,,.
"И ДАЛИ ЕМУ ЛЮДИ ПРОЗВАНИЕ - ВЕЩИЙ..."
На тризну по Олегу съехались князья и старейшины всех княжеств и земель, подвластных умершему князю.
Вокруг Киева на холмах и в долинах встали бесчисленные лагеря, шатры, палатки, загорелись костры, послышалась разноязыкая речь. Буйные сотоварищи Олега по походам поминали князя, как положено, пиршествами и воинскими ристаниями, в которых полтора десятка бойцов лишились жизни, а ран и увечий никто не считал.
Киев стал похож на осаждённый город.
В княжьей гриднице на поминном пиру за столами сидели князья и воеводы.
Во главе стола на княжеском престоле восседали Игорь и Ольга.
К Игорю подошёл молодой воевода Свенельд, тихо сказал на ухо:
- Князь, наши дружинники подрались с древлянами.
Их розняли, а древляне орут, хвастают: "Старый волчище, что нас примучил, помер, а молодому мы сами брюхо распорем". Мы их связали на всякий случай. Что повелишь делать, князь?
Ударила Игорю кровь в голову, рука сама схватилась за рукоять меча, кинул он гневный взгляд на древлянского князя Мала.
Но Ольга перехватила его руку на рукояти, зашептала:
- Опомнись, князь! Мечом голову снести не велик труд, да потом не приставишь. Надо прежде разузнать - то ли это пьяная похвальба, то ли они выболтали тайные мысли их князя.
А в другое ухо Стемид шепчет:
- Обнажишь меч - непоправимая беда может быть.
Поверь моим сединам, не единожды бывало, что торопливым гневом в единую минуту разрушалось созидаемое долгими годами.
- И то, князь, не годится на тризне свару устраивать, - сказал Ролав. Ужо будет время проучить Мала, если виновен.
- Ну, что делать, князь, с древлянами? - снова спросил Свенельд.
- Бес их знает, что с ними делать... Может, правда, не они сами, а хмель за них говорит. Что с ними делать, княгиня? - склонился он к Ольге.
Ольга благодарно сжала его руку.
- Вели древлян отпустить, попеняв, чтобы не пили до потери разума и не говорили дерзко о хозяевах.
- Сделай, как говорит княгиня, - сказал Игорь Свенельду.
Когда же воевода ушёл, Ольга добавила:
- А слова их запомни.
Только глубокой ночью обессиленно затих шум пиршества, и всё погрузилось в сон.
Тёмен стал княжеский дворец.
Лишь в покое Стемида, в маленькой горнице под крышей, светилось окно.
При свете жёлтого, ласкового пламени восковой свечи Стемид выводил буквы на белом листе пергамента, выстраивая одну плотную строку за другой. Время от времени он отрывался от письма с поднятым вверх пером (как бы не капнуть чернилами), задумывался, вспоминая...
С годами он всё более и более любил ночные тихие часы, когда ничто не отвлекает от размышлений и можно без помехи предаваться труду писания, требующего покоя и одиночества.
Год за годом вёл Стемид летопись княжения Олега, ныне наступила пора сказать последнее слово.
Писал Стемид.
"Сей князь собрал под своею рукою многие племена Русской земли воедино, и стала единая могучая держава - Русь.
И другие царства и княжества не смели воевать её, но желали жить с нею в согласии.
На Руси же Олег поставил многие города, и дабы не было споров и свары, а был мир, установил раз и навсегда постоянную дань, которую должны племена платить ему и дружине.
Был князь Олег - муж великого разума и мудрости.
Было ему ведомо многое, чего не ведали другие, посему и дали ему люди прозвание - вещий".
Так писал Стемид для далёких потомков, твёрдо веруя, что записанное памяти ради не будет предано забвению ни в какие предбудущие времена...
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Девятый век был бурным временем в истории племён, живших на широких пространствах Восточной Европы.
Тысячелетия люди здесь жили родами, то есть все родственники вместе.
Всё у них было общее: добыча, урожай. Поэтому в роде не было ни богатых, ни бедных - все были равны. Руководили родом старейшины наиболее мудрые и уважаемые члены рода. Старейшины работали наравне со всеми.
Несколько родов, родственных между собой, говорящих на одном языке и живших по соседству, составляли племя.
Но потом этот установленный веками порядок начал рушиться.
Прежде, когда люди умели делать только каменные топоры и костяные стрелы, когда поле обрабатывали мотыгами, они были вынуждены охотиться и работать вместе, потому что одному с таким оружием крупного зверя не добыть и в одиночку мотыгой поле не поднять. Но люди научились изготовлять оружие из железа и пахать землю сохой. Вооружённый таким оружием человек один мог убить любого зверя, а сохой вспахать всё поле.
Но зато уж и урожай он не отдавал всему роду, а оставлял для своей семьи.
Добыча и урожай у одних были богаче, у других беднее, появились богатые и бедные.
Старейшины, пользуясь своей властью, отбирали у каждой семьи часть добычи и урожая, а сами уже не работали. Так появилось разделение между рядовыми членами рода и правителями-старейшинами, так появились вожди и князья.
В это же время между родами одного племени начинается борьба за главенство в племени. Идёт борьба и между племенами.
Особенно сильной эта рознь стала к IX веку.
Среди нескольких соседних племён одно самое сильное подчиняет себе все остальные. Его вождь, или князь, становится князем всех этих племён, заставляет их платить себе дань и исполнять установленные им законы.
Родовая и племенная знать охотно подчиняются сильному князю, потому что князь и его дружина помогали им держать в повиновении бедняков, за счёт которых все они богатели.
Начинает складываться государство.
У восточнославянских племён было два района, где в IX веке складывалось государство: один в Приднепровье с центром в Киеве, другой в области, примыкающей к Финскому заливу, с центрами в Ладоге, Новгороде, Изборске. В Приднепровье возвышается племя полян-руси, а на северо-западе племя словен с влившимися в него пришлыми людьми - варягами.
Варягами на Руси называли разные племена, жившие по берегам Балтийского моря. Варяги, пришедшие в Новгородские земли, прежде жили на Балтийском побережье между Данией и Пруссией. Славяне на этих землях поселились за несколько столетий до IX века. Местное неславянское население смешалось с ними, перейдя на славянскую речь.
С VIII века территории, на которых жили эти племена, стремятся захватить германские племена франков и саксов. Идёт ожесточённая борьба.
И всё чаще жители прибрежных районов снимаются со своих мест и отправляются в море в поисках добычи и славы и более спокойного пристанища.
Они появляются в Скандинавии. Там их называют верингами: они служат воинами в наёмных отрядах. На самом севере Норвегии известен "Варяжский залив", там, видимо, было становище варяжских морских разбойников. В Византии они служат в дворцовой гвардии императоров.
Много варягов приходило и в земли полян и словен.
Позднее варягами стали называть разные прибалтийские племена, в том числе и скандинавские.
Славяне, как и многие другие народы, жившие с ними по соседству, в IX веке были язычниками. Они верили во множество богов. Богом плодородия почитался Род, богом войны, грома и молнии - Перун, богом богатства Велес, кроме того, славяне верили, что существуют боги лесов, полей, источников, жилища и очага - домовые, русалки и лешие. Всем этим богам славяне поклонялись, приносили жертвы.
Хранителями родовых преданий и верований были волхвы и ведуны.
Они имели большую власть над людьми, даже князья боялись и уважали их.
Волхвы и ведуны знали, как лечить травами и мазями болезни, люди верили, что боги открывали им тайны будущего. Они помнили родословную племени, следили за строгим сохранением обычаев и обрядов.
Хотя волхвы старались внушить своим соплеменникам, что язычество истинная вера, среди славян уже начала распространяться христианская религия.
У каждого языческого племени были свои боги. А государству нужна была религия, которая объединяла бы все племена. Такой религией было христианство. Первой русской княгиней, принявшей христианство, была Ольга, жена Игоря.
Христианство привлекало правителей молодых восточноевропейских государств. Однако народ, убеждённый и запуганный волхвами, глубоко верил в языческих богов. Только внук Ольги, князь Владимир Святославич, решился ввести на Руси христианство, но даже приняв христианство, люди долго ещё будут верить и в леших, и в домовых, и в русалок, и в старкгх языческих болов, которым по-прежнему будут поклоняться и приносить тайные жертвы.
Книга Вл. Муравьёва - художественный рассказ о переломкой эпохе перехода от родоплеменного строя к государству, от язычества к христианству. Наряду с действительными историческими событиями и лицами в повести действуют и вымышленные герои с придуманными биографиями.
Мы часто не можем точно воспроизвести события отдалённых эпох, потому что от тех времён сохранилось очень мало документов. Но взгляд и фантазия художника восстанавливают недостающие черты и эпизоды древних событий и тем самым помогают понять, как они могли протекать, как жили, о чём думали люди, положившие начало древнерусскому государству - основе нашей великой Родины.
А. Г. Кузьмин,
доктор исторических наук, профессор.
И в тот самый миг, когда Ролав, осадив лошадь, хотел поразить старика копьём, тот упал на дружинника и вонзил ему нож в горло.
Ролав бросил взгляд на убитого: это был Веред, старый знакомый, тот самый дружинник, у которого был нож Акуна.
Старик повернул лицо к Ролаву и сказал:
- Теперь убивай, я свой долг отплатил.
Ролав поднял копьё, но неожиданно замер и, пристально глядя на старика, опустил копьё.
Лицо старика пересекал глубокий шрам. Такой же шрам был у Акуна. Ролав попытался вспомнить лицо брата, но не смог. Помнилось только, что был шрам.
- Ты славянин, старик?
- Да.
- Как твоё имя?
- Теперь зовут Акинф.
- А как звали прежде?
- Я имел много имён.
Ролав вглядывался в его лицо и старался вызвать в памяти черты Акуна, чтобы сравнить с этим изувеченным временем и превратностями судьбы лицом. Шрам на лице старика - через лоб, разорванную бровь и щёку - был похож и не похож на шрам Акуна. Помнится, на лице брата он выделялся резко, а тут был бледен и, сходя на нет, терялся в морщинах и других шрамах.
Какой-то внезапно охвативший его страх мешал Ролаву спросить прямо: "Ты - Акун?" Он боялся услышать в ответ:
"Нет".
- Давно у тебя этот шрам? - спросил он.
- О каком шраме ты спрашиваешь?
- Что на лбу и щеке.
- Давно.
- Медведь?
- Медведь.
Внезапно осевшим голосом, почти шёпотом и как будто через силу Ролав произнёс:
- Акун...
Старик вздрогнул, поднял голову, и они с Ролавом впервые встретились глазами.
- Акун, - повторил Ролав, - это ты?
- Да, когда-то меня звали так.
- Акун, ты меня не узнаёшь?
- Нет, господин.
- Я - Ролав... Твой брат Ролав... Ну? Узнаёшь? Смотри, вот твой нож... Я искал тебя везде...
Старик покачнулся и упал.
Ролав бросился к нему.
- Кто это? - спросил подъехавший Олег,
- Брат... Акун... - Ролав приложил ухо к груди старика и сказал: - Он жив.
Когда Олег вернулся в лагерь, ему сообщили, что взяли в плен какого-то византийского военачальника, который с отрядом апелатов пытался прорваться к осаждённым.
Олег захотел взглянуть на пленного и приказал привести его.
Пленник был изранен и еле стоял на ногах.
Два дружинника вели его, поддерживая и подталкивая.
Глядя на Олега страдающими и полными ненависти глазами, пленный вдруг принялся что-то выкрикивать зло и отчаянно.
- Кто он и что говорит? - спросил Олег Стемида.
- Это стратиг, по-нашему, воевода, - объяснял Стемид. - А говорит он, что нам никогда не взять на щит Царьград, так как в былые времена и более могущественные, чем ты, князь, владыки приходили сюда, и те не смогли взять.
- Что ещё он говорит? - спросил Олег замолчавшего Стемида.
- Ругает нас и говорит, что им было откровение, будто Цррьград падёт перед нечестивыми скифами - они нас так зовут - лишь тогда, когда наши корабли пойдут по суше, как по воде.
Олег задумался и неожиданно хлопнул стратига по плечу и весело рассмеялся.
- Стемид, спроси, от кого он слышал про это пророчество.
- Он отвечает, что о нём знают все в городе, так сказал император.
- Скажи, что мы и есть те самые, чьи ладьи ходят по суху, как по воде.
Пленный, выслушав Стемида, презрительно сплюнул и коротко ответил:
- Он говорит, что такого чуда не может быть.
- Это я и без перевода понял, - снова засмеялся Олег. - Воеводу этого не убивайте, пусть своими глазами посмотрит на чудо.
В тот же вечер Олег повелел всем князьям и воеводам племён, пришедших с ним под Царьград - варягам, словенам, чуди, кривичам, мери, древлянам, радимичам, полянам, северянам, вятичам, хорватам, дулебам, тиверцам, собраться на совет к его шатру.
Олег сказал:
- Царьград можно взять только со стороны залива, а в залив преграждает путь проклятая цепь. Кабы не цепь, давно бы город был наш.
- То-то, кабы не цепь, а что с ней поделаешь? - послышались голоса.
- Если по морю ладьям не пройти через цепь, так переправим их по берегу, как переправляют у нас на волоках.
- Дело говоришь, - обрадовались князья и воеводы.
Наступила ночь. В Царьграде в домах горели огни.
На противоположном берегу залива, в русском лагере, шло шумное веселье.
У князя Олега пировали все воеводы, не было только Ролава.
Он в своём шатре сидел у изголовья Акуна.
Брат умирал.
Он умирал спокойно, в полном сознании.
- Теперь мне смерть не страшна, - сказал он. - Я отомстил. Тысячу раз у меня было желание умереть, потому что лучше смерть, чем такая жизнь, какая была у меня, проданного в рабство. Но каждый раз я прогонял эти мысли, потому что поклялся найти Вереда и отомстить ему.
И теперь отомстил.
Акун рассказал, как была разорена Освея.
На следующий день, как Ролав ушёл проверять охотничьи угодья, на деревню нагрянула дружина варягов - свеев. Их привёл дружинник ладожского князя Рюрика Веред, его в деревне знали. Остальные же воины были не из дружины Рюрика, они, как Акун понял потом, промышляли сами по себе.
Жители Освеи, думая, что они явились за данью, вынесли всё положенное. Дружинники забрали мёд, воск, меха, увязали во вьюки, под вьюки взяли ещё лошадей. Потом вдруг накинулись на людей. Часть дружинников стерегла людей на улице, часть побежала искать по домам.
Молодых выгоняли, стариков убивали, потому что старики им были ни к чему, их не продашь.
А Веред шастал со свеями из избы в избу и приговаривал:
- Всех, всех убивайте, чтобы ни одной души живой здесь не осталось, ни одного глаза, который видел меня.
Оставшихся в живых пересчитал по головам.
Предводитель свеев Торстен - Собачий хвост сказал:
- На твою долю, Веред, приходится пятнадцать человек.
Получай плату за них, - и он отсчитал Вереду серебро. - Остальное получишь, когда выведешь нас из этих лесов к морю.
Пленников погнали через леса.
Акун пытался убежать по пути, но его поймали, избили, тогда-то Веред и отнял у него нож.
У моря свей уплатили Вереду остальное. Он сказал им:
- Только, как уговорились, чтоб ни один человек из них не попал в словенские земли.
- Не бойся, - заверил его Торстен, - мы их увезём далеко.
Свей поплыли на юго-запад, в тёплые моря. В Аквитанском море на них напали морские разбойники, свеев перебили, а рабы стали добычей победителей.
Много стран и хозяев переменил Акун, пока очутился в Царьграде.
И повсюду, куда ни забрасывала его судьба, он искал Вереда.
Увидел он его с городской стены несколько дней назад и ушёл из-под защиты стен в горящее предместье. Он нашёл Вереда и следил за ним, ожидая удобной минуты...
- Силы мои иссякли, - закончил свой рассказ Акун, - я не мог больше ждать, я должен был решиться. Я знал, что меня убьют, но мне было всё равно...
Ночью Акун умер.
ПО СУШЕ, КАК ПО МОРЮ
После совета целую неделю под стенами Царьграда стояла тишина, ни одного приступа. Царьградцы недоумевали.
А в русском лагере готовились к решительному бою.
На волоках по суше переправляли ладьи по-разному. Где недалеко, то поднимали всей дружиной на плечи и несли.
А где волок подлиннее, подлаживали под ладьи колёса на крепких дубовых осях и катили ладьи, словно телеги.
Олег повелел ставить ладьи на колёса. Был у него умысел не только преодолеть преграду, но ещё и устрашить надменных царьградцев видом сбывшегося их же собственного пророчества.
Ладьи поставили на колёса.
Неделю спустя, на рассвете, подул ветер в сторону города, на Олеговых ладьях воины подняли паруса. Ударил ветер в паруса и понёс ладьи.
Когда со стен города увидели, что бессчётные ладьи Великой Скифии бегут по равнинному Галатскому мысу под белыми парусами по суху, как по воде, великий страх объял царьградцев: сбылось роковое пророчество.
Раскрылись царьградские ворота, и из них вышли навстречу Олегу царские послы - епископы, игумены монастырей, первые вельможи.
Остановились ладьи. Олег вышел к послам.
- Пощади, князь, наш город, не рушь палат и храмов, - взмолились послы. - Дадим тебе дань, какую скажешь, за то, чтобы ты удалился в свои земли с миром.
Усмехнулся Олег, повернулся к своим воеводам:
- Как мыслите, князья и воеводы, возьмём город на щит или, не бившись, заберём золото, серебро и иную дань?
Горячие головы кричат:
- Без боя нам достанется лишь часть их богатств, а с боем всё будет наше.
Но верх взяли всё-таки разумнейшие из князей и воевод.
- В битве не знаешь, то ли останешься жив, то ли убьют тебя, а мёртвому ничего не надобно. Лучше порешить дело миром, но дань взять большую.
Выслушал их Олег и говорит послам:
- Дань будет такая. Первое: дадите по двенадцать гривен на человека, а всех нас две тысячи кораблей и в каждом по сорок мужей. Второе: будете платить уклады русским городам Киеву, Чернигову, Переяславлю, Полоцку, Ростову и прочим городам, в которых сидят князья. А ещё дадите пищу и питие всему моему войску вволю. Когда же домой пойдём, дадите всё нужное на дорогу: еду, якоря, паруса, верёвки.
Чем дальше говорил Олег, тем ниже склонялись головы послов. Когда же он замолчал, самый старший и чиновный среди послов - логофет дрома - сказал:
- Мы согласны, князь.
Казначей в ужасе шепнул логофету дрома:
- Во всей Византии нет столько золота, сколько он спрашивает. Мы не в силах уплатить столько...
- Сейчас надо во что бы то ни стало спасти город от разрушения, а потом сторгуемся, - быстро ответил логофет дрома и, поклонившись Олегу, торжественно проговорил: - Божественный император наш Лев VI приглашает тебя, князь Великой Скифии, с твоими стратигами посетить его дворец.
Веем же твоим воинам будет доставлено угощение в лагерь.
- Приглашает - придём, - ответил Олег.
ОЛЕГ В ИМПЕРАТОРСКОМ ДВОРЦЕ
У городских ворот Олега встретили, униженно кланяясь, патриарх, священники в полном облачении и весь синклит.
Олег и дружина ехали по улицам на конях, а знатнейшие царьградские вельможи шля рядом, пешие.
Князь смотрел по сторонам на дворцы, колоннады, торговые галереи, храмы и думал: действительно, богатый город, Смотрел на людей, которые стояли тесной и тихой толпой у стен и со страхом и подобострастием взирали на грозных победителей, были тут люди в богатых одеждах, но больше бедняков в лохмотьях.
При входе в императорский дворец слуги преградили Олегу дорогу. Препозит - распорядитель дворцовым церемокиалом, - - кланяясь, что-то вкрадчиво сказал, обращаясь к Олегу.
Стемид перевел.
- Он говорит, что не положено входить в императорские покои с оружием и просит отдать слугам мечи.
- Мечи привели нас сюда, и мы войдём с ними, - ответил Олег и оттолкнул препозита.
Препозит, извернувшись, побежал впереди, указывая дорогу, и двери перед ними раскрывались как бы сами собой.
Наконец вошли в обширный зал, в котором свет лился с потолка. В противоположном от входных дверей конце зала, сверкая и переливаясь золотом, возвышался императорский трои, на котором восседал император. Он был в пурпурной г-штии, на голове - диадема, на груди - золотая цепь, в руках - скипетр.
Перед троном стояло золотое дерево с золотыми листьями, с-?эди листьев на ветках сидели золотые птицы. Как только Олег вступил в тронный зал, птицы захлопали крыльями и запели.
По обеим сторонам трона сидели огромные золотые львы.
Они раскрывали пасти, били хвостами об пол и издавали устрашающий рык.
Услышав этот рык, Олег вздрогнул и схватился за меч, но, увидев, что львы не живые, успокоился.
Император полагал, что эти львы нагонят на диких скифов страху, какой они нагоняли обычно на иноземцев, но тут он просчитался.
Император сошёл с трона и двинулся навстречу Олегу, протягивая руки.
- Мы желаем жить с вами в любви верной и нерушимой, - заговорил он, - и ради того приносим вам дары и даём торжественную клятву блюсти неколебимую и неизменную дружбу с русскими князьями.
В зал вошли слуги с дарами. Подходя один за другим, они складывали к ногам Олега драгоценные блюда, кубки, златотканые одежды и материи. Гора сокровищ росла и росла...
Затем Лев VI пригласил Олега с князьями и воеводами в другой зал, где было приготовлено всё для пиршества.
Но Олег, боясь отравы, отказался от угощения и вернулся в лагерь.
Писцы императора Льва VI составляли мирный договор, чтобы утвердить мир не только словесным согласием, но и записанными речами и условиями.
Условий было много, всё надо было предусмотреть: и как мир соблюдать, и как купцам русским в Царьград, а царьградским на Русь ездить, чтобы ни тем, ни другим урона не чинить, и какие дани платить Царьграду Руси, и как споры решать, коли случатся, между Русью и царьградцами.
Олег поручил Стемиду крепко следить за тем, чтобы всё правильно записали царьградские писцы в том договоре.
И особо сказал, чтобы вписали условие о полонянниках: если кто из русских пленных окажется в рабстве в Царьграде, то возвратить его на Русь и возвратившему будет уплачена цена, за которую выкупил он полонянника, из княжеской казны.
Отправляясь домой на Русь, Олег повелел укрепить вверху на главных Золотых воротах Царьграда свой боевой щит, чтобы царьградцы всегда помнили свои клятвы и обещания.
РУССКАЯ ЗЕМЛЯ
Олег возвратился в Киев с великой честью и богатой данью.
И покатились спокойные дни, складываясь в благополучные годы. Замирённые, покорились соседи, богатая дань текла в Киев со всех сторон.
У Ольги и Игоря родился сын. Мальчику дали имя многообещающее, пророчащее - Святослав.
Покойное течение времени в пятое лето после похода на Царьград смутило непонятное небесное знамение. В конце месяца липеня каждый день с наступлением сумерек на западе являлась яркая, затмевающая все остальные вокруг себя звезда в виде копья.
Волхвы говорили, что не к добру это небесное знамение.
Десять дней всходила на небе копьевидная звезда, смущая умы и наводя страх.
Однако десять дней спустя копьё стало бледнеть и пропало вовсе, а никаких бед не последовало: ни нашествия, ни засухи, ни ливней, ни морового поветрия. Волхвы ошиблись.
Мало-помалу люди успокоились.
Однажды на пиру вспомнил Олег своего коня Летыша и спросил конюшего:
- - Где ныне мой любимый конь, от которого, как предсказывали волхвы, мне суждено принять смерть?
- Господин, тому уже третий год, как Летыш пал, - ответил конюший.
- Он пал, а я жив, - сказал Олег. - Отыщите тех волхвов и приведите сюда.
Волхвов отыскали, привели на княжий двор.
- Ложны ваши злые пророчества, лживы ваши слова, - сказал им Олег, а конюшему приказал: - Веди туда, где лежат кости Летыша, хочу увидеть их своими глазами.
Княеь с воеводами и дружиной сел на коня и поехал в поле.
Конюший привёл его к груде белых костей и белому конскому черепу.
- Вот кости Летыша.
Олег сошёл с седла и ступил ногой на конский череп.
- От этих ли костей будет мне смерть? - усмехнулся он.
Но вдруг из конского черепа выползла большая змея и ужалила князя в ногу, прокусив тонкий красный сапог,,.
"И ДАЛИ ЕМУ ЛЮДИ ПРОЗВАНИЕ - ВЕЩИЙ..."
На тризну по Олегу съехались князья и старейшины всех княжеств и земель, подвластных умершему князю.
Вокруг Киева на холмах и в долинах встали бесчисленные лагеря, шатры, палатки, загорелись костры, послышалась разноязыкая речь. Буйные сотоварищи Олега по походам поминали князя, как положено, пиршествами и воинскими ристаниями, в которых полтора десятка бойцов лишились жизни, а ран и увечий никто не считал.
Киев стал похож на осаждённый город.
В княжьей гриднице на поминном пиру за столами сидели князья и воеводы.
Во главе стола на княжеском престоле восседали Игорь и Ольга.
К Игорю подошёл молодой воевода Свенельд, тихо сказал на ухо:
- Князь, наши дружинники подрались с древлянами.
Их розняли, а древляне орут, хвастают: "Старый волчище, что нас примучил, помер, а молодому мы сами брюхо распорем". Мы их связали на всякий случай. Что повелишь делать, князь?
Ударила Игорю кровь в голову, рука сама схватилась за рукоять меча, кинул он гневный взгляд на древлянского князя Мала.
Но Ольга перехватила его руку на рукояти, зашептала:
- Опомнись, князь! Мечом голову снести не велик труд, да потом не приставишь. Надо прежде разузнать - то ли это пьяная похвальба, то ли они выболтали тайные мысли их князя.
А в другое ухо Стемид шепчет:
- Обнажишь меч - непоправимая беда может быть.
Поверь моим сединам, не единожды бывало, что торопливым гневом в единую минуту разрушалось созидаемое долгими годами.
- И то, князь, не годится на тризне свару устраивать, - сказал Ролав. Ужо будет время проучить Мала, если виновен.
- Ну, что делать, князь, с древлянами? - снова спросил Свенельд.
- Бес их знает, что с ними делать... Может, правда, не они сами, а хмель за них говорит. Что с ними делать, княгиня? - склонился он к Ольге.
Ольга благодарно сжала его руку.
- Вели древлян отпустить, попеняв, чтобы не пили до потери разума и не говорили дерзко о хозяевах.
- Сделай, как говорит княгиня, - сказал Игорь Свенельду.
Когда же воевода ушёл, Ольга добавила:
- А слова их запомни.
Только глубокой ночью обессиленно затих шум пиршества, и всё погрузилось в сон.
Тёмен стал княжеский дворец.
Лишь в покое Стемида, в маленькой горнице под крышей, светилось окно.
При свете жёлтого, ласкового пламени восковой свечи Стемид выводил буквы на белом листе пергамента, выстраивая одну плотную строку за другой. Время от времени он отрывался от письма с поднятым вверх пером (как бы не капнуть чернилами), задумывался, вспоминая...
С годами он всё более и более любил ночные тихие часы, когда ничто не отвлекает от размышлений и можно без помехи предаваться труду писания, требующего покоя и одиночества.
Год за годом вёл Стемид летопись княжения Олега, ныне наступила пора сказать последнее слово.
Писал Стемид.
"Сей князь собрал под своею рукою многие племена Русской земли воедино, и стала единая могучая держава - Русь.
И другие царства и княжества не смели воевать её, но желали жить с нею в согласии.
На Руси же Олег поставил многие города, и дабы не было споров и свары, а был мир, установил раз и навсегда постоянную дань, которую должны племена платить ему и дружине.
Был князь Олег - муж великого разума и мудрости.
Было ему ведомо многое, чего не ведали другие, посему и дали ему люди прозвание - вещий".
Так писал Стемид для далёких потомков, твёрдо веруя, что записанное памяти ради не будет предано забвению ни в какие предбудущие времена...
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Девятый век был бурным временем в истории племён, живших на широких пространствах Восточной Европы.
Тысячелетия люди здесь жили родами, то есть все родственники вместе.
Всё у них было общее: добыча, урожай. Поэтому в роде не было ни богатых, ни бедных - все были равны. Руководили родом старейшины наиболее мудрые и уважаемые члены рода. Старейшины работали наравне со всеми.
Несколько родов, родственных между собой, говорящих на одном языке и живших по соседству, составляли племя.
Но потом этот установленный веками порядок начал рушиться.
Прежде, когда люди умели делать только каменные топоры и костяные стрелы, когда поле обрабатывали мотыгами, они были вынуждены охотиться и работать вместе, потому что одному с таким оружием крупного зверя не добыть и в одиночку мотыгой поле не поднять. Но люди научились изготовлять оружие из железа и пахать землю сохой. Вооружённый таким оружием человек один мог убить любого зверя, а сохой вспахать всё поле.
Но зато уж и урожай он не отдавал всему роду, а оставлял для своей семьи.
Добыча и урожай у одних были богаче, у других беднее, появились богатые и бедные.
Старейшины, пользуясь своей властью, отбирали у каждой семьи часть добычи и урожая, а сами уже не работали. Так появилось разделение между рядовыми членами рода и правителями-старейшинами, так появились вожди и князья.
В это же время между родами одного племени начинается борьба за главенство в племени. Идёт борьба и между племенами.
Особенно сильной эта рознь стала к IX веку.
Среди нескольких соседних племён одно самое сильное подчиняет себе все остальные. Его вождь, или князь, становится князем всех этих племён, заставляет их платить себе дань и исполнять установленные им законы.
Родовая и племенная знать охотно подчиняются сильному князю, потому что князь и его дружина помогали им держать в повиновении бедняков, за счёт которых все они богатели.
Начинает складываться государство.
У восточнославянских племён было два района, где в IX веке складывалось государство: один в Приднепровье с центром в Киеве, другой в области, примыкающей к Финскому заливу, с центрами в Ладоге, Новгороде, Изборске. В Приднепровье возвышается племя полян-руси, а на северо-западе племя словен с влившимися в него пришлыми людьми - варягами.
Варягами на Руси называли разные племена, жившие по берегам Балтийского моря. Варяги, пришедшие в Новгородские земли, прежде жили на Балтийском побережье между Данией и Пруссией. Славяне на этих землях поселились за несколько столетий до IX века. Местное неславянское население смешалось с ними, перейдя на славянскую речь.
С VIII века территории, на которых жили эти племена, стремятся захватить германские племена франков и саксов. Идёт ожесточённая борьба.
И всё чаще жители прибрежных районов снимаются со своих мест и отправляются в море в поисках добычи и славы и более спокойного пристанища.
Они появляются в Скандинавии. Там их называют верингами: они служат воинами в наёмных отрядах. На самом севере Норвегии известен "Варяжский залив", там, видимо, было становище варяжских морских разбойников. В Византии они служат в дворцовой гвардии императоров.
Много варягов приходило и в земли полян и словен.
Позднее варягами стали называть разные прибалтийские племена, в том числе и скандинавские.
Славяне, как и многие другие народы, жившие с ними по соседству, в IX веке были язычниками. Они верили во множество богов. Богом плодородия почитался Род, богом войны, грома и молнии - Перун, богом богатства Велес, кроме того, славяне верили, что существуют боги лесов, полей, источников, жилища и очага - домовые, русалки и лешие. Всем этим богам славяне поклонялись, приносили жертвы.
Хранителями родовых преданий и верований были волхвы и ведуны.
Они имели большую власть над людьми, даже князья боялись и уважали их.
Волхвы и ведуны знали, как лечить травами и мазями болезни, люди верили, что боги открывали им тайны будущего. Они помнили родословную племени, следили за строгим сохранением обычаев и обрядов.
Хотя волхвы старались внушить своим соплеменникам, что язычество истинная вера, среди славян уже начала распространяться христианская религия.
У каждого языческого племени были свои боги. А государству нужна была религия, которая объединяла бы все племена. Такой религией было христианство. Первой русской княгиней, принявшей христианство, была Ольга, жена Игоря.
Христианство привлекало правителей молодых восточноевропейских государств. Однако народ, убеждённый и запуганный волхвами, глубоко верил в языческих богов. Только внук Ольги, князь Владимир Святославич, решился ввести на Руси христианство, но даже приняв христианство, люди долго ещё будут верить и в леших, и в домовых, и в русалок, и в старкгх языческих болов, которым по-прежнему будут поклоняться и приносить тайные жертвы.
Книга Вл. Муравьёва - художественный рассказ о переломкой эпохе перехода от родоплеменного строя к государству, от язычества к христианству. Наряду с действительными историческими событиями и лицами в повести действуют и вымышленные герои с придуманными биографиями.
Мы часто не можем точно воспроизвести события отдалённых эпох, потому что от тех времён сохранилось очень мало документов. Но взгляд и фантазия художника восстанавливают недостающие черты и эпизоды древних событий и тем самым помогают понять, как они могли протекать, как жили, о чём думали люди, положившие начало древнерусскому государству - основе нашей великой Родины.
А. Г. Кузьмин,
доктор исторических наук, профессор.