Муравьев Владимир. Во времена Перуна

   В месяц листопад опадает листва с деревьев"
   В следующий месяц мороз замораживает грязь на дорогах в грудки, оттого и зовётся он - грудень.
   За ним приходит холодный месяц студень.
   Но в конце этого месяца начинает прибывать день, небо чаще бывает не серым, а синим, светлее становится на земле, и поэтому наступающий за студнем месяц называется просинец. Также его называют ещё сечень, потому что в этом месяце - самое время рубить, сечь лес.
   После просинца-сеченя зима, предчувствуя свой конец, начинает лютовать - морозить, сыпать снегом, и этот месяц называют снежень и лютый. А за ним наступает снова первый весенний месяц - берёзозол.
   Итак, в жаркий месяц червень, когда смерды уже отсеялись, а купеческие ладьи отплыли от новгородских пристаней в дальний путь - кто на Волгу - в Булгар, в Итиль, кто на Днепр - в Киев, а кто и дальше Киева - в Царьград, у новгородского князя и его дружины забот стало поменьше.
   До полюдья далеко, похода не предвиделось, только и дела, что собирать небогатую пошлину на торгу.
   В гриднице, как обычно, каждый день застолье. Завтрак незаметно переходит в обед, обед в паобед - послеобеденный заедок, а паобед так же незаметно - в ужин.
   Многие дружинники как приходили с утра, так и не уходили допоздна.
   Слуги разносили кушанья, заменяли полными опустевшие бадейки с напитками.
   За столами на ближнем и дальнем концах шёл разговор, то стихая, то вспыхивая.
   Олег сидел на княжеском месте, возвышаясь над всеми, вполуха прислушиваясь к разговору в гриднице, и думал о своём.
   Он княжил в Новгороде уже третий год.
   Подвластные земли исправно платили дань. Платили славянские племена ильменские словене, кривкчи, полочане, платили чудские племена - весь на Белом Озере, мурома по реке Оке, меря с Ростовского и Клещина-озера.
   Всё, казалось, было спокойно и устойчиво. Но нет-нет, а где-нибудь на торге да и зайдёт разговор, что-де княжит Олег не по праву и что-де вскорости проживёт нажитое Рюриком, а своего примыслить не умеет, и поэтому что ж это за князь...
   Беспокоил Олега и южный сосед, Полянский князь Аскольд.
   Княжество его было богатое, князь - воинственный:
   воевал с хазарами, с печенегами, с болгарами, ходил походом на Царьград. И хотя ему не удалось взять византийскую столицу - помешала буря, поднявшаяся в то время, когда его ладьи пытались подойти к стенам Царьграда с моря, - всё же вернулся в Киев с богатой добычей. Что ни год, Аскольдовы дружины нападали на окраинные области полочан и кривичей данников Олега, грабили и безнаказанные уходили домой.
   Пока Аскольд не предпринимал большого похода против новгородского князя, видимо, присматривался, примеривался и готовился. А недовольные Олегом новгородцы тоже полагали свою надежду на Киев: в былые времена к Аскольду убежали оставшиеся в живых друзья Вадима, после гибели Алвада ушли кое-кто из варягов его дружины, а из Олеговых дружинников сбежал Свадич.
   Обо всём этом часто думал Олег. И бывало, на пиру в гриднице, когда вокруг гремели песни, бубны, кувыркались игрецы-скоморохи, и полупьяная дружина громко хвасталась подвигами, призывая в свидетели всех богов и души погибших соратников и сражённых воинов, перед его мысленным взором являлся Аскольд, каким его представляли в своих рассказах видевшие киевского князя воочию - высокий, широкоплечий, могучий, с горящим взглядом.
   Олег с особым вниманием прислушивался ко всему, что рассказывали приезжие люди про Киевское княжество, про Аскольда, и берёг в памяти даже то, что сам рассказывавший забывал на следующий день.
   Олег видел, как приближается время, когда они с Аскольдом неминуемо сойдутся в бою.
   В долгих дневных и ночных размышлениях родилось и крепло решение предупредить соперника, первому идти на Киев...
   Вдруг тяжёлая дверь, скрипнув в железном подпяточнике, резко распахнулась от чьего-то сильного удара и громко стукнулась о стену, на мгновение заглушив шум за столом.
   Олег вздрогнул, этот стук показался ему продолжением его дум. Мелькнула мысль: "Гонец!"
   Олег подался вперёд, торопясь увидеть, кто же там, за дверью.
   Через порог в гридницу ввалились два припозднившихся дружинника Горюн и Лихоня.
   Со всех сторон послышались крики, смех.
   - Ну и здоровы спать!
   - Они ещё вчера на сегодня наелись!
   - Они-то наелись, а брюхо каждый день еды требует!
   Никто из пирующих за длинными столами не заметил,
   как побледнел Олег и как краска вернулась на его лицо красными пятнами.
   "Надо решаться воевать Киев, - сказал себе Олег, - пока Аскольд сам не пришёл к Новгороду".
   ПОЙДИ ТУДА, НЕ ЗНАЮ КУДА
   Олег объявил, что едет на несколько дней в своё княжеское село Любавино.
   За себя оставил в Новгороде старого воеводу Велемудра, известного своей рассудительностью и медлительностью.
   Оставил больше ради чести, чем по надобности.
   Поездки князя в его подгородные сёла и владения были обычным делом, поэтому эта поездка не обратила на себя ничьего внимания.
   Ехал князь один, без слуг, и снарядился по-лёгкому, оделся, как простой воин, из оружия взял только лёгкий меч и нож.
   Садясь на коня, позвал Ролава:
   - Проводи немного.
   За Перуновой рощей Олег свернул с дороги и сказал удивлённому Ролаву:
   - Я еду в Псковские леса искать Всеведа. Тебе одному говорю об этом, чтобы знал, где я, если вдруг случится крайняя надобность.
   - Князь, возьми кого-нибудь с собой. Путь опасный...
   Олег усмехнулся:
   - Нет, Ролав, поеду один. Раз уж решил судьбу пытать, ни к чему от неё прятаться.
   Ещё до того, как Рюрик стал новгородским князем, в словенском Городе жил волхв Всевед. Он был жрецом при главном мольбище, толковал народу волю богов, объявлял, принята жертва или отвергнута и как велят боги поступать.
   По всей словенской земле Всевед слыл самым знающим и мудрым волхвом.
   К Всеведу приходило много народу: князья, смерды, купцы, воеводы. Приходили на Ильмень к волхву даже из чудских земель, известных своими предсказателями, колдунами и знахарями.
   Но вот в Городе начались междоусобицы, один конец встал на другой, люди стали чаще обращаться к Всеведу за советом, как вернее погубить врага. Ненависть сделала их глухими к словам, помутила разум. Они стали принимать малое за большое, большое считать ничтожным и упорствовать в своём заблуждении.
   Тогда волхв ушёл из Города в леса, оставив горожан пожинать горькие плоды своей вражды.
   И с тех пор он сгинул. Правда, несколько лет назад один охотник рассказывал, что однажды зимой, гоняясь на лыжах за куницей, он не заметил оврага и с кручи полетел вниз.
   Пока летел, переломал руки, ноги, разбил голову. Очнулся в избушке. Лежит на лавке. Попробовал шевельнуться, всё болит, застонал от боли. Подошёл к нему старик и говорит:
   - Лежи тихо. На тебе живого места нет, сильно расшибся. Но я тебя на ноги поставлю.
   И тут охотник узнал Всеведа, однако для верности спросил:
   - Кто ты, дедушка?
   - Человек, - ответил старик.
   Действительно, старик поднял охотника; над ранами шептал, давал отвары пить, мазями мазал, после проводил из лесу, сказав:
   - У тебя небось память отбило, в какую сторону идти, так ты иди на утреннее солнышко, а о том, что был у меня, людям не болтай.
   Охотник говорил, что был тот старик очень похож на Всеведа. А может, это был и не Всевед, кто его знает. Но после того случая никто из охотников, охотившихся в запсковских лесах, того старика больше не встречал.
   Олег ехал по чаще без дороги. Конь шёл шагом. Деревья наверху смыкались ветвями. В лесу было сумрачно.
   Вдруг впереди посветлело. Чаща кончилась, Олег въехал в светлый молодой березняк, за ним виднелась большая поляна.
   ВСЕВЕД
   Когда-то ота поляна была вырублена. Но теперь, давно не чищенная, она заросла берёзками, орешником, кое-где темнеющими ёлочками и высокой густой травой.
   На дальнем краю поляны, возвышаясь над светлой молодой листвой, темнели идолы. Олег направил коня прямо к ним. Конь шёл шагом, с опаской и осторожностью опуская копыта в разноцветную травяную пучину. Олег словно плыл в лодке: шелестя, расступались берёзки, трава, колышась, захлёстывала ноги.
   Ближе к мольбищу кусты были ниже и вокруг идолов и кострища были вырублены неровной узкой полоской шага в два, трава кое-где выкошена. Но от этого ещё острее ощущалось, что капище не посещается людьми, а его служитель мало-помалу слабеет в неразной борьбе с наступающим на него лесом.
   Немного поодаль от капища, в лесу, под сосной, Олег увидел маленькую, вросшую в землю избушку, тесины её крыши чуть-чуть не доставали земли.
   Дверь избушки была растворена.
   Олег подъехал к избушке, слез с коня, привязал его за сук и, наклонившись, заглянул в открытую дверь.
   В полутьме он различил лавку с постеленным на ней кожухом, вязки грибов и трав по стенам, чёрный низкий очаг и два горшка на нём.
   - Эй, хозяин! - окликнул Олег.
   На его голос с лавки спрыгнула кошка и, юркнув мимо него, выскочила из избы.
   Убедившись, что в избушке никого нет, Олег пошёл по узкой тропке, уходящей от дверей в лес" видимо, к источнику.
   Тропинка действительно вела к воде, и вскоре Олег вышел к ручью.
   У ручья на толстом поваленном дереве сидел седой старик в длинной белой рубахе. У его ног стояло берестяное ведёрко с водой. Олег, шурша кустами, подошёл и встал возле него.
   - Здравствуй, Всевед, - сказал Олег.
   - Здравствуй, молодец, - обернувшись, ответил старик.
   И тут Олег смог рассмотреть его. Густые седые брови клочьями нависали над глазами, отбрасывая на них глубокую тень, и глаза сверкали оттуда лучисто и таинственно, как звёзды в чёрной тьме колодца.
   Всевед встал, взял ведро и, не сказав ничего больше, пошёл по тропке к дому.
   Олег постоял немного и пошёл за стариком.
   Из-за кустов Олег услышал, что старик с кем-то тихо разговаривает. Всевед скажет что-то, а его собеседник отвечает неразборчивым ворчаньем.
   Олег вышел на поляну и увидел возле избушки медведя, который заступил старику дорогу.
   - Поди сам на ручей напейся, - говорил Всевед.
   Медведь заворчал.
   - Из ведёрка тебе хочется?
   Ворчание.
   - Ну ладно, пей, только не всё ведро.
   Медведь сунул морду в ведёрко.
   - Страсть любит из ведра пить, - сказал Всевед Олегу и потянул ведро от медведя: - Хватит, хватит, недосуг мне снова на ручей идти. Видишь, ко мне гость пришёл.
   Медведь оторвался от воды и, ворча, скрылся в кустах.
   - Ну, молодец, говори, что привело тебя ко мне? - спросил Всевед, усаживаясь на обрубок дерева в тени. - Говори не таясь.
   И Олег рассказал волхву про свой страх, про мысль первому двинуться в поход против Аскольда.
   Всевед, полузакрыв глаза, долго молчал после того, как Олег кончил свой рассказ.
   Олег тоже ждал молча.
   Наконец волхв вскинул седые брови, поднял веки, глаза блеснули проницательно и молодо.
   - Вот жертва богам и плата тебе, - сказал Олег и достал из прикреплённой к седлу сумы драгоценный перстень, пригоршню монет и две золотые чаши с узорами, на которых были изображены неведомые звери и птицы.
   Старый волхв равнодушно взглянул на эти сокровища, за обладание которыми пролилась кровь не одного человека, и отодвинул ладонью протянутую руку.
   - Убери. Тут нужна другая жертва.
   - Какая?
   - Дело, на которое ты хочешь решиться, - великое дело, в твоих руках жизнь и смерть людей, горе и благоденствие народов. Если же ты задумал недоброе, ты умрёшь тут же на мольбище.
   Олег в замешательстве склонил голову и сказал уже тише:
   - Пусть.
   - Тогда слушай. Сегодня с наступлением темноты разожги на мольбище три жертвенных костра, поддерживай в них огонь всю ночь и весь завтрашний день до темноты. Сегодняшний ужин, завтрашний завтрак, обед и ужин помечи в огонь, разделив на три части, в каждый костёр - свою часть.
   Сам же не ешь ничего - ни мясного, ни травяного. Смотри не усни, не проспи огонь. Проспишь - худо будет.
   Всевед привёл Олега к мольбищу и оставил одного, сказав:
   - Я вернусь, когда надо будет.
   Олег разжёг костры.
   О многом передумал он ночью у огня. И о том же, но по-иному думалось, когда наступил день.
   На следующий вечер, с темнотой, пришёл Всевед. Он был сосредоточен и молчалив.
   - Принеси угли изо всех трёх костров и сложи новый большой костёр, приказал он.
   Олег исполнил приказание.
   - Теперь встань против костра и смотри на пламя.
   Всевед достал из-за пазухи малэнький плетёный туесок,
   насыпал из него на ладонь зелёного порошка и бросил порошок в костёр, приговаривая какие-то заклинания.
   Костёр на мгновение вспыхнул выше деревьев, потом окутался красным дымом. По поляне поплыл дурманящий запах.
   Деревья, лики идолов, Всевед - всё пропало.
   - Ч го ты видишь? - послышался голос невидимого волхва. Он гремел, как гром.
   Олег видел только клубы красного дыма. Сначала они были бесформенными, потом стали приобретать какие-то очертония, но чего - этого Олег не мог вспомнить.
   - Ты видишь всадника? - продолжал вопрошать Всевед. - Большого, выше леса. В его руках огненный меч и огненный щит. Он приближается.
   - Вижу! Вижу! - воскликнул Олег. - Я вижу огненного всадника.
   - Что ты видишь ещё?
   - Он протягивает мне меч и щит!
   - Так бери их!
   Олег шагнул вперёд, в дым, и упал в беспамятстве.
   Когда Олег очнулся, он увидел горящий костёр. Ветви деревьев склонились над поляной. Немного поодаль стоял старый волхв.
   - Где же он, всадник? - тихо спросил Олег. - Где меч и щит? Ведь я взял их...
   - Они при тебе, хотя никто, даже ты, не видишь их, они твоя невидимая сила и защита.
   У ВОДЫ
   Олег тронулся в обратный путь.
   После гадания он ощущал в себе подымающую дух радость жизни, весёлую молодую силу и уверенность. И теперь он заметил то, чего не замечал ещё вчера: как прекрасен месяц червень - время молодого расцвета природы, буйного, бесшабашного, удалого кипения молодых сил. Он заметил, как сочна и густа листва на деревьях, как высока трава, как ярки цветы, как весело журчит ручей, как маняще ласково плещется река, как ясно и просторно бескрайнее небо.
   Неподалёку от Пскова под вечер Олег наехал на игрища.
   В светлой бело-зелёной берёзовой роще, пронизанной розовым отсветом заходящего солнца, нарядно одетые девушки и парни водили хороводы. Слышалось пение, удары бубна, ласково-протяжное гудение сопелок.
   Росшая посреди поляны одна молодая берёзка вся, снизу доверху, была украшена разноцветными тряпочками, связками цветов, плетёнками из золотистой соломы.
   Но вот смолкли бубны и сопелки. Девушки, оставя парней, подошли к украшенной берёзе и повели хоровод вокруг неё, припевая:
   Радуйся, берёзка,
   Радуйся, зеленая,
   К тебе девушки идут,
   К тебе красные идут,
   Пирога тебе несут...
   Сложив приношения под берёзкой, девушки разошлись по всей поляне.
   И снова поляна и прилегающая к ней часть берёзовой рощи наполнилась песнями, звуками гудков и сопелок, криком, смехом.
   Олег пустил коня и присоединился к гулянью.
   Невдалеке под напев гудка и глухие чёткие удары бубна плясали три девушки. Они плавно плыли одна за другой, расходились, клонились, как тростинки на ветру, вскидывали вверх руки, и освобождённые от запястий широкие рукава, падая на плечи, обнажали белые локти, как будто белые лебёдушки, всплеснув крыльями, поднимали к небу головы.
   Вдруг Олег почувствовал на себе пристальный взгляд.
   Он обернулся и увидел девушку, которая смотрела на него.
   Она была очень красива. И несмотря на то, что её платье было без блестящих нашивок, на шее было надето простое ожерелье из речных раковин, волосы на голове охватывал бедный узенький обруч с мелкими налобными украшениями и тусклыми височными кольцами, она держалась гордо и уверенно.
   Олег подошел к ней.
   - Как тебя зовут?
   - Взгарда. А ты кто?
   - Служил в дружине у новгородского князя, теперь еду счастья ищу, а зовут меня Олег.
   Торжественное пение сменило громкое веселье. Все двинулись к реке, над которой поднимался сизый туман. Девушки и парни встали на берегу.
   Пение смолкло. Слышался только плеск набегающих на берег волн.
   Первая пара подошла к самой воде. Парень наклонился и ковшом почерпнул из реки воду. Отпил сам, дал девушке.
   Девушка допила ковш.
   За первой подошла вторая пара и ещё несколько пар.
   После того как парень и девушка выпили из одного ковша рзчной воды, они считались мужем и женой.
   Олег взял Взгарду за руку и сказал:
   - Иди за меня замуж. Я твоему отцу любой выкуп уплачу.
   - У меня нет отца, и выкупа за меня платить некому.
   - Ну, так пойдёшь?
   - А ты сглазу не боишься? У меня ведь чёрный глаз.
   - Не боюсь.
   Взгарда протянула ему руку, и они подошли к реке.
   Взгарда сама зачерпнула полный ковш и подала Олегу.
   Он торопливо отхлебнул из ковша, и у него закружилась голова от этой воды, как от вина, что привозят купцы из далёкого Царьграда.
   ВЗГАРДА
   Олег потерял счёт дням.
   В первый день Олег положил в избе, куда привела его Взгарда, на лавку кольчугу с шлемом и меч. Взгарда убрала их в клеть, с глаз долой, и он даже не спросил про них.
   Взгарда не расспрашивала Олега. История же её жизни была проста и коротка.
   Несколько лет назад от неведомой болезни в один год умерли все её родные: отец, мать, два брата и сестра. В доме осталась она одна.
   Оставленное родителями хозяйство мало-помалу приходило в упадок. Взгарде для себя не так уж много было и надо.
   Она поднимала маленькое поле за домом и огород. Ни лошади, ни коровы у неё не было, в пустом хлеву ютились на насесте десяток кур.
   Но Олег, глядя на обветшавшую избу, на дырявый хлев, на крапиву и полынь, густой стеной обступивших огород, прикидывал в уме: ежели бы приложить руки, ежели бы хозяина сюда! У избы только два нижних венца сменить, на хлеве крышу перекрыть, а огород хорошо расположен - с пока том, на юг, вода весенняя не застаивается, солнышко землю пригревает, и земля хорошая - не глина.
   В зарослях крапивы Олег разглядел сложенные брёвна.
   - Ещё отец на баню привёз, - объяснила Взгарда.
   Олег перекатил брёвна к речке и сказал:
   - Завтра баню буду ставить.
   Утром он проснулся, когда солнце, ещё не набрав силы, светилось влажным красным светом, и утренний холодный туман стлался в низине возле речки.
   Но как ни рано проснулся Олег, Взгарда поднялась раньше его, уже растопила летнюю печь и варила завтрак. Увидев, что Олег вышел из клети, она сказала с виноватой улыбкой:
   - Опять кашу сварила... Больше нет ничего...
   - И кашу тоже едят, - отозвался Олег.
   - Вот разживёмся, коров, свиней заведём, тогда ы.г:со будет...
   Олег засмеялся:
   - Ладно, давай есть, и за дело пора.
   Работа шла легко, спористо. Сколько лет не брал он в руки плотницкого топора, а тут само собой вспомнилось, как ложится рука на топорище, с каким наклоном должно лезвие входить в дерево, чтобы не сколоть лишнего.
   ...Давно это было. Отец и дед Олега были крестьянами.
   И его с детства приучали к крестьянской работе да не приучили: он всё смотрел на сторону, мечтал о вольной жизни воина; и в один весенний день, когда пахаря сладко дурманит запах оттаивающей земли, а бродягу непреодолимо манит дорога, никому не сказавшись, он ушёл из дому и бродит по свету до сих пор. И ни разу Олег не пожалел о том, что в юности так круто переменил свою жизнь...
   Олег вязал уже четвёртый венец, когда услышал приближающийся конский топот. Он поднял голову и увидел Ролава, в сопровождении нескольких дружинников подъезжающего к деревне.
   Олег зажмурил глаза, потом открыл, помотал головой, как бы просыпаясь от сна, кинул топор, который глубоко вонзился в бревно, и, распрямясь, пошёл навстречу дружинникам. Сон кончился, наступило пробуждение.
   - Я здесь! - громко крикнул Олег.
   - Князь! - радостно воскликнул Ролав и погнал коня к нему прямо по капустным грядкам.
   - Что случилось? - спросил Олег.
   - Уже двадцать дней прошло, князь, а ты не возвращаешься. Тебя искал. А в Новгороде всё спокойно.
   Дружинники спешились.
   Взгарда, несшая Олегу жбан с квасом, так и остановилась посреди двора, держа жбан в руках. Глаза её наполнились слезами.
   - Что стоишь, иди сюда, - позвал её Олег.
   Взгарда подошла и подала жбан с поклоном.
   Олег отхлебнул квасу.
   - Хорош, - сказал он и передал жбан Ролаву. - Пей.
   Она мастерица квас варить.
   Олег обнял Взгарду за плечи, притянул к себе.
   - Полюбила ты простого воина, а он, видишь, оказался князем. Теперь я тебя возьму в Новгород. Рада?
   Взгарда опустила глаза.
   - Вон, от радости слова сказать не может, - засмеялся Ролав.
   Но Взгарда только покачала головой и тихо сказала:
   - Князь, исполни мою просьбу, одну-единстзенную.
   - Проси, что хочешь, ни в чём не будет отказа.
   - Оставь меня здесь.
   - Ну-у, глупая баба! - не смог скрыть своего удивления один из дружинников.
   Но Олег понял: как решила, на том и будет стоять, не уговоришь, не заманишь.
   Заскрипел зубами Олег.
   - Будь по-твоему.
   В ПОХОД
   Год и ещё почти год прошли, прежде чем Олег смог выступить в поход.
   За это время почти вдесятеро выросла его дружин?..
   Он сманил щедрым жалованьем несколько отрядов бродячих варягоз, опытных воинов, которые служили и урманскии конунгам, и немецким князьям, и далёким царям в тёплых странах. Его дружину пополнили лихие удальцы из смердов-слоген и кривичей. Были они, конечно, неопытны з военном деле, но Олег не забывал, что и сам был когда-то таким же.
   Две зимы ездили послы от чудских и мерянских князей и старейший в Новгород и новгородские послы в их глухомани Князья и старейшины думали, гадали, рассчитывали, прикидывали, сомневались и никак не давали твёрдого ответа. Олег сказал, что ежели кто из них не пойдёт в поход на Аскольда, то он пошлёт дружину в их земли. И тогда чудские и мерянские князья и старейшины дали Олегу клятву, что выставят войско по воину от пяти дымов.
   Никогда ещё Новгородская земля не видала такого множества воинов.
   Наступила весна. Как только просохли дороги, Олегово войско, принеся обильные жертвы богам, выступило в поход.
   В Новгороде осталась лишь малая дружина со стариком воеводой Буеславом.
   На конях, блестя шлемами и доспехами, шла княжеская дружика.
   Её вёл сам князь Олег. И бок о бок с ним ехали малолетний княжич Игорь в седле, сделанном специально для него, чтобы ке свалился, и дядька княжича - воевода Ролав.
   Лёгкие на ногу пешцы двигались десятками, десятки складывались в сотни, сотни в тысячу. Впереди гарцевали на конях тысяцкие и сотники. Сзади на телегах везли оружие.
   Чудинов вели их чудские князья и старейшины, мерян - мерянские. У чуди и мери наконечники стрел и копий не железные, а костяные, но для врага страшны не менее железных.
   Часть войска шла сушей, часть на ладьях - через Ильмень по Ловати.
   С войском плыли и купцы, направлявшиеся в Царьград.
   Они свою выгоду блюли - войско их от разбойников охраняло, а князь свою, потому что не было проводников лучше, чем купцы, они в Киеве не раз бывали, всё там знали.
   Войско двигалось к Смоленску - городу князей кривичских. Туда должны были подойти и там присоединиться к Олегу отряды с морского побережья, из полоцких и приднепровских земель.
   В Смоленске княжеские посланные уже с зимы готовили большие ладьи, на которых всё войско, и пешие и конные, пойдёт вниз по Днепру, к полянам, к Киеву.
   За Ильменем Олег, наказав воеводам, чтобы шли не торопясь, не изнуряя людей и коней, выбрал с десяток самых верных дружинников и велел всем взять по два заводных коня.
   - Я уезжаю. Завтра вас нагоню, - сказал Олег.
   В войске думали, что князь едет к Всеведу, и одобрили его поступок.
   Маленький отряд мчался без отдыха, почти не останавливаясь и меняя лошадей, едва только находившаяся под всадником начинала уставать.
   Под вечер они въехали в берёзовую рощу. Олег жадно смотрел вокруг. Здесь почти ничто не изменилось за прошедшие два года. Вон там стояла Взгарда, когда он впервые увидел её.
   Олег пришпорил коня.
   Он проскакал по деревенской улице, остановился возле избы. Ему показалось, что изба пуста. Сердце защемило, перехватило дыхание. Он спрыгнул на землю и побежал к крыльцу.
   В этот миг дверь отворилась, и в ней показалась Взгарда.
   Она была так же красива. Пожалуй, даже ещё красивее, чем рисовала ему память её облик. И ещё более горда.
   - Здравствуй, Взгарда!
   - Здравствуй, князь.
   - Не ждала?
   - Ждала.
   Из-за юбки Взгарды высунул голову младенец, черноглазый, как Взгарда.
   - Чей? - спросил Олег.
   - Твой.
   -- Сын?
   - Дочка.
   - Как назвала?
   - - Ольгой.
   Из всех изб повылезали люди. Приезд князя с дружиной наделал переполоху. Звон оружия наводил страх на людей.
   - Ольгой, значит... А теперь поедешь ко мне?
   - Нет, не поеду.
   Засмеялся Олег.
   - Рассёдлывай коней, - приказал он.
   Наутро, уезжая, Олег сказал:
   - Не годится жене князя жить так, как ты живёшь.
   Будешь получать оброки и подати с пяти деревень.
   ДНЕПР
   Быстро и легко бежали ладьи по Днепру. Ласково шумел ветер в парусах, шелестела струя попутного течения, ударяла в борта волна. Пробегали, оставляя позади зелёные берега.
   По Днепру леса светлее, чем в Новгородском краю: то, глядишь, золотоствольный, словно всегда освещённый солнцем, сосновый бор на высоком песчаном берегу, то пышная дубрава, то степь, разукрашенная цветами, словно драгоценный ковёр, что привозят купцы из далёких восточных царств.