Муркок Майкл. Серебряная рука

   Здесь же был и Гринион Бык. Он сидел развалясь, обвив рукою внушительную талию еще одной великой воительницы — Шеонан. Свое прозвище Гринион получил за то, что однажды выехал на поде боя не на коне, что к тому времени был уже убит, а на диком быке, испугавшем неприятеля своими страшными рогами. Рядом с Гринионом глодал бараний бок Оссан Скорняк, названный так за ту искусность, с которой он выделывал кожи. Костюм и шапочка его были сшиты из тонкой кожи, ниспадавшей свободными складками. Он был далеко не молод, но сохранял завидную живость. Набив рот мясом, Оссан повернулся к рыцарю, рассказывавшему какую-то смешную историю.
   Кроме того здесь присутствовали: Фен Безногий, Узер из Долины Печалей, Пвилл Костоправ, Шамейн Длинный и Шамейн Короткий, Рыжий Лис Мейан, Старик Дилан, Ронан Бледный, Клэр Западник и прочая, и прочая, и прочая. Корум помнил имена едва ли не всех воинов, прибывших в Кэр-Малод. Он понимал и то, что большинству из них не суждено будет вернуться с этой войны.
   Корум услышал громкий голос Эмергина:
   — Скажи мне, Корум Серебряная Рука, как тебе нравится — твоя армия? Корум изящно ответил:
   — Меня смущает только то, что под моим началом будут те, кому в пору командовать целыми армиями. Избрав меня полководцем этого славного воинства, вы оказали мне великую честь.
   — Хорошо сказано! — Король Файахэд поднял свой медовый кубок. — Выпьем же за Корума, убившего Шренга Семь Мечей и спасшего нашего Верховного Правителя. Я пью за здоровье Корума, вернувшего мабденам понятие о чести!
   Последние слова потонули в дружном хоре голосов. Корум покраснел. Когда шум улегся, он встал и поднял свой рог с такими словами:
   — Я пью за мабденскую славу! Я пью за народ мабденов!
   В зале раздался дружный рев одобрения. Вновь заговорил Эмергин:
   — Нам посчастливилось иметь среди наших союзников двух сидхи. Многие из великих сокровищ вновь вернулись к нам, и во многом помогли. Я хочу поприветствовать сидхи и дары их!
   Вновь раздались одобрительные крики, молчали одни только смущенные сидхи.
   На ноги поднялся Ильбрик.
   — Если бы мабдены не были так отважны, так мужественны и так благородны, сидхи не пришли бы к ним на помощь. Мы боремся за то, чтобы в мире восторжествовала справедливость.
   Гоффанон хмыкнул в знак одобрения и добавил:
   — В общем и целом мабдены лишены эгоизма. Они не подлы и не скупы, они привыкли уважать друг друга и они свободны от излишнего самолюбия. Мне нравится этот народ. Я счастлив, что мне привелось помогать им. Ради этого мне не жалко отдать и жизнь!
   Эмергин улыбнулся.
   — Ты говоришь так, словно ждешь этого. Надеюсь, что этого не произойдет, Гоффанон. Заговорил король Маннах.
   — Мы должны победить Фой Мьёр. Мы просто обязаны сделать это. И мы не вправе пренебрегать любыми союзниками, любыми силами, которые могут помочь нам в этом. — Король многозначительно посмотрел на Корума, и тот едва заметно кивнул.
   — Против магии можно бороться только магией — я правильно понял тебя, король Маннах? — спросил Корум.
   — Именно это я и имел в виду, — ответил король.
   — И это вы называете магией! — засмеялся Гоффанон. — Подлинная магия уже ушла из мира; то, что делают Фой Мьёр и их союзники — жалкая пародия на нее.
   — И все же я слышал… — Корум было заговорил, но осекся.
   — Что же ты слышал? — подавшись вперед, спросил Эмергин.
   Корум посмотрел на Ильбрика.
   — Ты говорил о каком-то таинственном месте, Ильбрик, месте, где мы можем обрести неких мистических союзников.
   Ильбрик и Гоффанон переглянулись. Карлик нахмурился. Ильбрик проговорил:
   — Сначала я должен все вспомнить. Уж слишком давно
   — Это слишком опасно, — перебил его кузнец. — И зачем только ты сказал им об этом, Ильбрик? Нам следует исходить только из того, чем мы уже обладаем.
   — Не буду спорить с тобой, Гоффанон, — сказал Ильбрик. — Ты всегда был слишком осторожен.
   — На сей раз осторожность моя оправдана, — проворчал в ответ кузнец.
   В зале установилась полная тишина, — все прислушивались к разговору двух сидхи.
   Ильбрик обратился ко всем.
   — Я ошибся, — сказал он. — Магические силы имеют обыкновение обращаться против того, кто послал их.
   — Хорошо, — сказал Эмергин. — Мы правильно поймем твое молчание, Ильбрик.
   — Благодарю вас, — ответил Ильбрик. Было видно, что он не согласен с Гоффаноном. Осторожность была так же чужда великану, как она была чужда его отцу — великому Мананнану.
   — Девять раз сходились в великих битвах сидхи и Фой Мьёр, — сказал король Файахэд, вытирая с губ липкие капельки меда. — И потому вы знаете их куда лучше нас. Мы ждем от вас совета.
   — Сможешь ли ты дать нам совет, о, Сидхи? — спросил Эмергин.
   Гоффанон поднял глаза от кубка. Пронзителен и суров был его взгляд. В глазах его горел странный огонь.
   — Хорошо. Я дам вам совет. Бойтесь героев. В зале воцарилось недоумение. Смысл слов сидхи был темен, но на дальнейшие расспросы никто не отваживался.
   Король Маннах нарушил молчание:
   — Мы решили начать свои боевые действия с марша на Кэр-Ллюд. У этого плана есть один недостаток — мы окажемся в самых холодных землях, но, с другой стороны, — в этом случае мы можем застать врага врасплох.
   — Затем мы должны отойти, — продолжил Корум. — Мы вернемся в Крэг-Дон, где нас будет ждать запас оружия и провианта. Оставаясь в Крэг-Доне, мы будем совершать кратковременные вылазки. Там мы будем в безопасности — Фой Мьёр боятся семи каменных кругов. Единственное, что нам угрожает, — осада Крэг-Дона; если у Фой Мьёр хватит сил на то, чтобы удерживать осаду достаточно долго, у нас попросту иссякнут запасы продовольствия.
   — Наша атака на Кэр-Ллюд должна быть молниеносной и жестокой — мы должны подорвать силы врага, не утратив при этом собственных сил, — сказал Моркан Две Улыбки, поглаживая бороду. — На подвиги у нас времени не будет — все надо будет сделать быстро.
   Слова Моркана понравились далеко не всем.
   — Война — искусство, — сказал Кернин Оборванец. — Пусть искусство это безнравственно и ужасно. Большая часть воинов, собравшихся здесь, — артисты, что гордятся своим мастерством и своим стилем игры. Если мы не можем выразить себя по-своему, то какой смысл нам воевать?
   — Одно дело войны между мабденами, — тихо сказал Корум, — и совсем другое — война с Фой Мьёр. В этой войне мы можем потерять не только честь — мы можем потерять все.
   — Я и сам это понимаю, — настаивал на своем Кернин Оборванец. — Но я не во всем согласен с тобой, Сидхи.
   — Слишком дорого нам обойдутся наши жизни, — сказала Шеонан, освобождаясь из объятий Гриньона.
   — Ты говорил о том, что тебе нравится в мабденах. — Дуболом Фадрак обращался к Гоффанону. — А тебе не кажется, что мы можем утратить все эти добродетели, только ради того, чтобы выжить.
   — Никто не предлагает вам жертвовать добродетелями, — ответил Гоффанон. Единственное, к чему мы призываем вас, так это к благоразумию. Мабдены привыкли сражаться каждый за себя — именно поэтому они проигрывают Фой Мьёр, собравшим все свои силы воедино. В Кэр-Ллюде мы должны действовать их же методами. Стремительная кавалерийская атака с использованием колесниц — вот что нам нужно. Малейшего промедления достаточно для того, чтобы потерять всю армию. Разве мы можем противостоять леденящему дыханию Раннона?
   — Мудры слова Сидхи, — сказал Эмергин. — Я прошу вас прислушаться к ним. В конце концов, именно для этого мы здесь и собрались. Я видел множество отважных рыцарей, что падали замертво, не успев даже увидеть неприятеля. В старые времена, в эпоху Девяти Битв, сидхи бились с Фой Мьёр один на один, но мы не сидхи. Мы мабдены. И потому мы должны выступать единой армией.
   Дуболом опустил свое грузное тело на скамью и кивнул головой.
   — Если так говорит сам Эмергин, значит Сидхи прав.
   Воинов, несогласных с предложением Гоффанона, в зале не оказалось.
   Ильбрик достал из кармана своей куртки пергаментный свиток.
   — Это карта Кэр-Ллюда.
   Он развернул свиток перед собравшимися.
   — Мы атакуем город сразу с четырех сторон. Во главе каждого из четырех отрядов будет стоять король. Здесь стены укреплены хуже всего — сюда пойдет два отряда. Конечно, лучше было бы добраться до центра города, но, боюсь, мы не сможем сделать этого — мы не вправе терять ни одного человека — нас ждет Крэг-Дон… — Ильбрик стал объяснять детали плана.
   Корум участвовал в составлении этого плана, но сейчас он казался ему чересчур оптимистичным. Впрочем, выбирать было не из чего.
   Корум подлил себе меда из кувшина, стоявшего перед ним, и подал кувшин Гоффанону. Как ему хотелось, чтобы Гоффанон позволил Ильбрику рассказать о таинственных мистических силах, которые представлялись карлику слишком опасными.
   Гоффанон принял кувшин и тихо сказал:
   — Приближается полночь — нам пора уходить. Меч ждет нас.
   — Здесь нам делать нечего, — согласился Корум. — Все уже сказано. Мы пойдем, как только ты скажешь, но прежде мы должны будем принести свои извинения.
   Ильбрик отвечал на вопросы воинов, касавшиеся подробностей предстоящего похода; о преодолении крепостной стены, о тумане Фой Мьёр, о выборе одежды и снаряжения и так далее.
   В этом обсуждении Корум уже не участвовал. Испросив у Верховного Правителя дозволения покинуть зал, Корум вышел на узенькую улочку. За ним последовали Медбх, Гоффанон и Хайсак Нагрей-Солнце.
   Ночь была холодной и светлой. Свет луны то и дело затмевался облаками, которые ползли по направлению к морю. Корум и его спутники вышли за ворота, перешли по мосту через ров и, обогнув лагерь, направились к стоявшим поодаль деревьям. Где-то закричала сова. Из высоких трав доносились треск крыльев и стрекотание ночных насекомых.
   Корум посмотрел на небо. Вновь он оказался в этом лесу в полнолуние.
   — Мы пойдем к Средоточию Власти, — сказал Гоффанон. — Меч ждет нас там.
   Корум замедлил свои шаги — ему не хотелось вновь оказаться на кургане, с которого он сошел в сон мабденов.
   Где-то позади раздался треск. Корум испуганно обернулся и тут же вздохнул с облегчением — их догонял Джерри-а-Конель, на плече которого сидел крылатый кот.
   Джерри улыбался.
   — Усатому стало душно, — сказал он, поглаживая кота по голове. — Вот мы и решили немного прогуляться.
   Гоффанон бросил на него подозрительный взгляд, но, немного подумав, утвердительно кивнул.
   — Ты будешь там желанным гостем, Джерри-а-Конель.
   Джерри поклонился.
   — От всей души благодарю вас. Корум спросил:
   — Почему мы должны идти именно на Курган Кремма? Неужели нет другого места?
   — Курган Кремма — ближайшее к нам Средоточие Силы, — просто ответил Гоффанон. — Другие места слишком далеки от нас.
   Корум стоял совершенно недвижно. Он внимательно прислушивался к звукам леса.
   — Вы слышите звуки арфы?
   — Мы слишком далеко от замка — отсюда музыку не услышишь, — ответил ему Хайсак Нагрей-Солнце.
   — Эта арфа играет в лесу. Вы слышите ее?
   — Ничего я не слышу, — буркнул в ответ Гоффанон.
   — Значит, мне показалось, — сказал Корум. — А я-то, было, решил, что Дагдаг вновь заиграл на своей арфе.
   — Это кричал зверь, — сказала Медбх.
   — Я боюсь этой арфы. — Корум перешел на шепот.
   — Зря, — холодно заметила Медбх. — Арфа Дагдага исполнена мудрости. Она наш союзник. Корум коснулся теплой руки Медбх.
   — Может быть, для тебя это и так, для меня же все обстоит иначе. Старая провидица говорила мне о том, что я должен бояться арфы. Она говорила именно об арфе Дагдага.
   — Забудь это пророчество. Эта старуха выжила из ума. Все, что она говорит — чушь. — Медбх крепко сжала его руку. — Кому-кому, а тебе-то должно быть стыдно — с каких это пор ты стал суеверным?
   Ценою огромных усилий Коруму удалось хоть как-то справиться со страхом. И тут он заметил выражение глаз Джерри. Джерри был чем-то встревожен. Заметив взгляд Корума, он отвернулся и надвинул шляпу на глаза.
   — Надо спешить, — проворчал Гоффанон. — У нас мало времени.
   Корум обреченно последовал за кузнецом в глубь леса.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ПЕСНЬ МЕЧА

   Таким курган Кремма Корум уже видел: курган был выбелен лучами луны, кроны дубов поблескивали серебром. Стояла полнейшая тишина.
   Глядя на курган, Корум думал о том, что же сокрыто в его глубинах. Неужели там действительно покоятся бренные останки того, кто звался Корум Серебряная Рука? Неужели там захоронен он сам? Впрочем, сейчас эта мысль мало трогала его. Гоффанон и Хайсак Нагрей-Солнце вырыли у основания кургана яму и вынули из нее тяжелый меч, рукоять которого была сделана из витых полос стали. Меч ярко светился, казалось, что он притягивает к себе лунный свет.
   Взяв меч так, чтобы не касаться его рукояти, Гоффанон стал внимательно рассматривать оружие. Стоявший рядом с ним Хайсак то и дело одобрительно кивал головой.
   — Этот клинок так просто не затупится, — сказал Гоффанон, — Нет в этом мире меча лучше этого, разве что меч Ильбрика Мститель.
   Джерри-а-Конель подошел к ним поближе и тоже склонялся над мечом.
   — Не очень-то это похоже на сталь.
   — Это — сплав, — гордо ответил Хайсак. — В него входят металл сидхи и железо.
   — Я думала, что в этом мире уже не осталось металла сидхи, — сказала Медбх. — Только меч Ильбрика и топор Гоффанона.
   — Хайсак сохранил обломки древнего меча, — сказал Гоффанон. — Когда мы встретились, он рассказал мне о том, что хранит его уже многие годы, сам не зная для чего. Он достался ему от рудокопов, что нашли его глубоко под землей. Это один из ста мечей, что ковались мною перед Девятью Битвами. Сохранилась только часть клинка. Мы уже никогда не узнаем того, почему он оказался зарытым в землю. Нам с Хайсаком удалось сделать сплав металлов сидхи и мабденов сплав этот соединяет в себе лучшие свойства обоих.
   Хайсак Нагрей-Солнце нахмурился.
   — Может быть, не только лучшие.
   — Кто знает, — сказал Гоффанон. — Со временем мы это узнаем.
   — Прекрасный меч, — сказал Джерри. — Можно я подержу его?
   Гоффанон резко отступил назад и затряс головой.
   — Только Корум, — сказал он. — Только Корум может касаться его.
   — Ну что ж. — Корум хотел было взять меч, как тут Гоффанон предостерегающе поднял руку.
   — Рано, — проговорил кузнец. — Сначала я должен спеть свою песнь.
   — Песнь? — поразилась Медбх.
   — Песнь меча. Петь ее положено именно сейчас. — Гоффанон поднял меч высоко над головой. На мгновение клинок ожил, но тут же застыл черным крестом на фоне луны. — У каждого меча должна быть своя песня. Сколько мечей — столько и песен. Если я спою ее, то вдохну в меч душу. Давать же ему имя должен Корум. Имя меча рождается вместе с ним, услышать же его может лишь тот, кто будет владеть им. Безымянный, неназванный меч не может исполнить своего предназначения.
   — В чем оно состоит? — спросил Корум. Гоффанон улыбнулся.
   — Не знаю. Это ведомо только мечу.
   — Ты меня удивляешь, Сидхи. — Джерри-а-Конель поглаживал своего кота.
   — Только не подумайте, что это предрассудок.
   Порой мы можем заглядывать в иные миры, иные эпохи — и это время именно таково. Что будет, то будет. Изменить мы ничего не можем, но даже смутное ощущение грядущих судеб может оказаться полезным для нас. Я должен спеть свою песнь, и я спою ее. — Казалось, что Гоффанон пытается в чем-то оправдаться. Он обратил свой взор к луне. — Но помните — пока я пою, вы должны молчать.
   — О чем же ты будешь петь? — спросила Медбх.
   — Я еще не знаю. В нужное время слова придут ко мне сами. Гоффанон стал медленно подниматься на вершину кургана. Он держал меч обеими руками, так, чтобы абрис рукояти не сходил с лунного диска. Остальные отступили под деревья.
   Достигнув вершины кургана, кузнец остановился.
   Сладкие, дурманящие запахи ночных цветов, странные шорохи, потрескивание ветвей и попискивание лесных зверушек полнили собою ночь. Лес стоял непроницаемой черной стеной. Воздух словно застыл. Постепенно все звуки смолкли, слышалось лишь дыхание людей.
   Какое-то время Гоффанон стоял неподвижно. Вздымалась только его широкая грудь. Глаза были закрыты. Затем он неспешно отметил рукоятью меча восемь сторон света.
   И началась песнь. Вот что пел Гоффанон:
   Сотню мечей отковал я Славным воителям Сидхи. Но из сражений кровавых Только один воротился.
   Кого-то земля схоронила, Другие волной укрыты. Сто воинов вышли в битву, Но только один воротился.
   Обломков меча заветных На новый клинок не хватит. И без железа мабденов Мечу не родиться внове.
   В славном мече Гоффанона Мабденов и Сидхи сила. Силы же нет без изъяна Помни, Корум, об этом!
   Гоффанон поднял меч еще выше, раскачиваясь, словно в трансе.
   Ясная сила Солнца, Мудрость Луны туманной Сплелись в мече воедино, Участь его предрешая.
   Страшен врагам он будет Нынешним и грядущим, Силой напитанный Солнца, Мудрой Луной взлелеян.
   Казалось, что Гоффанон только касается острия меча, меч же держится в воздухе сам собою.
   Корум вздрогнул, вспомнив, что он уже видел этот меч во сне.
   Имя клинку дается, — То-то враги затрепещут! Лезвием этим впору Скалы гранитные рушить.
   Гордый клинок Гоффанона, Время идти к вадагу. Пищу червям могильным Давать ты отныне будешь.
   Срок наступил для сидхи, Срок пришел для вадагов, Страшной кровавой жатвы, Расплаты с врагом извечным.
   Волна озноба пробежала по телу Гоффанона, он едва не выронил меч.
   Кузнец громко застонал, но, похоже, кроме Корума его никто не слышал странное оцепенение охватило стоявших под деревьями.
   Собравшись с силами, Гоффанон продолжил:
   Лезвие славное, клинок безымянный! Стань же для Корума верным слугою. Черные ветры воют над Лимбом Черные ветры зовут мою душу.
   С последними словами Гоффанон вскрикнул. Похоже, картина, открывшаяся ему, была поистине ужасна.
   Этот ли меч видел Корум во сне? Может быть, то был другой, похожий клинок? Да, лучшего оружия для борьбы с Фой Мьёр нельзя было и придумать. Но был ли он предан Коруму? Не мог ли он подвести его?
   Судьбы приговор исполнен — Выкован меч заветный, Рукою клинок не сломишь, Грядущего не отменишь.
   Корум видел один только меч. Принц и сам не заметил, как оказался на вершине кургана. Ему казалось, что меч висит в воздухе сам собой. Лезвие светилось то златом, то серебром.
   Корум протянул к рукояти, серебряную руку, но меч тут же отлетел в сторону. Корум протянул к нему живую руку, и тогда тот позволил взять себя.
   Песнь Гоффанона продолжалась. Начиналась она торжественным гимном, теперь же больше походила на погребальное песнопение. Уж не звуки ли арфы вплетались в эту печальную мелодию?
   Этот меч держать достоин Лишь вадаг, герой великий. В мире смертных он бессмертен. Смертен он в мирах бессмертных.
   Меч прекрасный и чудесный, Не для войн одних рожден он, И не только плоть он ранит — Для иных то хуже смерти.
   Позабудь о Гоффаноне. Верен будь во всем вадагу. Не увиливай от боя — Будь с врагами беспощаден!
   Рука Корума сжалась на рукояти. Ему казалось, что этот меч был с ним всегда. Меч был прекрасно сбалансирован, рукоять пришлась прямо по руке. Принц стал рассматривать оружие при свете луны, поражаясь остроте и блеску его граней.
   — Это мой меч, — сказал он вслух. Корум чувствовал, что он соединился с чем-то давным-давно утраченным и забытым. — Этой мой меч.
   И познавшему тебя До конца храни ты верность!
   То были последние слова песни. Кузнец открыл глаза. Мука и торжество застыли в них.
   Гоффанон обратил свой взор к луне.
   Корум посмотрел туда же. Вид луны потряс его — огромный серебряный диск заполнял собою едва ли не все небо. Ему казалось, что какая-то неведомая сила несет его к ней. Он увидел на ней лица, воюющие армии, пустоши, разрушенные города и выжженные поля. Он увидел себя, хотя лицо у него было совеем другим. Корум увидел меч, что во веем походил на его новый клинок, но в отличие от него, выл не белым, а черным. Принц видел Джерри-а-Конеля, видел Медбх, видел Ралину и не только ее — и он любил всех.
   Медбх неожиданно испугала его. Корум увидел арфу Дагдага, что тут же превратилась в юношу со странно золотистым телом, цветом своим напоминавшим саму арфу. Корум увидел огромного серого жеребца, некогда принадлежавшего ему. Где и когда это было, он не помнил. Он увидел равнину, занесенную снегом, по которой скакал всадник в алой мантии, одетый в доспехи вадага; правая его глазница была прикрыта распитой повязкой, вместо левой руки у него был металлический протез. Всадник был поразительно похож на Корума, и все же это был не он — Корум сразу же понял это.
   Принц задохнулся от ужаса и попытался отвернуться от всадника, что подъезжал к нему все ближе и ближе. На лице всадника застыла жестокая улыбка. Коруму вдруг подумалось, что тот хочет убить его и, воспользовавшись своим сходством с ним, занять его место.
   — Нет! — закричал он.
   Луна скрылась за облаками. Корум стоял на вершине кургана Кремма, сжимая в руках меч, которому не было равных в этом мире. Внизу, у подножия кургана стояли Гоффанон, Хайсак Нагрей-Солнце, Джерри-а-Конель и Медбх Длинная Рука. Они смотрели на Корума так, словно хотели помочь ему, но не знали как.
   Неожиданно для самого себя Корум поднял меч над головой и сказал тихо, но твердо:
   — Я Корум. Это мой меч. Я одинок.
   И стоявшие внизу взошли на вершину кургана, и отвели Корума в Кэр-Малод, где все еще продолжался пир.

ГЛАВА ПЯТАЯ
ОТРЯД ВСАДНИКОВ

   Долгим и беспокойным был сон Корума. Он слышал голоса, которые говорили ему о ненадежных героях и благородных предателях; он видел множество мечей: тот, что был дан ему на кургане, и другие. Особенно поразил его черный меч, который, как ни странно, напоминал ему об арфе Дагдага; казалось, что в него вселился ужасный демон. То и дело раздавались слова:
   — Ты Воин. Ты Воин.
   Порою хор голосов говорил Принцу:
   — Ты должен следовать Пути Воина.
   — Что случилось, — думал Корум, — разве я избрал какой-то иной путь? А хор все не унимался:
   — Ты должен следовать Пути Воина. Корум проснулся, произнеся вслух:
   — Мне не нравится этот сон.
   Он говорил не о сне, он говорил о мире мабденов.
   У изголовья его ложа стояла Медбх.
   — Ну и что же тебе снилось на этот раз? Корум пожал плечами и попытался улыбнуться.
   — Ничего. Похоже, меня так взволновала вчерашняя ночь. — Он заглянул ей в глаза и почувствовал, что в его сердце вползает страх. Он взял ее за руки. Ты действительно любишь меня, Медбх?
   — Да, — смущенно ответила она. Корум оглянулся на резной сундук, на котором лежал меч, подаренный ему Гоффаноном.
   — Как же мне его назвать? Девушка улыбнулась.
   — Придет время, ты узнаешь об этом. Разве не так говорил Гоффанон? Придумать имя нельзя — ты должен услышать его, только тогда меч обретет свою полную силу.
   Медбх направилась в дальний угол палаты.
   — Ванна готова?
   — Да, госпожа.
   — Пойди освежись, Корум, — сказала Медбх. — Тебе станет лучше. Мы выступаем через два дня. Давай проведем это время хорошо. Можно поехать на вересковую пустошь.
   Корум глубоко вздохнул.
   — И чего я мучаюсь? — сказал он. — Чему быть, того не миновать.
   Через час, когда они седлали коней, к ним подъехал Эмергин. Он был высок и строен; несмотря на сравнительную молодость, Великий Друид держался очень степенно. На голову его была одета простая железная корона, украшенная самоцветами. Голубая мантия Великого Друида была расшита золотыми нитями.
   — Приветствую вас, — сказал Верховный Правитель, — Как прошла у тебя эта ночь, Принц Корум?
   — Все хорошо, — ответил Корум. — Гоффанон остался доволен своим мечом.
   — Я смотрю, ты не спешишь надевать его.
   — Этот меч предназначен не для прогулок, — сказал Корум, поправляя свой добрый старый клинок, висевший на поясе. — Я надену его перед самым боем.
   Эмергин согласно кивнул головой. Взгляд его был устремлен на булыжную мостовую.
   — Скажи мне, Корум, не говорил ли Гоффанон о тех мистических силах, которые поминал Ильбрик?
   — Похоже, Гоффанон не считает их нашими союзниками, — сказала Медбх.
   — Я это знаю, — продолжил Эмергин. — И все же, я бы рискнул. Сейчас мы не должны пренебрегать ничем.
   Корума поразили слова Верховного Правителя.
   — Ты думаешь, что мы потерпим поражение?
   — Атака на Кэр-Ллюд обойдется нам слишком дорого, — тихо ответил Эмергин. — Этой ночью я долго размышлял над нашими планами. Так долго, что меня посетило видение.
   — Ты увидел наше поражение?
   — Победою это не было. Ты знаешь Кэр-Ллюд не хуже меня, Корум. Теперь, когда там живут Фой Мьёр, в столице царит стужа. Холод может повлиять на людей куда серьезнее, чем они о том думают.
   — Что верно, то верно, — согласился Корум.
   — Видишь, как все просто, — сказал Эмергин. — О сложном я пытаюсь не думать.
   — В этом нет необходимости. Верховный Правитель. Но боюсь, что иных вариантов у нас попросту нет. Вот если бы…