Муркок Майкл. Серебряная рука

   — Да, император, знаю.
   — Тогда отдай мне свой мешочек.
   Калатин было задумался, однако, помешкав минуту, он извлек кожаный мешочек и передал его Сэктрику. От удовольствия император заурчал.
   — Гоффанон, слушай хозяина своего Калатина! Друзья кузнеца с ужасом взирали на происходящее.
   — Теперь у тебя будет другой хозяин — великий император Сэктрик. — Сделав шаг вперед, Калатин взял Гоффанона за руку и повернул его лицом к Сэктрику. Сэктрик — твой новый хозяин. Ты должен повиноваться ему так же, как ты повиновался мне.
   Гоффанон говорил крайне неразборчиво, однако друзья умудрились понять сказанное им.
   — Сэктрик — мой новый хозяин. Я буду подчиняться ему так же, как я подчинялся Калатину.
   — Хорошо! — Калатин важно отступил назад. — Теперь скажи мне, император Сэктрик, что ты собираешься сделать с моими врагами? — Он указал на Корума и Ильбрика. — Позволь мне самому определить.
   — Определять буду я, — сказал Сэктрик, — жаркое хорошо к обеду.
   Корум заметил, что Ильбрик побледнел; слова, сказанные Сэктриком, крайне смутили и его. Он стал думать о том, что тот может входить в свое тело и покидать его по желанию, может производить смертельные иллюзии в мгновение ока. Оставалось надеяться на то, что пока Сэктрик не тронет их.
   Калатин пожал плечами.
   — Рано или поздно им все равно придется умереть, так почему же.
   — Давай сначала испытаем Гоффанона. — Сэктрик повернулся к кузнецу. Гоффанон, ты меня помнишь?
   — Я помню тебя. Ты — Сэктрик. Ты — мой новый хозяин, — послушно ответил Гоффанон.
   Корум застонал, чувствуя собственное бессилие.
   — А помнишь ли ты о том, что ты уже бывал на Инис-Скайте?
   — Я уже был на Инис-Скайте. — Сидхи закрыл глаза и с болью в голосе сказал: — Я помню. Как это было ужасно-.
   — Но ведь тебе удалось уйти. Ты сумел преодолеть все сотворенные нами иллюзии. Ты сумел уйти.
   — Я бежал.
   — Но ты не просто бежал. Кое-что ты прихватил с собой. С помощью этой вещи ты защищал себя. Что стало с нею?
   — Я ее спрятал, — ответил Гоффанон, — я не хотел на нее смотреть.
   — Где ты спрятал эту вещь, карлик?
   — Я спрятал ее. — На лице Гоффанона появилась идиотская улыбка. — Я спрятал ее, Сэктрик.
   — Ты ведь знаешь, что эта вещь принадлежала мне. Ты должен вернуть ее мне. Я должен получить ее прежде, чем мы покинем это Измерение. Без нее я не смогу уйти. Где ты спрятал ее, Гоффанон?
   — Хозяин, я не помню!
   Теперь в голосе Сэктрика звучали гнев и, как показалось Коруму, отчаяние.
   — Ты должен это помнить! — Сэктрик резко повернулся к Калатину и ткнул в него пальцем, с пальца посыпалась труха. — Калатин! Ты солгал мне?
   Калатин встревожился. Благодушие его как рукой сняло.
   — Клянусь тебе, о, великий! Он должен это знать. В каких бы глубинах памяти ни таилось это знание, оно может быть раскрыто!
   Сэктрик положил свою костлявую руку на широкое плечо Гоффанона и принялся трясти кузнеца.
   — Где оно, Гоффанон? Где то, что ты украл у нас?
   — Захоронено. Оно где-то захоронено, — еле слышно сказал Гоффанон, — я хорошо спрятал эту вещь. Были наложены особые чары, чтобы никто, кроме меня, не мог найти этой вещи.
   — Чары? Какие чары?
   — Чары…
   — Говори точнее, раб! — завизжал Сэктрик. — Что ты сделал с… Что ты сделал с украденной вещью?
   Было очевидно, что император Малибана не хочет, чтобы кто-то узнал о том, что же именно было взято Гоффаноном. И тут вадагский Принц понял, что и этот внешне неуязвимый колдун подвержен определенным слабостям.
   Ответ Гоффанона вновь был туманен.
   — Я унес ее, хозяин. Она…
   — Замолчи! — Сэктрик вновь повернулся к Калатину. Волшебник побледнел. Калатин, поверив в то, что ты приведешь ко мне Гоффанона, я помог тебе сотворить Караха и вдохнуть в него жизнь. Теперь же я вижу, что ты обманул меня…
   — Клянусь тебе, Сэктрик, я тебя не обманывал! Я и сам не понимаю, почему сидхи не может ответить на твои вопросы. Он должен беспрекословно выполнять все команды…
   — Значит ты обманул меня и, тем самым, обманулся сам. Твое волшебство оказалось несовершенным — сидхи не помнит всего. Без этой тайны мы не сможем покинуть это Измерение, не захотим покидать его. И потому наш договор утрачивает силу.
   — Нет! — закричал Калатин, вскочив на ноги, — в сверкавших холодом глазах Сэктрика он увидел собственную смерть. — Клянусь тебе — Гоффанону известна тайна. Дай мне поговорить с ним- Гоффанон, слушай меня, Калатина. Открой Сэктрику свою тайну.
   Гоффанон бесстрастно ответил:
   — Теперь ты мне не хозяин, Калатин.
   — Ну что ж, — сказал Сэктрик, — ты будешь наказан, волшебник.
   Отпрянув назад, Калатин закричал.
   — Карах! Карах! Убей Сэктрика!
   Человек, чье лицо до этой поры было сокрыто, вскочил на ноги и сбросил с себя плащ; на поясе его висел огромный меч.
   Ужаснувшись увиденному, Корум закричал.
   У Караха было лицо вадага. Он был слеп на один глаз, пустую глазницу его прикрывала расшитая повязка. Левая рука его сверкала серебром. Доспехи Караха были как две капли воды похожи на доспехи Корума. На шлеме изящными вадагскими буквами было написано — «Корум Джайлин Ирси».
   На плечах Караха развевалась Алая Мантия, родовая мантия Корума.
   Теперь Корум понимал, почему его вид так испугал Артека и его воинов. Он понимал и то, почему мабдены стали считать его предателем. Калатин, забравший у него в свое время Алую Мантию, был прекрасным стратегом. Вид собственного двойника наполнил сердце Корума смертельным холодом.
   Сэктрик не спешил прилагать к Караху свое мистическое искусство. Возможно, что чары его были бессильны против того, кто был их порождением. Он приказал своему новому слуге:
   — Гоффанон! Защищай меня! Кузнец встал на пути Караха и закрутил топором. Потрясенный, Корум немо взирал на сражающихся; ему вдруг вспомнилось пророчество старухи. Калатин закричал ему:
   — Смотри, Корум! Это — Карах! Он убьет тебя и займет твое место. Это мой сын! Это мой наследник! Это бессмертный Карах!
   Корум не слушал Калатина, он следил за боем. Бесстрашный, неутомимый Карах обрушивал на Гоффанона удар за ударом, кузнец едва успевал отражать их своим огромным топором. Гоффанон уже качался от усталости. Еще минута, и он должен был пасть от меча Караха. Выхватив меч, Корум бросился к своему двойнику. Он услышал смех Сэктрика:
   — Корум, ты спешишь защитить меня? Вадагский принц бросил на малибанского императора взгляд, полный ненависти, и, коснувшись клинком плеча Караха, заставил того повернуться к себе.
   — Сразись со мной! — закричал Корум. — Именно для этого ты и был создан!
   Он сделал мощный выпад, целя мечом в сердце двойника, но тот неожиданно отступил в сторону, и Корум, продолжая двигаться по инерции, вонзил свой клинок совсем в другое тело.
   Удар пришелся в плечо Гоффанона. Корум нечаянно поразил собственного друга. Кузнец рухнул наземь, увлекши за собой и меч Корума, засевший у него в кости. Страшная улыбка заиграла на устах Караха, бездушный глаз его засверкал жаждою крови.
   Ильбрик достал свой славный Мститель и поспешил на помощь Коруму. В тот же миг Калатин понесся вниз, в надежде на то, что он успеет добежать до берега прежде, чем Малибан заметит его исчезновение.
   Гоффанон выдернул меч из раны и, привстав, заметил удалявшегося Калатина. Не раздумывая ни минуты, он метнул клинок вослед ему.
   Серебристый клинок со свистом рассек воздух и вонзился волшебнику в спину.
   Тот сделал еще несколько шагов, зашатался и, наконец; рухнул.
   — Карах! Карах! Отомсти за меня! Отомсти за меня, сын мой!
   Карах повернулся и стал искать взглядом волшебника; меч едва не выпал из его руки. Наконец, он увидел Калатина, который пытался ползти к берегу, где его ждала лодка, столь победно покинутая им недавно. Лицо его исказилось страданием.
   — Карах! Отомсти за меня!
   Ошеломленный Карах побрел по кровавому следу своего хозяина. Он остановился над его телом. Тонкие, расшитые оккультными символами одеяния были перепачканы кровью. Коруму казалось, что он видит живую картину, пришедшую из прошлого или будущего, в которой он сам был главным исполнителем; происходившее представлялось ему сном, — боясь шелохнуться, Принц наблюдал за тем, как Карах, склонившись над своим хозяином, удивленно рассматривает его корчащееся тело. Он коснулся меча, торчавшего из спины Калатина, но тут же отдернул руку, словцо меч был раскален. Он был явно растерян. Калатин что-то говорил Караху; тот, склонив голову набок, внимательно слушал его.
   Трясущимися руками Калатин нащупал скалу. Опершись на нее, волшебник на мгновение приподнял свое тело и вновь свалился наземь. Карах вложил в ножны собственный меч и взял хозяина на руки.
   Послышался голос Сэктрика, что так и стоял на вершине холма:
   — Гоффанон, я твой хозяин. Я приказываю тебе убить двойника.
   Голос Гоффанона теперь звучал иначе. Казалось, к кузнецу вернулась былая уверенность.
   — Еще не время убивать Караха. К тому же, убить его должен не я.
   — Гоффанон! Я приказываю тебе сделать это! — закричал Сэктрик, подняв над головой мешочек со слюной сидхи.
   Гоффанон улыбнулся и принялся рассматривать свое раненое плечо.
   — Ты не можешь командовать Гоффаноном. — Голос Сэктрика исполнился горечи.
   — Так значит смертный волшебник обманул меня! Насколько же был помрачен мой разум, когда я поверил ему!
   Лже-Корум вышел на берег, однако к лодке он подходить не стал — держа на руках тело своего хозяина, он вошел в море и направился к кораблю. Алая мантия плыла по воде кровавым пятном.
   — Волшебник вовсе не хотел обманывать тебя, — сказал Гоффанон. — Ты должен знать всю правду, Сэктрик. Ни ты, ни он уже не могли управлять мною. Я прикидывался послушным и подчинялся ему только потому, что хотел увидеть своих друзей, хотел помочь им…
   — Ни они, — закричал Сэктрик, — ни ты долго не протянете. Ты бы только знал, Гоффанон, как я ненавижу тебя!
   — Я пришел сюда по собственной воле, — спокойно продолжал кузнец, — ибо хочу заключить с тобою ту же сделку, что и Калатин-.
   — Стало быть, ты знаешь, где хранится украденная тобою вещь? — с надеждой в голосе спросил Сэктрик.
   — Конечно, знаю. Что-что, а это уж я не забуду.
   — Ты откроешь мне свою тайну?
   — Если ты примешь мои условия.
   — Я могу принять их только в том случае, если они разумны.
   — Ты получишь все то, что ты надеялся получить от Калатина, причем, выглядеть это будет куда достойнее… — сказал Гоффанон. Было видно, что рана причиняет ему боль, однако держался он спокойно.
   — Достойнее? Это мабденское понятие… — заговорил Сэктрик.
   Повернувшись лицом к Коруму, Гоффанон сказал:
   — Вадаг, теперь тебе придется попотеть, чтобы исправить собственные ошибки. Сбегай-ка для начала за своим мечом.
   Не отрывая глаз от своего двойника, Корум стал медленно спускаться с холма. Над поверхностью воды оставались только плечи и голова Караха. Карах неожиданно обернулся. Корум вздрогнул, встретившись с ним взглядом. Лицо двойника исказилось, и он издал такой ужасный вопль, что Корум замер, Принц остановился у камня, рядом с которым лежал его меч.
   Карах отвернулся и пошел прочь от берега, все глубже и глубже уходя под воду. Сначала скрылась его голова, а через пару секунд исчезла и алая мантия.
   Корум поднял меч, подаренный ему Гоффаноном. На серебристом клинке виднелись капли крови его заклятого врага. Как приятно было ему сжимать рукоять этого меча, как странно было слышать ему его имя. В том, что имя найдено им верно, Корум не сомневался. Гоффанон был прав — пришло время, и меч сам подсказал ему свое имя.
   С мечом в руках он взошел на вершину холма, встал у огромной сосны и, подняв клинок высоко над головой, тихо сказал:
   — Гоффанон, теперь у этого меча есть имя.
   — Я это уже понял, — грустно отозвался карлик.
   — Я назвал этот меч Предателем, — сказал Корум, — ибо первая пущенная им кровь принадлежала тому, кто ковал его, вторая же тому, кто считал себя властелином первого. Мой меч зовется Предателем.
   Меч засверкал еще ярче, и Корум почувствовал, как по нему заструились потоки силы. Не держал ли он уже в руках подобный меч? Не знакомо ли было ему это странное ощущение? Корум посмотрел на Гоффанона и увидел, что тот согласно кивает ему головой — кузнец явно был доволен.
   — Предатель, — повторил Гоффанон и прикрыл своей широкой ладонью кровоточащую рану.
   Заговорил Ильбрик. Слова, сказанные им, звучали достаточно неожиданно;
   — Теперь, когда твой меч поименован, тебе понадобится хороший конь. Без коня рыцарю не обойтись.
   — Как сказать, — ответил Корум и Вернул меч в ножны.
   Сэктрик сгорал от нетерпения:
   — Гоффанон, что за сделку ты предлагаешь малибанам?
   Гоффанон не отрывал глаз от Корума.
   — Подходящее имя, — сказал он. — Но не светлая сила стоит за ним, а темная.
   — Что я могу поделать, — ответил Корум. Гоффанон пожал плечами и перевел взгляд на Сэктрика.
   — Я могу исполнить все ваши желания, вы же должны помочь нам в нашей войне с Фой Мьёр. Если мы одержим победу, если Великий Друид Эмергин останется жив, и, если мы сможем вернуть мабденам сокровища, хранящиеся в Кэр-Ллюде, то вы сможете покинуть этот мир и поселиться в другом, подходящем для вас мире.
   Сэктрик кивнул своей ссохшейся головой.
   — Такая сделка устроила бы нас.
   — Тогда, — сказал Гоффанон, — мы должны поспешить с выполнением первой части нашего договора. Времени осталось мало — мабдены в осаде.
   — Калатин сказал правду? — спросил Корум.
   — Да, большая часть мабденской армии погибла. Ильбрик сказал:
   — Гоффанон, мы знаем о том, что пока у волшебника был мешочек с твоей слюной, он мог управлять тобой. Почему же ты не подпал под его власть на этот раз?
   Гоффанон улыбнулся.
   — В этом мешочке моей слюны нет. — Он уже приготовился рассказать друзьям историю о мешочке, но тут его перебил Сэктрик.
   — Хотите ли вы, чтобы я сопровождал вас на большой земле?
   — Конечно, — ответил Гоффанон. — Это просто необходимо.
   — Вы ведь знаете о том, как трудно нам покидать этот остров.
   — Я повторяю — это необходимо, — сказал Гоффанон. — С нами должен пойти хотя бы один из вас — тот, кому малибаны смогут доверить всю свою силу. Этим малибаном можешь быть и ты.
   Сэктрик на миг задумался.
   — В таком случае, мне понадобится тело, — сказал он. — Тело, которое я сейчас занимаю, для таких путешествий не подходит. — Немного помолчав, он добавил: — Гоффанон, надеюсь, на этот раз ты не станешь обманывать малибанов-В голосе Сэктрика вновь звучали нотки высокомерия.
   — На этот раз это не в моих интересах, — ответил кузнец. — Ты ведь и сам знаешь, Сэктрик, что подобные сделки не в моем вкусе. Сейчас у меня нет иного выбора — ситуация стала слишком серьезной. Боюсь, что для кого-то из нас этот договор обернется бедой — мне страшно даже помыслить о том времени, когда к вам вернется былая сила.
   Сэктрик пожал своими тощими плечиками.
   — Что я могу с этим поделать, сидхи, — сила есть сила.
   — Осталось понять, — вмешался в разговор Ильбрик, — каким образом Сэктрик сможет покинуть Инис-Скайт, если внешний мир так враждебен ему?
   — Мне нужно тело, — Сэктрик выразительно посмотрел на друзей. От этого взгляда Корум внутренне содрогнулся.
   — Выбор тел у нас не столь уж велик, — сказал Гоффанон. — Кто-то должен пожертвовать собственным телом в интересах общего дела.
   — Пусть это буду я, господа.
   Никто не ожидал, что здесь, на Инис-Скайте, может прозвучать этот голос. Корум обернулся и к величайшему своему облегчению понял, что слова эти принадлежали Джерри-а-Конелю. Тот стоял, опершись на скалу; шляпа его была надвинута на самые глаза, на плече сидел черно-белый крылатый кот.
   — Джерри! — воскликнул Корум, бросившись навстречу другу. — Ты давно здесь?
   — Я был свидетелем всего того, что происходило здесь сегодня. — Джерри подмигнул Гоффанону. — Ты просто молодец. Здорово ты провел Калатина…
   — Если бы не ты, Джерри-а-Конель, у меня не было бы такой возможности, сказал Гоффанон. — Как только Джерри понял, что дела мабденов плохи, он, притворившись перебежчиком, предложил свои услуги Калатину, с радостью принявшему их. Волшебник не заметил никакого подвоха, поскольку судил о людях по себе. Джерри удалось подменить мешочек. Вместо старого он подложил волшебнику мешочек с талым снегом. Я прилежно исполнял роль слуги Калатина; Джерри же, воспользовавшись общей суетой, исчез и тайно следовал за нами до самого Инис-Скайта…
   — Так значит, второй парус все-таки был! — воскликнул Корум. — Это был твой ялик, Джерри?
   — Разумеется, — ответил добровольный Спутник Героев. — А теперь я хочу поговорить о деле. Я знаю, что коты вмещают в себя чужие души куда совершеннее, чем люди. Помню, один кот стал сосудом для великого волшебника, правда было это давно, я тогда и звался-то иначе. Думаю, Сэктрик, в моем коте тебе будет удобно…
   — Вселиться в животное? — возмутился Сэктрик. — Да чтобы я. Император Малибана…
   — Сэктрик, — сказал Гоффанон резко, — разве ты забыл о том, что в скором времени тебя и тебе подобных здесь ждет гибель? Неужели гордыня перевесит твой здравый смысл?
   Сэктрик обиделся.
   — Карлик, как ты смеешь так говорить со мной? Если бы я не дал слова…
   — Но ты уже дал его, — перебил Сэктрика Гоффанон. — Выбирай — или ты вселяешься в кота, или мы разрываем наш договор, и ты остаешься без этой самой штуковины.
   — Она мне дороже жизни.
   — Тогда делай то, что предлагает тебе Джерри. Какое-то время Сэктрик с презрением смотрел на черно-белого кота. И вдруг шерсть на коте поднялась дыбом, сам же он дико завыл. Ссохшееся тело Сэктрика с треском повалилось наземь. Кот проговорил:
   — Мы должны поспешить. Кстати, не следует считать, что я утратил хотя бы одну из своих способностей, переселившись в это животное.
   — Мы так и не считаем, — сказал Ильбрик, поднимая с земли старое седло и смахивая с него пыль.
   Гигант-сидхи, раненый кузнец Гоффанон, Корум Серебряная Рука и Джерри-а-Конель, на плече у которого сидел великий Сэктрик, направились к берегу, где их ждала лодка.

КНИГА ТРЕТЬЯ,
в которой мабдены, вадаг, сидхи, Малибан и Фой Мьёр сражаются друг с другом за власть над Землей, при этом враги становятся союзниками, а союзники врагами…

ГЛАВА ПЕРВАЯ
ЧТО ЖЕ УКРАЛ ГОФФАНОН

   Путешествие прошло гладко; Ильбрик, скакавший на Тонкой Гриве, указывал кораблю путь к большой земле.
   Они стояли на вершине утеса, у основания которого ревело море. Держа топор в здоровой руке, Гоффанон принялся разрывать им дерн в том месте, где была сложена пирамидка из камней.
   Черно-белый котик смотрел на кузнеца своими необычайно умными глазами, в которых то и дело загорались алые огоньки.
   — Смотри не задень ее, — сказал кот голосом Сэктрика.
   — Не бойся. Ее защитят чары, — ответил Гоффанон.
   Освободив землю от дерна, гном стал на колени и, разминая руками комья земли, что-то забормотал. Наконец, с этим было покончено; Гоффанон взял нож и стал рыть им мягкую землю.
   — Уф, — облегченно вздохнул карлик, увидев искомое. Было видно, что предмет этот вызывает у него крайнее отвращение. — Вот она, Сэктрик.
   Он вытянул из земли голову, держа ее за длинные пряди волос. Ссохшаяся эта голова могла принадлежать только женщине, более того, — женщине красивой.
   — Терали! — изумленно ахнул черно-белый котик. Глаза его загорелись любовью. — Не причинил ли он тебе вреда, сестричка?
   Все замерли от изумления, увидев, как голова раскрывает свои глаза. Цвет этих глаз был изумрудным. С изъеденных временем губ слетело:
   — Я слышу твой голос, Сэктрик, но я не вижу твоего лица. Быть может, я все еще подслеповата?
   — Нет, просто мне пришлось переселиться в тело кота. Но не волнуйся скоро у нас будут новые тела, новые тела и новый мир. Возможно, скоро мы уйдем отсюда, сестричка.
   Они положили голову в шкатулку, сделанную из позолоченной бронзы. За миг до того, как крышка шкатулки закрылась, раздалось: — До свидания, милый Сэктрик!
   — До свидания, Терали!
   — Ее-то ты и стащил у Сэктрика? — спросил Корум у Гоффанона.
   — Да. Эта голова его сестры. От нее больше ничего не осталось. Впрочем, достаточно и этого. Она ничуть не слабее своего брата. Будь на Инис-Скайте и она, вам ни за что бы не удалось выбраться оттуда.
   — Гоффанон прав, — сказал черно-белый кот, глядя на то, как кузнец — сует шкатулку себе под мышку. — Теперь вы понимаете, почему я не мог покинуть этот мир. Кроме Терали у меня никого нет. Я люблю ее.
   Джерри-а-Конель ласково потрепал кота по головке.
   — Любая тварь любви покорна… — Он смахнул со щеки воображаемую слезу.
   — Теперь же поспешим в Крэг-Дон, — сказал Корум.
   — Но где он? — озираясь по сторонам, спросил Джерри.
   — Там, — ответил Ильбрик, указывая на восток, — там, где трещат морозы.
   Корум успел отвыкнуть от свирепых морозов страны Фой Мьёр. К счастью, путники оказались в безлюдной деревушке, где они обнаружили не только лошадей, но и меха. Даже Ильбрик решил одеться потеплее. Он закутался в огромную накидку, сшитую из куньего и лисьего меха. Позади было уже четыре ночлега, и каждая последующая ночь была холоднее предыдущей. Повсюду они видели следы недавних побед Фой Мьёр — растрескавшуюся словно от удара огромного молота землю, застывшие в агонии тела, изуродованные трупы людей и животных, разрушенные города, воинов, скованных взглядом Балахра, детей, разодранных в клочья зубами Псов Кереноса. Повсюду стояла ужасная стужа, затягивающая поля и реки, леса и горы.
   Путники прокладывали свой путь через снежные заносы. Падая, спотыкаясь, блуждая по снежным пустошам, они спешили к Крэг-Дону, боясь того, что он обратился в братскую могилу мабденов.
   С бездонных серых небес падал снег. Кровь стыла в жилах, растрескалась кожа, утратили гибкость члены. Каждый вдох отзывался болью в груди. Как хотелось забыться на мягком снегу, уснуть, умереть, как уже умерли боевые друзья.
   По ночам они грелись у небольшого костра. Разговоров не вели — от мороза немели не только тела, но и души. Единственным звуком было негромкое бормотание кота, разговаривавшего с головой, лежавшей в шкатулке. О чем беседовал Сэктрик и Терали, никто не знал, да и вряд ли хотел узнать.
   Корум уже сбился со счета дней, проведенных в пути. Принца интересовало теперь только то, сколько дней он еще сможет протянуть.
   Путники вышли на гребень невысокой горы, с которого открывался вид на широкую долину, занесенную снегом. Вдали они увидели стену тумана, которую трудно было с чем-либо спутать — этот туман неизменно сопровождал Фой Мьёр. Одни считали, что он порождается их смрадным дыханием, другие, что он служит Фой Мьёр своеобразной защитой от болезней и напастей, преследующих их в этом мире. Итак, путники достигли Семи Каменных Кругов, главного святилища мабденов, средоточия Власти. Перед ними был Крэг-Дон. Подъехав поближе, они услышали жуткий вой Псов Кереноса, странные гулкие голоса Фой Мьёр, шелест и шорох Воинов Елей, ставших братьями деревьям.
   Джерри-а-Конель ехал рядом с Корумом. Кони с трудом пробирались через глубокий снег, который порой доходил им до шеи. Джерри сказал:
   — Ну что ж, значит кто-то из наших еще жив. Иначе Фой Мьёр не подошли бы так близко к Крэг-Дону.
   Корум кивнул. Он знал, что Фой Мьёр избегают Крэг-Дона и боятся его. Этим знанием Принц был обязан Гейнору, который выдал тайну святилища, считая Корума и Джерри своими пленниками.
   Ильбрик скакал первым, пробивая путь для всех остальных. Если бы не этот гигант, они замерзли бы в пути, так и не увидев Крэг-Дона. За великаном, как всегда пеший, следовал Гоффанон с топором на плече и ларцом под мышкой. Его рана уже стала подживать, хотя и причиняла ему еще немало страданий…
   — Фой Мьёр взяли Крэг-Дон в кольцо, — заметил Ильбрик. — Боюсь, нам не удастся проскочить незамеченными.
   — Если и удастся, то не всем. — Корум скорбно посмотрел на облачко пара, вырвавшееся изо рта, и поплотнее закутался в меха.
   — А почему бы Сэктрику не одурачить их — у него это выходит замечательно, предложил Джерри.
   — Миражи лучше оставить на потом, — возразил Гоффанон. — Иначе в решающий момент враги усомнятся в реальности происходящего…
   — Наверное, ты прав, — нехотя согласился Джерри-а-Конель. — Ну что ж, тогда мы должны действовать стремительно — враг не ожидает атаки с тыла.
   — Это и не удивительно, — сказал Корум, грустно улыбнувшись. — Такое может прийти в голову разве что больному,
   — А мы больные и есть, — ответил Джерри и подмигнул.
   — Что ты нам скажешь, Сэктрик? — обратился к черно-белому коту Ильбрик. Сэктрик нахмурился.
   — Мы с сестрой предпочли бы не тратить силы до последней минуты. Дело это не простое, а мы с вами не на Инис-Скайте.
   Ильбрик согласился с этим.
   — Я буду пробивать путь. Вы же не отставайте. Он извлек из ножен свой огромный меч Мститель, засверкавший непривычным для этих мест светом, — давно не озарялись они солнцем, клинок же, казалось, был его частицей. Снежинки таяли, не успев долететь до лезвия. Ильбрик рассмеялся, его разгоряченное лицо, казалось, тоже источало золотистое сияние. Он закричал своему коню:
   — Вперед, Тонкая Грива! Нас ждет Крэг-Дон! Конь стремительно понесся вперед, взметая облака снежной пыли. Друзья не отставали от Ильбрика ни на шаг. Они кричали и потрясали своим оружием, пытаясь хоть как-то согреть и ободрить себя. Ильбрик исчез в студеном тумане Фой Мьёр, устремившись к Крэг-Дону.