Страница:
Катюша потащила меня за собой.
– Куда это мы? – спросила я, чуя совсем уж неладное. Весь кайф окончательно выветрился.
– Замуж тебя выдадим.
Пройдя каким-то коридорам через чернильную тьму, которую не рассеивал даже фонарик, мы остановились перед массивной железной дверью. Катюша постучала особым стуком.
– Назовитесь, – раздался голос из-за двери.
– Вить, это я.
– А с тобой кто?
– Она.
– Она? Кто… а, понял.
Дверь бесшумно отворилась. Перед нами был какой-то пацан в монашьем халате с капюшоном. В руках его горела толстая свеча.
– Все уже собрались, вас ждут, – сказал он, – Следуйте за мной.
Мы пошли за ним по лестнице вниз, вниз, вниз – я даже сбилась считать этажи. Потом коридоры какие-то, закоулки, снова коридоры. Свет от свечи не давал ничего толком разглядеть. Наконец, куда-то пришли.
Помещение, в которое нас привел Витя, было слабо освещено тусклой лампочкой. В нем находились еще три человека в монашеских балахонах с капюшонами. Стены были изрисованы всякой сатанинской символикой. В углу находились стол и стулья.
Катюша с порога заявила:
– Так, пацаны, у меня сорок минут, потом у меня прямой эфир в Останкино начинается. Уложимся?
– Ты привела ее! – с восторгом в голосе отозвался один из них, и другие закивали головами в знак одобрения.
– Так, Степан, сколько раз тебе говорить, если я обещаю, то я делаю. Принимай.
Она вытолкнула меня в центр освещенного пятна.
– Братья, поприветствуем ее, нашу избавительницу! – Степан и остальные церемонно поклонились.
– Вы собираетесь меня убить? – спросила я.
Братья захихикали, а Степан сказал:
– Тебе что, Катюша ничего не сказала? Девочка, тебя избрал в невесты сам Козловул – демон третьего круга. Дела его настолько ужасны, что… в общем, сама увидишь. Раз в 666 лет он выходит Оттуда, чтобы найти себе невесту – и сегодня как раз такой день. Вернее он ее уже нашел и идет сюда чтобы ее взять. То есть тебя. Разве ты уже не почувствовала его внимания на себе уже давно? Разве не изрыгали уста твои и лжи лукавства? Разве не были писания твои напитаны ядом? Разве не видела ты сегодня с утра черного солнца? Разве не пировала ты с князем безумным в колпаке шутовском? Разве не носило тебя по подземельям и вертепам развратным?
– Это точно, денек выдался дурацкий… – пробормотала я, даже не зная, как на это все реагировать. В чем-то он был прав.
Издалека донесся звук, похожий на вой.
– Грядет! – охнул Степан, выпучив от восторга глаза. – Грядет! Сработало!
Братья переглядывались. Катюша насупилась.
– Готовься, сестра, – обратился ко мне Степан. – ибо сегодня твой великий день. Уже нет времени тебе все рассказывать. В могуществе, которое ты обретешь, ты превзойдешь всех царей земных. Свет будет меркнуть там, где ты ступаешь, правоверные будут насиловать матерей своих, матери будут поедать младенцев, а дети будут убивать отцов, отцы будут… это, как его… в общем, воцариться Блуд Великий, мало не покажется! А тот, кого ты родишь в этом великом нечестивом браке, свергнет самого царя небесного! И наступит, наконец, настоящая свобода! И вкусим мы жизнь вечную, и поклонимся тебе, и будем по правую руку от тебя!
– Чо, мы слугами что ли будем? – спросила Катюша озадаченно.
– Не слугами, а воинами тьмы. Так, Катюша, опять за свое. Я же тебе все объяснял. Не время сейчас, процесс пошел уже.
– Ладно, ладно, молчу. Но все-таки прикольно – эта кошелка нам еще и приказывать будет. Арт-проект, бля.
Степан достал из незаметной ниши в стене бутылку водки и набор рюмок. Разлил со словами:
– Так. Поскольку дело нам предстоит нервное, надо немножечко по русскому обычаю поднапружиниться. Братья, Катюша – ну, с… тьфу, чуть лишнего не сказал. Тьфу, тьфу, тьфу, семьнадесять семериц и сорок сороков тьфу. В общем, будем здоровы.
Хряпнули по рюмочке. Мне не дали. Один из братьев вдруг спросил:
– А она точно девственница?
– Нет!!! – заорала я.
– Девственница, девственница. – авторитетно заявила Катюша, – я в таких делах разбираюсь. Тебе справку что-ли привезти надо было?
– Все-таки надо бы удостовериться, – беспокоился брат.
– А ты знаешь, как это проверять? – спросил Степан.
– Не знаю.
– И я не знаю. Мда… Но проверить надо.
Степан насупился и двинулся ко мне. Проверку он начал с того, что снял с меня шляпку и бросил на один из стульев.
Снова раздался вой, на этот раз уже громче. Степан тут же отскочил, явно с облегчением.
– Ладно, некогда уже. И так сойдет. Погнали… Так, стоп, стоп. Катюша, что у тебя там на шее? Снимай цепочки эти! Быстро!
– Зачем?
– Это же металл. Он нагреется сейчас, как микроволновке. Ожог будет. Снимай, снимай, скорее. Коронок нет металлических на зубах? Штифты там всякие, скобы – никуда не вставляли?
– Нет.
– Хорошо. Короче, снимай все лишнее. Телефон там тоже не нужен.
– Ну ладно… А брюлики?
– Кристаллическая структура может поля усиливать. Не знаешь, что ли? А поля тут вредные сейчас будут. Очень вредные. Чем больше брюлик, тем больше риска. Все снимай, с ушей с пальцев, куда там еще у тебя одето. Пирсинг всякий тоже. Должно быть только тело и рубище на нем. Раздеться надо по-хорошему.
– Вот еще!… Об этом уговора не было.
– Ладно, не раздевайся. Надеюсь, у тебя хэбэ, без синтетики?
– Обижаешь – коттон, сто процентов, – бормотала Катюша, проворно снимать амуницию. – Но куда я их тут дену-то?
– Складывай всё вот сюда, в мешок. Витя посторожит.
– А пряжки на туфлях.
– Снимай туфли. Вот там тапки лежат, одевай.
– А пуговицы – они с латунью же.
– Пуговицы… пуговицы не считаются.
– Но вы же обещали! – заканючил Витя, в мешок которому сыпались Катюшины немалые сокровища, – я же все делал, как вы приказывали, я тоже имею право. А пентаграмма? Как же пентаграмма? Ведь без меня же она не сложится.
– Сиди в приемной. Мало ли что. Ритуал опасный, а ты молодой. Насмотришься еще.
– Я же все делал, как вы говорили. А когда сторож в шахту лифта свалился – кто его добивать лазил? И после этого меня же и не пускают?
– Все, сиди здесь, я сказал. Катюша, вот тебе балахон, накинь капюшон так чтобы только впереди был обзор. Пояс не завязывай, если загорится, скинешь сразу. Ага, вот так.
Вой раздался где-то уже недалеко.
– Но Степан Анатольич, ну я хоть в щелочку погляжу… – возник Витя.
– Витя! Стой здесь. Амулет поправь! – строго прошептал Степан. Тот сник и понуро прижал к себе Катюшин вещмешок, который она как раз закончила заполнять.
– Смотри, не тырь оттуда, – прошипела Катюша, – я все проверю.
Братья пошли в соседнюю комнату и потащили меня, упиравшуюся всеми коленками. Стены были кафельные, а посреди был не то провал, не то пролом в полу, из которого тянуло холодом и тленом. Там еще один стол, похожий на операционный, меня тут же на него уложили и привязали. Окропили какой-то водой. Под голову, в ноги и по бокам разложили амулеты. Рот затыкать не стали, но орать мне не оралось. Я только тихонечко выла.
– Так, всё, приступаем.
Степан расставил своих людей, Катюшу отогнали в дальний угол. Степан обошел помещение, подергал узлы на моих веревках, проверил, все ли на месте, раздал мел и занял свое место на небольшом возвышении. Накинул капюшон.
Все они что-то там нарисовали рядом с собой на полу и по команде Степана пробормотали заклятия. Страхуются, гады, подумала я в бессильной злобе.
Из провала послышались треск, звуки, мерные похожие на шаги. Степан задул свечку, так сделали и все остальные. Комната освещалась еле-еле – от щели в двери, в которую подглядывал Витя. Но вот и эта полоска света погасла.
Степан воззвал:
– Явись, о Козловул, повелитель наш!
– Явись! – хором призвали остальные.
– Явись, Козловул, ибо мы, дети твои призываем тебя.
– Явись! – повторили голоса.
В провале обозначилось движение. Со стола мне было все хорошо видно. Я похолодела. Нечто мохнатое и бесформенное медленно выплывало из тьмы.
– Явись, Козловул, отец наш и прими наш скромный дар!
– Явись, – поддержал Степана нестройный хор.
Откуда-то сбоку повалил холодный туман – прямо как на рок концерте. Я вжалась в стол.
– А теперь, братья, соратники мои, – голос Степана звенел от напряжения – замкнем уста и очистим мысли от всего земного, чтобы не мешать таинству великой свадьбы. Гряди же, о Козловул, к своей суженой, ибо ждет она тебя. Аминь.
– Аминь – ответили голоса.
Козловул что-то промычал в ответ. Туман, наконец, заволок все.
В кромешной тьме слышалось какое-то сопение, тихие шаги и даже хихиканье.
Потом стало тихо.
Я лежала на каменном столе, но ничего не происходило. Страх мой нарастал, чувства обострялись. Я слышала свое дыхание, стук сердца, похожее на щелчки лопанье век. Снова возникла какая-то возня рядом и волна мурашек пробежала по всему телу. Чьи-то шаги и натужное сопение звучали совсем рядом. Вот оно… Но… снова все смолкло.
Туман уже начал рассеиваться, как вдруг по моим ушам резанул чудовищный вой. Одновременно моей оголенной руки коснулась колкая шерсть.
Это было слишком. Я вскочила и, разорвав веревки, в одно мгновение вылетела из «жертвенной» в «приемную».
Там была только Катюша – выла она.
– Все вынесли, гады, сволочи, – брюлики, рыжье, часы, карточку платиновую беспиновую, телефон Верту… ключи от тачки…. все! Все! Там же миллионы баксов! Каззлы, гады, святоши сраные, кинули, как лохушку, развели суки – дальше последовала тирада, которую я при всем желании не смогла бы запомнить. Ленинградская школа вербальной компенсации экстремальных чувств.
Отгремев, она уставилась на меня.
– А ты… Ты чо молчала? Ты, сссука, ты ответишь. Ты мне этот арт-проект отработаешь. Я тебя сама на органы распотрошу, я тебя…
За моей спиной послышалось цоканье. Я отшатнулась к стене. Катюша – надо ей отдать должное, – даже не пошевелилась. Из тумана, раскачиваясь на задних копытах вышел здоровенный мешок шерсти, увенчанный козлиной головой.
Прошествовав мимо меня и вежливо обойдя сопящую и искрящуюся молниями и даже не дрогнувшую Катюшу, оно обошло стол, устроилось на кресле Степана и хрюкнуло:
– Ой, девчонки. Привет. А кто орал-то? Никого не зарезали?
Из-под шерсти высунулись вполне человеческие руки и сняли козлиную голову. Под ней обнаружилась грязная башка бомжа, похожая на сморщенный и гнилой помидор.
– Девки, мне тут Степан Анатольич бутылку обещали оставить. Вы не видели? А вот она!
Он булькнул пару раз из горла, крякнул и, откинувшись на стуле, повозился и откинул гремучие копыта. Затем с любопытством осмотрел Катюшу.
– Девушка, а я вас где-то видел. Это не вы в Доме-два снимаетесь? Вас не Катюша зовут?
– Оооооооооооооооооооооо-йооооооооо! – простонала Катюша. И села.
На мою шляпу.
У меня в глазах потемнело. Я достала из сумки костяной нож и двинулась на неё.
Снова зазвонил телефон.
И одновременно будильник.
– Аллёууу, – я продрала глаза. Я была дома. Как это?
Звонила Ирина Василевская.
– Слава Богу, ты нашлась. У тебя мобильник отключен.
– Ааа, да, сейчас…
– Мы видели тебя в репортаже о взрыве в Манеже. Мы все больницы обзвонили. Ты цела? Тебя не контузило? Работать сможешь?
– Смогу. А чего надо?
– Через два часа у тебя интервью в Кремле. Ты готова? Или Наташу пошлем?
– Аааа. Да! То есть как это через два часа? А вчера? Оно же вчера было!
– Так, так… тебя точно не контузило? Работать сможешь? Тут уже приходила Марта и говорила…
Тут Ирина Максимовна понизила голос до шепота, но Марту передразнила мастерски:
– Что видела тебя вчера в ресторане сомнительной репутации в неадекватном виде.
– Да пошла она, прошмандовка брайтонская! – заорала я так, что окончательно проснулась.
Ирина хрюкнула от счастья на другом конце, но тут же отчеканила:
– Так, давай приводи себя в порядок и позвони через 15 минут. Не позвонишь – автоматом высылаем Наташу.
Я села на кровати. А было ли то, что было вчера?
Какая-то розовая тварь шмыгнула под кровать. Остатки вчерашних глюков, ясно. Кыш!
Я собрала телефон, умылась. Оглядела себя в зеркало. Ни царапин. Ни синяков. В голове только легкий туман, но в целом очень даже ничего. И никаких тайн – вдруг я вспомнила, что еще вчера мне все стало ясно.
Позвонила Ирине. Убедила, что да, адекватная я. Оделась. Причесалась. Шляпка… Эх, бедная ты моя шляпка!..
Пошла.
У подъезда стоял мерс, а из него приветливо махал рукой давешний водитель-этнограф-ксенофоб. Так-с, опять началось…
– Меня прислали тебя подвезти.
– С каких это пор мы на ты? – холодно спросила я.
– Ты что, обиделась что ли? – простодушно удивился он, – Садись, не дуйся. Помиримся.
– Нет уж я лучше сама.
– Слышь, подруга, у меня приказ тебя подвезти. Ты что хочешь, чтобы я на виду всего двора тебя в машину пихал, а ты бы еще орала как ненормальная? Давай, давай, лезь сама не порть себе прическу. Нам еще на опознание надо, кстати, заскочить.
– Какое опознание? – я сразу подумала об Андрее.
– Козлолюбивых ваших вчерашних взяли. Надо опознать. Паспорт с собой?
– А Катюша?
– Вот ты сядь в машину, я тебе и про Катюшу и расскажу. А так не стану.
Я села и машина тронулась. Но не на дорогу, а в подземый гараж около нашего дома. После вчерашнего я совсем не удивилась тому, что один из боксов гаража был входом в подземный тоннель. Мы проехали по узкому проходику и выскочили на широкую подземную улицу.
Где чуть не столкнулись с каким-то джипом, который нас оббибикал и из окна высунулась рука с волосатым пальцем.
– Дожили, – возмутился водитель, – уже и черные сюда пролезли.
Машин под землей было непривычно много. Водила застонал аж:
– Все, ну все сюда уже перелезли. Министерства, депутаты, помощники депутатов, комитеты, олигархи эти паршивые, банки-шманки, мэрия-шмерия – кого тут только нет! И у всех спецпропуска – не подкопаешься. Ууу, коррупция проклятая! Вчера вообще видел сюр – автобус с экскурсией для вип-иностранцев. Типа «тайная жизнь Москвы». Тьфу. Скоро пробки уже начнутся, как наверху. Будем еще один уровень копать.
– А что было вчера? Почему я ничего не помню? А как вы нас нашли.
– Дык, тебе же чип зачем воткнули?
– Ааа… Но я не помню ничего. Козла помню, а потом… Что было потом?
– Нервный срыв. Бывает. Тебе врач наш что-то там вколол, ты и вырубилась.
– А мой нож?
– Мы забрали. Занятный ножик. В музее ему самое место.
– А Катюша что?
– А ей-то что сделается? Отряхнулась, да и поехала оттуда на телевидение. Сейчас дома спит. Обдолбалась какой-то новой китайской синтетикой, до обеда не встанет. Ага, вот и прокуратура.
Я несколько приободрилась, осознав, что реальная опасность хоть и не была вчера ликвидирована, но до обеда мне не грозит.
Однако, подумала я, однако, как они все это успевают – жрать, пить, нюхать, колоться, куролесить, тусоваться, развратничать – и всегда выглядеть свежими и молодыми. Их только «новая китайская синтетика» валит, и то на полдня. А я как посижу на работе, как приеду домой, как схожу в магазин – ну ни что уже не гожусь, даже поесть иногда сил нет! Наверное, из пассионариев она. Та же порода, что у Бориса Ваграныча, только с обратным знаком.
Тем временем мы въехали в гараж, остановились у ожидавшей нас группы и вышли.
Прокурор был лаконичен.
– Это? – спросил он у меня, указав на стол. Там были разложены Катюшины пожитки.
– Да.
– Эти? – он перевел палец на задержанных. Витю и Степана я узнала, других нет – но ведь я их толком и не разглядела. Но сказала.
– Эти.
– Тогда у меня все.
Прокурор широким жестом сгреб драгоценности в чемоданчик, каковой вручил водителю, и удалился.
– Спасибо, – вслед ему крикнул водитель.
– Чем могу, – отозвался прокурор.
– А теперь, голубчики, буду говорить я – сказал водитель, напустив на себя серьезный вид, – ты, Степан, стой здесь, остальные бодрым спортивным бегом вон в ту дверь, наверх по лестнице и на улицу. И чтоб духу вашего тут не было!
Витя и братья послушно исчезли. Остался одни Степан. Водитель поглядел на него так, что тот вжал голову в плечи.
– Тебе, гражданин Грабовский, уже было прозрачно намёкнуто, и не раз – не шалить. Забыл?
– Я же… это… мы пошутить хотели.
– Пошутил ты на полтора лимона, ага. В ломбарде взяли вас, шутников. Короче, кувшин твоих глупых шуток показал дно. Понял смысл восточного речевого оборота? Мне приказано передать, что еще раз засветишься без приказа – вылетишь обратно, на Курский вокзал в артель к своим гадалкам. Или вообще сядешь. Так что торчи в своем астрале и не высовывайся. Всё. Пшол вон.
Степан Грабовский бодро затрусил к выходу.
– Взрослые вроде люди, а как дети, – пробурчал водитель. – Так, теперь в Кремль.
Мы поехали.
– Скажите, – спросила я водителя, – я у вас что, теперь типа своя?
– Вроде бы так получается.
– Скажите, а много народу знает, что их двое?
– Вованов-то? Да, в общем, много уже. Кота в мешке не утаишь. Особенно, их двое и у каждого шило. Шутка.
– И что? Долго это все будет продолжаться?
– Слишком общий вопрос задаете, девушка. Мне это, конечно, не нравится, но мое дело приказы выполнять. А сколько это будет продолжаться, сейчас сама спросишь. Приехали. Я заезжать не буду. Вылезай, дальше пешком. Вон туда.
Подземный вход в Кремль выглядел буднично. Дверь с гербом, за ней солдат с автоматом. Я подошла, показала паспорт, меня пропустили, указали на лифт.
Я поднялась и вышла – уже на ковры на «обычном» этаже. Меня встретил референт и проводил до кабинета.
В кабинете сидел сам Вован, вернее, второй Сам. Или первый. Один из, короче.
– Здравствуйте, – он галантно приподнялся, – садитесь. Прежде всего, позвольте принести извинения за вчерашние недоразумения.
Вблизи было ясно, что это совершенно разные люди, несмотря на стопроцентное внешнее сходство.
– Чтобы не тратить зря время, вот ответы на все ваши вопросы – он пододвинул ко мне папку, – там распечатка и вордовый файл на флешке. Но вы, кажется, хотите спросить что-то еще?
– Да. Почему…
– Минуточку. Мы выяснили, что вы хотите кое-что спросить, но я не дал вам разрешения спрашивать. Прошу не обижаться на мои слова, это просто небольшой урок дисциплины. Вам она в дальнейшем понадобится. В целом же, мне очень приятно видеть вас в наших рядах.
– Разрешите все-таки вопросы?
– Разрешаю. Но у вас одна минута. Йеменская делегация на подходе. Поэтому буду отвечать кратко, возможно, вы не все поймете.
– Почему вчера меня не убили?
– Потому что как только ситуация с моим напарником вышла из-под контроля, вы попали в поле зрения наших аналитиков, которые предложили наилучший вариант развития ситуации. В этом варианте вы становитесь на нашу сторону. Но вывод созрел не сразу, и эти дальнейшие ваши приключения – уже чистая случайность. Приятно видеть, что все опасности вас миновали.
– А с чего они взяли, что я приму вашу сторону?
– Вас просчитали психологи. Вы уже на нашей стороне, просто еще не привыкли к этой мысли.
– Вы пользуетесь жестокими методами.
– Ага. Ну и что? Разве те, на кого вы работаете в газете, пользуются методами рыцарскими?
– К вашим я никогда не привыкну.
– А вам они и не понадобятся. Внешне ваша жизнь не изменится.
– Гм… Вернемся к вчерашнему – как это у вас получается, что ситуации из-под контроля выходят?
– Ничто не совершенно. И мы тоже. Вы же помните, какое наследство нам досталось. Мы только начинаем всерьез наводить порядок. Да и контингент оставляет пока желать лучшего, но мы на подъеме, учимся на ходу… Все. Минута истекла. Спасибо. Еще раз – очень приятно было увидеться. Честное слово президента. Надеюсь не в последний раз. Текст интервью и флешку отвезут в вашу редакцию с фельдъегерем.
– А я куда?
– Туда, где вы сможете задать еще несколько вопросов. Референт проводит вас.
Он вышел. Явился референт и жестом пригласил меня подойти к стене. Дубовые панели раздвинулись и я вошла в новый лифт.
Вышла я не поймешь где, но это было точно подземелье. За стеной что-то погремело и смолкло – может метро?
Передо мной была дверь с табличкой «Отдел кадров». Я вошла.
В комнате было уютно – аквариумы, кресла, картины с Арбата и портрет какого-то дядьки с усами на почетном месте. За большим столом сидел румяный старичок. Перед ним была свалена гора книг, судя по обложкам, дешевые приключенческие издания. Лицо старца показалось мне знакомым. Он тоже, как и Вован наверху, привстал и сел только после того, как я устроилась в кресле напротив.
– Чаю? Кофе?
– Правды. Кто вы?
– Пенсионер.
– Я не это имела в виду. Кто вы… ну по званию, что ли?
– Генерал. В отставке.
– Опять не то. Как Вас зовут?
– Николай. Фамилия Кружков.
– Письма вы мне писали?
– Ага.
– Постойте… вы же тот самый. Из ГКЧП. Вас не расстреляли?
– Тот самый. Как видите, жив. Ну что, нравится вам эта правда? – он весело подмигнул, – а вы тут кого ожидали встретить? Смелее. Искусство правильно задавать вопросы – это целая философия, но ее можно освоить, только начиная с малого.
– А чем это вы тут …. занимаетесь?
– «Ведь кино то уже кончилось» – передразнил он и ответил: – руковожу небольшой ветеранской организацией, консультирующей органы власти. Заодно курирую проект «Двойники и близнецы».
– А что эти, там наверху, еще и близнецы?
– Да. Двойники устарели и возни с ними слишком много. Близнецы удобнее.
– И вы полагаете, что все идет отлично?
– Все идет вполне удовлетворительно, предсказуемо. Конечно, хозяйство беспокойное, но настоящий кошмар миновал.
– Вы, небось всех близнецов в стране под контролем держите?
– Да.
– А это кто? Дзержинский? – я указала на портрет усатого.
– Отто Бисмарк фон Шенгаузен. Ему приписывают слова «Никогда не воюйте с Россией. Потому что на всякую вашу хитрость она ответит непредсказуемой глупостью». Уроки истории обычно никто не учит, но мы выучили этот урок и реализовали его по-немецки досконально. Впрочем, давайте, пройдемся по бункеру. После небольшой экскурсии, вам будет проще спрашивать.
Мы вышли в коридор, прошли несколько шагов и оказались на большой балконообразной галерее. Гигантским кругом она опоясывала зал, который, совсем как в современных офисах, был разбит на «кьюбикли», а в них, как личинки в сотах шевелились сотрудники. Другие фигурки сновали туда-сюда. Обстановка была рабочая, как в улье. Зал и гудел соответственно.
На стенах нижнего зала висели многочисленные табло, самыми большими были огромная карта Москвы и огромная карта России. На них вспыхивали и гасли сотни огоньков. По самой галерее тоже шмыгало изрядное количество народу, большая часть дверей в кабинеты была открыта там явно кипела работа.
Зал был увенчан куполом, где горела какая-то суперлампа, освещавшая все.
Мы пошли вдоль перил. Я с любопытством вертела головой.
Кружков начал экскурсию.
– Вот отсюда мы и химичим. Простираем свои руки в дела человеческие.
– Монументальненько.
– Это старый штаб и командный пункт ПВО, еще при Сталине начали строить. Сейчас военные переехали, а помещение осталось. Вот мы его и заняли – чего такому помещению простаивать.
– А это что? – я указала на нестерпимый блеск в вершине купола.
– Солнце. Настоящее. По световоду сверху подается, почти без потерь, только без тепла. Люди же под землей сидят, им нужно немного ультрафиолета.
– А что делает публика внизу?
– Разное. Вон нефтяной отдел, рядом газовый. Вон партийно-депутатский.
– А те кто? А вот те?
Совершенно не таясь, он охарактеризовал мне функции и настоящие задачи каждого отдела, на который я показывала пальцем.
– Это интернетчики и медийщики, коллеги ваши. Это отдел близнецов и двойников. Вон еврейский, а вон ИОР – «Идиотизм в Оппозиции Режиму». Вон научный. Вон военный. Вон чеченский. Вон отдел персональных проектов – Белкович, Павлович и прочие. Всех не пересчитаешь – проблем в стране много. Даже мебельный отдел есть.
– Мебельный?
– Вы же слыхали о махинациях в мебельном бизнесе? Да и министр обороны у нас из мебельщиков.
Так мы обошли круг по галерее и вернулись в кабинет.
– Ну? Продолжим?
– В чем сущность вашего заговора?
– Противостоять Марте Генриховне и ее хозяевам. Их цель – взять Россию без войны. Путем скупки элит. И этого они все еще могут достичь. Они, увы, сильнее нас. Еще Андропов бил тревогу, но хмыри из политбюро не хотели этого признавать и мы упустили время. Организация врагов мощнее идеологически и богаче финансово. Они могут оболванить многих и купить всех. Они долго организовывали и отлаживали свою сеть. Дошло до того, что мы знаем их людей, знаем их структуры, видим их денежные потоки – но никого не можем схватить за руку!
Но мы не сдавались и не сдаемся.
В 90-е годы мы прошли перигей бессилия – люди были растеряны, ложные ценности заполняли оставшийся после распада СССР идеологический вакуум, страна была на грани развала, история как имперская, так и новейшая была оболгана. В Кремле открыто рулили воры, предатели и лица с двойным гражданством. А мы едва-едва успевали менять двойников предыдущего президента – как спички сгорали!
Догадайся американцы тогда потратить несколько миллиардов долларов на подкуп еще нескольких ключевых фигур, или даже просто прояви они немного терпения – и в России сейчас было бы то, что в Ираке. Или хуже. Кроме того, оттуда, – он показал наверх, – к нам рвался ваш знакомый Борис Ваграныч, тогда еще секретарь совета безопасности. Он на этой должности уже разгромил несколько спецслужб, и нас бы не пожалел.
– Куда это мы? – спросила я, чуя совсем уж неладное. Весь кайф окончательно выветрился.
– Замуж тебя выдадим.
Пройдя каким-то коридорам через чернильную тьму, которую не рассеивал даже фонарик, мы остановились перед массивной железной дверью. Катюша постучала особым стуком.
– Назовитесь, – раздался голос из-за двери.
– Вить, это я.
– А с тобой кто?
– Она.
– Она? Кто… а, понял.
Дверь бесшумно отворилась. Перед нами был какой-то пацан в монашьем халате с капюшоном. В руках его горела толстая свеча.
– Все уже собрались, вас ждут, – сказал он, – Следуйте за мной.
Мы пошли за ним по лестнице вниз, вниз, вниз – я даже сбилась считать этажи. Потом коридоры какие-то, закоулки, снова коридоры. Свет от свечи не давал ничего толком разглядеть. Наконец, куда-то пришли.
Помещение, в которое нас привел Витя, было слабо освещено тусклой лампочкой. В нем находились еще три человека в монашеских балахонах с капюшонами. Стены были изрисованы всякой сатанинской символикой. В углу находились стол и стулья.
Катюша с порога заявила:
– Так, пацаны, у меня сорок минут, потом у меня прямой эфир в Останкино начинается. Уложимся?
– Ты привела ее! – с восторгом в голосе отозвался один из них, и другие закивали головами в знак одобрения.
– Так, Степан, сколько раз тебе говорить, если я обещаю, то я делаю. Принимай.
Она вытолкнула меня в центр освещенного пятна.
– Братья, поприветствуем ее, нашу избавительницу! – Степан и остальные церемонно поклонились.
– Вы собираетесь меня убить? – спросила я.
Братья захихикали, а Степан сказал:
– Тебе что, Катюша ничего не сказала? Девочка, тебя избрал в невесты сам Козловул – демон третьего круга. Дела его настолько ужасны, что… в общем, сама увидишь. Раз в 666 лет он выходит Оттуда, чтобы найти себе невесту – и сегодня как раз такой день. Вернее он ее уже нашел и идет сюда чтобы ее взять. То есть тебя. Разве ты уже не почувствовала его внимания на себе уже давно? Разве не изрыгали уста твои и лжи лукавства? Разве не были писания твои напитаны ядом? Разве не видела ты сегодня с утра черного солнца? Разве не пировала ты с князем безумным в колпаке шутовском? Разве не носило тебя по подземельям и вертепам развратным?
– Это точно, денек выдался дурацкий… – пробормотала я, даже не зная, как на это все реагировать. В чем-то он был прав.
Издалека донесся звук, похожий на вой.
– Грядет! – охнул Степан, выпучив от восторга глаза. – Грядет! Сработало!
Братья переглядывались. Катюша насупилась.
– Готовься, сестра, – обратился ко мне Степан. – ибо сегодня твой великий день. Уже нет времени тебе все рассказывать. В могуществе, которое ты обретешь, ты превзойдешь всех царей земных. Свет будет меркнуть там, где ты ступаешь, правоверные будут насиловать матерей своих, матери будут поедать младенцев, а дети будут убивать отцов, отцы будут… это, как его… в общем, воцариться Блуд Великий, мало не покажется! А тот, кого ты родишь в этом великом нечестивом браке, свергнет самого царя небесного! И наступит, наконец, настоящая свобода! И вкусим мы жизнь вечную, и поклонимся тебе, и будем по правую руку от тебя!
– Чо, мы слугами что ли будем? – спросила Катюша озадаченно.
– Не слугами, а воинами тьмы. Так, Катюша, опять за свое. Я же тебе все объяснял. Не время сейчас, процесс пошел уже.
– Ладно, ладно, молчу. Но все-таки прикольно – эта кошелка нам еще и приказывать будет. Арт-проект, бля.
Степан достал из незаметной ниши в стене бутылку водки и набор рюмок. Разлил со словами:
– Так. Поскольку дело нам предстоит нервное, надо немножечко по русскому обычаю поднапружиниться. Братья, Катюша – ну, с… тьфу, чуть лишнего не сказал. Тьфу, тьфу, тьфу, семьнадесять семериц и сорок сороков тьфу. В общем, будем здоровы.
Хряпнули по рюмочке. Мне не дали. Один из братьев вдруг спросил:
– А она точно девственница?
– Нет!!! – заорала я.
– Девственница, девственница. – авторитетно заявила Катюша, – я в таких делах разбираюсь. Тебе справку что-ли привезти надо было?
– Все-таки надо бы удостовериться, – беспокоился брат.
– А ты знаешь, как это проверять? – спросил Степан.
– Не знаю.
– И я не знаю. Мда… Но проверить надо.
Степан насупился и двинулся ко мне. Проверку он начал с того, что снял с меня шляпку и бросил на один из стульев.
Снова раздался вой, на этот раз уже громче. Степан тут же отскочил, явно с облегчением.
– Ладно, некогда уже. И так сойдет. Погнали… Так, стоп, стоп. Катюша, что у тебя там на шее? Снимай цепочки эти! Быстро!
– Зачем?
– Это же металл. Он нагреется сейчас, как микроволновке. Ожог будет. Снимай, снимай, скорее. Коронок нет металлических на зубах? Штифты там всякие, скобы – никуда не вставляли?
– Нет.
– Хорошо. Короче, снимай все лишнее. Телефон там тоже не нужен.
– Ну ладно… А брюлики?
– Кристаллическая структура может поля усиливать. Не знаешь, что ли? А поля тут вредные сейчас будут. Очень вредные. Чем больше брюлик, тем больше риска. Все снимай, с ушей с пальцев, куда там еще у тебя одето. Пирсинг всякий тоже. Должно быть только тело и рубище на нем. Раздеться надо по-хорошему.
– Вот еще!… Об этом уговора не было.
– Ладно, не раздевайся. Надеюсь, у тебя хэбэ, без синтетики?
– Обижаешь – коттон, сто процентов, – бормотала Катюша, проворно снимать амуницию. – Но куда я их тут дену-то?
– Складывай всё вот сюда, в мешок. Витя посторожит.
– А пряжки на туфлях.
– Снимай туфли. Вот там тапки лежат, одевай.
– А пуговицы – они с латунью же.
– Пуговицы… пуговицы не считаются.
– Но вы же обещали! – заканючил Витя, в мешок которому сыпались Катюшины немалые сокровища, – я же все делал, как вы приказывали, я тоже имею право. А пентаграмма? Как же пентаграмма? Ведь без меня же она не сложится.
– Сиди в приемной. Мало ли что. Ритуал опасный, а ты молодой. Насмотришься еще.
– Я же все делал, как вы говорили. А когда сторож в шахту лифта свалился – кто его добивать лазил? И после этого меня же и не пускают?
– Все, сиди здесь, я сказал. Катюша, вот тебе балахон, накинь капюшон так чтобы только впереди был обзор. Пояс не завязывай, если загорится, скинешь сразу. Ага, вот так.
Вой раздался где-то уже недалеко.
– Но Степан Анатольич, ну я хоть в щелочку погляжу… – возник Витя.
– Витя! Стой здесь. Амулет поправь! – строго прошептал Степан. Тот сник и понуро прижал к себе Катюшин вещмешок, который она как раз закончила заполнять.
– Смотри, не тырь оттуда, – прошипела Катюша, – я все проверю.
Братья пошли в соседнюю комнату и потащили меня, упиравшуюся всеми коленками. Стены были кафельные, а посреди был не то провал, не то пролом в полу, из которого тянуло холодом и тленом. Там еще один стол, похожий на операционный, меня тут же на него уложили и привязали. Окропили какой-то водой. Под голову, в ноги и по бокам разложили амулеты. Рот затыкать не стали, но орать мне не оралось. Я только тихонечко выла.
– Так, всё, приступаем.
Степан расставил своих людей, Катюшу отогнали в дальний угол. Степан обошел помещение, подергал узлы на моих веревках, проверил, все ли на месте, раздал мел и занял свое место на небольшом возвышении. Накинул капюшон.
Все они что-то там нарисовали рядом с собой на полу и по команде Степана пробормотали заклятия. Страхуются, гады, подумала я в бессильной злобе.
Из провала послышались треск, звуки, мерные похожие на шаги. Степан задул свечку, так сделали и все остальные. Комната освещалась еле-еле – от щели в двери, в которую подглядывал Витя. Но вот и эта полоска света погасла.
Степан воззвал:
– Явись, о Козловул, повелитель наш!
– Явись! – хором призвали остальные.
– Явись, Козловул, ибо мы, дети твои призываем тебя.
– Явись! – повторили голоса.
В провале обозначилось движение. Со стола мне было все хорошо видно. Я похолодела. Нечто мохнатое и бесформенное медленно выплывало из тьмы.
– Явись, Козловул, отец наш и прими наш скромный дар!
– Явись, – поддержал Степана нестройный хор.
Откуда-то сбоку повалил холодный туман – прямо как на рок концерте. Я вжалась в стол.
– А теперь, братья, соратники мои, – голос Степана звенел от напряжения – замкнем уста и очистим мысли от всего земного, чтобы не мешать таинству великой свадьбы. Гряди же, о Козловул, к своей суженой, ибо ждет она тебя. Аминь.
– Аминь – ответили голоса.
Козловул что-то промычал в ответ. Туман, наконец, заволок все.
В кромешной тьме слышалось какое-то сопение, тихие шаги и даже хихиканье.
Потом стало тихо.
Я лежала на каменном столе, но ничего не происходило. Страх мой нарастал, чувства обострялись. Я слышала свое дыхание, стук сердца, похожее на щелчки лопанье век. Снова возникла какая-то возня рядом и волна мурашек пробежала по всему телу. Чьи-то шаги и натужное сопение звучали совсем рядом. Вот оно… Но… снова все смолкло.
Туман уже начал рассеиваться, как вдруг по моим ушам резанул чудовищный вой. Одновременно моей оголенной руки коснулась колкая шерсть.
Это было слишком. Я вскочила и, разорвав веревки, в одно мгновение вылетела из «жертвенной» в «приемную».
Там была только Катюша – выла она.
– Все вынесли, гады, сволочи, – брюлики, рыжье, часы, карточку платиновую беспиновую, телефон Верту… ключи от тачки…. все! Все! Там же миллионы баксов! Каззлы, гады, святоши сраные, кинули, как лохушку, развели суки – дальше последовала тирада, которую я при всем желании не смогла бы запомнить. Ленинградская школа вербальной компенсации экстремальных чувств.
Отгремев, она уставилась на меня.
– А ты… Ты чо молчала? Ты, сссука, ты ответишь. Ты мне этот арт-проект отработаешь. Я тебя сама на органы распотрошу, я тебя…
За моей спиной послышалось цоканье. Я отшатнулась к стене. Катюша – надо ей отдать должное, – даже не пошевелилась. Из тумана, раскачиваясь на задних копытах вышел здоровенный мешок шерсти, увенчанный козлиной головой.
Прошествовав мимо меня и вежливо обойдя сопящую и искрящуюся молниями и даже не дрогнувшую Катюшу, оно обошло стол, устроилось на кресле Степана и хрюкнуло:
– Ой, девчонки. Привет. А кто орал-то? Никого не зарезали?
Из-под шерсти высунулись вполне человеческие руки и сняли козлиную голову. Под ней обнаружилась грязная башка бомжа, похожая на сморщенный и гнилой помидор.
– Девки, мне тут Степан Анатольич бутылку обещали оставить. Вы не видели? А вот она!
Он булькнул пару раз из горла, крякнул и, откинувшись на стуле, повозился и откинул гремучие копыта. Затем с любопытством осмотрел Катюшу.
– Девушка, а я вас где-то видел. Это не вы в Доме-два снимаетесь? Вас не Катюша зовут?
– Оооооооооооооооооооооо-йооооооооо! – простонала Катюша. И села.
На мою шляпу.
У меня в глазах потемнело. Я достала из сумки костяной нож и двинулась на неё.
Снова зазвонил телефон.
И одновременно будильник.
– Аллёууу, – я продрала глаза. Я была дома. Как это?
Звонила Ирина Василевская.
– Слава Богу, ты нашлась. У тебя мобильник отключен.
– Ааа, да, сейчас…
– Мы видели тебя в репортаже о взрыве в Манеже. Мы все больницы обзвонили. Ты цела? Тебя не контузило? Работать сможешь?
– Смогу. А чего надо?
– Через два часа у тебя интервью в Кремле. Ты готова? Или Наташу пошлем?
– Аааа. Да! То есть как это через два часа? А вчера? Оно же вчера было!
– Так, так… тебя точно не контузило? Работать сможешь? Тут уже приходила Марта и говорила…
Тут Ирина Максимовна понизила голос до шепота, но Марту передразнила мастерски:
– Что видела тебя вчера в ресторане сомнительной репутации в неадекватном виде.
– Да пошла она, прошмандовка брайтонская! – заорала я так, что окончательно проснулась.
Ирина хрюкнула от счастья на другом конце, но тут же отчеканила:
– Так, давай приводи себя в порядок и позвони через 15 минут. Не позвонишь – автоматом высылаем Наташу.
Я села на кровати. А было ли то, что было вчера?
Какая-то розовая тварь шмыгнула под кровать. Остатки вчерашних глюков, ясно. Кыш!
Я собрала телефон, умылась. Оглядела себя в зеркало. Ни царапин. Ни синяков. В голове только легкий туман, но в целом очень даже ничего. И никаких тайн – вдруг я вспомнила, что еще вчера мне все стало ясно.
Позвонила Ирине. Убедила, что да, адекватная я. Оделась. Причесалась. Шляпка… Эх, бедная ты моя шляпка!..
Пошла.
У подъезда стоял мерс, а из него приветливо махал рукой давешний водитель-этнограф-ксенофоб. Так-с, опять началось…
– Меня прислали тебя подвезти.
– С каких это пор мы на ты? – холодно спросила я.
– Ты что, обиделась что ли? – простодушно удивился он, – Садись, не дуйся. Помиримся.
– Нет уж я лучше сама.
– Слышь, подруга, у меня приказ тебя подвезти. Ты что хочешь, чтобы я на виду всего двора тебя в машину пихал, а ты бы еще орала как ненормальная? Давай, давай, лезь сама не порть себе прическу. Нам еще на опознание надо, кстати, заскочить.
– Какое опознание? – я сразу подумала об Андрее.
– Козлолюбивых ваших вчерашних взяли. Надо опознать. Паспорт с собой?
– А Катюша?
– Вот ты сядь в машину, я тебе и про Катюшу и расскажу. А так не стану.
Я села и машина тронулась. Но не на дорогу, а в подземый гараж около нашего дома. После вчерашнего я совсем не удивилась тому, что один из боксов гаража был входом в подземный тоннель. Мы проехали по узкому проходику и выскочили на широкую подземную улицу.
Где чуть не столкнулись с каким-то джипом, который нас оббибикал и из окна высунулась рука с волосатым пальцем.
– Дожили, – возмутился водитель, – уже и черные сюда пролезли.
Машин под землей было непривычно много. Водила застонал аж:
– Все, ну все сюда уже перелезли. Министерства, депутаты, помощники депутатов, комитеты, олигархи эти паршивые, банки-шманки, мэрия-шмерия – кого тут только нет! И у всех спецпропуска – не подкопаешься. Ууу, коррупция проклятая! Вчера вообще видел сюр – автобус с экскурсией для вип-иностранцев. Типа «тайная жизнь Москвы». Тьфу. Скоро пробки уже начнутся, как наверху. Будем еще один уровень копать.
– А что было вчера? Почему я ничего не помню? А как вы нас нашли.
– Дык, тебе же чип зачем воткнули?
– Ааа… Но я не помню ничего. Козла помню, а потом… Что было потом?
– Нервный срыв. Бывает. Тебе врач наш что-то там вколол, ты и вырубилась.
– А мой нож?
– Мы забрали. Занятный ножик. В музее ему самое место.
– А Катюша что?
– А ей-то что сделается? Отряхнулась, да и поехала оттуда на телевидение. Сейчас дома спит. Обдолбалась какой-то новой китайской синтетикой, до обеда не встанет. Ага, вот и прокуратура.
Я несколько приободрилась, осознав, что реальная опасность хоть и не была вчера ликвидирована, но до обеда мне не грозит.
Однако, подумала я, однако, как они все это успевают – жрать, пить, нюхать, колоться, куролесить, тусоваться, развратничать – и всегда выглядеть свежими и молодыми. Их только «новая китайская синтетика» валит, и то на полдня. А я как посижу на работе, как приеду домой, как схожу в магазин – ну ни что уже не гожусь, даже поесть иногда сил нет! Наверное, из пассионариев она. Та же порода, что у Бориса Ваграныча, только с обратным знаком.
Тем временем мы въехали в гараж, остановились у ожидавшей нас группы и вышли.
Прокурор был лаконичен.
– Это? – спросил он у меня, указав на стол. Там были разложены Катюшины пожитки.
– Да.
– Эти? – он перевел палец на задержанных. Витю и Степана я узнала, других нет – но ведь я их толком и не разглядела. Но сказала.
– Эти.
– Тогда у меня все.
Прокурор широким жестом сгреб драгоценности в чемоданчик, каковой вручил водителю, и удалился.
– Спасибо, – вслед ему крикнул водитель.
– Чем могу, – отозвался прокурор.
– А теперь, голубчики, буду говорить я – сказал водитель, напустив на себя серьезный вид, – ты, Степан, стой здесь, остальные бодрым спортивным бегом вон в ту дверь, наверх по лестнице и на улицу. И чтоб духу вашего тут не было!
Витя и братья послушно исчезли. Остался одни Степан. Водитель поглядел на него так, что тот вжал голову в плечи.
– Тебе, гражданин Грабовский, уже было прозрачно намёкнуто, и не раз – не шалить. Забыл?
– Я же… это… мы пошутить хотели.
– Пошутил ты на полтора лимона, ага. В ломбарде взяли вас, шутников. Короче, кувшин твоих глупых шуток показал дно. Понял смысл восточного речевого оборота? Мне приказано передать, что еще раз засветишься без приказа – вылетишь обратно, на Курский вокзал в артель к своим гадалкам. Или вообще сядешь. Так что торчи в своем астрале и не высовывайся. Всё. Пшол вон.
Степан Грабовский бодро затрусил к выходу.
– Взрослые вроде люди, а как дети, – пробурчал водитель. – Так, теперь в Кремль.
Мы поехали.
– Скажите, – спросила я водителя, – я у вас что, теперь типа своя?
– Вроде бы так получается.
– Скажите, а много народу знает, что их двое?
– Вованов-то? Да, в общем, много уже. Кота в мешке не утаишь. Особенно, их двое и у каждого шило. Шутка.
– И что? Долго это все будет продолжаться?
– Слишком общий вопрос задаете, девушка. Мне это, конечно, не нравится, но мое дело приказы выполнять. А сколько это будет продолжаться, сейчас сама спросишь. Приехали. Я заезжать не буду. Вылезай, дальше пешком. Вон туда.
Подземный вход в Кремль выглядел буднично. Дверь с гербом, за ней солдат с автоматом. Я подошла, показала паспорт, меня пропустили, указали на лифт.
Я поднялась и вышла – уже на ковры на «обычном» этаже. Меня встретил референт и проводил до кабинета.
В кабинете сидел сам Вован, вернее, второй Сам. Или первый. Один из, короче.
– Здравствуйте, – он галантно приподнялся, – садитесь. Прежде всего, позвольте принести извинения за вчерашние недоразумения.
Вблизи было ясно, что это совершенно разные люди, несмотря на стопроцентное внешнее сходство.
– Чтобы не тратить зря время, вот ответы на все ваши вопросы – он пододвинул ко мне папку, – там распечатка и вордовый файл на флешке. Но вы, кажется, хотите спросить что-то еще?
– Да. Почему…
– Минуточку. Мы выяснили, что вы хотите кое-что спросить, но я не дал вам разрешения спрашивать. Прошу не обижаться на мои слова, это просто небольшой урок дисциплины. Вам она в дальнейшем понадобится. В целом же, мне очень приятно видеть вас в наших рядах.
– Разрешите все-таки вопросы?
– Разрешаю. Но у вас одна минута. Йеменская делегация на подходе. Поэтому буду отвечать кратко, возможно, вы не все поймете.
– Почему вчера меня не убили?
– Потому что как только ситуация с моим напарником вышла из-под контроля, вы попали в поле зрения наших аналитиков, которые предложили наилучший вариант развития ситуации. В этом варианте вы становитесь на нашу сторону. Но вывод созрел не сразу, и эти дальнейшие ваши приключения – уже чистая случайность. Приятно видеть, что все опасности вас миновали.
– А с чего они взяли, что я приму вашу сторону?
– Вас просчитали психологи. Вы уже на нашей стороне, просто еще не привыкли к этой мысли.
– Вы пользуетесь жестокими методами.
– Ага. Ну и что? Разве те, на кого вы работаете в газете, пользуются методами рыцарскими?
– К вашим я никогда не привыкну.
– А вам они и не понадобятся. Внешне ваша жизнь не изменится.
– Гм… Вернемся к вчерашнему – как это у вас получается, что ситуации из-под контроля выходят?
– Ничто не совершенно. И мы тоже. Вы же помните, какое наследство нам досталось. Мы только начинаем всерьез наводить порядок. Да и контингент оставляет пока желать лучшего, но мы на подъеме, учимся на ходу… Все. Минута истекла. Спасибо. Еще раз – очень приятно было увидеться. Честное слово президента. Надеюсь не в последний раз. Текст интервью и флешку отвезут в вашу редакцию с фельдъегерем.
– А я куда?
– Туда, где вы сможете задать еще несколько вопросов. Референт проводит вас.
Он вышел. Явился референт и жестом пригласил меня подойти к стене. Дубовые панели раздвинулись и я вошла в новый лифт.
Вышла я не поймешь где, но это было точно подземелье. За стеной что-то погремело и смолкло – может метро?
Передо мной была дверь с табличкой «Отдел кадров». Я вошла.
В комнате было уютно – аквариумы, кресла, картины с Арбата и портрет какого-то дядьки с усами на почетном месте. За большим столом сидел румяный старичок. Перед ним была свалена гора книг, судя по обложкам, дешевые приключенческие издания. Лицо старца показалось мне знакомым. Он тоже, как и Вован наверху, привстал и сел только после того, как я устроилась в кресле напротив.
– Чаю? Кофе?
– Правды. Кто вы?
– Пенсионер.
– Я не это имела в виду. Кто вы… ну по званию, что ли?
– Генерал. В отставке.
– Опять не то. Как Вас зовут?
– Николай. Фамилия Кружков.
– Письма вы мне писали?
– Ага.
– Постойте… вы же тот самый. Из ГКЧП. Вас не расстреляли?
– Тот самый. Как видите, жив. Ну что, нравится вам эта правда? – он весело подмигнул, – а вы тут кого ожидали встретить? Смелее. Искусство правильно задавать вопросы – это целая философия, но ее можно освоить, только начиная с малого.
– А чем это вы тут …. занимаетесь?
– «Ведь кино то уже кончилось» – передразнил он и ответил: – руковожу небольшой ветеранской организацией, консультирующей органы власти. Заодно курирую проект «Двойники и близнецы».
– А что эти, там наверху, еще и близнецы?
– Да. Двойники устарели и возни с ними слишком много. Близнецы удобнее.
– И вы полагаете, что все идет отлично?
– Все идет вполне удовлетворительно, предсказуемо. Конечно, хозяйство беспокойное, но настоящий кошмар миновал.
– Вы, небось всех близнецов в стране под контролем держите?
– Да.
– А это кто? Дзержинский? – я указала на портрет усатого.
– Отто Бисмарк фон Шенгаузен. Ему приписывают слова «Никогда не воюйте с Россией. Потому что на всякую вашу хитрость она ответит непредсказуемой глупостью». Уроки истории обычно никто не учит, но мы выучили этот урок и реализовали его по-немецки досконально. Впрочем, давайте, пройдемся по бункеру. После небольшой экскурсии, вам будет проще спрашивать.
Мы вышли в коридор, прошли несколько шагов и оказались на большой балконообразной галерее. Гигантским кругом она опоясывала зал, который, совсем как в современных офисах, был разбит на «кьюбикли», а в них, как личинки в сотах шевелились сотрудники. Другие фигурки сновали туда-сюда. Обстановка была рабочая, как в улье. Зал и гудел соответственно.
На стенах нижнего зала висели многочисленные табло, самыми большими были огромная карта Москвы и огромная карта России. На них вспыхивали и гасли сотни огоньков. По самой галерее тоже шмыгало изрядное количество народу, большая часть дверей в кабинеты была открыта там явно кипела работа.
Зал был увенчан куполом, где горела какая-то суперлампа, освещавшая все.
Мы пошли вдоль перил. Я с любопытством вертела головой.
Кружков начал экскурсию.
– Вот отсюда мы и химичим. Простираем свои руки в дела человеческие.
– Монументальненько.
– Это старый штаб и командный пункт ПВО, еще при Сталине начали строить. Сейчас военные переехали, а помещение осталось. Вот мы его и заняли – чего такому помещению простаивать.
– А это что? – я указала на нестерпимый блеск в вершине купола.
– Солнце. Настоящее. По световоду сверху подается, почти без потерь, только без тепла. Люди же под землей сидят, им нужно немного ультрафиолета.
– А что делает публика внизу?
– Разное. Вон нефтяной отдел, рядом газовый. Вон партийно-депутатский.
– А те кто? А вот те?
Совершенно не таясь, он охарактеризовал мне функции и настоящие задачи каждого отдела, на который я показывала пальцем.
– Это интернетчики и медийщики, коллеги ваши. Это отдел близнецов и двойников. Вон еврейский, а вон ИОР – «Идиотизм в Оппозиции Режиму». Вон научный. Вон военный. Вон чеченский. Вон отдел персональных проектов – Белкович, Павлович и прочие. Всех не пересчитаешь – проблем в стране много. Даже мебельный отдел есть.
– Мебельный?
– Вы же слыхали о махинациях в мебельном бизнесе? Да и министр обороны у нас из мебельщиков.
Так мы обошли круг по галерее и вернулись в кабинет.
– Ну? Продолжим?
– В чем сущность вашего заговора?
– Противостоять Марте Генриховне и ее хозяевам. Их цель – взять Россию без войны. Путем скупки элит. И этого они все еще могут достичь. Они, увы, сильнее нас. Еще Андропов бил тревогу, но хмыри из политбюро не хотели этого признавать и мы упустили время. Организация врагов мощнее идеологически и богаче финансово. Они могут оболванить многих и купить всех. Они долго организовывали и отлаживали свою сеть. Дошло до того, что мы знаем их людей, знаем их структуры, видим их денежные потоки – но никого не можем схватить за руку!
Но мы не сдавались и не сдаемся.
В 90-е годы мы прошли перигей бессилия – люди были растеряны, ложные ценности заполняли оставшийся после распада СССР идеологический вакуум, страна была на грани развала, история как имперская, так и новейшая была оболгана. В Кремле открыто рулили воры, предатели и лица с двойным гражданством. А мы едва-едва успевали менять двойников предыдущего президента – как спички сгорали!
Догадайся американцы тогда потратить несколько миллиардов долларов на подкуп еще нескольких ключевых фигур, или даже просто прояви они немного терпения – и в России сейчас было бы то, что в Ираке. Или хуже. Кроме того, оттуда, – он показал наверх, – к нам рвался ваш знакомый Борис Ваграныч, тогда еще секретарь совета безопасности. Он на этой должности уже разгромил несколько спецслужб, и нас бы не пожалел.