– Знаешь, что мне давеча приснилось в лесу?.. Будто на волосы мне сел мотылёк… это было так щекотно, но в то же время очень приятно…
Иги с глубоким вздохом поцеловал меня в лоб.
Лишь вечером он впервые действительно меня отсношал. Было уже полдесятого, распустив волосы и надев сорочку с глубоким вырезом, я лежала в своём роскошном номере, умышленно не заперев дверь, поскольку мне было жаль Иги и я надеялась, что сие событие всё же произойдёт! Тут раздался негромкий стук в дверь, и в комнату вошёл Иги. На нём был очень смешной костюм из синего шёлка, густо отделанный шнурами и прочими украшениями, точно венгерка Ферри… Мой Иги явился в постель гусаром, о господи! Я тотчас же натянула одеяло на голову и завизжала, мне было до смерти стыдно, а он осторожно присел на край кровати, можно даже сказать, скользнул, и влюблённым взглядом проникновенно посмотрел на меня:
– Я что-то не могу сегодня заснуть, дитя моё, и с удовольствием ещё поболтал бы с тобой немного…
Но вместо слов он тут же перешёл к делу. Рука его оказалась под одеялом, он сжал мне титьки, и соски их сразу встали! Я сделала вид, будто хочу убрать его руку, и изогнулась, но нужно было видеть Иги в этот момент! Он вдруг с таким пылом сгрёб меня в охапку, что у меня затрещали кости. Рывком сбросив вниз одеяло, он обнажил мне верхнюю половину тела, быстро присел перед кроватью на корточки, сунул одну руку в штаны, а другой так крепко держал меня за предплечье, так что я не имела уже никакой возможности прикрыть свою сладкую молочную ферму!
– Боже мой… какая красота… о боже, чистый мрамор… изваяние…
С этими словами он заключил меня в объятия и так сжал за спиной руки, что у меня груди выпятились. После этого он начал меня целовать, лизать, чмокать, обсасывать и покусывать, так что вскоре и снизу и сверху я стала мокрой как мышь, он знал толк в этом, только ему требовалось время! Сначала я, для пущей убедительности, уклонялась от его ласк, но потом уже сама привлекла этого большого младенца к розовым соскам и ласково погладила его шерстистый затылок. У него перехватило дыхание, он даже стонать не мог! Наконец он оставил в покое мои распалившиеся соски, которые сейчас стали большими, словно ягоды малины, и, выпрямившись, откинулся назад, отчего его тугой помазок сам собой выскочил из ширинки. Я завизжала как девственница, прикрыла ладонью глаза и смотрела сквозь пальцы!
– Очень испугалась?.. Ну, ну, ну… пожалуйста, пожалуйста, взгляни на него ещё раз… такой тугой и такой большой… ты с удовольствием на него смотришь? Он тебе нравится? Тебе уже приходилось такое видеть? Сколько раз? Он тебя радует?
Я почти неслышно выдохнула:
– Да-а-а…
– Ты хотела бы почувствовать его внутри?
Я перевернулась на живот, отрицательно затрясла головой и зарылась лицом в подушку!
– Нет, нет, ради бога, не сегодня, не-е сегодня!
– Не сегодня? Почему? Пожалуйста, пожалуйста! Подари мне блаженство! Вот увидишь! Всего лишь самую малость, только один единственный раз!
Сейчас я была совершенно голая, сорочка прикрывала только узкую полоску на бёдрах, постельное бельё было скомкано, и Иги, оседлав меня, фыркал, пыхтел, умолял и всем своим девяностокилограммовым весом навалился на мои колени, чтобы раздвинуть их! Я извивалась, металась из стороны в сторону, вскрикивала, стонала и жалобно причитала:
– Не-е-ет… не-е-ет!
Затем, когда по члену его уже потекла тонкая струйка влаги, я вдруг сделала вид, будто вконец обессилела, уронила руки на постель, закатила глаза и вдруг широко развела ляжки, предоставляя Иги возможность самостоятельно занять правильную позицию! В охватившем его страстном возбуждении он не сразу нашёл вход в сладкую дырочку, я для порядка тихонько вскрикнула и повернулась так, чтобы он сам собой оказался внутри, не тратя на это слишком много времени и усилий! Наконец! Свершилось! Ну, теперь надо было видеть нашего Иги. Половой акт получился недурственным! Громадный мужик едва не задавил меня насмерть, проткнув чуть не до самого сердца, пружины кровати жалобно скрипели, такое этот гостиничный номер едва ли когда-нибудь видел!
– Ты-ы-ы с удо-вольствием отдаёшься?.. Да-а-а?.. Тебе при-ят-но?.. Член тебе нравится?.. Какая у Пепи узенькая и сладенькая щелочка!.. Ей хорошо?
И внезапно, прямо посреди процесса, он начал меня «допытывать», как принято у нас выражаться!
– Не правда ли, я у тебя не первый?.. Нет?.. Третий?.. Другие действовали так же прекрасно?
В ответ я жалобно простонала что-то нечленораздельное, отрицательно покачала головой и для пущей наглядности всхлипнула!
– Та-а-а-ак… та-а-а-ак… а-а-а-га… пре-кра-а-а-сно… что-о-о… бр-р-р…
Я не могла взять в толк, зачем ему это нужно – обычно Иги был таким разумным человеком, но вот в делах постельных оказался сущим ребёнком! Он всё время хотел, чтобы я восхищалась им и разыгрывала из себя девственницу! Ну, эту радость я ему, слава богу, могла доставить, ибо по узкому входу в мой вертеп нельзя было заметить, что он уже многим оказывал гостеприимство! Наконец он выстрелил в меня струёй горячей спермы, зарычал, вскинулся вверх и, заскрежетав зубами, всеми десятью пальцами впился мне в голые ягодицы! Потом обвалился на меня, уткнулся разгорячённым лицом мне в плечо, ещё немного поводил во мне истекающим пестиком и проклокотал:
– На-ко-нец! Слава богу…
Вскоре он встал, пот ручьями струился с него, но он был безмерно счастлив! Между исполинских ляжек его качался ещё не утративший эрекции член, и, когда он теперь снова улёгся рядом со мной, я как бы случайно погладила его бравого служаку и растёрла по жёлудю последние капли! Мой Иги замурлыкал как старый кот. Он погладил меня по волосам, поцеловал мне руку, и вдруг я ощутила у себя меж грудей холодную каплю! Иги положил мне на грудь изумительной красоты рубин!
– Когда мы приедем в Вену, надо пойти с ним к ювелиру!
Камень был действительно изумительной красоты, позднее к нему добавились ещё сапфир и бриллиант, и все три камня Иги велел вправить в одно кольцо, которое я ношу и по сегодняшний день! Забавно, насколько он был влюблён, я же редко испытывала с ним чувство. Я сношалась со взрослым мужиком, однако, меня часто не покидало ощущение, что я натаскиваю гимназиста! Но он проявлял щедрость и признательность, и когда я показывала ему что-нибудь новенькое, был вне себя от восторга, как будто впервые проникал в женщину!
В Вене, куда мы вернулись в понедельник, я получила жильё в его дворце на бульваре Ринг! Замечательный дом, однако, сам Иги занимал только первый этаж, там же находилась и его контора. Я поселилась на втором этаже у генеральской вдовы, мужа которой он когда-то знавал и которой почти полностью сократил арендную плату с тем, чтобы та предоставила в моё распоряжение прекрасную огромную комнату, выходящую окнами на Ринг! У Ксандля я имела целую квартиру, однако комната от Иги была роскошнее! Он велел перенести ко мне из своих апартаментов множество красивых ковров, бронзовые статуи, изящные безделушки, старинное оружие и коллекцию фарфоровых изделий вместе с застеклённым шкафом.
Я жила как принцесса, но Иги редко поднимался ко мне наверх, преимущественно я сама по вечерам спускалась к нему. В восемь часов он имел обыкновение принимать ванну и больше всего любил, чтобы я купалась вместе с ним! Ванная комната была просторной и целиком выполнена из мрамора, собственно ванна представляла собой небольшой бассейн, встроенный в пол, две маленькие бронзовые фигуры помогали сойти в него. Чаще всего Иги встречал меня в полосатом, турецком халате, целовал руку и потом очень медленно раздевал, порой это могло длиться три четверти часа. Он целую вечность целовал и вылизывал каждый участок моего тела. Процедура раздевания доставляла ему величайшее удовольствие. Медленно освободив меня от бесчисленных застёжек, крючочков и петель, он иногда принимался играть своим толстым, широким языком на моей надушенной мандолине, прямо в «погреб» он заходил ко мне редко. Ему также нравилось, когда я лизала его, вот только это нередко превращалось в сплошное мучение, поскольку требовалось очень много времени, чтобы довести его до оргазма, и у меня часто сводило судорогой язык. У каждого еврея, которому сделано обрезание, головка члена постоянно обнажена и потому гораздо менее чувствительна, чем у христианина. Однако мне полезно было найти подход и к такому жёлудю, а с Иги я этому научилась. И ещё одним положительным качеством обладал Иги. Всякий раз, когда я бывала с ним вместе, он дарил мне деньги, даже таксу себе определённую выработал. За щекотание головки члена или за сдрачивание я получала большую и блестящую серебряную монету в пять крон, а за лизание – двадцать крон. Во время купания он любил предаваться игре в вопросы и ответы, которую сам придумал и с помощью которой он возбуждал в нас обоих эротическое вдохновение.
Он:
– Так, чем же мы займёмся сейчас?
Я:
– Не знаю!
Он:
– Нет, знаешь!
Я:
– Будут сняты юбка и шта… нет, мне стыдно…
Он:
– И штаны тоже! Что мы тогда увидим?
Я:
– Не скажу!
Он:
– Тогда я тебе сам скажу! Мы увидим маленькую сладкую дырочку!
Я:
– Нет, мне лучше уйти, убежать отсюда!
Он:
– Что за глупости ты придумала! Затем девочка пойдёт ко мне в ванну! Кто же там уже поджидает девочку?
Я:
– Член!
Он:
– Да, правильно, член! Большой! Толстый! Тугой! Член, член, член!
Я:
– И потом он войдёт в маленькую узкую щелочку! Но не сделает больно! Щелочка такая узенькая!
Потом он первым заходил в воду, плескался и булькал точно морж, хватал меня, когда я тоже начинала спускаться, и втаскивал меня в воду, так что только брызги летели во все стороны, заливая пол. Он аплодировал мне, ласково гладил, а затем надавливал, будто собираясь делать мне массаж. После этого усаживал меня на дно ванны между своих разведённых ног, так что густые волосы на его груди щекотали мне спину. Сжимал и сдавливал мои титьки, захватывая их то через моё плечо, то из-под мышек, сжимал мою попу могучими ляжками, и я поясницей чувствовала его стражника, уже в напряжённом ожидании стоящего на посту! При этом он без умолку болтал всякий вздор:
– Единственная моя… если бы тебя не было у меня… боже, какая беленькая и сладкая… а попочка… так, где же там наша малышка, сладенькая… боже мой, какой животик…
Как правило, потом он привлекал меня под водою к себе на член и вставлял мне его снизу и сзади, отчего вода смешно булькала, хлюпала и плескала.
Я долго сохраняла верность Иги, меня, надо признать, утомило венгерское путешествие, кроме того я не хотела портить с ним отношения. Но один раз я была уже на волосок от этого, и всё из-за идиотских «фотографий обнажённой натуры», как выражался Иги! Ведь мой Иги, кроме всего прочего, увлекался фотографированием, забавы ради, однако делал весьма неплохие снимки. И когда я однажды зашла в ванную комнату, там, на трёх тонких ножках, уже стоял массивный ящик с камерой, а Иги вставлял в него пластинку! Естественно в ванной уже находился и широкий диван, на котором сегодня лежал пёстрый японский платок, вышитый птицами!
На сей раз Иги в виде исключения раздел меня быстро, и я должна была лечь на диван, повернувшись попой к нему и опираясь на одну руку! Причём попой, живописно, как у наложницы из гарема, выставленной вперёд, к фотокамере!
Иги целую вечность возился у аппарата, и один раз, поскользнувшись, чуть не свалился на пол вместе со всем хозяйством. Наконец, первый снимок был готов. И мы оба раскашлялись, таким едким запахом заполнила ванную комнату вспышка магния. Потом ещё одна фотография, я стояла перед объективом камеры в чём мать родила и держала на плече итальянский кувшинчик. И в завершение я должна была лечь на софу, свесить через край ноги и как можно шире раздвинуть ляжки, а Иги, запинаясь, пробормотал:
– Дитя, сделай мне одолжение, мне хочется иметь фотографию сладкой малышки, я просто обязан её сделать! Клянусь тебе, что ни один посторонний человек не увидит пластинку, только ты да я.
Итак, под занавес я сделала ему одолжение. Когда-то, ещё совсем молоденькой девочкой, меня, помнится, уже щёлкали в таком виде. Иги, член которого становился с каждой минутой всё крепче и больше, пододвинул аппарат почти вплотную, уткнув его чуть ли не в самую плюшку, и когда, наконец, щёлкнул, то оступился, заскользил и, в конце концов, рухнул на меня вместе с ящиком, так что я ощутила лоном объектив камеры как член, только очень холодный. Однако снимки получились хорошие, только вот последняя фотография вышла уж больно смешной! Моя голова и титьки выглядели на ней совершенно миниатюрными, потому что аппарат был установлен в идиотском ракурсе, затем шло громадное белое пятно, так запечатлел дагерротип мои ляжки, а в самом центре его – большая, чёрная как смоль отверстая вагина! Но именно эта фотография больше всего понравилась Иги, и он дал мне отпечатки всех снимков, которые я заперла в ящик туалетного столика!
Между тем дела в моём кафе шли бойко, я каждый день выкраивала часок, чтобы сходить туда и взглянуть. Шинок был всегда до отказа набит посетителями, и через несколько дней, как раз к моему дню рождения, должно было состояться открытие «Артистического рая». Встретив меня теперь, Штеффи сказала, что один актёр Бург-театра ужасно интересуется мною, и непременно хотел бы увидеть, по крайней мере, моё изображение. К несчастью у меня при себе оказались фотографии, на которых я была снята обнажённой. Штеффи, просмотрев их, пришла в восторг, и не захотела больше выпускать снимки из своих рук, она-де обязательно должна показать их тому актёру, такое тело увидишь не каждый день! И я, глупая курица, в конце концов, отдала ей снимки под её честное-пречестное слово, что уже на следующий день она непременно вернёт их мне. И – иногда человеку просто катастрофически не везёт – в тот же вечер Иги, против своего обыкновения, поднялся ко мне наверх, немножко поплакался и неожиданно спросил:
– Послушай, ты сохранила те фотографии? Они в ящике стола, да? Знаешь что, дай мне их, пожалуйста, иногда в голову приходят совсем неожиданные мысли!
Я на мгновение побледнела как мел, представив себе, как Иги открывает ящик стола, который, разумеется, был пуст, и, запинаясь, пролепетала:
– О господи, милый Иги, я их куда-то переложила и теперь не могу вспомнить… Я их ещё вчера искала, эти снимки, но они пропали точно по волшебству…
Однако Иги, недоверчивый, нервный и дёрганый по натуре, вскочил на ноги и хотел, было, отодвинуть меня в сторону, чтобы самому кинуться на поиски и перерыть злополучный ящик. Он вопил, причитал и бранился:
– Ты только погляди на неё! Она куда-то засунула фотографии! Разве такое теряют?! Не лги мне, ты отдала их какому-нибудь мужчине, наглая натура! И я должен с этим мириться? Говорю тебе, нет, нет и ещё раз нет!
В страхе я обхватила руками его голову и осыпала градом пылких поцелуев, отчего в стеклянной горке задребезжал фарфор, а между поцелуями лихорадочной и нежной скороговоркой увещевала:
– Но Иги, милый Иги, почему ты совершенно не доверяешь, злой Иги, своей бедной Пепи? Ты ведь прекрасно знаешь, что я принадлежу только Иги, не надо так волноваться, вот увидишь, опять голова разболится, да и малыш тоже волнуется, бедный малыш, где же она там у нас… ага… тсс!
С этими словами я в панике извлекла хвост у него из штанов, крепко сжала и начала тянуть его к себе, натирая изо всей силы, потому что Иги окончательно потерял контроль над собой! Продолжая говорить что-то, и всячески ласкаясь к нему, я мастурбировала Иги как угорелая. И только когда первые, горячие капли брызнули мне до локтя, Иги, наконец, снова пришёл в себя, вспотел и сконфузился, а я облегчённо вздохнула! И теперь он начал просить и умолять меня не «дуть губки», не обижаться, так что, в конце концов, я уселась к нему на колени и очень тихо промурлыкала:
– Иги, золотой мой Игочка, через несколько дней в городе открывается потрясающий кабак, там соберётся сплошь богемная публика и классные девочки, и всё, должно быть, получится исключительно шикарно и весело! Мне бы ужасно хотелось когда-нибудь увидеть нечто подобное! Выведи меня туда, Иги, ну скажи «да»? Договорились? Чудесно!
Иги был удивительно доверчив, достаточно мне было только изобразить из себя невинного «зайчика», как он тут же сыграл по моим нотам! Теперь мне оставалось лишь без промедления предупредить Штеффи, чтобы она, когда мы появимся там, вела себя со мной как с совершенно незнакомой особой, ибо, если Иги узнает, что я владею рестораном, где официантки развлекают гостей и побуждают их к увеличению расходов, он без лишних слов немедленно прогонит меня! За период сожительства с Иги я твёрдо усвоила две вещи: еврей недоверчив и предпочитает совокупляться дома!
Это был запоминающийся вечер, когда Иги привёл меня на открытие «Артистического рая». За день до этого я посвятила Штеффи в свои планы, а она, в свою очередь, строго-настрого приказала разбитным официанткам, швейцару и прочему персоналу в вечер торжественного открытия обращаться со мной как с совершенно незнакомой дамой. Подобные меры предосторожности были крайне необходимы, поскольку люди ведь знали, кто я такая, во время ремонта я частенько заходила в кафе, да и многие из постоянных посетителей «погребка» тоже меня уже узнавали. Всякий раз, когда во второй половине дня я переступала порог заведения, кучера и шофёры поворачивали в мою сторону головы и перешёптывались у меня за спиной:
– Это она. Владелица. Чего? Ей всё принадлежит? А она неплохо выглядит! Я бы такую отодрал!
Мне было приятно слышать подобные реплики, но я не подавала виду и всегда с большим достоинством проходила в задние помещения, где беседовала со Штеффи. Я с удовлетворением наблюдала, как бойко продвигается вперёд работа ремонтников, как доставляется мебель с изящной бархатной обивкой, однако больше всего мне нравилось следить за работой молодого художника! Как несколькими точными штрихами чёрного грифеля он набрасывал на стене силуэты танцовщиц, сутенёров, юных чистильщиков обуви и полицейских, а потом кистью и красками расписывал их. Наблюдать за этим было одно удовольствие!
На день рождения мой Иги преподнёс мне в подарок бриллиантовую брошь и великолепное платье из чёрного шёлка! Я пришла в восторг и в порыве благодарности осыпала своего расточительного любовника тысячью поцелуев, но потом уселась к нему на колени и лукаво промолвила:
– Ну а теперь недостаёт самого главного! Надеюсь, ты не забыл? Сегодня вечером ты ведёшь меня в «Артистический рай»!
Тут Иги скорчил физиономию, точно кот под дождём, и запричитал:
– Детка, прошу тебя, так ли уж это обязательно? Кто знает, что там может случиться? Ты всё-таки теперь дама. Разве узнаешь заранее, чего там наслушаешься?
Но делать было нечего, и в десять часов вечера Иги подкатил со мной на Козырную улицу! Я вырядилась в пух и прах, шелестела шёлковыми нижними юбками, а на груди у меня сияла новая брошь. Иги был во фраке, только воротничок оказался ему слишком тесен, и он без конца растягивал его пальцем.
Очень солидным получился мой «Артистический рай». Широкие окна были завешены синими гардинами, изнутри доносились приглушённые звуки музыки, и только несколько пёстрых ламп да большая вывеска указывали на то, что здесь располагается увеселительный ресторан! В «погребке» не осталось уже ни души. Зато в задних помещениях яблоку негде было упасть от наплыва гостей! Во всех ложах господа во фраках и дамы в изысканных туалетах с дорогими украшениями. Царила весьма приличная и подобающая случаю обстановка. Во всех ложах смеялись и пили, очень хороший пианист ненавязчиво перебирал клавиши инструмента, иногда доносился хлопок открываемой бутылки с шампанским, то там то здесь слышалось тихое хихиканье, когда какую-нибудь даму легонько щекотали! Вот и всё! Однако Иги очень недоверчиво обнюхался, когда мы вошли, и нас с придворной учтивостью приветствовала очень красивая черноволосая дама. Я как дура вытаращила глаза! Сейчас я ни за что не узнала бы в ней Штеффи! Великолепное огненно-алое платье со шлейфом и с таким смелым декольте, что бог знает, куда можно было заглянуть, серьги с рубинами, тёмно-красная роза в волосах, одним словом, Штеффи выглядела настоящей испанкой. Только вот накрашена она была чуточку излишне.
– Как любезно с вашей стороны, господа, – радушно проговорила она, – что вы оказали нам честь своим посещением. Мы надеемся, что вам у нас понравится, и что мы и впредь будем принимать вас!
И Штеффи, шелестя шлейфом, провела нас к небольшой ложе, зарезервированной для нас. Миниатюрный, покрытый белой скатертью столик, в углу ведёрко с шампанским, оранжево-красное электрическое освещение и синяя бархатная портьера. Всё выглядело очень располагающе и уютно. Меня Штеффи тоже приветствовала с убийственной почтительностью, я же в ответ только очень высокомерно кивнула. Штеффи и бровью не повела, однако, когда уходила, чтобы прислать к нам старшего официанта, она, уже оборотившись спиной к нам, как бы невзначай покачала крутыми бёдрами, которые выразительно подчёркивал туго облегающий шёлк платья. Иги проводил её взглядом и облизнул губы, но когда я гневно откашлялась, он очень перепугался и как бы в оправдание поспешил сказать:
– Ты видела, как она накрашена? Ну, за румянами многого не скроешь. Однако особа шикарная!
Теперь я сделала очень обиженное лицо и язвительно заметила:
– Ах, должна сказать, хорошо же ты со мной обращаешься в день моего рождения! Знаешь что, отправь-ка меня домой и пригласи к себе на бокал шампанского эту даму в красном! Она тебе не откажет, она не из тех!
Иисус-Мария, Иги пришёл в полное отчаяние от моих слов! Он тысячу раз поцеловал мне руку, клялся мне всем, что дорого и свято, что ни одного мгновения не думает о другой, и попросил у меня извинения. Потом мы с ним чокнулись бокалами, пенистое вино было превосходным, поболтали немного о том, о сём, но когда старший официант собрался, было, задёрнуть в нашей ложе штору, Иги сердито отослал его прочь. Вокруг нас между тем стало уже заметно шумнее. Любопытные и весёлые взгляды гостей то и дело обращались в нашу сторону, где-то играла гитара и кто-то пел под неё, послышался звон разбитого бокала, в ложе напротив какой-то мужчина бросал лепестки роз в декольте своей дамы. Одним словом, настроение воцарилось веселое, и все вокруг были, как на иголках. Только я сидела со своим скучным Иги. Он сковывал мой энтузиазм и никак не давал развернуться! Тогда в голову мне пришла одна идея. Я попросила у него разрешения отлучиться на минутку и побежала на кухню к Штеффи, которая с ликующим возгласом обняла меня и осыпала поцелуями:
– Пепи, ты выглядишь герцогиней! Желаю тебе любви и добра в день рождения, живи тысячу лет счастливой и здоровой! Ну что скажешь, изящно оборудован у меня наш «интимный уголок»! А теперь подумай, куда на время пристроить твоего старого еврея, здесь собралась масса моих знакомых, и они умирают от любопытства, желая лично познакомиться с очаровательной хозяйкой!
– Штеффи, я как раз ради этого и прибежала, пойди, забери его у меня! Пока он торчит там, я ни к кому не могу подойти!
Штеффи скорчила рожицу, подмигнула и сказала:
– Всё уладим. Сейчас я отправлюсь к нему, и если между нами что-то возникнет, закати скандал!
И она, шелестя платьем, жеманно прошествовала в ложу Иги, предусмотрительно почти наглухо задёрнув за собой штору. Я скользнула вслед за ней, и, посмеиваясь в душе, с любопытством стала подглядывать за происходящим через щелку портьеры. Штеффи приблизилась к моему Иги и очень сладким и ласковым голосом прямо спросила его:
– Господин коммерции советник доволен нами? Ах, я была бы просто счастлива, если бы наша атмосфера пришлась вам по душе, и вы пожелали впредь почаще заходить к нам! Иногда, может быть, даже без своей красивой супруги? В таком случае нам представилась бы возможность немного поболтать друг с другом!
Иги буквально пожирал её взглядом, глаза у него чуть из орбит не лезли, и он беспрерывно облизывал губы. Ловкая Штеффи змеёй подкралась вплотную к нему, протиснулась между его коленей и положила ему руки на плечи, как будто собираясь поправить ему воротник. Он дёрнулся, было, пытаясь высвободиться, и смущённо, но всё же с похотливым вожделением посмотрел на неё. Штеффи склонилась к нему так низко, что её полная смуглая грудь почти коснулась его лица, и проворковала:
– Мне ужасно хотелось бы ближе познакомиться с вами…
Говоря это, она коленом массировала ему ширинку. Лицо Иги совершенно посинело. Он вроде бы пытался отодвинуть Штеффи, однако ладони его при этом почему-то блуждали по её пышному заду. А рука, которой он собирался заслониться от нее, скользнула вверх по прекрасным полушариям её груди. Она кокетливо взвизгнула и сказала:
– Однако, однако, ваша уважаемая жена в любой момент может вернуться.
Иги облизнулся и словно клещами защемил Штеффи ляжками, так что она теперь не могла вырваться.
Иги с глубоким вздохом поцеловал меня в лоб.
Лишь вечером он впервые действительно меня отсношал. Было уже полдесятого, распустив волосы и надев сорочку с глубоким вырезом, я лежала в своём роскошном номере, умышленно не заперев дверь, поскольку мне было жаль Иги и я надеялась, что сие событие всё же произойдёт! Тут раздался негромкий стук в дверь, и в комнату вошёл Иги. На нём был очень смешной костюм из синего шёлка, густо отделанный шнурами и прочими украшениями, точно венгерка Ферри… Мой Иги явился в постель гусаром, о господи! Я тотчас же натянула одеяло на голову и завизжала, мне было до смерти стыдно, а он осторожно присел на край кровати, можно даже сказать, скользнул, и влюблённым взглядом проникновенно посмотрел на меня:
– Я что-то не могу сегодня заснуть, дитя моё, и с удовольствием ещё поболтал бы с тобой немного…
Но вместо слов он тут же перешёл к делу. Рука его оказалась под одеялом, он сжал мне титьки, и соски их сразу встали! Я сделала вид, будто хочу убрать его руку, и изогнулась, но нужно было видеть Иги в этот момент! Он вдруг с таким пылом сгрёб меня в охапку, что у меня затрещали кости. Рывком сбросив вниз одеяло, он обнажил мне верхнюю половину тела, быстро присел перед кроватью на корточки, сунул одну руку в штаны, а другой так крепко держал меня за предплечье, так что я не имела уже никакой возможности прикрыть свою сладкую молочную ферму!
– Боже мой… какая красота… о боже, чистый мрамор… изваяние…
С этими словами он заключил меня в объятия и так сжал за спиной руки, что у меня груди выпятились. После этого он начал меня целовать, лизать, чмокать, обсасывать и покусывать, так что вскоре и снизу и сверху я стала мокрой как мышь, он знал толк в этом, только ему требовалось время! Сначала я, для пущей убедительности, уклонялась от его ласк, но потом уже сама привлекла этого большого младенца к розовым соскам и ласково погладила его шерстистый затылок. У него перехватило дыхание, он даже стонать не мог! Наконец он оставил в покое мои распалившиеся соски, которые сейчас стали большими, словно ягоды малины, и, выпрямившись, откинулся назад, отчего его тугой помазок сам собой выскочил из ширинки. Я завизжала как девственница, прикрыла ладонью глаза и смотрела сквозь пальцы!
– Очень испугалась?.. Ну, ну, ну… пожалуйста, пожалуйста, взгляни на него ещё раз… такой тугой и такой большой… ты с удовольствием на него смотришь? Он тебе нравится? Тебе уже приходилось такое видеть? Сколько раз? Он тебя радует?
Я почти неслышно выдохнула:
– Да-а-а…
– Ты хотела бы почувствовать его внутри?
Я перевернулась на живот, отрицательно затрясла головой и зарылась лицом в подушку!
– Нет, нет, ради бога, не сегодня, не-е сегодня!
– Не сегодня? Почему? Пожалуйста, пожалуйста! Подари мне блаженство! Вот увидишь! Всего лишь самую малость, только один единственный раз!
Сейчас я была совершенно голая, сорочка прикрывала только узкую полоску на бёдрах, постельное бельё было скомкано, и Иги, оседлав меня, фыркал, пыхтел, умолял и всем своим девяностокилограммовым весом навалился на мои колени, чтобы раздвинуть их! Я извивалась, металась из стороны в сторону, вскрикивала, стонала и жалобно причитала:
– Не-е-ет… не-е-ет!
Затем, когда по члену его уже потекла тонкая струйка влаги, я вдруг сделала вид, будто вконец обессилела, уронила руки на постель, закатила глаза и вдруг широко развела ляжки, предоставляя Иги возможность самостоятельно занять правильную позицию! В охватившем его страстном возбуждении он не сразу нашёл вход в сладкую дырочку, я для порядка тихонько вскрикнула и повернулась так, чтобы он сам собой оказался внутри, не тратя на это слишком много времени и усилий! Наконец! Свершилось! Ну, теперь надо было видеть нашего Иги. Половой акт получился недурственным! Громадный мужик едва не задавил меня насмерть, проткнув чуть не до самого сердца, пружины кровати жалобно скрипели, такое этот гостиничный номер едва ли когда-нибудь видел!
– Ты-ы-ы с удо-вольствием отдаёшься?.. Да-а-а?.. Тебе при-ят-но?.. Член тебе нравится?.. Какая у Пепи узенькая и сладенькая щелочка!.. Ей хорошо?
И внезапно, прямо посреди процесса, он начал меня «допытывать», как принято у нас выражаться!
– Не правда ли, я у тебя не первый?.. Нет?.. Третий?.. Другие действовали так же прекрасно?
В ответ я жалобно простонала что-то нечленораздельное, отрицательно покачала головой и для пущей наглядности всхлипнула!
– Та-а-а-ак… та-а-а-ак… а-а-а-га… пре-кра-а-а-сно… что-о-о… бр-р-р…
Я не могла взять в толк, зачем ему это нужно – обычно Иги был таким разумным человеком, но вот в делах постельных оказался сущим ребёнком! Он всё время хотел, чтобы я восхищалась им и разыгрывала из себя девственницу! Ну, эту радость я ему, слава богу, могла доставить, ибо по узкому входу в мой вертеп нельзя было заметить, что он уже многим оказывал гостеприимство! Наконец он выстрелил в меня струёй горячей спермы, зарычал, вскинулся вверх и, заскрежетав зубами, всеми десятью пальцами впился мне в голые ягодицы! Потом обвалился на меня, уткнулся разгорячённым лицом мне в плечо, ещё немного поводил во мне истекающим пестиком и проклокотал:
– На-ко-нец! Слава богу…
Вскоре он встал, пот ручьями струился с него, но он был безмерно счастлив! Между исполинских ляжек его качался ещё не утративший эрекции член, и, когда он теперь снова улёгся рядом со мной, я как бы случайно погладила его бравого служаку и растёрла по жёлудю последние капли! Мой Иги замурлыкал как старый кот. Он погладил меня по волосам, поцеловал мне руку, и вдруг я ощутила у себя меж грудей холодную каплю! Иги положил мне на грудь изумительной красоты рубин!
– Когда мы приедем в Вену, надо пойти с ним к ювелиру!
Камень был действительно изумительной красоты, позднее к нему добавились ещё сапфир и бриллиант, и все три камня Иги велел вправить в одно кольцо, которое я ношу и по сегодняшний день! Забавно, насколько он был влюблён, я же редко испытывала с ним чувство. Я сношалась со взрослым мужиком, однако, меня часто не покидало ощущение, что я натаскиваю гимназиста! Но он проявлял щедрость и признательность, и когда я показывала ему что-нибудь новенькое, был вне себя от восторга, как будто впервые проникал в женщину!
В Вене, куда мы вернулись в понедельник, я получила жильё в его дворце на бульваре Ринг! Замечательный дом, однако, сам Иги занимал только первый этаж, там же находилась и его контора. Я поселилась на втором этаже у генеральской вдовы, мужа которой он когда-то знавал и которой почти полностью сократил арендную плату с тем, чтобы та предоставила в моё распоряжение прекрасную огромную комнату, выходящую окнами на Ринг! У Ксандля я имела целую квартиру, однако комната от Иги была роскошнее! Он велел перенести ко мне из своих апартаментов множество красивых ковров, бронзовые статуи, изящные безделушки, старинное оружие и коллекцию фарфоровых изделий вместе с застеклённым шкафом.
Я жила как принцесса, но Иги редко поднимался ко мне наверх, преимущественно я сама по вечерам спускалась к нему. В восемь часов он имел обыкновение принимать ванну и больше всего любил, чтобы я купалась вместе с ним! Ванная комната была просторной и целиком выполнена из мрамора, собственно ванна представляла собой небольшой бассейн, встроенный в пол, две маленькие бронзовые фигуры помогали сойти в него. Чаще всего Иги встречал меня в полосатом, турецком халате, целовал руку и потом очень медленно раздевал, порой это могло длиться три четверти часа. Он целую вечность целовал и вылизывал каждый участок моего тела. Процедура раздевания доставляла ему величайшее удовольствие. Медленно освободив меня от бесчисленных застёжек, крючочков и петель, он иногда принимался играть своим толстым, широким языком на моей надушенной мандолине, прямо в «погреб» он заходил ко мне редко. Ему также нравилось, когда я лизала его, вот только это нередко превращалось в сплошное мучение, поскольку требовалось очень много времени, чтобы довести его до оргазма, и у меня часто сводило судорогой язык. У каждого еврея, которому сделано обрезание, головка члена постоянно обнажена и потому гораздо менее чувствительна, чем у христианина. Однако мне полезно было найти подход и к такому жёлудю, а с Иги я этому научилась. И ещё одним положительным качеством обладал Иги. Всякий раз, когда я бывала с ним вместе, он дарил мне деньги, даже таксу себе определённую выработал. За щекотание головки члена или за сдрачивание я получала большую и блестящую серебряную монету в пять крон, а за лизание – двадцать крон. Во время купания он любил предаваться игре в вопросы и ответы, которую сам придумал и с помощью которой он возбуждал в нас обоих эротическое вдохновение.
Он:
– Так, чем же мы займёмся сейчас?
Я:
– Не знаю!
Он:
– Нет, знаешь!
Я:
– Будут сняты юбка и шта… нет, мне стыдно…
Он:
– И штаны тоже! Что мы тогда увидим?
Я:
– Не скажу!
Он:
– Тогда я тебе сам скажу! Мы увидим маленькую сладкую дырочку!
Я:
– Нет, мне лучше уйти, убежать отсюда!
Он:
– Что за глупости ты придумала! Затем девочка пойдёт ко мне в ванну! Кто же там уже поджидает девочку?
Я:
– Член!
Он:
– Да, правильно, член! Большой! Толстый! Тугой! Член, член, член!
Я:
– И потом он войдёт в маленькую узкую щелочку! Но не сделает больно! Щелочка такая узенькая!
Потом он первым заходил в воду, плескался и булькал точно морж, хватал меня, когда я тоже начинала спускаться, и втаскивал меня в воду, так что только брызги летели во все стороны, заливая пол. Он аплодировал мне, ласково гладил, а затем надавливал, будто собираясь делать мне массаж. После этого усаживал меня на дно ванны между своих разведённых ног, так что густые волосы на его груди щекотали мне спину. Сжимал и сдавливал мои титьки, захватывая их то через моё плечо, то из-под мышек, сжимал мою попу могучими ляжками, и я поясницей чувствовала его стражника, уже в напряжённом ожидании стоящего на посту! При этом он без умолку болтал всякий вздор:
– Единственная моя… если бы тебя не было у меня… боже, какая беленькая и сладкая… а попочка… так, где же там наша малышка, сладенькая… боже мой, какой животик…
Как правило, потом он привлекал меня под водою к себе на член и вставлял мне его снизу и сзади, отчего вода смешно булькала, хлюпала и плескала.
Я долго сохраняла верность Иги, меня, надо признать, утомило венгерское путешествие, кроме того я не хотела портить с ним отношения. Но один раз я была уже на волосок от этого, и всё из-за идиотских «фотографий обнажённой натуры», как выражался Иги! Ведь мой Иги, кроме всего прочего, увлекался фотографированием, забавы ради, однако делал весьма неплохие снимки. И когда я однажды зашла в ванную комнату, там, на трёх тонких ножках, уже стоял массивный ящик с камерой, а Иги вставлял в него пластинку! Естественно в ванной уже находился и широкий диван, на котором сегодня лежал пёстрый японский платок, вышитый птицами!
На сей раз Иги в виде исключения раздел меня быстро, и я должна была лечь на диван, повернувшись попой к нему и опираясь на одну руку! Причём попой, живописно, как у наложницы из гарема, выставленной вперёд, к фотокамере!
Иги целую вечность возился у аппарата, и один раз, поскользнувшись, чуть не свалился на пол вместе со всем хозяйством. Наконец, первый снимок был готов. И мы оба раскашлялись, таким едким запахом заполнила ванную комнату вспышка магния. Потом ещё одна фотография, я стояла перед объективом камеры в чём мать родила и держала на плече итальянский кувшинчик. И в завершение я должна была лечь на софу, свесить через край ноги и как можно шире раздвинуть ляжки, а Иги, запинаясь, пробормотал:
– Дитя, сделай мне одолжение, мне хочется иметь фотографию сладкой малышки, я просто обязан её сделать! Клянусь тебе, что ни один посторонний человек не увидит пластинку, только ты да я.
Итак, под занавес я сделала ему одолжение. Когда-то, ещё совсем молоденькой девочкой, меня, помнится, уже щёлкали в таком виде. Иги, член которого становился с каждой минутой всё крепче и больше, пододвинул аппарат почти вплотную, уткнув его чуть ли не в самую плюшку, и когда, наконец, щёлкнул, то оступился, заскользил и, в конце концов, рухнул на меня вместе с ящиком, так что я ощутила лоном объектив камеры как член, только очень холодный. Однако снимки получились хорошие, только вот последняя фотография вышла уж больно смешной! Моя голова и титьки выглядели на ней совершенно миниатюрными, потому что аппарат был установлен в идиотском ракурсе, затем шло громадное белое пятно, так запечатлел дагерротип мои ляжки, а в самом центре его – большая, чёрная как смоль отверстая вагина! Но именно эта фотография больше всего понравилась Иги, и он дал мне отпечатки всех снимков, которые я заперла в ящик туалетного столика!
Между тем дела в моём кафе шли бойко, я каждый день выкраивала часок, чтобы сходить туда и взглянуть. Шинок был всегда до отказа набит посетителями, и через несколько дней, как раз к моему дню рождения, должно было состояться открытие «Артистического рая». Встретив меня теперь, Штеффи сказала, что один актёр Бург-театра ужасно интересуется мною, и непременно хотел бы увидеть, по крайней мере, моё изображение. К несчастью у меня при себе оказались фотографии, на которых я была снята обнажённой. Штеффи, просмотрев их, пришла в восторг, и не захотела больше выпускать снимки из своих рук, она-де обязательно должна показать их тому актёру, такое тело увидишь не каждый день! И я, глупая курица, в конце концов, отдала ей снимки под её честное-пречестное слово, что уже на следующий день она непременно вернёт их мне. И – иногда человеку просто катастрофически не везёт – в тот же вечер Иги, против своего обыкновения, поднялся ко мне наверх, немножко поплакался и неожиданно спросил:
– Послушай, ты сохранила те фотографии? Они в ящике стола, да? Знаешь что, дай мне их, пожалуйста, иногда в голову приходят совсем неожиданные мысли!
Я на мгновение побледнела как мел, представив себе, как Иги открывает ящик стола, который, разумеется, был пуст, и, запинаясь, пролепетала:
– О господи, милый Иги, я их куда-то переложила и теперь не могу вспомнить… Я их ещё вчера искала, эти снимки, но они пропали точно по волшебству…
Однако Иги, недоверчивый, нервный и дёрганый по натуре, вскочил на ноги и хотел, было, отодвинуть меня в сторону, чтобы самому кинуться на поиски и перерыть злополучный ящик. Он вопил, причитал и бранился:
– Ты только погляди на неё! Она куда-то засунула фотографии! Разве такое теряют?! Не лги мне, ты отдала их какому-нибудь мужчине, наглая натура! И я должен с этим мириться? Говорю тебе, нет, нет и ещё раз нет!
В страхе я обхватила руками его голову и осыпала градом пылких поцелуев, отчего в стеклянной горке задребезжал фарфор, а между поцелуями лихорадочной и нежной скороговоркой увещевала:
– Но Иги, милый Иги, почему ты совершенно не доверяешь, злой Иги, своей бедной Пепи? Ты ведь прекрасно знаешь, что я принадлежу только Иги, не надо так волноваться, вот увидишь, опять голова разболится, да и малыш тоже волнуется, бедный малыш, где же она там у нас… ага… тсс!
С этими словами я в панике извлекла хвост у него из штанов, крепко сжала и начала тянуть его к себе, натирая изо всей силы, потому что Иги окончательно потерял контроль над собой! Продолжая говорить что-то, и всячески ласкаясь к нему, я мастурбировала Иги как угорелая. И только когда первые, горячие капли брызнули мне до локтя, Иги, наконец, снова пришёл в себя, вспотел и сконфузился, а я облегчённо вздохнула! И теперь он начал просить и умолять меня не «дуть губки», не обижаться, так что, в конце концов, я уселась к нему на колени и очень тихо промурлыкала:
– Иги, золотой мой Игочка, через несколько дней в городе открывается потрясающий кабак, там соберётся сплошь богемная публика и классные девочки, и всё, должно быть, получится исключительно шикарно и весело! Мне бы ужасно хотелось когда-нибудь увидеть нечто подобное! Выведи меня туда, Иги, ну скажи «да»? Договорились? Чудесно!
Иги был удивительно доверчив, достаточно мне было только изобразить из себя невинного «зайчика», как он тут же сыграл по моим нотам! Теперь мне оставалось лишь без промедления предупредить Штеффи, чтобы она, когда мы появимся там, вела себя со мной как с совершенно незнакомой особой, ибо, если Иги узнает, что я владею рестораном, где официантки развлекают гостей и побуждают их к увеличению расходов, он без лишних слов немедленно прогонит меня! За период сожительства с Иги я твёрдо усвоила две вещи: еврей недоверчив и предпочитает совокупляться дома!
Это был запоминающийся вечер, когда Иги привёл меня на открытие «Артистического рая». За день до этого я посвятила Штеффи в свои планы, а она, в свою очередь, строго-настрого приказала разбитным официанткам, швейцару и прочему персоналу в вечер торжественного открытия обращаться со мной как с совершенно незнакомой дамой. Подобные меры предосторожности были крайне необходимы, поскольку люди ведь знали, кто я такая, во время ремонта я частенько заходила в кафе, да и многие из постоянных посетителей «погребка» тоже меня уже узнавали. Всякий раз, когда во второй половине дня я переступала порог заведения, кучера и шофёры поворачивали в мою сторону головы и перешёптывались у меня за спиной:
– Это она. Владелица. Чего? Ей всё принадлежит? А она неплохо выглядит! Я бы такую отодрал!
Мне было приятно слышать подобные реплики, но я не подавала виду и всегда с большим достоинством проходила в задние помещения, где беседовала со Штеффи. Я с удовлетворением наблюдала, как бойко продвигается вперёд работа ремонтников, как доставляется мебель с изящной бархатной обивкой, однако больше всего мне нравилось следить за работой молодого художника! Как несколькими точными штрихами чёрного грифеля он набрасывал на стене силуэты танцовщиц, сутенёров, юных чистильщиков обуви и полицейских, а потом кистью и красками расписывал их. Наблюдать за этим было одно удовольствие!
На день рождения мой Иги преподнёс мне в подарок бриллиантовую брошь и великолепное платье из чёрного шёлка! Я пришла в восторг и в порыве благодарности осыпала своего расточительного любовника тысячью поцелуев, но потом уселась к нему на колени и лукаво промолвила:
– Ну а теперь недостаёт самого главного! Надеюсь, ты не забыл? Сегодня вечером ты ведёшь меня в «Артистический рай»!
Тут Иги скорчил физиономию, точно кот под дождём, и запричитал:
– Детка, прошу тебя, так ли уж это обязательно? Кто знает, что там может случиться? Ты всё-таки теперь дама. Разве узнаешь заранее, чего там наслушаешься?
Но делать было нечего, и в десять часов вечера Иги подкатил со мной на Козырную улицу! Я вырядилась в пух и прах, шелестела шёлковыми нижними юбками, а на груди у меня сияла новая брошь. Иги был во фраке, только воротничок оказался ему слишком тесен, и он без конца растягивал его пальцем.
Очень солидным получился мой «Артистический рай». Широкие окна были завешены синими гардинами, изнутри доносились приглушённые звуки музыки, и только несколько пёстрых ламп да большая вывеска указывали на то, что здесь располагается увеселительный ресторан! В «погребке» не осталось уже ни души. Зато в задних помещениях яблоку негде было упасть от наплыва гостей! Во всех ложах господа во фраках и дамы в изысканных туалетах с дорогими украшениями. Царила весьма приличная и подобающая случаю обстановка. Во всех ложах смеялись и пили, очень хороший пианист ненавязчиво перебирал клавиши инструмента, иногда доносился хлопок открываемой бутылки с шампанским, то там то здесь слышалось тихое хихиканье, когда какую-нибудь даму легонько щекотали! Вот и всё! Однако Иги очень недоверчиво обнюхался, когда мы вошли, и нас с придворной учтивостью приветствовала очень красивая черноволосая дама. Я как дура вытаращила глаза! Сейчас я ни за что не узнала бы в ней Штеффи! Великолепное огненно-алое платье со шлейфом и с таким смелым декольте, что бог знает, куда можно было заглянуть, серьги с рубинами, тёмно-красная роза в волосах, одним словом, Штеффи выглядела настоящей испанкой. Только вот накрашена она была чуточку излишне.
– Как любезно с вашей стороны, господа, – радушно проговорила она, – что вы оказали нам честь своим посещением. Мы надеемся, что вам у нас понравится, и что мы и впредь будем принимать вас!
И Штеффи, шелестя шлейфом, провела нас к небольшой ложе, зарезервированной для нас. Миниатюрный, покрытый белой скатертью столик, в углу ведёрко с шампанским, оранжево-красное электрическое освещение и синяя бархатная портьера. Всё выглядело очень располагающе и уютно. Меня Штеффи тоже приветствовала с убийственной почтительностью, я же в ответ только очень высокомерно кивнула. Штеффи и бровью не повела, однако, когда уходила, чтобы прислать к нам старшего официанта, она, уже оборотившись спиной к нам, как бы невзначай покачала крутыми бёдрами, которые выразительно подчёркивал туго облегающий шёлк платья. Иги проводил её взглядом и облизнул губы, но когда я гневно откашлялась, он очень перепугался и как бы в оправдание поспешил сказать:
– Ты видела, как она накрашена? Ну, за румянами многого не скроешь. Однако особа шикарная!
Теперь я сделала очень обиженное лицо и язвительно заметила:
– Ах, должна сказать, хорошо же ты со мной обращаешься в день моего рождения! Знаешь что, отправь-ка меня домой и пригласи к себе на бокал шампанского эту даму в красном! Она тебе не откажет, она не из тех!
Иисус-Мария, Иги пришёл в полное отчаяние от моих слов! Он тысячу раз поцеловал мне руку, клялся мне всем, что дорого и свято, что ни одного мгновения не думает о другой, и попросил у меня извинения. Потом мы с ним чокнулись бокалами, пенистое вино было превосходным, поболтали немного о том, о сём, но когда старший официант собрался, было, задёрнуть в нашей ложе штору, Иги сердито отослал его прочь. Вокруг нас между тем стало уже заметно шумнее. Любопытные и весёлые взгляды гостей то и дело обращались в нашу сторону, где-то играла гитара и кто-то пел под неё, послышался звон разбитого бокала, в ложе напротив какой-то мужчина бросал лепестки роз в декольте своей дамы. Одним словом, настроение воцарилось веселое, и все вокруг были, как на иголках. Только я сидела со своим скучным Иги. Он сковывал мой энтузиазм и никак не давал развернуться! Тогда в голову мне пришла одна идея. Я попросила у него разрешения отлучиться на минутку и побежала на кухню к Штеффи, которая с ликующим возгласом обняла меня и осыпала поцелуями:
– Пепи, ты выглядишь герцогиней! Желаю тебе любви и добра в день рождения, живи тысячу лет счастливой и здоровой! Ну что скажешь, изящно оборудован у меня наш «интимный уголок»! А теперь подумай, куда на время пристроить твоего старого еврея, здесь собралась масса моих знакомых, и они умирают от любопытства, желая лично познакомиться с очаровательной хозяйкой!
– Штеффи, я как раз ради этого и прибежала, пойди, забери его у меня! Пока он торчит там, я ни к кому не могу подойти!
Штеффи скорчила рожицу, подмигнула и сказала:
– Всё уладим. Сейчас я отправлюсь к нему, и если между нами что-то возникнет, закати скандал!
И она, шелестя платьем, жеманно прошествовала в ложу Иги, предусмотрительно почти наглухо задёрнув за собой штору. Я скользнула вслед за ней, и, посмеиваясь в душе, с любопытством стала подглядывать за происходящим через щелку портьеры. Штеффи приблизилась к моему Иги и очень сладким и ласковым голосом прямо спросила его:
– Господин коммерции советник доволен нами? Ах, я была бы просто счастлива, если бы наша атмосфера пришлась вам по душе, и вы пожелали впредь почаще заходить к нам! Иногда, может быть, даже без своей красивой супруги? В таком случае нам представилась бы возможность немного поболтать друг с другом!
Иги буквально пожирал её взглядом, глаза у него чуть из орбит не лезли, и он беспрерывно облизывал губы. Ловкая Штеффи змеёй подкралась вплотную к нему, протиснулась между его коленей и положила ему руки на плечи, как будто собираясь поправить ему воротник. Он дёрнулся, было, пытаясь высвободиться, и смущённо, но всё же с похотливым вожделением посмотрел на неё. Штеффи склонилась к нему так низко, что её полная смуглая грудь почти коснулась его лица, и проворковала:
– Мне ужасно хотелось бы ближе познакомиться с вами…
Говоря это, она коленом массировала ему ширинку. Лицо Иги совершенно посинело. Он вроде бы пытался отодвинуть Штеффи, однако ладони его при этом почему-то блуждали по её пышному заду. А рука, которой он собирался заслониться от нее, скользнула вверх по прекрасным полушариям её груди. Она кокетливо взвизгнула и сказала:
– Однако, однако, ваша уважаемая жена в любой момент может вернуться.
Иги облизнулся и словно клещами защемил Штеффи ляжками, так что она теперь не могла вырваться.